В широкие стеклянные двери Московского вокзала ринулась очередная толпа. Потные, шумные тетки, семенящие за супругами, обвешанными чемоданами и «челночными» клеенчатыми сумками; путающиеся под ногами родителей дети, хныкающие и не понимающие, почему батя с маманей, если не дают подзатыльник, то обещают это сделать в самом ближайшем будущем; прилизанные бизнесмены, несмотря на жару, деловито парящиеся в шерстяных пиджаках и в цветастых галстуках; суетливые родственники, повисшие на прибывшей в Питер родне; привокзальные бомжи, остекленело выясняющие весьма серьезные отношения; милицейский сержант, лениво поигрывающий дубинкой у стены зала и так же лениво рассматривающий лицо «кавказской национальности», паспорт которого старательно шевеля губами изучает другой страж порядка; несколько увешанных блестящими значками, словно породистые собаки медалями, подвыпивших дембелей, кроющих «фигами» армейское начальство и по очереди пытающихся орать: «До свида-анья, «кусок» с КПП, не сиде-еть больше мне на «губе»!..»; краснорожий ушастый прапорщик, усиленно делающий вид, что ничего не слышит из-за хрипа вокзального динамика; новые попытки дембелей изобразить счастье от милой сердцам гражданской вольницы: «…До свида-анья, «кусок», мой око-ончился срок, а теперь на вокзал марш-бросок!»…

На всю эту сутолоку надменно взирала металлическая пучеглазая голова царственного основателя города, со скандалом сменившая на высоком пьедестале предыдущую — вождя мировой революции. Правда, некоторое время назад злые языки начали утверждать, что надменного Петра, дескать, пытались заменить интеллигентнейшей головой первого мэра города. Но из этой затеи ничего пока не вышло, так как не смогли согласовать размеры изваяния с безутешной вдовой экс-градоначальника, очередной раз вторгшейся в информационное пространство и начавшей вещать о неких кознях идеологических противников, специально пытающихся преуменьшить роль то ли главы, то ли размер головы (в этом мнения обывателей расходились)…

Перекинув через плечо спортивную сумку, в сумятице спешащей толпы двигался молодой крепкий парень в клетчатой рубашке. Брезгливо шикнув на некую личность неопределенного возраста, заикнувшуюся было о нехватке рубля на пиво, парень свернул в сторону зала с автоматическими камерами хранения, негромко напевая:

Неспешно лавируя между спешащими туда-сюда обитателями вокзала, парень купил бутылку «Байкала» и так же неторопливо выпил ее, незаметно наблюдая за окружающими. Не заметив ничего подозрительного, он бросил пустую бутылку в урну и, продолжая напевать, продолжил свой путь.

Не доходя до камер хранения, парень добрался до вокзального двора и, отойдя чуть в сторону, снова остановился, закурив, осторожно посматривая в сторону выхода.

Как ни старался незнакомец, но никаких признаков слежки за собой не обнаружил. Потому он, наконец, решился выполнить то, ради чего и пришел сюда. Дойдя до помещения, уставленного серыми ящиками с пятизначными кодами, нашел нужный, открыл и, быстро достав из хранилища плотный конверт бросил его в сумку. Затем, выйдя из помещения с камерами хранения, взглянул на часы, хлопнул себя по лбу, будто вспомнив что-то важное и заторопился.

Через полтора часа получатель конверта, сменив несколько поездов в метро и, затем, на всякий случай, пару частников-таксистов, был у себя дома. Вскрыв конверт, он обнаружил там пачку стодолларовых купюр и дискету. Пересчитав деньги, парень удовлетворенно хмыкнул и включил компьютер.

Ожидая, пока машина загрузится, он продолжал в который уже раз напевать навязчивый мотив песни:

На экране монитора засветилась надпись: «Enter passworld» — введите пароль. Но, едва парень начал нажимать на клавиши, вспыхнула следующая надпись уже на русском языке: «Внимание, до уничтожения содержания дискеты осталось тридцать секунд. Постарайтесь не ошибиться в коде. У вас одна попытка».

Пароль был набран точно и нужный файл удалось открыть.

Текст заказа оказался достаточно лаконичным. До такого-то числа следовало ликвидировать некий «объект». Способ — по выбору исполнителя. За успешную инсценировку несчастного случая — премия. Просрочка — аннулирование заказа. Следовавшие за этим строчки, где говорилось, что предыдущий исполнитель «был уволен без выходного пособия» за неисполнительность», заставили читающего выругаться: «С…и, нашли мальчика, чтобы грозить! Я вам, блин, уволю! Я, если захочу, вас самих уволю!». Тем не менее, он продолжил ознакомление с содержанием файла. Пропустив на время описание основных привычек имени и возможных мест появления «объекта», исполнитель решил сначала познакомиться с его фотографией. Для этого он пару раз нажал на кнопку «Page down» — «На страницу вниз».

