ГЛАВА 4
Майк О'Хегэн и Саймус Коппин читали и комментировали заключение патологоанатома из Слайго, приезжавшего для вскрытия трупа Петси Лэкан. И если выводы врача заставили полицейских отказаться от некоторых предположений, например, использование в качестве орудия преступления медицинского молоточка, то обвинений с О'Мирея они вовсе не снимали, скорее – наоборот. Отодвинув от себя бумаги, комиссар проворчал:
– Не понимаю, как и почему мы должны обходиться без вызова О'Мирея для допроса сюда.
– И я тоже этого не понимаю, Майк.
Вошел полицейский, который настолько торопился, что забыл постучать в дверь, и тем самым оторвал их от грустных размышлений.
– Господин комиссар!
– Что там у вас, О'Рурк?
– Скандал! Ужасный!
– Где?
– В магазине Дайона О'Нейла.
– Не может быть?!
Если бы О'Хегэну и Коппину сказали, что в обители Господа, при полном попустительстве отца О'Донахью, какие-то бесстыжие люди предаются развратным танцам, это произвело бы на них точно такое же впечатление.
– Вы соображаете, что говорите?
– Соображаю, господин комиссар! Нора Нивз так избила мисс О'Брайен, что та осталась лежать почти мёртвой!
– А как отреагировал старик О'Нейл?
– Он заверил миссис Нивз в своем уважении и попросил мисс О'Брайен больше никогда не посещать его магазин.
О'Хегэн посмотрел на своего заместителя:
– Мнение О'Нейла выражает общественное мнение, Саймус… В предстоящем деле нам придется быть максимально осторожными.
Сказать, что Коппин улыбался перед визитом к О'Мирею, значило бы солгать.
– Хорошо!… Ладно… Я пошел… Попробую успокоить миссис Нивз, прежде чем сказать пару слов О'Мирею… Привести его сюда?
– Придется.
Здесь в разговор вмешался О'Рурк:
– Сержант, если вы собираетесь к доктору Дулингу, то должен предупредить, что к нему уже вызвали отца О'Донахью… Мне кажется, что теперь конец совсем близок…
* * *
Они обменялись недоверчивыми и почти ненавидящими взглядами. Несмотря на приближение последнего вечера, Оуэн Дулинг был при полном сознании. Он злился оттого, что ему пришлось позвать своего давнего противника – отца О'Донахью. Ну, а тот, позабыв о христианском милосердии, радовался, предвкушая долгожданный реванш. Господь внял, наконец, его молитвам и призвал к этому потерянному грешнику, который лежит в страхе перед смертью, и покаяние которого станет известно всему Бойлю, что укрепит веру в Господа в сердцах всех заблудших. Оуэн первым перешел в наступление.
– Радуетесь, да?
Святой отец, состроив на лице гримасу сочувствия, попытался вложить в свой голос как можно больше смирения:
– Сын мой…
– Не обращайтесь ко мне так! Из-за вас мне станет хуже! Я не хотел бы иметь такого отца, как вы!
Священник закрыл глаза, чтобы про себя прочесть "Аве", успокоить свою необузданную ирландскую кровь и еще раз внушить себе, что он пришел сюда для утешения умирающего. И все же он не удержался от замечания:
– Неужели вы думаете, что я рад был бы иметь такого сына!
– Ну и отлично! Хоть раз мы пришли к единому мнению! Так когда вы там отпустите мне грехи?
– Простите?
– Тогда зачем же вы пришли?
– Чтобы выслушать долгий рассказ о ваших отвратительных грехах, из которых один ужасней другого, и если ваше раскаяние покажется мне искренним, отпустить их от имени Всевышнего, который призовет вас на свой суд. Приступим! За работу! Скорей!
Доктора Дулинга едва не хватил удар, и он чуть не умер от прихлынувшей крови. Когда он обрел дар речи, то прорычал громко, насколько еще был способен:
– Идите к черту!
– Ни за что!
– Уходите отсюда!
– Нет! Меня сюда привел Господь! Господа нельзя выставить за дверь, даже такому безбожнику, как вы, Оуэн Дулинг, самому большому безбожнику во всем графстве! А теперь помолчите!
– Так вы даже не хотите дождаться моей смерти, чтобы командовать мной?
– Я имею дело с вашей душой, а она бессмертна, так что мне все равно, буду ли я беседовать с живым или с мертвым!
– Мне не о чем с вами говорить!
– Зачем же вы тогда за мной посылали?
– Чтобы не огорчать миссис Нивз… Я обещал удовлетворить ее просьбу.
– Попасть в ад рискует не миссис Нивз, а вы!
– Об этом я еще побеседую с вашим патроном. И не премину шепнуть ему пару слов о том, как отец О'Донахью подходит к решению своей задачи!
– Довольно! Мне надоели ваши шутки! Вы собираетесь исповедоваться, да или нет?
– Нет!
– Ах, вот вы как!
Не сумев сдержать припадка гнева, лишившего его всякого контроля над собой, священник схватил Оуэна Дулинга за ворот рубашки и с силой тряхнул его:
– Нет, вы сейчас же раскаетесь, чертов грешник! Так что, исчадье ада? Вы собираетесь перечислить ваши грехи?
Оуэн едва не задохнулся, захрипел, и святому отцу пришлось его отпустить.
– У… У… Убий…ца!
