Ниша
Когда на станции «Биб» гаснут огни, то слышно, как стонет металл.
Лени Кларк лежит на своей койке и внимает. Над головой, за трубами, проводами и скорлупой корпуса, три километра черного океана хотят ее раздавить. Внизу рифт распарывает дно с силой, достаточной чтобы сдвинуть целый континент. Кларк лежит здесь, в этом хрупком убежище, и слышит, как панцирь станции смещается по микрону, слышит, как слабо, чуть ли не за пределами человеческих возможностей, трещат его швы. На рифте Хуан де Фука бог – настоящий садист, и имя ему – физика.
«Как же меня уговорили? Зачем я сюда спустилась?»
Но она уже давно знает ответ.
Лени слышит, как Баллард выходит в коридор. Кларк ей завидует. Та никогда не лажает, такое ощущение, что у нее все всегда под контролем. Она, кажется, даже счастлива здесь.
Кларк скатывается с койки, ищет в темноте выключатель. Ее каморку заливает бледный свет. Трубы и эксплуатационные панели загромождают стены вокруг: на глубине трех тысяч метров эстетика всегда плетется позади функциональности. Лени поворачивается и видит блестящую черную амфибию в зеркале на переборке.
До сих пор она иногда забывает, что же с ней сделали. Нужно сосредоточиться, чтобы почувствовать механизмы, притаившиеся на месте левого легкого. Кларк уже настолько привыкла к постоянной боли в груди, к еле ощутимой застойности пластика и металла при движении, что едва их замечает. Она все еще помнит, каково было жить полноценным человеком, и по ошибке принимает этого призрака за подлинные ощущения.
Однако такие передышки длятся недолго. На «Биб» повсюду зеркала: по идее, они должны зрительно расширять личное пространство экипажа. Иногда Кларк закрывает глаза, прячется от отражений, которые постоянно кидаются на нее. Помогает слабо. Она крепко зажмуривается и чувствует линзы на сетчатке, скрывающие зрачки гладкими белыми катарактами.
Лени выбирается из своей каморки и идет по коридору в сторону кают-компании. Там ее ждет Баллард, тоже в гидрокостюме, как обычно собранная и уверенная в себе.
Она встает Лени навстречу:
– Ну что, готова к выходу?
– Ты тут главная, – отвечает Кларк.
– Только на бумаге, – Баллард улыбается. – Здесь, внизу, никакой иерархии нет, Лени. Я считаю, что мы с тобой равны.
После двух дней на рифте Кларк до сих пор удивляется тому, насколько часто напарница улыбается. По малейшему поводу. Иногда это кажется искусственным.
Снаружи что-то ударяется о корпус.
Улыбка Баллард исчезает. Они снова слышат влажный, глухой шлепок, доносящийся сквозь титановую кожу станции.
– Так сразу и не привыкнешь, правда? – спрашивает Баллард.
Снова.
– Я имею в виду, судя по звуку, эта штука большая…
– Может, нам лучше вырубить освещение? – предлагает Кларк. Хотя знает, что никто ничего не отключит. Внешние прожекторы «Биб» горят круглые сутки электрическим костром, отгоняющим прочь тьму. Изнутри его не видно – на станции нет иллюминаторов, – но каким-то образом знание об этом невидимом огне успокаивает…
Шлеп!
…большую часть времени.
– А помнишь, как нам на тренировке говорили, что рыбы на такой глубине обычно очень… маленькие? – спрашивает Баллард, повышая голос.
И быстро замолкает. «Биб» слегка потрескивает. Какое-то время женщины неподвижно стоят и слушают, но снаружи тихо.
– Наверное, устала, – решат Баллард. – Думаю, люди там, на поверхности, разберутся, что тут к чему.
Она идет к лестнице и спускается вниз.
Кларк следует за ней со странным нетерпением. Некоторые звуки на «Биб» беспокоят ее гораздо больше тщетной атаки какой-то бестолковой рыбы. Лени слышит, как усталые сплавы обговаривают условия сдачи. Чувствует, как океан ищет лазейку внутрь. А что, если найдет? Тихий всем своим весом рухнет на них и превратит в желе. Когда угодно. В любое время.
Лучше встретиться с ним лицом к лицу, на дне, где знаешь, что происходит. Здесь же остается только ждать.
Когда идешь наружу, то словно тонешь. Каждый день. Раз за разом.
Кларк стоит перед Баллард в воздушном шлюзе, где места едва хватает для двоих, гидрокостюм наглухо закрыт. Она уже научилась терпеть вынужденную близость: немного помогает белый панцирь на глазах. «Запаять печати, проверить фонарь на голове, протестировать инжектор»; ритуал захватывает, шаг за шагом рефлексивно подводит к тому ужасному моменту, когда Лени пробуждает машины, спящие внутри, и меняется.
Когда задерживает дыхание, и оно исчезает.
Когда где-то в груди открывается вакуум, пожирающий набранный в грудь воздух. Когда оставшееся легкое сплющивается в своей клетке, а кишки сжимаются; когда миоэлектрические демоны наполняют пазухи и средние уши изотоническим солевым раствором. Когда все газы в теле пропадают за время, которого едва хватает на вдох.
Ощущения всегда одинаковые. Неожиданная непреодолимая тошнота; узкое пространство шлюза удерживает Лени на ногах, хотя ей так и хочется упасть; вокруг пенится морская вода, захлестывающая лицо. Зрение затуманивается, а потом проясняется, когда настраиваются линзы.
Кларк оседает по стене и очень хочет закричать, но не может. Пол воздушного шлюза откидывается, словно виселичный люк, и она, извиваясь, падает прямо в бездну.
Их фонари сияют, они приходят из ледяного мрака в оазис натриевого света. У Жерла машины растут повсюду, как металлические сорняки. Кабели и трубы паутиной раскидываются по дну во всех направлениях. По обе стороны взводом подводных монолитов, исчезающих во тьме, стоят главные насосы, каждый больше двадцати метров высотой. Над головой висят прожекторы, омывая наваленные кучей конструкции вечными сумерками.
Они останавливаются на мгновение, направляющий фал не отпускают.
– Никогда я к такому не привыкну, – скрежещет Баллард голосом, похожим на карикатуру самого себя.
Кларк бросает взгляд на термистор, закрепленный на запястье:
– Тридцать четыре по Цельсию. – Слова металлически жужжат, вырываясь из гортани. Так неправильно и странно разговаривать не дыша.
Баллард отпускает веревку и взмывает к свету. Подождав немного, бездыханная Кларк следует за ней.
Здесь столько силы, столько впустую растраченной мощи. Здесь материки ведут тяжелую и скучную битву. Магма замерзает; вода кипит; каждый год болезненными сантиметрами рождается само дно океана. Здесь, в Жерле Дракона, человеческие механизмы не создают энергию – они просто крадут ее жалкие крохи, передавая их на континент.
Кларк движется вдоль каньонов из металла и камня, понимая, каково быть паразитом. Смотрит вниз. Моллюски размером с валуны, алые черви по три метра длиной устилают дно вокруг машин. Легионы бактерий, жадных до серы, прошивают воду молочной пеленой.
Все вокруг пронизывает неожиданный жуткий вопль.
На человеческий голос не похоже. Скорее на звук от медленно вибрирующей струны огромной арфы. Но это Баллард пытается крикнуть, преодолеть упрямый интерфейс из плоти и металла:
– ЛЕНИ…
Та поворачивается и видит, как ее рука исчезает в пасти. Невообразимо огромной пасти.
Зубы, похожие на ятаганы, смыкаются на плече. Кларк не может оторвать взгляда от чешуйчатой черной морды диаметром с полметра. Какая-то крохотная, бесстрастная часть разума Лени ищет глаза в этой чудовищной куче шипов, зубов и шишковатой плоти, не находит и невольно задается вопросом: «Как оно видит меня?»
А потом появляется боль.
Руку почти выворачивает из сустава. Тварь бьется, мотает головой из стороны в сторону, стараясь разодрать Лени на куски. От каждого рывка нервы Кларк срываются на крик.
Она чувствует слабость, ноги подкашиваются. «Пожалуйста, если хочешь убить меня, не мешкай, Господи, прошу, пусть я умру быстро…» Лени страшно тошнит, но вторая кожа гидрокостюма, сомкнувшаяся вокруг рта и ее собственных умерших внутренностей, не позволяет рвоте пробиться наружу.
