II

Не считая Дино, к которому после отказа участвовать в генуэзской операции относились с прохладцей, все семейство пожелало проводить Рокко и Альдо в порт. Клану Гарофани редко удавалось выходить в полном составе. При виде такой толпы капитан грузового судна, на котором предстояло отплыть нашим аргонавтам, подумал было, уж не авангард ли это жителей Неаполя, внезапно решивших покинуть город? Потом, наведя справки, восхитился ловкостью Синьори. Ну какой полицейский, пусть даже самый недоверчивый из всех на этом полуострове, заподозрит, что эти женщины, оплакивающие отъезд двух членов семьи, эти мужчины, возносящие небу пламенные молитвы, и эти вертящиеся под ногами дети собираются нарушить закон? И капитан невольно проникся к своим соотечественникам особым почтением, стараясь, впрочем, не проявлять большей, чем обычно, любезности к Альдо и Рокко. Кто знает, вдруг за ними приглядывают? Но Гарофани вовсе и не думали ломать комедию. Богатое воображение рисовало каждому из них вечную разлуку, а потому горестные стенания вырывались из глубины души.

Сапожник Константине Гарацци, спрятавшись за грузовиком, наблюдал эту сцену – ему предстояло дать хозяевам подробный отчет о начале операции. Убедившись, что все в порядке, он поздравил себя с правильным выбором. Капитан судна засвистел, призывая матросов заняться делом.

– Эй вы, садитесь или нет? – крикнул он с трапа Альдо и Рокко. – Моя посудина – это вам все-таки не такси!

Пришло время расставания. Почтенная матрона осыпала сына звучными поцелуями. Лауретта рыдала. Джельсомина цеплялась за мужа, словно не желая отпускать его. Марио произнес речь, которую никто не слушал, кроме бродяг, вечно ошивающихся в порту. Наконец Альдо, вырвавшись из материнских объятий, вскарабкался по трапу.

– Пиши мне каждую неделю, малыш, – возопила Серафина, – если не хочешь получить весть о моей кончине!

Она совсем забыла, что сын вернется через восемь дней.

Ни Альдо, ни Рокко никогда не уезжали из Неаполя. Зачем покидать этот благословенный край? Поскольку капитан приставил их к самой легкой работе, оба могли вволю наслаждаться бездельем. Раскинувшись прямо на палубе и подложив под голову связку каната, молодые люди часами предавались чисто неаполитанскому времяпрепровождению – спокойно дремали, предоставляя солнцу золотить кожу.

Альдо прекрасно ладил с Рокко и даже часто обсуждал с ним свои проблемы. Вот и сейчас, когда суденышко проплывало мимо Анцио, дядя вспомнил что-то и спросил племянника:

– Теперь, когда мы получим деньги… ты женишься на Фьорелле?

Прежде чем ответить, Альдо мастерски сплюнул за борт, хотя тот находился достаточно далеко, – молодой человек виртуозно владел техникой этого весьма распространенного среди неаполитанских бездельников вида спорта.

– Если хочешь знать, Рокко, она мне уже изрядно осточертела.

Дядюшка со смехом покачал головой.

– Я вижу, ты еще не надумал остановиться, а?

– Все они – одного поля ягоды!

– Да, многие так говорят, пока не наткнутся на ту, что накинет аркан на шею…

Альдо подумал об Орсоле. Неужто она и впрямь приберет его к рукам? Молодой человек стал уже где-то всерьез побаиваться, что так и случится.

– Вот я, например, как только увидел Джельсомину, – продолжал Рокко, – сразу понял, что со всеми остальными покончено, и не ошибся… Уж кто, кто, а моя Джельсомина – редкостная женщина…

– Тебе повезло, Рокко, ничего не скажешь. Но ведь не у всех так бывает? А я вот думаю, когда мы получим свою доли, не купить ли мне лодку, как Дино… Это тяжкий труд, конечно, зато на море ты свободен, и к тому же туристы мне здорово обрыдли…

Рокко ответил не сразу, а когда заговорил, тон его показался племяннику странным.

– Ты очень уважаешь Дино, да, Альдо?

– Это настоящий мужчина…

– А почему он не женится?

– Не знаю. Может, не хочет терять свободу?

– Да и, похоже, чужие жены его больше устраивают!

Молодой человек с удивлением воззрился на посуровевшее лицо дяди.

– Что за нелепая мысль!

– Не такая уж нелепая! Откровенно говоря, Альдо, мне очень не нравится то, как он смотрит на Джельсомину, когда думает, что его никто не видит.

– Надеюсь, ты не хочешь сказать…

– Я говорю только, что мне это не по вкусу… В конце-то концов, разве это нормально, чтобы мужчина жил один? И еще: ты не заметил, что в любом споре Джельсомина всегда встает на его сторону?