— Господи, Тебя-то за что»? — Только и смог выдохнуть киллер: во весь пятнадцатидюймовый экран монитора ему улыбалась Леночка Азартова, бывшая одноклассница, из-за которой он некогда не спал ночами, сочиняя стихи; Аленка, чьи обворожительные глаза заставляли независимых десятиклассников краснеть и заикаться в ее присутствии; любимая, недолгое расставание с которой когда-то казалось вечностью!..

Убийца оцепенело смотрел на экран и видел только смеющиеся глаза любимой девушки, которая теперь именовалась «объектом», подлежащим ликвидации. А память, меж тем, услужливо била в голову воспоминаниями, которые так хотелось забыть навсегда…

— Эй, апостолы! Бегите сюда! — Звонкий смех Лены, зовущей стоящих под горкой друзей подниматься наверх. — Ребя-ята! Ну, давайте же, скорее! Вы что, весь Новый год хотите внизу простоять?

— Ленка, а какая победителю награда полагается? — Интересуется Том и, думая, что его плохо слышно, кричит. — Награ-ада кака-ая, спрашиваю-ю?!..

Девушка, решив проучить нерасторопных друзей, посылает им воздушный поцелуй, будто прощаясь, машет ладошкой в шерстяной рукавичке и делает вид, что собирается уходить. Но ребята понимают ее жест, как обещание поцелуя и все втроем напрегонки бегут к вершине ледяной горки. Лена останавливается и снова звонко смеется, наблюдая за искрящимися голубоватыми снежинками карабкающихся на горку «апостолов»…

Да какие они апостолы? — Просто еще классе в восьмом все ходили в Исаакиевский собор, где экскурсовод упомянула про святых Петра и Павла. Вот тут-то Вадька Фомин не к месту возьми, да брякни: «А у нас свои апостолы имеются». И ткнул пальцем в сторону приятелей Тимофеева и Томакова, которых прежде чаще все Тимом с Томом звали. «Апостолы, ха-ха!». Тим уже тогда понял, что Вадьке нравится Леночка и потому тот решил блеснуть своим остроумием.

— Скажите, — проникновенно обратился «апостол» к эскурсоводу, — а правда, что был такой святой по имени Верный Фома? — И ехидно покосился на Вадима.

Не подозревающая подвоха дама согласно закивала головой: «Безусловно, молодой человек, это очень известная личность. Фома или, по-гречески, Дидим, что означает близнец, тоже один из двенадцати апостолов. Правда, больше прославился он тем, что не был с прочими, когда Иисус явился к ним по воскресении. Единственный, кто не поверил в чудо, именно Фома, за что и получил прозвище «Неверующий», которое вы, увы, слегка перепутали…

Дальнейшее повествование о прозрении Фомы, осязавшем раны Христа на восьмой день после смерти учителя, потонуло в смехе одноклассников. А Вадька, вдруг подозрительно замолчал и, быстро повернувшись, направился к выходу. «Постой, ты что, на «апостола» обиделся?» — Леночка попыталась остановить Фомина, схватив за рукав, но тот лишь выдернул руку: «Это — мое дело» и решительно зашагал дальше.

Потом, естественно, ребята помирились, но за всеми троими прочно закрепилось новое прозвище. Даже, когда несколько лет спустя, в Югославии, в отряде их тоже звали «апостолами».

…Новогодняя ночь выпускного класса. Лена останавливается и снова звонко смеется, наблюдая за искрящимися голубоватыми снежинками карабкающихся на горку апостолов. Том успел неудачно поскользнуться на льду и теряет драгоценные секунды. Он уже не конкурент приятелям. Тим не успевает за более сильным Фомой и, изловчившись, дергает того сзади за брючину, успевая отскочить в сторону от потерявшего равновесие Вадьки. Вот она, долгожданная победа!

Запыхавшийся Петр на вершине горки идет к Леночке: «Я выиграл. Приз мой».

«Какой приз? — Недоумевает Аленка. — Ты сжульничал». Но, посмотрев на Тима, тыкающего себя пальцем в лицо, смеется: «Хитренький!». Потом быстро прикасается обжигающими губами к щеке одноклассника и также поспешно отходит в сторону, навстречу поднимающемуся на горку Вадьке: «По-честному, победил ты».

Лена хочет еще что-то сказать и, наверное, наградить неудачника за почетное второе место, но Фома вдруг разбегается и стремительно скатывается с горки вниз, оставив недоумевающую девушку с Тимом.