– Не преувеличивайте! У вас у самого богатое прошлое!
Именно в этот час сержант и пришел в дом доктора. Он уж было собрался объяснить миссис Нивз причину своего прихода, как вдруг с верхнего этажа послышался одновременно шум падения, дребезжащий, но еще вполне отчетливый смех, звон разбитого стакана и шум ссоры. Полицейский удивленно спросил:
– Что там происходит?
– Отец О'Донахью исповедует доктора.
– Вы уверены в этом?
– Почему вы спрашиваете?
– У меня такое впечатление, что это больше похоже на матч по кетчу.
Святой отец и умирающий обменялись гневными взглядами и вдруг, сами не понимая почему, залились смехом. Священник признался:
– Мне вас будет не хватать, Оуэн!
– Так в чем же дело? Давайте воспользуемся предстоящим путешествием, и я захвачу вас с собой?
– Я не имею права предвосхищать волю Господа!
– Лучше скажите, что боитесь!
– Признаюсь, да… Удивительно, что вам не страшно!
– Я видел столько смертей, святой отец… И потом, интересно ведь узнать, насколько правдивы ваши россказни!
– Нечестивец!
– Послушайте, святой отец, если мы опять начнем ссориться, я, по вашей вине, могу умереть, так и не очистившись от смертельного греха!
– Ладно, молчу… А теперь можете облегчить себе душу и рассказать о своем неправедном существовании.
– Обязан ли я вам рассказывать обо всех дамах Бойля, проявлявших ко мне интерес за всю мою долгую жизнь?
– В общих чертах, не вдаваясь в детали, пожалуйста.
Доктор Дулинг говорил около получаса. По правде говоря, ему определенно нравилось воскрешать события давно ушедших дней. Он с удовольствием рассказывал о своих похождениях, о том, как все больше пил виски. Иногда он на секунду умолкал, вновь испытывая настоящее удовольствие от давних событий, одно воспоминание о которых продолжало согревать ему сердце. Покраснев до ушей, с каплями пота на лбу, отец О'Донахью слушал его рассказ, иногда прерывая его вздохами возмущения, недовольным ворчанием и короткими жалобными восклицаниями, в которых можно было разобрать призыв к Божьей милости. Когда Оуэн Дулинг, наконец, замолчал, священнику показалось, что он очнулся от долгого кошмара, и с сожалением произнес:
– Не знаю, как вам из всего этого выпутаться, даже если у Господа будет превосходное настроение! Кроме того, мне кажется, что вы еще не все выложили? Ведь вы ничего не сказали о Норе Нивз!
– О Норе? Что вы хотите услышать о Норе?
– В том состоянии, в котором вы сейчас находитесь, ничего не должно вас удерживать на пути к истине… Если ваши… Как это сказать?… Если ваши отношения не всегда бывали такими, как между хозяином дома и служанкой, вы должны в этом покаяться!
– Святой отец, да вы на этом свихнулись! Нора была мне самой преданной служанкой! И больше ничего!
– Наконец-то я вижу хоть один чистый поступок в вашей жизни! Вы правильно сделали, что не воспользовались ее доверием.
– Что вы, дело не в этом!… Если бы она стала моей любовницей, то обязательно постаралась бы прибрать меня к рукам, а, между нами говоря, я всегда любил виски больше, чем женщин. А вы?
Святой отец даже подпрыгнул.
– Неужели я должен напоминать вам об уважении к моему сану, Оуэн Дулинг?
Закрыв глаза, доктор вытянулся и прошептал:
– Если уж и пошутить нельзя, то лучше мне уйти как можно скорее…
– Задержитесь еще на секунду, Оуэн, я дам вам отпущение грехов. Вы, конечно, этого не заслужили, но я всегда испытывал к вам слабость… Как бы мне это потом не было поставлено в упрек… Кстати, скажите, старина, может, воспользуемся моментом, и я совершу миропомазание?
– Вы не можете этого сделать…
– Почему же?
– Я еще не во всем вам исповедался… Не сказал самого главного…
– Боже мой!
– Если вы уже сейчас начинаете стонать, что вы скажете, когда узнаете?
– Ладно… молчу. Слушаю вас. Чем скорее мы с этим покончим, тем лучше!
– Наклонитесь ко мне, святой отец…
Священник склонился над больным, который прошептал ему несколько слов на ухо, и святой отец сразу же отшатнулся, словно увидел змею.
– Не может быть?!
– Может!
– Несчастный!… Теперь я не знаю, могу ли отпустить вам грехи… Скажите, вы, по крайней мере, раскаиваетесь в содеянном?
– Нет.
– В таком случае, ничего не выйдет!
Пока шла эта странная исповедь, сержант пытался очень осторожно объяснить миссис Нивз, что подозрения против Игэна становятся все более серьезными. Но гувернантка только пожимала сильными плечами:
– Саймус, чтобы совершать подобные ошибки, вовсе не требуется такого богатого опыта, как у вас. Перед Богом и людьми могу поклясться, что мой мальчик так же невинен, как новорожденный ягненок! Если вы его арестуете, то совершите не только ошибку, но и акт недоброй воли, которой я никогда не смогу вам простить!
– Но ведь, Нора, моя профессия как раз и состоит в том, чтобы арестовывать преступников!
– Безусловно, но только не людей, которые ни в чем неповинны!
