Рюген недолго оставался командующим – новый приказ императора, и Румянцев покидает Малороссию, принимая командование. Обиды? Никаких – Игорь здраво оценивал свои силы и считал себя полководцем весьма грамотным, но – до Петра Александровича было ему далековато…

Ну и ещё один момент – Грифич всё-таки не имел русского гражданства, что было бы вовсе уж нелепо – сам всё-таки коронованный правитель и даже гражданство Германской империи у него скорее условно-добровольное, символическое. Понятно, что пост главнокомандующего даже при прочих равных лучше было доверить своему.

Разобравшись с делами и снова свалив обязанности квартирмейстера на Потёмкина, – в этот раз тот был назначен заместителем уже официально, и Игорь обещал похлопотать за него в Петербурге и выбить наконец чин генерал-поручика. Особых препятствий для этого не было – Пётр с симпатией относился к рослому гвардейцу и ценил того достаточно высоко. Поскольку Румянцев тоже подписал прошение о повышении в чине, то…

Суворов? Рано пока – император не слишком-то его любил, помня о грехах отца-заговорщика. Ну и, откровенно говоря, – не потянул бы пока Александр Васильевич… Он и так-то перескочил из полковников в генерал-майоры за короткий срок и… Заносило гения временами, заносило… Не привык ещё.

В Петербург отправились вместе с Павлом – сопровождать гроб с Минихом, участвовать в торжествах и похоронах и решать другие проблемы. Во-первых – накопились кое-какие дела в Департаменте, требующие его личного участия – от поста его никто не освобождал. Во-вторых – нужно было обговорить с Петром Фёдоровичем великое множество вопросов, и в-третьих… Операция с Воронцовым вступала в решающую фазу, и личное присутствие было очень желательным.

Путешествие было тяжёлым, но скорее морально – гроб с генералиссимусом, несмотря на ухищрения, ощутимо попахивал, а это сильно давило – особенно на цесаревича. Тот впервые понял по-настоящему, что люди смертны, и чины, звания и регалии тому не препятствуют.

В остальном же… Наследник как-то на глазах возмужал, и теперь даже попаданец не мог мысленно называть его подростком – юноша, молодой человек, но никак не подросток. Серьёзные глаза человека, не раз видевшего смерть и лично водившего людей в атаки; привычка отвечать за благополучие десятков тысяч людей – причём отвечать не в каком-то сакральном смысле, а непосредственно – как адъютант Миниха, как один из заместителей квартирмейстера, как цесаревич в конце концов…

– Давно мы всерьёз шпагами не звенели…

– А пожалуй, – согласился Померанский с Павлом. Поскольку остановились они в Твери, где был нормальный фехтовальный манеж, то и двинулись туда. Пусть тренировочное оружие с доспехами они постоянно возили за собой, но устраивать каждый раз нормальную площадку проблематично – проще воспользоваться готовой.

Пришли небольшой компанией – меньше тридцати человек… И да – для людей их положения это и в самом деле была небольшая компания – свитские, телохранители, старшие офицеры.

– Ваше высочество, – нервно раскланялся лысоватый фехтмейстер с Павлом и, обернувшись к Рюгену: – Ваше высочество…

– Без чинов, мастер, – успокаивающе сказал Рюген, – мы такие же адепты, как и остальные.

Привычно размялись, вызвав бурный всплеск осторожного интереса мастера и мониторов. Померанский, заметив его, привычно начал читать лекцию:

– Что настоящий фехтовальщик должен быть достаточно гибким… уф… и быстрым, вы и так знаете. Так все упражнения, что мы сейчас делаем, как для… ффу… этого. Они могут… показаться вам… излишне жёсткими и избыточными… Но я считаю их важными… Ффу… Смотрите, может быть, что почерпнёте и для себя.