– Это потому, что Дино чаще всего прав.

– Возможно, но уважающая себя женщина обязана в любом случае поддерживать мужа!

Разговор взволновал Альдо. Он ни разу не видел Рокко в таком скверном настроении и таким упрямым. И парню стало тяжело на сердце.

– Не валяй дурака, Рокко! Ты сам себя накручиваешь и рискуешь все испортить из-за чепухи.

– Плевать! Я больше так не могу! И для начала, как только получим деньги, переселимся к вдове Сандротти на виа Крочи. Там есть комната с кухней… По крайней мере мы будем у себя и сможем принимать только тех, кого захотим!

Вопреки всем своим надеждам, Одри смертельно скучала на «Герцоге Ланкастерском». Алан не отходил от нее ни на шаг и все время говорил либо о проблемах юриспруденции, нагоняя на девушку отчаянную тоску, либо делился соображениями о политической географии, что погружало ее в сон. Если же Одри удавалось ускользнуть от жениха, рядом немедленно возникала миссис Рестон, тут же принимавшаяся расхваливать своего сына, одновременно предостерегая ее от опасных знакомств. Вообще, надо сказать, что Эйлин Рестон, несмотря на утонченное воспитание, более всего напоминала солдата Королевской кавалерийской гвардии, в шутку (если, конечно, кавалергарды способны на такого рода юмор) нарядившегося женщиной. На стоянках она нанимала фиакр и возила жениха с невестой исключительно по респектабельным местам. За ужином, всегда проходившим на корабле по причине экономии, миссис Рестон критиковала все, что они видели за день, сравнивая с английскими устоями, как известно лучшими в мире. Уединяясь в каюте, Одри проклинала себя за то, что имела слабость согласиться на это совместное путешествие. Наконец, когда корабль остановился в Кадиксе, девушка не выдержала. Она сговорилась с несколькими молодыми соотечественницами и, как только спустили трап, помчалась на сушу, нисколько не заботясь о том, что подумают Алан и его матушка.

Одри провела чудесный день, перекусив в маленьком кафе простонародного квартала – что, несомненно, привело бы в ужас миссис Рестон, – и явилась на корабль, лишь когда сирена в третий и последний раз предупредила опаздывающих, что если они не поспешат на борт судна, то останутся в Испании. Едва Одри вернулась в свою кабину – к ней вошла миссис Рестон.

– Одри, что с вами случилось, милочка?

– Ничего… Я чудесно провела время.

– Без Алана?

– Боже мой, да, без Алана!

Миссис Рестон несколько растерялась. Она, несомненно, рассчитывала на извинения, на раскаяние и теперь кипела от возмущения.

– С кем вы были?

– Я думаю, вы не знакомы с этими людьми.

Непринужденность девушки окончательно вывела из себя Эйлин.

– Вы, кажется, даже не отдаете себе отчета, сколь мало ваше поведение соответствует тому, чего следовало бы ожидать от невесты?

Мисс Фаррингтон, которая в это время разбирала вещи, обернулась.

– Прошу вас, миссис Рестон, давайте раз и навсегда договоримся. Мне двадцать три года, и я полагаю, что сама вправе решать, как себя вести. Я намерена гулять как можно больше, когда хочу и с кем хочу. Алан может поступать так же, я ничуть не возражаю. Но вы должны понять, что, пока не вышла замуж, я никому не позволю вмешиваться в свои дела. А теперь будьте добры оставить меня – я хочу переодеться…

Когда грузовое суденышко вошло в генуэзский порт, Альдо и Рокко замерли в восхищении перед открывшимся их взору пейзажем. Мимо медленно скользил по воде огромный корабль, и молодые люди успели прочитать название: «Герцог Ланкастерский». Таможенники, равно как и полицейские, не проявили излишнего рвения, и через несколько минут по прибытии Альдо и его дядя распрощались с капитаном. Тот пожелал им удачи. Неаполитанцам заказали комнату в «Альберто Бьянко» на салито дель Прионе. Обоим не терпелось поскорее избавиться от брильянтов и получить взамен перламутровые четки. Эти четки они должны привезти в Неаполь в знак того, что удачно выполнили поручение. Таким образом, четки стоили для Гарофани миллион лир. От капитана они узнали, что в одиннадцать часов вечера на площади Нино Биксио какие-то незнакомцы обменяют им брильянты на четки. Но после ужина, когда Альдо и Рокко возвращали дежурному ключ от комнаты, их предупредили, что, хотя свидание состоится в условленное время, место встречи изменилось – им следует явиться в Вилетта ди Негро, к воротам, выходящим на площадь Корветто.