– Мисс О'Брайен не считает, что он невиновен.
– Ну, эта особа больше не будет вмешиваться в то, что ее не касается!
– Я уже давно восхищаюсь вами, миссис Нивз, но… сам начинаю вас бояться…
Она улыбнулась.
– Не знаю, каким образом я могла бы испугать такого гиганта, как вы, Саймус Коппин?
– Если бы я вас не побаивался, Нора Нивз, то давно бы уже сказал, что мне хотелось бы провести остаток дней вместе с вами.
– Это предложение, если я вас правильно поняла?
– Кажется, да, Нора.
– И, чтобы я дала согласие, вы хотите арестовать моего мальчика? Неужели же вы так глупы или считаете дурочкой меня, Саймус Коппин?
Не догадываясь, что самим фактом своего существования он мог разрушить еще не сложившуюся супружескую пару, Игэн постучался в дверь фермы Лэканов. Он узнал голос Кэт, которая пригласила его войти.
Все семейство было в сборе и сидело за столом. Когда он вошел, только одна Кэт встала и подошла к нему:
– Как ваш дядя… Игэн?
– Это конец…
Они на минуту оторвались от еды, и Томас Лэкан сказал:
– Нас покинул хороший человек… Да примет Господь его с милостью!
Они перекрестились, а Мив и Кэт вытерли заплаканные глаза. Томас указал на свободное место:
– Садитесь, Игэн, и попейте с нами чаю… Мы ведь почти что ваша семья, мой мальчик, с тех пор, как моя сестра заменила вам мать, верно?
– Я не имею права сидеть рядом с вами за одним столом…
Томас перестал жевать. Даже Шон, которого обычно невозможно было оторвать от еды, выпрямился и посмотрел на старого друга. Томас спокойно вытер губы и спросил:
– Что вы хотите этим сказать?
– Саймус Коппин предъявил мне обвинение в убийстве Петси.
На этот раз молчание было более продолжительным и более тягостным. Никто не хотел показывать своих настоящих чувств. Все неподвижно уставились на отца. Тот прокашлялся и сказал:
– Я раз и навсегда запретил произносить в моем доме имя этой бесстыдницы. Гнев Господа дал ей кончину, которую заслуживают все те, кто становится позором семьи. Но тот, кто посмел вообразить, что может заменить собой гнев Божий, будет нами наказан, если попадется нам в руки до того, как его схватит полиция. Вы ведь не совершали этого преступления, верно, Игэн?
– Клянусь, что нет!
– Почему же сержанту в голову пришла эта дикая мысль?
И тогда Игэн О'Мирей рассказал об их плане побега, о том, как он напрасно стучал в двери Петси, о случайной встрече с мисс О'Брайен и о том, как подумал, что Петси опять его предала.
Они внимательно выслушали его рассказ. После чего Томас сказал:
– Не могу найти объяснений вашим поступкам, мой мальчик, потому что, с одной стороны, вы едва не допустили большой глупости! А с другой, вы дурно поступили бы по отношению к дяде и к Норе…
– Она все знала… Она приехала бы к нам с Петси в Канаду.
Узнав о таком, Томас проворчал:
– Женщины и в самом деле все сумасшедшие!
Тогда вмешалась Мив.
– Просто у них есть сердце, Томас Лэкан. Это то, чего вам не хватает! Вы говорите о своей дочери так, как нельзя говорить даже о проститутке! Это просто ужасно! Если вы можете так говорить, значит вы не любите своего же ребенка!
Побелев, как снег, Томас глухим голосом приказал:
– Замолчите, Мив, или в первый раз в жизни я вас ударю!
Шон поджал под себя ноги, готовый броситься на отца, если тот поднимет руку на мамми. Мив не могла остановиться:
– Вот перед вами парень, который по-настоящему любил вашу дочь и знал, что любовь намного выше всех этих грязных историй! Он смог простить! Он готов был забыть обо всем! Он решился все начать сначала!
В эту секунду Мив заметила отчаяние на лице младшей дочери, и ее сердце не выдержало. Она обняла ее и, покрывая поцелуями, плача вместе с ней, прошептала ей на ухо:
– Простите, Кэт… Но ведь, знаете, время стирает все…
Когда отец О'Донахью вышел от доктора Дулинга, помимо довольно растрепанного вида, у него было такое лицо, что сержант не удержался и спросил, что же все-таки произошло в комнате больного.
– Я исповедовал этого безбожника Оуэна, и мне удалось привести его к Богу… Как это было трудно!
– Заметно!
– У нас были разные точки зрения. Мы обменялись аргументами… Кстати, миссис Нивз, доктор просил передать вам, что вы можете сказать Коппину все, что посчитаете нужным… Он сказал, что его больше не интересует земное, и отныне он устремлен только к Небесам!
Миссис Нивз подозрительно посмотрела на священника.
– Он так и сказал насчет Небес, господин аббат?
– Скажем так: мне удалось заставить его высказать эту мысль, разумеется, для его же спасения, дочь моя…
Отец О Донахью привычным для себя движением плеч поправил сутану и довольно странно подвел итог:
– Это был превосходный боксерский матч, который выиграл Господь Бог!
Саймус задумчиво кивнул и, когда священник отошел от них, заметил:
– На его месте я не был бы так самоуверен! Так что вы должны мне сказать, Нора?
Она не сразу решилась.
