ГЛАВА VII
Вергилий медленно приходил в себя. Напряжение последних двух суток и потрясение от недавней зловещей находки истрепали ему нервы. Он тяжело поднялся и оперся на стол. Он больше не испытывал страха. Наклонившись, он разглядывал дона Лючано.
– Какая наглая мысль притащить вас сюда… К карабинеру! Но на этот раз прогулка окончена, синьор. Вам пора отправляться на кладбище. Вы знаете, что я ваш друг, дон Лючано! Вы не станете играть со мной в прятки, правда? Тогда побудьте, пожалуйста, здесь, а я сбегаю за полицией. Я быстро, честное слово. Еще чуток потерпите, и скоро мы вам устроим шикарные похороны.
Так приговаривая, сапожник медленно пятился к двери, не сводя глаз с мертвеца, как будто его взгляд мог помешать тому сбежать отсюда.
– Вся деревня придет к вам на похороны, дон Лючано, а тех, кто не захочет идти, заставим силой… Положитесь на меня!
Нащупав за спиной дверь, он повернул ручку. С порога он в последний раз воззвал:
– Так договорились? Вы меня подождете.
Он прыгнул за дверь, запер ее на ключ, а ключ положил себе в карман. Он был так занят, что не приметил двух мужчин, которые при виде его бросились в укрытие. Сапожник убежал оповещать своих союзников, а Венацца и Бонакки поздравили себя с тем, что прибыли как раз вовремя.
Когда Марио, полицейские и карабинер пришли с обыском к Капелляро, в доме поднялась паника. Аттилио подумал, что пришли его арестовывать.
– Решил сам заняться этим делом, Марио?
Мэр с достоинством парировал:
– Я не разговариваю с изменником и убийцей. Синьора Капелляро, мы должны обыскать ваш дом. Надеюсь, вы не будете возражать? Впрочем, это ничего не меняет.
– Почему ты суешь свой нос в дела, которые тебя не касаются?
– Потому что мы ищем тело дона Лючано.
– Ты думаешь, идиот, что я его здесь консервирую?
– Во-первых, синьора Капелляро, прошу вас быть вежливой, разговаривая с мэром. Во-вторых, не удивлюсь, если после убийства моего друга дона Лючано, Аттилио и его сообщники спрятали его тело в вашем доме.
– Бедный Марио, ты еще глупее, чем я думала. Делай, как знаешь.
Марио не ответил на оскорбление и с помощью полицейских начал обыск. Аврора прижалась к Джанни. Проходя мимо парочки, отец сделал вид, что не видит их. Что касается Джанни, то он не отводил глаз от Барбьери, готовый вцепиться ему в горло при любом жесте, неприличном по отношению к девушке. Сняв с плеча ружье, карабинер прислонился к двери, всем своим видом показывая, что он не имеет никакого отношения к обыску.
Они обыскали все комнаты. Пепе, разбуженный шумом, ходил за ними по пятам. У Марио екнуло сердце, когда он случайно обнаружил свадебную фату Лауры. Он вновь увидел улыбающуюся юную девушку в подвенечном наряде… Будто догадавшись о внутреннем смятении Веничьо, Пепе подлил масла в огонь:
– Я знал, что ты мерзавец, Марио, но не до такой же степени. Ты еще хуже, чем твой дед Томазо!
– Хватит, Пепе. Еще немного, и несмотря на ваш почтенный возраст, вы добьетесь крупных неприятностей!
– Это у тебя будут неприятности, Марио. И я буду очень рад, когда тебя выгонят из Страмолетто!
Пицци толкнул старика в грудь так, что тот отлетел в другую комнату:
– Ты закончил, предок? Сиди здесь и не двигайся.
– Давай, сынок, поговори, пока еще живой…
Вито Пицци пожал плечами и отошел к товарищу. Джанни, не говоря ни слова, вышел за дверь. Несмотря на все усилия, они не нашли тело Криппа. Марио пытался скрыть разочарование и беспокойство за агрессивным тоном:
– Мы ничего не нашли, но не надейтесь, что это вам поможет!
