34

Понятия не имею, сколько я сидела и смотрела в одну точку. Только явно уже ночь прошла, ведь освещение стало более ярким и насыщенным. Звереныши стали вновь бесится уже не замечая меня. А меня брала злость – для ТАКИХ детей понадобиться не один орган, а следственно и человеческих смертей будет много.

И что Рон хотел мне этим показать? Он желает вызвать жалость? Я должна проникнуться и рыдая просить расчленить меня? Может мне еще понять и простить этих генных?

Мне жалко только себя и детей что были возле меня в интернате! А смотря на этих зверенышей я ухожу с головой в генетику, но не чувствую трепета сердца.

Поглаживая прокушенный палец, я наблюдала наглядно, как работают нео – ферменты. Цианоз исчезал, кровоток восстанавливался, а ранки исчезали на глазах, наконец, онемение прошло и пальчик снова прекрасен – и это всего за пятнадцать минут!

За такими удивительными минутами я не заметила Рона, что каким-то образом оказался за моей спиной. А когда его вроде тихий, но пробирающий голос начал говорить, я чуть в клетку не залезла.

– Что скажешь? – Он это серьезно? У меня хоть сердце все еще и не отошло от испуга, но разум – вещь рассудительная. Сказать хотелось много, а главное послать далеко и качественно тоже хотелось. – Наши мужчины более эмоциональные, поэтому мы злимся, когда пытаются тронуть наших детей, но эти… – Он кивает головой на ползающих чудиков и, закрыв, глаза говорит: – Это материал. – Тут у меня ум за разум закатился, а глаза вообще в кучку собрались. Я не ослышалась?

– Не поняла… – Мямлю что-то несвязное, а рассудок в это время возвращается.

– Хочешь убить? – Он спрашивал это вполне серьезно, а сам присаживался на пол.

Рон облокотился о стену, одну ногу согнул и поставил на нее руку, чтобы придерживать голову, а вторую нижнюю конечность вытянул и почти касался моей руки. Левая мужская рука достает что-то из кармана и положив ЭТО на пол толкает в мою сторону… Возле меня лежал недавний нож, которым я продырявила стол. Металл поблескивал в свете лампы, а моя рука захотела ощутить холодность рукоятки. Мне стало не по себе.

– Чтобы сделать из этих детей нечто жизнеспособное нужно загубить десяток человеческих жизней. – Вмиг пересохшее горло сипело эти слова обвинения со страхом и болью. Я говорила это скорее для себя. Ведь мне надо набраться смелости и ненависти, чтобы схватить холодное оружие, а затем безжалостно вонзить в живую плоть. – Чтобы на этот свет появились ВАШИ дети нужно распотрошить женщину… такую же мать как ваши пары. – Блеск металла ослепляет и рука притягивается, как магнитом, чтобы ощутить, как сжимаются пальцы вокруг рукоятки. – Нет, человеческие женщины они МАМЫ! Настоящие матери для своего ребенка. Они не кидают и не отказываются… они любят и заботятся, а ваши женщины… вообще отдельный вид, средний род не имеющие признаков женской натуры и они ни когда не поймут чувства боли при расставании с ребенком! – Мое тело будто сорвалось с предохранителя и ползло на четвереньках к спокойному мужику. – Почему вы не понимаете, что нам больно? Почему вы губите наши жизни в угоду монстрам инвалидам? Почему ты умножаешь всеобщую человеческую ненависть? – Вот ОН, рядом и ничего не пытается сделать, только смотрит пристально в мои глаза. – Для того чтобы кто-то засадил в тебя нож?!

Моя рука ударила.

Нож тяжело входил в мышцу плеча, но я давила и ощущала влагу на пальцах. Руки соскользнули с рукоятки ножа, а белый рукав окрасился в красный цвет. Пятно увеличивалось на глазах, а мужчина все так же сидел и смотрел… Мамочка, что же я натворила!? Я судорожно вдыхаю и смотрю на измазанные ладони. Как я смогла? Эти руки ведь должны спасать, не вредить! Кристина Фат ведь врач… недоученный, но все же!

