Книга: Пожиратель женщин (Сборник)
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая

 Глава третья

 Вернувшись в зал «Гавайских пальм», в атмосферу симпатии и веселья, Малькольм произвел впечатление очень озабоченного человека. Он направился прямо к бару. Герберт встретил его со всем радушием.
— О, сэр, вы нам дали возможность повеселиться от души, и, что бы ни говорили, у нас в Сохо хоть и много развлечений, но так смеяться, как вы заставили меня, я уже и не упомню такого... Благодарю вас, сэр, и, если вы не сочтете это бестактным, я бы хотел предложить вам стаканчик.
— Охотно принимаю ваше предложение, старина. У нас в Томинтоуле есть такая поговорка: достойный мужчина всегда стоит такого же, как он.
— Вам повезло, сэр, что вы живете в Томинтоуле.
Шотландец немного подался вперед:
— Послушайте, старина, объясните мне, пожалуйста... Создается впечатление, что вы все хотели бы жить где угодно, но только не здесь, но у вас просто не хватает мужества изменить свою жизнь. Почему?
Бармен пожал плечами:
— Я не знаю, сэр. Может быть, оттого, что мы очень испорчены. Не могу вам объяснить... Вот скажешь себе: все, начинаю новую жизнь, а как только зажгутся рекламные огни Сохо, все кругом блистает и горит, ты снова влипаешь... Мелкие мы людишки, сэр, вот мы кто, если вдуматься. Никогда и никому я не говорил, сэр, ничего подобного. Видно, вы очень симпатичный человек, раз я пустился в откровения. Чудно это, но вы вызываете желание поделиться с вами всем, далее тем, в чем самому себе не признаешься... Пожалуй, я бы выпил еще стаканчик, сэр, с вашего позволения.
— Но уже за мой счет, старина!
Они выпили, и Макнамара вдруг заявил, что называется, в лоб:
— Тот парень, которого я сейчас встретил...
— Мистер Девит?
— Ну да, не нравится он мне.
— Что?
— Ну совсем не нравится. Он какой-то с двойным дном. Так бы и врезал ему по роже.
— А вот этого я бы вам не советовал делать, сэр! Когда мистер Девит обозлен, он... очень опасный... Вы понимаете, что я хочу сказать, сэр?
— Еще чего! Я тоже очень опасный, если дойдет дело... даже очень опасный. Он кто? Хозяин этой шараги?
— Мистер Девит? Да нет, он всего-навсего управляющий. «Гавайские пальмы» принадлежат мистеру Дункэну. — Герберт перешел на шепот. — И если вас интересует мое мнение, сэр, то Девит по сравнению с Дункэном жалкий ягненок!
Патриция снова появилась на эстраде, и разговор бармена с шотландцем прервался. В зале потушили свет, и в лучах одного прожектора молодая женщина стала петь грустно-нежные песни. Вокруг царила взволнованная тишина, тем более что крепкие напитки обладали особым свойством пробуждать во всех англосаксонских сердцах необыкновенную сентиментальность. Когда Патриция перестала бубнить знаменитую тоскливо-занудную песню «Земля моих отцов» — национальный гимн Уэльса, зал ей устроил настоящую овацию. Что же до Малькольма, то он просто рыдал, чем очень удивил бармена.
— Вы чем-то встревожены, сэр?
— Старина! Эта девушка будет для меня единственной женщиной в мире, и это так же верно, как то, что меня зовут Малькольм Макнамара!
— Она вас проняла до печенок, я правильно понял?
— Проняла? Гораздо серьезнее, старина... Если я ее не отвезу в Томинтоул, мне будет казаться, что меня перестали уважать! Мы там поженимся, и Брюс Фарлэн благословит нас... Потом мы закатим пир дня на три! Я приглашаю вас, старина! Я лично приготовлю наше коронное блюдо хаггис — это пудинг такой из требухи и мяса, посмотрим, что вы мне скажете на это.
Герберт замялся. Потом прошептал:
— Сэр... я вам уже говорил, насколько вы мне симпатичны... Мне бы не хотелось, чтобы у вас были неприятности...
— Неприятности? А с чего у меня должны быть неприятности?
— Это не моего ума дело... но мисс Поттер, сэр, она вроде бы... не так уж свободна, как вам кажется...
— А что ей мешает быть свободной?
Одним духом бармен выпалил, правда шепотом:
— Хозяин... Дункэн... Они не женаты, но вроде бы и женаты...
— Так. Раз она не замужем, ведь я имею право попытать судьбу?
— Я вас предупредил, сэр.
Герберт отвернулся к своим бутылкам, а шотландец продолжал пить, пока к нему не подошел Питер.
— Мистер Дункэн слышал, как вы играли на волынке, и хочет лично поблагодарить вас за ваш вклад в успех этого вечера.
— Гм... а мне хочется повидать певицу... она мне жутко понравилась...
Бармен грустно покачал головой. Этот бедолага шотландец нарывается на неприятности... Девит улыбнулся:
— Я думаю, что вы еще сможете пожелать ей спокойной ночи.
— Тогда вперед, старина, я иду за вами!
Дункэн встретил шотландца по всем правилам вежливости. Он сказал, что высоко оценил его бурные порывы й умение растопить зал. Расплывшись в улыбке, он добавил:
— Своим успехом в этот вечер мисс Поттер в большой степени обязана вам.
— Скажите, вы хорошо знаете мисс Поттер?
— Я думаю, что да.
— Как по-вашему, она поедет со мной в Томинтоул?
Несмотря на умение держать себя в руках, Дункэна все-таки передернуло. Ну а Питер чуть не поперхнулся виски.
— Боюсь, что я не совсем понял суть вашего вопроса, мистер Макнамара.
— Я хотел бы жениться на мисс Поттер и увезти ее с собой в Томинтоул.
Только пять тысяч фунтов удержали Джека от желания вышвырнуть этого чокнутого за дверь.
— Мне трудно ответить, наверное, это ей нужно задать ваш вопрос. Кстати, она как раз просила меня передать, что будет счастлива вас увидеть.
— Я так и думал!
— Серьезно? .
— Она отлично поняла, что я был искренним и что из меня получится хороший муж!
— Все может быть... Вы очень уверены в себе, не так ли?
— Да, достаточно уверен...
— До такой степени, что готовы натворить глупостей и быть опрометчивым?
— Опрометчивым?
— Вы, кажется, вообразили, что способны дать отпор всему Лондону?
—- Старина, вот что я вам скажу, у нас в Томинтоуле есть дрянные мальчишки, которые любят затевать драки... Так вот, ими занимаюсь я. И они всегда уезжают из Томинтоула на «скорой помощи».
Дункэна прохватил нервный тик от столь фамильярного с ним обращения. И все-таки он не смог сдержать улыбки от этакой самонадеянности.