Темноту неба над домами вдруг освещает одинокая красная ракета. Подоспевший наверх Том кричит «Ура-а!» и пытается увлечь Лену, чтобы вместе съехать с горки. Это не удается, так как с другой стороны присоединяется Тим, удерживая девушку на месте. В результате все трое падают неподалеку от установленной на горке здоровенной ели, а девушка при этом пытается засунуть за шиворот тому пригоршню колючего снега…

«Эй, акселераты, пошли вон отсюда!» — Нарушает веселье грубый голос. Возня заканчивается, и ребята видят перед собой пятерых парней. Те, хотя и успели напраздноваться, но на ногах держатся твердо и явно ищут повод, чтобы почесать кулаки.

Петр не успевает вскочить, как получает удар ногой по голове. Во рту сразу же появляется солоноватый привкус крови. Павлу везет больше. Он умудряется успешно влепить хук в челюсть ближайшему из нападавших. Очевидно, тренер Тома по боксу оценил бы по достоинству своего ученика — противник находится в глубоком нокауте. Остальные, на миг растерявшись, оставляют в покое лежащего Тима и набрасываются на Павла, который, танцуя словно на ринге, перемещается вокруг елки, не давая четверке хулиганов окружить его со всех сторон. Но силы слишком неравные, Том пропускает удар ногой ниже пояса, приседает от боли и тут же получает по голове.

«П-шла вон!» — Один из нападавших пытается оттолкнуть Лену, повисшую у него на руке: «Не бейте его-о-о!» Но девушка крепко уцепилась за край чужой дубленки. Парень растопыривает пальцы, чтобы ткнуть заступницу в лицо, но не успевает заметить другую опасность: это Тим, успев подняться, набрасывается сзади на обидчика…

В это время в уши бьет страшный крик «убью-ю!» и на помощь одноклассникам, размахивая невесть где найденной арматуриной с приваренным к ней клином топора, бежит Вадька. «Убью-ю»! — И оружие обрушивается на спину ближайшего хулигана. На счастье того, удар приходится не острием топора, а боком. Поэтому хулиган лишь падает на колени, а Вадька бросается к следующему: «Оставь девушку! Убью-ю»!

Двое парней, которым еще не досталось, начинают отступать в куда-то сторону, обещая еще «разобраться». Следом за ними ковыляет третий, держась за поясницу. А Фома заносит дворницкий ледоруб над парнем, в рукав которого судорожно вцепилась Лена и которого сзади пытается душить Тим.

— Не-ет, Вадик, не надо! Пожалуйста! — Девушка пытается предотвратить удар, вскакивает на ноги и устремляется к Фоме. — Уже все кончилось. Все хорошо. Давайте, пойдем отсюда.

«С тобой все в порядке?» — Опуская свое оружие, спрашивает Вадим. Получив утвердительный ответ, бросает: «Не теряй своего защитничка. Пока!» и, бросив оружие, стремительно, как в первый раз скатывается с горки. Лена, растерянно и, словно ища поддержки, поворачивается в сторону Тима. Тот, отпустив лежащего парня поднимается и вдруг, неожиданно, со всей силы бьет его ногой по лицу: «Получай, подонок! Получай!». Удары тяжелых ботинок в стиле «US army» один за другим сыплются на лежащего. «Получай»! Павлу и Лене с трудом удается оттащить Петра в сторону от жертвы. В это время слышится завывание сирены и с дальнего конца в сквер, где стоит елка, въезжает патрульная милицейская машина. Друзья торопливо ретируются под арку ближайшего «сталинского» дома, оставив стражей порядка приводить в чувство потерпевшего…

Тим зябко передернул плечами, вспомнив окончание того далекого новогоднего праздника. К тому времени, как они втроем вернулись в ленину квартиру, настроение у хозяйки окончательно испортилось. Она, правда, разыскала перекись водорода, зеленку и лейкопластырь, чтобы обработать разбитую губу Тома, но, сославшись на плохое самочувствие, отправила гостей, включая одноклассников, которые предпочли прогулке на свежем воздухе, продолжение праздника в квартире, на первый же поезд метро. Попытка Петра остаться, сославшись на необходимость помочь убрать со стола, была также решительно и довольно холодно пресечена: «Если ты желаешь здесь заниматься хозяйством — я уезжаю к родственникам».

Никаких объяснений такому поведению Тим не мог найти. А тут еще Павел подлил масла в огонь, заметив по дороге в метро, мол, сам виноват, не фиг было мужика ногами пинать. «У самого разбитая губища как у негра, чуть ли не до подбородка висит, — обозлился Тим, — а туда же: не надо, не надо»… В результате вместо метро он вскочил в первый попавшийся трамвай, предоставив товарищу возможность самому добираться до дома.

