Суббота, вечер 12 часов 30 минут
Раздосадованный Гарри Комптон, все больше проникаясь антикапиталистическими настроениями и проклиная упрямство британских слуг, сел в метро на станции Саус Кенсингтон. Будущее рисовалось в самых мрачных тонах. Гарри получил явное доказательство, что никогда не сможет проникнуть в жилище Демфри или найти там хоть одного союзника. Соваться в Адмиралтейство тоже бесполезно — наверняка там у каждой двери и на каждом углу по десять полицейских! Нет, положа руку на сердце, эта партия явно ему не по зубам. И Комптон решил сегодня же вечером высказать все Тер-Багдасарьяну. А там — будь что будет… Приняв решение, он было успокоился, но спокойствие быстро сменила тревога. Гарри ведь не мог не догадываться, что именно произойдет потом… Меж тем он полагал, что умирать рановато, да еще и таким скверным образом. На мгновение молодой человек призадумался, не пойти ли в Ярд и не рассказать ли обо всем полицейским Ее Величества. Возможно, там его возьмут под защиту, хотя и не преминут отправить в Дартмур размышлять об опасностях, коим подвергается гражданин, предавая свою страну. Нет, как ни вертись, перспективы выглядели весьма безрадостно, однако Гарри было всего двадцать восемь лет, а потому никакие треволнения не могли лишить его аппетита. И Комптон, как всегда, по холостяцкой привычке, направился к маленькому ресторанчику на Стекли-стрит.
По мере приближения к Стекли-стрит все заботы улетучивались, и молодого человека стало охватывать даже некое радостное возбуждение. Гарри не сразу сообразил, в чем дело, но потом вдруг понял, что просто надеется снова увидеть в ресторанчике очаровательную незнакомку, к которой до сих пор так и не осмелился подойти. В двадцать восемь лет любовь гораздо важнее смерти, и раз уж Комптон считал, что может в ближайшие дни исчезнуть с лица земли по милости своих советских или просоветских «друзей», лучше использовать оставшееся время с максимальным толком, даже с риском получить от ворот поворот. Войдя в ресторан, Гарри сразу увидел мисс Лайтфизер и понял, что настал решающий день. Итак, сегодня или никогда!
Столик Комптона всегда обслуживала Элинор — уже не первой молодости, слегка поблекшая официантка. На правах старого клиента Гарри поверял ей свои сомнения насчет того, как воспримет его смелый шаг прелестная незнакомка. Элинор привыкла к подобным историям и была твердо убеждена, что молодые люди напрасно поднимают такой шум из-за самых обычных и естественных вещей.
— Вы знаете, чем она занимается, Элинор?
— Нет… хотя уже довольно давно сюда захаживает… Наверное, швея или что-то вроде того… Я часто вижу ее с одежными картонками. По-моему, барышня работает где-то неподалеку либо на хозяина, либо самостоятельно…
— Элинор… вас не очень затруднит спросить, не позволит ли она угостить ее десертом?
— По-вашему, мне подобает заниматься таким ремеслом?
— Скажите, что у меня произошло очень радостное событие, но, поскольку я один как перст, мне не с кем разделить свою радость.
— Продолжайте в том же духе — и я сейчас заплачу. Ладно уж, попробую вам помочь, если смогу…
Теперь, когда первый шаг сделан, у Гарри от волнения подступил комок к горлу. Он уже больше не думал ни о Тер-Багдасарьяне, ни о Демфри, а досье «Лавина» казалось ничего не значащим пустяком. Для него не существовало в мире ничего, кроме этой очаровательной темноволосой девушки с большими зелеными глазами и ее улыбки. Наверняка — дивное создание! Ожидая, пока решится его судьба, Гарри пытался угадать, как зовут незнакомку. Может быть, Одри? Или Кэтрин? Пожалуй, ей вполне подошло бы имя Марджори… Да и Джоан — совсем не плохо… Заметив, что Элинор наклонилась к девушке, Комптон на мгновение перестал дышать… А потом он услышал смех и сразу успокоился. Официантка вернулась к его столику и сообщила, что барышня считает его джентльменом и готова разделить с ним десерт, но за свою порцию заплатит сама, потому как уже вышла из детского возраста.
— Задание выполнено, командир! Теперь дело за вами.
