Это была секта евреев, живших в сирийской Палестине, числом более 4000, именовавшихся ессеями, благодаря своей святости; ибо hosio — то же, что святой, отсюда и ессей. Поклоняясь Богу, они не приносят в жертву животных, полагая единственной истинной жертвой благоговейное отношение к нему. Первоначально они селились в деревнях и избегали городов, опасаясь дурного влияния царящего там порока. Они занимались сельским хозяйством и другим мирным трудом, причем не копили ни золота, ни серебра и не владели копями. Среди них нельзя было встретить ни того, чье ремесло — изготовление оружие для сражений, ни торговца, развозящего свои товары по земле или по морю. Меньше всего можно было ожидать встретить среди них рабов, ибо в рабстве они видели нарушение закона природы, согласно которому все люди созданы свободными братьями друг другу.

Они избегали абстрактной философии и логики, если только их нельзя было поставить на службу этической правоте и практике. Натуральную философию они изучали лишь в той степени, когда она учит тому, что существует некий Бог, который сотворил все вещи и за ними наблюдает. В основном же они были заняты моральной философией, или этикой, а их поведение регулировалось национальными (еврейскими) законами. Эти законы они штудировали прежде всего в седьмой день, который они почитали святым, освобождая его от всяческой работы и собираясь в своих синагогах, как называли эти места отдыха. Там они рассаживались рядами, причем старшие — выше младших. Затем один брал Библию и читал ее, в то время как остальные внимательно слушали, другой же, слывший знатоком Библии, разъяснял все неясное в прочитанном уроке, используя для этого проверенную временем методику символов. Их приучали к благочестию, святости, справедливости, обучали искусству разрещёния домашних и городских проблем, знанию того, что хорошо, что плохо, а что не имеет значения, чего следует избегать, а к чему стремиться — короче, любви к Богу, добродетели и человеку.

И такое воспитание приносило плоды. Их чистота, способность избегать богохульства и лжи, вера исключительно в благое провидение отражали их любовь к Богу. Их любовь к добродетели проявлялась в безразличии к деньгам, положению и мирским радостям; их любовь к человеку — в доброте, равенстве и дружелюбии, которые не передать словами. Ибо не было ни у кого из них собственного дома, каждый же разделял жилище с другими. Живя колониями (тасу), они оставляли свои двери открытыми для любого члена секты, который приходил. У них был общий склад, общие расходы, одежда и еда, которую они принимали в ходе сисситий (совместных трапез). Это было возможно благодаря тому, что все заработанное они сдавали ежедневно в общий фонд, из которого, кстати, они поддерживали существование тех, кто не мог работать по болезни. Пожилые были у них объектом почтения, остальные относились к ним так, как родные дети относятся к родителям.

По словам Эйсебия (ок. 300 г. н. э.), Филон говорил, что ессеи населяли многие города Иудеи; также селились они во многих деревнях и вдоль оживленных путей. Также он утверждал, что они придерживаются своей доктрины в результате свободного выбора, а не в силу национальной принадлежности.

Возможно, что к ессеям относятся и следующие слова:

Даже в наши дни существуют люди, ведомые лишь Богом; люди, которые не только сами живут по законам природы, чувствуя себя свободными, но наполняют душу своих соседей тем же духом свободы. Они, правда, не слишком многочисленны. Но это не удивительно. Ибо высшее благородство всегда было редкостью. Эти же люди отделили себя от человеческого стада, дабы посвятить себя размышлениям над природными истинами. Они молятся о том, чтобы по возможности исправить наши грешные жизни; не имея такой возможности из-за потока греха и заблуждений, затопившего наши города, они уходят из них, чтобы не быть сметенными этим потоком. Если же мы будем искренне стремиться к самосовершенствованию, то нам следует пойти по их следам к тем местам, куда они удалились, и умолять прийти к нам, дабы исправить наш образ жизни, ставший слишком жестоким и диким; отвратиться от войн, рабства и неисчислимых недугов, восприняв их проповедь мира и свободы и прочих добродетелей во всей их полноте.