— Разрешите вам дать один совет, мистер Макнамара?.. Поостерегитесь... У меня предчувствие, что наши прохо-димцы опаснее ваших в Томинтоуле... Если вам предстоит возвращаться поздно, как, например, сегодня, берите лучше такси.
— Такси? Да что я, болен, что ли?
— Только в том случае, если вы не носите с собой ничего такого, что могло бы соблазнить какую-нибудь мразь.
Шотландец удовлетворенно хмыкнул и похлопал себя по груди:
— Вот тут у меня пять тысяч фунтов, старина, кто хочет их ухватить, должен поторопиться!
— Я продолжаю настаивать, мистер Макнамара: это очень опрометчиво!
— Да не волнуйтесь за» меня, старина, скажите-ка лучше, где я могу повидать мисс Поттер?
Питер Девит,, наблюдавший за реакцией шефа, увидел, как побелели его пальцы, сжимающие стакан.
— Будьте любезны, Девит, передайте мисс Поттер, что поклонник жаждет ее увидеть перед тем, как нас покинуть.
Питер пошел за Патрицией. Он был доволен, что Дункэн опять обозлился. Девит нашел молодую женщину в артистической уборной. Она казалась грустной, а вспухшие глаза говорили о том, что она долго проплакала.
— Взгрустнулось, Пат?
— Тошно мне, от самой себя.
— Все мы приходим к одному выводу, если позволяем себе такую роскошь, как задуматься. Так-то. А не лучше ли принимать происходящее таким, какое оно есть, и говорить себе, что вчера уже позади, испарилось?.. Это вас шотландец так разбередил?
— Я уже забыла, что бывают такие ребята, как он...
— Лучше, Пат, помните, что у вас есть такие ребята, как я.
Питер склонился над девушкой и прошептал:
— Я думаю, вы знаете, Пат, что можете рассчитывать на меня всегда и во всем...
Мисс Поттер резко встала и, глядя прямо в глаза Деви-ту, сказала:
— Вы мне отвратительны, так же как и Дункэн... Вы оба гнусь, что один, что второй! Вы уголовники!
— Дорогая моя, позвольте напомнить, что вы прекрасно пользуетесь тем, что называете уголовными преступлениями.
— Да вы заставляете меня пользоваться! Вы прекрасно знаете, что Джек меня не отпустит, он скорее... да что там....
— Если вы действительно хотите оторваться...
— Пусть я жалкая трусиха, но Дункэн вселяет в меня ужас. Он не остановится перед тем, чтобы изуродовать меня и отомстить за побег... и что тогда со мной будет?
— Ну, Дункэн не бессмертен... От вас зависит, убрать ли его по-быстрому с вашей дорога или нет.
— И попасть в ваши руки?
— Совершенно точно.
— Не вижу, что я выиграю от такого обмена!
Дверь бесшумно открылась, и вошел Дункэн, все еще любезный, но натянутый как струна.
— Я вынужден был идти сюда и оставить цашего гостя в одиночестве. Я за вами, Патриция. А вы, Питер, чего дожидались?
— Она... она была не готова.
— Ваше поведение мне не нравится, Девит.
— А ваше мне не нравится еще больше, Дункэн.
— Напрасно вы со мной разговариваете в таком тоне. С меня хватит и того, что один болван, сидящий в моем кабинете, уже предостаточно взвинтил мне нервы.
— Известно ли вам, что ревность относится к глупейшим недостаткам?
Пощечина, которую влепил Джек своему помощнику, зазвенела в тишине уборной. Питер сунул руку в пиджак, но Дункэн уже держал пистолет.
— Если бы я был на вашем месте, Девит, я бы не трепыхался.
Они посмотрели друг на друга ненавидящим взглядом.
— Вы напрасно так, Дункэн...
Он вышел, не сказав больше ни слова. Джек обратился к Патриции:
— Какой заговор вы тут плетете оба?
— Ничего особенного.
— Зарубите себе на носу, Патриция, что еще никому не удавалось оставить меня в дураках. И не вам затевать подобное. А если вы воображаете, что Девит способен отнять вас у меня, то ошибаетесь.
— Да я вас обоих презираю!
— Если бы сейчас не сидел в моем кабинете этот шотландец с его пятью тысячами и не ждал вас, я бы вас заставил ползать на коленях и просить прощения. А сейчас — быстро пошли!
— Нет.
— Напрасно вы меня злите, Патриция.
— Вы не дождетесь, чтобы я помогла вам грабить этого парня.
— Вы сделаете так, как я прикажу,
— Нет.
Дункэн злобно усмехнулся:
— Вы, наверное, забыли, ведь у нас всегда дело кончается тем, что вы мне повинуетесь?
— Ну и что? Будем считать, что мне это надоело!
— Вы мне заплатите, Патриция, и дорого заплатите!
— Плевать я хотела!
— Кто вам мозги набекрень сдвинул? Девит?
— Возможно.
— Этот тип стал мне действовать на нервы.
— Он говорит то же самое о вас!
— Правда? Ну что же, я постараюсь больше ему на нервы не действовать. Можете на меня рассчитывать!
— Питер не из пай-мальчиков!
— Я тоже. Но речь не об этом. В данный момент мне нужны пять тысяч фунтов, которые таскает с собой этот идиот из Томинтоула.
— Ну и попробуйте их у него забрать!
— Этим займутся другие, начиная с вас.
— И не рассчитывайте!
— А вот посмотрим...
Дункэн вернулся в кабинет с печальной миной:
— Мисс Поттер весьма сожалеет, мистер Макнамара, она чувствует себя слишком усталой и не может присоединиться к нам. Она просит извинить ее...
Шотландец громко вздохнул:
— Передайте ей, я буду плохо спать, зная, что ей не-можется. Я ее так люблю, эту крошку... Ладно, что поделаешь! Но я вернусь. Спокойной ночи, джентльмены.
— Минутку, мистер Макнамара! Я еще не завершил своей миссии. Мисс Поттер просила передать, что она с удовольствием поужинает вместе с вами завтра, если, конечно, это вас устраивает.
— То есть как? Но ведь ужин... а как же ее выступление?
— Завтра мы не работаем.
— О, тогда это прекрасно!
— Мисс Поттер еще сказала, что хотела бы встретиться с вами в «Старом капитане» в восемь — восемь тридцать.
— «Старый капитан», а где находится эта шарага?
— В очень живописном квартале, Биллингзгейт, там, где рыбный базар.
— Я бы не сказал, что обожаю рыбу, но ради мисс Поттер готов заглотнуть все что угодно.
Телефонный звонок прервал разговор. Это Том, швейцар, спрашивал, можно ли запирать и гасить огни у входной двери. Заодно он сообщил, что засек инспекторов Блисса и Мартина, которые вроде бы поджидают кого-то. Поколебавшись минуту, Дункэн приказал Тому закрывать. Шотландский джентльмен пусть выйдет через заднюю дверь, через которую обычно поставщики завозят продукты. Положив трубку, Джек обратился к Макнамаре:
— Том предупредил меня, что рядом бродят подозрительные типы... Учитывая, какую сумму вы носите с собой, может быть, вам следует задержаться?