Выйдя из ресторана, дядя и племянник закурили и неторопливо двинулись к месту встречи. Ночь еще не спустилась на город, вечер выдался ясным и теплым, и молодые люди шли прогулочным шагом, чувствуя себя почти туристами. Так они добрались до площади Феррари, поднялись по виа Рома и вышли на площадь Корветто, где Альдо залюбовался воинственным видом Виктора Эммануила II. В одиннадцать часов они расстались с покойным королем и вошли в сад Вилетта ди Негро. Возле Музея археологии неаполитанцы увидели, как из тени деревьев вынырнули два силуэта и двинулись навстречу. Когда незнакомцы подошли поближе, Альдо и Рокко заметили, что их лица практически не видны за низко опущенными полями шляп и высоко намотанными, несмотря на теплый вечер, темными шарфами. Оба зачем-то хотели сохранить инкогнито, и Альдо почувствовал легкое беспокойство, хотя и не признался в этом дяде. Приблизившись к неаполитанцам, один из мужчин невнятно проворчал:

– Добрый вечер…

Альдо сразу понял, что этот тип нарочно говорит измененным голосом, и его охватила уже смутная тревога. Молодой человек инстинктивно подался назад.

– Добрый вечер, – услышал он ответ Рокко. – Вы любите пиццу?

Альдо затаил дыхание, но незнакомец спокойно подал условленную реплику:

– Только ту, что подают у Мафальда на Капо ди Монте.

Рокко со вздохом облегчения протянул ему пояс, в котором были спрятаны брильянты (в ресторане он незаметно снял его и положил в карман). Генуэзец взял пояс и поблагодарил. Он, видимо, несколько утратил бдительность, и Альдо заметил, как на секунду в просвете между шляпой и шарфом показалась его щека, изудорованная глубоким шрамом.

– Счастливого возвращения и поклонитесь от нас Санта Лючии! – произнес меченый, хмыкнув.

Незнакомцы уже удалялись, когда Рокко бросился следом.

– Э, послушайте, ребята… вы кое-что забыли! Мы ведь должны привезти обратно одну вещь!

Альдо не сумел бы объяснить, почему не пошел за дядей. Застыв на месте в неимоверном нервном напряжении, он ждал, сам не зная чего. Один из незнакомцев опять презрительно хмыкнул.

– Нет чтоб убраться подобру-поздорову! Зря нарываешься, парень! Себе же на беду!

Изумленный такой наглостью, Рокко возмутился.

– Это еще что за манеры? За кого вы, генуэзцы, себя принимаете?

Альдо хотел крикнуть и позвать дядю обратно – он чувствовал, что дело приняло скверный оборот, хотя и не понимал, почему, – но так и не успел вмешаться. Более высокий из незнакомцев злобно прошипел:

– Сейчас ты получишь свое, жалкий придурок…

И молниеносным движением всадил нож в грудь Рокко. Удар попал прямо в сердце, и Рокко упал ничком. Альдо как громом пораженный не мог поверить своим глазам. Ему казалось невероятным, что Рокко действительно убили. Но когда убийцы бросились к нему, инстинкт самосохранения одержал верх. Ноги сами понесли его прочь, и каким-то кошачьим прыжком Гарофани вывернулся из рук уже было готовых его схватить преследователей. Но те не отступились и бросились за ним. Молодой человек уже думал, что оторвется от них, но, выбегая на площадь Корветто, споткнулся, упал и не успел подняться, как на него набросились убийцы Рокко. Первого удара ему удалось избежать – нож лишь поцарапал руку, но второй убийца тут же нанес новый. Подвижный и гибкий, Альдо и на этот раз избежал смерти – лезвие скользнуло по ребрам. Но вывернуться было невозможно, и он понял, что пропал и сейчас умрет, как Рокко.

Рестоны и мисс Фаррингтон остановились в гостинице «Генуя» на площади Феррари. Миссис Рестон, все еще дувшаяся на Одри, сослалась на тяготы путешествия и ушла в свою комнату сразу после ужина. Зато Алан, стремившийся вновь завоевать расположение невесты, предложил ей прогуляться при свете луны. Этот столь романтичный, сколь и неожиданный порыв так позабавил Одри, что она согласилась. Рестон повел ее вдоль виа Рома. Добравшись до площади Корветто, молодые люди в немом восторге созерцали волшебную картину ночного города. Алан нежно взял девушку за руку. Взволнованная свежестью воздуха и радуясь, что наконец оказалась в Италии, Одри уже собиралась склонить голову на плечо своего спутника, как вдруг они увидели человека, бегущего из Вилетта ди Негро, и двух его преследователей. Не успели англичане прийти в себя от удивления, как бегущие оказались совсем рядом – они не заметили молодую пару, замершую в тени деревьев. Таким образом, Алан и Одри стали невольными свидетелями. Когда неаполитанец упал на колени, Одри испуганно взвизгнула, а Рестон мужественно бросился на бандитов. Те застыли в удивлении, не зная, как поступить. Полицейский свисток, последовавший за криком Одри, убедил их, что перевес теперь не на их стороне, и оба рванули к Вилетта ди Негро, где было не так сложно скрыться. Мисс Фаррингтон склонилась над раненым и, не веря своим глазам, увидела молодого человека, как две капли воды похожего на героев ее тайных грез, кавалеров эпохи Кватроченто. Итальянец был необыкновенно красив и молод, залитая же кровью рубашка придавала ему совершенно неотразимый романтический вид. Но и склонившееся над ним лицо Одри так впечатлило Альдо, что он невольно выдохнул:

– Мадонна…

И, блаженно улыбаясь, закрыл глаза. Потрясенная тем, что юноша, который, быть может, сейчас умрет, принял ее за Мадонну, Одри по-матерински погладила его залитую слезами щеку. Итальянец снова открыл глаза и с неожиданной страстью проговорил:

– Я ждал вас… Я вас люблю…

Даже полагая, что это признание предназначено другой, Одри неожиданно почувствовала глубокое волнение. Появившийся на площади полицейский опустился на колени рядом с мисс Фаррингтон и при свете фонарика осмотрел раненого.

– Похоже, ничего страшного… Вы его знаете?

– Нет, мы с женихом видели, как он выбежал из сада, а следом – двое каких-то людей. Они пытались убить этого юношу. И вот, когда он упал, я закричала, а Алан бросился на бандитов.

– Вы, несомненно, спасли ему жизнь, синьорина. Я позвоню и вызову «скорую помощь» – иначе он истечет кровью.

Полисмен ушел, а Одри приподняла голову молодого человека.

– Вам очень плохо?

– Не слишком.

– Как вас зовут?

– Альдо… Альдо Гарофани. Я еще не умер?

– По счастью, нет.

– Но тогда, значит, вы… не Мадонна?

– Увы, нет!

– Однако вы прекрасны, как Святая Дева!

Тут Алан, которого этот диалог на незнакомом ему языке сильно раздражал, тем более что он легко уловил в нем нежные нотки, счел долгом вмешаться.

– Что он говорит, Одри?

– Ничего… бредит немного…

Чтобы не видеть Рестона, Альдо закрыл глаза.

– Одри… я запомню… на всю жизнь…

– Но разве не ваше имя он только что произнес? – продолжал настаивать Алан.

Мисс Фаррингтон вдруг охватило чувство ненависти: Рестон своим грубым и назойливым вмешательством разрушал очарование происходившего. Девушка едва не высказала жениху все, что о нем думает, но тут подъехала машина «скорой помощи» и странное наваждение рассеялось. Санитары перенесли Альдо в машину. Желая убедиться, что молодому человеку удобно, Одри снова склонилась над ним и спросила:

– Все в порядке?

Он улыбнулся.

– Я люблю тебя, моя Мадонна…

Девушка отпрянула, боясь, что все слышали признание Альдо, но тут же невольно спросила полицейского, усаживавшегося рядом с раненым:

– Куда вы его везете?

– В больницу Сант-Андреа, синьорина.

Когда молодые люди снова остались одни в тишине ночи, Алан попытался продолжить так досадно прерванный разговор, но было слишком поздно. Одри слышала теперь лишь нежный голос красивого молодого итальянца, который сравнивал ее с Мадонной и шептал о любви. Алану действовало на нервы, что спутница его не слушает, и, когда в очередной раз она не ответила на его вопрос, Рестон сухо осведомился:

– Но в конце-то концов, Одри, в каких облаках вы витаете?

– Что?

– С тех пор, как мы спасли этого молодого бандита, вы, по-моему, сама не своя!

– С какой стати вы называете этого юношу бандитом?

– Как? Вы еще его защищаете?

– Мне незачем его защищать, просто я считаю несправедливым и неуместным оскорблять незнакомого человека…

– Согласитесь, что у нас тех, кто дерется на улице на ножах…

– Во-первых, он не дрался… на него напали… И потом… мы ведь не в Англии!

– К сожалению, я начинаю это замечать…

Одри улыбнулась от жалости. Бедняга Алан! Что он может заметить? И где ему понять итальянскую феерию? Вполне возможно, что этот Альдо стал жертвой ревнивого мужа… или какого– тайного заговора… Подруги из Соммервиль колледжа ни за что бы не узнали свою уравновешенную однокашницу в этой новой Одри, вдруг отдавшейся воображению и мечтам, где любовь и смерть рука об руку повели ее по волшебным дорогам старины и молодая англичанка неожиданно превратилась в одну из тех красавиц Кватроченто, ради чьих прекрасных глаз кавалеры с такой легкостью выхватывали кинжалы. Отчаявшись вывести Одри из молчаливого оцепенения, Рестон не стал настаивать, и они вернулись в гостиницу, не обменявшись больше ни словом.