Адепты и без того были прекрасно знакомы с гимнастикой, но мостики, шпагаты, приседания и отжимания на скорость, выпрыгивания, акробатические трюки?! Однако видя, что сам цесаревич выполняет их привычно, задумались…

В качестве уже «настоящей» разминки выполнили «Большой Салют» и надели доспехи. Миг – и противники зазвенели клинками. Постепенно скорость увеличивалась и увеличивалась… Павел фехтовал то против Наставника, то против Юргена и Тимони… Один на один и двое на двое, один против нескольких… Словом – не столько дуэльный вариант, сколько боевой. Ну, Грифич с трудом мог представить ситуацию, где Павлу… да и ему выпал бы шанс на настоящий поединок. А вот битва и тем паче – покушение… Это выглядело весьма реально.

– Да, господа, – много слышал о вашем искусстве, но видеть такое… Это совершенно другой уровень.

С этими словами швейцарец-фехтмейстер склонил голову. М-да… Как выяснилось, Игорь слегка утратил связь с реальностью и просто не осознавал – насколько он превосходит остальных по физическим показателям. Более того – осознанно или неосознанно – он «тянул» за собой остальных и… Как выяснилось чуть позже, тот же Никифор, будучи уже далеко не мальчиком, на равных фехтовал со швейцарцем – и это не с учётом относительно недавней раны старого вояки. Остальные свитские офицеры Померанского фехтовали как минимум не хуже, а Павел разгромил иноземца со счётом восемь-два.

Посещение фехтовального манежа и столь феерический результат в сочетании с традиционными байками вояк из серии «Я один тыщу турок набил» сделали своё дело. Поскольку солдаты хвастались не только своими подвигами, но и подвигами начальства (да мой командир сильнее твоего, а значицца – и я сильнее тебя!), то есть и цесаревича в том числе, вышло немного неудобно – горожане поверили, и по Твери заходили совершенно «правдоподобные» истории о том, как Павел едва ли не в одиночку брал города и гонял турок. Люди верили…

Петербург встретил героев не слишком удачно – попытки одновременно праздновать победу и оплакивать прославленного генералиссимуса и так достаточно сложны, а поскольку организацией занималась сама императрица, не имевшая какого-то художественного вкуса, то и вышло… эклектично.

Нельзя сказать, что ОЧЕНЬ неудачно, но… Она привлекла ещё и подруг-фрейлин-родственниц и, судя по всему, главной задачей для них было – понравиться повелительнице, а не «сделать хорошо». Впрочем, проглотили – кое-какие моменты были достаточно интересными, а большей части публики, включая вельмож, достаточно было салютов, музыки и театрализованных представлений.

А вот разговор с Петром не задался…

– Потёмкина, говоришь? Нет, мне он тоже глянулся, но хочу тебя услышать.

– Администратор больно хороший, да генерал грамотный – похуже Румянцева, но не слишком. Ну а как генерал-губернатор точно будет не хуже – не сразу, конечно, а со временем.

– То есть ты предлагаешь новые земли отдать под его управление? – уточнил император.

– Не сразу. Сперва объединить их с Малороссией под управлением Петра Александровича, а самого Григория Александровича сделать вице-губернатором. Как опыта наберётся, так и пустить его в самостоятельное плавание.

Император обещал подумать и отпустил Рюгена. У обоих после беседы было чувство неловкости – пусть и разговаривали нормально, но былая лёгкость ушла. Видимо, тот скандал с обвинением в воровстве и некомпетентности, когда Пётр не встал с ходу на защиту Грифича, всё-таки дал о себе знать, и дружба ушла…

Павел после праздников был в скверном настроении – он решил навестить мать, томящуюся в монастыре, и нарвался… Женщина оказалась сильно нетрезвой и высказала много чего. Прежде всего – что никаких материнских чувств она не испытывала и нужен он был только как некий символ того, что она имеет право оставаться женой Наследника-императора, а после – самой сесть на трон.

Было или правдой, или обычными разговорами обиженной на всех женщины, сказать сложно, но на молодого человека такие откровения произвели самые тягостные впечатления…

– Брось, – нарочито равнодушно махнул рукой развалившийся в кресле Померанский, – ты и так знал, что она не образец материнской любви, а тут ещё и озлобилась да уязвить тебя захотела посильней.