Лени отключает боль. У нее в этом вопросе немало практики. Она уходит внутрь себя, оставляя тело на съедение прожорливому вивисектору, и уже оттуда чувствует, как его рывки и извивы неожиданно становятся беспорядочными. Рядом с ней возникает еще одно существо – с руками, ногами и ножом: «Ну, ты знаешь, вроде того, что и у тебя есть, в ножнах на бедре. О котором ты совсем забыла», – и монстр исчезает.
Кларк приказывает мускулам шеи вновь взяться за работу. Словно управляет марионеткой. Голова поворачивается. Она видит, как Баллард борется с чем-то размером с нее саму. Только… напарница разрывает его на части голыми руками. Зубы-сосульки чудовища трескаются и ломаются. Темная ледяная вода течет из его ран, очерчивая смертельные конвульсии дымными следами висящей в воде крови.
Тварь слабо бьется в спазмах. Баллард отталкивает ее прочь. Дюжина мелких рыбешек стрелой мчится на свет и принимается терзать труп. Фотофоры на их боках сверкают судорожными радугами.
Кларк наблюдает за этим с другой стороны мира. Боль держится на расстоянии постоянными пульсирующими толчками. Лени переводит взгляд на руку: та по-прежнему на месте. Можно даже пошевелить пальцами без всяких проблем. «Бывало и хуже», – думает она.
А потом: «Почему я до сих пор жива?»
Рядом появляется Баллард; ее скрытые линзами глаза сияют, как фотофоры.
– Господи, – раздается ее исковерканный шепот. – Лени? Ты в порядке?
Кларк какое-то время размышляет о том, насколько глупым кажется сейчас этот вопрос, но чувствует себя на удивление нормально.
– Да.
К тому же она прекрасно знает, что во всем виновата сама. Она просто легла, отключилась. Ждала смерти. Сама напросилась.
Она всегда сама напрашивается.
В воздушном шлюзе отступает вода. Вокруг них и внутри них; затаенный вдох Кларк, выпущенный наконец наружу, стремглав несется вдоль висцеральных каналов, наполняя легкое, кишки и душу.
Баллард распаивает печать на лице, и ее слова кувырком валятся в сырое помещение:
– О, боже! Господи! Поверить не могу! Господи, ты эту штуку видела? Они тут такие огромные! – Она проводит руками над лицом, линзы слетают, молочные полусферы падают с огромных карих глаз. – Даже представить трудно, что обычно они всего пару сантиметров длиной…
Она начинает раздеваться, расстегивает костюм на руках, не переставая говорить:
– Но, знаешь, они, оказывается, такие хрупкие! Посильнее ударить – и тварь на части разваливается! Боже!
Баллард всегда снимает подводную форму на станции. Кларк подозревает, что она с удовольствием вырвала бы рециркулятор из собственной гортани, если бы могла, и швырнула бы его в угол вместе с гидрокостюмом и линзами, пока те не понадобятся в следующий раз.
«Может, она второе легкое хранит в каюте, – размышляет Лени. – Держит в банке, а по ночам запихивает обратно в грудь…» Кларк все еще чувствует себя немного вялой; наверное, побочный эффект от нейроингибиторов, которые выделяют имплантаты, когда она выходит наружу. «Малая цена за то, чтобы мозг не закоротило, хотя я бы не возражала…»
Баллард стягивает вторую кожу до пояса. Под левой грудью сквозь костяную клетку выступает входное отверстие электролизера.
Кларк затуманенным взглядом смотрит на перфорированный диск, утопленный в плоти напарницы, и думает: «Так в нас входит океан». Сейчас это уже столь привычное знание обретает новую важность. «Мы всасываем воду, крадем из нее кислород и выплевываем обратно».
Колючее онемение распространяется по телу, течет от плеча прямо в грудь и шею. Кларк трясет головой, чтобы прояснить мысли. Сил хватает лишь на один раз.
Она неожиданно слабеет, сползает по выходному люку.
«Это шок? Или у меня обморок?»
– В смысле… – Баллард замирает, неожиданно заботливо смотрит на нее. – Господи, Лени. Ты ужасно выглядишь. Не надо было говорить мне, что все в порядке, если это не так.
Покалывание добирается до основания черепа.
– Я в порядке, – отзывается Кларк. – Ничего не сломано. Только синяки.
– Чушь. Снимай костюм.
Лени с усилием выпрямляется. Оцепенение слегка отступает.
– Никаких проблем. Я сама смогу о себе позаботиться.
«Не трогай меня. Пожалуйста, не трогай».
Баллард без лишних слов подходит, распечатывает рукав Кларк, чуть ли не сдирает его, обнажая уродливый пурпурный кровоподтек. Вопросительно подняв бровь, смотрит на Лени.
– Всего лишь синяк, – констатирует та. – Я все сама сделаю, серьезно. Но все равно спасибо.
Она резко убирает руку, отказываясь от помощи. Баллард не сводит с нее глаз. Еле заметно улыбается.
– Лени, не нужно так этого стыдиться.
– Чего?
– Ты сама знаешь. Того, что я тебя спасла. Когда эта штука на тебя напала, ты чуть сознание не потеряла. Но это понятно. Люди обычно тяжело привыкают к непривычным условиям. Это я просто из породы везучих.
«Точно. Тебе всегда везло, да? Знаю я твою породу, вы же никогда не ошибаетесь…»
– Тебе не нужно стыдиться себя, – уверяет ее Баллард.
– А я и не стыжусь, – честно отвечает Кларк.
Она больше вообще ничего не чувствует. Только покалывание. Напряжение. А еще какое-то вялое удивление, что до сих пор жива.
Переборка потеет.
Глубина кладет ледяные руки на металл, и Кларк изнутри наблюдает, как влажная атмосфера каплями скатывается по стене. Лени сидит неподвижно на койке под тусклым флуоресцентным светом, до каждой стены каюты можно легко дотянуться рукой. Над головой нависает потолок. Комната слишком узкая. Кларк чувствует, как океан сжимает станцию вокруг нее.
«А я могу только ждать…»
От анаболической мази на ранах тепло и спокойно. Кларк опытными пальцами на ощупь изучает пурпурную плоть на руке. Диагностические приборы в медицинском отсеке выписали ей оправдание. В этот раз повезло: кости не сломаны, эпидермис не поврежден. Она застегивает костюм, прячет синяки.
Лени беспокойно вертится на неудобном тюфяке, поворачивается к стене. Отражение смотрит на нее глазами, похожими на матированное стекло. Кларк разглядывает его, радуется совершенной мимикрии каждого движения. Плоть и фантом двигаются вместе, тела скрыты, лица безучастны.
«Это я, – думает Лени. – Вот так я сейчас выгляжу».
Старается разглядеть то, что спрятано под ледяной поверхностью.
«Мне скучно? Я возбуждена? Хочу секса? Расстроена?»
Как определить, как различить, когда глаза скрыты мутными линзами? Она не видит даже следа напряжения, которое обычно ощущает постоянно.
«В эту самую секунду я могу сходить с ума от страха. Мочиться от ужаса прямо в костюм, и никто даже не заметит».
Лени наклоняется вперед. Отражение движется навстречу. Они изучают друг друга, белизна к белизне, лед ко льду. На секунду даже забывают о бесконечной войне «Биб» с давлением, принимают клаустрофобное одиночество, сжимающее все вокруг.
«Сколько раз в своей жизни, – размышляет Кларк, – я хотела, чтобы у меня были вот такие мертвые глаза?»
Металлические внутренности станции заполняют коридор возле ее каюты. Кларк едва может встать, распрямившись во весь рост. Несколько шагов – и она оказывается в кают-компании.
Баллард вылезла из гидрокостюма, стоит в рубашке у одного из библиотечных терминалов.
– Рахит, – говорит она.
– Что?
– Рыбы здесь внизу получают недостаточно микроэлементов. Гниют от разного рода недостаточностей. Они, конечно, свирепые, но это не имеет никакого значения. От укуса посильнее местная живность просто поломает об нас зубы.
Кларк жмет кнопки пищеблока: от ее прикосновений машина ворчит.
– А я думала, на рифте куча еды, поэтому они и вырастают до таких размеров.
– Так и есть. Просто еда не очень.
Едва съедобная на вид лепешка грязи выделяется из процессора на тарелку. Лени какое-то время тупо ее разглядывает.
«Я могу общаться».
– Ты что, собираешься есть прямо в гидрокостюме? – спрашивает Баллард, когда Кларк садится за стол.
Та мигает:
– Да. А что?
– Нет, ничего. Просто было бы приятно поговорить с кем-то, у кого есть зрачки в глазах, понимаешь?
– Извини. Я могу их снять, если тебе…
– Да ладно, не стоит. Переживу. – Баллард отворачивается от библиотеки и садится напротив. – Ну и как тебе это местечко?
