Глава 7. ПЕРЕЖИВШИЙ РАСПЯТИЕ
Иисус въехал в Иерусалим на осле. Этот факт выглядит случайным. Еще раньше, по пути из Иерихона в Иерусалим на праздник Пасхи, Иисус остановился на Масличной горе.
Он попросил двух своих учеников найти для него осла. Для него это было важно, и Матфей объясняет нам, почему: «…да сбудется реченное через пророка»[177]. К сожалению, краткая реплика Матфея больше скрывает, чем объясняет. Попробуем немного раскрыть ее.
Пророки Ветхого Завета очень много говорили о мессии. Они подробно описывали, как он прибудет в Иерусалим, чтобы занять престол и освободить свой народ. Они также рассказывали, как именно он будет действовать: пророк Захария предсказывает, что царь Израиля прибудет в Иерусалим с триумфом, но в то же время скромно — на таком презренном животном, как осел[178]. Иисус действовал в точном соответствии с этим предсказанием. В тот день, когда он появился в Иерусалиме, толпы людей собрались у ворот города и на улицах, ведущих к Храму. При его приближении они кричали: «Осанна Сыну Давидову!» Прибытие Иисуса в Иерусалим быстро превратилось в общественное событие. Толпа заполнила улицу перед ним. Множество людей следовали за ним, образовав некое подобие процессии. В самом городе царила суматоха. Совершенно очевидно, что и население, и власти знали, что происходит, и понимали всю важность этого события. Перед ними был обещанный освободитель Израиля, направляющийся по улицам Иерусалима к Храму, где власть должна была — по крайней мере, они на это надеялись — перейти к нему.
Чтобы люди знали об этом событии, их должны были предупредить заранее, однако в Новом Завете ничего не говорится, каким образом это могло произойти. Шумное ликование толпы описывается таким образом, чтобы мы посчитали его стихийным, но можно не сомневаться, что о прибытии Иисуса было объявлено заранее и что шумные приветствия носили организованный характер.
Слабый намек на такую подготовку содержит Евангелие от Иоанна. Евангелист сообщает, что многие люди, пришедшие в Иерусалим на праздник Пасхи, «искали Иисуса» и спрашивали друг друга, придет ли он на праздник в Храм, потому что всем было известно, что первосвященники издали указ о его аресте[179]. Очевидно, его уже рассматривали как угрозу существующей власти. Далее Иоанн рассказывает, что в тот день, когда горожане услышали, «что Иисус идет в Иерусалим», они взяли в руки пальмовые ветви и пошли встречать его[180]. Его явно ждали — и неприятностей тоже.
Иисус вместе со своей все время увеличивавшейся свитой, заполонившей улицы, двигался к Храму, где он — этот инцидент хорошо известен — изгнал из Храма менял. Этот поступок также должен был продемонстрировать одну из примет царя Израиля, тешиха, о которой рассказывали пророки. Исайя называл Храм чистым «домом молитвы»[181], а Иеремия приводил слова Господа: «Не соделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено имя Мое?»[182] Это пророчество прямо цитируется Матфеем[183]. Отрицать это невозможно: Иисус прибыл в Иерусалим намеренно и вел себя так, чтобы предстать в образе избранного мессии Израиля, помазанного царя, приход которого предсказали пророки.
Он знал это. И ничего не скрывал.
Однако все мессии по определению являются помазанниками Божьими. Когда же был помазан Иисус? В Евангелиях от Матфея, Марка и Луки ничего не говорится о помазании до прихода в Иерусалим, и поэтому, если судить только по этим текстам, Иисус, строго говоря, еще не был мессией. Более того, по свидетельству этих Евангелий он только собирался сделать свое заявление, и для этого ему требовалось признание и поддержка народа.