– Я… Я не знаю, и потом… боюсь, что это нехорошо…
– Нехорошо?
– Несмотря на полученное разрешение, мне кажется, что я предаю его.
– Что это еще за история?
– Это по поводу ночи, когда была убита моя племянница…
– Ну, и в чем же дело?
– В ту ночь, около одиннадцати часов, я испугалась за доктора…
– За которого?
– За доктора Дулинга, конечно! Я встала и поднялась в его комнату, тихонько приоткрыла дверь и прислушалась. Его Дыхания не было слышно. Тогда я испугалась, включила свет и…
– … И?
– В кровати его не было!
– Возможно, он был в…
– Я заглянула и туда. Потом я поняла: доктор ушел из дома!
– Ушел из дома!
– Кроме того, на вешалке не было его теплого пальто, фетровой шляпы и трости.
– Что вы предприняли?
– Я стала ждать его возвращения. Он вернулся к полуночи.
– Он видел вас?
– Конечно! Я не стала скрывать всего, что думала о его поведении! И тогда…
Слова застыли у нее на губах. Она села, и руки ее дрожали, а Саймус стоял, опустив руки по швам, не зная, чем может помочь при виде такого горя.
– … И тогда он признался, что был у Криса Лисгулда… Он нашел у меня ключ от моего прежнего дома, который я хранила, как многие старики хранят массу ненужных вещей… У него произошла ссора с моей племянницей… Он просил ее оставить Игэна в покое… Она, кажется, рассмеялась ему прямо в лицо! И тогда он ее ударил… К несчастью, гнев на секунду вернул ему прежнюю силу… Похоже, Петси тотчас же умерла на месте…
– Оуэн Дулинг – убийца?!
Вся сжавшись в комок, Нора беззвучно плакала. Саймус долго и недоуменно смотрел на нее.
– Нора, вы, естественно, никогда бы не решились на лжесвидетельство?
Она отрицательно качнула головой.
– И если потребуется, вы будете готовы поклясться на Библии?
– Конечно, Саймус.
– В таком случае, мне нужно повидаться с Дулингом.
При виде входящего сержанта доктор Дулинг приподнялся на локте.
– Привет, Коппин, сколько можно вас ждать?… В моем положении я не могу себе позволить ни одной лишней минуты.
– Вы думали, что я должен придти?
– Я разрешил Норе переговорить с вами, если она сочтет это нужным.
– Итак, доктор Дулинг, вы признаете себя виновным в убийстве Петси Лэкан?
– Признаю.
– Зачем вы это сделали?
– Чтобы знать, что моя жизнь не прошла напрасно.
– Что-то не могу понять, док?
– Саймус, старина, поймите, что после смерти отца Игэна я почувствовал, что должен помочь моей овдовевшей сестре, но это чувство долга не простиралось настолько далеко, чтобы самому отказаться от жизни, брака, собственных детей. Но когда умерла Грэнн, оставив после себя маленького ребенка, для меня все было кончено. Я решил посвятить свою жизнь Игэну. Мне необычайно повезло, и на своем пути я встретил исключительную женщину – Нору Нивз… Таких людей очень мало, сержант…
– Знаю, док, знаю!
– И, поскольку мое положение таково, что позволяет мне не заботиться больше об общественных правилах, то позволю себе вам сказать, что если Нора согласится, то станет для вас превосходной спутницей жизни… Не нужно так краснеть, сержант, в вашем возрасте это просто смешно!
– Прошу вас, давайте вернемся к делу, доктор.
Перед тем, как продолжить, Дулинг выпил глоток сладкой воды.
– Вы правы, Саймус, мне нужно торопиться, если я хочу рассказать вам эту историю до конца.
Приличия ради, полисмен возразил:
– Перестаньте, док, вы не так уж плохо выглядите!
Оуэн строго посмотрел на него.
– Неужели же вы думаете, что если бы я не умирал, то стал бы пить воду… тем более сладкую?
Саймус смущенно поник головой. Существуют доводы, против которых трудно возражать.
– Вместе с Норой мы посвятили свою жизнь Игэну. Я очень надеялся, что он тоже захочет стать врачом и заменит меня здесь, в Бойле. Таким образом, в нем я как бы найду свое продолжение. К несчастью, он давно был влюблен в Петси, которая не заслуживала его любви. Я попытался было разъединить их. Я почти радовался проступку малышки, полагая, что этим она оттолкнула Игэна от себя. Но он любил ее по-настоящему, Саймус, и никто бы не смог заставить его забыть об этой Петси, без которой он не мог представить себе будущего. Затем произошла настоящая катастрофа… Игэн встретился с Петси, которая была не очень счастлива с другим, и предложил ей удрать вместе с ним в Канаду. Они должны были уехать в ночь с субботы на воскресенье и собирались выехать из города во время матча по боксу.
– Как вы об этом узнали?
– От Норы, которой Игэн все рассказал. Я не мог смириться с этим побегом, который разрушал все мои планы. С другой стороны, я был уверен, что по своей слишком легкой натуре Петси не сможет стать такой женой, какая нужна была Игэну… Зная, что скоро умру, я задумал убийство Петси Лэкан, чтобы спасти племянника и свои мечты, сержант! Я знал, что у миссис Нивз остался ключ от дома, где жили Лисгулд и Петси. Я дождался, пока Нора уснула, и вышел из дома. С собой я взял молоточек, потому что мне не хотелось пользоваться скальпелем.