Ессеи живут к западу от берегов (Мертвого моря), вне досягаемости для губительного влияния. Это отдельная нация, отличная от всех других в мире. Они живут без женщин, отвергая всякую сексуальную любовь. Они избегают денег и живут среди пальмовых деревьев. Однако количество их (convenarium) поддерживается постоянным за счет каждодневного притока тех, кто, устав от борьбы с бурным морем жизни, заплывает в их тихую заводь. Тем самым, несмотря на постоянное старение членов общины и отсутствие рождаемости, их нация сохраняется. В каком-то смысле она обогащается за счет раскаяния в прошлой жизни, испытываемого людьми.

Ниже них располагается Энгади, город, бывший некогда вторым после Иерусалима за счет плодородия земель и пальмовых рощ. Ныне же это сплошное кладбище. Затем идет Масада, крепость на скале, которая, подобно первому городу, расположена недалеко от Мертвого моря. И на этом заканчивается наш рассказ об Иудее.

Существуют три философские секты среди евреев. Последователи первой из них — фарисеи, второй — саддукеи; третья же, которая претендует на более строгую дисциплину, носит название ессеев. Эти последние являются евреями по рождению и, по-видимому, относятся друг к другу с большей приязнью, чем члены других сект. Эти ессеи отвергают удовольствия, считая их грехом, почитая за добродетель воздержание и победу над собственными страстями. Они отрицают брачные узы, однако готовы принять к себе детей других людей, если они достаточно сговорчивы и обучаемы; таких они воспринимают как собственное потомство и формируют их в соответствии со своими понятиями. Они не отвергают абсолютно институт брака, понимая его необходимость для сохранения человечества; однако они остерегаются распутного поведения женщин, будучи убеждены в том, что ни одна из них не способна хранить верность мужчине.

Эти люди презирают все богатства, равно как и ряд иных признанных у нас ценностей. Среди них не найти ни одного, кому принадлежало бы больше, чем другому; ибо у них существует закон, согласно которому те, кто приходят к ним, должны передать свое имущество всему ордену; в итоге у них нельзя обнаружить признаков ни бедности, ни чрезмерного богатства; собственность каждого сливается с собственностью других, и фактически получается так, как будто братья получили общее наследство. Они считают, что умащивать себя — значит загрязнять; если же случается кому-либо из них быть облитым маслом, то последнее стараются стереть со всего тела. Они считают, что потеть — дело доброе, и предпочитают одежду белого цвета. У них имеются люди, назначенные, чтобы вести их общие дела, которые направлены на всеобщее благо.

У них не имеется какого-либо отдельного города, но многие из них обитают практически в каждом городе. Если же любой человек из их секты приходит из другого места, то для него открыто все, что они имеют — как если бы это было его собственностью, причем он может обратиться к тем, кого он никогда не знал, как будто они были давно знакомы. По этой причине, совершая даже дальние путешествия, они ничего не берут с собой, кроме разве оружия, чтобы защититься от грабителей. Соответственно в каждом городе, где они живут, имеется человек, назначенный специально, чтобы заботиться о пришельцах, обеспечивая их одеждой и другими необходимыми вещами. Их привычки и уход за своим телом похожи на то, как ведут себя дети, боящиеся, что их будут ругать старшие. У них не позволено менять одежду или обувь до тех пор, пока они не разорвутся на части или не истлеют от времени. Они ничего не продают друг другу и не покупают; однако каждый из них отдает то, что имеет, тому, кто это пожелает, и может взамен получить от него то, что было бы удобно ему. Хотя при этом не производится никаких взаиморасчетов, они всегда могут взять у кого угодно что угодно.