Шотландец расхохотался:
— По-моему, я способен защититься!
— Как угодно... Я надеюсь, что мы еще получим удовольствие от встречи с вами!
— Наверняка, старина!
Когда он открывал дверь, крепко держа одной рукой свою волынку, Том предупредил:
— Будьте осторожны, сэр.
— Не берите в голову, старина!
Однако перед тем, как выйти на улицу, человек из Томинтоула все-таки проявил осторожность. На какой-то момент укрывшись в тени открывшейся двери, он чуть-чуть высунулся, чтобы поглядеть, свободен ли путь. Тем временем Блисс и Мартин поняли маневр шотландца и, учитывая такой поздний его выход, были убеждены, что он, должно быть, выносит что-то весьма ценное. И вот, когда Макнамара оказался в пределах их досягаемости, они разом набросились на него. Дункэн и Девит наблюдали за ним через ставни окна кабинета, да и Том имел возможность не упустить ни одной подробности разыгравшейся сцены. Блисс так и не понял, что с ним случилось и как он очнулся после того, как врезался в угол какого-то дома. Что до Мартина, то он, получив чудовищный удар под ложечку, бухнулся на мостовую и с трудом пытался продохнуть. Хохот Макнамары взвился в воздух лондонской ночи. Спрятавшись за ставнями, Дункэн и Девит смотрели друг на друга с одинаковым изумлением. Том едва сдержал восторженный вопль болельщика. А наш шотландец, желая возвестить о своей победе над столичной вшивотой, взялся за волынку и заиграл колыбельную «Спите сном спокойным...», направляясь в сторону «Шик-модерна». Это он сделал зря, потому что Блисс, придя в себя, схватился за свисток и издал пронзительный и длинный свист. Полисмены, патрулирующие неподалеку, примчались и настигли человека, которого им показали инспектора. Это было вовсе нетрудно, тем более что Малькольм со спокойной совестью никуда не торопился. Когда бобби окружили его, он вполне миролюбиво поприветствовал их и не оказал никакого сопротивления.
В Ярде инспектора, несмотря на откровенное желание взять реванш, были вынуждены констатировать полную невиновность своего победителя. Перед тем как наброситься на шотландца и тем более арестовать его, они обязаны были предъявить свои полномочия, а посему признали, что герой из Томинтоула имел все основания обороняться. Когда у него спросили, почему он так долго проторчал в «Гавайских пальмах», он рассказал о своей внезапно вспыхнувшей страсти к Патриции Поттер и тут же начал с восторгом описывать ее прелести. Блисс остудил его пыл:
— Послушайте меня, мистер Макнамара, вы, безусловно, отличный парень, но примите мой совет: покупайте машинки для стрижки овец и возвращайтесь на всех парах домой!
— Без Патриции?
— Эта девица не для вас. Начнем с того, что она живет с этим подонком Джеком Дункэном. И потом, мы ее подозреваем в причастности к убийству одного из наших коллег.
— Этого быть не может, старина!
«Старина» поморщился от такого фамильярного обращения.
— Вас не затруднит называть меня инспектором?
— Ни в коем разе, старина!
Блисс бросил возмущенный взгляд на Мартина, который с трудом сдерживал смех. Малькольм же ничего не замечал, весь поглощенный мыслями о Патриции.
— Уж я-то знаю, какая она... Ей не нравится ее жизнь.
— Так что же она ее не изменит?
— Она боится Дункэна.
— Пусть подаст жалобу!
— И вы уверены, старина, что сможете ее защитить?
— А вы?
— Что я?
— Вы не способны сами ее защитить?
— Вот что я вам скажу, старина. Если я всерьез обозлюсь и дойду до точки, то убью этого Дункэна, а заодно и того грязного типа, который отирается около него. Но я не хочу окончить жизнь на виселице и доставить моей матушке горе. Не говоря уже о том, что мне самому это не больно-то нравится...
— Тогда возвращайтесь в Томинтоул.
— Только с Патрицией.
— Ну, что же, по крайней мере, вы не можете сказать, что вас не предупредили.
Сам Блюм не пожелал отправляться спать, пока не узнает, выгорело ли это дело и получит ли он свои проценты. При виде шотландца он чуть не подпрыгнул, но еще больше его поразила довольная мина на лице постояльца, который весело его поприветствовал:
— Вы еще не легли, мистер Блюм?
— Я... я волновался... вы задержались. Я боялся, как бы вы не заблудились.
— Как раз наоборот, старина, это меня атаковали два типа, и мне пришлось их малость пристукнуть для собственного спокойствия.
— А кто... кто же были... эти люди?
— Инспектора полиции.
— Что-что?
— Но только как я мог предположить, кто они есть, как по-вашему, старина?
— А... а после?
— После, само собой, они позвали других шпиков... да, честно говоря, эти парни не больно-то спортивные, верно? Ну и мы оказались в Ярде, а там пришлось объясниться... И знаете, что они мне посоветовали?
— Нет.
— Возвращаться в Томинтоул.
— Правда?
— Ну я им объяснил, что не вернусь в Томинтоул без Патриции!
— Моей племянницы?!
— Вы великий шутник, старина, верно? А что до Патриции, то я ее люблю, а остальное не имеет никакого значения...
— Но вы едва знакомы с ней!
— Ну и что?
— А вы сказали о своих планах Патриции?
— Я у нее даже руки попросил на глазах у всего зала в «Гавайских пальмах».
— С какой стати именно там?
— Потому что я там расхаживал и играл «Сотню деревенских дудочек».
— Это, наверное, привело в восторг Дункэна?
— Да, все там меня оценили, кроме Патриции. Она меня лупила по башке.
— По башке? Почему по башке?
— А потому что я ее носил на своем плече. Спокойной ночи, старина.., Я не жалею, что уехал из Томинтоула... В Лондоне здорово веселятся.
Затуманенным взглядом Сэм смотрел, как поднимается по лестнице этот странный шотландец, который измордовал инспектора Ярда, играл на волынке в «Гавайских пальмах» и носил Патрицию у себя на плече. Патрицию, с которой Дункэн не спускал глаз!
На следующий день, в восемь часов вечера, Малькольм Макнамара вошел в ресторанчик «Старый капитан», нисколько не обратив внимания на трех мужчин, которые не отрывали от него глаз. В самом деле, это были три крепких проходимца — Блэки, Торнтон и Тони, которые внимательно изучали свою жертву и уже жалели о том, что не стребовали с Дункэна вознаграждения пожирнее. Пока шотландец выбирал, за какой столик ему сесть, Тони прошептал:
— Тут еще бабушка надвое сказала...
Торнтон был покрепче, он пожал плечами:
— Тьфу! Эти верзилы бывают как кисель!