Раны Альдо не вызвали опасений у дежурного врача больницы Сант-Андреа.

– Откуда ты родом?

– Из Неаполя.

– Ну что ж, при желании ты очень скоро туда вернешься.

В общей палате, куда его перенесли, Альдо стал вспоминать все, что произошло в этот вечер. Представив себе несчастного Рокко, он не мог сдержать слез… Бедный дядя. Бедная Джельсомина… А что скажет отец? В чем же они промахнулись? Как и было приказано, Альдо и Рокко пришли на свидание в указанное время и отдали брильянты, услышав пароль. Так в чем дело? Может, Синьори решили избавиться от нежелательных свидетелей, как только те выполнят поручение? Но подобное коварство никак не укладывалось в голове… И вдруг Альдо вспомнил, что один из нападавших, замахиваясь ножом, выкрикнул чисто неаполитанское ругательство. А что, если кто-то из сограждан, проведав о готовящейся операции, решил подстроить ловушку и ограбить их? Бандиты наверняка рассчитывали обойтись без кровопролития, ведь они не знали, что в обмен на брильянты должны передать четки, и если бы Рокко не стал настаивать… А теперь Рокко мертв, и к тому же Гарофани не получат обещанного миллиона.

Пожилая сиделка принесла Альдо попить и, заметив, что он плачет, ласково провела рукой по его кудрям и пожелала спокойной ночи. Прикосновение женской руки воскресило в памяти Альдо воспоминание об Одри. Увидятся ли они когда-нибудь? И в странной тишине огромного дортуара, где слышались лишь хриплое дыхание, глухие стоны и невнятное бормотание, Альдо погрузился в мечты о молодой англичанке…

Вернувшись в свою комнату, Одри переоделась и машинально вымыла руки. Какое у него красивое имя: Альдо. Причесываясь, девушка словно бы видела в зеркале смутное отражение раненого и слышала его шепот: «Я люблю тебя!» – «Господи! Что это со мной? Уж не сошла ли я с ума?» Одри сама себя не узнавала, и эта внезапная утрата самоконтроля немного напугала ее. Восстанавливая душевное равновесие, мисс Фаррингтон с легкой душой отнесла столь неожиданную экзальтацию на счет усталости от чрезмерно напряженного учебного года и на том успокоилась. Завтра утром она постарается вести себя полюбезнее с Аланом и, возможно, попросит отвести ее завтракать на Портофино. Рестон наверняка будет просто счастлив. Одри признала, что вела себя с женихом не слишком ласково, впрочем, это не вызвало у нее особых угрызений совести. Однако теперь все изменится. И то, что какой-то бандит (Алан, конечно, прав – этот парень наверняка какой-нибудь проходимец) так глупо сравнил ее с Мадонной, вовсе не повод сходить с ума! Одри скользнула под одеяло, выключила свет и заставила себя думать о будущем муже, о семейном гнездышке, которое она совьет, о мебели, которую выберет. И все же, несмотря на искренние усилия, мисс Фаррингтон никак не удавалось вытеснить из памяти давно и прочно обосновавшийся там образ некоего флорентийца, похожего на Альдо, словно тот ему родной брат.

На следующее после той памятной ночи утро Алан Рестон немало удивился, встретившись за завтраком с очень доброжелательно настроенной Одри, но почел за благо не упоминать о недавних событиях и был глубоко тронут, когда девушка спросила, удалось ли миссис Рестон освободиться от дорожной усталости. Алан поначалу сказал невесте, что вообще-то он должен встретиться с итальянским коллегой на виа Порто Сопрана, но, подумав немного, предложил перенести деловое свидание и провести время с ней. Одри отказалась и, совершенно забыв о недавнем своем намерении позавтракать на Портофино, заявила, что отправится в картинную галерею дворца Бьянко. Молодые люди договорились увидеться в одиннадцать часов на площади Феррари и расстались, весьма довольные друг другом.

