У Нины Климовой с детства сложилась странная примета: дождь — к отъезду. Сегодня зарядило с раннего утра, и по прогнозам следующие два дня должны были стать еще мокрее. Казалось, Питер предчувствовал близкое расставание с одной из своих жительниц, поэтому старался до последней минуты напоминать о себе. А может, город сердился на Нину за то, что она никогда специально не слушала сводку Гидрометеоцентра.

Впрочем, Нина уделяла немного внимания и остальным новостям. Последние два дня она смотрела лишь международные блоки. Ее интересовала только одно — не начала ли администрация «Эр Франс» очередную забастовку? Зная повадки родных транспортных клерков, она побаивалась, что узнает об отмене рейса, только приехав в «Пулково-2» с ребенком на руках. Cудя по отсутствию неприятной информации, французский небесный пролетариат не собирался помешать ей прибыть в Париж именно в тот день, когда она решила.

Нина очень хотела в Париж, однако не могла дать себе ответ: отправилась бы туда или нет по своей инициативе? Почему-то так получилось, что Франция стала для нее традиционным местом ссылки. В прошлом году туда ее отправил отчим Даутов. Ныне же лететь в Париж велел Нертов. Алексей не принял всерьез обещания Нины как можно скорее избавиться от акций «Транскросса», поэтому решил сделать это сам, одновременно с этим взяв на себя управление фирмой.

Нина понимала, почему в очередной раз вспомнила своего покойного отчима. Она уже давно собиралась посетить его могилу. Каждый раз находилась какая-то причина, отменявшая затею — то мелкая болезнь у Мити, то занят Алексей… Вчера она сказала ему: «Если ты не можешь, я поеду одна». Он слегка обиделся, но Нина понимала: съездить придется все равно. И непременно сегодня.

Интересно, какие дела у Алексея, обещавшего всерьез заняться «Транскроссом» после того, как Нина покинет Питер? Видно, опять занят сыскным агентством Арчи. Хозяин этой конторы Николай Иванов еще неделю назад отправился по тому же маршруту, к своей возлюбленной, французской сыщице Женевьеве. Агентство он оставил на Нертова, а тот возился с ним, как ребенок, которому подарили новую игрушку. Впрочем, не надо так, звучит слишком пристрастно. Это для нее, Нины, «Транскросс» — игрушка, в которую она вдоволь наигралась нынешней весной. А вот про фирму Арчи она так же сказать не могла. С ней Алексей не играл — это была работа, которой он занимался почти всю жизнь. Ибо между охраной и розыском разница невелика. Лучший способ победить, не отбить, а предупредить нападение — узнать максимум информации о потенциальном враге.

И сейчас Нина в очередной раз задумалась о будущем. Кем же будет для нее Алексей? Год назад она была «охраняемым объектом», а он — ответственным за ее безопасность согласно поручению Даутова. Потом она унаследовала одну из самых богатых фирм Питера, помирилась с Алексеем, тот снова занялся охраной, а она стала его работодателем. Теперь Нина решила расстаться с фирмой. Кем она будет тогда для Нертова? Невенчанной женой-миллионершей с ребенком на руках? Они договорились после продажи акций, не торопясь, объехать всю Европу. Это бы восполнило так и не состоявшийся в прошлом году их «медовый месяц». Однако можно объехать весь мир. Все равно потом придется возвращаться и решить, чем заниматься дальше: мужу — профессиональному юристу и жене, ставшей профессиональной капиталисткой. Так, чтобы никому не было бы обидно…

Негромко зазвонил телефон. Нина подняла трубку. За последние полтора месяца она излечилась от «телефонофобии», когда каждый звонок ассоциировался с угрозой. Звонила Юля Громова, журналистка, из-за которой Нина недавно чуть было не поссорилась с Алексеем. Но недоразумение выяснилось, Климова поняла, что Нертов не собирался изменять ей с репортером, пусть даже весьма привлекательным, и они подружились.

— Уже одной ногой на Монмартре? — спросила Юля.

— Именно там. Ты так и не передумала? Я же там соскучусь. У меня есть хобби: делать друзьям экскурсии по Парижу. А так как друзей, которым я не доставляла этого удовольствия, почти уже не осталось, тебе пора соглашаться.