Аврора не выдержала. Она закричала:
– Мне стыдно за тебя, папа!
Обрадовавшись, что есть на ком сорвать злость, Веничьо загремел:
– Не тебе говорить о стыде, блудная дочь! Покинуть родительский кров – это тебе не стыдно? Сейчас же возвращайся домой, негодная!
– Никогда!
– Посмотрим! На моей стороне закон! Барбьери и Пицци, проводите ее домой.
Полицейские схватили вырывающуюся девушку за руки. Аттилио заметил:
– Нужно не иметь ничего святого в душе, чтобы загонять родную дочь домой под конвоем полиции.
Веничьо не успел ответить, как вдруг Пепе воскликнул:
– Аттилио, ты меня поражаешь! Ты встаешь на защиту какой-то непослушной девчонки, а когда этот бугай толкнул меня, ты даже пальцем не пошевелил!
Все посмотрели на него круглыми глазами, ошеломленные таким поворотом дела. Старик продолжал:
– Я вижу, что стал для вас обузой.
Лаура запротестовала, но Пепе одернул ее:
– Ты не лучше твоего муженька! Раз вы так ко мне относитесь, то я сам им скажу, где Криппа!
Аттилио и Лаура не верили своим ушам. Но Веничьо не собирался упускать такой шанс:
– Вы, как и я, столкнулись с неблагодарностью, Пепе… Где Криппа?
– В саду.
– Как я сам не догадался! Они зарыли его, как собаку! Вы можете указать место, дедушка?
– Да. И возьмите лопаты, они зарыли его глубоко.
Барбьери, Пицци и Веничьо вооружились инструментом и вышли в сад вслед за Пепе. Их сопровождали Аврора и Аттилио с женой. Они все еще не могли прийти в себя от изумления. Завершал колонну карабинер. Пепе указал на уголок свежеперекопанной земли, и они принялись за работу. Через полчаса, перелопатив около трех квадратных метров, они остановились. Марио задыхался:
– Вы, наверное, ошиблись, дедушка?
– Нет, я не ошибся. Именно здесь я хотел посадить весной капусту. Я начал вскапывать сам, но это оказалось мне не под силу.
– А где Криппа?
– Криппа? Понятия не имею.
Карабинер успел вовремя встать между Пицци и стариком, а Аттилио и Лаура разразились безудержным хохотом.
Феличиана не выносила Виргилия. Она выгнала его, когда он пришел к ней спросить, где комиссар. Уязвленный таким проявлением открытой враждебности, сапожник побрел за околицу деревни и чуть не споткнулся о Бутафочи. Тот лежал на спине, подложив руки под голову, и наблюдал за бегущими по небу облаками. Спохватившись, Виргилий заорал:
– О, синьор комиссар!
Но блуждающий в мечтах Бутафочи даже не услышал его. Виргилий повысил голос:
– Синьор комиссар!
Данте лениво сел и посмотрел, кто беспокоит его.
– Я нашел тело дона Лючано!
Бутафочи любезно улыбнулся:
– В самом деле?
– В кабинете карабинера! Они усадили его на стул Джузеппе!
– Я вижу, в Страмолетто живут веселые люди.
– Но, синьор комиссар, вы не слышите? Я нашел…
Бутафочи прервал его:
– Знаю. Вы опять нашли дона Лючано. Что дальше?
– Это доказательство его смерти!
– Отлично. Так похороните его.
– Похоронить?
Совершенно сбитый с толку сапожник решил, что над ним опять смеются. Эта мысль разозлила его и придала храбрости:
– Вы не имеете права! Как вам не стыдно! Вы предаете Дуче!
Данте поднялся:
– На вашем месте, Виргилий, я бы замолчал и убрался отсюда, пока…
– Пока что?
– Пока я не послал вас куда подальше!
