Ранней весной 1947 г. бедуины из племени таамир двинулись из Трансиордании в Палестину. Говорят, что они хотели обойти стороной места легального перехода через границу, поскольку везли контрабандный товар. Их путь пролегал по безлюдной местности, через источник Айн-Фешха на северо-западном берегу Мертвого моря. Здесь они пополнили запас свежей воды и отдохнули, прежде чем отправиться на рынки Вифлеема.

Пока одни бедуины наслаждались отдыхом, другие исследовали прибрежные скалы, и там, то ли случайно, то ли в результате планомерного поиска, обнаружили пещеру. Подлинные обстоятельства этого события могут так и остаться невыясненными. Известно только, что бедуины-таамиры имели уже некоторый опыт обследования пещер и, случалось, приторговывали тем, что удавалось там найти.

Надо сказать, что в этом районе пещер немало. Некогда вся долина Иордана была одним длинным озером, а нынешние скалы образовывали его береговую линию. По мере опускания уровня озера, каналы, промытые водой в мягкой породе, высыхали, и на их месте оставались пещеры. Местность здесь сильно пересеченная, так что вход в эти пещеры зачастую плохо просматривается. Иногда он очень узок, а то и вообще закрыт, так что для того, чтобы проникнуть в пещеру, приходится копать. Поэтому эти пещеры могли служить и удобным убежищем для людей, и тайником для сокровищ.

Три тысячи лет назад Давид укрылся в одной из пещёр в Энгеди, расположенной миль на двадцать дальше но западному берегу. Царь Саул взял с собой «три тысячи избранных» и отправился искать Давида среди «козлиных скал». Однажды Саул оказался в той же самой пещере, где прятался Давид, не подозревая о его присутствии до тех пор, пока Давид сам не объявился.

Пещера, которую нашли бедуины, была почти незаметна и находилась севернее Айн-Фешхи среди безжизненных скал примерно на полмили выше, чем Вади Кумран. Кстати, вади — арабское название русла реки, обычно сухого; впрочем, после сильного дождя оно может нести бурный поток. Вади Кумран представляет собой глубокий овраг, дикий и заброшенный, который тянется от холмов к водопаду, а затем еще чуть меньше мили к Мертвому морю.

Отверстие в скале вело в пещеру протяженностью около 8 метров, шириной около 2 и высотой около 2,5 метра. Там на полу они обнаружили несколько высоких глиняных кувшинов, стоявших среди черенков, оставшихся от других посудин, разбитых предыдущими посетителями. Целые кувшины были запечатаны, и бедуины, надеясь найти в них что-нибудь ценное, поспешили их вскрыть. Внутри оказались какие-то более или менее цилиндрические предметы, подгнившие и вонючие.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это туго скрученные свитки рукописей, на вид очень древних и написанных на языке, который бедуины сочли сирийским. Теперь уже не установить, все ли манускрипты были запечатаны в кувшинах в тот момент, когда бедуины их обнаружили. Из примерно сорока кувшинов, которые некогда стояли в пещере, уцелели лишь два; возможно, что, торопясь добраться до содержимого, бедуины разбили некоторые из сосудов.

Так или иначе, продолжив свой путь в Вифлеем, бедуины захватили рукописи с собой, намереваясь продать. Первым, кому их показали, был мусульманский шейх, который, подобно бедуинам, предположил, что тексты написаны на сирийском языке. Поэтому он направил их к некоему торговцу, бывшему членом сирийской ортодоксальной общины, тот, в свою очередь, переадресовал их к другому сирийскому торговцу в Иерусалиме. Последний счел, что рукописи могут представлять интерес для митрополита Афанасия Йешуа Самуила, настоятеля небольшого монастыря Святого Марка в Старом Иерусалиме, где находилась необычная библиотека древнесирийских рукописей.

Митрополит Самуил очень заинтересовался этими рукописями. Он сразу понял, что они не сирийские, а еврейские. Чтобы выяснить, на каком материале они написаны, он сжег маленький кусочек и по запаху определил, что это — кожа. Начались длительные переговоры о купле-продаже, осложнявшиеся невероятной путаницей и взаимонепониманием и завершившиеся только в июле. В итоге митрополит оказался владельцем не всех рукописей — часть ушла на сторону.