Лени пожимает плечами, продолжая есть.
– А я вот рада, что мы здесь только на год, – продолжает Баллард. – Эта глубина рано или поздно достанет кого угодно.
– Могло быть и хуже.
– Да я и не жалуюсь. В конце концов, сама искала приключений. Хотела бросить вызов собственным возможностям. А ты?
– Я?
– Что привело тебя сюда? Что тебе здесь надо?
Кларк какое-то время молчит, потом отвечает:
– Не знаю на самом деле. Уединение, наверное. Баллард смотрит на нее. Лени отвечает на взгляд, ее лицо остается предельно спокойным.
– Тогда оставляю тебя в уединении, – любезно говорит напарница.
Лени наблюдает за тем, как та исчезает в коридоре. Слышит, как с шипением закрывается люк ее каюты.
«Сдавайся, Баллард. Я не из тех, с кем ты действительно хочешь водить дружбу».
Скоро начало утренней смены. Пищеблок с обычным отвращением изрыгает завтрак. Баллард в рубке только что закончила разговор. Спустя секунду она появляется в просвете открытого люка:
– Руководство говорит… – Замирает. – У тебя голубые глаза.
Кларк слабо улыбается:
– Ты их уже видела.
– Знаю. Просто удивительно, ты так давно не снимала линзы.
Лени идет к столу с тарелкой.
– Так что говорит руководство?
– Все идет по расписанию. Остальная часть команды прибудет через три недели, комплекс заработает через четыре. – Она садится напротив Кларк. – Я, правда, не понимаю, почему его не подключили до сих пор.
– Думаю, они просто хотят убедиться, что все будет работать как надо.
– Тем не менее для пробных испытаний срок великоват. К тому же… В общем, после всего, что произошло, я думала, они хотят запустить геотермальную программу как можно быстрее.
«Ты хотела сказать, после того как расплавились „Лепро“ и „Уиншир“».
– А, и еще кое-что, – добавляет Баллард. – Не могу связаться с «Пикаром».
Кларк поднимает голову. Вторая станция находится на Галапагосском рифте: не слишком-то стабильная гавань.
– А ты когда-нибудь встречала пару оттуда? – спрашивает Баллард. – Кена Лабина, Лану Чунг?
Лени качает головой:
– Их отправили до меня. Я не видела ни одного рифтера, кроме тебя.
– Милые люди. Я думала позвонить им, спросить, как дела, но никто не ответил.
– Что-то с линией?
– Наверху говорят, что, скорее всего, так и есть. Ничего серьезного. Посылают скаф проверить, как они там.
«Может, дно вскрылось и сожрало их без остатка, – думает Лени. – А может, в корпусе оказалась слабая панель, – ведь достаточно всего одной…»
Что-то трещит в глубинах станции. Кларк оглядывается по сторонам. Пока она не обращала внимания на стены, те, кажется, придвинулись еще ближе.
– Иногда, – замечает она, – мне хочется, чтобы мы не поддерживали на «Биб» поверхностное давление. Иногда хочется накачать его до окружающего уровня. Снять постоянное напряжение с корпуса.
Она знает, что это невозможно. Всего лишь мечта. Большинство газов при трехстах атмосферах убивают человека на месте. Даже кислород, если его давление превысит один или два бара.
Баллард мелодраматично вздрагивает:
– Если хочешь рискнуть и подышать девяностодевятипроцентным водородом, то пожалуйста. Мне же нравится все как есть. – Она улыбается. – К тому же, ты представляешь, сколько времени понадобится потом для декомпрессии?
В рубке связи что-то блеет, требуя внимания.
– Сейсмическая активность. Шикарно, – Баллард исчезает внутри.
Кларк следует за ней.
На одном из дисплеев корчится янтарная линия. Словно электроэнцефалограмма спящего человека, которому привиделся кошмар.
– Надевай глаза, – говорит Баллард. – Жерло заработало.
Звук слышится на всем пути от «Биб»: зловещее, почти электрическое шипение со стороны Жерла. Кларк следует за Баллард, одной рукой касаясь направляющего фала. Клякса света в отдалении отмечает пункт их назначения и почему-то кажется неправильной. Цвет непривычный. Он рябит.
Они вплывают в сверкающий ореол и видят причину. Жерло горит.
Сапфировые полярные сияния скользят, мерцая, вдоль генераторов. На дальнем конце массива, почти невидимая из-за расстояния, клубится колонна дыма, вздымаясь в темноте огромным торнадо.
Звук, исходящий от нее, заполняет бездну. Кларк на мгновение закрывает глаза и слышит треск гремучих змей.
– Господи! – Баллард перекрикивает шум. – Так не должно быть!
Кларк проверяет термистор. Данные постоянно изменяются: температура воды прыгает от четырех градусов до тридцати восьми и обратно буквально за секунды. Пока напарницы оценивают ситуацию, мириады недолговечных течений тянут их в разные стороны.
– Почему виден свет? – спрашивает Кларк.
– Не знаю! Биолюминесценция, наверное! Бактерии, чувствительные к высокой температуре!
Без всякого предупреждения суматоха стихает.
Океан избавляется от звука. Тускло фосфоресцирующие паутинки извиваются на металле и исчезают. Торнадо вздыхает в отдалении и распадается на несколько скоротечных смерчей.
В медном свете начинает кружиться легкий дождь из черной сажи.
– Фумарола, – произносит Баллард во внезапной тишине. – И немаленькая.
Они плывут к месту извержения гейзера. В дне свежая рана, трещина в несколько метров длиной разделяет два генератора.
– Но такого быть не должно! – говорит Баллард. – Черт побери, станцию построили тут именно поэтому! Тут же дно вроде бы стабильное.
– На рифте нет ничего стабильного, – отвечает Кларк. «Иначе какой смысл тут торчать».
Ее напарница плывет сквозь сажевые осадки и тыкает в крышку смотровой горловины одного из генераторов, после чего, заглянув внутрь, констатирует:
– Ну, судя по датчикам, повреждений нет. Повисика, дай мне переключить цепи…
Кларк трогает один из цилиндрических сенсоров на поясе и смотрит в трещину. «А я бы смогла там пролезть», – решает она.
И лезет.
– Нам повезло, – говорит над ней Баллард. – С остальными генераторами тоже все в порядке. О, подожди секунду, у второго забилась охладительная трубка, но ничего серьезного. Резервная система справится, пока… Вылезай оттуда!
Кларк задирает голову вверх, придерживая рукой устанавливаемый датчик. Видит, как напарница уставилась на нее сквозь свежую каменную трубу.
– Ты с ума сошла? – кричит Баллард. – Это же активный гейзер!
Лени осматривает шахту. Та поворачивает, исчезая из виду в минеральном тумане.
– Нам нужны температурные данные изнутри жерла.
– Вылезай оттуда! Он же опять заработает и поджарит тебя!
«Думаю, такое легко может произойти».
– Выброс уже был, – отвечает Лени. – Ему понадобится какое-то время, чтобы собраться с силами.
Она поворачивает кнопку на датчике; крохотные взрывные штифты пробивают камень, закрепляя устройство.
– Вылезай оттуда сейчас же!
– Еще секунду, – Кларк включает сенсор и прыжком вылезает из трещины.
Баллард хватает ее за руку, когда она появляется на поверхности, и тянет прочь от гейзера.
Лени замирает и высвобождается.
– Не… смей меня трогать! – Приходит в себя. – Все, я вылезла, понятно? Не надо меня…
– Отплывем. – Напарница не останавливается. – Вон туда.
Они находятся почти на границе освещенной зоны: залитое прожекторами Жерло с одной стороны, темнота с другой. Баллард поворачивается к Кларк:
– Ты совсем спятила? Мы могли отправить с «Биб» робота! Поставить датчик дистанционно!
Лени не отвечает. Она видит, как за спиной коллеги что-то движется.
– Берегись!
Баллард поворачивается и видит, как к ним скользит мешкорот. Он струится в воде коричневым дымом, безмолвный и бесконечный: Кларк не видит хвоста рыбы, хотя несколько метров змееподобной плоти уже вышли из мрака.
Баллард вынимает нож. Кларк, чуть помедлив, тоже.
Пасть мешкорота распахивается, как огромный ковш с заостренными зубами.
Баллард приближается к твари, нож на изготовку.
Лени отводит ее руку:
– Подожди. Он плывет не к нам.
Морда рыбы уже примерно в десяти метрах. Из темноты появляется ее хвост.
– Ты с ума сошла? – Баллард вырывает руку, все еще наблюдая за монстром.