Зябко ежась в громыхающем вагоне Петр продолжал думать о причине, по которой Лена неожиданно прекратила праздник. И вдруг его осенило: во всем виноват Фома — именно он со своими глупыми принципами первым невесть на что обиделся и ушел. Ушел. Или лишь сделал вид, а сам только и ждал, чтобы одноклассники поскорее покинули гостеприимную квартиру? На щеках заиграли желваки. «Понятно теперь, почему Вадим так вовремя успел вернуться к месту драки, — вдруг понял Тим, — он, гад, заранее обо всем договорился с Ленкой и просто ждал, когда она найдет повод отправить нас восвояси. А когда прицепились эти мужики, конечно же, не выдержал. Как же, любимую девушку обижают! Так он и защищал только ее, а не нас. А потом снова убежал, спрятался. Дожидался. Сволочь».

Только через несколько лет, когда всем троим апостолам пришлось встретиться на сербской земле, Вадим рассказал Тиму, что никуда не возвращался в ту злополучную ночь, а просто ушел домой. И под балканским небом истекающий кровью Тим поверил товарищу — перед смертью не лгут. А смерть приближалась к ним с четырех сторон дома, в котором засели друзья. Смерть в виде обросших щетиной албанских «духов», методично вырезавших небольшой сербский поселок на границе косовского поля…

Вместо окна в комнате зияла огромная дыра. Дымилась куча паркета. А посередине села прекрасно просматривался виновник разрушения: зенитное орудие, установленное на платформе большого грузовика. Хобот орудия, прикрытого стальным щитом, медленно двигался.

— Назад, идиот! — Крикнул Фома и в этот момент орудие ударило. Целью было соседнее помещение. Здание опять вздрогнуло, опять повалил дым, на этот раз он скоро стал черным.

В комнату ринулся сербский боец с огнетушителем. Раздалось шипение и недовольное ворчание гаснущего огня.

— Третий раз уже тушим. — Как-то чересчур спокойно заметил Фома. — Они добьются, что или нас перебьют или сожгут весь этаж. Мы перейдем на второй, но там еще больше мебели и загорится быстрее. А когда спустимся на первый или в подвал, они пойдут в атаку. Мы пока держимся, лишь потому, что у нас верхотура. Из автоматов эту сволочь не достать, она хорошо укрыта.

— Без тебя вижу. — Обозлился Том. — Сколько у нас выстрелов из РПГ?

— Остался один. Было пять, но Тим в самом начале четыре сдуру перевел. Я решил оставить в запасе, вдруг они броню подгонят.

— Вот и подогнали. — Подвел черту Павел и голос его был так же спокоен, как и у командира. — Времени тянуть спички или на морского кидать у нас нет. Ладно, пойду с Тимом. Не знаешь, джип возле крыльца еще цел?

— Насквозь прострелен. Но не сгорел. Ты что предлагаешь? Эту хреновину использовать? Вообще-то нарушение Женевской конвенции… А, на хрен эту конвенцию.

— На хрен конвенцию. Давай РПГ. Погоди, возьми конверт. Там пятьсот баксов. Матери отдашь, когда в Питер вернешься. И еще передай привет. Сам знаешь кому. Считай, что это заодно и от имени Петра.

— Если промахнешься, никто из нас в Питер не вернется, так, что можешь взять с собой. — возразил командир. — Давай, действуй. Паша. Толян, быстро за ним. Возьмете южный сектор.

Том вернулся в класс, получив перед этим гранатомет. Тим, как можно аккуратнее, поднимался к мешкам с песком, выцеливая противника. Павел подбежал к нему и вкратце объяснил задачу. Тим так же аккуратно присел, медленно почесывая затылок.

— Хреновая затея. Ладно, пошли. Точно, говоришь, сам вызвался, а не Фома послал?

— Такие вещи приказать нельзя. — Ответил Том.

— Верю. Давай РПГ.

Они добрались до лестницы и двинулись вниз. Весь первый этаж был забит селянами, которым не хватило места в подвале. Они сидели, а самые предусмотрительные лежали на полу. К перилам лестницы, ведущей в подвал, были привязаны две козы.

С третьего этажа, по приказу Фомы сбросили дымовую шашку. Оба бойца выскочили из дверей. Пока завеса не рассеялась, у Петра и Павла было несколько минут форы.

Джип стоял за грузовиком, похожим на решето, но сам уцелел. Лишь несколько пуль пробили дверцу и уничтожили лобовое стекло. Мотор заработал сразу, и у Тома на миг промелькнула гадкая мысль: как рвануть бы сейчас на нем до болгарской границы, подальше от этой войны и коз-беженок. Тем временем Тим, отчаянно матерясь, сделал то, что приказал Том. Потом сел рядом с другом, бережно положив на колени гранатомет.

