Эпилог

К середине осени выдалась целая пригоршня пронзительно-синих дней. Жара, наконец, сменилась сиреневатым послеполуденным туманом, пятипалые листья сикомор стали ярко-оранжевыми на фоне пыльных белых стволов, холмы покрылись красным и золотым румянцем. И апельсины в тот год удались как никогда. Празднично и праздно вспыхивая то и дело в густой, солнцем залитой листве, они были похожи на фонарики, вывешенные щедрой рукой под праздник.

Лора и Карл брели по Острову, сцепившись переплетенными пальцами рук, как если бы боялись, что один из них может внезапно потеряться.

Они оба оказались моногамны в этом браке, абсолютно моногамны, практически на грани с аутизмом. Только вчера разъехалось все их огромное семейство — четверо детей (Лора дважды родила двойню), дюжина внуков и полдюжины правнуков. Вся эта веселая орава приезжала на празднование 60-летия их брака. Навезли, как принято, кучу бесполезных подарков, которые складывались и раздавались в праздники населению с ближайшего материка. Праздновали и веселились почти неделю, так что сейчас оба были довольны остаться, наконец, вдвоем.

В течение своей долгой островной интерлюдии они уже так привыкли жить наедине с сокровенной сутью Острова, лицом к лицу с природой вообще и с природой времени в частности, что любое общение с миром и людьми было им утомительно. И это не было результатом их преклонного возраста — Лоре было за 90, Карлу 115 — только между собой они могли жить-парить на грани между сном и реальностью, между живой жизнью и сонмищем образов. День за днем, удар за ударом сердца они предавались воспоминаниям прожитого и непрожитого, случившегося и возможного, снова и снова переживая, пробуя на вкус терпкие, как горькая трава, вяжущая рот, события реальные и вспышки неких озарений — доискиваясь до смысла. Смысл дразнил и ускользал, чтобы потом вернуться и расшифроваться в их снах, которые, впрочем, быстро забывались. Лора по привычке ворчала на Карла. Тот, в ответ, то и дело подносил ее руку то к своей щеке, то к губам.

— Господи, какой же ты стал старый! Мы уже целую неделю не забавлялись в постели. И ты уже давно не массируешь мне ступни, твои руки ослабели.

— Ты, ангел мой деспотичный, тоже не девочка, а тиранишь меня, как пубертатный подросток. Над нами уже правнуки забавляются — я подслушал разговор. — И он в очередной раз нежно приложился щекой к ее руке.

— Как же ты мне надоел! Еще и похрапывать во сне стал. И с собаками своими лобызаешься больше, чем с внуками.

— А я с каждым днем с тобой все счастливее.

— Врешь! — засияла она глазами.

— Не больше, чем ты, любимая, — улыбнулся он и поцеловал ее руку. — Самое важное в отношениях с женщиной — умирать в ее объятиях, чтобы каждый раз рождаться заново. Это никогда без любви не происходит.

— Не понимаю, как живут люди, обитая в постоянном настоящем — прошлое для них мертво, а вместо вечного будущего одни только глупые желания и страхи, — сказав это, Лора почувствовала вдруг, как праздные мысли в ее голове, которые до этого брели, спотыкаясь, омываясь океаном и вечной любовью Карла, исчезли, сменившись острой настороженностью.

— Тем более что настоящее, — это вроде приснившегося роскошного блюда, изысканного и манящего, которое исчезает из-под носа прежде, чем успеешь попробовать хоть кусочек. — Карл по-прежнему находился в приятном расслабленном состоянии духа.

— Тайная вера в собственное бессмертие — сокровенное ожидание молодости. Тайная боязнь собственного бессмертия — сокровенное знание старости. Всех что-то мучит. Один ты умеешь оставаться беспечным.

— Хорошо мне, я люблю тебя любовью вечной — иначе тебя любить нельзя. А как быть всем остальным, со своими проходящими, преходящими партнерами вместо единственной возлюбленной? Вот они всего и боятся.

Что касалось их двоих, они оба, и Лора и Карл, научились терять счет времени и растягивать каждую секунду до вечности. Отбрасывая сознание и мысли, пребывать в этом потоке.

В этот момент им, одновременно, послышался шум крыльев где-то наверху, и, подняв глаза к небу, Лора и Карл увидели там порхающую в лучах заходящего солнца птицу в чудесном оперении. Снизившись, она повисла в воздухе на уровне их голов и оказалась никакой не птицей, а живым синим глазом, обрамленным разноцветными сияющими ресницами.

Лора сразу узнала и вспомнила Беа. Как если бы они не расставались на целых шестьдесят лет.

— Ну здравствуй, сестра моя, — пропела Беа в голове у Лоры. — Вот и пришла пора нам снова встретиться. Надеюсь, ты на меня больше не в обиде.

— Я рада тебя видеть, — ответила Лора. — И догадываюсь, зачем ты появилась. Наш срок пришел?

— Вот именно. Но только если вы оба го-товы.

Карл, впервые в жизни встретивший в природе живой глаз, совершенно этому явлению не удивился. Больше того, каким-то непонятным образом он услышал произошедший диалог. В следующее мгновение одной яркой вспышкой перед ним пронеслась вся история Лоры-Беа-Агаты, как если бы он тоже был ее участником, но забыл, как забывают интересный сон, чтобы потом неожиданно во всех деталях его вспомнить.

И Карл немедленно понял, о каком «сроке» идет речь. И это понимание не только его не испугало, но и показалось абсолютно нормальным и правильным. И в тот же самый момент он совершенно точно понял, что готов.

Nihil sub sole novum — в бесконечности времени любое действие обращается в ничто, — пролетела у него в голове мысль.

Беа порхала вокруг них мерцающей бабочкой, слыша, чувствуя и оценивая происходящее в их душах. Она больше не имела права на ошибку.

— Похоже, вы действительно готовы, — нежно пропела Беа. — ТАМ тоже готовы вас принять. Вместе. Единой субстанцией. Вы заслужили это вашей земной любовью. Если вы согласны на «переход», вам остается только подать мне знак.

Лора и Карл совершенно точно поняли, о каком «знаке» идет речь. И они, не колеблясь ни секунды, его подали.

В следующее мгновение маленький мальчик, упоенно скакавший невдалеке верхом на прутике, изумленно застыл. Прямо на его глазах исчезли два человека, до этого мирно гулявшие, держась за руки. Сначала они сделались прозрачными и, затрепетав в воздухе и не расцепляя рук, превратились в два маленьких облачка, которые закружились в медленном танце под музыку легкого налетевшего ветерка. Через несколько коротких минут облачка просто исчезли, растаяв в наступающих синих сумерках.