Во время войны Элинор служила в женском батальоне и некоторые замашки сохранила с тех пор. Гарри улыбнулся девушке, которой намеревался без зазрения совести вскружить голову, и получил в ответ такую же многообещающую улыбку. Если бы сейчас какой-нибудь гад вздумал поговорить с Комптоном о Тер-Багдасарьяне и досье «Лавина», молодой человек совершенно искренне ответил бы, что не имеет ни малейшего понятия, о чем речь. Зарождающуюся великую страсть всегда можно узнать по ее исключительному, всепоглощающему характеру.
Вблизи девушка показалась ему еще красивее. Слегка вьющиеся темные волосы придавали ей сходство с пажом. Большие зеленые глаза, казалось, освещают это полное очарования личико. Красавицей в классическом смысле слова ее, пожалуй, не назовешь, но весь облик девушки дышал какой-то неизъяснимой, своеобразной прелестью. Но вот смех ее совсем не гармонировал со всем прочим. Говоря по совести, это очаровательное дитя испускало совершенно идиотское, дребезжащее хихиканье. И это производило весьма досадное впечатление. Отвесив легкий поклон и услышав в ответ что-то вроде радостного блеяния, Комптон почувствовал себя глубоко уязвленным, словно у него на глазах совершилась величайшая несправедливость, и он твердо решил излечить свою избранницу от такого уродства.
— С вашей стороны, мисс, было очень любезно согласиться разделить общество скучающего молодого человека…
— Представьте себе, я тоже ужасно скучала… так уж лучше на пару, верно?
— Я уверен, что с вами мне никогда больше не придется скучать!
— Вот как? А почему?
Гарри терпеть не мог такого рода вопросов, ибо своей прямотой и будничностью они мгновенно обращают в ничто весь арсенал соблазнителя, а потому молодой человек предпочел не отвечать.
— Вы позволите мне сесть напротив вас?
— Для того вы и пришли, разве нет?
Невероятно! Нарочно она, что ли?
Подошла Элинор.
— Ну, что вы хотите на десерт?
Девушка решительно сделала выбор, прежде чем Гарри успел галантно повторить вопрос.
— Я видела в меню appele hedghog…
— Да, мисс.
— Вот и принесите мне его, хорошо?
Комптон из вежливости заказал то же самое, а потом с легким отвращением наблюдал, как девушка, которую он в глубине души уже называл любимой, с жадностью поедает любимое лакомство. Но Гарри слишком долго прокорпел над марксистскими теориями, чтобы не запомнить хотя бы одно: никогда нельзя слишком доверять внешним проявлениям.
— Вы… вы не замужем, правда?
Некоторое время девушка молча смотрела на Гарри, как будто пытаясь понять, уж не издевается ли над ней молодой человек, но, убедившись в его невиновности, захихикала.
— Будь я замужем, сидела бы тут со своим мужем, а не с вами!
— Знаете, некоторым женщинам приходится надолго оставаться в одиночестве, поскольку работа мужа требует постоянных разъездов.
— Например, моей тете Луизе…
— Правда?
— Мой дядя Питер много путешествует и почти не бывает дома.
— Дипломат, наверное?
— Нет, проводник в спальном вагоне.
Это выглядело куда менее изысканно, но зато гораздо спокойнее. Забыв о дурацком смехе и не слишком эстетичной манере есть «яблочных ежиков», Комптон решил начать большую игру, поскольку, несмотря на все свои недостатки, девушка нравилась ему все больше и больше. Пользуясь испытанной тактикой, он намеревался сначала назвать свое имя, потом спросить, как зовут девушку, а потом перейти к ловким и нежным вариациям на тему, как бы невзначай припомнив, что так звали одну его знакомую, которая якобы скончалась от горя, потому что ее любимый не вернулся из долгого путешествия куда-то в Южную Америку. Эта история всегда производила нужное впечатление, поскольку слушательницы Гарри, потрясенные подобным постоянством, жалели лишь о том, что им самим не представилось случая продемонстрировать столь же несокрушимую верность (ни одна из них ни разу не усомнилась, что способна на это), и настолько отождествляли себя с тихо угасшей от любви героиней, что и не думали требовать подробностей.
— Меня зовут Комптон… Гарри Комптон… Я торговый представитель…
— Это очень хорошо.
— Простите, не понял…
— Я говорю, это очень хорошо.
— Извините, но что именно хорошо?
— Быть торговым представителем.
— Вы находите?
