Глава 7
Известие настолько потрясло обоих, что они долго молчали, не в силах проронить ни слова. Первым очнулся баронет.
— Каким образом стало известно, что убийца Райхоуп? — вздохнул он.
— Тело нашли в комнате Малькольма. У нее был свой ключ.
— Что ж, теперь хоть мисс Вулер не придется задавать себе мучительных вопросов… Райхоупа уже арестовали?
— Нет. Он в бегах… но, надеюсь, очень скоро попадет за решетку!
— А я — что бедняге удастся спастись!
— Арчибальд! Да вы ли это? Вы что, готовы восстать против закона?
— Нет, дорогая, но, по-моему, несчастный и так носит в душе ад… И самое страшное наказание — предоставить его суду собственной совести. А кроме того, на мой взгляд, вы просто неблагодарны к нему, Рут!
— Неблагодарна?
— Разве, убрав с дороги Эннабель Вулер, он не облегчил вам путь к Терри Лаудхэму?
— Да как вы смеете?! И еще в такой момент! Ведите себя прилично, Арчибальд!
Баронет тут же сник.
— Слушайте, Рут, неужели и эта страшная кончина не навела вас на мысль, что жизнь, возможно, не так проста, как спокойное прозябание в Дорсете с богатым фермером? Может, попытаемся начать все сначала, дорогая? Я готов на любые жертвы, лишь бы вы меня полюбили… потому что я буду очень несчастен, если вы меня покинете.
— Сожалею, Арчибальд, ничего не выйдет — теперь я вас достаточно хорошо знаю. Женщины редко судят мужей, но уж коли это случилось, решение обжалованию не подлежит. Поверьте, Арчибальд, вам лучше оставаться у маминой юбки. Ваше место в гостиной или в клубе, где так приятно пить чай с утонченными леди или обсуждать с другими джентльменами, чем лучше ловить рыбу — удочкой или сачком!
— На блесну.
— Ну, пусть на блесну, неважно. До сих пор вам удавалось прятаться от жизни, так продолжайте в том же духе. Вы не созданы для борьбы.
— Может, вы и правы…
— Вы отлично знаете, что так и есть, Арчибальд.
— Но раз виновный уже найден, вам вроде бы незачем оставаться в Вене… Значит, мы можем уехать когда угодно?..
— Арчибальд, вы согласны поговорить с Терри Лаудхэмом?
— Не вижу причин отказывать вам в последней просьбе.
— Когда?
— Скажем, завтра, часов в пять вечера.
Рут встретилась с Терри в Фольксгартене и сообщила ему приятную новость. Лаудхэм предложил ей съездить в фиакре в Пратер, но молодая женщина отказалась — она обещала Арчибальду вернуться к чаю.
— Это самое меньшее, что я могу сделать для него в благодарность за понимание и доброту. А теперь расскажите мне о бедняжке Эннабель…
Лаудхэм провел рукой по лицу, словно отгоняя кошмарное видение.
— Я воображал, будто могу не дрогнув смотреть на любой труп, но эта несчастная девушка со страшным, чудовищно обезображенным лицом… Вся кожа потемнела и вздулась, глаза вылезли из орбит, да еще огромный почерневший язык… О нет! Малькольм не имел на это права! Должен же быть предел… Наверное, парень совсем потерял голову и рехнулся!
— Как ее обнаружили?
— Соседка поднималась по лестнице… На площадке всего две квартиры — ее и Райхоупа… Женщина уже собиралась повернуть ключ, как вдруг дверь Малькольма распахнулась, он вылетел на площадку и опрометью бросился вниз по лестнице, даже не закрыв за собой квартиру. По словам соседки, Райхоуп был вне себя от ужаса. Любопытство заставило ее войти в квартиру соседа. Ну а увидев тело Эннабель, она закричала на весь дом. Короче, через десять минут туда приехала полиция, через полчаса из лаборатории уголовного отдела пришли первые данные, и следователь позвонил в консульство. Фернс послал меня опознать труп. Нет, Эннабель Вулер не заслуживала такой жуткой смерти! Слишком трагично для нее… Тут есть какая-то странная несоразмерность, которая и возмущает, и шокирует одновременно.
