Глава 11
– Даа, – с оттенком зависти протянул Павел, – хорошая битва вышла.
– Ничего хорошего, – поморщился бесцеремонно развалившийся на ковре Тимоня – сидели «без чинов», а денщик давно уже стал «своим» даже для Наследника.
– Ничего хорошего, – повторил он, – обычная бойня. Это как… работа, что ли. Куража никакого, только кровища и вонища.
Цесаревич покосился на Наставника, и тот кивнул:
– Всё верно – татары не тот противник. Если бы у них была возможность для маневра – да, кровушки могли попить, особенно ежели в степи. А тут… Сам видел – наши кони насколько выше да тяжелее, да выучка.
– Всё равно, – вздохнул подросток, – битва была.
– Тю! – удивился Потёмкин, – это разве битва? Тебе же сказали – бойня. Ты вон за эти недели успел в перестрелках поучаствовать, да схлестнулся пару раз на клинках с поляками (гвардеец умолчал, что страховали Наследника в эти моменты так…), так там действительно опасно было, а тут…
* * *
– Мой! – заорал Павел, поворачивая коня на богато одетого конфедерата, отряд которых повстречался русскому разъезду.
Потёмкин спорить не стал, но быстро подал сигналы остальным членам отряда – прикрывать Наследника. Уровень конфедератов как бойцов был достаточно высок, но в отряде Павла по вполне понятным причинам собрались только бойцы высочайшего класса.
Нельзя сказать, чтобы подростку не грозила опасность, сабельный бой – штука непредсказуемая, и одна маленькая оплошность может стоить жизни. Недовернул руку, слишком сильно подал коленом коня, попалась сусличья нора под копыта…
Битва быстро приняла индивидуальный характер – на первый взгляд. В реальности русские воины скорее играли с поляками, весьма умело выстроившись в грамотный боевой порядок, выглядевший хаотичным только на первый взгляд.
– Дзанг! – И Григорий Потёмкин ленивым движением отбивает карабеллу седоусого поляка с красным от длительного употребления алкоголя лицом и носом с характерными прожилками.
– Пся крев! – визгливо орёт тот и начинает размахивать клинком с удвоенной энергией. Мастерство присутствует и техника у ляха отменная, но… свою роль играет многолетнее пьянство шляхтича, и Потёмкин со скучающим выражением лица отмахивается ещё раз – один из лучших клинков гвардии всё-таки, после чего следует неуловимое движение кистью и голова усача катится под копыта коней.
Тимоня со «своим» противником решил поиграть…
– Пан Мелкий Хрен! – глумливо заорал он. – Я недавно от твоей жены, утешал заранее!
Грубо? Да, но с поляками такие вот перебранки почему-то были едва ли не нормой – два родственных народа накопили слишком много обид и взаимных претензий.
– Лайдак! – хрипло отвечал поляк, свирепея на глазах. – Тимоня мог даже обычные слова сказать таким глумливым тоном, что получалось настоящее оскорбление. – Пёсий сын, хлоп! В хлеву родился…
– Дзанг! – умело отбил лях выпад денщика попаданца и сам попытался достать Тимоню, но тот откачнулся корпусом, пропуская саблю шляхтича. Затем кони слегка разошлись и продолжился диалог…
– В хлеву родился, на подстилке соломенной…
– Иисус наш тоже в яслях родился, – со смешком парировал русич, – как и я.
– Хлоп!
– Был хлоп, а ныне – дворянин русский, да с поместьем! Саблей своё у судьбы отбил, а не от мамки шлюховатой получил «За особые услуги» магнату.
– Пёс! – Вряд ли Тимоня попал «в точку», но всё-таки задел противника, и тот подал коня вперёд, переводя длинный, почти «шахматный» поединок в смертельный короткий «клинч».
– Дзанг-дзанг-дзанг! Пёс… Курва… – и шляхтич сполз с седла.
Игорю достался предводитель отряда – мужчина лет тридцати с жёстким лицом профессионального воина.
– Я из семьи Потоцких, – высокомерно представился он.
– Грифич, – равнодушно-вежливо ответил попаданец. Лицо поляка моментально покрылось испариной – слава лучшего бойца Европы заставляла опасаться… Но Потоцкий быстро собрался и начал азартно наседать на Вольгаста – что-что, а трусами представители польской шляхты бывали редко.
– Хха! – Лях сделал выпад, вытянувшись всем корпусом и…
– Аа! – с ужасом закричал, глядя на отрубленную руку.
– Вжих! – И переносицу Потоцкого прочертила кровавая полоса. Готов.
Матеушу из мазурской шляхты, прибившемуся к Померанскому года три как, особенно повезло – «Волк» встретил старого недруга семьи и рубился с особенным ожесточением.