– Меня-то за что?!

– А за всё. За то, что ты успешен, любим народом… Это она должна быть такой! То есть она так считает.

– М-да… – протянул несколько… не столько успокоенный… Но настроение цесаревича стало философским.

– Хреново, конечно, – скривился Игорь, – но нам ли её жалеть? То, что она твоего отца убить планировала… Планировала, точно тебе говорю – намёков она достаточно раздала, так и говорить не о чем. Отца твоего – убить, ты нужен был только для «строгания» внуков… И несмотря на это, император обошёлся с ней весьма милостиво – сам же видел личные апартаменты и прислугу. Да и жизнь она ведёт не слишком-то монашескую, несмотря на постриг. Из монастыря выходить нельзя, да мужиков водить, а остальное…

– Да всё мне понятно, – кисло ответил Наследник, – но всё равно мать…

В общем, впечатления от приезда в столицу у Вольгаста были не слишком-то радужные. Единственное исключение – семья. Он соскучился по детям и сумел наконец-то увидеть второго сына, соскучился по жене, по тестю…

К сожалению, времени на общение с близкими было не слишком много – его отнимал Департамент, продолжающиеся (хотя и более вяло) праздники, армейские дела, общение с императором и Наследником… А главное – Воронцов. Операция по его устранению входила в завершающую фазу.

Никакого стрелка или человека с кинжалом – только яды. Александр Воронцов пусть и потерял былое влияние из-за слишком… легкомысленного отношения к государственной собственности, но он всё ещё оставался братом императрицы и племянником канцлера, а помимо того – главой российских масонов.

Словом, следили за ним очень и очень серьёзно и любой лакей проходил всестороннюю проверку, работая обычно сразу на несколько господ. Можно, конечно, – агентура у Грифича была более чем серьёзной. Вот только риск был слишком велик, а тем более – вражда их была хорошо известна и в случае смерти Воронцова Рюген автоматически подпадал под подозрения.

Пришлось выстраивать многоходовку, чего он откровенно не любил. Не любил потому, что чем больше деталей, тем больше шансов, что всё пройдёт не так, как надо. Однако и сторонником прямолинейной тактики Грифич не являлся, излюбленной его манерой была «стратегия непрямых действий», когда в два-три хода противнику ставился «мат» – желательно чужими руками. И желательно – чтобы все ходы по отдельности были совершенно невинны.

Здесь же пришлось выстраивать сложную схему из целой серии таких вот «непрямых действий». Сперва нашли слабое место – посредственную потенцию, затем раздули из этого целую проблему. Ну а на нервной почве оно и в самом деле… повисло. Далее была сложная психологическая игра – и вот здесь спасибо психологам из двадцать первого века, у которых попаданец многому научился, когда сам был их клиентом – и в результате представители еврейской общины Петербурга подвели к нему юную (но дааалеко не невинную) деву из своего народа, подвели сами, достаточно было только лёгких намёков.

Дева эта кое-какими ухищрениями заставила агрегат работать и психологически «привязала» Александра Воронцова к себе. Ну а далее – шпанская мушка и прочие препараты, да диетическое питание – столь же «полезное» для внутренних органов. Игорь, как бывший спортсмен, очень неплохо знал основы диеты и влияния пищи на здоровье.

«Вбросы» были точечными, аккуратными, пусть и заняли больше времени, чем хотелось бы. Но… теперь никто не сможет связать смерть Воронцова с Рюгеном, а что смерть близка, это принц понял при первой же случайной встрече с Александром Воронцовым во дворце.

А самое приятное – удалось оставить «следы», которые приведут в ту самую еврейскую общину (никакого антисемитизма – а вот не надо было перехватывать контракты у кораблей Померанского!), а затем к пруссакам. На последних Грифич возлагал особую надежду – Пётр и так невзлюбил их после не слишком удачных итогов Семилетней войны, а тут ещё и смерть какой-никакой, но родни… Главное же – в этом случае Рюген сможет осуществить проект «Померания».

В конце сентября Воронцов умер.