— Ее похоронят здесь?
— Пока да. Но, кажется, у нее есть родственники где-то в Йоркшире, и со временем они наверняка заберут тело. Ах, Рут, после этой дикой истории мне еще больше хочется поскорее уехать и навсегда покончить с таким существованием! На черта нужны приключения, если они даже для самых невинных могут кончиться насильственной смертью?
— А о Малькольме что-нибудь известно?
— Нет. Должно быть, он затаился в каком-нибудь темном углу. Но рано или поздно высунуть нос придется, и тогда полиция его поймает.
— А что говорит Фернс?
— Ничего… Он был очень привязан к Райхоупу, но все же я никак не могу понять его поведения. Знаете, что он сказал мне, когда я вернулся с места убийства? «Лучше бы Малькольма первым нашел кто-то из нас двоих, Лаудхэм. Это дало бы нам возможность пристрелить парня, прежде чем до него доберется полиция!»
— Наверное, Фернс считает, что это наше внутреннее дело и, следовательно, неподвластно чужому правосудию.
— Или же он хочет, пока не поздно, заткнуть Райхоупу рот.
— Терри! Надеюсь, вы не имели в виду, что…
— Прошу вас, Рут, не спрашивайте меня ни о чем! Я и сам совершенно запутался. О воздух Дорсета! Как же мне не терпится им подышать!
Смятение этого крепкого малого, до глубины души потрясенного несправедливо чудовищной гибелью коллеги, хотя чего он только не пережил за семь лет работы в контрразведке, да и сам привык расправляться с противником, глубоко тронула Рут. Зарождающаяся любовь к Терри переполняла ее сердце почти материнской нежностью. Молодой женщине хотелось обнять его прямо тут, на лавочке Фольксгартена, и крепко-крепко, как испуганного ребенка, прижать к груди. Но гуляющие по саду обыватели Вены наверняка не оценили бы ее порыва и возмутились. Поэтому Рут лишь сжала руку молодого человека, давая понять, что разделяет его чувства и вдвоем они сумеют преодолеть любые трудности.
В условленное время баронет пришел на почту, и всего через несколько минут его позвали к телефону. Сэр Арчибальд заперся в кабине и долго слушал собеседника. Выходя на улицу, он улыбался и чувствовал себя почти счастливым.
В «Кайзерин Элизабет» портье предупредил Лаудера, что в гостиной его ожидает какой-то господин. Сам не зная почему, сэр Арчибальд вдруг подумал о Райхоупе, но ждал его комиссар Гагенбрехт.
— Вы, господин комиссар?
— Я вам помешал?
— Нисколько.
— Приятно слышать.
— А могу я узнать, чему обязан вашим визитом?
— Меня привело сюда самое обыкновенное любопытство.
— Правда?
— Да! Можете смеяться сколько угодно, сэр Арчибальд Лаудер, но мне очень интересно, по какой такой странной случайности вы окружены покойниками? То находите труп, то совершаете убийство, то разговариваете с людьми, которых вот-вот отправят на тот свет…
— Простите, я что-то плохо понимаю…
— И однако это очень просто. Приехав в Грац, вы заходите в третьесортную лавчонку сапожника, хотя дома, в Лондоне, вы, вероятно, ни разу не пользовались услугами подобных ремесленников. Там вы обнаруживаете тело сапожника и собственную жену, привязанную к стулу. Любой мало-мальски здравомыслящий человек невольно спросит себя, что понадобилось леди Лаудер в жалкой лавочке Крукеля. Ну да ладно… замнем… Там же по странной случайности оказывается еще один человек, и вы, очевидно ради собственного удовольствия, разбиваете ему голову топориком, который опять-таки ненароком подворачивается вам под руку. Все это на редкость логично, не так ли?
— Я по-прежнему не понимаю, к чему вы клоните.
— А вот к чему, сэр Арчибальд Лаудер: если наверху готовы удовольствоваться вашими причудливыми объяснениями двух убийств, то меня они ни в коей мере не устраивают!