Митрополиту досталось пять свитков, причем два из них были частями разорванного манускрипта. Один из свитков был настолько сильно поврежден, что развернуть его было нельзя. Остальные вполне можно было изучать, и митрополит постарался сделать все, чтобы их идентифицировать. Однако для этого потребовалось некоторое время. Первым, кому удалась атрибуция манускрипта, был, по-видимому, прибывший из Нидерландов ученый, знаток Библии, отец Ван дер Плеч. Он установил, что самый большой из свитков — это Книга Исайи из Ветхого Завета.

Несколько видных авторитетов, которым митрополит показывал свитки, заявили, что они ценности не представляют, за что впоследствии многие подвергали их критике. Следует, впрочем, иметь в виду, что даже высококвалифицированному специалисту нетрудно решиться утверждать, что возраст случайно обнаруженных манускриптов две тысячи лет. К тому же митрополит не особенно распространялся о месте обнаружения свитков. Некоторые из тех, к кому он обращался за консультацией, считали, что рукописи были из фондов монастырской библиотеки и хранились там длительное время. Кроме того, так получилось, что во время первых консультаций некоторые из наиболее компетентных экспертов (из Еврейского университета и Американской школы восточных исследований) находились за пределами Палестины.

Однажды в конце ноября покойный ныне профессор Э.Л. Сукеник из Еврейского университета, вернувшись из Соединенных Штатов, был приглашен одним антикваром, чтобы обследовать фрагмент рукописи. В результате он приобрел, как записано в его дневнике, «четыре куска кожи с еврейским рукописным текстом» и два глиняных кувшина, хотя в их ценности он сомневался. Эти куски относились к тем свиткам, которые достались другому покупателю, когда переговоры с митрополитом Самуилом были прерваны. В декабре Сукеник приобрел еще один свиток, а в дальнейшем — еще несколько фрагментов.

В этот период, как и нередко в прошлом, в Палестине было неспокойно; если быть точным, то там шли бои, так что можно считать истинным чудом, что с рукописями ничего не случилось. В феврале 1948 г. была достигнута окончательная договоренность о передаче свитков в Американскую школу восточных исследований, где двое молодых американских ученых, доктор Уильям X. Браунли и доктор Джон К. Тревор, сделали с них фотоснимки. Браунли и Тревор сразу поняли, что имеют дело с незаурядным открытием, и были этим весьма взволнованы. Тревор послал часть фотокопий профессору университета Джона Гопкинса Уильяму Ф. Олбрайту, который подтвердил их с Браунли предположение о том, что рукописи были написаны в I в. до н. э., если не раньше, и объявил, что «эти рукописи — величайшее открытие в новейшей истории».

Тем временем профессор Сукеник занимался переводом своих свитков, которые, как он предположил, были сложены в пещере в силу непригодности для дальнейшего использования; именно так, как известно, поступают в синагогах, где для хранения истлевших рукописей отводится специальная комната — гениза. В этом своего рода ритуальном захоронении они могут храниться неопределенно долго — слишком священные, чтобы уничтожить, но слишком ветхие, чтобы пользоваться. В конце концов, они могут быть погребены в земле. Сукеник думал, что Кумранская пещера как раз и служила своего рода генизой. В этом случае дата закладки кувшинов на хранение могла быть сравнительно поздней, хотя датировка собственно документов оставалась неопределенной.

К концу 1948 г. об открытии Кумранских рукописей стало известно многим ученым, и в 1949 г. разгорелась горячая дискуссия об их возрасте — так называемая «Битва свитков». В дальнейшем другое и еще более горячее «сражение» произошло по поводу значения рукописей, так что первую дискуссию следовало бы назвать «Первой битвой свитков». Позднее мы обсудим эти вопросы, а также содержание рукописей, а сейчас расскажем о дальнейших поисках, результатом которых явилось обнаружение многочисленных фрагментов и медных свитков.

В 1949 г. война вроде бы кончилась, правда, полного покоя это не принесло. Кумранская пещера вновь привлекла к себе внимание. Побывавшие в ней военные сообщили, что пещера была разграблена кладоискателями — бедуинами, которые выгребли оттуда массу земли и черепков, пытаясь найти еще рукописи или их фрагменты.

В феврале и марте было начато систематическое исследование пещеры директором Трансиорданского Департамента древностей Дж. Ланкестером Хардингом и отцом Роланом де Во из Эколь Библик. Они обнаружили обрывки ткани, в которую были завернуты рукописи, много мелких кусочков пергамента и черепков. Их исследование показало, что это — та самая пещера, из которой бедуины извлекли свитки. Сам материал, его внешний вид, манера письма — все у фрагментов было, как в свитках. Исследователи считали установленным и возраст рукописей: по мнению отца де Во, они были написаны в начале I в. до н. э.