Блэки был постарше, поэтому пробурчал:
— Не тот случай!
Пока Малькольм ждал Патрицию, он съел три сосиски и выпил полбутылки виски. Такой из ряда вон выходящий клиент заинтересовал хозяина Джима ля Шуэтта, и он решил к нему подойти:
— Вы, с позволения сказать, проголодались, сэр, не так ли?
— Проголодался? Мы об этом поговорим чуть позже, когда начнем ужинать с приглашенной мною дамой.
— Если я правильно понял, после этих сосисок вы хотели бы еще поужинать?
Теперь настала очередь шотландца удивленно взглянуть на него:
— Вы шутите, старина, или как? Да это так, на один зубок положить, чтобы скоротать время... А что у вас есть?
Макнамара заказал столько, что этого хватило бы если не на роту, то уж на четверку хороших едоков точно. И снова принялся за сосиски и, конечно, за виски. В восемь тридцать появилась Патриция, уступив в который раз воле Дункэна. Малькольм бросился ей навстречу, взял за руку и проводил к столу.
— Ну вот, крошка, видеть вас — это настоящий праздник! Я так боялся, что вы не придете...
— Почему же?
— Потому что вы так элегантны, так изящны, не то что я... верно? Я же не слепой, зачем обманываться, понимаете?.. Но только когда любишь...
Несмотря на подавленное состояние, она не могла не улыбнуться.
— Бедный вы мой друг, ну что вы будете делать со мной в Томинтоуле?
— Как что? Вы будете матерью моих детей!
— Скажите честно, Малькольм, вы видите меня там?
— Ну, может быть, не такой, какая вы сейчас... Если вы приедете со мной, то мы от вокзала пойдем пешком... Неподалеку от места, где я живу, есть родник. Я ополосну вам лицо родниковой водой, ну, умою, что ли... И вы станете чистой-чистой. И тогда мы начнем жизнь сначала...
Все посетители разом оглянулись на великана, когда Патриция заплакала навзрыд. Он обнял ее одной рукой и привлек к своему плечу, заверив окружающих:
— Она разволновалась...
Джим ля Шуэтт, все еще полный сомнений, поинтересовался:
— Я вам все-таки подаю ужин?
— А как же!
— Просто я вижу, в каком состоянии дама...
— Вот именно, старина, вот именно. Ей нужно как следует поесть в таком состоянии!
Хозяин на мгновение оторопел, потом в его глазах появился проблеск, и он, понимающе улыбнувшись, поклонился мисс Поттер:
— Мадам, разрешите мне поднять бокал в честь вашего будущего малыша!
У Патриции перехватило дыхание, и она покраснела до ушей, Малькольм прыснул, а трое убийц удивленно спрашивали друг друга, что бы все это могло значить.
— А теперь, Патриция, вы, может быть, мне расскажете, что с вами происходит?
— Так... все, что вы мне наговорили, а тут еще этот идиот...
— Да, он, пожалуй, поторопился, здесь я согласен.
Она прикрыла своей рукой его руку:
— Малькольм, не надо меня любить. Я не стою этого.
— А вот об этом судить только мне...
— Если бы вы знали...
— Я ни о чем не спрашиваю...
— Я не уроженка Лондона... Я родилась в Уэльсе. Родители мои были крестьяне, бедные, горемычные крестьяне, и мне пришлось в шестнадцать лет уехать из дома и. зарабатывать самой на жизнь. Я нанималась на работу одна тяжелее другой, перепробовала целую кучу занятий, а год назад встретилась с Джеком Дункэном... и здесь я пала, ниже некуда... Дункэн просто подонок... а Девит — убийца...
— Но если Дункэн вами так дорожит, то почему он разрешил вам встретиться со мной?
Он увидел, как она заколебалась, а потом прошептала:
— Я не могу ... он меня убьет... я не могу...
— А может быть, вы слегка преувеличиваете?
Она едва слышно произнесла:
— Там, самое страшное... был один полицейский, он напал на след Дункэна... и еще одна девушка... Я им сказала... и тогда он меня избил...
Как бы ей хотелось набраться смелости и все ему рассказать, все объяснить, описать свое окружение, жить в котором ее заставляют страх и собственная низость. Ее вдруг охватило жгучее желание очищения перед этим простым человеком, привыкшим к ветрам Шотландии, который умеет жить легко... Да, он прав, таких девушек, как она, он никогда не видел в Томинтоуле, и это к лучшему, ради него же самого. Этот наивный великан легко ловится на женские прелести, но если бы он знал, что скрывается за фасадом... Патриция даже сердилась на Малькольма за то, что из-за него она поняла степень своего падения. Из-за него она вспомнила вкус воздуха, которым когда-то дышала, веселую беготню по холмам и беспечный смех вечерних посиделок. Внезапно она почувствовала себя старой-старой... а тут еще этот чудак, который глядит на нее с восхищением и воображает, конечно, что она к нему тоже неровно дышит. А она здесь только для того, чтобы занять его часов до одиннадцати — одиннадцати тридцати и затем отдать в руки людей Джека. Она была сама себе отвратительна и вместе с тем не находила точки опоры, чтобы набраться смелости и предупредить его. Он уедет тогда в Томинтоул, а она... она останется здесь наедине с теми. При мысли о том, какую судьбу ей уготовят, ее охватывала дрожь.
— О чем вы думаете, Патриция?
Она посмотрела на него так, будто он находился далеко, очень далеко, совсем в другом измерении.
— Ни о чем.
— Вы знаете, вы чертовски хороши, когда думаете ни о чем!
Джим ля Шуэтт, подавая блюда, старался не говорить с мисс Поттер. Глядя на такую гору еды, молодая женщина воскликнула в изумлении:
— Вы ждете много народу?
— Я? Только вас, и больше никого! Я так доволен, что вы здесь ради меня одного!
— Но... куда столько?
— Когда я влюблен, у меня аппетит больше, чем обычно.
В день, когда «Гавайские пальмы» бывали закрыты, Питер Девит занимался своими делами, иначе говоря, изучал возможность, как вытеснить, подсидеть Дункэна и самому выйти на контакт с главным поставщиком наркотиков в квартале Сохо. Но он не знал точно, кто это, и пытался разрешить неразрешимое — просечь, кто этот неизвестный, который стоял у него на пути и мешал взять инициативу в свои руки. Под видом обхода розничных торговцев он прощупывал почву, но так получалось, что почти все эти прощелыги выходили только на Дункэна. Уже много раз Питеру приходило в голову, что именно Джек и есть тот самый всемогущий мистер X... Но тут же находилась уйма доводов, которые начисто опровергали его подозрения. К тому же, если бы Дункэн был действительно боссом, он не находился бы сейчас в затруднительном финансовом положении.
Питер Девит собрался уходить, когда раздался телефонный звонок. Только один Джек знал его адрес. Он поднял трубку:
— Да?