— Только не в этот раз. Боюсь, я в Питере застряла надолго. Эти выборы, черт бы их побрал!

— В ЗАГС?

— К сожалению. Я хотела бы принять участие в выборах во Дворце бракосочетаний. Чтобы, как великий корейский пророк Мун, выбирать женихов для невест и невест для женихов.

— И в чем заключается твое участие в выборах? — спросила Нина. — Агитация и пропаганда?

— Пока не предлагали. Просто мне, как журналисту, пишущему о криминале, открылось новое поле деятельности. Надо же сообщить читателю, кто создает избирательные блоки, из кого состоят списки кандидатов, наконец, сколько судимостей имел гражданин Н., обещавший в случае своей победы за год сделать Питер таким же спокойным, как Хельсинки… Извини, пожалуйста, с чего бы это заговорила о такой чепухе? Человек завтра будет в Париже, а я ему про какие-то выборы!

— Что ты, очень интересно. Просто, я в последнее время от всего этого далека. Знаешь, заезжай-ка ко мне вечерком?

— Постараюсь…

Нина повесила трубку и взглянула на часы. Уже было полвторого. Небо за окном хмурилось по-прежнему, но дождь прекратился. А она еще не решила: сделать ли то, что следовало сделать давным-давно. Надо было посетить могилу отчима, но каждый раз находился серьезный предлог, позволявший отложить поездку. Каждый раз завтра оказывалось более подходящим днем. Теперь такая отговорка не проходила: завтра вечером ее ждал аэропорт Орли.

Дождь не располагал к прогулкам. Особенно, если дело касалось столь специфичного парка, как кладбище. Она помнила, когда ее в школьном возрасте привели с экскурсией на Литераторские мостки — погода была такой же, и циничный одноклассник сказал: «На месте покойников я бы вылез, чтоб поискать место посуше». С той поры, каждый раз посещая кладбище, когда и воздух, и деревья, и цветы — все одинаково пропитано влагой, Нина вспоминала эти слова и вздрагивала. Вот если бы вместе с Алексеем… А он, такая незадача, сегодня не может. Однако тотчас же усовестилась. На кладбище съездить придется. И не потому, что дала себе обещание. Девочка, не надо забывать, почему умер Даутов! Сердце слабое — верно. Однако это сердце продержалось бы еще немало лет, не происходи время от времени казусы с приемной дочкой… Ладно, во всем, происходящем в Питере, она была не виновата. Вернее, почти не виновата. Однако, оказавшись на Лазурном берегу, она постаралась наплевать на правила безопасности по полной программе. В результате, отчим получил сообщение о ее смерти. То, что информация была ложной, на этом свете узнать ему не удалось.

Поэтому, поехать придется. Прямо сейчас, чтобы успеть вернуться к шести часам.

Шофер, он же дежурный охранник, заранее знал о поездке. Хотя телохранитель и считался просто «дежурным», его связывало с охраняемым объектом гораздо большее, чем обычная охранная рутина. Василий, как звали молодого человека, даже не значился в штатах службы безопасности «Транскросса», а работал в другой фирме, некогда оказавшей неоценимые услуги для спасения и Нины, и сына, да и самого автотранспортного предприятия. Несколько месяцев назад Василий вместе со своим шефом по единственному звонку Климовой примчался из Югославии на выручку Нины…

Митя был уже готов к путешествию. Казалось, мальчик родился в цыганском таборе: он был рад гулять в любую пору, шел ли мокрый снег или ливень. Конечно, в такую похабную погоду брать ребенка не хотелось. Но за этот год Нина привыкла не расставаться с Митей. Сын был у нее на руках даже тогда, когда она прорвалась к премьеру России, спасая «Транскросс» от расправы налоговиков.

Цветы были заблаговременно привезены с дачи, из Репино. Нине не могло придти в голову купить их на рынке. Пусть на плиту ляжет букет с клумбы, которую еще в прошлом году видел отец.