Среди фрагментов были выявлены тексты из Ветхого Завета и его апокрифов, а также некоторые тексты, до того неизвестные.

Начиная с лета 1949 г. бедуины стали привозить в Иерусалим обрывки пергамента с текстом не только на еврейском, но и на греческом языке. Утверждали, что их нашли в пещере, удаленной от Кумрана. Появление новых фрагментов побуждало продолжать исследования. В 1952 г. была организована экспедиция в пещеры Вади Мураббаат, примерно в 11 милях к югу от Вади Кумран. Здесь было обнаружено значительное количество фрагментов и множество монет.

Одни фрагменты относились к библейским свиткам, другие датировались II в. н. э. Ученые обнаружили свидетельства того, что пещеры были населены не только в те времена, когда кувшины были заложены в пещеру Вади Кумран, но и в другие, в частности, в 132–135 гг. н. э., когда произошло восстание евреев под предводительством Симона бар-Кохбы. Эти открытия важны сами по себе, но, кроме того, они помогают датировать Кум-ранские рукописи, поскольку стиль изложения в последних явно старше, чем на фрагментах, относящихся ко II в. н. э.

В это время было организовано систематическое обследование района Вади Кумран; в 25 пещерах при раскопках были обнаружены свидетельства их связи с расположенными неподалеку развалинами, известными как Хирбет Кумран. Обитатели пещер (либо соединенных с ними шатров) были, по-видимому, членами общины, а руководители ее размещались в домах, от которых остались руины.

В этих пещерах также было обнаружено большое количество фрагментов, причем некоторые — значительного размера. Но наибольший интерес представляли два медных свитка, один из них состоял из двух кусков фольги, намотанных один на другой. Хотя медь полностью окислилась и свитки нельзя было развернуть, можно было разглядеть, что они некогда были склепаны и образовывали полосу шириной около 30 сантиметров, которая в размотанном виде достигала 2,5 метра в длину. Текст был образован углублениями в меди и просматривался с обратной стороны, правда, недостаточно четко, чтобы можно было понять его содержание. Лишь позднее (в феврале 1956 г.) был разработан метод, позволивший его расшифровать.

Помимо организованных экспедиций, пещеры продолжают посещать и бедуины. Именно они приносят все новые и новые фрагменты. Профессор Манчестерского университета Джон Аллегро сообщил, что к настоящему времени бедуины получили уже за такого рода материалы почти 30 тысяч фунтов (87 тысяч долларов) и, пожалуй, имеют шансы получить намного больше. Можно только гадать, сколько еще осталось необследованных пещер и когда удастся их отыскать.

Поэтому итоги подводить преждевременно. В любой момент мы можем услышать о новых открытиях, и, хотя вероятность этого не слишком велика, некоторые из них могут оказаться столь же драматичными, что и самое первое.

Недалеко от Вади Кумран, около километра к югу от пещеры, где обнаружили первые манускрипты, находятся развалины, которые издавна были известны под названием Хирбет Курман. К ним примыкает кладбище, насчитывающее примерно 1100 могил. Ранее предполагали, что развалины эти — остатки римской крепости, но не могли объяснить столь больших размеров некрополя. Было также известно из раскопок, которые проводил в 1873 г. французский востоковед Клермон-Жанно, что в могилах находились неопознанные тела, захороненные на глубине около 1,2 метра, причем особенностью погребения было то, что они были частично закрыты слоем кирпичей из необожженной глины. Поскольку могилы были ориентированы с севера на юг, они не могли быть мусульманскими. Но не было и никаких свидетельств их христианского происхождения. Не было найдено никакой специфической символики.

Возможный ключ к атрибуции руин дает, между тем, Плиний Старший. В своей «Натуральной истории», написанной около 70 г. н. э., он упоминает, что видел монастырь чуть севернее Энгеди на западном берегу Мертвого моря, и называет его ессейским. Может быть, это и был Хирбет Кумран?