– Иуда! – выплюнул немолодой поджарый поляк с длинными роскошными усами в лицо молоденькому Матеушу.
– Тебе ли о том говорить, пан Збышек.
– Нна! Дзанг-дзанг-дзанг! – И снова лошади идут по кругу, а противники ожидают удачного момента для атаки и ведут беседу…
– Твоя семья у моей поместье отняла, а Иуда – я? Бога побойся, пан Збышек.
– То наши дела, шляхетские, а вот почему ты против Ржечи Посполитой пошёл, предатель?!
– Ой ли? А не ты ли вместе со шведами страну грабил? А я, пан Збышек, в сём похабсте не участвовал… А я ведь не поляк, а мазур.
– Пёс! – И лях выхватывает пистолет.
– Нна! Иго-го!
– Бах!
Матеуш, пришпорив своего коня и оказавшись на расстоянии сабельного удара, «сбивает» прицел.
– Нна! – И Збышек падает, разрубленный до середины груди. Сам мазур держится на плечо.
– Зараза! Зацепил всё-таки!
– Серьёзно? – встревоженно спросил Рюген.
– Нет, княже – по краю, просто мясо пуля выдрала, болеть теперь недели две будет.
Поединок Потёмкина прошёл быстро и буднично – рослый гвардеец, вооружённый к тому же кирасирским палашом, незамысловато отбил тяжёлую, но достаточно короткую саблю и сделал выпад, пронзая тому горло. Григорий по сути даже ничем не рисковал в поединке – разница в длине клинков и рук было уж очень велика.
Примерно так же обстояли дела у остальных членов отряда. Исключением был разве что Павел, рубившийся с самозабвенным азартом.
– На! На! – выкрикивал тот при каждом замахе, наседая на крепыша средних лет с обречённо-злым лицом. Но несмотря на юный возраст, разница в классе была очень велика. Поляк отмахивался очень умело, но это было умение опытного рубаки-кавалериста, а техники именно поединщика ему не хватало.
– Вжих! – И рука ляха закровоточила, Павел зацепил ему предплечье кончиком гибкого клинка. Получив ранение, враг собрался, сжав тонкие губы в полоску и прищурив серые глаза, начал отбиваться сосредоточенно. Вот…
– Дзанг! – Лях уловил момент и попытался атаковать цесаревича. Тот умело уклонился, заплёл вражескую саблю своей и прочертил на лице у поляка кровоточащую полосу.
– Эх, – с досадой проговорил подъехавший к князю Тимоня, – силёнок не хватило парню, так бы выбил у шляхтича клинок.
– Понятное дело, – согласился Игорь, не отрывая немигающих глаз от поединка, – новик ещё, а супротивник у него хоть и не блещет мастерством, но эвон какой… квадратный.
Поляк тем временем начал то ли слабеть от потери крови, то ли просто запыхался. По крайней мере, движения его замедлились, а дыхание стало тяжёлым. Павел провёл несколько пробных атак, не доводя их до конца, а затем резко тронул коня шпорами, от чего тот подался вперёд, толкая грудью коня крепыша-поляка.
– Сейчас! – негромко сказал Рюген, и Павел как будто услышал Наставника, привстал в седле и чуточку картинным движением смахнул голову ляха с плеч.
– Как я его, а?! – возбуждённо спросил подросток у телохранителей, уже покончившими со «своими» конфедератами.
– Недурственно, – оценил Потёмкин на правах временного командира, – горячился сперва, но для первого боя – отменно.
Павел расцвёл – и никаких переживаний о первом собственноручно убитом у него не было. Только гордость!
* * *
Своего подопечного Померанский «обкатывал» под усиленной охраной (обычно не слишком заметной) в разных ситуациях. Прежде всего – воспитать в цесаревиче воинский дух, привить умение смотреть в лицо опасностям. Затем – сделать его «родным» для вояк. Для этого Игорь отправлял его в «командировки» в самые разные полки – так, чтобы была хотя бы видимость какой-то опасности – пули там посвистывают, орудия бу́хают…
Результат был – солдаты жутко гордились, что цесаревич сражался рядом с их однополчанами, и всячески это подчёркивали. Таким образом они становились как будто ближе к нему, да и он к ним тоже. Получался этакий «вариант-лайт» боевого братства, полезный как солдатам – чувство гордости и некоей «избранности» в сочетании с тем фактом, что подросток воспринимал всё очень серьёзно и старался заботиться о «своих» солдатах. Полезно и Павлу – вооружённый переворот в пользу кого-то другого с каждым днём становился всё более сомнительной идеей…
Да и для имиджа неплохо – когда будущий император может честно сказать, что дрался плечом к плечу с уланами-драгунами-кирасирами-егерями и т. д. Эпоха рыцарства, когда правители вели войска в бой самостоятельно, потихонечку уходила, но правители-рыцари ценились.