– Возможно, он не голодный.
Кларк видит глаза мешкорота: два крохотных немигающих пятнышка, свирепо смотрящих на людей.
– Они всегда голодные. Ты что, спала во время инструктажа?
Мешкорот захлопывает пасть и проплывает мимо. Он огибает людей по большой змеящейся дуге и снова поворачивает голову в их сторону. Рот открывается.
– Да пошло оно на хер, – говорит Баллард и атакует.
Ее первый удар прорезает метровую рану в боку создания. Мешкорот таращится на нее, словно в изумлении. А потом начинает тяжеловесно биться в конвульсиях.
Кларк наблюдает, не двигаясь. «Почему она просто не может отпустить его? Почему ей всегда надо доказывать, что она лучше всех?»
Баллард ударяет снова, в этот раз вспарывая массивное вздутие, похожее на опухоль, – желудок твари.
Оттуда вываливается его содержимое. Они проскальзывают сквозь рану: две большие гигантуры и какое-то уродливое создание, которое Кларк даже узнать не может. Одна из гигантур еще жива и находится в скверном расположении духа, потому смыкает зубы вокруг первой попавшейся вещи.
На Баллард. Сзади.
– Лени!! – Та бешено размахивает ножом, который сверкает, разрезая воду отрывистыми дугами. Рыба начинает распадаться, но челюсти не разжимает. Мешкорот, трясясь от спазмов, врезается в Баллард, и та, крутясь, летит ко дну.
Наконец Кларк двигается с места.
Гигант снова сталкивается со своей убийцей. Лени плывет понизу, держась за каменистую поверхность, и вытягивает напарницу вверх.
Нож Баллард продолжает протыкать и проворачиваться. От гигантуры ниже жабр остались лишь изувеченные останки, но она не открывает пасть, а Баллард не может извернуться, чтобы до нее достать. Кларк заходит сзади и обхватывает голову рыбы руками.
Та неподвижно глазеет на нее, злобная и абсолютно безмозглая.
– Убей ее! – кричит Баллард. – Господи, да чего же ты ждешь?
Лени закрывает глаза и сжимает кулак. Череп в руке раскалывается, словно сделанный из дешевого пластика.
Наступает тишина.
Через какое-то время Кларк открывает глаза. Мешкорота нет, сбежал во тьму – то ли выжить, то ли умереть. Но Баллард все еще тут, и она очень зла:
– Да что с тобой такое?
Кларк разжимает кулак. Кусочки костей и желеобразной плоти всплывают над пальцами.
– Ты должна была меня прикрывать! Какого черта ты постоянно такая… пассивная?
– Извини.
«Иногда это срабатывает».
Баллард ощупывает спину.
– Мне холодно. Похоже, она прокусила костюм…
Лени подплывает сзади и осматривает повреждения.
– Пара дырок. А еще что-нибудь чувствуешь? Ничего не сломано?
– Она пробила костюм, – Баллард говорит словно про себя. – А когда мешкорот ударил меня, то мог… – Она поворачивается к Кларк, и ее голос, даже искаженный, кажется испуганным: – Меня могли убить. Меня могли убить!
На мгновение кажется, что костюм, линзы и самоуверенность Баллард исчезли. Лени в первый раз видит ее слабость, словно глубоко внутри напарницы ширится изящная сетка трещин толщиной с волос.
«А ведь ты тоже можешь облажаться, Баллард. Тут тебе не игрушки. Все всерьез. Теперь ты это знаешь, и тебе больно, правда?»
Где-то внутри рождается еле заметное сочувствие.
– Все в порядке, – говорит Кларк. – Дженет, все…
– Да ты дура! – шипит та и сейчас походит на какую-то злую и слепую старуху. – Ты там просто плавала! Смотрела! Позволила им на меня напасть!
Лени чувствует, как ее защита возвращается в строй. «А ведь это не просто страх. Не просто слова, выпаленные в горячке. Я ей не нравлюсь. Совсем не нравлюсь».
А потом, даже немного удивившись от того, что не заметила этого раньше, она понимает: «И никогда не нравилась».
Станция «Биб» парит, привязанная, над морским дном, серой, цвета оружейной стали, планетой, окруженной кольцом расположившихся по ее экватору прожекторов. На южном полюсе воздушный шлюз для ныряльщиков, на северном – стыковочный узел для батискафов. А между ними пояса металлоконструкций, якорные концы, трубы, кабели, металлический панцирь и Лени Кларк.
Она проводит визуальную проверку корпуса; рутина, стандартная процедура раз в неделю. Баллард внутри, тестирует какое-то оборудование в рубке. Работой в паре тут и не пахнет. Но Кларк это нравится. Последние несколько дней отношения между ними были вполне нормальными – напарница периодически даже выдает свое фирменное дружелюбие, – но, чем больше времени они проводят вместе, тем больше нарастает напряжение между ними. Лени знает: в конце концов что-нибудь да сломается.
К тому же здесь так естественно быть одной.
Она проверяет зажим кабеля, когда на свет приплывает явно голодный саблезуб длиной под два метра. Он атакует ближайший прожектор, широко раскрыв пасть. Несколько зубов разбиваются о хрустальную линзу. Рыба выворачивается в другую сторону, хвостом ударив корпус «Биб», и уплывает прочь, почти исчезнув на границе тьмы.
Кларк наблюдает за ней, завороженная. Саблезуб мечется туда-сюда, туда-сюда, а потом нападает снова.
Прожектор легко переживает натиск, атакующий больше вреда наносит самому себе, нежели мертвой конструкции. Снова и снова существо бьется о свет и, наконец, истощенное, падает, извиваясь, к илистому дну.
– Лени? Ты там как?
Кларк чувствует, как слова жужжат в нижней челюсти, и включает передатчик в костюме.
– В порядке.
– Я тут слышала что-то. Просто хотела убедиться, что у тебя…
– Я в порядке. Это рыба.
– Они, похоже, никогда не научатся.
– Нет. Похоже на то. Увидимся позже.
– Уви…
Кларк отключает приемник. «Бедная глупая рыба».
Сколько тысячелетий им понадобилось, чтобы выучить – биолюминесценция означает еду? Сколько «Биб» придется здесь висеть, чтобы они уяснили – электрический свет бесполезен?
«Мы бы могли отключить прожекторы. Может, тогда они бы оставили нас в покое».
Лени смотрит сквозь электрический ореол станции. Там столько мрака. На него почти больно смотреть. Без света, без сонара как далеко она сможет заплыть в этот тягучий саван и вернуться?
Кларк выключает налобный фонарь. Ночь подступает немного ближе, но огни станции держат ее на расстоянии.
Лени отталкивается от корпуса.
Ее обнимает тьма. Она плывет, не оглядываясь, пока не устают ноги. Не знает, как далеко забралась.
Могли пройти световые годы. Океан полон звезд.
Позади ярко сверкает станция грубыми желтыми лучами. В противоположной стороне еле различимо пустяковым закатом на горизонте мерцает Жерло.
А вокруг живые созвездия пронизывают мрак. Нить жемчужин мигает с двухсекундным интервалом, призывая сексуальных партнеров. От неожиданной вспышки перед глазами Кларк роем клубятся несуществующие пятна; что-то бросается прочь, воспользовавшись ее мгновенной слепотой. В течении лениво извивается ложный червь, невидимо связанный с нёбом чьей-то хищной пасти.
Здесь столько жизни.
Лени чувствует неожиданный толчок от волны, словно что-то большое проплыло рядом. Ее тело пронизывает восхитительный трепет.
«Оно почти коснулось меня. Интересно, кто это был?»
Рифт полон монстров, которые не знают, когда отступить. Неважно, сколько они едят. Ненасытность – их неотъемлемая часть, так же как эластичные желудки, всегда открытые челюсти. Прожорливые карлики нападают на гигантов в два раза больше их и иногда побеждают. Бездна – это пустыня; никто не может позволить себе роскошь – ждать вариантов получше.
Но даже в пустыне есть оазисы, и иногда глубоководные охотники находят их. Они сталкиваются с малопитательным изобилием рифта и жрут, пока не начнут давиться; их потомки вырастают огромными, с раздутой плотью, покоящейся на таких хрупких костях…
«Я отключила фонарь, и оно оставило меня в покое. Интересно…»
Лени снова включает свет. Картинка перед глазами меркнет от неожиданного сияния, потом все проясняется. Океан снова становится беспросветным мраком. Но никакие кошмары к ней не устремляются. Луч тыкается в пустую воду, обступающую его со всех сторон.
Кларк выключает фонарь. Ее обволакивает абсолютная чернота, пока линзы адаптируются к пониженному освещению. А потом звезды появляются снова.