Если этот толстяк воображает, что напугал его, то он ошибается! Сапожник подыскивал ругательства посочнее, как вдруг небо наполнилось гулом, и они оба забыли о споре. Послышался глухой рокот, прерываемый сухими щелчками взрывов, он напоминал звук раздираемой ткани. Казалось, земля начала дрожать. Весь пыл Виргилия куда-то улетучился.
– Что это?
– Война. Вы забыли о ней?
– Но… По радио сказали, что все закончено?
– Очевидно, это была ошибка.
Окруженные жителями Страмолетто, Пицци и Барбьери уверяли, что они слышат эхо последней битвы и что это союзники добивают отступающего врага. Но, несмотря на усилия Черных Рубашек, слушатели не проявляли особого патриотического энтузиазма. Они расходились, не говоря ни слова. Последние надежды Капелляро улетучились, как дым, триумф Дуче означал его собственную погибель. Бонакки и де Беллис старались его ободрить, но без особой убежденности.
Сапожник встретил Марио Веничьо, Пицци, Барбьери и карабинера у входа в мэрию.
– Наконец-то, Сандрино! Где ты шлялся?
– Я искал дона Лючано.
– Мы тоже его искали, но безуспешно.
– Зато я его нашел!
– Не может быть!
– Может. Вы бы никогда не догадались, где он находился! – Сандрино помедлил для большего эффекта: – В конторе карабинера!
Джузеппе Гарджулло добродушно засмеялся: ему нравилась эта комедия. Остальные выглядели недоверчиво, но все же пошли в контору карабинера, где, естественно, не было и следа Криппа. Марио в отчаянии поднял руки:
– Опять все сначала!
Виргилий не знал, что делать – ругаться или плакать. Его упорно лишали долгожданного триумфа. Пицци угрожающе придвинулся к нему:
– А ты, случайно, не издеваешься над нами?
Это была последняя капля. Возмущение мешало Виргилию выражаться яснее:
– Я… я… уверяю вас, он сидел на этом стуле!
– А затем он преспокойно вышел, закрыл дверь и унес ключ с собой?
– Но есть еще окно.
– В Фодже мертвецы не лазят в окна. Они ведут себя прилично. И так же будет у вас, когда мы всех отправим на кладбище!
Карабинер задумчиво произнес:
– Большая работа вам предстоит… и трудная.
Барбьери подскочил к Джузеппе.
– А тебе я заткну пасть! Не знаю точно, какую роль ты играешь во всей этой истории, но я это узнаю. Кстати, каким образом труп оказался на твоем стуле?
– Не имею ни малейшего представления.
– Еще один хитрец нашелся.
– По сравнению с тобой, конечно.
Марио схватился за голову:
– Довольно! Я повторяю, сейчас не время ссориться. Наши противники могут этим воспользоваться.
Фашист взял себя в руки:
– Ладно. Но мы еще поговорим, красавчик!
– Когда захочешь.
– Комиссар отправит тебя в наручниках прогуляться в Фоджу!
Виргилий счел нужным предупредить:
– Вряд ли.
Думая, что он пришел на помощь Джузеппе, Барбьери обернулся к нему:
– Что ты мелешь?
– Можете больше не рассчитывать на комиссара. Он вас предал…
…и Вергилий покорно принял от Пицци пощечину, ограничившись замечанием:
– Это ничего не изменит.
– Повтори, что ты посмел сказать?
– Комиссара больше не интересует убийство дона Лючано.
Карабинер поймал на лету руку Пицци.
– Зачем его бить? Лучше послушаем, что он говорит.
Сапожник рассказал о своей встрече с Бутафочи и передал его странные слова. Пицци закричал:
– Ты лжешь!
На этот раз Барбьери удержал своего коллегу.
– Не думаю, что он лжет. Он не способен выдумать такую историю. И, честно говоря, Вито, меня это не слишком удивляет. Я и сам заметил перемену в поведении комиссара.
– Боже мой! Если это правда, я прикончу его!