— Питер... Я должен вас видеть немедленно.
— Но...
— Немедленно!
Трубка была брошена еще до того, как Питер собрался что-то возразить. В ярости он швырнул трубку. Он сыт по горло этими замашками Дункэна! Этому надо положить конец. И чем быстрее, тем лучше. Они оба слишком много знали друг о друге, чтобы то, чем они повязаны, разорвалось без столкновения. Этого столкновения Питер жаждал всеми фибрами души, он только ждал подходящего момента, решив, что будет действовать не раньше, чем примет все меры предосторожности против Дункэна.
Патриция поужинала, закурила сигарету и, не без потрясения, любовалась своим спутником, который продолжал мирно поглощать все блюда подряд. Кроме молодой женщины, больше не было никого, кто . бы пришел в восторг от подобного аппетита. Три типа от Дункэна как загипнотизированные следили за ним, разинув рты. А клиенты «Старого капитана» оценивали с видом знатоков тот редкий аттракцион, который им послала судьба. Патриция была смущена, оказавшись в центре всеобщего внимания.
Блэки шепнул своим дружкам:
— Даже жалко изничтожить такого чемпиона, а вот должны ведь...'
Торнтон осклабился:
— Ты становишься сентиментальным?
— Нет, но я спортсмен.
Наконец-то Малькольм с глубоким вздохом остановился. Его спутница не могла удержаться от вопроса:
— Вы каждый день так едите?
— Исключая праздники в Томинтоуле, там я немножко перебираю.
— Какие же нужны доходы, чтобы вас прокормить!
Шотландец добродушно рассмеялся:
— У меня есть все, что мне нужно. Не суетитесь, Патриция, если вы поедете со мной в Томинтоул, у вас не будет недостатка ни в чем.
В нем была такая уверенность в себе, что мисс Поттер снова принялась мечтать, совершенно забыв о мерзостях дня сегодняшнего.
— Расскажите мне о Томинтоуле.
Он немного задумался, а потом, сконфузившись, заявил:
— Чудно как-то... но я не могу.
— Почему?
— А потому что трудно говорить о том, что ты любишь. Вот, к примеру, когда я вернусь к себе и скажу ребятам: я встретил самую красивую девушку Лондона, они мне не поверят, само собой, и спросят меня с издевкой: а уж какая она такая, эта твоя девушка? А я, теперь уж точно знаю, не смогу им ответить... потому что у меня не хватит слов... Вы меня понимаете?
— Не очень. .
— Вот, к примеру, если пастор говорит вам о Господе Боге... Он же и не собирается его описывать... Господь Бог живет в нем целиком и полностью, и, если бы у него спросили о Боге, ну, я имею в виду его внешность, он бы тоже не знал, что ответить... Я, например, смогу рассказать ребятам только вот что: ее зовут Патриция, и этим все сказано. Если они заржут, я дам в морду одному-второму, и тогда остальные мне поверят, потому что знают меня и им известно, что я никому зазря в рожу не дам.
На какое-то время он замолк, а потом начал:
— Томинтоул, ну что там? Холмы и скалы... овцы... куча овец... ручьи всегда с ледяной водой... и сильный ветер, который обтесывает мой край из конца в конец... и радость топать одному посреди этого ветра... Вот такой Томинтоул... — И смущенно добавил: — Вы думаете, вам там не понравится?
— Не думаю... — Она говорила чистосердечно. — Но это невозможно.
— Вы боитесь, да?
— Да.
— Дункэна?
— Да.
— И напрасно, потому что я рядом.
— Бедный мой Малькольм...
Как только Девит вошел в кабинет Дункэна, его прорвало:
— Вы что, не можете меня оставить в покое хотя бы один вечер в неделю?
— Звонил шеф.
— Ну и что? Я презираю типов, которые прячутся!
Джек посмотрел долгим взглядом на своего помощника:
— Питер, я не знаю, что вас разбирает в последнее время, но вы идете по опасному пути... Кстати, я полагаю, вы не устали еще жить?
— С чего это вы мне задаете такие вопросы?
— Потому что если бы шеф узнал о вашем состоянии духа, то он недорого дал бы за вашу шкуру.
— А может быть, уже заодно, именно вы меня и уберете?
— Почему бы нет?
Девит ухмыльнулся:
— А вам не кажется, что я способен себя защитить?
— Нет... Девит, вы убийца, самый обыкновенный убийца, и никто больше. И переварите это своими хилыми мозгами! Самые тупые люди — это убийцы... Итак, подчиняйтесь и заткнитесь, на большее вы не способны.
Питер, сжавшись в пружину, рявкнул:
— Сука!
Хладнокровно Дункэн вмазал ему тыльной частью руки по губам.
— Чтобы вы научились уважать вышестоящих, Девит.
— Клянусь, я...
— Хватит! Инцидент исчерпан, но напоминаю вам, что это уже второй за двадцать четыре часа. Третьего не будет. А теперь извольте слушать: звонил шеф. Десять кило чистого героина лежат в порту и ждут, когда их заберут.
— Десять кило!
— Поступление, какого не было уже давно. Можно получить красивый навар, даже если поделиться... но только это опасный номер. Тот, кого застукают с таким количеством наркотиков, может распрощаться со свободой до конца своих дней...
— Надо думать.
— Шеф велит поторопиться.
— Вот пусть сам и идет.
— Вы опять за свое, Девит! Кстати, то, что вы говорите, — чушь собачья, ведь если он сам возьмется за дело, нам ничего не достанется.
— Согласен. Но на меня не рассчитывайте.
— Я знаю. Ведь мы под колпаком у шпиков... А вот если мы найдем такого лопуха, который бы взялся оказать нам эту услугу, то вы могли бы взять на себя его охрану и... заодно и надзор?
— Само собой.
— Ведь жалко же будет, если нашему лопуху придет в голову все себе прикарманить. Увы, по всему Объединенному Королевству развелось полно проходимцев, не уважающих правила игры и готовых закупить товар, не интересуясь, чей он.
Девит согласился:
— Полное отсутствие морали.
Патриция совершенно не замечала, как бежит время. Нескладные речи шотландца напомнили ей ее первых вздыхателей в родной уэльской деревне: такое же смущение, неуклюжесть и искренность и та же наивность при полном непонимании мира. Но ведь и она сама тогда не знала этой жизни и ее жестких законов. Сегодня все было совсем иначе. Сквозь голос Малькольма ей слышались голоса то Дэфида, то Энерина, то Гвилима, то Овейна...