Что касается их набожности, то она носит весьма своеобразный характер; ибо до восхода солнца они не говорят ни слова о делах земных, и только возносят молитвы, доставшиеся им в наследство от предков, причем так, словно способствуют процессу восхода. После этого руководители рассылают всех туда, где они могут работать в соответствии со своей квалификации; там они с большим усердием трудятся до четырех часов. После этого они снова собираются в одном месте, заворачиваются в белые покрывала и омывают свои тела холодной водой. После того как очищение завершится, они встречаются в особом месте, куда запрещено входить людям из других сект. Чистые, они следуют в трапезную, так, как будто это святой храм, и спокойно рассаживаются. Пекарь раскладывает перед ними хлеб, а повар ставит перед каждым тарелку с едой, одинаковой для всех. Священник благословляет их на трапезу, и, пока это благословение не прозвучит, никому не положено еду пробовать. Тот же священник произносит благодарственную молитву после трапезы. Приступая к еде и по завершении трапезы, они славят Бога, ниспославшего им пищу. После трапезы они снимают свои [белые] одежды и снова трудятся до вечера. Затем они возвращаются домой, чтобы поужинать аналогичным образом. Если присутствуют какие-либо пришедшие, то они садятся вместе с ними. Дом их никогда не оскверняется ссорами или скандалом; они каждому предоставляют возможность высказаться по очереди. Тишина и покой, которые они поддерживают в своем доме, представляются чужакам совершенной загадкой. Секрет же этого в том, что они всегда сохраняют трезвость; что же касается количества мяса и питья, которое они получают, то оно одинаково для всех и вполне достаточно.

Что касается всего прочего, то они ничего не делают, кроме как по указаниям своих руководителей-кураторов. Исключение составляют только две вещи, которые они вольны совершать по своей воле, а именно: помощь нуждающимся и благотворительные поступки. Речь идет об оказании экстренной помощи или необходимости накормить кого-то. Что же касается вещей, то их нельзя передавать без согласия куратора. В гневе они ведут себя достойным образом, сдержанны в выражении страсти. Славятся своей верностью и миролюбием; все, что они говорят, так же твердо, как клятва, однако они избегают божбы, считая, что она хуже лжесвидетельства; как они говорят, тот, кому нельзя поверить, если он поклялся именем Бога, уже осужден. Они прилагают много усердия, изучая писания древних, и выбирают из них то, что наиболее полезно для совершенствования души и тела; при этом они особо докапываются до таких корней и основополагающих сведений о лекарственных средствах, которые могут восстанавливать душевное равновесие.

Следует иметь в виду, что если кто-то намеревается вступить в их секту, его не принимают туда немедленно, но предписывают сначала прожить в течение года той же жизнью, что они; ему выдают топорик, кушак и упомянутое выше белое одеяние. С течением времени, когда он докажет, что способен быть столь же воздержанным, как они, и постепенно приближаться к их образу жизни, ему дозволяется очистительное омовение в той же воде, но его пока не допускают к совместной жизни. В свое общество его допускают окончательно, если он докажет свою стойкость в течение еще двух лет и подтвердит, что достоин. Однако перед тем, как ему позволят прикоснуться к общей пище, он будет обязан дать великие клятвы. Во-первых, что будет благочестив по отношению к Богу и справедлив по отношению к людям; далее, что он не причинит вреда никому ни по собственному желанию, ни по чьему-либо наущению; что он всегда будет ненавидеть зло и помогать справедливости; всегда будет хранить верность всем людям, а особенно тем, что осуществляют руководство, ибо нет власти, кроме как от Бога; что, если он будет стоять у власти, то никогда не опозорит свой пост, не будет стремиться превзойти подчиненных ему своим внешним видом, например одеждами, что он всегда будет стоять на страже правды и разоблачать тех, кто лжет; что не замарает своих рук воровством, а души своей — неправедными целями; что он никогда не скроет ничего от своих братьев по секте и не откроет ничего из ее тайн чужим, как бы его ни принуждали к этому, даже под угрозой для жизни. Более того, он клянется, что никому не откроет догматов секты. Если только это не будет организовано так же, как его собственное посвящение; что он воздержится от кражи книг, принадлежащих секте, и равным образом будет охранять их от краж, а также будет хранить в тайне имена ангелов [или посланцев Божьих]. Такими клятвами они стараются привязать к себе новообращенных.

Что касается тех, кого они уличат в гнусных грехах, то они изгоняют их из своего общества. Тот, кого они отделяют так от себя, зачастую умирает самым жалким образом. Будучи связан принесенной клятвой и обычаями, по которым он жил, он не в силах питаться той пищей, которую может найти на стороне, и вынужден есть траву, так что тело его истощается, пока он не умрет. По этой причине они из сострадания принимают обратно многих из согрешивших некогда, если увидят, что те находятся на грани жизни и смерти, и сочтут их муки достаточным наказанием за прегрещёния.