Гарри никогда бы и в голову не пришло, что подобная работа может кому-то нравиться, но такой пустяк его, конечно, не остановил.
— А вы, мисс… Могу я позволить себе спросить ваше имя? Нет, погодите! Можно, я попробую угадать?
— Пожалуйста!
— Одри?
— Нет!
— Марджори?
— Нет!
— Джоан?
— Нет!
Комптон перебрал одно за другим все известные ему женские имена, но девушка всякий раз только качала головой. Наконец, отчаявшись найти нужное, он перестал гадать.
— Сдаюсь!
— Пенелопа.
— Что?..
— Пенелопа.
Ну, это уж слишком! Пенелопа! Да никогда в жизни он не осмелится сказать, будто знал особу с таким именем!
— Пенелопа Лайтфизер.
— Пенелопа Лайтфизер, — повторил совершенно сбитый с толку молодой человек. — Нет, вы шутите?
По выражению лица девушки Гарри понял, что обидел ее, и попытался исправить оплошность.
— Я хочу сказать, что, наверное, вы меня разыгрываете… Такое… оригинальное имя, да еще в сочетании со столь… неожиданной фамилией… Можно подумать, принцесса из какой-нибудь древней легенды…
Лицо девушки сразу просветлело.
— Вам и в самом деле нравится имя Пенелопа? — с улыбкой спросила она.
Главное оружие любовной стратегии — ложь, и Гарри не стал нарушать традицию.
— Вы и представить себе не можете, до какой степени!
— Я очень рада, а потом, когда мы познакомимся поближе, я разрешу вам называть меня Пенни… Согласны?
— Еще бы! А кем вы работаете, мисс Лайтфизер?
— Я портниха… Я работаю тут неподалеку, на Монтегью-стрит, в ателье «Пирл и Клементин». В основном меня посылают к нашим самым богатым клиенткам подгонять одежду по фигуре… Не все ведь сложены, как манекенщицы, правда?
Невзирая на все свои старания, Гарри все больше поддавался странному очарованию Пенелопы. Он слушая всю эту чепуху и ему все больше и больше хотелось и хорошенько встряхнуть ее, и стать ее защитником и покровителем, и выдрать за уши, и расцеловать. Во всяком случае, у Комптона возникло явственное ощущение, что бедняжка Пенни явилась в наш мир совсем безоружной.
— Мисс Лайтфизер…
— Для начала можете называть меня Пенелопой.
— А вы будете звать меня Гарри, хорошо?
— Договорились.
— Пенелопа, сегодняшняя суббота — самая лучшая в моей жизни!
— Да, точно, Элинор сказала мне, что у вас произошло какое-то великое событие.
— Еще бы! Представьте себе, я встретил женщину, о которой всегда мечтал!
— Это чудесно!.. И где вы ее встретили, Гарри?
— Здесь!
— Здесь?.. Но когда же?
— А только что!
До Пенелопы не сразу дошло, что он имеет в виду.
— О! Вы это о… обо мне, Гарри?
И тут его понесло. С величайшим пылом молодой человек поведал, как давно он ее заметил, как в его сердце впервые проскользнула нежность, как вся его жизнь превратилась в ожидание безмолвных встреч за ленчем. Гарри объяснил, что уже отчаялся когда-либо набраться храбрости и заговорить и лишь сегодняшнее солнечное утро помогло ему отважиться просить Элинор прощупать почву. Пенелопа слушала, открыв от удивления рот, наконец, когда молодой человек умолк, она заметила:
— Не знаю, правда ли все, что вы мне наговорили, Гарри, но слушать это очень приятно…
Подобная наивность глубоко потрясла Комптона. Повинуясь благородному порыву сердца, он уже готов был отказаться от свободы ради мисс Лайтфизер, повести ее к алтарю (а еще лучше — позволить ей привести туда его) и самым законным образом наградить ей множеством маленьких Гарри и Пенелоп! Так, с удивительной непоследовательностью, свойственной романтическим душам, Комптон мечтал создать английскую семью, изменяя при этом Англии! Единственным оправданием молодому человеку может служить лишь то, что он напрочь забыл о прежних планах. Кто бы стал колебаться в выборе между Тер-Багдасарьяном и Пенелопой? И вообще, если не помечтать в субботу после полудня, то когда же?
