Спустя три дня, 1 сентября, губернатор Кале лорд Уэнтуорс, получив соответствующие инструкции от своего шурина, лорда Грея, и проводив его на корабль, вернулся верхом в свой особняк, в одной из комнат которого его уже ждали Габриэль и Жан Пекуа, а в другой – Диана.

Но госпожа де Кастро не знала, что находится под одной крышей с Габриэлем, ибо, как обещал Арно дю Тилю стрелок, она проделала весь путь в полном одиночестве.

Лорд Уэнтуорс был прямой противоположностью своему шурину. Насколько был надменен, сух и жаден лорд Грей, настолько же был энергичен, любезен и щедр его родственник. Стройный красавец с изящными манерами и с легкой проседью в густых вьющихся волосах, он еще сохранил, несмотря на свои сорок лет, порывистую страстность молодого человека. Его юношеская походка и огоньки в серых красивых глазах как бы подтверждали это. И он действительно жил весело и беззаботно, словно ему было все еще двадцать лет.

Сначала он вошел в залу, где его дожидались виконт д’Эксмес и Жан Пекуа, и, любезно улыбаясь, приветствовал их словно желанных гостей, а не военнопленных.

– Добро пожаловать в мой дом, господа. Я чрезвычайно признателен своему шурину за то, что он вас прислал ко мне, виконт. Простите меня, но в этой скучной крепости, куда меня сослали, развлечения столь редки, общество столь невелико, что я почитаю за счастье встретить человека, с которым можно поговорить… И я, как честный эгоист, искренне радуюсь вашей задержке из-за проклятого выкупа.

– Да, выкуп и в самом деле несколько запоздает, – ответил Габриэль. – Вы, вероятно, уже знаете от лорда Грея, что мой оруженосец, которого я собрался послать в Париж за деньгами, по дороге сюда напился, подрался с одним из конвоиров и ранен в голову. Рана, правда, не опасная, но из-за нее, боюсь, он задержится в Кале дольше, чем я предполагал.

– Тем хуже для бедного малого и тем лучше для меня, виконт, – улыбнулся лорд Уэнтуорс.

– Вы слишком любезны, милорд, – ответил с грустной усмешкой Габриэль.

– Нет, виконт, в этом, право, нет никакой любезности. Любезно было бы с моей стороны тут же отпустить вас в Париж на слово. Но, повторяю, для этого я слишком себялюбив и слишком скучаю. Что прикажете делать! Мы будем вместе в плену и постараемся друг друг помогать в борьбе со скукой заточения.

Габриэль поклонился, не проронив ни слова. Он и вправду предпочел бы, чтоб лорд Уэнтуорс, поверив на слово, вернул ему свободу. Но мог ли он притязать на подобное доверие со стороны человека, которого видел впервые?

Но как бы то ни было, его утешала мысль, что Колиньи уже в Париже. А если так, значит, он доложил королю, что именно Габриэлю удалось продлить оборону Сен-Кантена. Генрих же, верный своему монаршему слову, может, и не станет ждать возвращения сына, чтобы освободить отца.

И все-таки Габриэль не мог совладать со своим беспокойством, тем более что беспокоился за двоих. Перед отъездом из Сен-Кантена ему не удалось повидать Диану.

Между тем, не замечая грустной рассеянности своего пленника, лорд Уэнтуорс продолжал:

– Впрочем, я постараюсь, господин д’Эксмес, быть не слишком свирепым тюремщиком, и, чтобы сразу же доказать это, я разрешу вам сколько угодно выходить из дому и разгуливать по городу… разумеется, если вы дадите мне слово дворянина не помышлять о побеге.

Тут Жан Пекуа, не удержавшись, обрадованно дернул за рукав удивленного Габриэля.

– Я вам крайне признателен за это предложение, милорд, – любезно ответил молодой человек, – и даю честное слово даже и не думать о побеге.

– Этого достаточно, сударь, – сказал лорд Уэнтуорс, – и если гостеприимство, которое я могу и должен вам оказывать в своем доме, покажется вам стеснительным, то, пожалуйста, не чинитесь со мною. Я не буду в претензии, если вы подберете себе более удобное жилье.