Далее нам рассказывают, что после того, как Иисус изгнал менял из храма, к нему за исцелением подошли слепые и хромые, а дети закричали: «Осанна Сыну Давидову!» Так в третий раз исполнились требования, предъявляемые к мессии: он должен исцелить увечных и быть признан детьми. В Псалме 8 сказано: «Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу»[184]. Книга мудрости Соломона добавляет, что «мудрость открывает уста немым и дает речь младенцам»[185]. Матфей свидетельствует, что сам Иисус в споре ссылался на эти тексты[186]. Затем, после третьей демонстрации отведенной ему роли, Иисус покидает город и уходит в Вифанию, где проводит ночь.
Утром он возвращается в Иерусалим. На этот раз он начинает проповедовать в Храме, рассказывая притчи народу, который собирается, чтобы послушать его. Это раздражает враждебно настроенных священников, которые внимательно следили за всеми его действиями. Именно на второй день произошло главное событие, напрямую связанное с важнейшей проблемой Иудеи — вопросом об уплате налогов римскому императору.
Иисус прекрасно ориентировался в политической ситуации в Иудее, находившейся под властью римлян. Составители Евангелий тоже понимали деликатность этого вопроса. По свидетельству Матфея, фарисеи и сторонники Ирода — обе эти партии поддерживали проримскую власть — подошли к Иисусу и прямо спросили: «…позволительно ли давать подать кесарю, или нет?»[187]
Следует признать, что это был провокационный вопрос. А если рассматривать в контексте тогдашних событий, то даже взрывоопасный. Это был вопрос об уплате налогов, послуживший поводом к восстанию 6 г. н. э., которое возглавил Иуда Галилеянин; это восстание стало началом кровопролития, продолжавшегося пятьдесят лет. Для зелотов — а также многих менее фанатичных евреев — налог был символом угнетения со стороны Рима. Можно не сомневаться, что Иисус понимал, какими последствиями чреват ответ на этот вопрос. Он должен был проявить осторожность, потому что любой ответ приводил к конфликту с одной из политико-религиозных партий. Ответив положительно, он восстанавливал против себя зелотов, а отрицательный ответ вызвал бы неодобрение римлян и тех священников, которые их поддерживали.
Как же поступил Иисус? Ответ нам хорошо известен. Иисус попросил принести монету. Ему дали римский динарий. Он взглянул на монету:
«И говорит им: чье это изображение и надпись? Говорят Ему: кесаревы. Тогда говорит им: итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу»[188].
В то время и в том месте это был не просто мудрый и остроумный ответ — нечто вроде цитаты из речи современного политика, — но беспрецедентный и провокационный вызов зелотам.
Представьте себе проблему: зелоты, целью которых было освобождение из-под власти Рима, устроили династический брак между Иосифом, потомком Давида, и Марией из рода священника Аарона, чтобы у них родился ребенок, Иисус «спаситель» Израиля — который одновременно являлся законным царем и первосвященником.
Иисус приступает к исполнению своей роли: входит в Иерусалим как мессия, ведет себя в соответствии с пророчествами, делает все, что от него ожидают, — но лишь до самого важного момента. Поначалу зелоты могли быть довольны развитием событий. Но затем их мессия неожиданно меняет курс. «Платите налоги, — заявляет он. — Это не имеет никакого значения». Его истинное царство — он сам неоднократно это подчеркивал — находится не на земле.
Сторонники Иисуса из числа зелотов, вероятно, были в ярости из-за такого неожиданного и публичного поворота событий. Выпестованный ими мессия отверг их. И они в гневе отвергли его.
Проведя второй день в Храме, Иисус вновь на ночь вернулся в Вифанию. Согласно Евангелию от Матфея до Пасхи оставалось два дня, и Иисус остановился в доме «Симона прокаженного». Однако в Евангелии от Иоанна говорится, что он нашел приют в доме Марии, Марфы и Лазаря[189]. Совершенно очевидно, что одно из Евангелий ошибается, но где бы ни заночевал Иисус, в этом доме произошло необычайное событие: Иисус был помазан. Было ли это признанием его мессией Израиля? Вполне вероятно.