И пока Макнамара разливался соловьем о прелестях Томинтоула, молодая женщина с глазами, полными слез, снова видела свою родину с ее зимами и веснами, которые, казалось, никогда не кончатся, И только когда Патриция подняла голову, чтобы улыбнуться своему спутнику, она заметила людей Дункэна. Лицо Торнтона напомнило ей а кого-то из окружения Джека. А по выражению лиц двух других она поняла, что это как раз те типы, которым было поручено выпотрошить шотландца. И тут в ней все взбунтовалось. Она не желала смириться с тем, что в ответ на нежность, пусть и нескладно выраженную этим большим ребенком, она должна сдать его в руки убийц. Но-с какого боку взяться, чтобы не вызвать подозрения у тех, кто не преминет доложить обо всем Джеку? Она безуспешно искала выход. А тем временем Джим ля Шуэтт объявил присутствующим:
— Господа, мы закрываемся...
Все клиенты вышли беспрекословно. Троица отправилась в засаду на Клементс-лейн, куда мисс Поттер должна была препроводить шотландца под предлогом небольшой прогулки после ужина. Патриция тянула время как могла, но в конце концов настал момент, когда нужно было освободить помещение. Как приговоренный к казни, она пыталась «надышаться перед смертью», и вдруг стала нахваливать Джиму прелести его кухни, а старый Джим, не очень-то привыкший к любезностям завсегдатаев рыбного базара, смущенно потупился, как девица, которую расхваливают за добродетель. Он не захотел остаться неблагодарным, пожелав большого счастья такой симпатичной паре, и, подмигнув, с видом знатока, который не попадет пальцем в небо, обратился к мисс Поттер:
— Мадам, вы можете быть спокойны за своего мужа... Я редко встречал людей такого отменного класса, да еще с таким аппетитом! И судя по тому, как он любуется вами, каждому ясно, что такого влюбленного не просто найти! С вашего позволения, мадам, скажу, что вам обоим чертовски повезло, и я желаю вашему малышу, чтобы он был таким же красавцем, как его папа и мама... — Ну, и поскольку Джим был не дурак пошутить, он добавил:
— ...Но все-таки, чтобы он был нЬ так прожорлив, как его папа, ведь во всем Объединенном Королевстве не сыщешь семьи, которая бы могла каждый день прокормить двух таких едоков!
И он захохотал, Малькольм за ним, а бедная Патриция, с комом в горле, не могла простить хозяину «Старого капитана», что он расписывал тот мир, который был для нее закрыт.
Стоя на пороге, шотландец взял под руку свою спутницу и прошептал:
— Вы видите, дорогая, что должны поехать в Томинтоул?
Вместо ответа молодая женщина уткнулась лицом в его руку (его плечо было слишком высоко для нее) и всплакнула, чтобы хоть как-то разрядиться. Он подождал, пока она поплачет, а потом нежно спросил:
— Вы плачете просто так?
— Будем считать, что я плачу от нашей скорой разлуки... Вы отправитесь в Томинтоул... А я вернусь туда, где все ненавижу... После встречи с вами я буду еще более несчастной, чем раньше...
— Так поехали со мной.
— Это невозможно, Малькольм... Я не хочу, чтобы с вами стряслось несчастье...
— Вы и вправду думаете так, как мне сказали?
— Клянусь вам!
Он обнял ее еще крепче и успокоил:— Так зачем себе морочить голову? Мы еще увидимся, крошка...
Теперь Патриция решила: пусть Дункэн подвергнет её любым пыткам, но она ни за что не поведет своего спутника на Клементс-лейн. В конце концов, пусть Дункэн лучше ее убьет, чем влачить ту жизнь, которая ей предстояла... Но как раз тогда, когда она хотела предложить поймать такси, шотландец спросил:
— Если вы не очень устали, дорогая, давайте немножко пройдемся... Все-таки Лондон, ночь, в этом что-то есть, правда?
И не дождавшись ответа, он повлек ее за собой. Патриция покорилась. Она была фаталисткой, и у нее больше не осталось сил сопротивляться. И когда Малькольм свернул на Клементс-лейн, она усмотрела в этом перст судьбы, которой уже не вольна была противиться. Не в силах произнести больше ни слова, она шла вперед в состоянии почти полного отупления. И все-таки каждая клеточка в ней была настороже, она больше почувствовала, чем увидела, три тени у входа в подъезд какого-то здания. Она встала как вкопанная. Удивленный Малькольм' спросил, что с ней.
— А что вы такое носите за собой в этом чехле, Малькольм?
— Свою волынку.
— На которой вы играете в Томинтоуле в честь той, которую любите?
— Совершенно верно.
И тут мисс Поттер озарила мысль, которая развеселила ее вопреки всем страхам.
— Ну тогда вы не вполне искренни со мной, раз до сих пор не устроили концерт в мою честь!
— Кроме шуток, вы бы хотели?
— Прошу вас.
Не мешкая, Макнамара вынул свою волынку и завел мелодию «На далеких островах Америки». В лондонской ночи Эти гнусавые звуки отозвались долгим эхом, и молодая женщина улыбнулась, представив себе рожи убийц, которых этот концерт должен был повергнуть в полный ужас. И вот уже вскоре пооткрывались окна, полетели проклятия, посыпалась брань, но шотландцу было хоть бы что, и он задудел во всю мощь. После «На далеких островах Америки» он завел «Не бойся, это всего лишь маленькое озеро», что вызвало целый взрыв воплей у жителей квартала. Людишки Дункэна не посмели наброситься на эту парочку на глазах у толпы свидетелей, а как раз это и было нужно Патриции. Полицейская машина прибыла именно в тот момент, когда Малькольм заканчивал свой концерт торжественной мелодией «Герои нашей армии».
Услышав из уст Торнтона обо всем, что произошло на Клементс-лейн, Дункэн впал в неистовую ярость. Девит же, хоть и скис от уплывшего навара, все-таки получал удовольствие, видя, как бесится его шеф. Торнтон, считая, что правда на его стороне, пытался защищаться:
— Нет уж, шеф, это, куда ни крути, не наша вина! Мы выполняли все ваши указания в точности! Мы дождались, когда Джим ля Шуэтт объявил о закрытии, смотались, оставили там мисс Поттер и этого здорового увальня... хотя, если уж начистоту, нам было не по себе, что мы должны убрать этого типа...
— Ну-ну!
— Чистая правда, шеф... этот парень в порядке, симпатяга... Вы бы видели, сколько он сожрал, даже не верится! Да еще он все время сдыхал со смеху... Я же сказал вам, шеф, что, если бы мы не знали, что он таскает с собой кучу «бабок», думаю, что Блэки, Джим и я, мы бы еще сто раз подумали, уж больно он клевый, шотландец этот.
Дункэн съехидничал:
— Да, у этого парня явно есть дар внушать симпатию! Продолжайте!
— Так вот, мы выходим, становимся на стреме на Клементс-лейн, потом видим, как мисс Поттер выходит с парнем... все идет как надо, а тут, нате вам, этот чудак верзила вытаскивает свор? волынку и задает концерт посреди улицы, да еще в такой час!
— А что же делала мисс Поттер в это время?