— Пенелопа… Знали бы вы, сколько раз я приходил сюда по вечерам в надежде увидеть вас… Ваше отсутствие лишало меня аппетита, но, чтобы не огорчать Элинор, приходилось что-то заказывать и жевать без всякого удовольствия… Честное слово, Пенелопа, я и не подозревал, что любовь с первого взгляда может так плачевно сказываться на желудке!
— Простите меня, Гарри… но я не знала об этом… и потом, я живу далеко… слишком далеко, чтобы приходить сюда ужинать… Да и ужин я готовлю сама. Я живу за Парлиамент Хилл, на Саус Гроув. Прогулка нешуточная…
— Кстати, о прогулках, Пенелопа… сегодня суббота, и уже перевалило за полдень… Как вы посмотрите на то, чтобы пройтись вдвоем? День такой солнечный… Может, воспользуемся этим?
Слегка покраснев, девушка призналась, что мысль ей нравится. Но, к несчастью, ее ждет клиентка, и придется работать до самого вечера. Однако Гарри не желал смириться с обстоятельствами.
— У вашей клиентки есть телефон?
— Разумеется… она — из богатых.
— Так позвоните, что заболели!
— Но ведь это ложь!
— В некоторых случаях человек не только имеет право, но и обязан солгать!
— Вы и в самом деле так думаете?
— Конечно! А иначе зачем бы я стал это говорить?
Довод, очевидно, подействовал. Девушка, правда, еще пыталась возражать, но очень неуверенно.
— Если я позвоню и скажу, что больна, она сразу все поймет… Или начнет задавать вопросы, а я не сумею ответить…
— Хотите, я позвоню вместо вас?
— О, неужели у вас хватит смелости?
— Я представлюсь вашим врачом и скажу, что это я запрещаю вам сегодня выходить из дому.
В глазах девушки читалось глубочайшее восхищение.
— Ох, вы… ну надо ж, какой вы… — только и смогла пробормотать она.
Польщенный Гарри гордо выпрямился.
— Не будем терять время. Какой телефон у этой дамы?
— Кенсингтон, триста тридцать два — четыреста семьдесят восемь.
— Отлично!
Молодой человек встал и направился к телефонной будке, но внезапно развернулся и опять подошел к столику.
— Самое главное-то я и забыл! Как ее зовут?
— Леди Демфри… Миссис Барбара Демфри.
Комптон вряд ли испытал бы большее потрясение, даже если бы его хорошенько стукнули по голове колотушкой. Однако удивленный взгляд Пенелопы заставил его взять себя в руки и заговорить совершенно спокойным голосом.
— Так какое имя вы назвали?
— Леди Барбара Демфри.
Гарри повернулся на каблуках и снова пошел к автомату, бормоча про себя, что, каким бы ты ни был хитрецом, случай всегда окажется стократ хитрее.
Войдя в гостиную, где его дожидалась жена, сэр Реджинальд подумал, что издали она еще может произвести впечатление.
— Добрый день, Барбара… По-моему, вы в прекрасной форме. Я не ошибаюсь?
— Да, пожалуй, я чувствую себя вполне сносно, Редж.
— Счастлив слышать, дорогая, тем более что мне придется просить вас сделать над собой еще одно небольшое усилие.
Миссис Демфри сразу нахмурилась, предчувствуя какую-то неприятность.
— Вот как?
— Но успокойтесь, я уверен, что это не вызовет у вас отвращения.
— А в чем дело?
— Я бы с удовольствием выпил немного шерри… Будьте добры, позвоните Серджону.
— Пустяки! Я сама налью вам шерри, а вы тем временем объясните, о чем речь.
— Вам известно, Бэйб, что скоро исполнится ровно тридцать лет, с тех пор как я украл вас у сцены, попросив стать моей женой?
Вопрос так удивил леди Демфри, что она чуть не выронила бутылку.
— Редж!.. Что на вас нашло?
— Возможно, все дело в возрасте, дорогая… но я все чаще мысленно обращаюсь к прошлому…
— Может быть, вам следовало бы поговорить с врачом?
— Спасибо, не премину.
Ох уж эта старая добрая Бэйб! Как всегда, совершенно нечувствительна к нюансам… И Демфри уже в который раз без всякой надежды на успех попытался понять, что могло его так увлечь в этой высокой сухопарой женщине. Барбара протянула ему рюмку шерри, и он довольно лицемерно выпил за ее здоровье.
— Барбара, как вы смотрите на то, чтобы отметить годовщину нашей свадьбы?
