XXXIII. Смертный одр королей
Екатерина Медичи тоже в эту ночь не тратила даром времени. Она отправила к королю Наваррскому кардинала Турнонского и заключила с Бурбонами письменное соглашение. Затем до рассвета она приняла канцлера л’Опиталя, который сообщил ей о предстоящем приезде в Орлеан ее союзника – коннетабля. Она рассказала л’Опиталю все, что происходило в спальне короля, и тот обещал ей к девяти часам прибыть в большой зал ратуши, находившийся рядом с королевскими покоями, и привести с собой сторонников Екатерины. Наконец, она вызвала к половине девятого Шапелена и еще двух-трех королевских врачей, которые в силу собственной их посредственности ненавидели гениального Амбруаза Парэ.
Когда все предосторожности были приняты, она раньше всех появилась в комнате короля, который только что проснулся. Она сначала подошла к постели сына, постояла несколько мгновений, поникнув головой, как и подобает скорбящей матери, поцеловала его повисшую руку, уронила несколько слезинок и села в кресло с таким расчетом, чтобы не спускать с него глаз.
Герцог де Гиз вошел сразу же за ней. Обменявшись несколькими словами с Марией, он подошел к брату и спросил:
– Вы успели что-нибудь сделать?
– Увы, я ничего не добился.
– Счастье против нас. Сегодня с утра в приемной Антуана Наваррского толпится народ.
– Что слышно о Монморанси?
– Ничего. Очевидно, он подходит к городским воротам.
– Если Амбруазу Парэ не удастся операция, прощай, наше счастье, – уныло заметил Карл Лотарингский.
В это время появились врачи, приглашенные Екатериной Медичи.
Екатерина самолично подвела их к постели больного, у которого возобновились боли. Врачи один за другим обследовали больного, а потом отошли в угол комнаты посоветоваться между собой. Шапелен предлагал некую припарку, чтобы вытянуть гной наружу, двое других настаивали на том, чтобы влить в ухо какую-то микстуру.
Они как раз собирались остановиться на последнем средстве, когда вошел в сопровождении герцога де Гиза Амбруаз Парэ.
Обследовав состояние больного, Парэ присоединился к своим коллегам.
Амбруаз Парэ был личным врачом герцога де Гиза, его научная слава уже упрочилась, и с таким авторитетом, как у него, нельзя было не считаться. Врачи ему сообщили о своем решении.
– Тут лекарства бесполезны, – громко заявил Амбруаз Пара, – надо спешить, ибо гной вот-вот проникнет в мозг.
– Так поторопитесь же, ради всего Святого! – воскликнула Мария Стюарт, расслышав его слова.
Екатерина Медичи и оба брата Лотарингские подошли к врачам и включились в разговор. Шапелен обратился к Парэ:
– Можете ли вы предложить, мэтр, другие средства? Более верные, чем наши?
– Могу.
– Какие именно?
– Нужно сделать трепанацию черепа.
– Трепанацию черепа – королю? – в ужасе воскликнули все трое.
– А в чем она состоит? – спросил герцог де Гиз.
– Эта операция еще малоизвестна, ваша светлость, – отвечал Амбруаз. – Дело в том, чтобы неким инструментом проделать в боковой части черепной коробки небольшое отверстие, величиной с мелкую монету.
– Боже милосердный! – с негодованием вскрикнула Екатерина Медичи. – И вы осмелитесь занести нож над головой короля?!
– Осмелюсь, государыня!
– Но это же убийство! – продолжала Екатерина.
– Государыня, – доказывал ей Амбруаз, – пробуравить череп осторожно, по правилам науки, – это не то, что раздробить его тяжелым палашом! А разве мы не умеем залечивать раны!
– Но можете ли вы, мэтр, ручаться за жизнь короля? – спросил кардинал.
– Один бог волен в жизни и в смерти нашей. Вы это, господин кардинал, знаете лучше меня. Я могу вас заверить в другом: иного выхода нет! Это единственная возможность, но она, конечно, только возможность.
– Но, однако, вы говорите, что ваша операция может пройти удачно! Не так ли, Амбруаз? – обратился к нему герцог де Гиз. – Скажите, вам уже приходилось делать ее? И с каким успехом?
– Да, монсеньор. Совсем недавно я оперировал так господина де ла Бретеш, что проживает по улице Гарпий, под Красной Розой, а если угодно вашей светлости вспомнить, такую же операцию я сделал господину де Пьенн во время осады Кале…
Должно быть, Амбруаз Парэ не без умысла вспомнил об осаде Кале, ибо герцог де Гиз не мог остаться равнодушным к этому факту.
