Глава 20
Плечо у меня горело. Чья-то рука сняла с меня наглазник и приложила что-то мокрое ко лбу. Я открыл глаза и попытался сфокусироваться на склонившейся надо мной сгорбленной фигуре. В слабом утреннем свете Озрик влажной тряпочкой обтирал мне лицо. Я подумал, что схожу с ума.
– На, Зигвульф, выпей, – сказал он мне и поднес к моим губам кожаную фляжку.
Я отпил и зашелся кашлем, который отдался мучительной болью в плече. Я вернулся в реальный мир. Мы по-прежнему были на горной дороге, но одни.
– Где остальные? Где Хроудланд… и Беренгер? – спросил я, стараясь связать сарацинский наряд Озрика с тем, что запомнил из прошлого вечера.
– Их уже ничто не вернет, – ответил он. – Меня послал вали Хусейн. – Озрик присел на пятки и заглянул прямо мне в лицо. – Вали попросил васконов не причинять тебе вреда. Он по-прежнему дорожит дружбой с тобой.
Я вздрогнул, когда новый спазм боли охватил мое плечо. Озрик осторожно оттянул прорезь в моей брунии и осмотрел рану, оставленную васконским копьем.
– В пылу сражения васконам было трудно помнить пожелания вали, – заметил он.
– Значит, васконы сражались за вали? – выговорил я.
Все кости и мышцы во мне болели.
Озрик покачал головой.
– Они сражались за себя. После Памплоны они жаждали мести.
Я вспомнил беспокоивших наш арьергард сарацин, которые следовали за отступающим от Сарагосы войском. Они могли сообщать васконам о ежедневном перемещении нашего войска.
– Попытайся встать на ноги, – сказал мужчина.
За спиной у него я увидел двух терпеливо стоящих коней. Должно быть, васконы сказали ему, что я бросил своих товарищей, и Озрик привел с собой запасного коня.
Он обхватил меня рукой и поднял на ноги.
– Вали Хусейн велел мне лично доставить тебя к Карлу. По пути я займусь твоей раной.
Озрик осторожно посадил меня на коня, сам сел на другого, и мы помчались по дороге через перевал.
Мы пересекли водораздел и спускались уже по ту сторону гор, когда встретили первый франкский верховой дозор, едущий по дороге навстречу нам. Всадники радостно заулюлюкали, завидев одного сарацина, и пустили коней в галоп. Но когда поняли, что Озрик везет раненого в брунии, натянули поводья.
– Я везу этого человека, чтобы ему оказали медицинскую помощь, – крикнул Озрик.
– Кто это может быть? – спросил командир дозора.
Это был здоровенный мужчина с бычьей шеей и, судя по акценту, откуда-то с Рейна. Он подозрительно посмотрел на Озрика. В тонком хлопковом балахоне в нем было трудно узнать бывшего раба. Его манеры и поведение выдавали знатного сарацина.
– Я еду как посол с посланием вашему королю от вали Сарагосы, – спокойно объяснил Озрик.
– А ты? – спросил франк, осматривая меня.
Его легкое замешательство, когда он встретил мой взгляд, напомнило мне, что на мне нет наглазника.
– Зигвульф, товарищ графа Хроудланда.
Дозорный нахмурился.
– Среди ночи прискакал гонец от графа Ансельма и сообщил, что арьергард подвергся атаке и просит помощи.
– Любая помощь уже опоздала, – устало проговорил я. – Граф Хроудланд, граф Ансельм и все их люди убиты.
Франк был потрясен. Я понял, что он подумал о судьбе сундуков с сокровищами. В них была бо́льшая часть добычи войска.
– Ладно, – сказал он, помолчав. – Вы двое можете ехать. Один из моих людей присмотрит за вами. Когда прибыла просьба графа Ансельма о помощи, король повернул назад. Он тревожится о своем племяннике.
Франк уехал со своим дозором, а мы продолжили путь. День опять обещал быть знойным, и сопровождавший нас солдат искоса поглядывал на новых спутников. Ему хотелось узнать, что случилось, но я был слишком измучен и изранен, чтобы удовлетворить его любопытство, и решил, что Карл будет первым, кто услышит полный отчет о том, как погиб его любимый племянник.