А собрались-то в шатре потому, что пили… Устали. Постоянная ответственность, грязь, кровь, вылазки в тыл врага… Ну, у Павла вылазок не было, но для его возраста и имеющихся впечатлений вполне достаточно. И у всех – большая битва впереди. Пусть уверенность в победе была у каждого, но вот уверенности в том, что ты останешься жив… С этим хуже.
Вообще-то пьянство в прифронтовых условиях не одобрялось, но в некоторых случаях смотрели сквозь пальцы, особенно если не выпячивать это самое пьянство, а сам ты относишься к высшему командному составу… Компания собралась небольшая, но интересная – сам Рюген, Павел… И не надо тут о спаивании подростка (!), в это время пить вино начинали в гораздо более раннем возрасте… Тем более что в данном случае это был скорее антистрессовый препарат.
Были Потемкин, Тимоня, Никифор, Аюка, Суворов, Каменский, Осип Харин – тот самый драгунский полковник, что подал Грифичу дельную мысль, да и потом не оплошал. Было ещё несколько вояк разных рангов – в основном из свиты Рюгена. Пили немного – не столько пьянство, сколько разговоры, песни, байки… Словом – проветривали мозги как себе, так и цесаревичу. Тот вчера рубился на саблях с одним из польских конфедератов и впервые убил человека. Пусть в восемнадцатом веке к такому относились куда проще, но всё-таки стресс.
– Забавное? – раздаётся тенорок Суворова. – Ну это когда с Фридрихом воевали. В Польше, кстати, дело было – помните ведь, что все стороны тут гуляли как хотели.
– Вестимо, – прогудел Никифор и блаженно зажмурился.
– Ну так вот, – не мылись недели этак две и грязь аж кусками отваливалась. А тут на речку наткнулись, да вроде как никого вокруг. Поставили часовых, да мыться. Без штанов все – благо, тёплышко было, хоть и весна ещё. Позже девки местные подошли да заигрывать с солдатами стали – за денюжку малую.
Генерал-майор замолчал ненадолго, поблёскивая лукавыми глазами.
– Не томи! – не выдержал Павел.
– Коль девки заигрывают, то у моих парней елдаки и того… по стойке смирно. А тут тревогу часовые кричат – нападение. Эт потом выяснилось, что пан местный решил подзаработать и полез к нам дуриком, не разобравшись – дворню свою вооружил, а их вроде как и много, но толку-то с них…
Похмыкали – пристрастие поляков к пышным свитам было известно хорошо, а уж сколько казусов возникало из-за этого…
– Коль тревога, – продолжил Александр Васильевич, – да враги рядом, то одеваться нет времени. Так что побежали мои солдатики на врагов со штыками наперевес и, гм… елдаками. И чего больше испугалась дворня, мы так и не поняли.
Хохот стоял оглушительный, но всерьёз эту историю воспринял только цесаревич – или сделал вид. На самом же деле подобные байки хоть и основывались обычно на реальных событиях, но приукрашивались потом нещадно. Так что это ещё так… Мягкий вариант.
Рассказывали истории, и очередь дошла до попаданца…
– Что-нибудь про Азию интересное, – попросил Наследник. Рюген считался в России (да и в Европе) большим знатоком Азии и Востока, но удивляться тут нечему – рассказы отца-афганца, да несколько путешествий в Турцию-Египет-Тайланд-Вьетнам, плюс телепередачи и книги. Вот и получалось, что о той же Индии Игорь порой рассказывал такое, что не знали и путешественники, побывавшие там.
Объясняли это просто – окружающие считали, что после того самого кораблекрушения, в котором погибла семья Грифича, уцелел не только он сам, но и отец. Поняв, что в живых его просто не оставят, старший Грифич рванул как можно дальше – и добежал до Азии.
В те времена там хватало всевозможных авантюристов, служивших как европейцам-завоевателям, так и местным властителям. Многие из авантюристов и сами становились правителями… Даже незнание языков этих стран Померанским воспринималось нормально – считалось, что он скрывает зачем-то своё знание, а позже он и так выучил арабский, турецкий и персидский, пусть и далеко не идеально. Другие же считали, что ему просто незачем было учить язык – некоторые отряды европейцев были очень велики, так что большая часть наёмников просто не нуждалась в знании более чем полусотни слов.