— Поверьте, мне очень жаль.
— И, надо думать, еще больше вы жалеете о том, что последним видели мисс Эннабель Вулер живой?
— После меня ее видел убийца.
— Ну, чтобы сказать «да» или «нет», я еще должен выяснить, кто совершил это преступление!
— Так, по-вашему, это мог сделать я?
— А почему бы и нет?
Баронет с видимым огорчением покачал головой.
— Боюсь, что сведения об Англии вы почерпнули от какого-то шутника, господин комиссар. Уверяю вас, наше дворянство, вопреки вашим представлениям о нем, пока не включило охоту на ближних в число любимых развлечений.
Гагенбрехт встал и с оскорбленным видом выпрямился.
— Вам больше нечего мне сказать, сэр Арчибальд Лаудер?
— Могу уверить вас только в одном: на сегодняшний вечер у меня не запланировано ни одного преступления.
Полицейский пристально посмотрел баронету в глаза.
— Трудно поверить! До свидания!
— До свидания, господин комиссар.
Избавившись от Гагенбрехта, сэр Арчибальд хотел подняться в номер, но дежурный позвал его к телефону. Баронет сразу подумал о Рут. Наверное, жена хочет предупредить его, что не вернется к чаю. Но в трубке послышался голос Малькольма Райхоупа.
— Сэр Арчибальд?
— Да.
— Прошу вас, не называйте имен! Вы меня узнали?
— Разумеется.
— Вы, конечно, уже в курсе?
— Естественно.
— Это не я, сэр Арчибальд!
— А?
— Даю вам слово!
— Почему?
— Что почему?
— Почему вы звоните мне? Я не имею к этой истории никакого отношения и ничем не смогу вам помочь.
— Сможете!
— Но, послушайте, почему бы вам не обратиться к своему… шефу?
— Невозможно! Он мне не поверит!.. И это было бы для меня слишком опасно. Честное слово, только вы один можете вытащить меня из осиного гнезда, в которое я угодил!
— Ладно… Ну, так что вы хотели мне сказать?
— Мне надо поговорить с вами не по телефону.
— Где и когда?
— Сегодня, в девять вечера в Пратере, остановка Лилипутбан.
— А нельзя ли найти место чуть-чуть поближе?
— Боюсь, там нам помешала бы полиция.
— Хорошо, до вечера, но я приду только ради личной симпатии к вам.
Баронет повесил трубку. Звонок его очень удивил. Чего от него хочет Райхоуп? По правде говоря, сэра Арчибальда тронуло то, что загнанный беглец сразу подумал о нем. Неужели хоть один человек воспринимает его всерьез?
Рут уже ждала в номере. При виде мужа она немедленно распорядилась принести чай.
— Хорошо погуляли, Арчибальд?
— Пожалуй… а вы?
— Великолепно!
— Это заметно по вашим сияющим глазам, дорогая. Ну, так вы по-прежнему собираетесь в деревню пасти овечек?
— Более, чем когда бы то ни было!
— Счастье сделало вас жестокой…
— Простите, Арчибальд. Я вовсе не хотела причинить вам боль. Леди Элизабет еще не звонила?
— Звонила… бедная мама… По-моему, она в полной растерянности и тщетно ломает голову, пытаясь понять, что произошло. Как, впрочем, и я. Разумеется, я ни слова не сказал о вашей внезапной страсти к полевым работам. Поэтому мама считает это обычной размолвкой и думает, что мы вернемся в Лондон еще дружнее, чем прежде… Короче, бедняжка вообразила, будто я ищу у нее утешения, поссорившись с вами… По правде говоря, у меня не хватило мужества ее разубеждать. Успеется.
— Я вообще не понимаю, зачем вам понадобилось звонить леди Элизабет!
— Как я вам уже говорил, это старая привычка…
— Вот в том-то, я думаю, и кроется глубинная причина нашего отчуждения, Арчибальд. Вы так крепко связаны условностями и традициями, что в вашей жизни, право же, нет места посторонним.