— Трогай. Погоди, не гони. Из дыма выйдем — тогда и полетаем. Если ты в Питер вернешься, а я нет, тогда… Ну, помнишь, по какому адресу. И постарайся придти туда раньше Фомы. Тогда…

— На х… «тогда»! — Крикнул Том. — Не промахнись, тогда вернемся.

Еще несколько секунд и они покинули дымовое облако. Тотчас же несколько пуль просвистело мимо машины, но выстрелы замолкли. Том почувствовал, какими удивленными глазами вражеские солдаты смотрят на их машину. Причем, не просто смотрят, а в прицелы автоматов. И каждый думает об одном: стрелять или нет?

Тезка Тома, другой Пашка из Купчино, неизвестно зачем привез в Югославию свою пацанью реликвию — зенитовский флаг. Пашка был лучший фанат, чем боец, его второй бой стал последним. Когда распределяли пашкины вещи, Том зачем-то взял флаг себе — выбрасывать жалко. Теперь бело-голубое полотнище реяло над машиной, которая со скоростью восемьдесят километров в час спускалась с холма. Это не был даже психологический расчет, скорее проверка на собственной шкуре идеи, мелькнувшей в голове у Тома минут десять назад. Бой шел уже пятый час, погибла четверть защитников школы, но и «духи», понесшие еще более крупные потери, не рвались в атаку. Враг, прижатый к земле огнем с высоты, утомился и хочет поскорее выйти из боя. И тут появилась машина, пусть украшенная не белым флагом, а каким-то другим, на него похожим. Может, у сербов нет белой материи. Может, это новый флаг капитуляции, о чем простые боснийцы пока не знают. В начале боя, джип уже три раза разнесли бы на куски. Теперь же враг ждет, надеясь закончить сражение.

Огонь из школы прекратился. Этот приказ отдал Фома, чтобы ввести противника в заблуждение.

Джип уже был под холмом, когда импровизированная вражья самоходка решила изменить позицию. Она встала на маленьком сельском перекрестке, повернувшись бортом. Ствол орудия следил за джипом. Из-за невысокой каменной ограды ближайшего дома, до которого было метров сорок, раздалась какая-то команда.

— Я сбавляю скорость, — почему-то почти прошептал Том. Тим кивнул в ответ и взялся за гранатомет, все еще его не поднимая.

Павел разглядел на обочине глубокую канаву, даже, пожалуй, арык. Это шанс выжить.

Он остановил машину на кромке канавы, взял две дымовые шашки, поджог и выкинул на дорогу. Вот тут-то противник и должен был открыть огонь, значит, у них была ровно одна секунда. Одним прыжком Том выскочил из автомобиля. Уже падая в канаву, которая оказалась очень глубокой, он увидел, что Тим целится из гранатомета. Затем прозвучал один выстрел. Затем десятки других.

Но за мгновение до этого, сползая в канаву, Павел увидел как Петр, отбросив бесполезный гранатомет, вылетает из машины и катится кубарем по земле. Еще, сквозь клубы от дымовых шашек, Том разглядел черный столб дыма, вставший над грузовиком. А еще, пару секунд спустя, рванули снаряды от зенитной пушки.

В школе не жалели патронов. Зная, что внимание боснийцев поглощено джипом, который буквально разлетался на части в клубах дыма, защитники села стреляли без остановки, надеясь хоть как-то помочь двум бойцам. А те в удушливой полутьме ползли по канаве, надеясь, что в сторону своих.

— Давай отдохнем, я слегка ногу подвернул, — прохрипел Тим. Том остановился.

Судя по всему, они были на полпути между школой и вражескими позициями. Где-то в стороне слышались голоса врагов, которые искали диверсантов.

— Стоп, ты слышишь? — Спросил Петр. — На севере.

— Слышу, — ответил Павел.

Издали донесся стрекот мощных моторов. Обещанные танки смогли подойти к селу Липчанску раньше, чем их ждали…

Киллер еще раз взглянул на погасший экран монитора. Нет, он не сделает это. Убить эту девушку он не сможет никогда. Но и не убить тоже нельзя.

Значит, предстоит погибнуть многим. Всем кроме нее. Впереди большая работа. Очень большая работа.