Профессор Парижского университета А. Дюпон-Соммер утверждал, что это вполне возможно, даже больше: он почти в этом уверен. Но поначалу с ним мало кто соглашался. Рукописи, настаивал он, вряд ли могли быть написаны в пещерах. Где-то, возможно неподалеку, должно было быть место, где их могли бы написать и пользоваться ими. Конечно, Иерихон находился всего в 12 километрах к северу, а Иерусалим — лишь вдвое дальше к западу. Однако менее вероятно, что свитки привезли в это дикое место из городов, чтобы спрятать в пещере, чем то, что их спрятала туда община, проживавшая поблизости. Кроме того, теперь известно, что в одной из рукописей изложены правила жизни общины, которые вполне могли относиться к той, что описана Плинием.

У Дюпон-Соммера стали появляться новые сторонники, и призывы приступить к раскопкам руин стали звучать все громче. В начале 1949 г. Ланкестер Хардинг и отец де Во прокопали несколько пробных траншей — впрочем, без особых результатов. В 1951 г. они вернулись, чтобы начать систематические раскопки. Для этого потребовалось несколько экспедиций, но окончательный результат оказался в полном согласии с догадками Дюпон-Соммера: Хирбет-Кумран — вне всякого сомнения — тот самый монастырь, где были написаны свитки.

Монастырь включал главное здание длиной 34 метра и шириной 27, сложенное из больших кубических камней, покрытых штукатуркой. Крыша была сделана из пальмовых стволов, покрытых тростником и обмазанных глиной. В здании явно помещались столовая и кухонные помещения, спальня, мастерские, туалет, два бассейна, то ли для плавания, то ли для крещения, и, что самое интересное, скрипторий. Был обнаружен даже сложенный из камня письменный стол, который, видимо, провалился с одного этажа на другой сквозь рухнувший пол (в настоящее время он в реконструированном виде находится в Палестинском музее).

Были обнаружены чернильницы, одна — бронзовая, другая — глиняная, причем в первой из них сохранились высохшие чернила, приготовленные из сажи и смолы. Были найдены черепки, на которых практиковались ученики писцов, причем буквы на черепках аналогичны тем, что найдены в пещере. Нашли и гончарную мастерскую, ту самую, где делали кувшины, служившие для хранения свитков.

Было очевидно, что монастырь некогда пострадал от землетрясения, которое повредило башню и разрушило стенки бассейнов. Может быть, именно поэтому неподалеку от монастыря был построен еще один бассейн (или купель), который частично просматривался даже до начала раскопок. Были обнаружены довольно сложные сооружения для подачи воды, которая шла по специальному акведуку от Вади Кумран. Хотя до Мертвого моря было не больше мили и его вода пригодна для омовения, монахи (возможно, по ритуальным соображениям) прилагали массу усилий, чтобы обеспечить подачу именно пресной воды.

Когда была вскрыта часть могил, то выяснилось, что повсеместно использовался один и тот же способ захоронения, с той только разницей, что иногда голова трупа прикрывалась не необожженными кирпичами, а плоским камнем. Оказалось, что часть скелетов была женскими, что заставило усомниться, была ли монастырская община действительно ессейской, поскольку считалось, что для ессеев был характерен целебат. Впрочем, мы знаем от еврейского историка Иосифа, что существовал орден ессеев, практиковавший вступление в брак, причем в этой секте женщин допускали также к обряду крещения.

Исходя из наличия прослойки золы, можно было сделать вывод, что монастырь погиб в результате пожара, который, как мы увидим позднее, случился, возможно, во время войны, приведшей в 70 г. н. э. к разрушению Иерусалима. Зная, что римляне станут штурмовать монастырь, община поместила рукописи в кувшины (впрочем, может быть, такова была обычная практика) и отнесла их в надежное место — в пещеры.

Вспомним теперь, что часть Кумранских свитков была приобретена профессором Сукеником из Еврейского университета. Остальные пять были куплены митрополитом Самуилом из монастыря Св. Марка. Переговоры между Еврейским университетом и митрополитом с целью выкупить у последнего принадлежащие ему свитки оказались безрезультатными. Сложная обстановка в Палестине, усугубившаяся войной, которая последовала за разделом страны и образованием независимой республики Израиль, также затрудняла ведение подобных переговоров.

В этих условиях митрополит Самуил посчитал разумным переправить свои рукописи в более безопасное место и, после того как его монастырь пострадал от артиллерийского обстрела, решил переехать в Соединенные Штаты, что и произошло в январе 1949 г.