— Думаете, я не способен измениться, дорогая?
— Это невозможно! Я вам уже говорила, Арчибальд, что успела неплохо вас изучить. Впрочем, тут нет никакой моей заслуги — вы прозрачны как стекло.
— Правда?
— Вы добрый и мягкий человек, но в глубине души — ужасный эгоист, убежденный, что никто не может интересоваться тем, что скучно ему самому, ненавидящий любые проявления вульгарности и всерьез верящий, будто английское дворянство — соль земли. Вы не желаете знать темных сторон жизни, более того, нарочно закрываете глаза, чтобы не создавать себе лишних забот. Физические усилия для вас существуют только на соревнованиях по крикету. Женщин вы считаете существами второго сорта. По-вашему, они должны лишь верно и преданно служить мужу. Во всяком случае, вы явно не тот человек, на которого может опереться особа, привыкшая с боем добывать кусок хлеба. О, я знаю, вы сейчас скажете, что теперь, став леди Лаудер, я избавилась от необходимости бороться за что бы то ни было. Так вот, представьте себе, я по-прежнему люблю все делать своими руками, добиваться от жизни именно того, что хочу от нее получить! А этого-то супруга сэра Арчибальда Лаудера и сноха леди Элизабет никак не может себе позволить, не нарушив кучу всяких условностей!
— Вы на редкость тонкий психолог, дорогая моя.
— О, вас так нетрудно понять, Арчибальд! Надеюсь, я не сказала ничего обидного?
— Рут… А ведь я у вас на глазах убил человека!
— Случайно, вы же сами сказали… Вы действовали рефлекторно, защищаясь. Нет, Арчибальд, вы прикончили венгра не за то, что он мне угрожал, а потому, что, разговаривая с вами по-хамски, он растоптал дорогие вашему сердцу традиции. Или я ошибаюсь?
— Возможно, да, возможно, нет… Вы, кажется, знаете меня лучше, чем я сам. Поэтому, вероятно, сумеете сами ответить на свой вопрос.
— Попросив вас вернуть мне свободу, я ответила на него заранее, Арчибальд.
В дверь постучали, и в комнату, толкая стол на колесиках, вошел официант. На столике стояли чашки, чайник, кувшин молока и блюдо шоколадных пирожных — гордости венских кондитеров. Если Рут почти ничего не ела, то баронет, напротив, закусывал с отменным аппетитом, так что приятно было смотреть. Глядя на него, Рут не могла удержаться от смеха.
— Возможно, вас и вправду огорчает, что из нашего брака ничего не вышло, Арчибальд, но, благодарение Богу, это нисколько не отражается на вашем здоровье!
Баронет отодвинул чашку и вытер губы.
— Меня всегда учили отличать духовные заботы от телесных.
— И вы прекрасно усвоили урок!
Почувствовав в голосе Рут нотку презрительного сочувствия, Лаудер смутился. И снова атмосферу разрядил телефонный звонок. Фернс спрашивал Рут, можно ли ему заглянуть к ней минут через пять. Она сказала, что да, и, повесив трубку, предупредила мужа. Сэр Арчибальд встал.
— Мне не хочется ни видеть Фернса, ни слушать, как вы секретничаете. Надеюсь, этот тип не собирается впутать вас в очередную бредовую затею. Спущусь-ка я в гостиную и почитаю газеты. Пожалуйста, позвоните мне туда, как только спровадите визитера.
— Договорились.
На пороге он обернулся.
— Да, кстати, дорогая, я не смогу сегодня поужинать с вами.
— Вот как?
— В девять часов у меня свидание в самом неподходящем месте… Представляете, в Пратере, да еще на Лилипутбан!
— И с кем же?
— С Малькольмом Райхоупом.
И, прежде чем Рут опомнилась от удивления, баронет вышел.
Лаудер устроился в гостиной. Дверь он закрывать не стал и видел, как появился Джим Фернс. Впрочем, тот задержался наверху не больше пятнадцати минут, и очень скоро грум предупредил сэра Арчибальда, что его ждет супруга.