Евангелие от Матфея описывает «женщину», которая подошла к Иисусу «с алавастровым сосудом мира драгоценного и возливала Ему возлежащему на голову»[190]. В те времена алебастровый сосуд и масло стоили очень дорого. Драгоценное масло и сосуд для него — это не те предметы, которые всегда можно было найти в доме крестьянина или ремесленника. Весь этот инцидент намекает на некий источник богатства, стоящий за близкими к Иисусу людьми. Марк рассказывает ту же историю и добавляет, что драгоценное масло было сделано из нарда — одного из благовоний, которые сжигались в Храме[191]. Иоанн, как всегда, добавляет интересные подробности, называя имя женщины: Мария из Вифании, сестра Лазаря[192].
Большинство современных читателей Евангелий почти ничего не знают о политике и жизни людей той эпохи, и поэтому для них это помазание не имеет особого смысла — возможно, знак уважения или, как утверждают некоторые церковные комментаторы, экстравагантная церемония приветствия почетного гостя. Эти версии вполне логичны, но в данном контексте маловероятны. Для тех, кто жил в первом веке н. э., смысл таких действий однозначен: это помазание на царство. По традиции цари и первосвященники Израиля принимали помазание драгоценным маслом: его лили на голову царя по кругу, как символический венец, и голова священника поливалась по диагонали, крест накрест.
Следует также обратить внимание на утверждение Матфея, что сразу же после помазания Иуда связался с «первосвященниками», чтобы договориться о выдаче Иисуса. По времени это событие настолько близко к помазанию, что между ними нельзя не заподозрить связи. Действия женщины из числа последователей Иисуса явно встревожили власти. Теперь мы можем быть уверены в том, о чем пытается умолчать Евангелие: Матфей волей-неволей свидетельствует, что Иисус был признан и объявлен мессией.
В 1988 году в окрестностях Кумрана неподалеку от Мертвого моря была сделана удивительная находка — завернутый в пальмовые волокна маленький кувшин с маслом, идентифицировать которое так и не удалось; кувшин датируется эпохой Ирода[193]. Археологи предположили, что это мог быть бальзам, которым в древности славился этот регион и который ценился очень дорого — в два раза дороже серебра; этот бальзам использовался для помазания царей. Кувшин мог быть привезен сюда из Иерусалима или использоваться в самом Кумране для помазания «альтернативного» первосвященника. Из рукописей Мертвого моря становится понятным, что кумранская община поддерживала интерес к Храму — целый свиток со всеми подробностями описывает ритуалы и обряды, которые проводились в этом священном месте[194].
Тем не менее сам метод помазания Иисуса скрывает глубокую тайну — как будто вокруг личности Иисуса накопилось недостаточно тайн. Естественно предположить, что такая церемония должна проводиться группой облеченных властью лиц, либо священников, либо представителей Синедриона, официального или «альтернативного», который создали зелоты — если конечно кто-либо из зелотов захотел иметь дело с Иисусом после инцидента с динарием.
Тем не менее такой человек присутствовал во время помазания. По свидетельству Матфея, Иисус был помазан просто «женщиной» — в Евангелии от Иоанна называется ее имя, Мария «из Вифании» — и происходило это в доме, где она жила с сестрой и братом Лазарем, «которого Он воскресил из мертвых»[195]. В истории миропомазания царей и первосвященников это беспрецедентный случай: церемонию проводила женщина. Неужели женщина подтвердила статус Иисуса и провозгласила его мессией? Именно эта церемония нашла свое отражение в скупых словах Евангелий — подобно комете, закрытой темными облаками[196].
Это событие остается необъясненным по сей день, но игнорировать его нельзя. Оно имело такое значение в христианском мире, и знание о нем получило такое широкое распространение, что изъять упоминание о нем не представлялось возможным. Оно осталось в тех воспоминаниях, которые дошли до наших дней в виде Евангелий. Более того, удивительным представляется тот факт, что церемонию миропомазания Иисуса должна была провести Мария из Вифании, а не другая женщина, которая пользовалась гораздо большим уважением среди его учеников — Мария Магдалина. Если только речь не идет об одной и той же женщине — то есть Мария из Вифании на самом деле была Марией Магдалиной.