Нина вышла на балкон. Срезанные левкои можно было бы и не ставить в ведро с водой: хватало воды, лившейся сверху. Нина придирчиво осмотрела большой букет, вынула и положила на перила балкона завядший цветок. «Скончался, не доехав до кладбища, — подумала она. Впрочем, она тут же сообразила, что любой срезанный цветок уже мертв. — Значит, увядший цветок не только мертв, но и…» — сказала она про себя и содрогнулась от отвратительной мысли.

Ладно, нечего перед экскурсией на погост заряжать себя такими идеями! Нина перевязала букет, попросила няню помочь отнести его вниз, взяла на руки заулыбавшегося Митю и пошла к машине.

Неприятное происшествие, заставившее Нину вспомнить об увядшем левкое, случилось минуты через три, как они отъехали от дома. Машина остановилась перед светофором. Тотчас же к ней подскочил мальчишка и начал размахивать пачкой газет. Шофер-охранник отмахнулся от него, Нина рассмеялась, а мальчишка, не собиравшийся отставать, продолжал махать пачкой, выкрикивая названия сенсационных статей. Наконец светофор замигал, пацан отскочил в сторону, но когда машина двинулась, снова оказался на ее пути. Василий занимался своим ремеслом не один год, поэтому успел тормознуть. И все же Нина с ужасом увидела, как маленькая фигурка исчезла из виду словно поплавок, утащенный рыбкой, а отчаянный крик перекрыл чудовищный скрип покрышек об асфальт.

Василий выматерился, чего на памяти Нины еще ни разу не делал, после чего выскочил на мостовую. Несмотря на весь ужас момента, Нина — как-никак, подруга телохранителя-профессионала — чисто автоматически оценила его действия и сочла, что парень допустил серьезную ошибку. Непосредственной опасности охраняемому объекту не было, а он вышел из машины. Однако эта мысль мелькнула и погасла, ибо возопила ее совесть. Какие там объекты, человека задавили!

Митя плакал на заднем сиденье, а Нина, перегнувшись, пыталась понять, что же происходит перед машиной?

Василий поднял мальчишку.

— Ты шиз, что ли? — скорее удивленно, чем испуганно пробормотал он, рассматривая несчастного паренька.

Тот ничего не отвечал, видимо, был в шоке. Охранник оглядел его, осторожно пощупал ноги и руки, потом заставил немного пройтись. Мальчишка сделал два несмелых шажка, потом зашагал уверенней, чуть не вырвавшись из рук.

Именно в этот момент Нина почувствовала, что к машине кто-то приблизился. Она обернулась. Рядом были двое парней. На одну, ровно на одну секунду ее сердце приостановилось от ужаса: она вспомнила, как ее однажды похитили во Франции. Однако парни то ли поняли, что обнаружены, то ли разглядели охранника, тотчас скрылись.

Василий сунул голову в салон.

— Нина Анатольевна, с ним все в порядке. Даже шишек не будет. Только напуган, штаны намочил, сопляк этакий! Боится, что я его буду бить, и постоянно просит: только не надо в милицию. Я думаю, это и в наших интересах. Гаишники замучают. Дать ему пятьдесят рублей на мороженое и пусть катится?

— Хорошо. Только пятьсот, — Нина, протянула шоферу соответствующую купюру.

Тот укоризненно взглянул на нее, удивленный такой расточительностью, взял банкноту и передал мальчишке. Нина окончательно успокоилась за его судьбу, взглянув, как пацан торопливо сует бумажку в карман и вприпрыжку, почти не прихрамывая, удаляется от места происшествия.

— Пронесло, — вздохнул Василий.

К этому моменту Митя тоже успокоился, видно, почувствовал, что все окончилось хорошо. Он ползал по заднему сиденью, играя с Нининой косметичкой.

Нина оглянулась по сторонам и поняла, что больше всех от произошедшего пострадали цветы. Букет упал с сиденья на пол. «Надо же так, — подумала она, нагибаясь и поднимая букет, — ехали на кладбище, а по дороге чуть человека не угробили. Ему, наверное, таких цветочков бы не досталось. Нет, скорее в Париж! Там местные гарсоны уже не лезут под колеса даже за сто франков».