Рут явно нервничала, и баронет спросил, в чем дело.
— Фернс принес вам дурные вести?
— Нет-нет… он только попросил нас присутствовать на похоронах Эннабель Вулер… должен же кто-то идти за гробом!
— И вы, конечно, согласились?
— Естественно… Послушайте, Арчибальд, я боюсь, что вы взвалили на себя непосильную задачу…
— Что вы имеете в виду?
— Зачем вам понадобилось встречаться с Райхоупом?
— Но… он позвонил мне, когда вы уехали на свидание с Лаудхэмом, и попросил приехать.
— И вы пошли на поводу?
Баронет пристально посмотрел на жену:
— Я не понимаю вас, дорогая.
— Разве вы не знаете, что Райхоупа разыскивает полиция?
— Ну и что?
— Неужели не ясно? Тайную встречу с ним могут расценить как пособничество и укрывательство!
— Ну и что?
— Но это же безумие, Арчибальд! Райхоуп — убийца, и вы не имеете права ему помогать!
Баронет вставил в глаз монокль.
— Моя дорогая Рут, очень возможно, что, как вы весьма откровенно заметили, я не отличаюсь большим умом, — просто начал он. — Вне всяких сомнений, я не особенно люблю уличные драки, горы трупов и прочие мерзости (тут вы тоже не ошиблись). Да, я не одобряю профессию, которую вы почему-то избрали. Однако я отлично помню, что еще мальчишкой, в колледже, меня учили всегда протягивать руку тому, кто зовет на помощь. И сегодня я собираюсь встретиться не с предполагаемым убийцей Эннабель Вулер, а с одиноким, загнанным в угол человеком, поскольку он, в полном отчаянии, подумал именно обо мне. Честно говоря, дорогая, я никогда не думал, что кому бы то ни было в таком положении вздумается просить у меня поддержки.
— Короче, вы делаете это из тщеславия?
— Не совсем. Но мне и в самом деле приятно, что не все разделяют ваше мнение на мой счет. Правда, вы в отличие от Малькольма Райхоупа счастливы… Понимаете, Рут, воспитание, образование, традиции, за которые вы так жестоко меня высмеивали, все же имеют и кое-какие преимущества. К примеру, они дают представление, как вести себя в самых затруднительных обстоятельствах. Во главе английских войск не раз стояли полные идиоты, но на поле боя они вели себя прекрасно, и только потому, что были джентльменами.
Рут молча выслушала урок, и весь вечер ее мучило смутное подозрение, что, возможно, сэр Арчибальд не так уж прост и напрасно она хвасталась, будто видит его насквозь.
Когда баронет вышел из трамвая «А», на Пратерштрассе уже сгустились сумерки. Он нарочно не взял такси, решив, что, воспользовавшись обычным транспортом, меньше привлечет к себе внимания. С Пратерштрассе он свернул на площадь, в центре которой красуется статуя адмиралу Тегетхофу. Углубившись в Гаупталлее, сэр Арчибальд вдруг услышал эхо выстрела и ускорил шаг, но у самого вокзала чуть не попал под машину, летевшую прямо на него с бешеной скоростью. Лишь с величайшим трудом Лаудеру удалось избежать катастрофы. Он бросился на станцию — ни души, хотя девять уже пробило. Баронет скользнул в тень и стал прислушиваться, надеясь уловить в прохладном ветре, долетавшем с Дуная, осторожные шаги Райхоупа. Тщетно. Тогда он решил подождать Малькольма внутри, в крошечном зале ожидания. Стояла полная темнота. Англичанин включил электрический фонарик и невольно вздрогнул — в уголке лежал Райхоуп. Луч фонаря скользнул вдоль его руки, и баронет увидел револьвер. Лицо Малькольма заливала кровь. Сэр Арчибальд опустился на колени. Несчастный поклонник Эннабель Вулер отправился следом за любимой… МИ-5 может спать спокойно: ее заблудший агент уже никому ничего не скажет и не выболтает никаких секретов. Пуля вошла в голову чуть выше правого уха и вышла у левой щеки. Лаудер уже хотел встать, но его остановил грубый голос:
— Что это вы здесь делаете?