…- Так что, Елена Викторовна, — бывший сотрудник уголовного розыска, а ныне начальник сыскного агентства Николай Иванов, которого друзья чаще величали по имени помощника знаменитого сыщика Ниро Вульфа — Арчи, легонько хлопнул ладонью по столу, словно подводя итог разговора, — так что, считаю, ваш юрист, к сожалению, прав. Чудес не бывает. Я тоже не считаю, что ДТП было случайным. Вы, конечно, можете думать, что угодно, но, на вашем месте, я бы не пренебрегал помощью профессионалов. Как говорится, береженого Бог бережет. А потому, если хотите, я выделю человека, чтобы поработал над проблемой. Как бы то ни было, но в самом скором времени мы убедимся: либо, к счастью, и я, и Алексей Юрьевич уже заработали достаточную долю профессионального кретинизма, вследствие чего везде готовы видеть криминал, или… — Сыщик вздохнул и развел руками. — …Или окажется, что мы правы. Тогда, не исключено, очередное покушение будет предотвращено. В таких случаях, правда, пресса рекомендует обращаться в милицию (Лена чуть поморщилась при этом замечании). Впрочем, решать вам. Говоря честно, я предпочитаю, чтобы мои люди занимались преимущественно негласным сопровождением любовниц клиентов на юга. Или, в крайнем случае, контролировали их времяпровождение, пока спонсоры находятся вне пределов города. Это гораздо спокойнее и, кстати, выгоднее, нежели ввязываться в истории, подобные вашей. Хотя у нашей фирмы предостаточно опыта и по этой категории дел.

Директор сыскного агентства выжидательно посмотрел на сидевшую перед ним Лену, из головы которой уже давно улетучились остатки утреннего застолья с финнами. Посетительница, как не старалась выглядеть спокойной, но была растеряна. Сначала она корила себя, что согласилась на уговоры юриста и поехала к каким-то непонятным сыщикам; затем — за то, что не только позволила здесь Нертову подробно изложить всю историю происшествия, но и за то, что, вопреки собственному мнению, несколько раз вступала в разговор, вспоминая всякие незначительные детали. Теперь же, после трудной беседы, Лена уже почти была уверена в правоте мужчин. И только ее самолюбие не позволяло честно ответить «да». Затем она решила, что утро вечера мудренее. Поэтому, сославшись на усталость, сказала, что должна все еще раз хорошенько обдумать и поедет домой.

Сыщик, будто угадал смятение, творившееся в душе потенциальной клиентки. Он чуть усмехнулся и протянул Лене визитку агентства («звоните, заходите»). Но потом, словно спохватившись, не терпящим возражений тоном заявил, что, по крайней мере сегодня, одна клиентка никуда не поедет. Он кивнул в сторону сидевшего в углу кабинета мужчины: «Гущин опытный оперативник. Он все сделает как надо. — И, уже обращаясь к Гущину, добавил. — Иван, возьми с собой кого-нибудь из наших. Думаю, задача ясна. Как проводите госпожу Азартову — сразу же отзвонитесь в контору».

Лена хотела возразить, сказать, что не нуждается в провожатых. Она растерянно оглянулась на Нертова, как бы ища поддержки, но юрист лишь приподнял бровь: «Николай прав. Думаю, это для вас более приемлемо, чем везти меня сейчас в ресторан». У женщины запылали щеки. Она быстро поднялась из кресла и, спешно простившись со всеми, вышла из кабинета. Следом выскочил и Гущин.

Теперь они остались втроем: юрист, руководитель сыскного агентства и его заместитель — Юрий Александрович. И если Нертов лишь относительно недолго прослужил в военной прокуратуре, то двое других обитателей кабинета успели не один год проработать в уголовном розыске, пока судьба не привела их в частный сыск. А потому бывшие оперативники довольно угрюмо смотрели на товарища, пока, наконец, Иванов не начал говорить.

— Значит, так, Леша, как я понимаю, ты умудрился снова вляпаться в какое-то дерьмо… Молчи и не перебивай, когда говорят старшие… То, что я «подлечил» сейчас твою девочку — забудь. Она ушла и пусть думает, как жить дальше. А вот, что касается тебя, родимого, тут, извини, все не так просто.

Юрий Александрович грузно зашевелился в своем кресле и закивал головой.

— Правильно, Коля. То, что хотели кого-то «грохнуть» — факт. Только девчонка совершенно «левая», если ее тело и представляет для кого-то интерес, то отнюдь не в остывшем или в поджаренном виде. На реставрациях много денег не заработаешь. Во всяких «МММ» она не участвовала. Ведь правда? (Нертов молча кивнул). И это значит, что причин убивать девчонку, вроде, нет.

— Леш, ты внимательно слушаешь Александрыча? — Осведомился директор агентства. — Старый опер дурного не скажет. Просто он имеет в виду твои недавние похождения и заморочки со всякими народными избранниками и «Транскроссом». Ты уверен, что все вопросы с акциями этой конторы и с богатым наследством покойного Даутова решены?

Алексей, который уже ни в чем не мог быть уверен, лишь молча пожал плечами.