Однако в выносимых ими приговорах они предельно точны и справедливы; никогда приговор не выносится голосованием суда, в котором участвовало бы менее ста человек. Но уже рещёние, вынесенное ими, изменению не подлежит. Что пользуется у них наибольшим почтением, после, конечно, Бога, это имя давшего им законы [Моисей]; тот, чья хула направлена против него, подлежит смертельной казни. Также считают они праведным повиноваться своим старшим, равно как и рещёниям большинства. Соответственно, если сидят вместе десять человек, ни один из них не станет говорить, если против этого остальные девять. Они избегают также сплевывать посреди скопления людей и в правую сторону. Более того, они придерживаются более строгих правил, чем прочие евреи, в том, что касается отдыха от трудов в седьмой день; не только готовят они пищу за день до этого, чтобы не пришлось разводить огня в день седьмой, но и не станут переставлять какой-либо сосуд с места на место, даже если он потребуется для испражнения кишечника. В другие дни они выкапывают ямку глубиной в фут (именно для этого дается инструмент, когда они первый раз допускают человека в свою среду); затем, покрывшись своим одеянием, дабы не осквернить божественных лучей света, они облегчаются в эту ямку, после чего засыпают ее выкопанной ранее землей; но даже этим они занимаются лишь в укромных уголках, которые выбирают специально для этой цели; и хотя это облегчение тела является естественным, все равно у них существует правило после этого помыться — как будто они были осквернены.

Теперь вернемся к тому моменту, когда оканчивается испытательный срок для вступающих. Их делят на четыре класса, при этом младшие считаются подчиненными по отношению к старшим. Так, если младшие прикоснуться к старшим, то последним следует совершить омовение, как будто в их компанию затесался чужестранец. Они также являются долгожителями настолько, что многие из них живут более ста лет; причина тому — простая пища и размеренный образ жизни, которому они следуют. Они презирают невзгоды жизни и стоят выше боли благодаря своей силе воли. Что касается смерти, то, если она послужит их славе, они ценят ее выше вечной жизни; много верных обстоятельств тому дала наша война с римлянами, когда величие их души было подвергнуто испытаниям; хотя их пытали и увечили, жгли и рвали на части, мучили всем, что только можно представить, заставляя либо хулить своих вождей, либо есть то, что им запрещено употреблять в пищу, они не уступали своим мучителям, которым не удавалось извлечь хотя бы слезу из их глаз; они переносили боль с улыбкой, смеялись, посрамляя своих палачей, безропотно и чуть ли не с готовностью расставались со своей душой, как будто она могла к ним затем возвратиться.

Ибо доктрина их сводится к следующему: тела людские бренны, их материал не вечен; но души бессмертны и могут существовать вечно; они образуются из легчайшего воздуха, после чего ютятся в телах, словно в узилище, куда они были помещены в силу естественных причин; будучи освобождены от уз плоти, души радуются свободе и возносятся. Это мнение сродни верованиям греков; согласно ему добрые души обитают за океаном, там, где нет ни грозовых бурь, ни снега, ни чрезмерной жары, в месте, освежаемом постоянным легким дуновением ветерка с океана; душам же плохим они отводят темную и бурлящую преисподнюю, полную непрекращающихся наказаний. Мне представляется, что греки верили примерно в то же самое, когда отводили благословенные острова своим храбрецам, которых называли героями и полубогами; душам же злых людей они отводили такое ужасное место, как Гадес (ад), где согласно легендам несли наказание такие личности, как Сизиф, Тантал, Иксион и Титиус.

И та, и другая системы базируются на предположении о том, что души бессмертны, и предупреждении о грядущем вознаграждении или наказании. Тем самым хорошие люди поощряются надеждой на ждущую их после смерти награду, а плохим грозят, что как бы они ни старались скрыть при жизни свои грехи, после смерти они будут нести за них вечное наказание. Таким образом доктрина ессеев о душе старается сделать привлекательной их философию для тех, кто с ней знакомится.

Среди них имеются и такие, кто пытается найти путь к предсказанию будущего посредством чтения священных книг, используя различные виды очищения и анализируя рассуждения пророков; нередко их предвидения сбываются.