Во дворце Бьянко Одри задумчиво бродила по галерее, пока неожиданно ее взгляд не упал на портрет «Флорентийского дворянина» кисти Понтормо. Девушка замерла. Вся комедия, которую она принуждала себя играть со вчерашней ночи, оказалась бессмысленной, раз сама судьба позаботилась показать мисс Фаррингтон лицо, о котором ей так хотелось забыть. Можно подумать, Понтормо писал этот портрет с Альдо. Одри сразу узнала этот мягкий лучистый взгляд, красивый рисунок губ, тонкие черты лица в ореоле густых черных кудрей. Мисс Фаррингтон села на скамью напротив портрета флорентийца, который, казалось, взирал на нее с иронией. А если они еще раз встретятся, подумала она, интересно, узнает ли он ее, сравнит ли снова с Мадонной, скажет ли: «Я люблю тебя» – тем чарующим голосом, чьи нежные интонации так взбудоражили нервы молодой англичанки? Где было противостоять романтической и неопытной соммервильской затворнице чарам опытного ловеласа и красавца.

Одри в общем-то отдавала себе отчет в собственной слабости и потому искала предлог, который бы в той или иной мере скрыл от нее самой истинное положение вещей. Но и в такси, увозившем ее к больнице Сант-Андреа, девушка все еще не могла найти удачное объяснение.

После врачей, успокоивших Альдо насчет его состояния, явилась полиция. Инспектор сел у изголовья раненого, вежливо осведомился о его здоровье, уточнил некоторые данные и лишь после этого попросил подробно рассказать о вчерашнем и сообщить, нет ли у него каких-то подозрений насчет возможных причин нападения. Альдо сказал, что ничего не знает.

– Где вы встретили этих двоих?

– В Вилетта ди Негро, у Археологического музея.

– Мы нашли там тело некоего Эспозито… Рокко Эспозито. Вы были вместе?

– Это мой дядя, – срывающимся голосом проговорил Альдо.

– Как же получилось, что его убили, а вам удалось бежать?

Альдо обрисовал сцену, упомянув о смутном предчувствии, заставившем его держаться чуть поодаль.

– Вы оба приехали в Геную вчера вечером?

– Да.

– И зачем же?

– Работать.

В подтверждение своих слов Альдо показал письмо от генуэзского предпринимателя.

– И вы намерены оставаться здесь?

– Нет, теперь, когда Рокко убит, лучше вернуться в Неаполь.

Инспектор встал.

– Разумное решение… потому что, откровенно говоря, что-то в этой истории мне не особенно нравится… У вашего дяди не взяли даже кошелек. Странно, правда? Вам крупно повезло, приятель, что на вас нет досье в полиции… До свидания.

Это посещение встревожило Альдо. Настоящие дикари эти генуэзцы, как, впрочем, и все северяне. Молодому человеку не терпелось оказаться на виколо Сан-Маттео, среди своих. Полицейский, кажется, чертовски хитер, и если служащий «Альберто Бьянко» расскажет о звонке, изменившем место встречи, то страж порядка непременно явится сюда, и тогда уж Альдо точно придется рассказать всю историю. При мысли об этом Гарофани прошиб холодный пот. Ему стало страшно.

Одри впервые в жизни входила в больничную палату, предназначенную для мужчин. Все ее британское целомудрие было возмущено, и девушка шла за медсестрой, потупив глаза, дабы не увидеть какого-нибудь зрелища, способного оскорбить ее чувство пристойности. Неожиданно мисс Фаррингтон пришло в голову, что Альдо как раз может быть занят сейчас одной из этих прискорбных, но неизбежных надобностей. Девушка едва не убежала.

– Вот ваш раненый, синьорина…

Альдо лежал с закрытыми глазами.

– Он… он не… умер? – успуганно прошептала Одри.

Медсестра с улыбкой похлопала ее по руке.

– Да нет же, нет, спит как младенец Иисус. Садитесь рядышком – когда ваш милый откроет глаза и увидит свою подружку, это вылечит его лучше всяких лекарств.

Оскорбленная такой фамильярностью, Одри хотела возразить ей, но сиделка уже отправилась по своим делам. «Его подружка!» Да как она смеет так говорить, эта тетка? Только итальянцам могут взбрести в голову подобные мысли. Вечно они бредят любовью! Пожалуй, лучше уж уйти поскорей, пока Альдо не проснулся.

– Я знал, что вы придете…

Девушка подскочила от неожиданности. Итальянец смотрел на нее своим бархатным взглядом с совершенно неприкрытым неприличным обожанием. И прежде чем Одри успела отстраниться, он взял ее за руку.

– Этой ночью я так молил Бога позволить мне снова вас увидеть…

Стараясь скрыть смущение, Одри нервно рассмеялась.

– Что ж, надо признаться, вы в хороших отношениях с небом, раз я здесь!

– Добрый Господь знает, что я люблю вас и умер бы, если бы вы не пришли…

Неаполитанцы лгут с такой естественностью, что убеждают не только других, но и сами ухитряются уверовать в собственные россказни и в конце концов начинают воспринимать их как истину. Мисс Фаррингтон не знала, что возразить на такое.

– Не говорите глупостей, или я тут же уйду!

– Я держу вас за руку… и знаю… вы красивее всех, и я никогда не смогу полюбить другую…

В Оксфорде никто не позволил бы себе такой наглости! Мисс Фаррингтон просто не понимала, что ее тут удерживает. Надо немедленно подняться и уйти. Но она осталась и покраснела до корней волос, когда Альдо поцеловал ей руку и приложил к своей щеке.

– У вас… все еще жар… – пробормотала она.

– Это из-за вас…

Можно представить себе самочувствие мисс Фаррингтон, если этот разговор внимательно слушали соседи молодого человека по палате, не только не пропускавшие ни единого звука, но еще и комментировавшие его. Вне себя от стыда и досады, Одри вскочила.

– Раз вы не желаете вести себя разумно, я ухожу!

И тут же у нее за спиной послышался чей-то голос:

– Это было бы очень дурным поступком, синьорина! Мальчик любит вас!

Одри ошарашенно обернулась и увидела улыбающегося мужчину лет сорока.

– Настоящая любовь – такая редкость, синьорина, и раз уж повезло ее встретить, то упускать никак нельзя.

Потом вмешался сосед слева, а за ним еще двое больных, лежавших напротив Альдо. Англичанка почувствовала – еще секунда и мозг откажется ей повиноваться. Ощущение было такое же, как если бы посреди Трафальгарской площади с ней вздумали флиртовать солдаты Королевской шотландской гвардии. Не решаясь далее выслушивать упреки незнакомых людей, в надежде избавиться от невыносимого их любопытства, Одри снова села. Ответом были заговорщические подмигивания и дружелюбный смех. Лицо мисс Фаррингтон горело от стыда, девушка не знала, куда деваться. Альдо не замедлил тут же этим воспользоваться.

– Вы англичанка, любовь моя? – быстро спросил он. Растерянная и оробевшая, Одри просто не знала, как себя повести, – такая простота нравов ей встретилась впервые. Сквозь глухой стук сердца и гул в ушах до девушки долетали замечания соседей Альдо. Один из них заявил, что уж если англичанка полюбит, то это серьезно и на нее вполне можно положиться. В подтверждение каждый счел своим долгом воспеть достоинства Одри, громко распространяясь о ее очаровании, грации, изяществе. Все это казалось девушке кошмарным сном. Чтобы избавиться от смущения, следовало бы, наверное, упасть в обморок, но это было бы не в ее стиле. Пришлось выслушивать все эти «канцопы»: один расхваливал цвет глаз, другой – пышность волос, третьего увлекла линия носа, четвертый осмелился заговорить даже о груди, но когда кто-то решился описать неотразимость ее бедер, Одри перехватила инициативу:

– Да, я англичанка, – быстро заговорила она, обращаясь к Альдо, – и приехала в этот город всего на несколько дней. Живу в гостинице «Генуя»… Я… я путешествую по Италии… и уже приезжала в эту страну несколько раз.

– Вы были в Неаполе?

– Нет.

– Вам надо туда поехать.

– Почему?

– Потому что я живу в Неаполе… и потому что я там буду вас ждать…

Неаполитанец! Это следовало ожидать! Хватит… пора кончать…

– Послушайте меня, Альдо… Получилось недоразумение. Я просто пришла справиться о вашем здоровье, вот и все. Остальное – плод вашего воображения. К тому же я обручена.

– Но вы должны сказать, что больше его не любите!

– С чего вы это взяли?

– Вы ведь не можете любить одновременно двух мужчин, дорогая… И раз вы любите меня…

Одри больше не могла этого выдержать. Она попыталась встать, решив покончить с этой гротескной сценой, но Альдо все еще держал ее за руку.

– Отпустите… мне пора идти…

– Вы вернетесь?

– Да.

– Поклянитесь!

– Клянусь.

– Поцелуйте меня на прощание.

– Что?

– Поцелуйте меня.

В разговор снова вмешался сосед справа.

– Вы не можете отказать ему в поцелуе, синьорина, мальчик так вас любит!

В надежде вновь обрести свободу Одри склонилась над Альдо и хотела коснуться губами лба, но молодой человек обхватил ее голову и впился в губы долгим поцелуем. Несмотря на растерянность, удивление, гнев и унижение, мисс Фаррингтон все же уловила единодушное одобрительное бормотание, разнесшееся по палате.