Его рукописи несколько раз предлагались для публики в Америке, но никто не изъявлял желания купить их. Высшие учебные заведения не торопились выделить для этого деньги, а отдельные заинтересованные ученые не считали, что так уж необходимо иметь оригиналы свитков в своих библиотеках, так как к этому моменту развернутые свитки были сфотографированы. Пятый же свиток, пока не развернутый, так слипся, что было неясно, удастся ли его вообще когда-либо развернуть. Ситуация дополнительно усложнялась неопределенностью, сможет ли новый владелец быть спокойным за судьбу своего приобретения, поскольку иорданский Департамент древностей заявил, что митрополит вывез свитки из страны нелегально. Формально это было так, если не учитывать того, что в стране шла война и было непонятно, кому принадлежит власть. Со своей стороны митрополит Самуил напоминал, что он тшетно пытался заинтересовать в купленных им документах Департамент древностей, который интереса к ним так и не проявил. На это Департамент возражал, что обращаться надо было к высокопоставленным сотрудникам, а митрополит, мол, вел переговоры с мелкими чиновниками.

Этот спор так и не был формально разрещён, а тем временем свитки были проданы за четверть миллиона долларов анонимному покупателю, которым оказался генерал Игал Ядин, сын покойного профессора Суке-ника, занявший деньги, чтобы приобрести свитки для Израиля. Часть денег выделило новое израильское правительство, часть — Американский фонд содействия израильским институтам. Затем нашелся индивидуальный спонсор, некий Д. Сэмюел Готтесман из Нью-Йорка, который выплатил обе суммы и передал рукописи Израилю. Их без лишнего шума переправили в Иерусалим, и в феврале 1955 г. премьер-министр Шарет объявил, что их поместят в музей, который будет построен специально для хранения древних документов, а также, что неразвернутый пока свиток, так называемый «Ламех», также будет развернут, а его содержание будет обнародовано при первой возможности.

7 февраля 1956 г. было объявлено, что операция развертывания, в возможности которой сомневались многие ученые, была успешно произведена немецким специалистом профессором Джеймсом Биберкраутом под наблюдением двух профессоров Еврейского университета: Нахмана Авигада и генерала Игала Ядина. Два медных свитка, являвшиеся собственностью правительства Иордании, были переданы директором Хардингом (Департамент древностей Иордании) Манчестерскому университету. Подобно свитку «Ламех» эти медные свитки представляли серьезную проблему. Их было невозможно развернуть, но в конце февраля 1956 г. университет объявил, что свитки были разрезаны и надписи расшифрованы. Была использована следующая технология. Свитки были посажены на оправку и обрызганы авиационным клеем, который был затем заполимеризован. Это придало свиткам достаточную прочность, чтобы стало возможным разрезать их вдоль образующей цилиндра (то есть поперек мысленно развернутой ленты) очень тонкой дисковой фрезой. Получившиеся полосы можно было уже фотографировать.

Что касается фрагментов, то основная их часть находится в Музее Палестины в Иерусалиме, и пройдет не один год, прежде чем удастся из отсортировать, подогнать друг к другу (там, где возможно) и идентифицировать.

Можно считать, что бедуины извлекли из Кумран-ской пещеры всего одиннадцать полных и неполных свитков. Только шесть из них представляют собой отдельные тексты. При этом существует, однако, два варианта одного и того же текста, так что в итоге в нашем распоряжении оказывается семь рукописей. Именно это имеют в виду, когда говорят о семи Свитках Мертвого моря.

Когда ученые говорят о рукописи, они не обязательно имеют в виду оригинальное сочинение, гораздо чаще это бывает копия. Это может быть и копия с другой копии, или вообще результат многократного копирования. Рукописью (манускриптом) имеет право именоваться только документ, написанный от руки.

Что касается Свитков Мертвого моря, то вполне вероятно, что все они являются копиями, хотя нельзя полностью исключить, что по крайней мере часть небиблейских текстов может оказаться оригинальными, особенно если речь идет о фрагментах. Кстати, договоримся: слово Свитки с прописной буквы обозначает именно семь идентифицированных рукописей из Вади Кумран, которые рассматриваются в этой главе.

Самая длинная из рукописей, известная под названием Свиток Исайи Св. Марка (поскольку это одна из тех рукописей, которые были куплены митрополитом Самуилом и некоторое время хранились в монастыре Св. Марка), представляет собой кожаные полосы, сшитые по концам, так что получился непрерывный свиток. Она имеет ширину около 30 сантиметров и длину более 7 метров. Хотя на ней и имеются следы износа, она была тщательно отреставрирована, и ее состояние можно считать хорошим. Сорок четыре столбца на иврите содержат полный текст книги Исайи. На полях имеются некие символы (см. рисунок), которые не удалось расшифровать, смысл и назначение их неясны. Возможно, они связаны с литургическими функциями рукописи и содержат указания, как использовать текст при богослужении. Но некоторые ученые считают их просто помарками.