Через некоторое время мы стали догонять отстающих из колонны основного войска. Группы грязных пеших солдат мешались с маркитантами, бредя за неповоротливыми обозными повозками. Они уже казались деморализованными, и мне было интересно, как эти люди воспримут известие о потере повозок с деньгами и драгоценностями. Озрик спрашивал, нет ли на повозках медикаментов, и в конце концов приветливый маркитант снабдил его уксусом, иголкой с ниткой и перевязочными средствами. Бывший раб усадил меня на обочину и расшнуровал мою брунию.
– Постарайся не дергаться, будет больно, – предупредил он.
Я закрыл глаза и ощутил болезненный рывок, когда он содрал что-то с моей кожи. Я подумал, что он снимает мою нижнюю рубашку, но когда открыл глаза, то увидел в его руках окровавленный обрывок Книги Сновидений.
Озрик мрачно улыбнулся.
– Эта книга принесла тебе достаточно бед. То, что она спасла тебе жизнь, весьма справедливо. Она отклонила васконское копье от жизненно важных органов. А потом до какой-то степени остановила кровотечение. – Он отбросил кровавые листы в сторону и наклонился, чтобы лучше рассмотреть плечо. – Рана глубокая, но не широкая. Я промою ее, а потом зашью края. Будет больно, но лучше это сделать, пока она не загнила. Потом станет легче.
Он оказался прав. Зашивание было мучительно, а нитку ему дали старую и гнилую, несколько раз она рвалась. В конце концов он вырвал волос из хвоста у одного из наших коней и воспользовался им, предварительно вымочив в уксусе.
– Сохранилось хотя бы несколько страниц? – спросил я, встав на ноги и задохнувшись от боли.
Он нагнулся и поднял окровавленный ком, когда-то бывший переводом Книги Сновидений.
– Может быть, пара страниц спаслось, но сомневаюсь. Проверим позже. – Он завернул обрывки в тряпку и положил в переметную сумку. – А что стало с оригиналом?
– Я оставил его в повозке с сокровищами. Он среди добычи васконов.
Озрик пожал плечами.
– Тогда он, вероятно, попал в руки к Хусейну.
Я ощутил облегчение.
– Я рад. Вначале старик Герард получил Онейрокритикон от сарацин как военную добычу.
В голосе Озрика слышалась настоящая любовь, когда он сказал:
– Нам с тобой надо держаться вместе, если хотим вспомнить, что написал Артимедор.
* * *
Мы поехали дальше, рана в плече сильно ныла под повязкой. Солнце палило, добавив к прочим несчастьям головную боль. Части отступающего войска, растянувшись, медленно и беспорядочно двигались по дороге, и нам приходилось пробираться между ними с помощью сопровождающего солдата. Он кричал, чтобы люди посторонились, и часто на него огрызались или просто не обращали внимания. На Озрика смотрели враждебно, а порой плевали в его сторону. Ближе к вечеру я усомнился, что смогу ехать дальше. Я совсем ослаб, качался в седле, кружилась голова.
– Мне нужно отдохнуть, – сказал я.
Мы проезжали место привала, где длинная каменная поилка давала воду путешественникам и их коням. К счастью, солдаты не загадили это место. Вода была драгоценностью в таких жарких и пустынных краях.
– Мы можем остановиться здесь до заката. Как только жара спадет, нужно двигаться дальше и попытаться добраться до лагеря короля, – ответил он, повернув коня.
Я со стоном спешился и заковылял к большому плоскому камню рядом с поилкой, чтобы сесть. Закрыв глаза, я пытался прогнать боль из плеча. Вдали слышались скрип колес, топот ног, голоса проходящих солдат. Ближе и успокоительнее было журчание воды, бежавшей по деревянному желобу из далекого горного родника. Это был бальзам для моих чувств, и я, наверное, впал в забытье, так как следующее, что я услышал, был топот множества конских копыт.
К моему неудовольствию, всадники свернули туда, где сидел я. Шум приблизился вплотную, а потом прекратился. Я упрямо продолжал сидеть с закрытыми глазами, всем видом показывая, что не хочу, чтобы меня беспокоили. Одна лошадь застучала копытами прямо рядом со мной, и тень загородила солнце. Послышалось громкое глубокое сопение, и очень неохотно, но я все-таки открыл глаза.
Я смотрел прямо в раздутые ноздри широкогрудого боевого коня. Он стоял так близко, что еще один шаг, и он бы раздавил меня огромным копытом. А за массивным конем я увидел прикованный ко мне взгляд самого Карла. В дорожной пыли, одетый в простой дорожный костюм, король взирал на меня сверху обеспокоенным и нетерпеливым взглядом. За спиной у него полукругом стояла свита.