И тут же луч мощного фонаря осветил лицо сэра Арчибальда. Однако прежде чем баронет успел ответить, послышалось негромкое восклицание — полицейский в свою очередь разглядел труп. В ту же секунду он выхватил пистолет и взял англичанина на мушку.
— Ни с места, или я стреляю! Руки вверх!
— По-вашему, это так необходимо?
— Делайте что приказано, черт возьми!
Баронету не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться.
— Похоже, мне отчаянно не везет с австрийской полицией! — проворчал он.
— Молчать! За что вы убили этого человека, а? Отвечайте! Ага, вы отказываетесь давать показания?
— Тут явное недоразумение, сэр: вы приказываете мне молчать и тут же требуете объяснений. Будьте любезны, растолкуйте мне, каким образом я могу выполнить оба распоряжения одновременно!
— Ну, ты, я вижу, стреляный воробей! Погоди, мой мальчик, ты свое еще получишь!
Страж порядка поднес к губам свисток и издал такой мощный звук, что сэр Арчибальд удивился.
— Может быть, вы…
— Заткнись!
— Я не позволю вам разговаривать со мной подобным тоном!
— Ах, не позволишь, да? Подожди, в участке я поговорю с тобой ногами, убийца!
С улицы донесся глухой шум — патрульные полицейские спешили на свист. Начальник патруля, выслушав краткий рапорт подчиненного, приказал баронету повернуться лицом к стене и послал одного из агентов звонить в уголовный отдел. До тела никто не дотронулся — очевидно, дорожная полиция предпочитала оставить эту неприятную обязанность медицинскому эксперту. Вскоре у станции заурчали моторы, и в крохотное здание ворвалась целая толпа служителей закона. Врач опустился на колени возле трупа, а комиссар решил тем временем допросить баронета. Тот по-прежнему стоял, уткнувшись носом в стену и досадуя, что время тянется так бесконечно долго.
— Повернитесь!
Англичанин выполнил приказ. Разглядев его, Гагенбрехт издал удивленный и радостный вопль, причем оба чувства смешались в равных долях и звук получился крайне неприятный, похожий на торжествующее ржание.
— Вы?!
Сэр Арчибальд поклонился:
— Рад вас видеть, господин комиссар.
— А уж я — тем более! Ну, сэр Арчибальд Лаудер, хотел бы я знать, как вы будете выкручиваться на сей раз!
— Выкручиваться?
— Ну да! Как вы объясните это новое убийство?
— А?! Так вы думаете, это я?..
— Интересно, как вы сможете это отрицать, если вас застукали чуть ли не с поличным?
— Уж не принимаете ли вы меня случайно за Джека Потрошителя, господин комиссар?
— Послушайте, друг мой, я еще могу допустить одно, от силы два случайных совпадения, но три — уже чересчур! Вы едете в Грац и оставляете там двух покойников, но вас отпускают, поверив на слово, что это не вы прикончили сапожника. Здесь, в Вене, вы о чем-то совещаетесь с молодой женщиной, а через несколько часов ее находят задушенной. На все мои вопросы вы отвечаете, будто слыхом не слыхивали и видом не видывали. Наконец, вы отправляетесь в самое неподходящее время в Пратер, на станцию, где поздно вечером заведомо не бывает ни души, и, конечно, сразу обнаруживаете бездыханное тело. По-вашему, все это вполне нормально?
— Честно говоря, нет.
— Ага, все-таки вы это признаете! Ну, так за что вы убили парня?
— Я его не убивал.
— Естественно!
— Да, представьте себе.
— Послушайте, сэр Арчибальд Лаудер, не может быть, чтобы вы ни с того ни с сего поехали в Пратер в такой час, когда все приличные люди сидят дома, в кафе или на спектакле. Нет, вы сюда явно заглянули не просто так… и человек этот оказался рядом тоже не случайно!
— Мы с ним должны были встретиться.
— Да?.. Тогда как же зовут жертву?
