– Англия, говоришь… – повторил Игорь, постукивая пальцами по ножнам шпаги.

– Она самая, – устало вытянув ноги, сказал Пугачёв.

– Хреново… Одно дело – финансовая там поддержка да бряцание оружием где-то в сторонке и совсем другое – прямые поставки. Ты уверен? Просто дипломаты ничего не писали.

– Дипломаты, – презрительно фыркнул Емельян, – а ты сам посмотри, какая «блестящая» у нас внешняя политика. Куда ни плюнь, сплошь родственник императора посланником.

– Преувеличиваешь.

– Немного. Сам знаешь – Пётр слишком добр к своим родственникам…

Помолчали – обсуждать действия императора в шатре… чревато. Но проблема и в самом деле была – родственники у повелителя России были неисчерпаемы, и всех требовалось пристроить к делу. В Россию путь им преградили Воронцовы – пусть не до конца, но всё-таки. Зато в Европе каких-то барьеров для них не было и посты всевозможных посланников для них едва ли не придумывались.

Титулованным европейским голодранцам любая копейка была в радость, и нужно сказать, что на первых порах решение направить порывы родственников Петра в сторону Европы выглядело многообещающе – ну кто может лучше понять европейцев, чем сами европейцы? Ан нет, дипломатическими способностями обладали далеко не все. Собственно говоря, даже интеллектом не все могли похвастаться…

Зато попытки решить какие-то свои проблемы за счёт России делал едва ли не каждый первый… В многовековые интриги аристократии впутывалось и многострадальное отечество, причём обычно его интересы не учитывались. Излишне благодушный Пётр Фёдорович старался искать во всём хорошие стороны и на все жалобы отвечал обычно:

«…Зато германская аристократия всё больше привязывается к России», не желая понимать, что это Россия всё больше привязывается к германской аристократии и недалёк тот день, когда «хвост начнёт вилять собакой».

Самое неприятное, что неприятности от Англии Игорь (да и не только он) предвидел сразу после мятежа. Ну а после того, как торговля с островным государством изрядно подсократилась, да и торговать стали всё больше не сырьём, а готовыми канатами и парусиной (спасибо Миниху!), да после начавшейся междоусобицы в Польше – втором импортёре таких товаров… Недальновидность императора в вопросах внешней политики была очевидна, и что самое плохое – он упорно не желал понимать этого факта.

– Много ружей-то?

– Не знаю, – развёл руками Пугачёв, – таятся, сволочи, так, что… Но информацию подтверждали не только донцы, но и запорожцы, армейские… Что и как, сказать сложно, но точно – не меньше двух небольших кораблей, загруженных современными ружьями. Ну и помимо ружей хватает… всякого. Вон, даже английских медиков направили в Турцию несколько десятков.

– Джон, – медленно сказал блеклый чиновник таким тоном, что стоящий перед ним хирург моментально вспотел, – Англии НУЖНО, чтобы вы отправились в Турцию.

– Но, сэр…

– Или мне напомнить, кто вас спас от суда за нелегальные аборты и несколько десятков погибших при этом женщин?

– Не надо, сэр! – хирург, пробивающийся по большей части аналогичными, не слишком легальными заработками, прекрасно знал, насколько уязвимы люди его профессии. Это настоящие врачи – люди уважаемые, а такие, как он, бывшие цирюльники…

– Вот и хорошо, – чуточку мягче сказал чиновник, – и надеюсь, мне не нужно напоминать, что вы должны будете стать там нашими глазами и ушами? А заодно, если понадобится, – то и руками, выполняя все поручения?

– Н-не надо, сэр, – нервно выпрямился хирург, пытаясь «сохранить хорошую мину при плохой игре», – я всегда бы патриотом Англии.

– Вот и хорошо. Инструкции получите позже.

Чиновник вышел неторопливо из маленькой полутёмной комнатушки, провонявшей клопами, закрыв за собой дверь, а Джон взял бутылку виски и сел на старое кресло, покрытое засаленным пледом. Посмотрев на стакан, стоящий на столе, он поморщился – вставать, да и вымыть не помешало бы… В итоге он пил виски прямо из горла бутылки – молча.

Информация была более чем неприятной, особенно по части огнестрела. Пусть Турция и делала огнестрельное оружие, причём прекрасное (!), но всех своих воинов вооружить не могла, и большая часть их имела только оружие холодное. А «лишние» ружья – лишние проблемы для России…

– Ладно, – мрачновато сказал Рюген, – гонцов к Миниху и Румянцеву я пошлю, пусть знают. Как разведка-то, нормально идёт?

– Аа… – скривился Емельян как от зубной боли, – между казаками и то нет доверия, даже у моих донцов свои партии, мать их – во время войны отношения выясняют! А уж к солдатам отношение и вовсе беда – не желают за людей признавать, не то что за равных.

– А сами солдаты-то как?

– Да неплохо, – с ноткой удивления ответил собеседник, – конечно, часового снять так хорошо они не могут, да и в рукопашной, случись что, куда хуже природных казар, но голова интересно работает – такие решения порой находят, что диву даёшься.