Встревоженный, я кое-как поднялся на ноги. Но они подогнулись, и я упал на колени, напугав огромного боевого коня. Обученный для боя, он поднял копыто и ударил бы меня, если бы король, натянув поводья, не заставил его сделать шаг назад. Я приподнялся и отвесил неуверенный поклон.
– Молодой человек, который толкует сны, – проговорил король.
– Ваше Величество, – выдавил я.
– Разве ты не должен быть с моим племянником? Я слышал, что арьергард попал в беду. – Он говорил своим неподражаемым высоким голосом, и его слова гремели у меня в голове.
Я судорожно глотнул и сумел просипеть:
– Дурная весть, Ваше Величество.
Карл прищурился и внимательно посмотрел на меня. Он отметил мою изможденность, перевязанные раны, полуобморочное состояние, потом резко обернулся к своей свите.
– Всем удалиться! Мне нужно поговорить с этим человеком наедине. И установите навес, чтобы не пекло это чертово солнце.
Послышался звон сбруи, и королевская свита отступила. Подбежавший конюх взял под уздцы королевского коня, чтобы Карл спешился, и увел прочь. Ряд стражников занял позицию вдоль дороги, чтобы никто не подходил, и я увидел, как они отталкивают Озрика. Через несколько минут был возведен навес из холстины и шестов, что везла вьючная лошадь, появились табуреты, скамейки и походное кресло. Двое слуг поддержали меня с обеих сторон, чтобы я смог проковылять туда, где в тени расположился король.
Карл уставился на меня долгим задумчивым взглядом. Потом, увидев, что я шатаюсь, сказал:
– Можешь сесть.
Я с облегчением опустился на табурет.
– Расскажи, что тебе известно про моего племянника, – велел король, как только двое слуг удалились.
– Граф Хроудланд… погиб, Ваше Величество, – сказал я. – Он, граф Ансельм и Эггихард погибли, защищая арьергард вашего войска.
– Когда и где это случилось?
– Вчера, у самого перевала. Арьергард попал в засаду, и враги значительно превосходили его числом.
– Какие враги? – Вопрос был задан беспристрастным тоном.
Я рассказал про васконов и про все, что случилось с того момента, как мы попали в засаду. Я опустил подробности о набеге с целью разыскать якобы Грааль. Мне не хотелось намекать королю, что Хроудланд мог вести себя безответственно.
Когда я закончил описание катастрофы, король продолжал сидеть неподвижно.
– Странно, – наконец проговорил он. – Прошлой ночью, когда я засыпал, мне послышался звук рога. И не один, а несколько раз, где-то вдали.
– Сражение было в полудне езды отсюда, Ваше Величество. Никакой звук не может донестись так далеко.
Он странно посмотрел на меня.
– Может быть, я уже спал, и мне приснилось. Думаю, ты понимаешь.
Я слишком устал, чтобы что-то ответить.
– Мне следовало уделить больше внимания арьергарду, – продолжал Карл, словно разговаривая сам с собой. – Это моя ошибка – дать им так отстать.
Настал мой момент.
– Их предали, – сказал я.
Он вздрогнул и резко повернул ко мне голову.
– Что значит «предали»?
– Враг знал, когда и где устроить засаду, знал число солдат в арьергарде.
Король сурово сдвинул брови.
– У тебя есть доказательства?
Я указал на Озрика, стоявшего вдали за кордоном солдат.
– Этот человек может рассказать вам. Это посланник от вали Сарагосы.
– Коварный сарацин, – пробормотал Карл, но сделал знак стражникам. – Приведите сюда этого типа.
Обыскав мужчину на предмет припрятанного оружия, стража привела его под навес. И снова меня удивила память короля на лица.
– Не видел ли я раньше этого хромца, – проговорил он, глядя на стоявшего перед ним Озрика.
– Он был моим слугой в Ахене, – вмешался я. – А теперь свободный человек и служит вали Сарагосы Хусейну.
– Мне сказали, что мой арьергард предали. – В утверждении короля слышалась скрытая угроза.
– Именно это вали Хусейн велел мне сообщить вам. – Озрик сумел держаться почтительно и в то же время самоуверенно.
– Почему вали решил это сделать? – прорычал король.