— Правильно, ты тоже не уверен, — удовлетворенно констатировал Арчи, — а это, разъясняю для особо упрямых юристов, значит, что и над благополучием нашей фирмы нависла угроза. Пусть даже гипотетическая, но угроза. А я не хочу, чтобы снова вдруг к нам в окна начали влетать гранаты или какие-нибудь отморозки решили повторить визит к Александрычу, чтобы его «замочить». Я так долго все объясняю, Леша, дабы ты понял, что, независимо от решения этой, как ее?.. — Азартовой, мы будем проверять всю историю. И поручим это Гущину. Он, думаю, по дороге уже догадался получить у твоей девицы дополнительную информацию об ее связях. А что не догадался — поможешь добыть ты… И не морщись, пожалуйста — я абсолютно прав, что тебе превосходно известно.

Нертов был вынужден снова промолчать.

Вдруг офисное кресло, на котором восседал за широким письменным столом начальник сыскного агентства, резво откатилось на маленьких колесиках в сторону. Из-под стола вылезла большая черная собака с рыжими подпалинами. Лениво зевнув в сторону хозяина, который вовремя успел затормозить ногой, чтобы не сбить стоящую неподалеку кадку с пальмой, псина потянулась и направилась к гостю под стенания Арчи: «Мэй, скотина бессовестная, неужели нельзя было просыпаться аккуратнее?».

Впрочем, ротвейлерша Мэй Квин Лаки Стар о’Кэнел, а попросту Маша, и ухом не повела. Она добралась до грустного Алексея, взгромоздилась передними лапами ему на колени и сочувственно провела своим розовым языком от подбородка до лба юриста, мол, не расстраивайся, все будет хорошо.

Серьезный разговор был окончательно прерван длинным монологом сыщика, суть которого в литературном переводе сводилась к тому, что охранная собака не должна дрыхнуть под столом во время работы, а если уж вылезает, то делать это вовремя, аккуратно и при этом не облизывать всяких гостей. Алексей, вытирая обслюнявленное лицо, вставил было, что он не «всякий», а, как минимум, свой. Во всяком случае, именно ему некоторые нерадивые сыщики, уезжая отдыхать в теплые края, оставляют на прокорм свое ненасытное и невоспитанное сокровище.

— Вот-вот, невоспитанное! — Вскинулся Арчи. — А кто приучил мою собаку спать в кровати мордой на подушке?

— Ну, мне кажется, — смеясь пробасил Юрий Александрович, — тут ты на Нертова зря бочку катишь. На сколько я помню твою животину, она вечно и у тебя дрыхнет в постели. При чем, укладывая на подушку, как правило не морду, а задницу. А не помнишь, случайно, кто рассказывал о бедной девушке, проснувшейся однажды утром и обнаружившей рядом со своими симпатичными кудряшками вместо твоей физиономии блаженную собачью пасть? «Коленька, а почему у тебя такие большие зубы?»… Ты не помнишь, чем пришлось после отпаивать гостью?

— Да идите вы, все! — Отмахнулся от коллеги сыщик под смех Алексея. — Давайте-ка лучше делом займемся. Давай, Юрист, рассказывай о своей клиентке. Кто, как познакомил… Ну, и так далее, по порядку. Впрочем, сам знаешь, не маленький.

Мэй тем временем подыскала себе новое место для сна, легла и вытянулась рядом с дверью так, что любой входящий мог лишь чудом не споткнуться о собаку.

Лена выругалась. Надо было заранее попросить шофера, чтобы переключил приемник на другой канал. На «Европу плюс», «Модерн», «Максимум»… В конце-концов, «Ностальжи» или «Мелодию», лишь бы не «Русское Радио», где на один шедевр отечественного бардизма и рока, приходятся не меньше двух экземпляров пошлости. Но уже было поздно. Воспоминания о вчерашнем разговоре хлынули потоком, и головная боль одним всплеском затопила голову.

Как же могла ты подруга моя? Кристинька, Кристина, стерва этакая? Так вот, походя, между двумя коктейлями плеснуть в душу уксусной эссенцией. От огорчения Лена так и не попросила шофера переключить приемник, поэтому продолжала слушать печальную историю про нехорошую подругу, а сама при этом думала: на самом деле, для того, чтобы сделать подлость вовсе необязательно уводить мужика. Иногда достаточно высказать затаенные мысли об отношениях внутри чужого семейного гнездышка.

Лучшая подруга, а ныне зараза и стерва, сама вчерашним вечером пригласила Лену посидеть-поторчать в каком-нибудь кабачке. Лена заявила о том, что полностью доверяет вкусу Кристины и та предложила ночной клуб «Мадам О». Надо было насторожиться с самого начала. Лично ей эта пакость никогда не нравилась. Еще был бы «нормальный» гей или лесбос клуб можно сходить для прикола. А тут середина, причем золотая именно в той степени, в которой струю мочи готовы назвать «золотым дождем». Есть любители и на эту эротическую процедуру, но Лена к ним не относилась.