Цветы были подобраны.

«Надо будет найти воду на кладбище, обмыть их. Впрочем, учитывая такой дождь…».

И тут Нине показалось, что произошла авария. Единственная мысль, успевшая мелькнуть и погаснуть неоформленной, была такова: «Что же случилось? Ведь впереди никакой преграды нет».

«Черт, попал в историю!» — успел подумать шофер грузовика, оглушенный грохотом и ослепленный вспышкой. Он нажал на тормоз, и его «КаМАЗ» замер в пяти метрах перед легковушкой, которая еще секунду назад шла впереди, а теперь превратилась в костер…

Кафе на Каменноостровском проспекте, начиная с мая, приобретало летнее приложение — шесть стандартных «ромашек» и столики под ними. В жаркий день все, естественно, сидели на улице, однако сегодня под раскрашенным тентом пребывал лишь один посетитель. Дело заключалось не в том, что высокому мужчине лет сорока в пиджаке от Фоспа — бывшая фабрика Володарского — было слишком жарко, косой дождик не пощадил и его. Просто, договариваясь о встрече, он условился, что будет именно на улице. Мужчина не знал, является ли это обстоятельство обязательным, однако не хотел рисковать. Тот, кого он ожидал, платил ему в шесть раз больше обычной оперской зарплаты.

Дождь усилился. Посетитель чертыхнулся и подумал: не стоит ли все же допить пиво внутри? В этот миг рядом скрипнули тормоза. Из притормозившего «форда-лендровера» высунулась рука и махнула: иди скорее! Мужчина встал и быстро нырнул на заранее открытое заднее сиденье.

«Форд» сорвался с места. Минуты через три он остановился на одной из мелких улочек.

— Привет, — сказал парень в джинсовом костюме, сидевший за рулем. — Уверен, что здесь нас не засекут твои коллеги?

— Уверен, — ответил мужчина.

— Тогда к делу. Говоришь, есть новость?

— Вечером задержали одного гражданина, который может быть вам интересен. Это Алексей Нертов.

Опер не мог в полутьме как следует разглядеть лицо собеседника, поэтому не понимал, какое впечатление оказала на него эта информация. Судя по всему, впечатление наличествовало.

— На чем его взяли?

— По подозрению в совершении убийства. В чьей-то квартире. Я подробностей не знаю, вроде, там была крутая «мочиловка».

— Извини, — парень в джинсовке достал мобильник, — ты бы не мог выйти на минуту из машины?

Опер чертыхнулся, однако решил не спорить и вышел прямо под дождь. Его собеседник говорил по «трубе» минуты три. Потом дверца «форда» открылась. Оттуда высунулась рука и махнула: иди!

— Указание вот такое, — сказал он. — Надо узнать про блокнот.

— Какой блокнот?

— Пропавший у покойного депутата Ивченко. Стопроцентной уверенности, что блокнот именно у Нертова, нет. Однако надо постараться. Тебя где высадить?

«Как всегда припарковавшись возле кафе “Джой”, Чекулаев, решив прогуляться по вечернему Питеру, дошел до Банковского мостика. Неизвестно, какие ассоциации вызвал шедевр архитектуры XIX века у Тимура Фикретовича, однако именно здесь он решил задержаться на минуту. Когда сотрудники РУВД Центрального района приблизились к нему, чтобы поинтересоваться, зачем он совершает деяние, подпадающее под статью о мелком хулиганстве, Чекулаев, не застегивая ширинки, достал депутатское удостоверение. Как было далее отмечено в протоколе…».