Мифы о пребывании Грифичей где-то в Азии ходили самые противоречивые, так что порой попаданец слышал на диво интересные легенды… Сам же он отвечал уклончиво – ну а как иначе? Если в самом начале он успел показать, что знает об этих странах – знание пряностей, отсутствие удивления при виде слона, кулинарный совет и так далее. Но подробно врать было нельзя – действительность века восемнадцатого сильно отличалась от действительного двадцать первого, так что попасться было легко. И да – из-за таких вот недосказанностей Грифичу приписывали порой знание каких-то страшных-сакральных-денежных тайн Востока-Азии…
И Рюген рассказал… Сперва – о пирамидах и сакральных знаниях, а когда глаза слушателей загорелись, перевёл разговор на Россию, где чудес было не меньше. Затем привёл примеры тех же пирамид в Отечестве и вообще – недвусмысленно дал понять, что история России и русских невероятно древняя и увлекательная.
Вроде бы мелочь, но воспитательный эффект даёт – подобный рассказ был далеко не первым, так что Павел теперь только улыбался, когда кто-то из собеседников-европейцев начинал рассуждать об истории и величии Европы. А такое отношение будущего императора значит немало…
Расходились слегка охмелевшие, пусть и выпито было немало. Но и закуска была солидная – умолотили столько… Местные вообще могли съесть невероятно много и неважно – являются ли они крестьянами или аристократией. Однако и поголодать пару-тройку дней – без особых проблем.
– А ты правда всё это видел? – робко спросил оставшийся в шатре подопечный.
– Не всё, – спокойно ответил попаданец, – о чём-то слышал от заслуживающих внимания людей, о чём-то читал.
Ну а как иначе объяснить телепередачи, Игорь не знал…
– А заслуживающие доверия… – начал было Павел.
– Доверяю почти полностью – что-то они могли просто понять неправильно или забыть.
Подросток задумался и замолчал – подобными откровениями Наставник нечасто его баловал, зато и помнил он их едва ли не дословно.
В предстоящем сражении под командованием Рюгена Миних отдал всю кавалерию. Дело не только в полководческих талантах Игоря, но и в психологии – если у пехотинцев генералы чаще посылали людей в бой, идя вперёд только в критических ситуациях (но шли – и не раздумывая!), то у кавалеристов было принято, что командир возглавляет атаку полка или полков…
Понятно, что во многом это был пережиток прошлого, но учитывая чрезвычайно высокий процент дворян в кавалерийских полках, то удивляться особо нечему – нужно было показывать и доказывать, что ты – «первый среди равных» – и никак иначе. Отсюда и некоторая специфика: к примеру – при назначении на более высокую должность учитывались не только знания тактики, опыт и происхождение (а куда без него в сословной-то среде!), но и личное мастерство. Так что офицеры в кавалерии ВСЕГДА были рубаками, наездниками, фехтовальщиками и стрелками сильно выше среднего – нельзя иначе.
Помимо того что дворяне должны были чётко понимать, что их ведёт настоящий воин, которому не зазорно подчиниться, так вставал ещё и вопрос выживания. Если командир «впереди, на лихом коне», то посредственный воинский уровень… До первого боя, короче говоря.
Ну а у Грифича сложилось один к одному – воинский талант (не гений, но заметно выше среднего – по оценке самого попаданца), опыт, происхождение и личное мастерство. Словом – других кандидатур такого же уровня просто не было. Даже гонористые казаки, с неохотой идущие под чужое командование, приняли его без малейших возражений – он уже успел доказать, что всегда стремится придумать что-то, что максимально сбережёт жизни подчинённых.
«Генштаб», составленный из десятка наиболее компетентных и авторитетных (к сожалению, это не всегда совпадало) офицеров, принялся разрабатывать планы – много планов. Если турки пойдут вот, то мы вот этак, а ежели они двинут так, то мы вот этак…
Словом, нормальный рабочий процесс, достаточно привычный для пехоты, но несколько непривычный для кавалерии, командиры в которой слишком много полагались не на расчёт, а на удаль. Если условленные точки сбора и грубые схемы они признавали, то что-то более подробное – нет.
Однако Рюгену перечить не стали – слишком высоки авторитет и положение. Теперь командиры полков и старшие офицеры заучивали основные варианты и получили несколько пакетов с планами действий в каждом конкретном случае. И нет – шпионов Игорь уже не боялся – армейская разведка у турок в этой кампании показала себя чем-то беззубым, так что похитить планы или кого-то из полковников за два-три дня перед боем… Не смешно. С явными же предателями случилась эпидемия несчастных случаев.
Пугачёв ввалился на совещание к Миниху как был – грязный, в одежде турецкого сипаха. Часовых он миновал легко, потому как главнокомандующего охраняли проверенные ветераны, знавшие таких людей в лицо.
– Турки пойдут двумя армиями, раздельно! – выпалил он.
Рюген неверяще уставился на улыбающегося разведчика, но видно было – Емеля полностью уверен в своих данных, а это же… Короткий обмен взглядами с фельдмаршалом – и на их лица выползают хищные улыбки.