– Да так и прошёл, – пожал плечами неказистый солдат, – у турков же солдаты брезгуют руками работать, так что взял да и вырядился в этого, как его… Ну кто гавно по лагерю собират. По-туркски немного говорить могу, да по-болгарски и по-молдавски. Останавливат меня турок – я ему бадью с говном под нос – на! Собираю, мол.

– А спросит ежели – кто ты да откуда? – полюбопытствовал допрашивающий разведчика Емельян.

– Спросит – так дурака начинаю валять, кланяюсь да глазами испуганно – луп, луп. Ну и словечки по-туркски – да бестолково. Плюнет в итоге, даст пинок под сраку да сам привёдёт, чтобы у его палатки гавно убрал. Так вот три дня и ходил по всему лагерю.

– И как тебе турки?

– Да бестолочи, как есть басурманы! Вояки среди них добрые есть, но мало – так-то люд там если и знат, как за шаблюку держаться, то в стою воевать не научены. Да и так – беспорядок там такой… Ну говорю же – три дня по лагерю ихнему шатался и хучь бы что!

Закопавшись в бумаги, принесённые разведкой, Грифич узнал много нового – в том числе и о верхушке русской армии. В частности, было много грязи об уволенном с поста главного квартирмейстера Александре Воронцове и его окружении. Лицо принца исказилось, и он громко крикнул:

– Юрген!

Юрген был одним из «птенцов» первого набора Грифича и занимался у Игоря безопасностью и контрразведкой, так что офицер быстро понял суть документов, изобличающих Воронцова. Сложив листы в папку, он протянул её хозяину шатра, который положил её на еле тлеющую жаровню, предназначенную как раз для уничтожения документов.

– Он не должен жить, – сказал Померанский, и Юрген склонил голову. Представитель одного из исконных славянских родов Померании, был он большим патриотом и изрядным националистом – несмотря на то, что и в самом хватало «неправильных» шведских, датских и немецких генов. Игорь доверял ему практически абсолютно.

Из-за обоза шли достаточно неспешно, так что в тягость такое путешествие не было. По пути к ним присоединялись солдаты из провинциальных гарнизонов, многие из которых, по мнению попаданца, слишком уж расслабились в глуши. Так что…

– Видишь? – сказал Рюген офицеру. Тот поморщился – Алекс был лужицким сербом, настоящей военной косточкой и отменным специалистом в военном деле. Не Суворов, но хорош – Игорь уже планировал назначить его главнокомандующим своей армией. Дело было за малым – дать ему проявить себя в предстоящей войне, чтобы аристократы не морщили нос перед бывшим крестьянином.

– Вижу, Сир, – не дерьмо, но изрядно «отсырели».

– Вот и погоняй их по пути, пусть в норму придут, – велел Померанский, – да и привыкнут, что ты ими командуешь.

– Хорошо бы их с гвардией вместе… – нерешительно сказал офицер.

– Вот уж нет, – остановил его Вольгаст, – там опять местничество началось, так что даже я лезть не стану. Ничего, Миних ими займётся…

Останавливались исключительно вне населённых пунктов, Игорь запретил даже офицерам квартировать в домах.

– Понимаю, что не всем нравится, – сказал он на собрании офицеров, – ну так сейчас конец мая, а не осень – не простынете. Солдатам же полезно вспомнить навыки полевой жизни, пригодится.

Было и ещё одно новшество, вызвавшее множество пересудов, – герцог стал питаться вместе с солдатами. Что интересно – не с каким-то конкретным подразделением, а выборочно. Пусть даже готовили они сами, но вот к поставкам провизии никакого отношения не имели. Его примеру последовали и некоторые другие офицеры, что характерно – особенно в гвардии. Там они позиционировали себя как некое братство, и даже рядовые из крестьян считались почти равными. А вот офицеры из Европы от нововведений были не в восторге, разве что его «Серые волки» с кирасирами восприняли ситуацию как должное.

– Господа, – сказал он в ответ на жалобы, – дело не только в качестве провизии – в этом-то я уверен. Прежде всего дело в обозе – я предпочту погрузить дополнительно порох или амуницию, а не посуду, вина и лакомства. На освободившееся же место посажу солдата, натёршего ногу, а не одного из поваров или лакеев.

– Кхм, – вышел вперёд один из европейских офицеров, – но, Ваша светлость, чем могут помешать повара и лакеи? Ладно ещё те, которые едут на армейских повозках…

Тут присутствующие загудели, и стало ясно, что ничуть «не ладно», и привилегиями чина пользуются многие.

– Но, герцог, как быть тем, кто имеет свои повозки и не пытается воспользоваться служебным положением?