— А что бы она, по-вашему, могла делать? Она просто ждала, когда ее шотландец кончит играть, потому что, если уж он вбил себе что-нибудь в голову, то пойди попробуй его свернуть в сторону!
— А после?
— Что после? А после случилось то, что должно было случиться: весь квартал чуть ли не на дыбы встал, орали изо всех окон, это же цирк, спектакль какой-то! Не тот момент, чтобы высовываться, это ж все равно что пойти на разбой прямо посреди сцены в каком-нибудь театре! Мы переждали, думали: вот сейчас этот тип устанет и мы его застукаем в каком-нибудь углу... но тут подсуетились шпики, затолкнули шотландца и мисс Поттер в машину... И все дела.
Полицейский пост на Кеннон-стрит, должно быть, долго помнил ту ночь, которую Малькольм Макнамара и мисс Поттер провели среди полисменов. Поначалу все пошло наперекосяк. У сержанта Брайана Фолрайта правая нога болела от ревматизма, и он встретил зачинщиков ночной заварухи агрессивно и злобно. Когда шотландец и Патриция, которые без всякого сопротивления силам порядка дали себя увезти, были предъявлены Фолрайту, они приветливо улыбались, чем совершенно вывели его из себя. Было ясно, что Малькольма это приключение забавляло, а молодая женщина была счастлива, что спасла своего спутника от уготованной ему подручными Дункэна судьбы. Когда они оба назвали свое имя, фамилию и занятие, Фолрайт взорвался:
— В чем дело? На что это похоже? Безобразный шум устроили! Вы соображаете, где вы? И потом, где этот ваш, как его... Томинтоул?
— В Шотландии, в графстве Банф.
— И что вам там не сиделось?
— Я приехал купить машинки для стрижки овец.
— Прямо среди ночи? На Клементс-лейн? Играя на волынке? Вам известно там, в Томинтоуле, во что обходится издевательство над сержантом лондонской полиции?
Патриция вмешалась в разговор:
— Простите, сержант, здесь какое-то недоразумение...
— Если есть какое-то недоразумение, мисс, то в интересах вашего спутника рассеять его как можно быстрее!
С деланной горечью Макнамара заметил:
— Я вижу, что вы предвзято относитесь к Шотландии и шотландцам, сержант!
Полицейский чопорно поднялся::
— За такие слова, если бы я не служил в полиции ее величества и несмотря на то, что вы намного моложе меня и ваш вес минимум на двадцать кило превышает мой, я бы заехал вам кулаком по физиономии! Так знайте же, что я нашел себе жену Элспес Фолрайт в Инвернессе, и если бы смерть ее у меня не отняла, то я, уйдя в отставку, поехал бы в Бьюли!
Не говоря ни слова, Макнамара взял свою волынку, поднес к губам, и сержант ошарашенно спросил:
— Вы сумасшедший или как?
Перед тем как заиграть, шотландец заявил:
— В честь светлой памяти Элспес Фолрайт, самой красивой девушки в Инвернессе!
И в порыве он заиграл мелодию «Про Джонни Денгат-кача». Сначала сержант впал в полное изумление, Потом взволнованно утер слезу, а тем временем все присутствующие полисмены встали по стойке «смирно» в знак почитания покойной. Когда шотландец закончил, Фолрайт протянул ему руку:
— Благодарю вас, сэр... А теперь поведайте мне, почему вы сочли возможным дать концерт на Клементс-лейн в такой час, когда все честные граждане имеют право на отдых?
Малькольм показал на Патрицию:
— Потому что я ее люблю.
Было видно, что сержант никак не может уловить связи между ночным буйством и нежными чувствами шотландца к своей спутнице, которая от смущения залилась краской.
— Так объясните мне!
— У нас в Томинтоуле, если вам нравится девушка, то нужно, чтобы об этом узнали все, а для этого мы пользуемся волынкой. Если, например, какой-нибудь тип занят работой и вдруг слышит, что зазвучала волынка, он говорит себе: «Ага, появился влюбленный». Тогда он бросает то, чем занят, идет посмотреть, кто же это такой, и видит, как он идет за девушкой. А она делает вид, что ничего не слышит и ничего не видит. Если ей это не нравится, она говорит парню, чтобы он убирался и поиграл где-нибудь в другом месте. А вот если она ему позволяет идти за собой, то, наоборот, она вроде бы перед всеми берет какое-то обязательство... Ну а я уже и думать забыл, что нахожусь в Лондоне.
Сержант вздохнул:
— Если бы вы жили здесь, как я, «почти пятьдесят лет, то вы бы себе не позволили такой роскоши, как забыться! Вы останетесь здесь до тех пор, пока день не наберет силы, чтобы осветить этот проклятый и гнусный город... Сядьте-ка в уголок, вдвоем!.. Наговорите друг другу милых и приятных слов, а когда-нибудь вы будете, с нежностью и грустью вспоминать эту ночь, а заодно и старого дурака сержанта, который вас оставил здесь.
Уже прошло достаточно времени, как ушел Торнтон, когда Девит, раздраженный молчанием Джека, сказал:
— Хорошее дело уплыло у нас из-под носа!
— От случайностей никто не застрахован.
— Конечно.
Дункэн уставился на своего подручного:
— Вы знаете какой-нибудь способ, Питер?
Девит вынул пистолет.
— С этой. штукой никаких случайностей. Я пойду за шотландцем этой ночью; убираю его в самом подходящем месте. хапаю его пять тысяч фунтов, и никакими процентами мы ни с кем не делимся.
— А может так случиться, что вы с этими деньгами смоетесь, я так понял?
— Я не позволю вам...
— Вы не можете ничего мне позволить или не позволить, Питер. Я уже устал это вам повторять. Ваши начинания неизменно глупы. Полиции известно, что этот Макнамара посещает «Гавайские пальмы». Мы и так у нее под колпаком. И первый шаг, который она сделает, это придет к нам.
— И что тогда?
— А тогда она не отлипнет от нас как раз в тот момент, когда нам будет нужно чувствовать себя в безопасности.
Девит пожал плечами:
— Если пять тысяч фунтов вас не интересуют...
— Пять тысяч фунтов меня не интересуют в том случае, когда я могу заработать намного больше.
— Не усек.
— Потому что, если мы подойдем к делу с толком, именно этот, с позволения сказать, игрец на волынке пойдет за героином и притащит его нам, под носом и на виду у джентльменов из Скотланд-Ярда.
Ни Малькольму, ни Патриции спать не хотелось. Их руки сплелись, им казалось, будто они наедине, их мало интересовало, что где-то рядом полисмены, которые, кстати, тоже не обращали на них никакого внимания. Мисс Поттер размечталась, что она окончательно порвала с окружением Дункэнов и Девитов, что живет уже совсем в другом мире и что ее большой дуралей из Шотландии так и будет вечно держать ее руку в своей. А он, конечно, говорил о Томинтоуле. Интересно бы знать, может ли он вообще говорить о чем-нибудь другом, кроме Томинтоула?