– Если я верно понял, док, это тянет на заранее спланированное преступление?
– Как вам угодно.
– Похоже, миссис Нивз другого мнения?
– Я не счел нужным признаваться ей в своих истинных намерениях… Ведь речь шла о ее племяннице, сержант! Петси очень удивилась, когда я вошел в комнату, тем более, что она уже легла спать. Я сказал, что пришел потребовать от нее объяснений по поводу их плана побега с Игэном. По правде говоря, сержант, меня очень удивило, что я не заметил ни одного чемодана или пакета. Мне казалось, что я стал жертвой самого скверного розыгрыша.
– Какова была ее реакция?
– Самая неприятная и грубая, сержант! Она сказала, что я – старый дурак, а мой племянник – ничтожество! Что она вовсе не собиралась уезжать с ним в Канаду и что ей незачем забивать себе голову мыслями об Игэне, потому что она добьется от него всего, чего захочет, и столько раз, сколько ей этого захочется. От матери я унаследовал вспыльчивый характер, Саймус. Если бы у меня было достаточно сил, я, как и всякий порядочный ирландец, так бы поколотил эту шлюху, что ей бы это надолго запомнилось, но – увы! В моем состоянии мне не удалось бы ее одолеть. И тогда, недолго думая, я схватил молоточек и ударил ее изо всех оставшихся сил. Вот так я убил Петси Лэкан, сержант.
– Красивая история, док… Еще чуть-чуть, и я бы расплакался!
– Скажите, Саймус, вы случайно не смеетесь надо мной?
– Вовсе не случайно, док!
– Могу ли я узнать, почему же?
– Потому что вы – самый большой лжец во всем графстве!
– Я вам не позволю…
– Ладно вам, док, не становитесь на дыбы, бесполезно меня пугать! Вам удалось надуть отца О'Донахью, но со мной – другое дело, Оуэн Дулинг! Да, вы – в самом деле самый большой враль, а внизу, у лестницы, меня ждет самая большая лгунья! Ну, я ей еще скажу пару слов! Могу вас поздравить, док, вы хорошо придумали! И исповедались в этом бедному священнику, который легко клюнул на такую наживку… Доверили ему как бы тайну и тут же сказали, что ваша сообщница, если захочет, может облегчить свою душу… А эта несчастная притворщица думает, что у старого доброго сержанта нежное сердце и поэтому можно разыгрывать с ним комедию… Она больше не может молчать… Должна все рассказать мне… Но ей неловко… Она боится совершить предательство после стольких лет безупречной службы… Давай, сержант, глотай наживку! Еще немного, и он поверил бы в виновность умирающего и оставил бы в покое настоящего убийцу, Игэна О'Мирея! Ваш спектакль провалился, док, хоть вы с Норой так старались!
– Но скажите же, наконец, Саймус, почему вы считаете, что я не мог убить Петси ударом молоточка в висок?
– Потому, что ее задушили! Вот так! Я помню, что говорил вам, будто бы ее могли убить ударом молоточка в висок, но тогда я не знал еще результатов вскрытия, а там ясно сказано, что Петси умерла не от удара в висок, а была задушена. Что вы на это скажете, док?
– Я хотел вас избавить от ошибки, в которой вы сами будете потом раскаиваться, но мне это не удалось. Тем хуже для меня и для вас. •
– А, может быть, для вашего племянника?
– Я не думал, что вы такой дурак, Саймус… Вы еще раз мне напомнили о том, что на земле власть сосредоточена в руках самых больших дураков. А теперь можете идти делать вашу грязную работу, я на вас достаточно насмотрелся. Прощайте!
Полисмен был настолько зол и расстроен, что в ответ не нашел нужных слов. Ему не хотелось расставаться со старым доктором, поссорившись с ним. Эта ссора за одну секунду разрушила долгие годы крепкой дружбы. Он уже выходил на улицу, когда его остановила миссис Нивз.
– Что это вы, Саймус! Уходите, не попрощавшись?
– Я не хочу с вами разговаривать, миссис Нивз!
– Вот как! Значит, ничего не вышло?
– Нет!… Не вышло! А вам должно быть стыдно!
– За что, мистер Коппин?
– Во-первых, за то, что вы обманули человека, который испытывал к вам определенные чувства и бесконечно вас уважал!
– Значит, вы их больше не испытываете?
– После того, как вы меня обманули?!
– В таком случае, сержант, мне не о чем жалеть, потому что этот человек – дурак!
Не прошло и пяти минут, как полисмена во второй раз обозвали дураком. Это начинало его серьезно раздражать. И все же, в память о своей былой привязанности, он сдержался.
– Во-вторых, за то, что вы всеми доступными вам средствами пытаетесь оградить преступника от правосудия!
– В самом деле? И кто же, по-вашему, преступник?
– Вы это знаете не хуже меня: Игэн О'Мирей!
Он ждал, что за этим последуют возмущенные крики протеста, но миссис Нивз лишь пожала плечами.
– Мой бедный Саймус, надеюсь, вы не станете отрицать, что мы сделали все возможное для вашего прозрения! Конечно, теперь это ваше дело, но знайте: я никогда не позволю вам набрасываться на моего мальчика для удовлетворения черт знает какой мести! И если потребуется, я всю страну возьму в свидетели, чтобы доказать, что вы не беспристрастны!