Юля Громова призадумалась, глядя на набранный текст. На экране монитора светилось незаконченное предложение, а она уже размышляла, пропустят ли фразу «не застегивая ширинки»? Завотделом Татьяна Борисова, разумеется, посмеется, а потом предложит изменить слово. Или фразу в целом. Чтобы читатель так и не понял, чем же занимался Чекулаев: мочился на грифона, или ковырял в носу? Как всегда, возмутится корректор Лариса Константиновна, которой когда-то сам Жданов пожал руку, и она до сих пор считает это событие главным в своей жизни. И считает необходимым учить всех, кто младше ее. Кроме того, у Ларисы Константиновны странная мания: она — охотно берет под свою защиту любого представителя власти. «Что вы, Юленька, чтобы депутат писал в общественном месте? Не верю». Придется идти в корректорскую, сперва вежливо уговаривать, потом объяснять, что дело корректора — проверять ошибки, но никак не фактуру. А утром явиться в редакцию. И узнать, что статьи под названием «Я достаю из широких штанин» в номере нет. Или есть. Только без фамилии главного героя. Долгий и нудный разговор в кабинете у главного редактора Сергеева. Товарищ Жданов руку ему никогда не пожимал, только товарищ Пастухов, однако он свою сотрудницу тоже называет «Юленькой». «Юленька, я понимаю, конечно, Чекулаев — козел. Но все-таки, вторая по величине фракция в ЗакСе. Недавно он встречался с полпредом… Давай, подождем немного? А потом накроем по полной программе». Юля давно хотела напомнить ему, что и о Собчаке Сергеев давно хотел высказать все, что думает. И высказал. После выборов губернатора…

Раздался звонок. Юля задумалась было, не стоит ли объявить рабочий день оконченным, однако все же сняла трубку.

— Юля, добрый вечер, — услышала она знакомый голос, и мысли о главном редакторе, который, скорее всего, завернет материал о зассанце Чекулаеве, сразу исчезли. Звонил Дима Касьяненко, ее Парень. Они познакомились полгода назад, когда занимались расследованием одного и того же дела о маньяке, убивавшем младенцев. Молодой оперативник по утрам звонил ей, сообщая особо примечательные ночные происшествия, иногда делая любопытные комментарии к сводке ГУВД (разумеется, кроме случаев, касавшихся его дел). По вечерам он тоже звонил, но уже чтобы договориться об очередной встрече.

— Привет, Дима. Извини, мне тут надо еще кое-что докончить. А потом…

— Неприятности, — перебил Дима. Юля сразу поняла, насколько тот взволнован. Ее настроение опустилось.

— Полчаса назад на Охте взорвали машину с Ниной Климовой. Там еще был ее сын.

— Что с ними? — спокойно спросила Юля, точнее, ей показалось, что она спокойно спросила.

— Очень плохо. Тяжелейшие травмы, ожоги. Боюсь, что им не выжить.

— Куда их увезли?

— Климову на Костюшко. Ребенок в Центральной детской.

— Я еду туда.

— Извини, я с тобой не смогу. Позвони вечером.

Юля повесила трубку. Через несколько секунд она уже выключила компьютер, даже не посмотрев, запомнила ли свою писанину, и вылетела из кабинета.

Подъезжая к больнице, Юля удивилась самой идиотской мысли, которая только могла придти в голову. Она поблагодарила неотложные вечерние дела, из-за которых Дима не смог ее сопроводить. Иначе ему пришлось бы наблюдать трогательную сцену: свою любовь, обнимающую и успокаивающую Алексея Нертова. Недавно у него вышли большие проблемы с Ниной… живой? покойницей? Когда-то Алексею пришлось помочь Юле подобным образом избавиться от стресса. Похоже, все повторялось.

Но, к Юлиному удивлению, машина Нертова перед вестибюлем не стояла. Может, ее отогнали на стоянку? Выяснять времени не было. Через несколько секунд Юля уже находилась внутри.

Благодаря набору различных удостоверений, среди которых главную роль играла аккредитация при пресс-центре ГУВД, Юля без труда добралась до реанимационного отделения. Однако там ее встретила уже другая охрана. Подтянутый мужчина лет сорока в черном костюме показал удостоверение сотрудника фирмы «Кандагар», заявил, что этим вечером прием посетителей окончен. Начался нудный диалог, сопровождаемый демонстрацией многочисленных Юлиных «корочек», а также перечислением статей законов о СМИ и частной охранной деятельности. При этом Громова внимательно разглядывала привратника. Конечно, это не бандит. Нет ни малейшего страха перед словом «ГУВД», скорее даже, мелкое презрение. Видна военная выправка и немного «плывет» в юридической терминологии. И никакая сила, кроме четко выраженного приказа высшего по званию, не заставит его уйти с дороги.