Выйдя из больницы Сант-Андреа на виа Алессандра Вальда, Одри все еще не могла понять, бодрствует она или грезит. Возможно ли, чтобы она, мисс Одри Фаррингтон, бакалавр искусств, лучшая ученица Соммервиль колледжа, вела себя столь недостойным образом? Удивление и стыд не давали ей покоя. Просто Италия свела Одри с ума, вот и все! К счастью, Альдо возвращается в Неаполь, и она больше никогда о нем не услышит. Ах, насколько же, оказывается, милее сдержанный Алан! И миссис Рестон была совершенно права, когда говорила, что жители континента начисто лишены морали! Одри решила извиниться перед Эйлин за сцену, происшедшую на «Герцоге Ланкастерском», и больше не ходить по музеям, дабы снова не угодить в ловушку, подобную той, что преподнес ей случай во дворце Бьянко. У девушки не хватило мужества ехать на площадь Феррари, где, наверное, уже давно дожидается Алан, и она вернулась в гостиницу, мечтая поскорее нырнуть в ванну и смыть следы всех этих масляных взглядов, одно воспоминание о которых вызывало дрожь омерзения.

Удивленная и очарованная неожиданным смирением Одри, миссис Рестон с радостью приняла извинения, Алана это тоже утешило, и он забыл о долгой и напрасной прогулке по площади Феррари. Все решили отправиться пить чай на Портофино и отпраздновать таким образом примирение.

Все следующее утро Альдо напрасно прождал прихода Одри. Он искренне увлекся девушкой, поэтому горе его было так велико, что он не смог даже скрыть разочарования от соседей по палате. Все преисполнились сочувствия и постарались утешить молодого человека. Только один счел своим долгом заметить, что от этих иностранок всего можно ожидать. Но его лишь обругали и заставили умолкнуть, ибо, по общему мнению, сердечная склонность Одри была столь очевидна, что молодому человеку никак не следует опасаться жестокой и вероломной измены. Однако, когда и к полудню Одри не появилась, даже самые убежденные дрогнули. А вечером сиделка привела нового посетителя, Дино Гарофани. Альдо так удивился, что лишь пробормотал:

– Ты?

– Кому-то надо было тебя вызволить… Я разговаривал с врачом. Завтра утром уезжаем. Согласен?

Альдо не решился спорить. А дядюшка опустился на стул, где накануне сидела Одри.

– Раны болят?

– Уже почти нет.

– Вот видишь, малыш… вы хотели поиграть в гангстеров, а что выиграли?

– Дома знают про Рокко?

– Да… полиция нас известила…

– И что они делают?

– Кричат и плачут… Твой отец, естественно, кричит, что наложит на себя руки… Джельсомина тоже… А твоя мать замешивает пиццу на слезах… Короче, ты же сам их знаешь. В конце концов все успокоятся.

Не будь Альдо уверен в дядиной привязанности к родне, он обвинил бы его в равнодушии.

– Бедняга Рокко…

Рыбак пожал плечами.

– Да, бедняга Рокко… славный был малый… немножко пустоцвет, конечно, но не хуже прочих… в его компании. – Дино наклонился к племяннику и шепнул на ухо: – А как брильянты?

– Их украли!

Дино тихонько присвистнул.

– Кажется, наши неприятности только начинаются.

– Почему?

– Сдается мне, что те, кто доверил вам на пятьдесят миллионов брильянтов, не оставят дело без последствий только потому, что Рокко погиб. В хорошенькую историю втравил нас твой отец! Тело Рокко сегодня привезут в Неаполь и набальзамируют, чтобы похоронить позже…

У Одри было прекрасное настроение. С тех пор, как позавчера она примирилась с Рестонами, все пошло на лад. Девушка больше не думала об Альдо, а если вдруг и мелькало воспоминание о нем, Одри энергично гнала его прочь. Теперь она снова чувствовала себя мисс Одри Фаррингтон, бакалавром искусств.

Когда в дверь тихонько постучали, девушка раздумывала, какое ей выбрать платье. Посыльный передал письмо, которое какая-то женщина оставила в приемной гостиницы. Хотя на конверте стояло только «Мисс Одри», дирекция решила, что письмо предназначено именно мисс Фаррингтон, поскольку в гостинице больше не было клиенток с таким именем и никто другой не соответствовал описанию, данному женщиной. После ухода посыльного Одри долго вертела в руках письмо. Она, разумеется, сразу поняла, кто его написал, и считала самым разумным решением порвать или сжечь бумажку, не читая. Но искушение было так велико, а мисс Фаррингтон еще не настолько освободилась от наваждения, как ей хотелось думать, поэтому она не удержалась и вскрыла конверт.

Так этот самоуверенный тип воображает, будто достаточно поманить ее и она тут же помчится в Неаполь? Честное слово, эти итальянцы просто невозможны! Что ж, уехал – скатертью дорога! Теперь мисс Фаррингтон больше не услышит о нахальном неаполитанце, ведь она и не подумает ехать в Неаполь! Одри выбрала платье, которое наверняка понравится Алану, но рвать записку Альдо не стала… позабыла.