Виргилий хотел реабилитировать себя:
– Теперь вы видите, что не стоило меня бить?
Разъяренный Пицци ответил:
– Советую – не высовывайся. Барбьери, ты согласен, что толстяк теперь вне закона и мы должны взять власть в свои руки?
– Согласен.
– Отлично. Слушайте все, я вам покажу, как ловят беглых покойников. Звоните в колокол и соберите весь народ на площади. Мэр в последний раз напомнит им о долге. Дадим им полчаса. Если по истечении этого времени покойник не объявится, Аттилио Капелляро будет повешен. Еще через полчаса мы повесим его дружка трактирщика и так далее, пока они не раскачаются. Правильно, Барбьери?
– Вполне.
– Итак, синьор Веничьо, выполняйте приказ, да поживее, не то вы первый откроете нашу праздничную гирлянду повешенных!
Увлекая за собой Виргилия, Марио помчался к церкви со скоростью атлета, претендующего на победу в Олимпийских играх.
На фоне грохота пушек звон колокола звучал более зловеще, чем обычно. При первом ударе крестьяне переглянулись. Двери открывались бесшумно, и в непривычном молчании люди направились к площади. Там их ждал Марио. Он стоял на машине без колес, Виргилий находился по правую его руку, полицейские – по левую.
– Сограждане! Это тяжкая обязанность для меня сказать вам то, что я хочу сказать… Но это мой долг как мэра и представителя режима непобедимого Дуче!
Раздался голос Бонакки:
– Ты вновь стал мэром, Марио? Это новость!
– Ты бы лучше помолчал, Бонакки, если не хочешь для себя неприятностей! Такие, как вы, подрывают моральные устои в нашей деревне!
Трактирщик открыл рот, чтобы возразить, но жена дернула его за рукав:
– Успокойся, Анджело! Ты что, не видишь, он же тебя провоцирует!
Не услышав ответа, Марио обрел былую самоуверенность и, слегка опьяненный такой быстрой победой, начал речь:
– Выходка Бонакки красноречиво говорит о настроениях, царящих в Страмолетто! Разве настоящие итальянцы и хорошие фашисты могли бы допустить в июле, чтобы такой порочный человек, как Аттилио Капелляро, при помощи своих сообщников силой прогнал меня из мэрии?
Веничьо остановился перевести дыхание. Послышался трескучий голос Изабеллы:
– Ты всегда был обманщиком, Марио. Время тебя не изменило. Я не могу гордиться тобой. Ты мой внук, и мне ты обязан тем, что находишься здесь сегодня. Я перед всеми прошу прощения за это…
Эта непредвиденная атака со стороны родной бабки нанесла Марио жестокий удар. Веничьо сделал попытку уклониться от поединка:
– Не надо, бабушка. Вам лучше сидеть дома у теплого камина, а не вмешиваться в дела, в которых вы ничего не понимаете.
– Давай, оскорбляй меня, раз ты у власти…
Аттилио воскликнул:
– Бабушка права, Марио! Ты гнусный обманщик! В июле ты был очень рад, что можешь передать мне шарф мэра, так ты перепугался!
– А тебе вообще никто слова не давал! Перестань клеветать на меня. Ты думаешь, кто-нибудь поверит предателю? Ты предал Дуче и Италию, Капелляро! И что еще хуже, я думаю, это ты убил Лючано Криппа, великого патриота, гордость Страмолетто!
Это смелое утверждение вызвало ропот аудитории, и Пепе, не выдержав, протиснулся в первый ряд.
– Негодяй! Навозная куча, как и его дедушка Томазо! Никогда я не встречал более отвратительного создания, чем ты, порождение дьявола! Что касается Криппа, ты лучше меня знаешь – это был позор Страмолетто, а не его гордость! Меня только удивляет, как его раньше не замочили? Во времена моей молодости тебе бы это не сошло с рук. Тебя бы пинками согнали с этой колымаги! Да здравствует Гарибальди! Да здравствует свобода!