Предложение привело миссис Демфри в восторг.
— О, Реджи, это замечательная мысль!
— Разумеется, в том, что касается расходов, я предоставлю вам полную свободу. Я хочу только, чтобы собралось побольше народу и угощение было достойно такого события.
— Положитесь на меня! И благодарю за доверие, Редж…
— Кому же мне доверять, как не вам, Бэйб? Кстати, в доказательство того, как я полагаюсь на вашу сдержанность, могу кое-что показать… Вон, видите, мой кейс? Там лежит досье с заманчивым названием «Лавина». Русские спят и видят, как бы его украсть!
— Но, послушайте, Реджи, это ведь не их собственность!
— Боюсь, подобные соображения их не остановят, Бэйб, и, если эти господа найдут способ добраться до бумаг, они их стащат!
— Какие ужасные люди!
— Это суждение свидетельствует о вашей удивительной наблюдательности, Бэйб. Пожалуй, я запру досье в сейф и сменю шифр. Послушайте, а что, если использовать ваше имя? По-моему, это будет весьма поэтично… Важную тайну охраняет женское имя, к тому же ваше!
— Ах, Реджи, вы просто прелесть!.. Но вернемся к нашему приему… Как вы думаете, я могу пригласить адмирала Норланда с супругой?
— Во всяком случае, попробуйте.
— Вероятно, мне следует также позвать ваших ближайших сотрудников?
— По-моему, вы просто не можете поступить иначе.
Леди Джемфри вздохнула.
— Как жаль, что у милейшего Дональда Фаррингтона такая заурядная жена…
Барбара терпеть не могла Дороти Фаррингтон, второразрядную провинциальную актрису, которую будущий муж подцепил то ли в Глазго, то ли в Абердине. Леди Демфри всегда казалось, что миссис Фаррингтон имеет наглость считать ее ровней. Ужасная наглость, особенно если вспомнить, чем был мюзик-холл в 1931 году, и сравнить с послевоенной дешевкой! И потом она, Барбара, как-никак танцевала в Лондоне! Зато Реджинальд глубоко ценил динамичного Дональда Фаррингтона и его неиссякающий оптимизм.
— Ох, если бы нашу кухарку нашла не миссис Фаррингтон, просто не знаю, сумела ли бы я выдержать ее присутствие…
— Послушайте, Бэйб… Вы настолько выше Дороти, что, право же, смешно равняться…
Видя, как надулась от спеси его глупая супруга, сэру Реджинальду страшно захотелось надавать ей пощечин.
— Вы правы, Реджи, итак, решено: я приглашу Фаррингтонов и Рутландов. По крайней мере Марджори Рутланд не доставит нам никаких хлопот — она умеет держаться в обществе. Что касается ее мужа, то при всем занудстве в нем есть особая утонченность, а в гостиной это всегда производит очень выигрышное впечатление. Вы со мной согласны, дорогой?
— Бесспорно. Ну что ж, идемте в столовую?
— Да, пожалуй.
Но тут появился дворецкий и сообщил, что леди Демфри просят к телефону. Сэр Реджинальд, воспользовавшись отсутствием жены, запер липовое досье в сейф и сменил комбинацию, набрав, как и обещал, имя Барбара.
Скоро вернулась улыбающаяся миссис Демфри. Реджинальд улыбнулся в ответ.
— Насколько я понимаю, новость не из числа печальных?
Барбара томно вздохнула.
— Ох уж эта молодость, Реджи… Представьте себе, сегодня ко мне должна была прийти моя маленькая швейка, мисс Лайтфизер. Мы собирались кое-что подправить в моем последнем приобретении у ее хозяев, «Пирл и Клементин».
— И мисс Лайтфизер не придет?
— Нет… она заболела… о чем мне и сообщил… лечащий врач… Врач с очень приятным, хотя и несколько смущенным голосом. Похоже, он слегка волновался, что я не поверю…
— А вы думаете…
Грудной смех миссис Демфри напоминал воркование горлицы.
— Что мне звонил поклонник мисс Лайтфизер? Ну конечно! Сегодня ведь суббота и к тому же чудесная погода! Я поставила себя на их место и…
Сэр Реджинальд галантно поцеловал жене руку.