– Тебе легче? – Участливый тон мужчины и огромная рука на макушке выводят из меня остатки разума.

Рон хоть понял, что я его… ножом!?

– Дай мне просто впасть в отчаянье и исчезни! – Мой голос дрожал, а руки уже раздирали рукав рубашки, чтобы перевязать рану и тем самым остановить кровотечение.

– Люди впадают в отчаянье, когда требуют от себя больше, чем действительно могут сделать. – Вот я уже узелок завязала, но металл из тела не достала, просто нужно до медблока дойти. Меня мягко прижали к себе и погладили одной рукой по спине. – Не бери на себя слишком много.

Эти простые слова возвращают мне способность спокойно мыслить.

– Люди гибнут. – Отстраняюсь я и встаю. Не обращая внимания на рычание зверей, я протягиваю руку в сторону врага. – Я не могу смотреть на страдания, понимая, что меня зачем-то стараются сберечь. Меня до сих пор ноги держат только потому, что я хочу…

Молчу и смотрю в его умиротворенный взгляд. А что я хочу? Мира, свободы, жизни, счастья, улыбок, и при этом я боюсь даже оцарапать главного врага… как это охарактеризовать? Не жалость, но в тоже время тревога за будущее и не только людей. Не хочу подчиняться и плясать под чью-то дудку…

Ход моих мыслей нарушает мужской голос. Он пробирается будто издалека и заставляет вспомнить об окружение.

– … люди стали очень слабыми я уже не знаю, какие продукты привозить, но у каждого третьего человека порок сердца и половина даже до десяти лет не доживает. Все искусственные препараты ваши тела отвергают, так же как и питание, а как еще лечить?

Рон действительно об этом думает? Или он хочет добиться моего доверия? Согласна, последнее время я очень терпеливо отношусь ко всем генным. Даже после случая всеобщей ненависти в столовой я не держу на них зла, ведь понимаю. Если бы мне в лицо сказали, что мой ребенок не достоин жизни, то… Генные еще сдерживались, хотя до этого случая попросту игнорировали меня.

– Ты должен волноваться о них. – Мой кивок указал на клетку, где мальчишка с хвостом пытался перегрызть себе лапу. – Это отпрыски генных, только в их облике больше животных признаков. – Я даже усмехнуться умудрилась и перевела взгляд на кровавый «бинт». – Нужно наложить швы, пошли.

Откуда в моем сердце столько участия и почему я кропотливо тружусь над раной? Плазмер прекрасно сплавлял пораженные клетки и давал ультразвуком сигнал к их быстрой регенерации. Сама я этим прибором пользуюсь впервые, хоть и изучала теорию, но… Почему у меня все практические навыки так хорошо воспроизводятся? Может я киборг с программой за место разума? Брр, даже немного не по себе стоять рядом с генным и думать о такой ерунде. Почему я лечу под такой довольный взгляд мужчины, а не ищу яд в ящиках или хотя бы наркотических смесей? Что-то мне страшно – какие еще выходки я сама преподнесу для окружающих?

А генный довольно лыбыться и даже когда мои руки прилепили пластырь чтобы небольшую царапину заклеить, этот индивид сказал:

– Умница. – Это голос что прошелся теплой волной по телу вызвал во мне… стеснение.

– Заткнись. – Рыкнула в его сторону и отвернулась, чтобы мужчина не видел моих пылающих щек. Что же твориться со мной в присутствие врага всего человечества? – Почему ты на тех детей в клетке сказал, что они материал? Решил сгладить мою ненависть? – Мой тихий голос будто отгораживал меня от Рона, ведь я чувствовала, как кулаки вновь сжимаются, а нечто злое было недовольно.

– Они и есть материал, но не для генных детей. – Непринужденно выдал этот… неоднозначный человек и поднял свою огромную тушу с кушетки. Мой мозг начал судорожно работать, но кажется, какая-то извилина сломалась и остался один вопрос:

– А для кого? – Мое глупое выражение лица очень позабавило этого гада.