Все единодушно зааплодировали. Барбьери язвительно обратился вполголоса к мэру:
– И вы позволяете говорить такие слова представителю власти?
Пицци спрыгнул с автомобиля, крича:
– Я арестую эту старую развалину!
Но он тут же наткнулся на барьер из мужчин, женщин и детей, вставших между ним и Пепе. Воспользовавшись образовавшейся толкучкой, его даже несколько раз ударили. В ярости он выхватил револьвер:
– Хотите поиграть со мной в эту игру?
Перед ним немедленно образовалась пустота. Во избежание худшего Барбьери остановил его:
– Вернись, Вито! Мы потом с ним разберемся.
Пицци повиновался, но при этом так выругался, что дон Фаусто перекрестился. Марио возобновил прерванную речь:
– Пепе уже давным-давно не соображает, что говорит, а некоторые все время настраивают его против меня. Да-да, Аттилио! Это все из-за тебя. Ты прогнал меня из мэрии, ты оскорбил и унизил меня, а потом украл мою дочь!
– Это неправда! – Аврора вступила в бой. Отец пытался остановить ее:
– Замолчи, Аврора!
– Нет, я не буду молчать! Ты дал свое согласие на наш брак с Джанни. Ты говорил, что нет человека лучше Аттилио Капелляро и что ты будешь гордиться этим родством!
Веничьо торжественно обратился к публике, призывая их в свидетели:
– Вы видите? Это дело рук Капелляро! Он сумел восстановить против меня даже мое собственное дитя! Но я не сдамся и покараю всех изменников, даже если они будут членами моей семьи! Сограждане! В час, когда наши доблестные войска теснят проклятых захватчиков за море, мы не можем допустить слабости в наших рядах! И чтобы показать нашу приверженность режиму Дуче, предлагаю спеть хором гимн фашистской Италии!
Он затянул «Джовинецца», Пицци и Барбьери подпевали ему, но никто больше не поддержал их трио. Так что хор не смог заглушить слова Пепе:
– Ничего у тебя не выйдет, простофиля!
Марио прервал пение:
– Ах так! Вы не желаете прислушиваться к голосу разума? Отлично, тогда мы поступим по-другому. В Страмолетто произошло убийство. Если убийц не выдадут через полчаса, Аттилио Капелляро будет повешен! Еще через полчаса повесят Бонакки, а затем де Беллиса. Я вас предупредил!
Слово взял дон Фаусто:
– Марио Веничьо! Тебе точно недоставало запятнать свою совесть убийством! Но если ты должен убивать твоих друзей, твоих братьев, то пусть меня повесят первым!
И не дожидаясь ответа, падре ушел к себе в церковь в сопровождении вдовы Марини и пожилой крестьянки по имени Меккали. Женщины во что бы то ни стало хотели успеть исповедаться, пока священник не предстал перед Богом.
Заявление священника и его демонстративный уход поставили Веничьо в неловкое положение. Дона Фаусто уважали и любили все. Его переход в стан противника невыгодно освещал позиции Марио. К счастью, появление Бутафочи отвлекло всех от происшествия. Бутафочи шел, как на прогулке, радуясь жизни. Рубашка была широко расстегнута, руки – в карманах. Все замолчали, услышав беззаботный вопрос:
– А что случилось?
Его спокойствие и непринужденность заставили крестьян забыть об угрозах Марио. Их больше не принимали всерьез.
Веничьо ехидно ответил:
– Мы работаем за вас!
Данте добродушно рассмеялся:
– На твоем месте, Веничьо, я бы спрятался куда подальше.
Марио взбесился:
– Арестуйте его!
Барбьери и Пицци схватили комиссара за руки. Тот удивленно оглядел их:
– Что это с вами?
– Мы больше не подчиняемся. Ты забыл о своем поручении и будешь отвечать за это в Фодже. А пока посидишь здесь!
Черные Рубашки потащили к машине нового пленника. Пепе крикнул:
– Не волнуйтесь, комиссар, вы еще не уехали!