Они такие красивые. Лени Кларк лежит на дне океана и наблюдает за бездной, сверкающей вокруг. Она чуть ли не смеется, когда понимает, что в трех тысячах метрах от солнца тьма наступает только тогда, когда горит свет.
– Да что с тобой такое? Ты исчезла на три часа, ты хоть понимаешь это? Почему не отвечала?
Кларк наклоняется и снимает ласты.
– Наверное, я отключила передатчик. Я… так, секунду, ты говоришь, что…
– Наверное? Ты что, совсем забыла правила безопасности, которые в нас вбивали? Ты должна держать передатчик включенным с той секунды, как покидаешь «Биб», и до самого возвращения!
– Ты сказала, я отсутствовала три часа?
– Да я не могла даже на твои поиски отправиться, не могла найти тебя на сонаре! Пришлось сидеть здесь и надеяться, что ты покажешься в конце концов!
Казалось, прошло всего несколько минут с того момента, как Лени оттолкнулась от корпуса станции и уплыла в темноту. Она забирается в кают-компанию, неожиданно чувствуя, как ее трясет озноб.
– Где ты была, Лени? – Дженет Баллард требует ответа, подойдя к ней со спины. Кларк слышит еле заметные жалобные нотки в ее голосе.
– Я… Я, наверное, была на дне, – говорит Лени, – поэтому меня и не видел сонар. Но совсем недалеко.
«Я заснула? Что я там делала целых три часа?»
– Я просто… плавала. Потеряла счет времени. Извини.
– Это очень плохо. Не делай так больше.
На краткий миг наступает тишина. Она обрывается неожиданным, но таким знакомым ударом плоти о металл.
– О, боже! – рявкает Баллард. – Все, я сейчас выключу прожекторы!
Что бы ни было снаружи, оно успевает врезаться в обшивку еще два раза, прежде чем Дженет добирается до пульта, и Кларк слышит, как та щелкает кнопками.
Напарница возвращается в кают-компанию.
– Все. Вот теперь мы невидимы. Раздается еще один удар. А потом еще один.
– Или нет, – комментирует Кларк.
Баллард стоит посередине отсека, вслушивается в ритм нападений.
– Их не видно на радаре, – она почти шепчет. – Иногда, когда я слышу, как они приближаются к нам, я настраиваю прибор на минимально близкое расстояние. Но он их не ловит совершенно.
– Нет газовых пузырей, и звук не отражается.
– Мы-то на сонаре всегда светимся. Ну, большую часть времени. Но не эти твари. Их не найти – неважно, насколько сильно врубаешь прибор. Они как призраки.
– Они – не призраки.
Почти неосознанно Кларк считает удары: восемь, девять…
Баллард поворачивается к ней:
– Они закрыли «Пикар», – голос у нее тихий и напряженный.
– Что?
– Офис энергосети говорит, что там какие-то технические проблемы. Но у меня есть друг в штате. Я с ним связалась, пока ты была снаружи. Он сказал, Лана в госпитале. И у меня такое чувство… – Баллард качает головой. – Похоже, Кен Лабин что-то натворил. Думаю, он на нее напал.
Три удара снаружи в быстрой последовательности. Кларк чувствует на себе взгляд напарницы. Молчание затягивается.
– Или нет, – говорит Баллард. – Мы же все проходили психологическое тестирование. Если бы он был склонен к насилию, то его бы отбраковали еще перед отправкой.
Лени наблюдает за ней, слушает грохотание прерывистого кулака.
– Или, может… может, рифт каким-то образом его изменил. Может, мы недооценили влияние давления, под которым постоянно находимся. Так скажем. – Баллард выдавливает из себя слабую улыбку. – Не столько физическая опасность, сколько эмоциональный стресс, понимаешь? Повседневные вещи. Тут один выход наружу может доконать в конце концов. Морская вода проходит прямо сквозь тело. Мы не дышим часами. Все равно что… жить без стука сердца…
Она смотрит на потолок: удары становятся все более беспорядочными.
– А снаружи не так плохо, – говорит Кларк. «По крайней мере там ничто не давит. И не надо беспокоиться, что корпус станции не выдержит».
– Не думаю, что трансформация происходит неожиданно. Она вроде как подкрадывается к тебе незаметно, мало-помалу. А потом однажды утром ты просыпаешься другим человеком, только перемены не замечаешь. Как Кен Лабин.
Она переводит взгляд на Кларк и уже тише произносит:
– И ты.
– Я. – Лени вертит в голове слова напарницы, ждет от себя хоть какой-то реакции. Кроме собственного безразличия, не чувствует больше ничего. – Не думаю, что тебе стоит беспокоиться. Я не из буйных.
– Знаю. Я не о себе беспокоюсь, Лени, а о тебе.
Кларк смотрит на нее, скрываясь под непроницаемой защитой линз, и не отвечает.
– Ты изменилась с тех пор, как спустилась сюда, – говорит Баллард. – Сторонишься меня, зачем-то постоянно рискуешь. Я не знаю, что происходит с тобой. Как будто ты хочешь умереть.
– Не хочу. – Лени старается сменить тему разговора – С Ланой Чунг все в порядке?
Дженет не сводит с нее глаз, но намек улавливает:
– Не знаю. Деталей мне не сообщили. Лени чувствует, как что-то внутри нее завязывается в узел, и бормочет:
– Интересно, что она сделала? Почему он пошел вразнос?
Баллард от удивления не может сдержаться:
– Что она сделала? Да как ты такое говорить-то можешь?
– Я всего лишь имела в виду…
– Я знаю, что ты имела в виду.
Удары снаружи прекратились. Баллард легче не стало. Она стоит, сгорбившись, в этих странных, таких свободных, мешковатых одеждах, которые носят сухопутники, и пристально смотрит в потолок, как будто не верит тишине, а потом переводит взгляд на Кларк.
– Лени, ты знаешь, я не люблю напоминать о субординации, но твое отношение к делу ставит под угрозу нас обеих. Я считаю, что местная обстановка плохо на тебя влияет. Я надеюсь, что ты сможешь вернуться к нормальному состоянию, я очень на это надеюсь. Иначе мне придется рекомендовать руководству перевести тебя.
Кларк наблюдает за тем, как Баллард покидает кают-компанию, и тут все понимает. «Да ты же напугана до смерти, и дело не в том, что меняюсь я. Дело в том, что меняешься ты».
Только через пять часов после события Кларк замечает: что-то изменилось на дне океана.
«Мы спим, а земля движется, – думает она, изучая топографический дисплей. – А в следующий раз или когда-нибудь в ближайшем будущем она выскользнет прямо из-под нас. Интересно, успею ли я тогда хоть что-то почувствовать».
Она поворачивается на звук, раздавшийся за спиной. Баллард стоит в кают-компании, слегка покачиваясь. Ее лицо изуродовано глубокими тенями под глазами и концентрическими кругами на роговице. Незащищенные, обнаженные зрачки уже начинают казаться Кларк чуждыми.
– Дно сдвинулось, – сообщает она. – Новое обнажение пласта где-то в двухстах метрах к западу от нас.
– Странно, я ничего не почувствовала.
– Это произошло около пяти часов назад. Ты спала.
Дженет бросает на нее внимательный взгляд. Лени видит, как осунулась напарница, какие глубокие морщины пробороздили ее кожу. «С другой стороны…»
– Я… я бы проснулась, – заявляет та.
Она протискивается мимо Кларк в отсек и проверяет данные топографии.
– Два метра высотой, двенадцать длиной, – отчеканивает Лени.
Баллард не отвечает. Она, с силой барабаня по клавиатуре, вводит какие-то команды: топографическая картина растворяется, преображаясь в колонку цифр.
– Как я и думала. Никакой заметной сейсмической активности за последние сорок два часа.
– Сонар не лжет, – спокойно говорит Лени.
– Сейсмограф тоже.
Неловкая тишина. Для подобных случаев существует стандартная процедура, и они обе знают, что теперь придется делать.
– Нам надо все проверить, – констатирует Кларк. Баллард лишь кивает:
– Дай мне минутку переодеться.
Наверху эту штуку называли «кальмаром»: цилиндр где-то с метр длиной с реактивным двигателем, прожектором на носу и сцепкой на хвосте. Кларк висит между «Биб» и дном, проверяет его одной рукой. Во второй сжимает гидроакустический пистолет, периодически направляет его во тьму; ультразвуковые щелчки пронизывают ночь, давая направление.
– Нам туда, – говорит она, ткнув пальцем во мрак.