— Хорошо, — согласилась Юля. — Я могу увидеть договор, заключенный с администрацией больницы на оказание охранных услуг?

— У меня такого документа нет, — ответил охранник. — Обратитесь к начальству.

— Зачем? Сейчас я пойду в соседнее отделение и найду пару сознательных граждан, которые помогут мне выполнить свой профессиональный долг. После этого я на их глазах попытаюсь войти в эту дверь, вы примените физическую силу, и я, имея двух свидетелей, подаю в суд на вашу контору, а на вас — персонально в отдел лицензирования ГУВД. Небольшой иск на тысяч на тридцать. Кстати, вы никогда не слышали, что в новый УК внесена статья о превышении полномочий частными охранниками?

— Делайте, как хотите, — равнодушно сказал он. Однако Юля поняла — такой оборот событий был бы ему крайне неприятен.

— А если вы будете бороться со мной слишком активно, один из свидетелей может занервничать и позвонить по «02». Или по номеру, который я ему дам. «Милиция, спасайте. Больницу захватила банда!» Приедут быстро. Кстати, черт с ними, с деньгами. Может, прямо так и сделать?

Охранник еще раз взглянул на Юлю. Выдержка у отставного вояки была, не отнимешь. Громова могла бы держать пари, что нехорошее слово из четырех букв, которым собаководы любители иногда заменяют слово «девочка», так и осталось у него на губах.

— Вы можете обещать, что не войдете, пока я говорю с начальством? — он отступил в глубину коридора и достал мобильник.

— Конечно, — с готовностью пообещала Юля и тоже шагнула назад, не показывая, что стремится проникнуть на охраняемую территорию.

Через минуту охранник занял прежнее место. Из глубины отделения к двери подошел его напарник.

— Вам нужно пройти?

— Да, и поговорить с врачами.

— Хорошо, — второй охранник приблизился. Он несколько секунд внимательно смотрел на девушку, и та поняла: такой профессиональный взгляд заменяет профессиональный обыск. — Идите за мной.

Юля, еще по пути обзаведшаяся белым халатом, поплелась следом. Ей было чуть-чуть стыдно и страшно, как любому здоровому человеку, идущему по реанимационному отделению.

В конце коридора, возле белых дверей без таблички — Юля так и не поняла, что это за палата — стояли медсестра и еще один охранник в черном костюме, на котором топорщился белый халат.

— Вы сделали то, что хотели, и прошли в отделение, — констатировал ее спутник, видимо, бывший старшим. — Дальше вы пройти не сможете.

— Как вы вообще здесь оказались? — проявила недовольство медсестра. — Здесь хирургическое отделение, палата интенсивной терапии, а вы даже бахилы надеть не удосужились.

Юля попробовала предъявить медсестре набор «корочек», но старший охранник прервал эту попытку.

— Шуметь здесь не рекомендуется, надеюсь, вы это отлично знаете. Тем более, нет смысла устраивать обещанный скандал. Если даже и приедет милиция, то заберут именно вас. Поэтому, я рекомендую не стоять под дверью — для вас она не откроется никогда. Возвращайтесь в редакцию. Для криминального очерка материал вы уже собрали.

— Могу я, по крайней мере, узнать о состоянии Нины Климовой?

— Только у главврача, — отрезала медсестра. — Но его сейчас нет. А когда вернется, не думаю, что захочет с вами разговаривать, узнав о вашем поведении. Это же больница, а не конференц-зал. И нечего слетаться, как мухи!

В другое время Юля ответила бы, что мухи обычно слетаются на такие предметы, какие к ведению медицины уже не принадлежат. Еще ей хотелось сказать, что за белыми дверями лежит ее подруга. Но, вспомнив неприятный разговор с охранником, не сделала этого.

Громова повернулась и пошла по коридору. Сопровождающий двинулся следом.

Выходя из отделения, ей пришлось выдержать презрительный взгляд охранника.

— Ну что, убедились? Басаев не ожил и больницу не захватил?