— Быть такого не может, дорогая, чтобы вы предпочли остаться в этом городе, где просто нечем дышать. Я не говорю, ясное дело, что в Томинтоуле много развлечений, но если от души прогуляться, то уже ничего неохота — только бы поспать, и потом, когда гуляешь, ведь все кругом такое разное... Я не мастак говорить, верно?.. Вот поглядели бы вы на это своими глазами...
— Так, значит, все, что было до нашей встречи, вам безразлично?
— Ну не совсем так... ведь это меня не касается. Я же увезу с собой совсем другую Патрицию, если вы, ясное дело, согласны.
Она отрицательно покачала головой:
— С моей стороны это было бы нечестно.
Она прошептала эти слова, а один из полисменов, который случайно на них взглянул, улыбнулся — он был уверен, что она шептала слова любви, а это напомнило ему . молодость. Мы ведь все одинаковые глупцы...,
— Очень трудно вырваться из того круга, где я живу, Малькольм... Я слишком много знаю... Они меня так не отпустят.
— Кто?
— Дункэн... Девит... а потом еще тот, кто стоит над ними. Я-то его не знаю, а он меня знает наверняка.
Макнамара молодцевато поиграл мускулами:
— Ну уж этим я бы посоветовал не лезть на рожон!
Пат улыбнулась и снова разволновалась.
— Бедный мой Малькольм, ваша сила тут не поможет... Они вам нанесут удар в спину, у них так заведено...
— Вы думаете?
— Увы, я в этом уверена...
— Извините меня, дорогая, но ведь просто так людей не убивают?
— Да одного пребывания с вами в этом участке уже достаточно. Они начнут бояться, что я все расскажу полиции!
— Да что вы расскажете?
Раздражаясь от бестолковости этого взрослого ребенка, мисс Поттер забыла о золотом правиле — молчании.
— Расскажу, что «Гавайские пальмы» — это центр, откуда расходятся наркотики в Сохо.
— Наркотики?
— Да, морфий, героин и еще какая-то гадость, которая превращает в богачей тех, кто ее продает, и в конце концов убивает тех, кто ее покупает.
— Вы правы, но если вы им пообещаете, что будете молчать?
— Они считают, что молчат только покойники.
— А мне все-таки кажется, что они это болтают для сотрясения воздуха. Этот ваш Дункэн и Девит изображают из себя грозу морей, самих же хватает только, чтобы нагнать на вас страху, а на деле не могут небось цыпленку шею свернуть. Нет уж, дорогая, вы эти истории придумываете, чтобы не огорчать меня.
— Огорчать вас?
— Ну да, не можете же вы мне прямо сказать, что я вам безразличен!
Потрясенная Патриция решилась:
— Послушайте меня, Малькольм, клянусь вам, что, если бы я могла, я бы поехала с вами. Но я не хочу, чтобы с вами случилось несчастье... из-за меня. Вы себе представить не можете, на что способны эти люди. Я сейчас скажу вам одну вещь, которую умоляю вас забыть. Если они узнают, что я вам об этом сказала, меня приговорят к смерти. Однажды, уже несколько месяцев прошло, один инспектор из Ярда почти до них докопался. Одна бедняжка кололась. Он пошел к ней домой, а Дункэна предупредили, он послал Девита, и Питер убил их обоих — и девушку, и полицейского. Дункэн боялся, что через эту малышку — Дженет Банхилл — сыщик из Ярда выйдет на него.
Казалось, что до шотландца вдруг дошло, что существует некий мир, в реальность которого он до этой минуты не верил.
— Это что же... как в детективах?
— Инспектора звали Джеффри Поллард. Если вас интересуют подробности, вы можете пойти в редакцию первой же попавшейся вам. газеты на Флит-стрит и посмотреть подшивку... Теперь вы убедились, что для вас же будет лучше, если мы перестанем видеться и вы поскорее отправитесь в Томинтоул к вашим дорогим овцам?
— У нас, дорогая, если девушка попадет в беду, се не бросают.
— Но, ослиная твоя голова, пойми же...
— Я понимаю, что вы влипли в историю, но я должен вас из нее вытащить. Этот полицейский и девушка, о которых вы мне рассказали, мне их очень жалко, но их уже нет, это прошлое, и меня оно не касается. А вы — другое дело... Я увезу вас в Томинтоул!
— Вот вроде и все, что я могу вам рассказать.. В общем, были неприятности...
Стоя посреди кабинета Дункэна, куда он поутру сопроводил Патрицию, Макнамара пытался бессвязно рассказать о своих злоключениях Джеку и Девиту. А те, небритые, с воспаленными глазами, слушали его, не произнося ни слова. Как только Патриция объявилась, хозяин «Гавайских пальм» отправил ее к себе, ограничившись тем, что сказал:
— Там будет видно...
Как всегда, когда Патриция оказывалась перед Джеком, ее охватил ужас. Она смогла только выдавить улыбку, взглянув на своего шотландца, перед тем как исчезнуть. Малькольм с грехом пополам закончил свой рассказ о ночной одиссее и замолк. Немного помолчав, Дункэн заявил:
— Вам повезло, Макнамара.
— Повезло?
— Нашелся свидетель, который подтвердил, что вас забрали шпики. А что, мисс Поттер вам очень нравится?
— Очень.
— А вы в курсе, что она практически моя жена?
— Да.
— И это вас не смущает?
— Нет.
— А именно?
— Я бы хотел увезти ее в Томинтоул и жениться на ней.
Джек ответил не сразу, а Девит, прекрасно знавший шефа, только по одному тому, как тот засопел, понял, что он с трудом сдерживается.
— Вам кажется нормальным, что она меня бросит?
— Я вам возмещу убытки, старина.
— Вы что, настолько богаты?
— Я в порядке.
— Послушайте, Малькольм, я не скрою от вас, что у нас с Патрицией в последнее время что-то разладилось... и, признаться, если она пожелает начать свою жизнь сначала с типом, подобным вам... может быть, я бы и согласился. Только эта Патриция стоила мне больших денег, особенно поначалу, чтобы создать ей имя...
— Если вы не заломите слишком большую цену...
— Мне нужна одна услуга... очень большая услуга... и достаточно опасная, не скрою.
— Да? Опасная до такой степени, что...
— Да.
Казалось, что шотландец заколебался.
— Если я вам окажу эту услугу, вы отпустите мисс Поттер?
— Даю слово.
— По рукам. И что нужно сделать, старина?
— Приходите ко мне сегодня в десять вечера, и мы все , обговорим.
Когда они убедились, что Макнамара ушел, Девит восторженно воскликнул:
— Это обалдеть, что водятся еще такие!
— Сразу видно, Питер, что вы не были никогда влюблены.
— Да уж, конечно, не до такой степени, чтобы поверить вам на слово, Джек.
— Именно это я и хотел сказать.
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая