Глава 4. Кто ходит в гости по утрам?
…Марине, еще не оправившейся после смерти Македонского, пришлось снова перебраться к Кате — койко-место в общежитии было давно занято, а бороться за новое не было никаких сил. Хотя добрая подружка и пустила к себе Марину, но такое соседство несколько затрудняло личную жизнь — при Войцеховской совершенно невозможно было привести к себе очередного ухажера.
Нет, конечно же, Катя не была круглой дурой и не таскала к себе в коммуналку кого попало. Но для некоторых постоянных клиентов делала исключения. И не только для постоянных. Катя всерьез считала, что умеет разбираться в людях. И как бы потом все не выходило боком — уверенности в себе она не теряла.
Месяцев за девять до смерти Македонского «ночная бабочка» порхала по Старо-Невскому, когда к ней подвалил какой-то подвыпивший мужчина. Катька быстро смерила его взглядом, пытаясь определить платежеспособность. В первый момент он показался каким-то невзрачным, хотя, судя по накачанной шее, занимался отнюдь не работой в каком-нибудь НИИ. Мужик был явно навеселе и, улыбаясь, демонстрировал свои гнилые зубы, что не импонировало девушке. Однако работа есть работа и Катька, секунду подумав, решила сразу же не посылать нового знакомого куда подальше.
Позднее, когда мужчина молча протянул ей несколько крупных купюр и слегка заплетающимся языком заявил: «А вот хаты у меня на сегодня нет», Катерина поняла, что правильно не отшила его сразу же: ну, перебрал немного, пусть одежда не супер, но видно, что не бомж. А раз деньги сразу же дал и при том весьма приличные, значит, все будет хорошо.
В конечном итоге они оказались на Свечном. Мужик старательно тихо проскользнул по квартире, чтобы не беспокоить соседей. Но в комнате он попытался сразу же получить все удовольствия за свои деньги.
— Погоди, — решительно отстранила Катька пытающегося обнять ее ухажера. — Во-первых, мне надо сначала в ванную. А во-вторых, презерватив достать — мне лишние проблемы не нужны.
Парень согласно хмыкнул, отпустил девушку и, начав расстегивать рубашку, плюхнулся на кровать. Когда же через не очень долгое время Катерина, вернулась из ванной, то увидела: ее кавалер, развалившись наискосок кровати, спит, даже не сняв до конца рубашку. Она бросила на стоящий рядом стул презерватив и начала стелить себе постель на диване. Деньги за ночь были заплачены. А остальное — проблемы клиента.
Ни свет, ни заря она почувствовала, что гость перебрался к ней. От него неприятно несло перегаром, липкие руки забрались под ночную рубашку… Катя поняла, что все-таки отрабатывать полученное вознаграждение ей придется. Правда, оказалось, что мужик умудрился не только найти презерватив, но и не забыть о его назначении. Это несколько успокоило. Только у кавалера ничего не получилось: то ли вчерашняя доза алкоголя оказалась слишком велика, то ли что еще, но проерзав на Катьке минут пятнадцать, он сокрушенно отвалился в сторону.
— Извини, видно я устал…
Катерине вдруг стало жаль своего гостя. «Как он представлялся-то? Кажется Коля». Девушка взъерошила ему волосы и успокоительно прошептала: «Ничего, бывает, давай лучше полежи немного спокойно». Но ни спокойное лежание, ни определенные старания хозяйки не помогли. Ближе к девяти утра новый знакомый засобирался, сказав, что ему пора на службу. Катя, уверенная, что любого мужика следует кормить, быстро разогрела чайник и приготовила яичницу, хотя завтрак явно не входил в плату за визит.
За едой Коля поведал, что недавно уволился из армии, служил где-то в Тмутаракани, а вернулся в Питер, так как здесь раньше учился в институте. «Только вылетел оттуда, — вздохнул гость, — ну да ничего. Знаешь, где я служу? — Я — мент». И он расхохотался, взглянув на вытянувшееся лицо девушки.
— Да не боись ты. Я не из полиции нравов…
Этим же вечером Коля снова пришел к Катьке, когда она собиралась отправиться на Старо-Невский. В этот раз гость был трезв как стекло и притащил с собой кучу продуктов.
— Не ходи сегодня никуда, — прямо с порога заявил он, — давай лучше поужинаем. У меня именины.
Катерина замялась, но Коля, словно угадав ее сомнения, добавил: «А «прогул» работы я компенсирую», — и снова протянул несколько крупных купюр.
Неизвестно, чем же девушка так приворожила милиционера, но с тех пор он повадился приходить к ней. Иногда они вместе спали, и тогда гость аккуратно расплачивался. Иногда он просто приносил бутылку водки, выпивал ее практически в одиночестве, жаловался на какие-то проблемы (впрочем, никогда не говоря ничего конкретного), потом заваливался спать.
Катя жалела Николая. Ей казалось, что она понимает гостя и считала, что ему просто не с кем пообщаться. Впрочем, и ей самой, приехавшей в город с периферии, далеко не всегда было кому поплакаться. Коля успел познакомиться с соседкой по квартире, и та при случае шепнула Кате: «Ты, девонька, смотри, не упусти свой шанс»…
Однажды к Катьке забежала Марина. Хозяйка гордо представила гостя: «А это — Колян, мой телохранитель. Можешь звать его просто «Шварценнеггером»«, - и засмеялась. Потом вдруг осеклась, перехватив оценивающий взгляд мужчины, медленно поднимающийся по марининым длинным ногам.
Гостья вскоре ушла, а Коле пришлось выслушать историю о подружке, которой удалось стать любовницей известного актера. «Но ты лучше не засматривайся на нее, Войцеховская — еще та пташка. Вон, «народный» и «заслуженный» за ней хвостом бегает. А она, между прочим, еще и большая мастерица по части стрельбы. Так что это сокровище не для тебя — гляди, грохнет пьяненького из твоего же «Макарова»…
Коля, почувствовав, что Катька откровенно ревнует, перевел разговор на другую тему. Но это не спасло их отношений — через некоторое время погиб Маринин артист, Войцеховская переехала к Катерине, а еще через некоторое время «ночная бабочка» познакомилась с Борисом.
Экс-ухажер пытался несколько раз наведываться в гости, но дальше бесед с соседкой, искренне сожалевшей о том, что Катя рассталась с Колей, дело не доходило.
* * *
…Она вздрогнула и поспешно обернулась.
— Здравствуйте, Марина. Не узнаете?
— Н-нет, — испуганно пролепетала она и, чуть помедлив, добавила, — Д-да, кажется, узнаю. Вы были на вилле у банкира…
— Ну, вот и славно, — подошедший к Марине парень обезоруживающе улыбнулся, — на всякий случай напоминаю: меня зовут Алексей. Алексей Нертов. И у меня есть к вам небольшое, но очень важное дело…
Марина рассеянно слушала, мысленно возвращаясь к последним событиям. А Алексей меж тем как можно убедительнее излагал историю о некоем долге банка, руководимого Чеглоковым, перед Павлом Сергеевичем. Дескать, покойному причитается гонорар, но выплатить его не успели. В банке рассудили, что эти деньги следует отдать именно Марине, так как родственников у господина Македонского нет, а дарить что-то государству — нелепость.
На самом деле никакого долга не существовало, а автором идеи с гонораром был Андрей Артурович. Пригласив к себе Нертова, он объяснил: «Понимаешь, много лет назад моей маме также помогли друзья. Когда в начале пятидесятых забрали моего отца, то оказалось, что ему все были должны. Ты представляешь, какое это было время? А люди все равно еще год или два «возвращали» деньги»…
Алексей про себя подумал, что молоденькая сожительница великого артиста — не убитая горем жена, которой предстоит еще растить сына, но промолчал и направился в университет — работа с шефом и так давалась тяжело, чтобы еще спорить по подобным вопросам — хватало и других: Чеглоков никак не хотел понимать, что руководитель службы безопасности — не лакей. Что именно бодигард диктует клиенту, как следует поступать, а не наоборот. Но Андрей Артурович легкомысленно отмахивался от большинства советов, высказывал недовольство, полагая, что охранники вмешиваются в его личную жизнь. Считать личной жизнью любовь банкира ко всяким нимфеткам «от искусства» и развлечения с прелестными созданиями в, хотя фешенебельных, но кабаках Нертов никак не желал, требуя, чтобы банкира постоянно сопровождали охранники. Да мало ли что может произойти в ресторане? — То ли пьяный генерал МВД, побратавшийся с известным авторитетом Костей-Пещерой, то ли просто перебравший клиент… Но начнут качать права — неизвестно, чем кончится.
А сам Чеглоков постоянно заявлял, что его лучшая охранница, кормилица и домохозяйка — престарелая тетушка Наталья Сергеевна. Алексей от таких заявлений лишь мысленно плевался, тем более что пресловутая тетушка тоже поддерживала выкрутасы племянника. Она считала, мол, если захотят убить — обязательно убьют. Переубеждать старую женщину, что все питерские «заказухи» проходили исключительно из-за неграмотной работы служб безопасности, было бесполезно.
Впрочем, порой на Чеглокова накатывала этакая волна шпиономании, и он вдруг начинал требовать от Алексея тщательной проверки всех и вся. Вот и после успешной стрельбы Войцеховской на даче Андрей Артурович вдруг всполошился и велел поинтересоваться подробнее этой девицей. Дескать, больно ловко она стреляет. Не ровен час, пальнет не в ту сторону. Почему банкиру пришла в голову мысль о девушке-киллере было непонятно: до момента, когда несколько подраненный помощник депутата Гос. Думы заявил об участии в покушении некой девицы, ловко управляющейся то ли с «Береттой», то ли с «Аграмом», оставалось еще почти два года, а о других «громких» покушениях с участием прекрасной половины человечества публике было известно мало. Да и про убийство депутата, когда прошло еще лет шесть, на суде выяснилось, что никакой амазонки в пресловутом подъезде не было. Стреляли же обычные отморозки, мечтавшие поживиться «черным налом», который якобы мог находиться в сумке у депутата… Но все это Алексею пока было неизвестно.
Он, как мог, навел предварительные справки о Войцеховской, но никакого компромата, естественно, не обнаружил, о чем и доложил шефу. Теперь же Чеглоков, словно оправдываясь перед нертовым за прошлое недоверие к подруге артиста, велел передать ей этакую компенсацию…
— От денег вы не отказывайтесь, — Алексей мягко отстранил маринину руку, сжимавшую толстый конверт, — вам они пригодятся. А мне все равно велено их передать. Кстати, если не возражаете, я провожу вас до дома — нынче с крупными суммами по городу девушкам одиноко ходить не рекомендуется…
И Нертов, не ожидая, пока растерявшаяся Марина скажет очередное «нет», подхватил ее под локоть, увлекая к выходу. Позднее он не мог объяснить, почему так поступил — то ли ему показалось, что девушка смертельно напугана, то ли у нее просто была какая-то «не такая» реакция на вопросы, но чувство интуиции, наития, заставляющее поступать так, а не иначе, чувство, знакомое любому оперативнику или следователю, определило дальнейшее развитие событий. И очень скоро Алексей понял, что не зря.
Они пошли пешком через Биржевой мост на Петроградскую сторону. По дороге Нертов постоянно пытался поддерживать беседу и все больше убеждался, что девушка чего-то опасается. И легкая дрожь пальцев, придерживающих юриста под руку, и ответы на вопросы невпопад — все это было странным. Когда молодые люди уже подходили к дому Марины, она вдруг решилась: «Вы не могли бы зайти ко мне?.. Мне, правда, это очень нужно… Я должна с кем-нибудь посоветоваться»…
Пока Марина ставила чайник, Алексей успел осмотреть комнату. Ему понравилась ее чистота и ухоженность — хозяйка явно не ленилась ни вовремя мыть посуду, ни протирать пыль. Небогатый интерьер был тоже выбран со вкусом, даже расцветка скатерти на столе не диссонировала с занавесками или обоями.
Во время чаепития Марина начала тот разговор, из-за которого якобы и пригласила гостя.
— Понимаете, я не верю, что Павла Сергеевича убили из-за каких-то вещей. Я точно знаю, что большинство картин и безделушек, которые были в квартире, стоили недорого, а некоторые мы даже вместе покупали… Мне кажется, что причиной было что-то другое. Я пыталась говорить это в милиции, но там же ничего слушать не хотят. Потом я с соседями по дому разговаривала — их даже не допрашивали… А у вас ведь должны быть знакомые?.. Там, ну кто убийц ищет? Или частные сыщики какие-нибудь? Пожалуйста, помогите. А деньги — это для них. Я все оплачу…
Нертов не испытывал особых иллюзий относительно того, как расследуются убийства. Если теперь за год подобных преступлений в городе более девятисот, то, спрашивается, кто будет ими заниматься? Ну, всякие там «бытовухи», когда сожитель сожительницу по пьянке кухонным ножом пырнул и сам в милицию позвонил — тут дело одно. А потерять массу времени на раскрытие одного убийства какого-то артиста, пусть даже некогда известного — извините, возможности нет. Не удалось по «горячим следам» — жаль. Был бы политик — еще куда ни шло, да и этими сегодня никого не удивишь. А всяких банкиров, бизнесменов — так их чуть ли не десятками отстреливают. Что уж говорить о банальном убийстве «с целью хищения»? — Все привыкли. Одним больше, одним меньше — ни премии ни лишат (премий все равно нет), ни со службы не выгонят (гнать тоже некого — зарплатой в 150 долларов на подобную работу разве что фаната какого или ненормального заманишь). Вот и обрастают дела запросами следователей: «…проверить на причастность ранее судимых»… и ответами оперативников: «…предпринятыми мерами не представилось возможным»…
Алексей пообещал Марине переговорить со знакомым начальником частного сыскного бюро, чтобы тот помог, но в то же время гостю казалось: хозяйка не решается начать разговор о главном. Смерть Македонского — лишь прелюдия к разговору, ради которого она и пригласила Нертова к себе домой. Но как Алексей не старался, ни о чем больше сказано не было. Пообещав зайти через день-два с ответом от сыщиков, он распрощался и вышел на улицу.
После ухода гостя, казавшегося таким сильным и уверенным, Марина вдруг снова с ужасом вспомнила утро этого дня и неудавшуюся попытку бегства во Львов. Она не могла объяснить себе, почему все-таки не рассказала обо всем только что ушедшему визитеру, хотя пригласила его в гости именно для этого. Но потом поняла: во-первых, следовало пересчитать полученные от банкира деньги — вдруг их хватило бы, чтобы рассчитаться со «Змеенышем». А во-вторых…
Во-вторых, именно сегодняшний гость был тем человеком в Питере, которому она, разоткровенничавшись на вилле банкира, рассказала все. Все то, о чем шипел по телефону «Змееныш» и что больше не мог знать ни один человек в городе на Неве!..
«Дура, какая же я дура»! — Марина упала на диван и разрыдалась. А перед глазами вставало сегодняшнее утро и неудачная попытка улететь во Львов….
* * *
…Липкий, тяжелый ужас обуял Марину после очередного звонка «Змееныша».
— Господи, да неужели никто не сможет помочь? — Комкая побелевшими пальцами подушку, думала девушка, — никто. Никто, — отвечала она сама себе.
В то же время, лихорадочно вспоминая подробности разговоров по телефону, она с ужасом понимала: аноним не шутил: ему было известно и что она когда-то жила на Свечном, и об ее семье, и о братике Петеньке. И про стрельбу…
Марина пыталась вспомнить, кому она могла поведать подробности своей жизни. Девчонкам-медсестрам в больнице? — Вроде она не была с ними откровенна. Во всяком случае, ни об истории с мертвецом, ни об отчиме она никому не рассказывала. Даже Кате. Но голос звонившего казался знакомым. Только Марина никак не могла понять, где его слышала.
Вдруг она отчетливо вспомнила сотрудника милиции, с которым беседовала после смерти Македонского. Наверное, только с ним она разоткровенничалась о своей жизни. Только он интересовался, казалось бы, незначительными (ой ли?!) подробностями, тщательно записывая что-то в блокнотик. Но что же она тогда успела наговорить? Как ездила на виллу банкира и стреляла там по тарелочкам? Про охранника с этой виллы, с которым вдруг разоткровенничалась? Кстати, как звали охранника? — Марина попыталась вспомнить: «Да, кажется Алексей. Но он же телохранитель… Он может помочь… А голос… это ведь был не его голос?.. А может так шипел тот оперативник с Васильевского острова»?..
Марина поняла, что запуталась окончательно. Одно она знала точно: надо бежать. Бежать, бросив и злополучную комнату, и работу. Только там, подо Львовом можно не опасаться этого неизвестного, но жуткого «Змееныша».
Девушка, вскочив с кровати, достала из-под стопки чистого белья, лежащего в платяном шкафу, все свои сбережения. Пересчитав их, поняла: на билет в один конец должно хватить. Быстро собрав в сумку самые необходимые вещи, она бросилась в аэропорт, благо дефицита билетов в последнее время не было.
— Как пишется ваша фамилия? — Кассирша почему-то решила переспросить об этом Марину, равнодушно разглядывая поданный паспорт, — Войцеховская?..
Самолет вылетал через час с небольшим, и Марина, получив билет, бросилась к стойке регистрации. Но тут девушку кто-то потянул за рукав. Она обернулась и увидела невысокого мужичонку бомжеватого вида. «Нет у меня денег». — Не успела отрезать Марина.
— Тут вам велели передать, — мужичонка протянул небольшой сверток.
— Мне-е?
— Тебе-тебе. Держи. — Бомж буквально всунул перевязанный розовым бантом сверток в руки растерявшейся пассажирки и засеменил к выходу.
Марина, сорвав бант, заглянула в пакет и замерла: внутри лежал маленький игрушечный медвежонок. Точно такой же, какого она недавно посылала на день рождения Петеньке. Кроме игрушки в пакете находилась цветная фотография — мальчик лет пяти на качелях. На переднем плане снимка расплывались яркие мальвы и георгины, которые так любила маринина тетя, а сзади за качелями виднелся знакомый дом. Именно в нем сейчас жил маленький братик — Петенька. Фотография очевидно была сделана прошедшим летом, так как Петенька явно подрос с тех пор, как сестра его видела год назад…
У Марины непроизвольно задрожал подбородок.
— Бежать! Немедленно бежать, чтобы первой попасть на самолет и защитить малыша!..
Но Марина вдруг с ужасом осознала, что если она куда и успеет, вылетев во Львов, то только на похороны. Посылка — попросту последнее предупреждение для той, за каждым шагом которой следят. Девушка оглянулась по сторонам, но не заметила никого подозрительного, хотя следить за ней мог кто угодно — в этом огромном аэропорту столько народа. Когда-то она читала в книжке, что профессионального наблюдателя неподготовленному человеку обнаружить практически невозможно. Марине казалось, будто она стоит совершенно раздетая и беззащитная, а на нее со всех сторон таращат глаза.
«Ты что, заснула? Или отойди от стойки». — Дородная тетка с объемистыми сумками попыталась оттеснить Марину. Девушка молча поплелась к выходу из аэровокзала…
Ей удалось дозвониться до тетушки. Та поведала, что дома все хорошо, Петенька сейчас в детском садике, нарисовал сестре какую-то картинку, которую обязательно вышлют в Петербург…
У Марины несколько отлегло от сердца: главное с братом ничего не случилось. «Будь как будет, — рассудила она, — а может все обойдется»…
Но в одиночестве оставаться было невмоготу, и девушка отправилась в университет. На лекциях что-то говорили, но Марина никак не могла сосредоточиться, мысленно возвращаясь к событиям последних дней. Когда наконец-то окончились занятия и студенты направились к выходу, ее кто-то негромко окликнул по имени.
Она вздрогнула и поспешно обернулась.
— Здравствуйте, Марина. Вы меня не узнаете?
— Н-нет, — испуганно пролепетала она и, чуть помедлив, добавила, — Д-да, кажется, узнаю. Вы были на вилле у банкира…
— Ну, вот и славно, — подошедший к Марине парень обезоруживающе улыбнулся, — на всякий случай напоминаю: меня зовут Алексей. Алексей Нертов. И у меня есть к вам небольшое, но очень важное дело…
Вспоминая сегодняшнее утро, Марина еще только начинала плакать, когда Нертов вышел из ее дома на улицу. Ловить такси не хотелось и он, размышляя о разговоре с девушкой, неспешно двинулся в сторону «Горьковской», на метро. Из тени ближайшей подворотни вдруг вынырнула чья-то фигура.
— Огонька не найдется?
Нертов сунул руку в карман и, не глядя, протянул прохожему зажигалку.
«Спасибо, кхе-кхе», — прохожий как-то поспешно прикурил и поспешно скрылся в своей подворотне. Алексею на миг показалось, что-то неестественным в поведении мужчины с замотанным длинным шарфом подбородком и в надвинутой на глаза кепке — «жириновке». Фонари на пустынной улице еще не включили, лица случайного курильщика Алексей не разглядел, да и не собирался это делать. Лишь направляясь к метро Нертов мельком подумал, что он вроде уже где-то видел незнакомца, но тут же оборвал себя: «не хватает еще заболеть профессиональным кретинизмом, в каждом человеке пытаться что-то этакое разглядеть. Так и до мании преследования недалеко»! И юрист продолжил свой путь, поглощенный мыслями о Марине.
* * *
— Ну что, лапонька, телохранителем обзавелась? — Прохрипело в телефонной трубке, едва Марина после расставания с Нертовым направилась в ванную умыть заплаканное лицо. — Тебя что, плохо предупреждали: никуда не бегать, ни с кем не базарить?.. Ой, да ты, слышу, не узнала меня?
— Н-нет, узнала, — пролепетала девушка, ноги которой как будто налились свинцом.
— Ну и ладно. Открывай тогда дверь гостю. И без глупостей. Тридцать секунд на это. Время пошло…
Марина безвольно положила трубку на рычаг и будто в трансе поплелась к входным дверям. Она долго не могла справиться с замком, липким от многих хватавших его рук. «Что будет? Убьют? Увезут куда-нибудь?» — Ей было все равно. Будто бы сверху навалилось какое-то душное безразличие. Но на лестничной площадке никого не было. Лишь к самому порогу выпорхнул белый листок, очевидно до того всунутый снаружи в щель между дверью и ее обвязкой.
Зачем-то оглянувшись, Марина схватила эту бумагу и, вернувшись в квартиру, захлопнула дверь.
Текст послания оказался набранным на компьютере: «Завтра быть в 10 часов в Таврическом парке. У памятника пионерам»…
На следующее утро Марина поехала в Таврический. Она несколько раз пересчитала деньги, полученные от Чеглокова. Их хватило бы не меньше, чем на две трети «долга».
— Я отдам Змеенышу все. А остальное отработаю потом», — решила Марина, — только бы он не трогал Петеньку и не мучил меня!
Но надежды девушки не сбылись: ни в назначенное время, ни через полчаса, ни через полтора у памятника ее никто не встретил. Она очередной раз перечитала скомканную записку, убедилась, что выполнила все, что там было написано. Тогда Марина понуро пошла к одному из выходов, по дороге выбросив ненужную бумажку в урну.
Ожидая «Змееныша», она не обратила внимание на мужчину, выгуливавшего на почтительном расстоянии от памятника сытую ротвейлершу. Собственно, не на промысел же Марина вышла в садик, да и мужчина ничем особым не выделялся среди других отдыхающих. Он прогуливался, как говорится, нога за ногу, чуть поодаль перемещалась псина, чрезвычайно озабоченная газоном. Во всяком случае, она то и дело тыкалась носом в еще не вытоптанную траву, словно искала что-то, временами помогая себе лапой, а потом, заметив, что хозяин удаляется, также неспешно трусила следом, демонстрируя всем желающим рыжеватые подпалины в форме кленового листа, венчающего остатки купированного хвоста и приоткрывая влажную пасть, словно улыбаясь благодатному солнышку. Впрочем, любой посетитель сада, задержись он тут подольше, мог бы полюбоваться не одним подобным сокровищем: хозяева собак давно облюбовали это место для прогулок, тем более что во всей округе днем с огнем не найти, где было бы можно зверушке лапку поднять.
Не видела Войцеховская и еще одного наблюдателя, пристроившегося с другой стороны памятника на трибуне паркового стадиона. Но даже, рассмотри девушка внимательно владельца собаки, она бы никогда не узнала его — бывший сотрудник уголовного розыска, а теперь начальник сыскного бюро Николай Иванов, которого друзья чаще называли Арчи, по имени помощника известного Ниро Вульфа, был Марине незнаком. Сидевший же на трибуне Нертов, был слишком далеко, чтобы девушка его заметила, и он поддерживал связь со своим товарищем по миниатюрной рации.
Не видела Марина и того момента, когда Арчи, направившись вслед за ней из парка, остановился около урны и, одевая на собаку ошейник, быстро спрятал в карман скомканную бумажку с посланием «Змееныша»…
Что же касается Нертова, накануне он, как и обещал, отзвонился своему шефу, доложив о передаче денег: «Вы были правы — девчонка, судя по всему, едва сводит концы с концами». Андрей Артурович явно остался доволен.
— А как она сама-то? Очень переживает?
Алексея будто кто дернул за язык, и он коротко поведал о своих наблюдениях, дескать, показалось, что эта Войцеховская какая-то «дерганая», будто чего боится.
И снова банкир оживился: «Вот и хорошо. Леша, присмотри за ней, пожалуйста. Ну, кого-нибудь приставь, что ли»… А потом, словно угадав недоумение юриста, пояснил, мол Македонский был хорошим человеком и в память об этом «я просто обязан помочь его жене. А ты организуй что-нибудь. Последи там сам, телохранителя найди или контору какую-нибудь найми на недельку. В общем, думай сам, тем более, завтра у тебя выходной»…
Нертов, услышав про выходной, в который предстоит пахать, хмыкнул про себя, но вслух ничего не сказал, а, закончив разговор с банкиром, поехал к Арчи. В результате собака сыщика — ротвейлерша Мэй Квин Лаки Стар о’ Кэнел, а попросту Маша, втихаря сжевала задник у новой кроссовки, неосторожно оставленной визитером в прихожей. За то бывший оперативник пообещал задать своей псине приличную взбучку и, в качестве компенсации, помочь в наружном наблюдении. Уже на следующее утро Арчи свое обещание сдержал.
Нертов корил себя за то, что рассказал банкиру о мелочных сомнениях насчет поведения Марины — «просто сомнения, а теперь еще работы прибавилось». Потому он что-либо глобальное организовывать не стал, а с утра пораньше отправился к дому «объекта».
Войцеховская, выйдя из дома, все время озиралась, будто надеялась засечь «наружку», словно шпион в плохом кино. Когда же она выбралась из метро, Алексей, побоявшись попасться на глаза девушке, связался с Арчи. Тот, зачем-то прихватив свое прожорливое сокровище (что, впрочем, оказалось не напрасным), вскоре добрался до Таврического сада.
Марина выглядела крайне расстроенной и только полный отморозок не сообразил бы, что с ней происходит что-то не то. Нертов, сидя на трибуне в парке, пытался понять, кого же ожидает «объект» у памятника. Явно здесь была назначена встреча. Но версию о несчастной любви он сразу же отмел — это как-то не вязалось со вчерашним поведением Марины, с ее разговором о смерти Македонского. Дело, вероятно, было в чем-то другом. В результате Алексей решил, что раз судьбой девушки интересуется клиент, то для начальника службы безопасности первое дело — получше ее узнать. Убит сожитель этой Войцеховской, который, по словам Чеглокова, был его большим другом. Сомнения в причине убийства зародились даже у ничего не понимающей в сыске девицы. И кто может дать гарантию, что это убийство — последнее в некоей цепи? Кто гарантирует, что следующим звеном не окажется покушение на самого банкира? Или все это мелочи?..
Алексей знал, что мелочей в охране не бывает и потому Мариной следовало заняться более внимательно, тем более, что текст выкинутой в урну бумажки отнюдь не походил на любовное послание.
Этим же вечером Нертов снова заглянул к Марине, принеся с собой букет роз. Воспользовавшись моментом, когда она выходила на кухню обрезать и поставить в вазу цветы, Алексей быстро прикрепил к нижней поверхности стола миниатюрный микрофон. Второго «клопа» он вставил в телефонную трубку, выйдя в коридор под предлогом, что нужно срочно позвонить.
Разговор с хозяйкой не клеился. Алексею даже показалось, что она боится именно его. Когда же гость протянул девушке бумажку с адресом сыскного бюро, то Марина, как-то слишком быстро поблагодарив и даже не посмотрев на текст, положила записку на сервант. В общем, Нертову ничего не оставалось делать, как уйти, еще больше утвердившись в своих сомнениях.
* * *
…Алексей с трудом ухитрился удержаться на обледеневшем выступе цоколя дома. Хорошо еще, что Марина жила на первом этаже: ни лезть на второй, ни, тем более, падать с него удовольствия никакого. Старый фонд не «хрущобы», где успели совместить ванные с туалетом, но чуть-чуть не дотянули до соединения полов с потолками.
Тем не менее, в буквальном смысле лезть на стену Нертова заставила последняя фраза визитера Войцеховской, как нарочно, не слишком внятная. Спецы из службы безопасности припарковали напичканный аппаратурой микроавтобус в темном дворе дома на Петроградской лишь вечером. Но, включив «прослушку», сразу же насторожились: у «объекта» кто-то был в гостях.
— Алексей Юрьевич, послушайте, — спец включил внешний звук.
Сквозь слабое шипение динамиков до Нертова донеслось:
— … Только ты, лапочка, не волнуйся. Как обращаться с этой штукой — знаешь. Дело сделаешь — тут же бросаешь ствол. Читай и запоминай: улица… «ауди»… номер…»
Гость не назвал ни одного наименования, ни цифр — видимо они были записаны на бумажке. «Неужели он подозревает возможность прослушивания?» — Алексей выскочил из машины и направился к марининому окну. Но визитера увидеть не удалось: через небольшую щелочку в плотно задвинутых шторах был виден лишь угол комнаты и ссутулившаяся спина хозяйки.
Нертов быстро вернулся к микроавтобусу, чтобы послать кого-нибудь из его обитателей к парадной марининого дома, но оказалось, что один из «спецов» уже все сообразил сам и выскользнул на улицу еще до возвращения шефа. Через несколько минут и визитер покинул квартиру объекта. Алексей, выбираясь из микроавтобуса, успел услышать в динамике сдавленные рыдания и переместился поближе к парадной. Однако ни через минуту, ни через полчаса оттуда никто не вышел.
Тогда Алексей с одним из охранников решились проверить лестницу. Но единственное, что им удалось обнаружить — открытую чердачную дверь, висящую на одной петле. Визитер был явно не дурак. А люди Нертова, не рассчитывая на подобное развитие событий, даже не проверили заблаговременно возможные пути отхода, что было непростительной ошибкой.
Обрывки разговора заставляли предположить худшее: что же такое, с чем же умела обращаться Войцеховская, следовало сразу же бросать? — Дерево? — Фигушки. Речь в разговоре могла идти только об одном стволе — об оружейном. И о деньгах, притом о больших. По своему опыту Алексей знал, что за большинством заказных убийств стоят именно финансовые вопросы. Не политические противники, на козни которых всегда можно списать труп очередного братка-помощника депутата, лидера целой фракции или даже высокопоставленного чиновника, а именно денежные разборки.
Нертов вспомнил, как ловко Марина обращалась с «ремингтоном» на банкирской вилле и у него по коже пробежали мурашки. «А может прямо сейчас нанести визит этой барышне и вытрясти из нее все»? — Мелькнула шальная мысль, но Нертов тут же ее отогнал: а вдруг эта барышня сразу же не «расколется», а потом найдет способ сообщить «работодателю» о любопытствующей службе безопасности? Нет, за Войцеховской следовало для начала установить тщательное наблюдение, а уж дальше — решать по обстановке…
Но уже на следующий день эта «обстановка» круто изменилась. Нертов сидел в приемной банкира, когда мобильник заиграл полонез Огинского. Звонил Арчи, чьи люди должны были сегодня вести наружное наблюдение за Войцеховской. По голосу сыщика Алексей понял, что случилось несчастье, и не ошибся: выяснилось, что едва Марина вышла из дома, как ее сбил неизвестный мотоциклист, который тут же скрылся с места происшествия…
* * *
Нертов не стал слушать оправданий начальника сыскного бюро, лепетавшего, что наблюдение велось по всем правилам.
— Она жива?
— Да, сотрясение мозга, несколько ушибов. Сейчас находится в первом медицинском. Мои люди тоже там.
— Твои люди были и у квартиры «объекта», — зло бросил Алексей и отправился на доклад к Чеглокову, от которого, естественно получил хорошую выволочку.
Банкир что-то вещал о «хреновых спецах» из спецназов, «альф», «бэт» и «ГэБэт», кричал, что всех дармоедов давно следовало разогнать, да набрать других и прочая, прочая. Юрист молча слушал эту тираду и не стал раздражать клиента дополнительной информацией о визитере Войцеховской — Андрею Артуровичу явно хватило и доклада о ДТП — дорожно-транспортном происшествии. Но больше Нертова сейчас волновала судьба самой девушки и личность сбившего ее мотоциклиста.
Впрочем, с личностью все оказалось достаточно прозаично. Естественно, дознаватели из ГАИ никого искать не стали, но за то сработало расклеенное на всех ближайших столбах объявление: «Очевидцев просят позвонить… вознаграждение гарантируется». Уже через день в сыскную контору Николая Иванова-Арчи, которой Нертов поручил расследование, позвонила некая старушка. При визите к ней выяснилось, что для полного счастья очевидице недостает всего суммы пенсии, задерживаемой третий месяц. Когда же задержка была немедленно ликвидирована, словоохотливая бабуля поведала о некоем соседском шалопае Гришке, который заделался рокером и как сумасшедший гоняет по двору, вместо того, чтобы идти в армию.
Разыскать этого Гришку оказалось делом техники. Не многим сложнее было и расколоть его — парнишка так перепугался, что готов был хоть сейчас идти служить, только бы не сесть за наезд на пешехода.
«Ну и правильно, — юрист как можно грознее нахмурился, — если не уйдешь с ближайшим призывом этой же весной — будешь в клетке. А сразу не посадим только из сострадания к твоей матери». Гришка слезно поклялся, что сегодня же пойдет в военкомат, а Нертов, отправляясь к заведующему клиники, где лежала Марина, несколько успокоился: ДТП не было заказным, как предполагал банкир. Просто трагическая случайность, помноженная на разгильдяйство…
* * *
…Ну что, недельки три вам придется полежать, — лечащий врач был достаточно приветлив, — с головой шутить не стоит, в нее еще и есть придется (ха-ха!). А пока набирайтесь сил, отдыхайте…
«Легко сказать «отдыхайте», — Марина разглядывала длинные трещины на белом больничном потолке, — впрочем, может все и к лучшему».
Лечение позволяло хотя бы оттянуть выполнение приказа вчерашнего гостя. Визитер, оказавшийся не таким уж незнакомым, требовал лишь одного. Одного выстрела. Этакой «маленькой платы за большую услугу».
— Почему я?.. Отпустите меня, пожалуйста, — лепетала тогда Марина, — вы же сами можете сделать, что хотите. У вас профессионалы есть…
— Не нуди, — оборвал гость. Для начала не «выкай». Не люблю. Можешь звать меня Шварцем…
«Какой ты Шварц? Ты самый настоящий змееныш», — пролетело в голове Марины, а визитер продолжал.
— …А что касается, как ты говоришь, профессионалов, так с ними хлопот много. Поэтому лучше просто слушай и запоминай. Не ищи виноватых — ты сама пошла на это. Деньги чужие взяла? — Взяла. Теперь будем расплачиваться… Да не суй ты мне эти бумажки. Поздно уже. Лучше купи братику игрушек.
У Марины задрожали губы: «Чей братик? При чем тут Петенька»? Но Шварц-Змееныш оборвал хозяйку, заявив, что ее брат будет той гарантией, из-за которой Марина не вызовет милицию, ни наделает других глупостей.
— У нас руки длинные, везде достанем, — зло прошипел он…
«У нас, — снова пронеслось в голове Марины, лежащей на больничной койке. Он говорил «у нас». А сегодня меня сбил мотоциклист. А если это человек Змееныша? Нет-нет, не может быть. Я нужна ему живой. Пока живой»…
У Марины болела голова, накатывала какая-то слабость, слегка подташнивало, но воспоминания были четкими.
— Да ты не дури, — по-хозяйски развалившись на стуле и тыкая в сторону Марины пальцем, вещал визитер, — тебе же было сказано: один выстрел. Сегодня — завтра отоспись, отдохни, а послезавтра поедешь… (он назвал улицу и дом). Там поднимешься на чердак. Винтовку найдешь у ближайшего слухового окна между трубами отопления. Через окно увидишь внизу вход в контору. Рядом — «БМВ». Смотри фото. Внимательно…
Со снимка на Марину глянуло лицо пожилого мужчины, которому на вид можно было дать и сорок пять и все шестьдесят — мешки под глазами и сильная седина мешали точно угадать возраст.
— …Один выстрел. Бросаешь винтовку, а затем через соседний выход чердака быстро вниз, на другую улицу. И все. В почтовом ящике тебя уже будет ждать конверт с премией.
— Я не буду этого делать! — Неожиданно для себя отрезала Марина. — Деньги верну. А убивать никого не стану.
— Станешь, — зло процедил Шварц, — иначе сама в ящик сыграешь.
— Не надо держать меня за дуру. Или ты, или твои подонки (Шварц при этих словах поморщился, но промолчал) все равно меня убьют. Хоть на том же черном выходе…
— Ну, зачем же так, «убьют»? Может ты еще на что сгодишься, — и визитер засмеялся-закхекал, — Да и братика своего куда ты денешь, если бежать захочешь?..
«А если этот Шварц просто нагло врет и действует в одиночку? Тогда»…
Что будет «тогда» додумать не удалось, так как начало действовать лекарство и Марина забылась тревожным сном.
…Ее, как и обещал лечащий врач, выписали через три недели. Все время, пока девушка лежала в больнице, она удивлялась, насколько внимателен к ней персонал. Еще больше удивлялась она, что на тумбочке всегда стояли цветы, а дежурная санитарка передавала пакеты с фруктами и соками. Что касалось персонала, тут сомнений не было — в медицинской карте было записано место работы, а коллега коллеге всегда рад помочь. Но с цветами и продуктами — неясно. На недоуменные вопросы Марине объяснили, что якобы все это из некоего фонда помощи медработникам. О таком фонде Марина ничего не слышала. Впрочем, мало ли есть всяких благотворительных организаций…
— Да, и поблагодарите, пожалуйста, своего поклонника от нашего имени, — доктор улыбнулся, — он все отделение лекарствами на целый месяц обеспечил…
— Какого поклонника? — Марина вздрогнула. — У меня нет поклонников.
— Ну-ну, так уж и нет, — врач заговорщицки подмигнул, — молодой такой, высокий. Алексей Юрьевич. В общем, увидите — скажите спасибо. А мне пора. Больные ждут.
И доктор заспешил вдоль унылого коридора клиники.
* * *
Вечером после выписки Марина впервые внимательно рассмотрела себя в зеркало. Осунувшееся лицо, запавшие щеки… — такой ли любил ее Павел Сергеевич? А этот охранник? Почему он напридумывал какие то фонды, помогал клинике, интересовался больной, ни разу не показавшись на глаза? Тоже нашелся граф Монте-Кристо… Кошмар, связанный со Змеенышем-Шварцем, казался далеким сном и перед Мариной то и дело всплывало приветливое лицо Алексея. Ей вдруг почему-то захотелось, чтобы он сейчас же пришел в гости, объяснил, зачем дарил цветы. В конце концов, просто посидел бы, поговорил…
Тренькнул дверной звонок и девушка, быстро поправив волосы, поспешила открыть дверь, решив, что это пришел именно он.
Но забытый кошмар начался вновь: на пороге ухмылялся гнилыми зубами ни кто иной, как Шварц…
Буквально втолкнув Марину в ее комнату, он как обычно угрожающе ласково начал нагнетать обстановку, удерживая хозяйку комнаты за плечи.
— Ну что, лапонька? Дело-то надо закончить. Здоровьечко в порядке? — Вот и постреляем…
Марина решительно оттолкнула Шварца: «Слушай, вали отсюда по-хорошему. Ты уже достал меня. Не уйдешь — в РУБОПе разговор продолжим»…
— Что-о?! — На Шварца начала накатывать тихая ярость. — Ты что, человеком себя почувствовала? Бояться перестала? — Так я тебе живо мозги вправлю.
Он резко схватил Марину за пояс джинсов и рванул к себе. Девушка попыталась ударить его коленом в пах, но промахнулась, попав по бедру. Тогда попыталась вцепиться в волосы, но и здесь потерпела неудачу: Шварц, отклонив голову, упал на диван, потянув за собой жертву. Через мгновение Марина оказалась на лопатках, а довольный Змееныш, сидя на ее бедрах, начал медленно расстегивать ремень своих брюк: «Сейчас мы проверим твое здоровье, лапочка». Потом он вдруг упал на Марину сверху, и девушка почувствовала отвратительные слюнявые губы на своей шее.
Ей удалось дотянуться до стоящей на тумбочке у дивана лампе. Еще миг и тяжелая подставка разобьет голову этому змеенышу…
Но удар пришелся не по голове, а куда-то в воздух.
Шварц, ожидавший какого-нибудь подвоха от упрямой девчонки, не утратил полностью чувство самосохранения. Насильник заранее готовился к визиту и рассчитывал на какой-нибудь выкрутас. Это было даже удобнее.
«Пусть попробует потягаться с профессионалом — легче приручить можно, а мне она ручной нужна», — Шварц, перекатившись в сторону с линии Марининой атаки, жестко схватил девушку одной рукой в удушающий захват, отчего та только и могла, что жалобно хрипеть, приоткрыв рот.
Одновременно Шварц перехватил Маринину руку, сжимавшую лампу и, безжалостно сдавив до хруста в костях кисть, прижал ночник к груди жертвы. К несчастью, шнур оказался слишком длинным и не выдернулся из розетки при ударе, а лампа продолжала гореть, страшно подсвечивая снизу лицо бандита и обжигая нежную кожу девушки под разорванной футболкой.
Шварц только щерился своими гнилыми зубами и тихонечко постанывал, словно от неимоверного удовольствия, напоминая страшного терминатора из американского ужастика. Когда Марина от боли и удушья начала терять сознание бандит прошипел: «Что, плохо понимаешь, в Зину Портнову поиграть захотелось? — Сейчас я тебе покажу, что бывает с глупыми пионерами», — и резко сдавил шею…
Марина очнулась от того, что ее кто-то, как бы ласково трепал по щекам:
— Давай, лапонька, приходи в чувство, открывай глазки, девочка.
Она находилась на полу, прикованная невесть откуда взявшимися наручниками к крайнему звену батареи. Наручники Шварц постарался затянуть потуже, так, что Марина могла едва шевельнуть пальцем. Она инстинктивно попыталась крикнуть, но, едва открыв рот, получила по нему сильный удар ладонью.
— Молчи, с… Молчи, смотри и слушай. Сейчас ты видишь не себя, а братца своего долбанного (снова — удар по губам). Прямо отсюда я звоню во Львов, и с ним начинают работать по сценарию. Порнуху любишь? Да нет (удар по лицу), не ту, которую со своим козлом-актеришкой глядела, а другого класса. Высшего?..
Снова удар.
— Молчи, зараза, пока говорить не разрешу. Знаешь, есть такие кино про про всяких чикатилл импортных? — Сейчас я с тобой потренируюсь, а на Украине — мои «петухи» с твоим мелким выродком, — Шварц, достав из буфета вилку, ткнул ею Марину сзади в джинсы и начал давить все сильнее и сильнее, — Представляешь, как в твоего мальчика будет входить такой инструмент: «Кушать подано»?..
Шварц вдруг выпрямился и резко ударил Марину ногой в солнечное сплетение, отчего Марина враз задохнулась.
— На колени! На колени, кому сказано?!
И сразу же снова удар, теперь — сверху, по почкам.
Марина не успела бы ответить, даже, если бы хотела это сделать: удары в самые незащищенные места сыпались один за другим. Она даже не могла представить, что такое может произойти с ней наяву. То, о чем чуть не ежедневно пишут газеты, когда-то казалось кошмарным сном. А сейчас это была явь. Марина только беззвучно всхлипывала, даже не плакала, скорее, подвывала, как затравленный зверек, а Шварц продолжал издеваться над ней, не переставая поучать.
— Встала в стойку? — Хорошо, урок пошел на пользу. Сейчас будем делать минет. А твой Петенька умеет? — Отвечай, с…!
Марина только беспомощно мотнула головой.
Шварц схватил ее за волосы, накрутив их на руку, дернул голову назад и ткнул вилкой в десну, отчего во рту сразу стало солоно:
— Сначала мы Петеньке его зубки повыковыриваем… Во-от так… Ой, какие у тебя крепкие клыки. Ну, ничего, у мальчика молочные — они хорошо пойдут… Или он дядям будет делать по-хорошему, не кусаясь? А?..
Марина от боли, ужаса и унижения уже только неопределенно стонала, голова раскалывалась от стучащей в висках крови и сознания своей полной беспомощности против садиста. Никто и никогда ей не сможет помочь. Никакая милиция не успеет спасти Петеньку! Все, что захочет этот ублюдок он будет вытворять сначала здесь, а потом (господи, об этом даже думать невозможно!) — там, во Львове! Какая дура, ну почему я не сделала сразу, о чем он говорил!.. Петенька, братик мой маленький, ведь ничья жизнь не стоит твоих мучений… И никто не поможет…
Шварц, все сильнее наматывая волосы Марины себе на руку, потребовал:
— Хочешь чтоб братец это делал? — Я сейчас позвоню…
— Не-ет, — всхлипнула из последних сил девушка.
— Тогда ты вместо него. Сама и нежно. Поняла? — Давай, работай. Сначала ласково достань его, — Шварц придвинулся поближе к батарее, чтобы Марина могла достать пальцами скованных рук пуговицы на его джинсах. Марина, окончательно потеряв способность сопротивляться, безвольно попыталась расстегнуть их и снова потеряла сознание…
Когда она пришла в себя, то руки уже были свободны от наручников, а Шварц сидел неподалеку на стуле и как бы участливо смотрел на пленницу.
— Видишь, как бывает с непослушными? — Он горестно вздохнул. — Я — человек добрый, только намекнул, а ты понять меня не захотела. А ведь мог бы и лишить (кхе-кхе!) иллюзий. Теперь-то хоть будешь себя хорошо вести или, может, лучше продолжим?
Марина, шмыгнув носом, замотала головой.
— Ну, вот и хорошо. Главное, чтобы ты поняла раз и навсегда: деваться тебе некуда. Деньги ты взяла чужие? — Взяла. Истратила? — Истратила. На каких условиях деньги тебе давались, не спросила? Значит, делай, что велю, — Шварц ткнул указательным пальцем в сторону Марины, и она непроизвольно сжалась…
— Да, не трясись ты. Пока. Сработаешь нормально — и жить будешь, и денег дам. А нет… Так ты радуйся, что я сам к тебе по знакомству зашел, а не быков послал, а то уже подверглась бы торжественному поруганию с помощью той же вилки и прочих предметов… В общем, давай, иди умывайся, приводи себя в нормальный вид, а завтра поутру поедем с тобой за город. Кстати, а что ты рассказывала своему Пинкертону?
— Какому Пинкертону? — Непроизвольно переспросила Марина.
— Ты что, опять за старое? — Я про Нертова говорю и, — на недоуменный взгляд Марины, — про Алексея Юрьевича.
— Да я… да я просто… у Марины опять подкатил к горлу комок… Он пообещал помочь узнать о смерти Паши…
— Не хнычь ты, сказано, успокойся. На вот, воды выпей… Да не бойся же: сказано, больше трогать не буду. Мы ведь с тобой партнеры теперь. Правильно?..
Марина, едва сдерживая рыдания, чуть кивнула.
— А жизнь она, понимаешь, вещь сложная. Мало ли, что тебе делать не хочется. Может мне тоже. Но надо. Поверь, лапонька, так надо. И так будет лучше для всех. И для тебя, и для брата твоего… Не рыдай же — никто его не тронет, пока ты дурить не станешь. А с сыщиком этим не связывайся — я лучше его по своим каналам посмотрю, что там приключилось с твоим бывшим… Считай, что это тоже входит в счет партнерства. Все, истерика кончилась? — Тогда давай готовься ко сну и к завтрашней поездке, а я пошел…
После ухода Шварца Марина залезла в ванну, долго там сидела, как бы пытаясь смыть весь ужас и грязь прошедшего дня, и думала. Она думала о том, что ей никто не сможет помочь и теперь, чтобы спасти своего брата, придется подчиниться этому бандиту. «Никто не поможет. Даже Алексей». Впрочем, мысль, откуда Шварцу известна фамилия Нертова была сейчас для Марины не главной. «Придется подчиниться или…» Она с тоской смотрела на бритвенный станок, валявшийся в ванной наверное еще со времен прежнего владельца комнаты и представляла, что скоро для нее все кончится. Все…
* * *
Нертов прослушал запись разговора Марины со Шварцем лишь под утро. Начальник службы безопасности, когда ему доложили о происшедшем, едва смог сдержаться, чтобы не наорать на подчиненных, не вышвырнуть их с работы. Если в день первого визита Шварца прокол с поздним началом прослушивания еще можно было простить (кто ж знал, что все так серьезно?), то сегодняшний вечер не вписывался ни в какие рамки. Единственное, почему Алексей не принял сразу же решительных действий в сотрудников — то, что они честно рассказали о проколе. Хотя решение все равно принимать следовало. Только позже, так как на сегодняшнее утро новых людей все равно найти было бы сложно.
Из рассказа двух наблюдателей из микроавтобуса выяснилось, что сначала они решили «раскинуть» дежурство: один ушел по личным делам в середине дня и должен был вернуться к часу ночи. Другой же, недавно принятый на работу Игорь, собирался поехать к своей подруге ночевать. Но перспектива встретить бой-фрэнда слишком поздно подругу не устроила, она закатила Игорю скандал по телефону и заявила, мол, или ты приезжаешь как все нормальные люди вечером, или до свидания.
Игорь выбрал первый из вариантов и, заперев микроавтобус, благо у напарника тоже были ключи, около девятнадцати часов отправился на свидание. В результате во время визита Шварца лишь безотказная техника фиксировала все происходящее в квартире…
Нертов очередной раз прослушал запись. Голос мужчины казался до боли знакомым. Только Алексей не мог сообразить, где слышал этот кхекающий смех. Он знал, что обязательно должен вспомнить, кому же принадлежал голос, но память, как на зло, подводила. За то записанная информация представляла и другой интерес: очевидно, что ни о каком сговоре Марины с ее визитером говорить не приходилось. Девчонку явно запугивали и шантажировали. Причем, речь шла именно о больших деньгах. «Полученных в результате убийства Македонского и хищения в его квартире»? — Вдруг мелькнула шальная мысль, но Алексей ее тут же отбросил, решив, что с Мариной все-таки следует откровенно поговорить. Но только после того, как она еще раз встретится со Шварцем, чтобы была возможность не упустить бандита.
К утру машины наружного наблюдения обосновались у дома Войцеховской, а на подоконнике второго этажа марининой парадной надолго пристроилась «влюбленная» парочка, поддерживающая связь с коллегами из «наружки»…