– Такого я мог ожидать от кого угодно, но от вас?! Честное слово, не могу вас понять!
– Потому, что Игэн – не ваш сын!
– Возможно… Но, поступив на службу в полицию, я дал клятву всегда выполнять приказы… Вопреки тому, что вы здесь говорили, я не испытываю никакого удовольствия, скорее – наоборот. Но для меня существует долг, миссис Нивз, и этот долг превыше всего! Поступая так, как поступили вы с доктором Дулингом, вы лишь подтвердили мои предположения о виновности доктора О'Мирея… А кстати, не могли бы вы мне сказать, где он сейчас находится?
– На ферме Лэканов.
– На ферме Лэ?… Но зачем?
– Возможно для того, чтобы объяснить моему брату, его жене, сыновьям и дочери, как он убил Петси, и принять от них поздравления?
Саймус грязно выругался.
Кэт вызвалась проводить Игэна, хотя он и не просил ее об этом. Шон хотел было пойти с ними, но более понятливый Кевин удержал его. Кевин очень любил младшую сестру и испытывал яростное желание наброситься на Игэна с кулаками, чтобы открыть ему глаза. Томас Лэкан, утративший ко всему интерес после смерти Петси, не обратил внимания на выходку младшей дочери, а Мив, которой очень хотелось, чтобы доктор О'Мирей обратил внимание на ее маленькую Кэт, сделала вид, что не заметила, как та вышла вслед за ним. Она лишь по-заговорщицки подмигнула Кевину.
Кэт мешала Игэну. Ему было странно, что она до сих пор не поняла, что как любимая девушка она ему совершенно безразлична и что он смотрел на нее как брат, и как брат был готов сделать для нее все, что было в его силах. Она догнала его и какое-то время молча шла рядом. Затем, наконец, решившись, она осторожно спросила:
– Вы действительно думаете, что они могли решить, будто вы убили Петси… Игэн?
– На это у них ума хватит!
– Значит… они могут посадить вас в тюрьму?
– Если им так захочется!
– Но это же несправедливо!
– То, что Петси умерла такой смертью,– тоже несправедливо, и все же…
– Игэн… Вы по-прежнему думаете только о Петси?
– По-прежнему.
Находясь в возрасте, когда еще верят в вечность данных клятв, она в полном отчаянии прошептала:
– Что же тогда будет со мной?
– С вами? Вы ведь можете выйти замуж?
– Это невозможно, Игэн.
– Отчего же, Кэт?
– Потому что я смогу выйти замуж только за вас, а вы никогда не захотите на мне жениться!
– Будьте благоразумны, Кэт… Существуют вещи, которыми невозможно управлять, чувства, которые нельзя только разыгрывать.
– Вы считаете, что я не так красива, как Петси?
– Не будем больше говорить о Петси… Это неприлично!
– Мамми говорит, что я так же красива, как и она!
– Тише! Идите сюда!
Он схватил ее за руку и потащил за забор, приложив палец к губам. Сквозь ветви деревьев на дороге был виден Саймус Коппин, который тяжелым шагом шел в сторону фермы.
Лэканы лишь посмотрели поверх чашек с чаем на пришедшего. Для того, чтобы понять, что атмосфера была не очень дружественной, вовсе не требовалось шестого чувства. Смутившись, Саймус бросил наугад:
– Привет!
Ему никто не ответил.
– Мне… мне нужен Игэн О'Мирей.
Томас на секунду перестал жевать свой кекс и сказал:
– Это ваше дело.
Было непохоже, чтобы дело начинало улаживаться. Полисмен предпринял еще одну попытку.
– Томас, ваша сестра, миссис Нивз, сказала, что я смогу найти О'Мирея здесь.
– Нора уже давно достигла совершеннолетия, и я не могу отвечать ни за ее слова, ни за поступки.
– Вы не видели О'Мирея?
– Видели.
– Давно?
– Не очень.
– Он уже ушел?
– Кажется, это заметно.
– Да… Не очень-то вы сегодня разговорчивы, а?
– Я делаю то, что мне нравится, а те, кому это не по вкусу, не обязаны оставаться в моем доме.
Саймуса Коппина бросило в жар. Он не любил, когда с ним разговаривали подобным тоном, особенно люди, которых он считал своими друзьями. Этот заговор, который складывался для защиты О'Мирея, только убеждал лишний раз сержанта в его виновности.
– Позвольте мне, Лэкан, выразить свое удивление по поводу того, что вы делаете все возможное для защиты человека, который, возможно, убил вашу дочь!
Томас оттолкнул от себя чашку.
– А мне, сержант, позвольте заметить, что с большим сожалением, как человек, давно вас знающий, я вынужден констатировать, что преждевременная старость уже успела размягчить ваши мозги!
– Должен вам напомнить, Лэкан, что я нахожусь при исполнении служебных обязанностей!
– А я, Коппин, напоминаю вам, что вы находитесь в моем доме, где никто не смеет приказывать, пока я еще жив!
– А что, если я вас задержу за создание помех следствию?
Томас улыбнулся и посмотрел на сыновей:
– Думаю, вам придется трудно… и больно!
