Глава VII
— En nombre de la ley! Abra!
Эстебан спросонок подскочил на кровати. Сквозь сон он плохо понял, что кричат там, за дверью, но когда она задрожала под мощными ударами кулака, последние обрывки сновидений рассеялись.
— Gomes! Sabemos este agui! En nombre de la ley, abra!
Андалусиец помнил, что однажды утром его точно таким образом уже будила полиция, и это обернулось для него несколькими годами тюрьмы.
— Un momento! — крикнул Эстебан.
Натягивая штаны и башмаки, он обдумывал все свои действия за последние несколько недель. Нет, вроде бы ничего такого… если только дон Игнасио его не выдал. За дверью уже теряли терпение, и снова принялись барабанить. Гомес пожал плечами. Скорее всего, очередная облава. Его отведут в участок, а потом Виллар вызволит на свободу. В конце концов, не впервой. И тут Эстебан вспомнил, как вызывающе нагло Нина де лас Ньсвес разговаривала с доном Игнасио. Если патрон и в самом деле сдает, дело и впрямь может кончиться очень худо… не считая этой истории с Пако. Гомес поглядел в окно. Внизу ждала полицейская машина. Стало быть, не просто облава… Фараоны побеспокоились ради него лично. Эстебан нервно сглотнул. Он не хотел возвращаться в тюрьму. Но куда сбежишь и каким образом? Нет ни денег, ни друзей… А потом, Эстебан уже привык к спокойной, размеренной жизни. У него сейчас просто не хватило бы пороху бегать по дорогам, как затравленный заяц, спасаясь от полиции.
— Entonces, Gomes? Abre la puerta о si la derribamos?
Слишком поздно, Эстебан… Ты загнан, как крыса, в мышеловку! Он глубоко вздохнул и, вознеся горячую молитву Макарене, чья улыбка согревала его из-за резной решетки, открыл дверь. На пороге стояли инспектор Люхи и двое полицейских в форме. Прежде чем войти, инспектор заметил:
— Долгонько же вы решались открыть!
— Я не привык спать одетым, инспектор.
— Ладно… покажите мне свой нож.
— Нож?
— Надеюсь, вы не заставите нас его искать?
— Нет… пожалуйста…
Эстебан Гомес окончательно растерялся. Зачем им понадобился его нож? Он протянул оружие инспектору, но тот сначала надел перчатки. Теперь до андалусийца наконец дошло: его подозревают в чем-то чертовски серьезном. К счастью, в истории с Пако он не пускал в ход свой нож. Инспектор тщательно осмотрел оружие и, завернув в носовой платок, сунул в карман.
— Это то, что на вас было ночью? — спросил он, указывая на стул, где лежала остальная одежда.
— Да, а что?
— Снимайте штаны!
Эстебан знал, что Люхи просто хочет нагнать страху, и решил показать, какие крепкие у него нервы. Бандит спокойно стянул брюки. Мигель разложил содержимое их карманов на столе, проделал ту же операцию с пиджаком, взял рубашку и галстук и приказал одному из подчиненных упаковать все это и отправить в лабораторию. Гомес попытался хорохориться.
— Хотите пополнить свой гардероб, инспектор?
— Одевайтесь!
— Легко сказать, вы ж забрали мои тряпки!
Но вещи не пожелали возвращать, и пришлось Эстебану достать из шкафа другой костюм. Одеваться под враждебными взглядами троих полицейских было крайне неприятно. Покончив с этой задачей, Гомес повернулся к Мигелю.
— А что теперь?
— Следуйте за нами!
— Куда вы меня ведете?
— А вы не догадываетесь?
Гомес пожал плечами.
— Да, разумеется, но почему?
— Там вам объяснят.
Они явно не собирались ничего говорить, и Эстебан, смирившись с неизбежным, вышел из дома. Теперь он мог уповать лишь на свою счастливую звезду и заступничество Макарены.
Несмотря на ранний час, комиссар Альфонсо Мартин уже сидел у себя в кабинете, когда Мигель Люхи привел туда Гомеса. Андалусиец решил скрыть тревогу под напускным нахальством.
— И часто вас посещают подобные фантазии, сеньор комиссар? Вытаскивать из постели порядочных людей и тащить в управление, даже не объяснив причин столь вопиющего злоупотребления властью!
Дон Альфонсо с хорошо разыгранным удивлением посмотрел на Люхи.
— Вы тревожили покой мирных граждан, инспектор?
— Насколько мне известно, нет, сеньор комиссар.
— Да, это и впрямь на вас не похоже, инспектор.
Эстебана трясло от ярости. Эти двое полицейских явно и намеренно издевались над ним.
— Вы забрали у него нож, Люхи?
— Да, и уже отправил в лабораторию вместе с одеждой.
— Тогда остается подождать результатов.
Гомес отлично знал, что наступившая в кабинете тишина — лишь часть мизансцены и полицейские просто хотят его деморализовать, но никак не мог справиться с охватившей его тревогой. Комиссар что-то записывал в досье, а инспектор проглядывал испещренный заметками блокнот. Ни тот, ни другой, по-видимому, не обращали внимания на Эстебана.
— Можно мне позвонить Игнасио Виллару?
Гомес, тщетно прождав ответа, встал, но дон Альфонсо, не отрываясь от бумаг, приказал:
— Сидите на месте Гомес, и помалкивайте.
Эстебан замер, но не смог сдержать гневной вспышки.
— Вы не имеете права! Слышите, сеньор комиссар? Вы не имеете права держать меня здесь!
Мартин повернулся к Люхи.
— Как, по-вашему, инспектор, у меня нет права задерживать сеньора Гомеса?
— По-моему, есть, сеньор комиссар.
— Вы меня успокоили, но, быть может, стоит узнать мнение какого-нибудь знаменитого юриста?
— В такое время знаменитые юристы спят, сеньор комиссар.
— Верно. Тем не менее, возможно, сеньор Гомес знаком с каким-нибудь видным законником, и тот с удовольствием встанет с постели, дабы обсудить этот щекотливый вопрос?
— Почему вы не даете мне позвонить Игнасио Виллару?
Дон Альфонсо снова разыграл удивление.
— Вы знали, Люхи, что сеньор Виллар, оказывается, еще и юрист?
— Впервые слышу, сеньор комиссар!
— У меня складывается впечатление, что, должно быть, сеньор Гомес путает его с кем-то другим.
— Я тоже так думаю, сеньор комиссар.
Андалусиец, не выдержал.
— Довольно! Хватит! — заорал он. — Прекратите надо мной измываться! Скажите лучше, в чем вы меня обвиняете!
— Вы предъявляли сеньору Гомесу какие-нибудь обвинения, инспектор?
— Нет, господин комиссар, и не думал.
— Вот видите, сеньор Гомес!
— Но тогда почему я здесь?
— Скажем, просто отдыхаете, пока я не сочту нужным задать вам несколько вопросов.
— О чем?
— О смерти Хуана Миралеса.
— А?
Гомес отлично понимал, что, несмотря на мнимое благодушие, полицейские пристально следят за его реакцией, но весть о смерти бывшего боксера так вышибла его из колеи, что андалусиец даже не пытался скрыть полное замешательство.
— Хуан умер?
— Уж куда мертвее…
— Но… каким образом?
— От удара ножом.
— Вы хотите сказать, его убили?
— Тут не может быть никаких сомнений.
— Где?
— В его же комнате.
— Не может быть!
— Почему?
— Но ведь…
Гомес вдруг прикусил язык, понимая, что чуть не ляпнул лишнее, но дон Альфонсо почти ласково продолжил за него:
— Потому что вы были вместе.
— Но когда я уходил, Хуан спал!
Чувствуя, что ловушка вот-вот захлопнется, андалусиец утратил всякую осторожность.
— Видите ли, сеньор Гомес, самое странное — то, что, прежде чем испустить последний вздох, Миралес весьма отчетливо пробормотал следующий вопрос: «За что. Эстебан?» А вас ведь, кажется, так и зовут?
— Да.
— Крайне неприятно…
— Но в конце-то концов, с какой стати мне убивать Миралеса?
— Ну, если вы убийца, вам лучше знать… Возможно, из-за Пако Вольса?
— Я не знал этого типа.
— Странно… Он работал в «Ангелах и Демонах». А вы, кажется, тоже там служите?
— Это еще ничего не значит!
— А по-моему, да.
— Я не убивал Хуана, сеньор комиссар, мы с ним дружили.
— Болтливый друг опаснее врага.
Остаток ночи превратился для дона Игнасио в сплошной кошмар. Нина так и не вернулась. Не найдя ее на вилле, каид позвонил Пуигу и приказал искать девушку по всем кабаре Барселоны, а потом до четырех часов ждал у телефона. Наконец Пуиг позвонил, но лишь для того, чтобы сообщить о неудаче. Нина де лас Ньевес исчезла. Виллар улегся спать в холодном бешенстве. Он больше не позволит этой девке издеваться над собой. Сегодняшний бунт — первый и последний. Он, Виллар, вышвырнет ее вон. Вспоминая, как Нина вышла из кабинета Хоакина, и насмешливый взгляд Гомеса, дон Игнасио корчился от стыда. Для начала он уберет Нину из программы кабаре. Пусть-ка поторгует в зале сигаретами, как дебютантка, а захочет уехать — ей устроят такое путешествие, что вовек не забудет! А кроме того, Виллар поручит Гомесу следить за Ниной и в случае чего принять меры.
В семь часов утра телефонный звонок прервал лихорадочный сон дона Игнасио. Звонил снова Пуиг, и его дрожащий голос предвещал самые скверные новости. Сперва каид решил, что Хоакин сообщит сейчас о смерти Нины, и сердце у него болезненно сжалось, ибо, несмотря на размолвку, он все же по-своему любил эту крошку. А потому, услышав, что речь идет всего-навсего о Миралесе, каид с облегчением перевел дух.
— Должно быть, вы совсем рехнулись, Пуиг, если посмели разбудить меня, чтобы потолковать об этой скотине!
— Дело в том, что и он тоже мертв, патрон!
— Мертв?
— Хуан убит у себя в комнате. Его, как и Риберу, пырнули ножом в живот.
— А-а-а… ну что ж, ладно… Я разберусь. Утром мы с вами наверняка увидимся… А пока попытайтесь собрать как можно больше сведений.
Дон Игнасио медленно опустил трубку. Сон как рукой сняло. Итак, кто-то преследует его людей, а потом, очевидно, примется за него самого. Но кто этот неизвестный враг? Виллар накинул халат и заглянул в комнату Нины. Постель так и осталась неразобранной… Выругавшись сквозь зубы, дон Игнасио пошел в кабинет. Там он опустился в кресло, закурил первую за этот день сигарету и принялся размышлять. Нависшая над всей бандой угроза вернула каиду самообладание. Он как будто снова помолодел. Во-первых, надо найти замену Рибере и Миралесу. Задача несложная — уж чего-чего, а такого добра в баррио навалом. Виллар с легким нетерпением раздумывал о другом: получит ли он опять, как и после гибели бывшего матадора, записку с напоминанием о Пако Вольсе? Это вполне устроило бы Виллара — тогда он бы точно знал, что убийцу следует искать в непосредственном окружении парня, которого ему пришлось убрать с дороги. И тогда уж, черт возьми, его людям не понадобится много времени, чтобы добраться до типа, посмевшего бросить такой наглый вызов самому дону Игнасио! Подумав об этом, Виллар прикрыл глаза — он уже предвкушал удовольствие от встречи. Нет, он не станет приканчивать этого романтичного убийцу на месте, а сначала в полной мере насладится его поражением!
Неожиданно, сам не зная по какой странной ассоциации, дон Игнасио снова подумал о Нине. А вдруг убийца из ненависти к нему решил разделаться с молодой женщиной? Но тут снова зазвонил телефон, и Виллар чуть дрожащей рукой снял трубку. Хоакин Пуиг сообщил, что Гомес сидит в отделе уголовных расследований Центрального полицейского управления как подозреваемый в убийстве Миралеса. Виллар пожал плечами и велел Пуигу предупредить мэтра Хосе Ларуби, чтобы тот сделал все возможное для скорейшего освобождения андалусийца.
Радуясь, что его тревога за судьбу Нины пока не получила подтверждения, Виллар снова откинулся в кресле и стал размышлять о необъяснимом исчезновении девушки. Гордость не позволяла ему даже допустить мысль о появлении более молодого соперника, любовь к которому оправдывала бы любые безумства. Однако факт остается фактом: в эту ночь, когда убили Миралеса, Нина не ночевала дома. Подумав о бывшем боксере, Виллар невольно вспомнил и об отставном тореро — в ночь его гибели Нина тоже отсутствовала. Дону Игнасио потребовалось довольно много времени, чтобы сопоставить эти два факта. Но как только мысль о странном совпадении мелькнула у него в голове, каид напряженно застыл. Необычайная жизненная энергия, независимость, которую она выказывала в работе, — все доказывало, что в определенных обстоятельствах Нина вполне способна осмелиться на шаг, сама мысль о котором отпугнула бы других женщин. Но зачем бы Нине мстить за Пако? Разве что… Теперь уж Виллар сам позвонил Пуигу.
— Скажите, Хоакин, как, по-вашему, Нина знала Пако?
— Нина де лас Ньевес? Право же, дон Игнасио, затрудняюсь сказать… Она наверняка видела парня, как и всех служащих заведения, но вряд ли это можно назвать знакомством, верно?
И однако в тот же миг голос директора кабаре слегка дрогнул — он вспомнил о странном поведении певицы, явившейся якобы еще раз отрепетировать песню, а на самом деле — узнать о судьбе Пако Вольса. Виллар тут же заметил неуверенность собеседника.
— В чем дело, Пуиг? Вы, кажется, не слишком уверены в том, что говорите? Уж не пытаетесь ли вы что-то скрыть от меня? Это было бы большой глупостью с вашей стороны…
Хоакина охватила паника.
— Нет-нет, дон Игнасио… Просто я вспомнил одно происшествие, которому в свое время не придал никакого значения…
И он подробно рассказал обо всем Виллару, а тот, выслушав до конца, молча повесил трубку. Некоторое время каид просидел неподвижно, пытаясь справиться с обуревавшим его бешенством. Теперь в памяти стали всплывать сцены, на которые он сначала не обратил внимания: обморок Нины, когда инспектор заговорил о зловещей посылке, ее упорное стремление выяснить подробности смерти Пако, внезапное отвращение к Миралесу… От напряжения на висках у Виллара вздулись жилы. Если Нина и в самом деле совершила эти два убийства, придется признать, что у нее были очень серьезные основания. А какие же, если не любовь? Виллар припомнил красивое лицо Пако. Была ли Нина его любовницей? Неужто она посмела обмануть, оскорбить того, перед кем дрожит весь «баррио чино»? Жестокая гримаса исказила лицо дона Игнасио. Бедняжка Нина… Она и не подозревает, что ее ждет, если хозяин когда-нибудь найдет доказательство измены…
Принимая от нее деньги за свечу, дон Хасинто испытывал необычное волнение. Ризничему давно хотелось сказать этой женщине, как он горд за свою церковь, видя такое страстное почитание Нуэстра Сеньора де лос Рейес. С робостью юного влюбленного, осмелившегося на первое признание, старик пробормотал:
— Сеньорита, я уверен, что Матерь исполнит ваше желание, и сам помолюсь за вас…
Она с удивлением посмотрела на бесхитростное лицо старого служителя. Сквозившая в глазах дона Хасинто нежность делала его удивительно симпатичным. Она шепотом поблагодарила старика и пошла на свое обычное место, не забыв предварительно поставить свечу у ног статуи Богоматери. Однако, прежде чем погрузиться в молитву, она с жалостью улыбнулась — бедный дон Хасинто… как бы он был потрясен, узнав, что прихожанка явилась благодарить Святую Деаву за позволение совершить убийство и молить о помощи в осуществлении еще нескольких…
Виллар уже собирался ехать в город, как вдруг возле виллы затормозило такси. В окно дон Игнасио видел, как Нина расплачивается с шофером и идет через парк к дому. Не желая, чтобы молодая девушка вообразила, будто он поджидает ее возвращения, каид отступил в глубь комнаты. Не стоит доставлять ей такое удовольствие! Однако он нарочно встал напротив двери, и, войдя, Нина на мгновение замерла от неожиданности.
— Здравствуй, Игнасио! Хорошо спал?
Он лишь молча сверлил ее взглядом. Только сжатые кулаки свидетельствовали о жестокой внутренней борьбе.
— Иди за мной! — наконец хрипло бросил Виллар.
Потом, не ожидая ответа, дон Игнасио повел Нину в кабинет и запер дверь на ключ.
— Откуда ты? — сухо спросил он, прежде чем молодая женщина успела сесть.
— Из «Колона». Я там ночевала.
Виллар немедленно позвонил в отель. Там ему подтвердили, что Нина приехала одна в два или три часа ночи и примерно полчаса назад покинула гостиницу. Дон Игнасио немного смягчился.
— Почему ты не приехала сюда?
— Не хотелось тебя видеть!
— Послушай, Нина, ты должна раз и навсегда запомнить: я не привык, чтобы со мной обращались, как с каким-нибудь жиголо с набережной!
— Тогда для начала сам прекрати вести себя со мной, как с девкой из баррио!
— Этой ночью ты разговаривала со мной совершенно недопустимым тоном, да еще при моих служащих!
— Тебе тоже не следовало унижать меня при своих бандитах!
Виллар с нескрываемым восхищением посмотрел на молодую женщину: что есть — то есть, храбрая крошка и умеет за себя постоять!
— Нина… ты знала Пако Вольса?
— Не особенно хорошо…
— Ты уверена?
Виллар впился взглядом в ее лицо, ища малейших признаков страха или неуверенности.
— Разумеется… А почему ты спрашиваешь?
— Мне кажется странноватым, что, узнав о смерти Пако, ты упала в обморок.
— Я актриса, Игнасио… Не знаю, понимаешь ли ты, что это такое… Во всяком случае, я никак не могу привыкнуть к вашим дикарским нравам. Дома меня воспитывали в уважении к жизни ближнего… И, когда я слышу, как эти мерзавцы кичатся совершенными преступлениями, меня тошнит!
— Так ты, значит, и меня считаешь, как ты говоришь, мерзавцем?
— Да.
Виллар едва не поддался искушению избить Нину, дабы внушить ей должное почтение, но он хотел сначала узнать всю правду.
— Очевидно, ты забыла, что я для тебя сделал? И что ты всем обязана мне?
— У меня настолько хорошая память, что лишь воспоминание обо всех моих долгах тебе помешало уехать.
— Ты никуда не уедешь, Нина!
Молодая женщина немедленно встала на дыбы.
— Я сделаю это, когда сочту нужным!
— Нет, когда этого захочу я!
И Нине вдруг снова стало страшно…
Результаты лабораторных исследований не выявили на одежде и на ноже Гомеса никаких следов крови, а потому комиссару Мартину волей-неволей пришлось по требованию мэтра Ларуби отпустить андалусийца на свободу.
Как только Гомес покинул кабинет, дон Альфонсо подвел итог:
— Теперь уже не осталось никаких сомнений, Мигель: кто-то решил уничтожить банду дона Игнасио. Однако, как бы я сам ни относился к такой перспективе, мы не можем этого допустить. Согласен, Мигель?
— Естественно… Но с чего начать поиски?
— Надо покопаться в прошлом Пако Вольса, Мигель. Эта серия убийств, последовавших за его собственным, на мой взгляд, ясно указывает, что именно оно и стало первопричиной.
— Парень ни разу не упоминал о своих друзьях…
— Подождем, не получит ли Виллар еще одного письма с напоминанием о Пако Вольсе. Если да, то из этого нам и следует исходить, ибо другой путеводной ниточки все равно нет.
Только с вечерней почтой дон Игнасио снова обнаружил записку, сколотую со статьей о преступлении на калле Буль. Как и в прошлый раз, отправитель ограничился одной-единственной фразой, напечатанной на машинке: «Se recuerda de Paco?»