Хотя текст и отличается кое-где от массоретского, перевод которого содержится в известной нам Библии, в основном эти тексты идентичны. Это самый древний из Свитков; одновременно это самая старая из сохранившихся книг Библии.

Один из свитков, приобретенных профессором Сукеником, также содержит Книгу Исайи, но не столь полную; его кожа пострадала гораздо больше. Он известен как Свиток Исайи Еврейского университета (в отличие от Св. Марка). Он состоит из одного большого куска, содержащего (с купюрами) большую часть глав с 38 по 66 (последнюю), а также семи мелких, где частично содержится текст предыдущих глав. Текст этого свитка очень близок к массоретскому тексту нашей Библии. Кстати, поясню. Массоретами называют еврейских богословов, которые на протяжении нескольких веков нашей эры усердно трудились над составлением текстов библейских книг Ветхого Завета. Их схоластический подход отличается невероятной скрупулезностью и щепетильностью в деталях. Само слово масора имеет первоначальный смысл традиция; применительно к массоретам оно означает традицию сохранения чистоты священного текста. Массоретские тексты, с которых сделан наш стандартный перевод Библии, в основном относятся к X в. н. э. и принадлежит Бен-Ашеру и Бен-Нафтали. Однако никогда не было возможности узнать, насколько эти тексты близки к оригиналам. Ценным подтверждением этой близости является текст Свитка Исайи Еврейского университета, который по крайней мере на тысячу лет старше нашего массоретс-кого. Правда, это относится именно к Книге пророка Исайи. К сожалению, этого нельзя утверждать и о других книгах Ветхого Завета; по крайней мере, текст части фрагментов из Четвертой Кумранской пещеры существенно отличается от массоретского, так что последний, по-видимому, не столь надежен, как считалось.

Третья рукопись (из коллекции митрополита Самуила) — Мидраш к книге Хабаккук. Мидраш — это объяснение или комментарий к священному тексту, причем характер этого комментария в глазах наших современников может выглядеть довольно своеобразным. Именно специфический характер комментариев, содержащихся в этом свитке, плюс имеющиеся там ссылки на Учителя Справедливости вызывали (и вызывают) массу дискуссий.

На рисунке приведены три строки из XI столбца Свитка Хабаккук. Видно, что строчки «висят» на линиях, а не «опираются» на них. Фигурная скобка внизу выделяет четыре буквы («Телеграмму») Божественного Имени в древнем тексте.

Свиток Хабаккук имеет в длину меньше полутора метров и в ширину около 15 сантиметров. Первоначально он был на 17–18 сантиметров длиннее, но теперь самое начало свитка утрачено. В нескольких местах в нем есть отверстия, но в целом состояние свитка удовлетворительное.

Надо признать, что и без этого комментария — мид-раша книга Хабаккук способна повергнуть в изумление. В том виде, как она включена в Библию, она могла быть написана как в VI в. до н. э., так и на пару столетий позже. Ее можно воспринимать как предупреждение о грядущем вторжении халдеев, служащих орудием божественного возмездия, а можно и считать, что возмездие несут македоняне во главе с Александром Великим. Обычно считают более вероятной раннюю датировку.

В любом случае, в Свитке Хабаккун текст книги привязывается к другим и более поздним событиям, чем те, которые имел в виду автор в момент написания книги. Так, например, согласно Свитку, в главе 1–4 книги Хабаккун говорится: «Так попирается закон, и справедливость никогда не торжествует, ибо неправедный человек препятствует человеку праведному». После слов «так попирается закон» следует примечание: «Это значит, что они отвергли закон Бога», а после конца фразы разъяснено: «Это означает, что неправедный человек есть Неправедный Священник, а праведный человек есть Учитель Справедливости».

Это — первое упоминание об Учителе Справедливости, а всего их в Свитке семь. Значение этих упоминаний мы обсудили позднее.

Четвертая рукопись (из коллекции митрополита Самуила) называется «Руководство по распорядку», хотя, пожалуй, ее содержание лучше отражает название, предложенное Сукеником, а именно: Порядок в общине. Эта рукопись оказалась разделенной на два свитка. Если их соединить, ее длина составила бы 1,8 метра при ширине чуть меньше 25 сантиметров. Первоначально она была сантиметров на 30 длиннее, может быть, чуть больше. Пергамент в этом свитке более грубый, чем в других, однако он не так изношен и, в общем, в хорошем состоянии.