– Он хочет восстановить добрые отношения с Вашим Величеством.
Карл задумчиво уставился на Озрика.
– То есть предлагает своего рода мир?
– Именно так, – подтвердил Озрик.
– Он готов назвать предателя?
Озрик кивнул.
Карл направил свой пронзительный взор на меня. В нем не было ни малейшей теплоты, только расчет.
– Ты знаешь, кто предал моего племянника?
Я покачал головой.
– Я только знаю, что у нас не оставалось шансов.
– Имя предателя, – рявкнул Карл, обращаясь к Озрику.
– Он член вашего внутреннего совета, это человек по имени Ганелон, – ответил тот. – Он несколько месяцев передавал сведения моему господину.
* * *
Мы с Озриком обсудили этот вопрос, когда он зашивал мне рану на плече. Тогда, чтобы отвлечь меня от боли, он рассказал, зачем вали Хусейн отправил его послом к Карлу.
– Вали хочет погубить Ганелона. Владыка считает его виновным во всех проблемах сближения франков с Испанией.
Я вздрогнул от боли, когда игла проткнула плоть, и сказал:
– Помню, когда встретил нас с Хроудландом у стен Сарагосы и отказался впускать в город, ты сказал графу, что это Ганелон убедил короля повернуться против своего союзника вали Барселоны и взять его в плен.
– А потом? Ты видел лицо вали Сулеймана, когда он въезжал в Сарагосу, выкупленный Хусейном?
– Он казался раздавленным. Мне было его очень жаль.
– Он был глубоко пристыжен. Когда вали Хусейн поздоровался с ним, он уклонился от его объятий. С тех пор Сулейман почти не появлялся из своих покоев. – Озрик раздраженно хмыкнул: хлопковая нить опять порвалась. Он вытянул ее, и я ощутил, как свободный конец прошел сквозь мою кожу. – Сарацины дорожат честью семьи. Вали Хусейн – зять вали Сулеймана. Унизив одного, ты унижаешь и другого.
– Значит, Хусейн хочет отомстить за позор своего шурина?
– Он уже в изрядной степени вернул выплаченный выкуп. Таково было соглашение с васконами, и это несколько уладило его отношения с шурином.
– Потому-то Хусейн так легко и согласился заплатить столь огромный выкуп? – спросил я.
Озрик не ответил, он вдевал в иголку конский волос. Но вдев, сказал:
– Он уже составлял план, как вернуть деньги. Его шпионы донесли ему, что франки скоро уйдут через горы. Это означало прохождение через васконскую территорию. Когда мы ночевали у того васконского пастуха, вали сам сказал, что у него хорошие отношения с васконами.
– Значит, теперь ему осталось погубить Ганелона. Но как вали это сделает?
– С твоей помощью мы обратим против предателя те самые козни, которые он замышлял против Хроудланда.
Я забыл про расписку, которую Ганелон просил подписать Хусейна, где обещалось выплатить пятьсот динаров неназванному получателю. Ганелон собирался обвинить Хроудланда в том, что тот продался сарацинам, и предъявить в доказательство расписку.
Карие глаза моего друга пристально посмотрели мне в лицо.
– Зигвульф, это означает солгать королю.
Я заколебался.
– Я не уверен, что хочу оказаться замешанным в это. Хроудланд и Ганелон ненавидели друг друга. Но теперь Хроудланд мертв, а я не в ссоре с Ганелоном. Одно время я думал, что он пытался меня убить, чтобы через меня добраться до Хроудланда. Но это оказалось не так.
– У тебя есть другой счет к Ганелону.
Я вопросительно посмотрел на своего друга.
– Ты когда-нибудь задумывался, что с тобой было бы, если бы план Ганелона против Хроудланда удался? – тихо спросил он.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять всю тонкость плана, задуманного сарагосским вали. Он знал, что может рассчитывать на меня, когда я пойму, что если бы Карл поверил, будто я был посредником Хроудланда в получении взятки, он меня тоже счел бы предателем и приговорил к смерти.
– Будет легко убедить Карла, что арьергард предали, – сказал Озрик. – А что виновен Ганелон, пожалуй, потруднее.
* * *
Карл сидел неподвижно. Как всегда, его лицо ничем не выдавало, о чем он думает. Наконец, он проговорил:
– У тебя есть доказательства?
Озрик и глазом не моргнул.
– Ганелон настоял, чтобы мой господин подписал обещание выплатить ему авансом пятьсот динаров в обмен за помощь.