– А ведь и в самом деле… – сказал герцог де Гиз. – Ну что ж, теперь я уже не могу колебаться… На операцию я согласен!
– И я, – заявила Мария Стюарт.
– Но только не я! – воскликнула Екатерина.
– Государыня, но ведь вам говорят, что это последняя возможность! – возразила ей Мария.
– А кто говорит? – переспросила Екатерина. – Амбруаз Парэ – еретик! Другие врачи так не думают!
– Вот именно, государыня, – подтвердил Шапелен, – мы все возражаем против предложения мэтра Парэ.
– Вот видите! – торжествовала Екатерина.
Тогда герцог де Гиз, вне себя от бешенства, подошел к Екатерине, отвел ее в сторону и сдавленным шепотом сказал ей:
– Слушайте, государыня, ведь вы хотите, чтобы ваш сын умер и чтобы уцелел ваш принц Конде! Вы столковались с Бурбонами, с Монморанси! Сделка состоялась! Я знаю все! Берегитесь!
Но Екатерина была не из тех, кого можно запугать. Герцог де Гиз просчитался. Она поняла, что тут нужна решительность, если уж герцог стал играть в открытую. Она бросила на него испепеляющий взгляд, затем метнулась к двери и распахнула ее настежь:
– Канцлер, сюда!
Канцлер л’Опиталь, согласно приказанию, ожидал в соседнем зале; при нем были все сторонники Екатерины Медичи, каких ему удалось собрать.
Услышав возглас Екатерины, он двинулся вперед. У открытой двери столпились любопытные придворные.
– Господин канцлер, – повысила голос Екатерина, – над особой короля желают произвести операцию, тяжелую и безнадежную. Мэтр Парэ намеревается просверлить ему голову каким-то инструментом. Я, мать короля, и со мною три врача… мы не допустим этого преступления. Учтите это, господин канцлер!
– Закрыть дверь! – крикнул герцог де Гиз.
Несмотря на ропот придворных, Габриэль все же захлопнул дверь. Канцлер остался в королевской спальне.
– Господин канцлер, – обратился к нему герцог де Гиз, – примите к сведению, что операция эта необходима и что мы, королева и я, ручаемся если не за исход ее, то за мастерство хирурга.
– А я, – воскликнул Амбруаз Парэ, – беру на себя всю ответственность, какая падет на меня! Да, я отдам свою жизнь, если не сумею спасти жизнь короля! Но время проходит! Посмотрите на короля!
И в самом деле, Франциск II лежал бледный, неподвижный. Казалось, что он уже ничего не видит, ничего не слышит. Он даже не отвечал на слова Марии, обращенные к нему.
– Так поторопитесь же, – сказала Мария Амбруазу, – поторопитесь, во имя господа! Попытайтесь спасти жизнь короля!
Канцлер невозмутимо заявил:
– Я не могу вам препятствовать, но мой долг велит мне учесть пожелание королевы Екатерины.
– Господин л’Опиталь, вы больше не канцлер, – холодно произнес герцог де Гиз и обратился к хирургу: – Действуйте, Амбруаз!
– Тогда мы, врачи, удаляемся, – сказал Шапелен.
– Пусть так, – отвечал Амбруаз. – Но теперь я требую абсолютной тишины. С вашего позволения, господа, лучше бы всем вам выйти. Если я здесь хозяин, мне одному за все и отвечать.
За эти минуты Екатерина Медичи не проронила ни слова. Она неподвижно стояла у окна и смотрела на двор ратуши, откуда доносился какой-то шум. Но в комнате на этот шум никто не обратил внимания.
Все напряженно следили за Амбруазом Парэ, который с завидным самообладанием готовил инструменты.
Но едва он наклонился над постелью Франциска, шум снаружи усилился и докатился до соседнего зала. Злобная, торжествующая улыбка пробежала по бледным устам Екатерины. Дверь с силой распахнулась, и коннетабль Монморанси в полном вооружении показался на пороге.
– Вовремя! – вскричал он.
– Что это значит? – произнес герцог де Гиз, хватаясь за клинок.
Амбруаз Парэ поднял голову и остановился. Двадцать дворян, сопровождавших Монморанси, ворвались вместе с ним в королевскую спальню. Вполне понятно, что в этих условиях удалить их из комнаты было просто невозможно.
– Если так, – с досадой буркнул Амбруаз Парэ, – я отказываюсь от операции!
– Мэтр Парэ! – вскричала Мария Стюарт. – Я королева! Я вам приказываю подготовить операцию!
– Государыня, я же говорил: основное условие – полная тишина, а здесь сейчас… – и хирург указал на коннетабля с его свитой.