Хотя перспектива долгого пребывания в больнице не воодушевляла Саймуса, он встал со стула, на который сел без приглашения, поскольку, кроме долга, для него ничего не существовало. Поглядывая краем глаза на Шона и Кевина, он уже было открыл рот, чтобы объявить Томасу о том, что он должен следовать за ним во имя закона, как тут вмешалась Мив:
– Не смешите людей, Саймус! А вам, Томас, должно быть стыдно за то, что вы так обращаетесь со старым другом!
Коппин присел на стул. Томас не сдавался:
– По какому праву вы повышаете голос, Мив? И кто вам позволил вмешиваться в разговор?
К большому удивлению мужа и сыновей тихая Мив не успокоилась.
– Вы еще спрашиваете, по какому праву я говорю в своем доме, у своего очага? Да вы, случайно, не сошли с ума, Томас Лэкан? Или вы думаете, что мы все еще живем в Средневековье? По какому праву я говорю? По праву женщины, родившей вам сыновей, каких не всякая в Бойле способна была бы произвести на свет! Эги сыновья в старости прокормят вас, Томас Лэкан! И эти сыновья однажды поймут, что вы не имели права так обращаться с их матерью!
Сержант вновь увидел прежнюю Мив в этой отяжелевшей, возмущенной женщине, и, вспомнив о Норе, он подумал, что женщины в Бойле были намного лучше мужчин. Не дав мужу ответить, миссис Лэкан обернулась к полисмену.
– А о вас, Саймус, я бы никогда не подумала, что вы позволите так себя одурачить! Я считала вас одним из самых умных людей во всем графстве! Неужели вы думаете, что если бы мы хоть на секунду заподозрили Игэна в убийстве дочери, то позволили бы ему ступить на порог нашего дома? Могли бы позволить Кэт говорить с ним? Неужели вы считаете нас дикарями, Саймус Коппин?
– Мне кажется, Мив, вы не могли располагать всеми данными, чтобы составить верное мнение?
– Нам наплевать на ваши данные, если они бросают хоть тень подозрения на Игэна!
– Послушайте меня, Лэканы, и постарайтесь понять, что не все можно решить при помощи кулаков! Хоть вам так и не кажется, по сам я симпатизирую Игэну, прежде всего потому, что он племянник человека, которого я очень уважаю, затем потому, что его воспитала женщина, которой я восхищаюсь, и, наконец, потому, что мне будет очень жаль, если такой отличный парень, как он, проведет в тюрьме всю свою жизнь. Только это все чувства, а правосудию нет дела до чувств. Оно требует доказательств и, кроме доказательств, ничего другого не признает. Итак, против Игэна сейчас все, и Нора Нивз, задав взбучку Этни О'Брайен, этим еще не лишила силы ее показаний, указывающих на виновность Игэна!
С тех пор, как пришел полисмен, Шон впервые проявил заинтересованность.
– Настоящую взбучку, сержант?
– Кажется…
Тот тряхнул головой и заявил:
– Тетя Нора – замечательный человек!
Коппин, которому не правилось, если кто-то другой восхищался Норой, поскорее вернул разговор к убийству и его последствиям.
– Не думаю, Томас, что вы верно поступаете, пытаясь защитить О'Мирея без доказательств… Наоборот, этим вы скорее наносите ему еще больший вред… Вот и доктор Дулинг…
Он рассказал им о хитрости умирающего доктора и о том, как ему удалось втянуть в свою игру отца О'Донахью и заставить того, при помощи Норы, служить своему замыслу. Они внимательно его выслушали, а после этого Мив расплакалась, и Томас, незаметно вытерев слезу, поднялся и сказал:
– Таких людей, как Оуэн Дулинг, больше нет! Да отведет ему Господь в раю место, которое он заслужил!
Они единогласно повторили:
– Аминь!
Не вдаваясь в подробности, каким образом грешник может заслужить место в раю тем, что одурачил священника, сержант обратил внимание на допущенную доктором Дулингом по отношению к нему тактическую ошибку и на то, как она усилила его подозрения. Тем не менее, Томас Лэкан продолжал упорствовать.
– Итак, Коппин, вы считаете, что не только Игэн мог превратиться в убийцу, но еще и доктор Дулинг и моя сестра Нора могли бы разделить ответственность за совершенное им преступление, назвав себя его соучастниками? Может, мне стоит вам напомнить, что моя бывшая дочь была ее племянницей?
Прежде, чем полисмен успел ответить, Мив добавила резким тоном:
– Что с вами могло случиться, Саймус? Чтобы такой умный человек вдруг стал таким дураком…
Сержант грубо выругался, поднялся и заявил, что ему надоело терпеть, как его то одни, то другие обзывают дураком, и что дурак он или нет, а все же сумеет показать, на что способен, всем тем, кто не собирается считаться с законом! Он арестует Игэна О'Мирея и отправит в тюрьму! И если потребуется, он засадит под замок всех тех, кто становится на сторону человека, подозреваемого в совершении убийства!
Мив Лэкан вздохнула:
– Вам бы следовало ставить себе клизмы в межсезонье, Саймус!
Сержант был очень стыдлив и не мог допустить, чтобы о таких вещах говорили при всех.
Он грубо ответил:
– А вы – беспардонная и бесстыжая женщина, миссис Лэкан!