Баллард сжимает ручки своего «кальмара». Машина уносит ее прочь. Чуть помедлив, за ней следует Кларк. Замыкает процессию третий цилиндр, который везет набор датчиков в нейлоновой сумке.
Баллард идет чуть ли не на полной скорости. Фонарь на ее шлеме и прожектор пронзают воду, словно два маяка-близнеца. Кларк, потушив свет, нагоняет их на полпути. Пару метров они идут бок о бок над илистым дном.
– Огни, – говорит Баллард.
– Они не нужны. Сонар работает и в темноте.
– Ты теперь нарушаешь инструкции только ради удовольствия?
– Рыбы внизу нападают на светящиеся предметы…
– Включи свет. Это приказ.
Кларк не отвечает. Смотрит на лучи рядом. Прожектор «кальмара» сияет уверенно и стойко, но головной фонарь Баллард режет воду беспорядочными дугами, когда напарница крутит головой.
– Я сказала тебе, включи свой… О, боже!
Это всего лишь проблеск, мимолетный образ, пойманный лучом. Дженет принимается крутить головой, и он исчезает из виду, а потом возникает в свете прожектора «кальмара», огромный и ужасный.
Бездна улыбается им оскаленными зубами.
Пасть растягивается по всей ширине луча, уходит во тьму по обе стороны. Она забита коническими зубами размером с человеческую руку, которые совсем не выглядят хрупкими.
Баллард начинает давиться и ныряет ко дну. Придонный ил окутывает ее бурлящим облаком, она исчезает в потоке планктонных трупов.
Кларк останавливается и ждет, не двигаясь с места. Она смотрит на эту угрожающую улыбку. Все ее тело наэлектризовано, она еще никогда не чувствовала себя настолько ясно. Каждый нерв пылает и замерзает одновременно. Она в ужасе.
Но почему-то Лени полностью себя контролирует. Пока она размышляет над этим парадоксом, оставленный без присмотра «кальмар» напарницы замедляется и останавливается буквально в нескольких метрах от бесконечного ряда зубов. Кларк удивляется собственной аналитической четкости, когда третья торпеда с грузом датчиков теряет скорость и занимает позицию рядом с машиной Баллард.
Ухмылка в дополнительном свете не меняется.
Кларк поднимает гидролокационный пистолет и стреляет. Проверяет показания и понимает: «Мы на месте. Это и есть обнажение породы».
Она подплывает ближе. Улыбка не исчезает, таинственная и соблазнительная. Теперь становятся видны куски костей у корней зубов и обрывки разложившейся плоти, струящиеся с десен.
Лени поворачивается и отходит. Облако на дне начинает опадать.
– Баллард, – зовет она механическим голосом. Никто не отвечает.
Кларк принимается вслепую шарить в грязи, пока не нащупывает что-то теплое и дрожащее.
Дно взрывается ей в лицо.
Баллард вырывается из субстрата, оставляя за собой грязный след, как от кометы. Ее рука поднимается из внезапного облака, в ней зажато что-то блестящее. Кларк видит нож и еле успевает отклониться: лезвие задевает костюм, воспламенив нервные окончания по всей грудной клетке. Баллард бьет снова. В этот раз Лени успевает перехватить запястье, когда рука проходит мимо, выворачивает ее, тянет. Дженет падает.
– Это я! – кричит Кларк, вокодер превращает голос в металлическое вибрато.
Баллард поднимается на ноги, бельма на глазах не видят, нож по-прежнему зажат в руке.
Лени держит ее:
– Прекрати! Тут ничего нет! Оно мертво!
Та останавливается, но не может отвести глаз от Кларк. Потом осматривает «кальмары», освещенную ими улыбку. Замирает.
– Это какой-то кит, – объясняет Кларк. – Он уже давно мертв.
– К…кит? – хрипит Баллард. Ее начинает трясти.
«Не нужно так этого стыдиться». Кларк хочет сказать это, но решает промолчать. Вместо этого легко касается руки напарницы. «Интересно, ты вот так людей успокаиваешь?»
Баллард дергается в сторону, словно от ожога.
«Думаю, нет…»
– Ммм, Дженет, – начинает Лени.
Баллард поднимает дрожащую руку, обрывая ее:
– Я в порядке. Я хочу вер… Думаю, нам надо вернуться обратно, не так ли?
– Ладно, – отвечает Кларк, но кривит душой. Здесь она может стоять хоть весь день.
Баллард снова в библиотеке. Она поворачивается, привычным жестом проведя рукой над регулятором яркости, когда к ней подходит Лени; экран темнеет, прежде чем та успевает увидеть, что на нем. Кларк с удивлением смотрит на фоновизор, висящий над терминалом. Если Дженет так не хочет ничего показывать, то могла бы воспользоваться им.
«Но тогда бы она не заметила моего прихода…»
– Думаю, это был клюворылый кит. Только у него слишком много зубов. Они очень редкие и не ныряют так глубоко.
Кларк слушает, но ее это особо не интересует.
– Он, наверное, умер и начал разлагаться наверху, а потом затонул, – Баллард слегка повышает голос, почти украдкой смотря на что-то, находящееся с другой стороны кают-компании. – Интересно, какие шансы на то, что это могло произойти?
– В смысле?
– Я имею в виду, океан-то огромный, и как могло случиться, что такое большое животное упало именно здесь, в паре сотен метров от нас. Шансы на это, по идее, крайне малы.
– Да, думаю, так, – Лени протягивает руку и включает дисплей. Одна его половина мягко мерцает от светящегося текста. На другой вращается изображение какой-то сложной молекулы.
– Что это?
Дженет опять украдкой бросает взгляд в кают-компанию.
– Старый текст по биопсихологии из нашей библиотеки. Я его просматривала. Когда-то интересовалась этой темой.
Кларк смотрит на нее:
– Угу.
Потом наклоняется и изучает экран. Какая-то прикладная химия. Единственное, что она понимает, это заголовок под графиком, и поэтому зачитывает его вслух:
– Истинное счастье.
– Да. Трицикл с четырьмя боковыми цепями. – Баллард указывает на экран. – Когда ты счастлива, по-настоящему счастлива, то, значит, действует эта штука.
– А когда ее открыли?
– Не знаю. Книга старая.
Кларк пристально рассматривает вращающуюся модель. Почему-то та ее беспокоит. Парит под этим самоуверенным глупым заголовком и говорит то, что ей слышать не хочется.
«Тебя решили. Как задачу. Ты – механизм. Химия и электричество. Все, чем ты являешься, каждый сон, каждое действие – все в конце концов сводится к изменению напряжения где-то в организме, или – как она это назвала? – трициклу с четырьмя боковыми цепями…»
– Это неправильно, – бормочет Кларк. «Иначе нас бы смогли чинить, когда мы ломаемся…»
– Прости…
– Здесь говорится, что мы просто органические компьютеры. С лицами.
Баллард выключает терминал.
– Так и есть. А некоторые из нас теряют даже их. Лени замечает колкость, но та не достигает цели.
Кларк выпрямляется и направляется к лестнице.
– Ты куда? Опять наружу? – спрашивает Баллард.
– Смена не закончилась. Думаю, я прочищу трубу на втором номере.
– Поздновато уже. Мы и наполовину ничего не доделаем, как наша смена закончится, – Баллард снова куда-то пристально смотрит. В этот раз Кларк следит за ее взглядом и упирается в большое зеркало на дальней стене. Ничего интересного там нет.
– Я буду работать допоздна, – она хватается за перила, заносит ногу над первой ступенькой.
– Лени, – Кларк может поклясться, что слышит дрожь в голосе напарницы, оглядывается, но та уже идет в рубку, говоря: – Боюсь, я не смогу пойти с тобой. Надо проверить протоколы телеметрии. Там какие-то сложности.
– Прекрасно, – Лени чувствует, как нарастает напряжение, и спускается по лестнице.
«Биб» снова сжимается.
– А ты уверена, что с тобой снаружи будет все в порядке? Может, тебе стоит подождать до завтра.
– Нет. Я уверена.
– Тогда держи передатчик включенным. Я не хочу, чтобы ты опять пропала…
Кларк уже в воздушном шлюзе, быстро исполняет весь положенный ритуал. Переход уже не кажется утоплением. Теперь он больше напоминает рождение заново.
Она просыпается во тьме. Кто-то рыдает.
Лежит несколько минут неподвижно, смущенная и неуверенная. Всхлипы идут со всех сторон, мягкие, но вездесущие в гулкой скорлупе «Биб». Ее тело почти безмолвно, только слышится стук сердца.
Она боится. Не знает почему. Только хочет, чтобы звуки исчезли.