Среди приобретенных Музеем Палестины фрагментов имеются два столбца, не совсем полных, которые, как считают, входили в состав этой рукописи. Они относятся к началу свитка, но для полноты текста перед ними должен быть еще один фрагмент.

В начале рукописи упоминается «Договор о нерушимой любви», который объединяет посвященных членов общины с Богом. Затем речь идет о «двух духовных началах в человеке»: духе света и правды и о его антагонисте, духе тьмы и заблуждения. Потом следуют правила поведения, где подробно излагаются требования к неофитам и наказания за отступления от правил. Заканчивается рукопись долгим благодарственным псалмом.

Пятый (по порядку обсуждения) свиток называется Война сынов света с сынами тьмы (собрание профессора Сукеника), и он очень хорошо сохранился (кстати, сохранилась и ткань, в которую он был обернут). Свиток имеет длину около 2,7 метра и ширину 15 сантиметров. В нем содержится довольно стилизованное описание столкновения между справедливостью и злом, которое вряд ли повествует о какой-либо конкретной войне. Скорее, оно носит апокалиптический и эсхатологический характер подобно откровениям Нового Завета.

На шестом месте стоят Благодарственные Псалмы (собрание Сукеника), которые в момент приобретения имели вид четырех свертков, три из которых были спрессованы вместе. Четвертый было очень трудно раскрыть, и его удалось развернуть одним из последних. Средняя ширина кусков пергамента составляла около 43 сантиметров. Выявлены части двадцати псалмов, очень близких к текстам Ветхого Завета. С литературной точки зрения тексты по большей части превосходны.

Седьмой и последний свиток (собрание митрополита Самуила) еще до открытия получил название «Свитка Ламеха», поскольку маленький кусочек текста, который можно было разглядеть, позволял предположить, что это — считавшееся утраченным Откровение Ламеха. Теперь, когда свиток развернут, ясно, что это предположение ошибочно. Увы, нетерпеливым ученым очень уж хотелось обрести утраченную книгу (хотя полной уверенности в том, что она действительно существовала, нет), и они поторопились.

Поскольку этот свиток написан не на иврите, а на арамейском языке, мы так и будем называть его Арамейским — по крайней мере, пока он не обретет постоянного названия. В нем содержатся главы из Книги Бытия, дополненные и украшенные материалом, который, по-видимому, возник из народных преданий.

Помимо семи пергаментных свитков существует два медных (не из той пещеры, где в 1947 г. были найдены Свитки), которые недавно были «вскрыты», как было рассказано в предыдущем разделе. К моменту написания нашей книги их содержание еще не было обнародовано.

Не следует забывать также о множестве фрагментов, как собранных несколькими экспедициями, так и привезенных бедуинами; можно не сомневаться, что мы еще о них услышим.

До недавнего времени Свитки Мертвого моря игнорировались большинством исследователей Нового Завета. Католический журнал «Коммонуил» («Общее благо») от 9 декабря 1955 г. высказал предположение, что «многие из них недостаточно сведущи в иврите и семитской истории, чтобы квалифицированно работать с этими текстами». С учетом важности этой работы, причину следует считать неуважительной. Какова бы ни была квалификация евангелистов, им всегда могли бы прийти на помощь их коллеги-семитологи. Кроме того, с 1948 г. довольно большое количество информационных статей публиковалось в археологических и библейских журналах, которые, как можно предположить, специалисты но Новому Завету должны бы читать. Ко многим из обсуждаемых вопросов можно было бы подступиться, опираясь на обычные источники — такие, например, как библейские энциклопедии. В любом случае, ситуация требовала перемен.