Есть и еще один орден ессеев, которые находятся в согласии с остальными в вопросах образа жизни, обычаев и законов, но отличаются своим отношением к браку. Они считают, что безбрачие перечеркивает важнейшую часть человеческой жизни, которая обеспечивает продолжение рода; ведь если бы все люди стали на позицию безбрачия, то человечеству пришел бы конец. Супружеские пары у них проходят трехлетние испытания; если естественное очищение происходит трижды, то считается, что брак будет успешным, и совершается настоящий брачный обряд. Однако мужчины обычно не сопровождают своих жен вместе с ребенком, как бы демонстрируя, что женятся не ради удовольствия, а ради потомства. Женщины обычно совершают омовения частично одетыми, мужчины — в набедренной повязке. Вот таковы обычаи этого ессейского ордена.

В это время среди евреев существовали три секты, которые имели различное мнение касательно человеческой деятельности; одна называлась сектой фарисеев, другая — сектой саддукеев, а третья — сектой ессеев. Что касается фарисеев, то они утверждают, что часть действий людей (но не все) определяется судьбой, а часть находится в нашей власти, то есть эти последние с судьбой хоть и связаны, но ей не вызываются. Секта же ессеев утверждает, что судьба управляет всеми вещами и что с человеком не происходит ничего, что бы не было предопределено. Что касается саддукеев, то они отвергают судьбу и говорят, что такой вещи не существует, а потому она и не может управлять событиями жизни человеческой; напротив, они считают, что все наши действия находятся в нашей власти, так что мы сами являемся причиной хорошего и получаем плохое в результате собственной неразумности. Впрочем, подробнее я рассматриваю эти точки зрения во второй книге о Еврейской войне.

Доктрина ессеев состоит в том, что все — от Бога. Они проповедуют бессмертие души и считают, что человек должен честно стараться заслужить вознаграждение за праведную жизнь. Когда они присылают в храм то, что они посвящают Богу, то речь идет не об обычных жертвоприношениях, поскольку у них имеются собственные представления об очистительной жертве. По этой причине их не допускают в общий храмовый двор, и им приходится приносить жертвы собственноручно. Несмотря на это, их образ жизни лучше, чем у других людей, и они полностью посвящают себя делам хозяйственным. Заслуживает также нашего восхищения то, насколько они превосходят других людей, посвящая себя добродетели и праведности. Ничего подобного нельзя было встретить у других людей, будь то греки или варвары, даже в короткие периоды времени; они же [ессеи] живут таким образом давным-давно. Так, неизменным остается порядок, когда они всем владеют совместно, так что богач в той же степени может пользоваться своим богатством, что и тот, у кого нет совсем ничего. Таким вот образом живут сейчас около четырех тысяч человек, причем никто из них не женится и не думает заводить слуг, считая, что последнее побуждает людей к несправедливости, а первое — к семейным ссорам. Хотя они и живут каждый сам по себе, но оказывают помощь друг другу. Они назначают также определенных служащих, которые могли бы извлекать доход из общих занятий, в том числе земледелия; к ним относятся добрые люди и священнослужители, которые готовят для всех хлеб и пищу. Никто из них не выделяется среди остальных ессеев по образу жизни, напоминая больше всего тех даков, которых называют полисти [горожане].

Жил один из этих ессеев, чье имя было Менахем, который обладал таким даром; он не только вел жизнь праведнейшим образом, но и обладал способностью предвидеть будущие события, данной ему Богом. Этот человек однажды увидел Ирода, когда тот был еще ребенком и ходил в школу, и приветствовал его как царя евреев. В то время Ирод был весьма далек от того, что приписал ему Менахем. Однако позднее, когда ему выпало счастье оказаться на царском троне, на вершине власти, он послал за Менахемом и спросил, сколько продлится его правление. Увидев, что тот не отвечает, [Ирод] переспросил, сколько лет ему еще править: десять или больше? Тот ответил: «Да, двадцать, нет, тридцать лет», но не стал уточнять. Ирод был удовлетворен таким ответом, протянул Менахему руку и отпустил его, а после этого продолжал уважительно относиться ко всем ессеям. Мы сочли правильным сообщить нашим читателям об этих фактах, сколь странными бы они ни были, и объявить о том, что меж нас происходило, поскольку многие из этих ессеев благодаря своей исключительной добродетельности почитались достойными этого знания божественного откровения.