В Новом Завете это две разные женщины. Тем не менее, существовала традиция, объединяющая их — традиция, которая была закреплена в официальной доктрине в шестом веке н. э. папой Григорием I. Доказательства такого отождествления, однако, отсутствуют, и оно больше не поддерживается Ватиканом. Но это еще не конец истории.
Любопытная — и довольно убедительная — гипотеза была выдвинута в 1993 году Маргарет Старберд в книге «The Woman with the Alabaster Jar». Как мы отмечали выше, все значимые поступки Иисуса в течение нескольких дней, предшествовавших распятию, полностью соответствовали пророчествам Ветхого Завета. Даже миропомазание Иисуса может рассматриваться как провозглашение еврейского мешиха, чье появление было предсказано. Маргарет Старберд предполагает, что мы можем обнаружить происхождение имени Марии Магдалины в одном из этих пророчеств[197]. Она имеет в виду ветхозаветного пророка Михея, который писал: «А ты, башня стада, холм дщери Сиона! к тебе придет и возвратится прежнее владычество, царство — к дщерям Иерусалима»[198].
Фраза «башня стада» означает высокое место, с которого пастух мог следить за своим стадом. Согласно официальному переводу Ватикана — «Иерусалимской Библии» — здесь имеется в виду Иерусалим. Под «стадом» подразумеваются верующие. Упоминание о холме служит дополнительным доказательством, потому что «холмом» (Офел) назывался район Иерусалима, в котором находился царский дворец. На древнееврейском языке «башня стада» называется Migdal-eder; Migdal переводится как «башня», но имеет еще одно значение — «великий». Маргарет Старберд высказала вполне логичное предположение, что именно от этого слова произошел эпитет «Магдалина» — а не от города Магдала[199]. Другими словами, если это объяснение верно, то Мария из Вифании, Магдалина, жена мессии, была известна как Мария Великая[200].
Если приход Иисуса в Иерусалим был организован таким образом, чтобы исполнились предсказания ветхозаветных пророков, то Мария Магдалина тоже имеет отношение к пророчеству Ветхого Завета о восстановлении царской власти в Израиле.
Получается, что Иисус был миропомазан как мессия собственной женой!
По какой-то причине она имела на это право и обладала достаточной для этого властью. У тех, кто защищает верховенство мужской апостольской власти в Церкви, появляется еще одна неприятная загадка. Совершенно очевидно, что в религиозном движении Иисуса влиянием обладали не только ученики мужского пола.
Что же дальше? Высказывались предположения, что церемония миропомазания представляет собой священный брак. Но это маловероятно: миропомазание не было характерной чертой мистерий классического периода[201]. Не встречается оно и в месопотамских религиях[202], В этом регионе существовала всего лишь одна, если не считать иудаизма, древняя традиция помазания священным маслом — в религии древних египтян. В Египте жрецам во время обряда посвящения лили на голову священное масло.
Ни для кого не секрет, что Новый Завет отличают серьезные контекстные недостатки. Отрицать это невозможно. Составляющие его тексты противоречат друг другу, отрывочны, туманны и пристрастны. Если вскрыть все противоречия Нового Завета, то не останется ничего, кроме в высшей степени предвзятой, догматичной мифологии христианства — и тогда мы можем утверждать, что воспоминания об Иисусе, призывающем платить налоги, представляют собой просто более позднюю вставку с целью убедить греко-римских язычников, принявших христианство, что новая вера политически безопасна и не несет угрозы для Римской империи.
С другой стороны, если признать, что в этих рассказах все же содержатся зерна истинной истории — хоть и скрытой туманом недомолвок, — тогда нужно заняться поиском фактов, сохранившихся под более поздней мифологической надстройкой. Как уже отмечалось выше, сами языческие историки, и особенно Тацит и Плиний, сообщают скудные сведения — а значит, подтверждают факт о том, что еврейский мессия был распят на кресте в бытность Понт и я Пилата прокуратором Иудеи и что в конце первого века н. э. действительно существовало религиозное движение, носившее имя этого мессии. Следовательно, мы вынуждены признать, что Евангелия содержат историческую правду. Но какова ее доля? Оценка зависит от того, какое мы им придаем значение.