Кларк скатывается с койки и шарит по стене наугад, ища задвижку люка. Открывает, выходит в полутемный коридор: скудный свет идет из кают-компании. Звуки же доносятся с другой стороны, из сгущающегося мрака. Она следует за ними по туннелю, кишащему трубами и кабелями.
Каюта Дженет. Люк открыт. Изумрудный индикатор сверкает во тьме, практически не освещая сгорбленной фигуры на тонком матрасе.
– Баллард, – тихо окликает ее Кларк, но входить не хочет.
Тень двигается, вроде бы поворачивает к ней голову и чуть ли не умоляюще произносит:
– Почему ты никогда ничего не показываешь? Кларк хмурится в темноте.
– Чего не показываю?
– Ты знаешь чего! Как… как тебе страшно!
– Страшно?
– Быть здесь, застрять на дне этого ужасного черного океана…
– Я не понимаю, – шепчет Кларк.
Клаустрофобия, забеспокоившись, начинает шевелиться внутри.
Баллард фыркает, но усмешка явно вымученная.
– О, ты все прекрасно понимаешь. Думаешь, это такое соревнование. Если все держать в себе, то выиграешь… но это не так, совсем не так, Лени. Скрытность не помогает, здесь мы должны доверять друг другу или проиграем…
Она еле заметно сдвигается на койке. Зрение Кларк, улучшенное линзами, различает отдельные детали: грубые линии окаймляют силуэт Баллард, складки и сгибы обыкновенной одежды, расстегнутой до пояса. Лени тут же представляет себе частично вскрытый труп, который поднялся на столе, оплакивая собственные увечья.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – говорит Кларк.
– Я пыталась быть дружелюбной. Пыталась поладить с тобой, но ты такая холодная, ты даже не хочешь признать… я имею в виду, тебе не может тут нравиться, никому не может. Так почему ты не можешь просто признать это…
– Мне и не нравится. Я… я ненавижу это место. Как будто «Биб» собирается… сомкнуться вокруг меня. А я могу только ждать, когда это случится.
Баллард кивает в темноте:
– Да, да, я понимаю, о чем ты, – кажется, ее приободрило признание Кларк. – И неважно, сколько ты говоришь себе… – Она останавливается. – Ты ненавидишь станцию?
«Неужели я опять сказала что-то не то?»
– Но снаружи не лучше, – говорит Баллард. – Снаружи даже хуже! Там оползни, гейзеры и гигантские рыбы, которые вечно хотят тебя сожрать. Ты не можешь… но… тебе же на них наплевать, так?
Почему-то в ее голосе появляются обвинительные ноты. Кларк пожимает плечами.
– Да, тебе наплевать. – Теперь Баллард говорит тихо, почти шепотом. – Тебе на самом деле нравится снаружи. Ведь так?
Лени неохотно кивает:
– Ага, похоже на то.
– Но это так… Рифт может убить тебя, Лени. Он может убить нас сотней разных способов. Разве это тебя не пугает?
– Не знаю. Я не думаю об этом. Подозреваю, что да, может и убить. Ну вроде того.
– Тогда почему ты так счастлива там? – кричит Баллард. – Ведь это не имеет смысла…
«Не сказать, что я именно „счастлива“».
– Не знаю. А в чем проблема-то? Множество людей занимаются опасными вещами. Как насчет парашютистов? Скалолазов?
Но Дженет не отвечает. Ее силуэт на кровати словно затвердевает. Неожиданно она протягивает руку и включает в каюте свет.
Лени моргает от неожиданной яркости, а потом комната погружается в сумрак, когда затемняются линзы.
– Боже мой! – орет Баллард. – Ты уже и спишь в этом гребаном костюме?
Об этом Кларк тоже не думала. Просто так ходить гораздо легче.
– И все это время, пока я тут тебе душу изливала, ты стояла с этим поганым лицом робота! У тебя даже не хватило порядочности показать мне свои треклятые глаза!
Кларк отступает, изумленная. Баллард поднимается с кровати и делает один шаг в ее сторону:
– Только подумать, а ведь, прежде чем тебе дали этот сраный костюм, ты даже могла за человека сойти! А теперь не пойти ли тебе и не поиграть с чем-нибудь в своем разлюбезном океане!
И она с грохотом захлопывает люк прямо перед лицом Лени.
Та какое-то время смотрит на задраенную переборку. Знает – ее лицо сейчас совершенно спокойно. На нем почти никогда не отражаются эмоции. Но она стоит здесь и не двигается, ждет, пока съежившееся существо внутри чуть расслабится.
– Хорошо, – наконец очень тихо произносит Лени. – Думаю, я пойду.
Когда она появляется из воздушного шлюза, ее уже ждет Баллард и тихо говорит:
– Лени, нам нужно поговорить. Это очень важно. Кларк наклоняется и снимает ласты.
– Выкладывай.
– Не здесь. В моей каюте.
Кларк смотрит на нее.
– Пожалуйста.
Та поднимается по лестнице.
– А ты не собираешься снять… – Дженет останавливается, когда Кларк переводит на нее взгляд. – Неважно. Все в порядке.
Они заходят в кают-компанию. Баллард впереди. Кларк следует за ней по коридору в ее комнату. Напарница закрывает люк и садится на койку, оставляя место для Лени.
Та осматривает тесное пространство. Хозяйка завесила зеркало на переборке простыней.
Дженет хлопает по кровати рядом с собой:
– Иди сюда, Лени. Садись.
Кларк неохотно садится. Неожиданная доброта напарницы смущает ее. Она так себя не вела с тех пор…
«…с тех пор как перестала чувствовать себя главной».
– Это может показаться тебе нелегким, – начинает Баллард, – но мы должны вытащить тебя с рифта. Они вообще не должны были посылать тебя сюда.
Кларк не отвечает.
– Помнишь тесты, которые мы проходили? Они измеряли нашу толерантность к стрессу: к заточению, длительной изоляции, постоянной физической опасности – к такого рода вещам.
Лени едва заметно кивает:
– И?..
– И ты думаешь, они проверяли эти качества, не понимая какие люди будут ими обладать? Или как они такими стали?
Внутри Кларк что-то замирает. Снаружи ничего не меняется.
Баллард слегка наклоняется к ней:
– Помнишь, что ты сказала? Про скалолазов, парашютистов и почему люди намеренно подвергают себя опасности? Я читала про это, Лени. Мне нужно было понять тебя, я много читала…
«Нужно было понять меня?»
– …и знаешь, что общего есть у всех любителей острых ощущений? Они все говорят, что ты не знаешь жизни, пока не почувствовал приближения смерти, пока почти не умер. Им нужна опасность. Они кайфуют с нее.
«Ты совсем меня не знаешь…»
– Среди них есть ветераны войны, другие долго были заложниками, некоторые провели много времени в опасных зонах по той или иной причине. А настоящие маньяки…
«Меня никто не знает».
– …те, которые могут жить счастливо только постоянно находясь на грани… большинство из них начали рано, Лени. Еще детьми. А ты, держу пари… ты даже не любишь, когда к тебе прикасаются…
«Уходи. Уйди».
Баллард кладет руку на плечо Кларк.
– Как долго ты терпела надругательства над собой, Лени? – тихо спрашивает она. – Сколько лет?
Кларк дергает плечом, сбрасывает ее ладонь и молчит. Чуть перемещается на койке, отворачиваясь. «Она не хочет причинить тебе зла».
– Все так, да? Ты не просто выработала стойкость к травмам, Лени. У тебя теперь зависимость от них. Не так ли?
Кларк понадобилась всего лишь секунда, чтобы восстановить равновесие. Костюм и линзы делают все проще. Она спокойно поворачивается к Баллард. Даже слегка улыбается.
– Надругательства? Какой необычный термин. Я думала, он уже вышел из употребления после охоты на ведьм. Любишь историю, Дженет?
– Существует механизм, – начинает рассказывать ей та. – Я читала о нем. Ты знаешь, как мозг справляется со стрессом, Лени? Он качает в кровь различные стимуляторы, вызывающие привыкание. Бетаэндорфины, опиоиды. Если это происходит достаточно часто и долго, то ты подсаживаешься. И никак иначе.
Кларк чувствует какой-то звук, разрастающийся в горле, иззубренный кашляющий шум, похожий на скрип рвущегося металла. Только спустя мгновение она понимает, что смеется.