Бутафочи улыбнулся:
– Я не волнуюсь, Пепе.
Барбьери процедил:
– Сейчас время новостей. Если включить радио и дать им послушать, может, они образумятся?
– Хорошая мысль. Сограждане! Сейчас мы вместе прослушаем последние новости о победоносном движении наших войск!
После недолгого бормотания зазвучали позывные фашистского гимна и раздался голос диктора:
– Итальянцы! Именно в тяжелые моменты народ должен проявлять мужество и сознательность, необходимые для родины. Под натиском превосходящих сил противника немецкие войска были вынуждены отступить. Неаполь в руках американских захватчиков, англичане заняли Бари. Но ничего еще не потеряно, пока есть люди, готовые умереть, защищая свою родину! Мы передаем братский привет нашим согражданам в Кампани и говорим им: «Надейтесь! Мы освободим вас!»
Пицци поспешно нажал на кнопку и заявил (правда, не очень убежденно):
– Еще один пораженец!
Его встретило молчание. Веничьо расстегнул ворот рубашки. Люди переглядывались, но никто не осмеливался начать разговор. В роли оратора, как всегда, выступил Пепе. Он насмешливо поинтересовался:
– Так что ты говорил насчет повешенья, Марио?
У мэра возникло ощущение, что он идет ко дну.
– Я, конечно, несколько преувеличил… Ты сам знаешь, Пепе, мы в Страмолетто частенько можем вспылить на словах, но в глубине души…
Бедный Марио обливался потом, не находя нужных слов.
– Короче говоря, ты шутя хотел повесить Аттилио.
– Вовсе нет! Я и не собирался вешать моего старинного приятеля Аттилио, друга моего детства… как только что напомнила мне бабушка.
Пицци недовольно одернул мэра:
– Что, струсил? Поджилки затряслись? Решил перейти на сторону врага?
Веничьо жалостливо вздохнул:
– Знать бы, с какой стороны враг…
Пепе настаивал:
– Но все же ты сторонник Дуче?
– Не надо преувеличивать… Некоторые его идеи мне нравились, признаю, но нельзя сказать, что я одобряю его во всем. Это большая разница!
– Эта разница зависит от исхода сражения?
– Я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, Пепе?
– Ни в чем. Я просто заявляю, что ты последний из трусов и, если бы немцы не проиграли, ты, не колеблясь, расстрелял бы Аттилио! Прав я или нет?
Публика подтвердила, что старик прав. Марио стало жарко.
– Пене, ты же меня знаешь, ты видел, как я родился.
– Ну и что? Воображаешь, я этим горжусь?
– Нет, но… ты меня обвиняешь в намерении убить человека, чья жена является двоюродной сестрой моей жены. Это ужасно!
– Наконец-то ты это понял.
– Я уважаю Аттилио! Я счастлив, что его сын возьмет в жены мою дочь. Мы станем как пальцы на одной руке!
Аврора прижала руки к груди и от всего сердца воскликнула:
– О, спасибо, папа!
Марио попал в точку. Чтобы отвести от себя гнев итальянцев, стоит лишь заговорить о любви, в этом жители Страмолетто ничем не отличались от остальных. Подлый Марио был забыт, и все стали аплодировать, наперебой поздравляя Джанни и его невесту. Веничьо перевел дух.
Барбьери был умнее Пицци. Он старался утихомирить коллегу и не дать ему вмешаться. Аттилио, закрыв глаза, все еще не мог поверить в такой чудесный поворот событий, но уже чувствовал свой предстоящий триумф. По природе своей он был добрым человеком и не слишком сердился на Марио. В общем, все складывалось как нельзя лучше, если бы Пепе не начал опять:
– Скажи, Марио, похоже, при новых порядках ты больше не вспоминаешь своего друга, гордость страны – дона Лючано?
Ох уж этот неугомонный старик, неужели он никогда не замолчит?