– О, господин виконт, – с жаром выпалил Жан Пекуа, обращаясь к Габриэлю, – если вы соблаговолите занять самую лучшую комнату в доме моего родича, оружейника Пьера Пекуа, то окажете ему большую честь, а меня просто осчастливите, клянусь вам!

И достопочтенный Пекуа сопроводил свои слова выразительным жестом. Он теперь изъяснялся не иначе как посредством каких-то таинственных знаков и умолчаний, да и вообще становился весьма загадочной личностью.

– Спасибо, друг мой, – сказал Габриэль. – Но, право же, воспользоваться таким разрешением значило бы злоупотребить любезностью…

– Нет, уверяю вас, – живо возразил лорд Уэнтуорс, – я нисколько не возражаю против того, чтобы вы поселились у Пьера Пекуа. Это состоятельный, деятельный горожанин, мастер своего дела и честнейший человек. Я хорошо его знаю, покупал у него не раз оружие, и у него живет довольно миловидная особа, дочь или жена, не знаю точно.

– Его сестра Бабетта, милорд, – объяснил Жан Пекуа. – Она и вправду довольно привлекательна, и не будь я так стар… Но род Пекуа из-за этого не угаснет. Пьер потерял жену, но она ему оставила двух здоровенных мальчишек, и они будут вас развлекать, господин виконт, если вы согласитесь принять приглашение моего двоюродного братца.

– Соглашайтесь, виконт, я вам советую, – прибавил лорд Уэнтуорс.

Габриэль подумал – и не без оснований, – что красивый и галантный губернатор Кале был не прочь по каким-то причинам освободиться от сотрапезника, который торчал бы весь день в его доме и тем самым стеснял самого хозяина. Молодой человек и впрямь не ошибался, ибо, как изящно выразился стрелок лорда Грея в беседе с Арно, губернатор предпочитал пленникам пленниц.

Уже не колеблясь, Габриэль с улыбкой обратился к Жану Пекуа:

– Ну что ж, поскольку лорд Уэнтуорс не возражает, то я поселюсь у вашего родственника.

Тот просиял от радости.

– Полагаю, что вы правильно поступаете, – сказал губернатор. – Пожалуй, в доме этого доброго оружейника вам будет удобнее, чем у меня. Ведь молодому человеку нужно чувствовать себя непринужденно, это дело известное.

– Вы и в самом деле знаете цену независимости, – рассмеялся Габриэль.

– Вы не ошиблись, – в тон ему ответил лорд Уэнтуорс, – я еще не в том возрасте, когда поносят свободу.

Затем он обратился к Жану Пекуа:

– А вы, метр Пекуа, можете рассчитывать на кошелек родственника? Лорд Грей говорил мне, что вы собираетесь занять у него сто экю для своего выкупа.

– Все, что есть у Пьера, есть и у Жана, – ответил убежденно ткач. – Так уж повелось испокон веков в семье Пекуа. Я заранее был уверен, что дом моего родича – мой дом. Так что прошу вас послать со мною кого-нибудь из подчиненных: он возвратится к вам с условленной суммой.

– Это излишне, мэтр Пекуа, – ответил лорд Уэнтуорс, – я и вас отпускаю на слово. Завтра или послезавтра я навещу виконта д’Эксмеса у Пьера Пекуа и на те деньги, которые вы должны моему зятю, приобрету что-нибудь из оружия.

– Как вам будет угодно, милорд, – поклонился Жан.

– А теперь, господин д’Эксмес, – обратился губернатор к Габриэлю, – нужно ли мне говорить вам, что вы всегда будете моим желанным гостем?

– Благодарствую, милорд, – ответил Габриэль, – я принимаю вашу дружбу, разумеется, на условиях взаимности, – прибавил он, улыбаясь, – ибо война изобилует превратностями, а сегодняшний друг может завтра стать врагом.