– Я не вру! – настаивает Баллард. – Можешь посмотреть сама, если не веришь мне! Разве не знаешь, сколько детей, подвергавшихся насилию, всю жизнь проводят с мужьями, которые их бьют, или они сами себя увечат, или начинают заниматься прыжками со свободным падением…
– И от этого счастливы, так? – Кларк все еще улыбается. – Им так нравится, когда их насилуют, бьют или…
– Нет, разумеется, ты несчастлива! Но то чувство, которое ты испытываешь, близко к счастью настолько, насколько это для тебя возможно. Поэтому ты путаешь их, ищешь напряжение, стресс везде, где только можешь. Это физиологическая зависимость, Лени. Ты нуждаешься в опасности. Просишь о ней. И всегда просила.
«Прошу». Баллард читала, Баллард знает: жизнь – это чистая электрохимия. Нет смысла объяснять, каково это. Нет смысла объяснять, что есть вещи гораздо хуже побоев. Есть вещи, которые хуже того, когда тебя связывает и насилует собственный отец. А потом наступает перерыв, и ничего не происходит. Он оставляет тебя в одиночестве, и ты не понимаешь, надолго ли. Сидишь за столом напротив него, заставляешь себя есть, избитые внутренности стараются вновь собраться вместе; а он треплет тебя по голове, улыбается, и ты понимаешь, передышка затянулась, и он скоро придет. Сегодня ночью, или завтра, или послезавтра.
«Естественно, я в этом нуждалась. Просила. А как еще я могла с этим справиться?»
– Слушай, – Кларк качает головой. – Я…
Но говорить неожиданно трудно. Она знает, что хочет сказать: не только Баллард умеет читать. Через призму жизни, полной сбывшихся желаний, Дженет не может понять одного: с Лени не произошло ничего необычного. Бабуины и львы убивают свой молодняк. Самцы колюшек бьют самок. Даже насекомые насилуют друг друга. На самом деле это не надругательство, это всего лишь… биология.
Но сказать подобное вслух она по каким-то причинам не может. Пытается, потом еще раз, и в конце концов наружу вырывается почти детский вызов:
– Да что ты вообще знаешь?
– Много, Лени. Я знаю, что ты подсела на боль, а потому будешь выходить со станции и продолжать испытывать рифт на прочность, провоцировать его на убийство. И рано или поздно он тебя убьет, разве ты этого не видишь? Поэтому тебе здесь не место. Поэтому тебя нужно отправить обратно. Кларк встает:
– Я не вернусь. – И направляется к люку. Баллард протягивает к ней руку.
– Постой, тебе нельзя уходить, ты должна меня выслушать. Это еще не все.
Лени кидает на нее абсолютно равнодушный взгляд:
– Спасибо за заботу. Но я могу уйти. И могу покинуть станцию, когда мне вздумается.
– Если ты сейчас выйдешь, то потеряешь все, они наблюдают за нами! Ты что, до сих пор этого не поняла? – Баллард повышает голос: – Послушай, они все про тебя знают! Они ищут таких, как ты! Проверяют нас, не знают точно, какого типа личности справятся с работой здесь лучше, поэтому смотрят, кто сломается первым! Как ты не понимаешь, вся эта программа – эксперимент! Всех, кого сюда послали: меня, тебя, Кена Лабина, Лану Чунг… Мы все – часть хладнокровного эксперимента…
– А ты его проваливаешь, – спокойно резюмирует Кларк. – Понимаю.
– Они используют нас, Лени… Не выходи туда!!!
Пальцы Дженет впиваются в Кларк, словно присоски осьминога. Та их резко отталкивает. Открывает люк, распахивает его. Слышит, как напарница встает за спиной.
– Ты больная! – кричит Баллард.
Что-то врезается прямо в голову Кларк. Она падает ничком на пол коридора, трубы больно впиваются в ладони.
Лени перекатывается на бок и поднимает руки, защищаясь, но Баллард перешагивает через нее и направляется в кают-компанию.
«Я не боюсь, – замечает Кларк, поднимаясь на ноги. – Она меня ударила, а я не боюсь. Ну разве не странно…»
Откуда-то поблизости доносится звон разбитого стекла.
Баллард орет в кают-компании:
– Эксперимент закончен! А ну выходите, гребаные садисты!
Кларк идет по коридору, заходит в каюту. Осколки заостренными сталактитами висят в раме. Стеклянные брызги усеивают пол.
На стене, прямо за разбитым зеркалом, объектив «рыбьим глазом» следит за каждым уголком комнаты.
Баллард смотрит прямо в него, не отрываясь.
– Вы слышите меня? Я больше не играю в ваши идиотские игры! Хватит с меня спектаклей!
Кварцитовая линза отвечает бесстрастным взглядом.
«Так ты была права, – размышляет Кларк, вспоминая о простыне в каюте Дженет. – Ты все поняла, нашла аппаратуру в своей собственной каморке, и, моя дорогая подруга, ты ничего мне не сказала. Как долго ты уже знаешь?»
Та оглядывается, видит Лени и скалится в объектив:
– Ее-то вы одурачили, это нормально, она же долбаная психопатка! Она же не в себе! Ваши маленькие тесты ни хера меня не впечатлили! Вообще!
Кларк делает шаг вперед.
– Не называй меня психопаткой, – голос ее абсолютно спокоен.
– Да ты такая и есть! – кричит Дженет. – Ты больна! Безумна! Вот почему ты здесь, внизу! Им нужно, чтобы ты была больна, они зависят от твоего психоза, а ты уже настолько с катушек съехала, что сама этого не замечаешь! Прячешь все под этой… своей маской, сидишь там, как медуза, мазохистка, размазня, и принимаешь все, что тебе скармливают… просишь этого…
«А ведь так и было, – понимает Кларк, сжимая кулаки. – И это самое странное».
Баллард начинает отступать, Лени медленно приближается, шаг за шагом.
«Только здесь, внизу, я поняла, что могу дать отпор. Что могу победить. Этому научил меня рифт, а теперь и Баллард…»
– Спасибо, – шепчет Кларк и со всего размаху бьет напарницу в лицо.
Та отлетает назад, наталкивается на стол. Лени спокойно идет вперед, в сосульке зеркала виднеется ее отражение: линзы на глазах словно сияют.
– О, господи, – хныкает Баллард. – Лени, извини меня.
Кларк становится над ней.
– Не стоит.
Она видит себя словно какую-то развернутую схему, где каждая деталь аккуратно поименована.
«Вот тут определенное количество злости. А здесь – ненависти. Столько всего, что хочется выплеснуть на другого».
И смотрит на Баллард, съежившуюся на полу.
– Думаю, я начну с тебя.
Но ее терапия заканчивается, и Лени не успевает даже разогреться. Кают-компанию наполняет неожиданный шум, пронзительный, размеренный, смутно знакомый. Кларк только через несколько секунд вспоминает, что же издает этот звук, а потом опускает ногу.
В рубке раздается звонок телефона.
Сегодня Дженет Баллард отправляется домой.
Уже полчаса скаф все глубже погружается в полночную тьму. Теперь на мониторе видно, как он огромным распухшим головастиком устраивается в стыковочном агрегате «Биб». Эхом отражаются и умирают звуки механического совокупления. Люк в потолке откидывается.
Замена Баллард спускается по лестнице, уже в гидрокостюме, смотрит вокруг непроницаемыми глазами без зрачков. Перчатки костюма сняты, рукава расстегнуты до предплечья. Кларк замечает тонкие шрамы, бегущие вдоль запястий, и еле заметно улыбается. Про себя.
«Интересно, а ждет ли там, наверху, еще одна Баллард, на случай, если бы не справилась я?»
Позади, дальше по коридору, с шипением открывается люк. Появляется Дженет, с однимединственным чемоданом, уже без костюма и с заплывшим глазом. Она, похоже, собирается что-то сказать, но останавливается, когда видит вновь прибывшего, смотрит на него какое-то время, потом едва заметно кивает и забирается в брюхо машины, не произнеся ни слова.
Команда скафа с ними не разговаривает. Никаких приветствий, никакой болтовни для поднятия морального духа. Возможно, их проинструктировали на этот счет, а может, они все сообразили сами. Шлюз с гулом захлопывается. Лязгнув на прощание, челнок отваливает от станции.
Кларк пересекает кают-компанию и смотрит в камеру. Потом протягивает руку за раму, усеянную осколками, и вырывает провод питания из стены.
«Нам это больше не нужно», – думает она, зная, что где-то там, далеко отсюда, с ней согласились.
Лени и новенький осматривают друг друга мертвыми белыми глазами.
– Я – Лабин, – в конце концов произносит он.
«Баллард снова оказалась права, – понимает Кларк. – От нормальных здесь никакого толку…»
Но она не возражает. Возвращаться Лени не собирается.