Помещение залито тошнотворным зеленоватым светом. На стенах — большие раскрашенные бабочки, маски птиц и почему-то здоровенная плетка. Официантки в мини-юбках, белых блузках и таких же тошнотворных зеленых галстучках. Возраст и пол посетителей самый разный, от молоденьких девиц, как и они, сидевших вдвоем, до пожилых дядек. Кристина, хихикая, сообщила Лене, что мужики сюда ходят на лесбиянок смотреть. С того момента Лена почти вела подсчет, сколько взглядов брошено на их столик. А Кристина на соседей даже не смотрела. На нее напал жор, она заказала салат «Кобра» и горячее: «Яйца дикого мужчины». Со смехом сообщила, что это всего лишь по ресторанному оформленная яичница с грудинкой и устрицами — французское холостяцкое блюдо.

С гастрономии все и началось. Кристина долго объясняла теорию о том, что путь к сердцу мужчины по-прежнему лежит через желудок. Сколько бы ни появилось ресторанов и клубов, мужик требует домашнего сюрприза. Пусть рецепт уже давно растиражирован журналом «Ом», все равно какой-нибудь салат «страстные грезы» гораздо ценнее, если он приготовлен на кухне, а не принесен из кулинарии самого лучшего заведения. Может муж этот салат и не оценит, может, увидев его, захочет не само блюдо, а хозяйку. Лучше всего, прямо на кухонном столе. И это будет не просто похоть, а благодарность.

Пойми, говорила Кристина, супруг «деловой жены» всегда немного комплексует. Это мужчина должен пахать в поте лица, кормить семью. Место жены на кухне. И если она хочет не просто сохранить мужчину, привязать его, приковать к семье, пусть время от времени снимает деловой костюм и надевает передник. Пусть хотя бы раз в неделю уверяет мужа, что сегодня устала не на работе, а стоя возле кухонной плиты, желая накормить любимого. Малая порция мазохизма никогда не помешает.

— А если пренебрегать такими элементарными вещами, — Кристина говорила с набитым ртом («Яйца дикого мужчины» уже принесли), — то в один прекрасный день жди сюрприза. Так как у тебя получилось.

После этого, в течение пятнадцати минут, Кристина рассказывала о том, чем и с кем занимается ее супруг, пока она, Лена, занимается своей фирмой «Капитель». При этом чавкала, хихикала, мол, никаких подробностей, всякой новости свое время. «Впрочем, неужели ты сама ничего не знаешь? Мой однажды тоже подзалетел, ну я сразу решила, как с ним буду. Никаких банальных скалок, никаких когтей в глаза. Только психологические пытки. Расспрашивала его долго, обстоятельно. Как у вас начиналось, кто кого раздевал, сколько длился каждый пистон. Тебе тоже советую, расспроси его как следует»…

Лена медленно отхлебывала коньяк, думая лишь об одном: откуда она узнала? Город, и вправду, маленький. Узнать бы с кем тусуется наша Кристя, откуда черпает информацию? Потом поняла: специально отгоняет от себя злость. Не о том говорит подружка, не о том.

Кристина между тем продолжала. Похоже, она вошла в роль мудрой наставницы зеленой молодежи.

— Можно и еще проще. Без кухонной плиты и фартука. Находишь заранее подходящую клинику, хорошего врача. Ну, конечно, так, чтобы долго не разлеживаться в палате, после скальпеля. Потом видит тебя муженек и говорит: не знал, какая ты красавица. А ты ему в ответ: миленок, ты на меня до этого смотрел мутными глазами. Ха-ха-ха!

Лена не выдержала и выдала короткую, но очень агрессивную тираду. Мол, путь к сердцу мужчины лежит не через желудок, а через его член. Или через свои принадлежности.

— Что же касается хорошей клиники, то я, извини, пластические операции делать не собираюсь, пусть этим старухи занимаются. И ты зря сделала. Знаешь, за что мужики нас не любят? За б…во, ревность и сплетни. Ни тем, ни этим заниматься не хочу. И тебе не советую.

Кристина на минуту стушевалась, а потом нагло ответила, что хотела поговорить о том, за что мужики нас любят. У нее с этим все в порядке, а у подруги, похоже, проблема. Лена сорвалась, назвала Кристю стервой. Выхватила из кармана бумажку в тысячу рублей, кинула на стол и удалилась из клуба, оставив подругу доедать «яйца» и допивать коктейль в гордом одиночестве.

И сейчас, когда вчерашняя ссора вспомнилась в самый неподходящий момент, Лена, совершенно внезапно для себя задумалась о том, что ей вчера даже не пришло в голову. С какой стати она решила, что Кристина была пьяна? Нет, ее глаза были трезвыми и злыми. Могло показаться, будто она осознанно мстит.

Оставалась самая малость: понять за что?