Именно теперь на первый план выступают противоречия, содержащиеся в Евангелиях. Одно из них представляется нам особенно значительным.
Мы уже упоминали о том, что Иисус был миропомазан через два дня после прихода в Иерусалим, когда в Вифании сестра Лазаря Мария помазала его драгоценным нардовым маслом. Таким образом, когда Иисус появился в Иерусалиме перед праздником Пасхи, он еще не был помазан. Строго говоря, он еще не был мессией, прихода которого ждали.
Однако Евангелие от Иоанна рассказывает совсем другую историю. По словам Иоанна, Иисус был миропомазан за шесть дней до Пасхи, еще до прихода в Иерусалим[203]. Поэтому когда он вошел в город и был встречен как мессия, эта восторженная встреча была обоснованной — Иисус уже получил божественное благословение. Кто же говорит правду? Иоанн или трое других евангелистов? Неизвестно. Единственное, что мы можем сказать — в рассказе Иоанна обретает смысл триумфальное появление Иисуса в Иерусалиме, тогда как другие Евангелия не дают этому факту правдоподобного объяснения. Любопытно также, что Иоанн единственный называет имя женщины, помазавшей Иисуса, — Мария, сестра Лазаря.
Попытаемся дальше развить выдвинутую гипотезу: нетрудно представить, что зелоты, разгневанные тем, что Иисус принял мессианское миропомазание и отверг навязываемую ему политическую роль, решили свести ущерб к минимуму. Им требовалось избавиться от Иисуса, чтобы его место занял более послушный лидер — возможно, его брат Иаков, который сочувствовал политическим амбициям зелотов. И действительно, после удаления со сцены Иисуса руководителем еврейской общины Иерусалима, придерживавшейся мессианских взглядов, стал Иаков[204].
Вполне логично предположить, что именно зелоты выдали Иисуса — если не удалось заполучить лидера, пусть будет хотя бы мученик. Иисус знал, что они должны предать его; интересно также отметить, что считающийся предателем человек, Иуда Искариот, принадлежал к радикальному крылу зелотов, сикариям. Можно предположить, что он, предав Иисуса, остался верен зелотам. Он сделал то, что они хотели. Он указал на Иисуса вооруженным стражникам, которые пришли арестовать его. Когда Иисуса схватили в Гефсиманском саду, он сказал: «…как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями»[205]. Этими словами Иисус показывает — а вместе с ним и Матфей, перу которого принадлежит Евангелие, — что ему были известны политические реалии той эпохи.
Если священники саддукеи хотели избавиться от Иисуса потому, что видели в нем мессию и угрозу собственной власти, и если зелоты жаждали — хотя и по другим причинам — того же, об этом не мог не знать Пилат. И эта информация ставила его в затруднительное положение. Пилат был официальным представителем Рима в Иудее, а главная проблема состояла в том, что евреи отказывались платить налоги императору. И тут появляется лидер — законный царь, — который говорит своему народу, что налоги платить надо. Неужели Пилат мог предать суду, не говоря уже о том, чтобы осудить, человека, который — по крайней мере внешне — поддерживал политику Рима? Пилата самого бы обвинили в нарушении долга, если бы он вынес обвинительный приговор такому человеку.
В Новом Завете говорится, что крови Иисуса требовали евреи. И это обвинение против евреев поддерживалось на протяжении многих веков — Ватикан признал его ложным и исключил из официальных догматов только в 1960 году. Но теперь становится ясно, что ареста и казни требовали не евреи вообще, а непримиримые зелоты, ненавидевшие римлян и ради достижения политических целей готовые принести в жертву даже кого-то из своих. Пилат оказался перед серьезной дилеммой: чтобы сохранить мир в провинции, он должен был судить, вынести обвинительный приговор и казнить еврея, который поддерживал Рим, но само существование которого вызывало беспорядки, раздуваемые недовольными зелотами. Пилату, который должен был совершить невозможное, требовалась сделка.