– На хрена он мне сдался! Он помер? Ну и пусть лежит, где лежит!
Пицци вскинулся:
– А убийца? На убийцу вам тоже наплевать?
– Какой такой убийца?
– Который убил дона Лючано.
– Во-первых, кто может доказать, что дон Лючано мертв?
Багровое лицо полицейского стало фиолетовым.
– Марио Веничьо, все же не стоит…
– Вы лично видели его труп?
– Нет, поскольку…
– Тогда откуда вы знаете, что он умер?
Фашист чертыхнулся, плюнул, зарычал, не в силах найти подходящий аргумент против такого неопровержимого факта.
– К тому же от мэрии я отказался добровольно, она мне надоела. Аттилио, в знак того, что не сердишься на меня, прими шарф мэра!
Капелляро поймал шарф на лету и облегченно сказал:
– А теперь пускай женщины идут домой и приготовят суп. А мужчины зайдут в трактир Бонакки пропустить по стаканчику.
– Минутку!
Это сказал Барбьери. Полицейские стояли, держа в руках револьверы. Толпа отхлынула.
– Минутку! Марио Веничьо может валять дурака, если ему так нравится. А мы повторяем приказ: если через полчаса мы не получим виновного в убийстве Криппа, Аттилио Капелляро будет повешен!
– Минуту!
На этот раз команда раздалась из задних рядов. Ряды раздвинулись, и полицейские увидели карабинера. Он надвигался на них с ружьем наперевес.
– По какому праву вы собираетесь вешать кого бы то ни было?
– Мы из полиции, и имеем полномочия на любые действия!
– Не вы, а комиссар Бутафочи! Он должен приказывать, а вы подчиняться.
Данте встал рядом с карабинером.
– И я приказываю вам оставить в покое этих достойных людей!
Пицци растерялся:
– Но, мэр…
Джузеппе Гарджулло уточнил:
– Мэр у нас Аттилио Капелляро. У него и спрашивайте инструкций. Но меня несказанно удивит, если он прикажет повесить сам себя.
– Ты за них?
– Я за равенство. А вы убирайтесь обратно в Фоджу. Здесь вы уже надоели.
Пицци поднял оружие:
– А если я тебя застрелю?
– Ты не уйдешь далеко. И боюсь, что ты умрешь позорной смертью.
Полицейский огляделся вокруг и увидел напряженные лица и сжатые кулаки. Он слегка побледнел.
– Но мы еще не закончили.
– Нет, все кончено. Сдайте оружие.
– Ни за что!
– Вы предпочитаете, чтоб его отобрали силой?
Трясясь от бессильной ярости, Барбьери и Пицци были уже готовы швырнуть пистолеты на землю, но тут из церкви донесся женский крик. Вскоре они увидели, как оттуда выскочила Меккали в крайнем волнении. Она в изнеможении свалилась на руки друзей. Мертвенная бледность ее лица говорила о пережитом ужасе. Изабелла, как старшая сестра, обняла ее за плечи:
– Что такое, София?
– Там, в церкви… в исповедальне… как только я открыла дверь, я увидела, что там кто-то есть…
– И что дальше?
– Это был… это был…
– Кто? Иисус милосердный, говори же!
– Дон Лючано!
Толпа ворвалась в церковь и столкнулась с доном Фаусто, который призвал крестьян к спокойствию. Выслушав Меккали, он покачал головой:
– Дети мои, вы бредите наяву. С чего вы взяли, что дон Лючано, никогда не посещавший церковь при жизни, будет захаживать сюда после смерти? Несколько поздновато для раскаяния, не находите?
Но Меккали упорствовала, и, чтобы развеять ее страхи, пришлось показать ей пустую исповедальню.
Стоя на пороге церкви рядом с вдовой Марини, падре смотрел вслед удаляющейся пастве. Затем дружески хлопнул вдову по спине:
– Придите в себя, Мариучча, и постарайтесь узнать, кому пришло в голову затащить дона Лючано в мою исповедальню!