Интерес общественности к Свиткам заметно возрос после большой статьи в журнале «Нъю-Йоркер», опубликованной 14 мая 1955 г. Эдмундом Уилсоном. В этот момент евангелисты были просто обязаны заговорить, и они-таки стали высказываться… Но лучше бы уж молчали. Типичный их упрек: мол, Уилсон не ученый, а всего лишь репортер. При этом они умалчивали, что он очень хороший репортер, который сумел абсолютно правильно передать, что думают о Свитках эксперты, которые с ними работали. В итоге получается, что основная проблема, с которой встречаются специалисты по Новому Завету в случае с господином Уилсоном, это его неожиданная компетентность. Именно на это, по сути, жалуется одни из редакторов журнала «Крисчен Сенчурн» (26 октября 1955 г.) Теодор А. Гилл в своей рецензии на книгу Уилсона «Свитки Мертвого Моря», которая представляет собой существенно расширенный вариант его статьи в «Нью-Йоркере». Способность Уилсона твердо шагать там, где даже специалисты, бывает, спотыкаются, похоже, пугает мистера Гилла. И, действительно, ему есть, чего пугаться: Уилсон свободен от априорных предубеждений, которые был бы вынужден защищать, от догм, к которым пришлось бы приспосабливать историю.

Ученые богословы нападали также на выдающегося французского ученого, профессора А. Дюпон-Соммера из Парижского университета. Они, конечно, не могли говорить о нем то же, что о мистере Уилсоне, поскольку профессор слишком крупный авторитет и с широтой его познаний приходится считаться. Но они сочли, что его гипотезы слишком смелы, слишком вызывающи на фоне доминировавших концепций. На самом же деле, он просто пошел дальше, опираясь на выводы, в которых другие специалисты, работавшие со Свитками, полностью согласны друг с другом. Так, например, профессор Уильям Ф. Олбрайт из Университета Джона Гопкинса, занимавшийся датировкой Свитков, выразил свою точку зрения следующим образом: «Новые свидетельства по поводу верований и обрядов еврей-ских сект, существовавших в последние два столетия перед Рождеством Христовым, грозят переворотом в наших оценках периода раннего христианства».

Интересно, что это заявление доктора Олбрайта не вызвало большой критики в его адрес; но стоило аналогичное заявление сделать профессору Дюпон-Сомме-ру, как его сочли шокирующим. Конкретно он сказал: «Все проблемы, связанные с примитивным христианством, отныне оказываются освещенными по-новому, что заставляет пересмотреть их полностью». Итак, Дю-пон-Соммер говорит «пересмотреть полностью», Олбрайт — «грозят переворотом». Как бы то ни было, здесь имеет место согласие, причем среди многих крупных ученых, которые работали со Свитками, эти двое наиболее видные.

Кроме сказанного выше, богословы-евангелисты твердят, что пока слишком рано делать какие-либо выводы. Нужно, мол, подождать, пока не появится новой информации и не возникнет нового понимания — лет этак пятьдесят. Миленькое предложение! Через пятьдесят лет нынешние авторитеты по Новому Завету уже не будут проповедовать и благополучно передадут все проблемы, связанные со Свитками, своим невезучим преемникам. Реальные же факты таковы, что уже сегодня в основном можно оценить важность этих документов; если же какая-либо конкретная гипотеза утратит силу в результате появления новых знаний, то вполне можно будет внести соответствующую корректировку (при наличии основания для этого). Да, действительно, реконструкция нашего подробного представления о происхождении христианства потребует значительного времени и будет, несомненно, сопряжена с длительной дискуссией. Но тем больше оснований приступить к этой процедуре, а не откладывать ее. Что же касается аргументации о возможности новых открытий или новых оценок, которые внесут поправки в оценки нынешние, то так будет всегда, и те, кого больше всего заботит истина, не испугаются нового знания и не будут колебаться, внося исправления.

В то время как богословы-евангелисты не желали признавать значение Свитков Мертвого моря, все боль-мий интерес к этой проблеме стала проявлять общественность. Это может показаться странным, поскольку оценить значение открытия могут в первую очередь те, чье образование позволяет понять его лучше. Конечно, непрофессионал имеет право проявлять интерес, если чувствует, что открытие перспективно. В данном случае можно сказать что он прав, открытие действительно важно. Правда, интрига его не так романтична, как многие думают. Наука, не стесненная догмой, уже не раз делала открытия столь же радикальные, как открытия, связанные со Свитками. Однако последние носят вполне материальный характер и их последствия трудно переоценить. Уже давно известно, что христианство в значительной степени сложилось из элементов, воспринятых им в первые века его формирования из языческих религий Средиземноморья. Даже еврейский ша-бат, который христиане-евреи и неевреи первоначально соблюдали на седьмой день, уступил место воскресенью Митры, первому дню надели. К этим вопросам мы вернемся позднее, а пока отметим, что нет никаких причин, чтобы в этих вопросах разбиралась лишь узкая группа избранных.