И эта сделка, как мне представляется, заключалась в следующем: он будет судить Иисуса и обвинит его в политической агитации, тем самым умиротворив зелотов, которые грозили массовыми беспорядками. Меньше всего Пилату были нужны волнения во вверенной ему провинции — он знал, что и без этого утрачивает расположение Рима. Но обвинив Иисуса и приговорив его к распятию, он не мог допустить, чтобы весть о его смерти дошла до Рима. Поэтому Пилат предпринял меры к спасению Иисуса. Он поговорил с членом Синедриона и другом Иисуса Иосифом Аримафейским.
Но как удалось сымитировать распятие? Каким образом Иисус остался жив? Можно ли выжить, провисев некоторое время на кресте?
Распятие представляло собой не столько казнь, сколько смертельную пытку. Процедура была очень проста: жертву связывали и подвешивали на крест таким образом, чтобы ее ноги опирались на деревянную колоду у основания креста. Обычно ноги осужденного тоже привязывались к колоде, хотя археологи обнаружили, что как минимум в одном случае использовались гвозди, вбиваемые в лодыжки[206]. Вес висящего тела затруднял дыхание, и для того, чтобы дышать, нужно было постоянно отталкиваться ногами, ослабляя нагрузку на грудную клетку. В конечном итоге силы оставляли жертву, и она больше не могла отталкиваться ногами. Тело обвисало, дышать становилось невозможно, и распятый погибал от удушья. Пытка длилась около трех дней[207].
В качестве акта милосердия — только жестокие римляне могли назвать это милосердием — жертве перебивали ноги, лишая возможности поддерживать вес тела. Тело повисало на кресте, и жертва быстро задыхалась. Об этом можно прочитать в Новом Завете. Иоанн рассказывает, что голени двух зелотов, которых распяли, рядом с Иисусом, были перебиты, но когда воины подошли к Иисусу, чтобы тоже перебить ему ноги, то «увидели Его уже умершим»[208].
Таким образом, выжить после распятия было очень трудно, но возможно. Так, например, Иосиф Флавий рассказывает, как увидел трех своих бывших товарищей среди большой группы распятых. Он подошел к Титу и попросил помиловать их. Тит согласился и приказал снять этих троих с крестов. Двое несчастных умерли, несмотря на помощь лекарей, а третий выжил[209].
Может быть, Иисус тоже пережил распятие, как человек из рассказа Иосифа Флавия? В исламе есть легенды, которые утверждают именно это. Строки Корана о том, что «они не распяли его», можно перевести и по-другому: «они не убили его на кресте»[210]. Однако Коран был написан гораздо позже, хотя при его составлении, вне всякого сомнения, использовались старые документы и предания. Возможно, более убедительным следует считать утверждение Иринея Лионского, жившего во втором веке н. э. Критикуя воззрения египетских гностиков, последователей Василида, он объясняет: эти еретики верят, что Иисуса подменили по пути на Голгофу и что вместо него на кресте умер Симон Киринеянин.
Но если Иисуса не подменили, а он все же остался жив, как это могло случиться? Хью Шонфилд в книге «The Passover Plot» высказывает предположение, что Иисус на кресте находился в состоянии наркотического опьянения, так что он казался мертвым, но затем, после снятия с креста, пришел в себя[211]. Эта довольно правдоподобная гипотеза нашла своих сторонников. Так, например, в телевизионной программе ВВС «Умер ли Иисус?», посвященной распятию Христа и вышедшей в эфир в 2004 году, Элейн Пейджелс ссылалась на книгу Шонфилда, «которая предполагает, что Христос находился на кресте в бессознательном состоянии и что его сняли довольно быстро, благодаря чему он смог выжить». Далее она делает вывод, что такой сценарий вполне вероятен[212].
В Евангелиях приводится любопытная подробность, которая находит объяснение в этой гипотезе: распятый Христос пожаловался на жажду. На длинном шесте ему подали губку, смоченную в уксусе. Однако вместо того, чтобы придать Иисусу сил, уксус ускорил его смерть. Эта странная реакция заставляет предположить, что губка была смочена не уксусом, а какой-то жидкостью, которая должна была не взбодрить Иисуса, а наоборот, привести его в бессознательное состояние — возможно, это был наркотик. На Ближнем Востоке были знакомы с таким веществом.