Лишь в вестибюле Юля сообразила, что надо бы позвонить Алексею. Она набрала все имеющиеся номера, начиная с мобильного. Безуспешно, а мобильник был отключен. В этот момент Юлю окликнули. Перед ней стояла медсестра, недавно сравнившая ее с мухой. Она тяжело дышала, видимо, после быстрого бега по лестнице.

— Можете написать в своей газете: Нина Климова скончалась, не приходя в сознание!

Медсестра, возможно, сказала бы еще что-нибудь резкое и обидное, но запнулась на полуслове, заметив, что у журналистки вдруг задрожали губы и она, закрыв лицо руками, беззвучно зарыдала…

Поэтому обе женщины не заметили, как из подъехавшей «Волги» вышел пожилой мужчина с букетом цветов — недавно срезанных роз. Он не знал, что Нина не любит такие букеты, считая их мертвыми цветами. Не знал Юрий Алексеевич Нертов и то, что опоздал навестить будущую невестку.

Главврач не любил военных. Это выглядело парадоксально, однако Лев Эмильевич специально выбрал именно педиатрию, дабы минимально сталкиваться с военной кастой. Люди, носившие форму, всегда казались ему взрослыми мальчишками, так и не наигравшимися в солдатиков. А такие игры всегда приводят к очень серьезным травмам. Однако нынешний гость внушал уважение: он умел не только говорить, но и слушать. По наблюдениям главврача, этим искусством отличались немногие, большинство разговоров в этой стране происходили по схеме: «Я начальник — ты дурак», или «Ты меня уважаешь?». Кроме того, Лев Эмильевич, к собственному удивлению, понял, что видит в собеседнике такого же профессионала, как и он сам. Главврач был прекрасным хирургом, возможно, одним из лучших в городе. Ему было достаточно взглянуть на руки человека, чтобы догадаться о многом. Тот, кто сидел перед ним, умел хорошо говорить и явно неплохо командовать. Но он еще и умел работать руками. Правда, доктор не представлял специфику этой работы.

— Я сделал все, что был должен, как врач, — развел руки Лев Эмильевич. — Теперь вы хотите потребовать от меня большего.

— Попросить, — поправил собеседник. — Ведь если я заставил бы вас сделать это, то тогда исчез всякий смысл. Стоит только вам сообщить кому-нибудь о нашем разговоре, и все пойдет насмарку. Нет, вы должны выполнить мою просьбу добровольно.

— Я в медицине уже сорок лет. И меня ни разу не просили о такой услуге.

— Такие времена. Десять лет назад я тоже не предполагал, чем буду заниматься нынче. Однако наши задачи совпадают. Необходимо спасти ребенка. Вам придется поверить мне как профессионалу: если вы не согласитесь на мое предложение, то вся ваша сегодняшняя работа, с которой вам удалось справиться, может оказаться тщетной.

Лев Эмильевич задумался. Собеседник был прав. И все-таки, такие вещи в голове не укладывались.

— Даже если бы я согласился… Это очень непросто осуществить.

— Машину и людей я вам выделю. Что же касается вознаграждения…

— Вот это не надо! Тогда я почувствую себя преступником. Переведите деньги на счет больницы. Причем такие, чтобы я мог нормальные лекарства закупить. Я уже понял, что это вы можете.

— Хорошо, — согласился собеседник. — Теперь о деталях…

Юля заранее готовилась к самому худшему. Она знала, что от профессионально подготовленного взрыва уцелеть невозможно. И все-таки Нина Климова умерла для нее только в тот момент, когда об этом сказала медсестра. Поэтому, трясясь в машине, которая, прорываясь через пелену дождя, несла ее в детскую больницу, журналистка думала только о своей подруге. Теперь — бывшей.

Одна из мыслей была особенно болезненной. Не стоило долго искать причину, по которой убили Климову, причем вместе с сынишкой-наследником. Кому-то все-таки удалось оставить фирму без генерального директора. А ведь Нина уже почти отказалась от этой должности. Может, отказалась бы и еще раньше. Но некоторые подруги, в том числе и она, Юля, шутили за рюмкой коньяка: «Не торопись. Ну, кем ты будешь без “Транскросса”? Свободной художницей. А сейчас ты, как-никак, владелица одной из ведущих фирм Питера». Дошутились!