– Господин Шапелен, – потребовал коннетабль, – примените ваше средство.
– Сию же минуту, – засуетился Шапелен. – У меня все готово.
И с помощью двух своих собратий он немедленно влил микстуру в ухо королю.
Мария Стюарт, Гизы, Габриэль, Амбруаз ничего не смогли поделать. Растерянные, окаменевшие от ужаса и собственного бессилия, они молчали. Зато говорил коннетабль:
– Вот и хорошо! И подумать только: без меня вы успели бы раскроить череп королю! Нет, уж предоставьте королям Франции умирать на полях сражений и пусть разит их меч врага, но только не нож хирурга!
Потом, упиваясь смятением герцога де Гиза, он добавил:
– Я прибыл, благодарение господу, как раз вовремя! Вы хотели, как мне сказали, отрубить голову принцу Конде, моему милейшему племяннику! Но вы разбудили старого льва в его логовище – и вот он здесь! Я освободил принца, договорился с запуганными вами Генеральными штатами и, как коннетабль, снял часовых, которых вы поставили у ворот Орлеана! С каких это пор охраняют у нас короля от собственных его верноподданных!
– О каком короле вы говорите? – спросил Амбруаз Парэ. – Скоро у нас будет другой король – Карл Девятый! Посмотрите, господа, – обратился он к врачам, – несмотря на вашу знаменитую микстуру, гной прорвался внутрь и теперь проникает в мозг…
По скорбному виду Амбруаза Екатерина поняла – все кончено.
– Вот и конец вашему царствованию! – не сдержавшись, сказала она герцогу де Гизу.
Франциск II в это мгновение резко привстал, широко открыл испуганные глаза, беззвучно произнес чье-то имя и тяжело рухнул на подушку.
Он был мертв.
Горестный жест Амбруаза Парэ подтвердил это.
– Это вы, государыня, убили свое дитя! – В ужасе и отчаянии Мария Стюарт бросилась к Екатерине.
Но та, впившись в свою невестку ледяным взглядом, злобно ответила:
– Вы, моя милая, не имеете больше права так разговаривать! Вы больше не королева! Ах, впрочем, вы королева Шотландии! Так мы и отправим вас туда. Царствуйте себе на здоровье среди ваших туманов.
После бурного порыва скорби силы вдруг изменили Марии, и с рыданиями она упала к подножию постели, на которой покоился король.
– Госпожа де Фиеск, – совершенно спокойно приказала Екатерина, – извольте немедленно разыскать герцога Орлеанского. А вы, господа, – обратилась она к герцогу де Гизу и кардиналу, – знайте, что Генеральные штаты, которые еще четверть часа назад были на вашей стороне, сейчас стоят за нас! Мы с герцогом Бурбонским постановили: я буду правительницей, он – главнокомандующим! Господин де Гиз, поскольку вы еще в должности великого магистра, извольте исполнить ваш долг: объявите о смерти короля Франциска Второго.
– Король скончался, – глухо произнес герцог.
И герольд повторил на пороге большого зала, как требовал обычай:
– Король скончался! Король скончался! Король скончался! Молите господа о спасении его души!
И тотчас же первый придворный сановник воскликнул:
– Да здравствует король!
Тогда госпожа де Фиеск подвела маленького герцога Орлеанского к королеве Екатерине, и та, взяв его за руку, вывела в залу и показала придворным.
– Да здравствует наш добрый король Карл Девятый! – раздались их крики.
Кардинал и герцог остались одни.
– Так и кончилось наше счастье! – печально покачал головой кардинал.
Честолюбивый герцог возразил:
– Наше – возможно, но не нашего дома! Мы еще проложим дорогу для моего сына.
– Как бы нам снова сговориться с королевой Екатериной? – озабоченно спросил Карл Лотарингский.
– Подождем, когда она рассорится со своими Бурбонами и гугенотами.
И, продолжая разговор, они покинули комнату через потайную дверь.
Мария Стюарт в это время целовала восковую руку Франциска:
– Увы! Никто, кроме меня, не плачет над тобой! Бедный ты мой, ты так любил меня!
– Но я тоже здесь, государыня, – с глазами, полными слез, сказал Габриэль де Монтгомери, все время державшийся в стороне.
– О, благодарю вас! – признательно взглянула на него Мария.
– Но я не только буду оплакивать его, – прошептал Габриэль, следя издали, как важно выступает Монморанси рядом с Екатериной Медичи. – Вполне возможно, что я отомщу не только за него! Если коннетабль снова стал всемогущ, мы еще с ним поборемся!