— Как это мило с вашей стороны, Бэйб…
— Я тоже была молода, Редж… и вы сами напомнили мне об этом. А теперь дайте руку и поспешим к столу, иначе миссис Смит рассердится, а лучше, чтобы она была в хорошем настроении, когда я сообщу ей дату приема. Кстати, как, по-вашему, может, устроить его в ближайшую среду?
Из телефонной кабинки Гарри не сразу вернулся в зал, а пошел в туалет — ему хотелось немного поразмыслить в одиночестве. Уж слишком быстро, на его вкус, развивались события! Итак, судя по всему, каким-то чудом выходило так, будто сам Господь покровительствует Тер-Багдасарьяну и его сообщникам и Комптон снова мог рассчитывать довести до благополучного конца миссию, которую всего несколько минут назад собирался оставить, несмотря на смертельный риск. На мгновение ему пришло в голову, что тут какая-то западня, дьявольская ловушка, но молодой человек сразу отогнал такое нелепое подозрение, и по множеству причин. Никто не мог догадываться о его тайной деятельности, никто не знал о том, что он живет в Лондоне под вымышленным именем… да и кому бы взбрело на ум, что он именно сегодня наберется храбрости и заговорит с Пенелопой? Более того, в случае заговора девушка непременно позвонила бы сама. Она же, напротив, с удовольствием предоставила это Комптону, что вполне естественно для робкой и боящейся не угодить богатой клиентке девчушки. И наконец, Барбара Демфри тоже отреагировала нормально. Наверняка она очень любит Пенелопу (кто может ее не любить?), а потому не стала вести себя как эгоистка и признала, что утомленная мисс Лайтфизер имеет полное право отдохнуть. Гарри чувствовал, что его выросшее до необычайных размеров сердце способно вместить разом и капиталистический, и социалистический мир. Конечно, если хорошенько пораскинуть мозгами и если встреча Комптона с Пенелопой совершилась по велению свыше (а эта встреча открывает перед влюбленным двери особняка сэра Демфри), можно лишь удивляться снисходительности Неба по отношению к Советам, которые вот уже больше полувека только и делают, что играют с ним самые скверные штуки. Правда, досада Всевышнего на англичан, должно быть, гораздо старше, а там, на небесах, как и тут, старшинство наверняка имеет немаловажное значение.
Благодаря Пенелопе — что, надо признать, довольно странно! — Гарри вновь почувствовал вкус к шпионажу. Не то чтобы с тех пор его раздражение против Соединенного Королевства увеличилось, нет, но счастливый в любви шпион занимал важное место в кинопантеоне Комптона. Как в самых знаменитых фильмах, Гарри познает счастье любви, а заодно совершит великий подвиг, повергнув во прах Интеллидженс Сервис и стащив досье «Лавина»! На полученные деньги он сможет вместе с возлюбленной отправиться в СССР, а там наверняка удостоится звания Героя Советского Союза и приобретет такую же (конечно, менее зримую, но зато не менее прочную) славу, как космонавты Гагарин и Титов. Гарри уже представлял себя на даче (обычный подарок партии за выдающиеся услуги) в окружении семьи и за самоваром, с которым ловко управляется Пенелопа. Упорное чтение советской литературы так и не смогло изменить представлений Гарри Комптона о России, и он воспринимал ее скорее через призму «Анны Карениной», нежели по опусам покойного Сталина и бесконечным проповедям Никиты Хрущева. Молодой человек воображал, как он, одевшись в знаменитую рубаху с застежками на плече и перетянутую у пояса, любуется Пенелопой, наряженной в некое фольклорное одеяние вроде тех, что он видел на украинских танцовщицах, приезжавших в Лондон. Гарри Комптон малость отставал от времени…
К тому моменту, когда он собрался вернуться к мисс Лайтфизер, ослепительную лазурь горизонта слегка омрачала лишь одна проблема: каковы политические воззрения Пенелопы? Впрочем, он надеялся, что девушка не отличается особым консерватизмом — это было бы катастрофой!
Узнав, что леди Демфри приняла извинения, и, значит, она, Пенелопа, вольна располагать этой солнечной субботой по собственному усмотрению, девушка, как ребенок, захлопала в ладоши, чем глубоко умилила Гарри. По обоюдному согласию, они решили отправиться в Сюррей, ибо эта холмистая местность, по мнению Гарри, соответствовала романтическому настрою зарождающейся любви. Они быстро доехали до вокзала Ватерлоо и взяли билеты в Доркинг.