– Жан-Клод, – серьёзно ответил Рюген, – я знаю, что вы исключительно порядочный человек, не зря пригласил к себе в команду. Просто поймите – если ваши… я имею в виду – слуги всех дворян, будут путешествовать вместе с армией, то вольно или невольно будут создавать ей трудности. Кто-то недосмотрит за повозкой – и она сломается, перегородив дорогу, кто-то скупит всё вино в городке – и его не останется для лечения раненых… Сами понимаете, продолжать можно долго. Учтите, я не настаиваю на том, чтобы вы разогнали слуг – в ставке одного из командующих можно будет расположиться с определённым комфортом. Хочу, чтобы вы поняли – это война, в которой придётся не только стоять насмерть, но и преодолевать колоссальные расстояния за короткое время. Предстоящий театр боевых действий – территория огромная, и нужно уметь довольствоваться малым, чтобы не оказаться застигнутым врасплох из-за желания даже на войне жить в комфорте.

Пусть полки и останавливались за пределами населённых пунктов, это не означало, что их не навещали. Навещал и сам попаданец вместе с подопечными – он пользовался случаем и знакомил Павла с будущими подданными. Наряжались они при этом в форму уланов-карабинеров, чтобы не распугивать жителей придворными мундирами. Ну а Никифор с остальными ветеранами служили охраной.

Сейчас они зашли в Бобровицу и неторопливо прогуливались. Обязанности лектора взял на себя Никифор, родившийся сравнительно неподалёку. Ну и что мог рассказать о селе восемнадцатого века попаданец из двадцать первого…

– Вестимо лучше, – убеждённо сказал Никифор, – сам посуди – батюшка твой Разумовских и прочих приструнил? Приструнил… А какой из него управленец был, ты и сам знаешь.

– Хреновый, – согласился Павел, – я когда документы изучал, в ужас пришёл – только и грёб под себя.

– Ну вот, – продолжил дядька, – дурного правителя убрали – уже плюс, да потом Пётр Фёдорович ещё много хорошего сделал – задолженности налоговые крестьянам простил, законы упростил… Эвон, сколько было дурных законов…

– Нет, – быстро поправился он, – сами-то они не дурные, но какие устарели, какие вступали… В этот…

Немолодой мужчина бросил умоляющий взгляд на Игоря.

– В конфликт вступали, – пояснил тот, – то есть противоречили друг другу.

– Противоречили, да, – согласился дядька, – и знаешь, сколько таких было? Так-то они вроде мелкие, но если какой чиновник захочет деньгу урвать, то мигом может крестьянам небо с овчинку показать – и строго по закону! А теперь… Вот прошёлся и говорят, что им уже два года, как хлеба до весны хватает! И ладно бы только им – так даже в дальних сёлах от голода почти не умирают! А ведь недавно только батюшка твой на престоле. Погоди, крестьяне ещё жирком обрастут – ещё и мясо на столе заведётся!

Рюген покосился на вошедшего в раж Никифора и мягко прервал его, отправив за квасом.

– Дядька правильно говорит, – сказал попаданец Павлу, но он мыслит по-крестьянски. Дескать, есть на троне государь, так все заслуги – его, а недостатки – от злых бояр.

Подросток захихикал, кивая мелко – он уже сталкивался с таким поведением.

– Так что батюшка твой, конечно, молодец, но и того же Румянцева сбрасывать со счетов нельзя – Малороссией он умело управляет, бери его на заметку.

Наследник вздохнул завистливо – Пётр Александрович был личностью эпической. Талантливый полководец, признанный в Европе одним из лучших (именно у него учился Суворов!) и написавший весьма серьёзные трактаты по военному искусству, умелый дипломат, отличный генерал-губернатор… Да, наконец – на редкость симпатичный человек.

– Вот, грушёвый, – подошёл Никифор с крынкой. Отпили по очереди.

– Славно, – похвалил Павел, – на диво вкусен.

Из-за забора заливисто затявкала какая-то собачонка, мешая нормально говорить. Компания отошла подальше, и Павел походя пнул худую пятнистую свинью, решившую почесаться о его ногу.

– Брысь, зараза!

Животина обиженно хрюкнула и переместилась на пару шагов. Сам же подросток вытянул шею и принялся смотреть куда-то. Посмотрел и Игорь…

У плетня стояла симпатичная невысокая молодуха в праздничном наряде, кокетливо поглядывающая на цесаревича. Понятное дело, она и не подозревала о его происхождении, но праздничный наряд и такое поведение при военных… Можно было смело утверждать, что бабе «припекло».

Порадовало и поведение подопечного – на женщин он заглядывался достаточно давно, но так – украдкой. Сейчас же на неё смотрел мужчина… Переглянувшись с Никифором, Рюген вытащил незаметно золотой червонец и покрутил в пальцах, пристально глядя на красотку, затем перевёл взгляд на Павла.

Женщина зарделась, но соглашаться или уходить не спешила, и тогда герцог вытащил ещё две монеты – и снова взгляд на Павла. Затем отступил чуть в сторону, ещё и ещё – и вот он уже наблюдает за заигрыванием и неловким ухаживанием. Через десяток минут подросток скрылся вместе с молодухой в хате.

Ухмыльнувшись, Померанский приказал уланам:

– Охранять, но так – не слишком явно.

Сам же… Сам он решил пройтись по селу в поисках такой же молодки.