Конечно, Юля понимала, что сама она в этом не виновата. И все-таки, все-таки… А о чем думать еще? О мести? Но что она, скромная журналистка, сможет узнать о тех, кто смог заказать это преступление? Разве что поможет Алексею, когда он начнет докапываться. А начнет обязательно, в этом она была уверена. Но где же сейчас сам Алексей?

Погруженная в эти мысли, она доехала до больницы, расплатилась и вышла. Здесь в вестибюле охраны из фирмы «Кандагар» не было, однако оказался еще более надежный страж — пожилая вахтерша. Блеск разноцветных и покрытых пленкой Юлиных аккредитаций произвел на нее не больше впечатления, чем если бы ей сунули под нос ворох использованных троллейбусных билетов. Видимо, у старушки был многолетний опыт по укрощению настырных мамаш, поэтому Юля сдалась, но взялась за местный телефон и начала звонить по всем номерам. От неосмотрительной уборщицы Громова узнала, что главврач еще не уходил из больницы, поэтому она звонила в его кабинет снова и снова. Вахтерша издали неодобрительно смотрела на нее, однако документы со словами «Смольный» и «ГУВД», видимо, произвели на нее какое-то действие, поэтому она не решалась оттащить посетительницу от телефона.

Наконец, главврач не выдержал и поднял трубку. Сперва он уклонялся от ответа, в результате чего был вынужден выслушать короткую, но очень динамичную лекцию о правах журналистов и обязанностях должностных лиц. Потом коротко и просто сказал:

— Дмитрий Климов? Он умер полчаса назад. Вас еще что-нибудь интересует?

Юля заранее подготовила пару профессиональных вопросов, но тут же поняла, что не сможет их задать. Она извинилась и попрощалась.

Итак, в живых ни осталось ни Нины, ни ее мальчика, которому не исполнился и год! Юля положила трубку, понимая, что не сможет сдержать слез. И плача, направилась к выходу, желая как можно скорее выйти на улицу, где в такую погоду любой прохожий без зонта напоминает плачущего человека…

— Здравствуйте, вы Юля Громова? — окликнули ее.

— Да, — она пыталась сообразить, где встречала этого человека. Похоже, однажды видела в компании с Алексеем и Ниной. Алексей тогда ляпнул, что это, мол, наш «Главбух», но поправился, перехватив недоуменный взгляд Юли: «Это начальник охранного спецподразделения».

— Я Павел Олегович, директор фирмы «Кандагар», охранявшей «Транскросс». Нам надо поговорить.

«Доохранялись!» — подумала Юля, однако вслух этого не сказала, лишь кивнув головой.

— Тогда давайте сядем в мою машину.

Они вышли из здания и сели в черную «Вольво», припаркованную неподалеку. Павел Олегович протянул Юле пачку «Мальборо». Она поблагодарила и взяла сигарету.

— Мерзкий денек, — сухо заметил Павел Олегович.

— Я их всех знала, — снова всхлипнула Юля.

— Я тоже, — сказал Павел Олегович. Девушка подумала, что он сейчас начнет ей объяснять, как долго знал и Алексея, и Нину, однако собеседник молчал. Наконец он заговорил опять:

— У меня будут к вам две очень трудные просьбы. Я надеюсь, вы сможете их исполнить. Первая: вы должны поверить мне. Понять, что я поступаю так не просто как человек, за деньги охранявший «Транскросс», но и давно знающий Нину. И вторая: забудьте о том, что сегодня посещали больницы.

— Почему? Это действительно необходимо?

— Да, необходимо для вашей же безопасности и безопасности Нертова, — голос Павла Олеговича был сух. — Согласно вашим служебным обязанностям, вам, правда, придется написать о происшедшем. Но необходимую информацию вы найдете в сводке ГУВД.

Юля только всхлипнула в ответ, вспомнив, как недавно разговаривала с Ниной по телефону. «Главбух» расценил всхлип, как знак согласия.

— Хорошо. Так куда вас отвезти?..