– И деньги были выплачены?
– На этот вопрос может ответить Зигвульф, – пробормотал Озрик.
Правитель уставился на меня.
– Ганелон был соперником моего племянника, это хорошо известно. Но ты-то какое имел к этому отношение?
Я знал, что придется убедительно врать под пронзительным взглядом серых глаз короля.
– Когда меня послали в Сарагосу, – начал я, – Ганелон попросил, чтобы я для него получил от вали пятьсот динаров. Мне надлежало отнести деньги еврею-ростовщику в городе, который устроит их пересылку.
Карл наклонился вперед, глядя мне в лицо.
– Ты готов поклясться в этом?
– Да, Ваше Величество.
– Оба свободны, – сказал король. – И никому не говорите об этом.
* * *
Я не видел казни Ганелона, хотя это было публичное зрелище. Она состоялась через два дня без всякого суда. Среди его имущества была найдена обличающая расписка вали Хусейна. Его вывели на открытое место, где ко всем его конечностям привязали по крепкой веревке, другие концы коей были привязаны к ярмам четырех воловьих упряжек. Погонщики погнали своих волов в разные стороны. Они разорвали Ганелона на куски. Такую казнь обычно выполняют лошади, но Карл решил, что волы подходят лучше. Погонщики были тщательно подобраны: каждый из них в побоище в ущелье потерял брата, кузена или племянника.
Я в то время лежал в бреду. Рана на плече начала опасно гноиться, и меня положили на стопку одеял в повозке, вскоре направившейся вместе с обозом на север. Я метался и бредил, кричал, что на меня набросились летучие чудовища или что лисица представляет смертельную опасность. Иногда лежал спокойно, на лбу выступал пот, и я бормотал про стаи птиц у священного родника.
Бывший раб остался со мной, прогнав врача, которого прислал король, лично заинтересованный в том, чтобы я выжил. Королевский врач хотел ввести в гниющую рану состав из паутины и меда, но Озрик не дал.
– Мне также пришлось остановить его, когда он стал отворять тебе кровь, – сказал мне Озрик, когда на третий день я стал выздоравливать, – ты и так достаточно ослаб. Дополнительная потеря крови свела бы тебя в могилу.
Его замечание вызвало мимолетное воспоминание о предложении из Книги Сновидений, которое он перевел.
– Озрик, помнишь что-нибудь в Онейрокритиконе про кровавые слезы?
– Почему ты спрашиваешь?
– Когда я только приехал во Франкию, мне приснился огромный конь, и всадник на нем плакал кровавыми слезами. Позже я увидел точно такого коня и всадника, это была статуя в ахенском дворце. По пути в Испанию я узнал лошадь из сна в боевом коне короля.
– Продолжай.
– Я рассказал Карлу о смерти Хроудланда, находясь у поилки, и он подъехал на коне так близко, что тот чуть не наступил на меня, и я взглянул вверх. Я ждал, что сейчас на лице короля выступят кровавые слезы. Но они не выступили.
– Некоторые бы сказали, что у него не было причины плакать. Он еще не узнал, что его племянник убит. – Озрик посмотрел на меня с серьезным лицом. – Если верить Артимедору, есть другое объяснение твоему сну.
– Какое? – спросил я. – Можешь вспомнить что-нибудь про коней?
Собеседник помолчал, подбирая точные слова, как он их запомнил. Но выдержка из Онейрокритикона оказалась совсем не такой, как я ожидал.
– Увидеть кровь – несчастье для того, кто хочет сохранить свои действия в тайне.
Я повалился на одеяла, не в силах держать голову поднятой.
– Значит, мой сон был не про коня и всадника. Он был про меня самого.
Я уже задумывался, не узнает ли Карл когда-нибудь о моей лжи насчет Ганелона и что меня ждет по возвращении в Ахен. Собирается ли Берта продолжить наш роман? И скольким из своего близкого круга она рассказала, что я предсказал смерть единственного королевского сына? С помощью Озрика, пожалуй, я мог бы вспомнить или восстановить несколько страниц из Книги Сновидений и найти безопасный путь среди интриг королевского двора. Но со смертью Хроудланда я потерял своего патрона и покровителя, как раз в то время, когда стал привыкать к жизни winelas guma, «человека без друзей», изгнанника из своей собственной страны. И снова мое будущее было неопределенным.