Не успел он еще окончить фразу, как великолепным правым, способным восхитить такого большого знатока этого искусства, как Саймус Коппин, если бы он сам не стал жертвой этого удара, Томас Лэкан отправил его за порог. А Кевин, перед этим успев добежать до двери, открыл ее перед ним. Саймусу показалось, будто, улетая от каких-то расплывчатых силуэтов, он, словно волчок, несколько раз крутонулся, потом услышал какой-то возглас, наткнулся на что-то мягкое и лишь затем утратил всякое ощущение действительности.
Шон подошел к отцу и пожал ему руку:
– Вы были великолепны, отец!
Супруги Стоквеллы, которые по-соседски направлялись в это время к Лэканам в гости, неподвижно застыли на месте при виде этой странной сцены. Будучи крепким человеком, Саймус Коппин быстро пришел в себя. Поначалу ему было очень трудно собраться с мыслями, и он не понимал, почему Стоквеллы разглядывают его, как какого-то диковинного зверя. Затем к нему постепенно возвратилась память, и он рявкнул на них:
– Чего уставились! А вы, Лэкан, черт вас возьми! Вы арестованы!
В этот момент раздался нежный голосок:
– Вы не могли бы встать, сержант? Знаете, вы очень тяжелый!
Полисмен только тогда понял, что лежал поверх бедной Кэт Лэкан, покрасневшее лицо которой свидетельствовало о крайнем смущении от такого положения и одновременно о том, что она вот-вот задохнется. Чтобы еще больше загнать Коппина в угол, негодяй Томас вместе с сыновьями подошел к нему поближе и обратился к Стоквеллам:
– Видели, как эта скотина Саймус обращается с девушкой, почти ребенком?
Стоквеллы, обрадованные тем, что смогут обязать соседа к ответной услуге, стали выражать негодование по поводу поведения Коппина. Томас лукаво добавил:
– Не знаю, возможно, мне придется вас заставить просить руки Кэт, которую вы публично скомпрометировали!
Сержант вскочил и потряс кулаком в сторону Лэканов.
– Вы!… Ах вы!…
Но он вовремя понял, что действительно попал в щекотливую ситуацию, которой такие безнравственные люди, как эти проклятые Лэканы, не замедлят воспользоваться. Чтобы дать себе время на размышления, он стал старательно стряхивать с кителя пыль, а затем, взяв Кэт под руку, вернулся на ферму Лэканов. Стоквеллы поняли, что пришли не вовремя и вернулись обратно.
Лэканов не очень заботили последствия стычки, так как им хорошо была известна отходчивость Коппина. Когда дверь за ними закрылась и в комнате наступило глубокое молчание, Саймус неожиданно резко скомандовал:
– А теперь, все садитесь!
Они подчинились. Сержант отпустил руку Кэт.
– Садись и ты, малышка. Тебе не очень больно?
– Нет, мистер Коппин.
Полисмен посмотрел Томасу в глаза.
– Для своего возраста у вас еще крепкий удар!
– Я… Я прошу… меня извинить… Когда вы сказали Мив такое, то я…
– Признаю, что был с вами невежлив, миссис Лэкан, и прошу прощения…
– И я у вас, Саймус…
– В таком случае, может нам лучше объединиться вместо того, чтобы ссориться?
Кевин спросил:
– Чтобы схватить Игэна?
– Если он действительно виновен, то да. А, если нет, то чтобы вместе попробовать помочь ему выбраться из этого дела… Кажется, вы только что были вместе с ним, Кэт?
– Да.
– Куда вы ходили?
– Я проводила его до дома.
– Зачем?
– Я боялась, что по пути ему могут встретиться люди, которые будут говорить разные гадости…
– О'Мирей способен за себя постоять!
– Этого мне и не хотелось, мистер Коппин… Игэну нужен покой, пока вы не поймаете убийцу.
После короткой минуты молчания Саймус признал справедливость ее слов:
– Томас, а ведь у вашей дочери мозгов больше, чем у нас всех! Вам, случайно, никто не встречался из недоброжелателей О'Мирея?
– Нет, но мы видели одного из них издалека.
– То есть?
– Мы едва не столкнулись с Кристи Лисгулдом. Он шел впереди нас. К счастью для пего, он зашел в "Лебедя с короной".
– Этого не может быть! Лисгулда нет в Бойле. Почему вы решили, что это был он?
– Его узнал Игэн, а не я. Кажется, по пиджаку: он у него очень приметный.
– Верно. Ладно, пойду скажу пару слов Лисгулду. Мне не хотелось бы, чтобы он оставался здесь, пока эта история не прояснилась… Не хотелось бы, чтобы подозреваемые прикончили друг друга.
После ухода сержанта, Томас Лэкан подвел итоги:
– Этот Саймус – неплохой человек… И все же он сильно сдал. Раньше он лучше держал удары… Вы видели, как он вылетел отсюда?
Шон высказал свое непредвзятое мнение:
– Вы застигли его врасплох, отец. Он не был готов к нападению.
– Вы неправы, сын. Полисмен должен всегда быть ко всему готов. Ведь с вами бы такого никогда не могло случиться, верно Шон?
– Конечно, нет, отец.
Едва он успел произнести последнее слово, как отец опять ударил с правой, но Шон был к этому готов. Он легко уклонился от удара и ответил боковым левым, от которого Томас вместе со стулом едва не свалился в огонь. Все сразу же замолчали, ожидая, что сделает отец. Томас поднялся, секунду постоял и спросил у жены:
– Вам не кажется, Мив, что дети перестали уважать своего старого отца?