– О, я-то чувствую себя в полнейшей безопасности за этими неприступными стенами. Если французам суждено взять обратно Кале, то это произойдет не раньше чем через двести лет… А тем временем надо жить как можно веселее. Кстати, забыл сказать: если вы испытываете денежные затруднения, виконт, то мой кошелек к вашим услугам.

– Еще раз благодарствую, милорд. Мой кошелек, правда, не так туго набит, чтобы я мог тотчас же расплатиться с вами, но все же позволяет прожить в Кале безбедно. Беспокоит меня другое: сможет ли дом вашего родственника, мэтр Пекуа, вместить трех нежданных гостей? Если нет, тогда я предпочел бы поискать иное жилище…

– Вы, верно, шутите! – перебил его Жан Пекуа. – Да в этом доме могут разместиться не только три гостя, а целых три семьи! Слава богу, дом достаточно просторен. Провинциалы строятся не так бережливо и тесно, как парижане.

– Это верно, – сказал лорд Уэнтуорс, – могу засвидетельствовать, что дом оружейника достоин служить вам кровом… Кстати, мэтр Пекуа, вы, кажется, собирались обосноваться в Кале и опять заняться ремеслом ткача? Лорд Грей сообщил мне вскользь об этом вашем плане! Я бы только приветствовал подобное начинание.

– Может, так и случится, – ответил Жан Пекуа. – Ведь Сен-Кантен и Кале скоро будут подвластны общему господину, и тогда я предпочту быть поближе к своим.

– Да, да, – подтвердил лорд Уэнтуорс, не раскусив истинного смысла слов лукавого ткача, – возможно, что Сен-Кантен вскоре станет английским городом. Но простите, господа, я вас задерживаю, – прибавил он. – Вы устали с дороги, и вам нужен отдых. До скорого свидания.

Он проводил их до дверей, пожал руку одному, другому кивнул любезно, и они отправились на улицу Мартруа, где жил Пьер Пекуа.

Проводив их, лорд Уэнтуорс подумал: «Я, кажется, хорошо сделал, удалив из своего дома этого виконта. Он человек знатный, вероятно, придворный, и, если бы ему хоть раз попалась на глаза моя красавица пленница, он бы ее запомнил на всю жизнь. Ведь и я видел ее только мельком, а до сих пор все еще ослеплен. Что за красота! Боже, я влюблен! Ну да, влюблен! А ведь этот молодой человек мог бы помешать так или иначе тем отношениям, которые, надеюсь, установятся между госпожой Дианой и мною. Ну уж нет!.. Третьих лиц не должно быть между нами!»

Он позвонил. Спустя минуту явилась служанка.

– Джейн, – спросил ее по-английски лорд Уэнтуорс, – мое приказание исполнено? Вы предоставили себя в распоряжение этой дамы?

– Да, милорд.

– Как она чувствует себя сейчас?

– Вид у нее грустный, но не подавленный. Смотрит она гордо, говорит решительно и приказывает хоть и мягко, но властно.

– Хорошо, – сказал губернатор. – Вы ей подали угощение?

– Едва отведала фрукты, милорд. Она все старается напустить на себя уверенный вид, но нетрудно разглядеть, что она сильно тревожится.

– Хорошо, Джейн, вернитесь к этой даме и спросите ее от моего имени, от имени лорда Уэнтуорса – губернатора Кале, угодно ли ей принять меня. Идите и живо возвращайтесь.

Спустя несколько минут, показавшихся нетерпеливому Уэнтуорсу целым столетием, служанка вернулась.

– Ну?

– Эта дама не только согласна, но и сама желает говорить с вами незамедлительно, милорд.

«Превосходно!» – подумал Уэнтуорс.

– Но только, – прибавила Джейн, – она велела оставаться в комнате старой Мери, а мне тут же вернуться к ней.

– Хорошо, Джейн, идите. Слушайтесь ее во всем. Поняли? Идите и скажите, что я следую за вами.

Джейн вышла, а лорд Уэнтуорс с сердечным трепетом двадцатилетнего влюбленного помчался по лестнице, которая вела в комнату Дианы де Кастро.

«О, какое счастие! – думал он. – Я влюблен! Моя возлюбленная – королевская дочь! И она в моей власти!»