Известно, что губка, пропитанная смесью опия с другими компонентами, например, белладонной и гашишем, использовалась в качестве анестетика. Такие губки могли вымачиваться в растворе, а затем высушиваться, что делало их удобными для транспортировки. При необходимости привести человека в бессознательное состояние — например во время хирургической операции — губку вымачивали в воде, чтобы активировать наркотики, а затем прикладывали к носу и рту пациента, в результат чего он быстро терял сознание. Жалоба на жажду, поднесение губки с уксусом и быстрая «смерть» Иисуса дают основание предположить, что причиной «смерти» была пропитанная наркотиками губка. Несмотря на всю тщательность «инсценировки» (предназначенной для того, чтобы Иисус выжил), никто не мог предсказать, какое воздействие окажет на него перенесенный шок. Как бы то ни было, распятие — это тяжелейшая физическая и психическая травма. Бессознательное состояние ослабляет травматическое воздействие и повышает шансы выжить — так что наркотик был полезен и в этом отношении.
В Евангелиях приводятся и другие удивительные подробности: Иоанн говорит о том, что бок Иисуса проткнули копьем, и из раны потекла кровь. На первый взгляд из этого утверждения следуют два вывода. Во-первых, копье пронзило не сердце и не голову Иисуса, и поэтому рана не представляла непосредственной угрозы для жизни. Во-вторых, вытекающая из раны кровь свидетельствовала, что Иисус еще жив.
Таким образом, Иисуса, не подававшего признаков жизни, но на самом деле находившегося в бессознательном состоянии, могли снять с креста и отнести в частный склеп, где с помощью лекарств его привели в чувство. А затем быстро увезли. Именно об этом свидетельствуют Евангелия: Лука и Иоанн сообщают, что Иисуса положили в находившийся неподалеку новый гроб. Матфей добавляет, что гроб принадлежал богатому и влиятельному человеку по имени Иосиф Аримафейский. Иоанн, который обычно приводит многочисленные подробности, говорит, что гроб находился в саду[213], из чего можно сделать вывод, что это было частное владение — не исключено, что Иосифа Аримафейского.
Иоанн также подчеркивает, что Иисуса спешили снять с креста и положить в гроб. Затем он добавляет любопытный факт: у Иосифа Арифамейского был помощник по имени Никодим, который приходил к гробу ночью и принес большое количество благовоний, мирра и аллоя[214]. Вполне возможно, что это действительно были благовония, хотя существует и другое, не менее правдоподобное объяснение. Оба вещества применялись в медицине — особенно мирр, который применялся для остановки кровотечения. Нам неизвестно, чтобы какое-то из этих благовоний использовалось для умащения мертвого тела. Марк и Лука так же касаются этой темы, дополняя историю о гробе рассказом о том, что две женщины — Мария Магдалина и Мария, «мать Иакова» — пришли к гробу по окончании субботы и принесли с собой масла и благовония[215].
Вызывает удивление также, что Иисуса распяли рядом с садом и гробом, причем последний — как минимум — принадлежал Иосифу Аримафейскому. Странное совпадение, если не сказать больше. Может быть, распятие тоже было приватным? Чтобы исключить лишних свидетелей? Лука говорит, что толпа наблюдала за казнью издалека[216]. Возможно, их держали на расстоянии? Описание событий, происходивших на Голгофе, вызывает подозрение, что на самом деле распятие происходило в долине Кедрон, где до наших дней сохранились вырубленные в скале гробницы и где расположен Гефсиманский сад, который мог быть тем самым частным садом и который хорошо знал Иисус.