– Для людей…

Ну, нельзя же ТАК! Как кирпичом по голове саданули! Мне сейчас послышалось? А может я неправильно поняла? Он не шутит?!

Видя как у меня мысли прыгают в черепной коробке, но при этом ничего связного рот не может выдать, Глава решил меня добить. Подойдя к компьютеру в медблоке, он что-то там щелкнул. На огромное «окно» выползло изображение полной структуры чьей-то ДНКа. Мой разум очень быстро увидел гены крокодила и какой-то мелкой птицы, кажется, звали ее колибри. Хех, придется привыкать к «внезапным» знаниям.

– Как видишь по генам… модифицированные люди не могут принять органы своих же соплеменников. – Он щелкнул слайд, и на экране появилась другая двойная цепь… ага, а это хомяк! – Если, например, нужно сделать трансплантацию почек, то, что получится?

– Некоторые гены от модели крокодила могут уничтожить клетки пересаженного органа. При совместной работе всего организма будет выявлена мутация около лежащих тканей, а может и атрофия. – Я уже забыла, с кем разговариваю. Передо мной была поставлена задача, и я обязана ее решить. Сейчас нет чувств, есть лишь холодный и расчетливый разум. – Итог из приведенного примера – генные между собой несовместимы так же, как люди с разными резус – факторами. Поэтому вы разводите людей без смешанных линий, вы боитесь результатов. А у человека нет животных клеток – мы для вас чистый, первичный материал, который легко приспосабливается. – Мне не нравилось говорить об этом, но я же хочу разобраться со всем и сразу.

– Еще один вывод забыла. – Провел в воздухе рукой «преподаватель», а потом как-то иронично выгнул губы. – Или ты его даже не рассматривала из-за своего предвзятого отношения к моему виду? – О чем он? – Ириска, поработай извилинами и дай мне результат, что же получают люди от генных?

Он это серьезно? Что могут получить! Да у нас только ОТНИМАЮТ!!!

Только он смотрит очень пристально и серьезно, что толкает мой невосприимчивый мозг. Стоит, весь такой непоколебимый и делает лицо, будто просто читает лекцию для нерадивой студентки. Как будто весь класс уже экзамен сдал, а я одна понять простую истину не могу. Думай голова!

– Дети материал, но не для модификатов… Люди рождаются с пороком сердца, множество наших больны… Ты еще сказал что… – Мысль, пришедшая мне в голову, ударилась о сердце и зацепила душу, но холодный разум взбрыкнул и выдал: – Вы не можете отдавать свои мутированные органы детям человека. Уж, прости, но я не верю, что трехкамерное сердце будет исправно работать даже в человеческом организме. – Вот, я победитель! Мне можно пренебрежительно посмотреть на мелкую козявку Рона, ведь генные ничего не дают людям!

– Помнишь, множество моих служащих говорили тебе, что ждут очередь на операцию? – Кивнула. – Они ни когда не дождутся. – У меня даже глаза выпрыгнули из орбит, таким ужасным голосом это было сказано. – Их дети требуют слишком многих пересадок, а я не отдам столько органов на одну жизнь генного. – Он отвернулся к экрану и начал говорить уже порыкивая. – Это сами дети будут материалом для больных людей.

– Мутация… – Слабо пискнула, ощущая мороз в воздухе.

– Как ни странно, но если орган изменен не сильно, то человеческое тело не только живет с ним, но и приводить его к норме. Спустя три года все животные гены «растворяются» или вовсе исчезают из клеток трансплантируемого объекта. Человек живет и не подозревает об этой операции.

Сказать что у меня шок, это просто выразить наименьшую эмоцию. Мой рот был открыт, как у сумасшедшей рыбы, а в голове бултыхалось желе. Это получается у нас, что… взаимовыгодное существование? НЕЭЭЭЭ, верить в это не хочу!!!