— Малькольм Райхоуп.
— Маль… Так ведь это же тот, кто…
— Да, предполагаемый убийца мисс Вулер.
— И вы хотели с ним повидаться?
— Я уже имел честь сказать вам, что да.
— А вы не знали, что его разыскивает полиция?
— Нет.
— Вероятно, вы не имеете представления, как мы называем человека, укрывающего преступника от правосудия? — почти дружелюбно поинтересовался Гагенбрехт.
— Сообщником.
— Совершенно верно. Кажется, мы начинаем неплохо понимать друг друга, а?
— Можно мне задать вам один вопрос, господин комиссар?
— Пожалуйста.
— Как у вас в Австрии называют того, кто предает друга в беде и, какие бы над несчастным ни тяготели обвинения, бежит с доносом в полицию? Мы, англичане, считаем такого человека трусом, а плохо воспитанные люди — еще и подонком. Более того, у нас настолько развиты дружеские чувства, что всякого, кто одобряет поведение труса и подонка, мы автоматически причисляем к той же категории.
— Вот что, сэр Арчибальд Лаудер, вы, кажется, позволили себе оскорбительный намек в мой адрес?
— И в мыслях не держал, господин комиссар. Мы же не в Англии, а в Австрии. Вероятно, у вас здесь иные представления о дружбе. У всякого народа — свои нравы, верно?
— А что, если я разобью вам физиономию? Будете знать, как издеваться надо мной!
— Тогда лучше заранее вызовите подкрепление, потому что, если вы посмеете поднять на меня руку, я живо отправлю вас в больницу!
— Теперь вы мне еще и угрожаете?
Баронет сменил тон:
— Вы становитесь слишком утомительным, господин комиссар. Не желаю больше отвечать на ваши вопросы. Пусть пришлют кого-нибудь поумнее.
— Я арестую вас! — заорал Гагенбрехт. — Слышите? Вы арестованы за убийство…
В это время к комиссару подошел медицинский эксперт.
— Поосторожней, Гагенбрехт! — шепнул он.
— Не суйтесь не в свое дело, доктор! Что до вас, сэр Арчибальд Лаудер…
— Что до меня, господин комиссар, то я британский подданный, и вам не следует об этом забывать.
— Да будь вы хоть двоюродным братом английской королевы, это нисколько не меняет дела!
Врач собрал инструменты и, захлопнув чемоданчик, повернулся к комиссару:
— Тело можно везти в морг. Вскрытие я сделаю завтра.
— Я хочу как можно скорее получить от вас заключение.
— К полудню пришлю, но могу сразу сказать, что вы напрасно подняли такой шум: этот тип покончил с собой. Доброй ночи!
Гагенбрехт остолбенел, а когда к нему вернулся дар речи, врач уже был у двери. Полицейский бросился следом и схватил его за руку.
— Вы уверены?
— В чем?
— Что это самоубийство?
— Может, вы лучше меня разбираетесь в медицине?
Эксперт вырвал руку и ушел, оставив комиссара в полной растерянности. К нему приблизился сэр Арчибальд.
— Я мог бы потребовать извинений, господин комиссар, но предпочитаю обойтись с вами великодушно. Спокойной ночи!
Гагенбрехт не ответил.
На обратную дорогу в «Кайзерин Элизабет» Лаудер потратил около часу. Впрочем, он долго шел пешком, надеясь расслабиться после недавней сцены и успокоить нервы.
Когда он тихонько вошел в номер, Рут уже спала. Сэр Арчибальд бесшумно проскользнул в ванную, разделся, принял душ и лег, но жена тут же проснулась и зажгла лампу.
— Арчибальд? Наконец-то! Почему вас так долго не было?
— Я возвращался пешком, а от Пратера путь неблизкий.
— Вы знаете новость?
— Какую?
— Малькольм Райхоуп покончил с собой. Фернс звонил мне, перед тем как ехать в морг.
— Да, я в курсе.
— Он застрелился после разговора с вами?
— Нет.
— Как — нет?
— Когда я приехал, Райхоупа уже убили.