Нельзя не отметить и еще одну странность: в Евангелии от Марка говорится, что Иосиф Аримафейский пришел к Пилату и попросил отдать ему тело Иисуса. Пилат спросил, умер ли Иисус, и был удивлен ответом — по его мнению, смерть наступила слишком быстро. Но поскольку Иисус умер, Пилат разрешил Иосифу снять его тело с креста. Если мы обратимся к оригинальному греческому тексту, то заметим важную особенность: когда Иосиф просит отдать ему тело Христа, он употребляет слово soma. В греческом языке его употребляют по отношению к телу живого человека. Когда же Пилат дает разрешение Иосифу снять тело Иисуса с креста, он употребляет слово ptoma[217]. Оно означает мертвое тело, или труп. Другими словами, греческий текст Евангелия от Марка не оставляет сомнений в том, что Иосиф просил тело живого Иисуса, а Пилат отдал ему тело, которое считал мертвым. Здесь, в оригинале Евангелия, раскрывается тайна — Иисус остался жив.
Если бы составитель Евангелия хотел скрыть этот факт, то сделать это было очень легко — нужно было просто использовать одно и то же слово в речи Иосифа и Пилата, то есть, ptoma, или труп. Однако Марк предпочел оставить противоречие. Может быть, этот факт был слишком хорошо известен и не оставлял возможности для манипуляций? Пришлось ждать перевода Нового Завета с греческого на латынь: в латинской Библии — Вульгате — и Пилат, и Иосиф Аримафейский используют одно и то же слово corpus, которое означает просто «тело», а также «труп». Тайна распятия теперь была надежно скрыта.
И вновь, лишь небольшое отступление от богословских догм позволяет по-новому взглянуть на распятие.
Во время допроса Иисус сказал Пилату: «Царство Мое не от мира сего»[218]. Далее он объясняет: «…если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня». Это еще одно заявление, помимо совета платить налоги, которое должно было рассердить непреклонных зелотов.
Но что в действительности означают эти слова? Более того: откуда у Иисуса такие взгляды, отличавшиеся от взглядов его политически активных соратников и современников?
Вряд ли он почерпнул эти идеи в Галилее, поскольку Галилея была оплотом зелотов. Зелоты должны были руководить образованием и подготовкой Иисуса, особенно с учетом предназначенной ему роли. И даже если он по какой-то причине склонялся к убеждениям и политическим взглядам, которые совпадали с интересами римлян, зелоты должны были знать о том, что его точка зрения изменилась, и помешать ему войти в Иерусалим как будущему мессии.
Все это позволяет предположить, что у Иисуса был свой план — в него входило не только миропомазание на роль мессии женщиной близкого круга, но и меры предосторожности, чтобы зелоты узнали об этом слишком поздно. Нам ничего не остается, кроме как прийти к выводу, что мировоззрение Иисуса формировалось в другом месте.
Ключ к этой загадке можно отыскать в очень странном заявлении Иисуса, которое приводится в одном из Евангелий. Иисус говорит: «… если око твое будет чисто, то и все тело твое будет светло»[219].
С таким откровенным мистицизмом, который больше не встречается ни в Новом Завете, ни в учениях зелотов, мы сталкиваемся в рукописях Мертвого моря. Это уникальное явление для иудаизма. Мы вынуждены сделать вывод, что Иисус был посвящен в других землях. Он был знаком с Божественным Светом, о котором говорили мистики на протяжении нескольких тысячелетий.
Необходимо подробнее разобраться в этих словах Иисуса, поскольку мы считаем их очень важными. Они являются той осью, на которой держится вся правда об Иисусе. Если мы сумеем понять это заявление, то сумеем понять Иисуса: мы поймем, почему он порвал с зелотами и почему с тех пор Церковь распространяет о нем лживые сведения. Церкви приходится поддерживать эту ложь, потому что если правда откроется, это будет означать ее крах. Именно это важно.
Есть лишь одно место, где могли сформироваться подобные взгляды Иисуса. Единственное место, где жили евреи и где такого рода мистические учения открыто обсуждались и преподавались, и где политика не имела такого влияния, как в Иудее. Этим местом был Египет.
Невозможно понять Иисуса, его учение и события первого века н. э. в Иудее, не познакомившись с жизнью евреев в Египте.