Кардинал смотрел на своего гостя с видом человека, почти одурманенного.

— Что ж, — произнес гость, — теперь, когда мы с вами, ваше высокопреосвященство, возобновили знакомство, побеседуем, с вашего разрешения.

— Да, — мало-помалу приходя в себя, отвечал прелат, — да, поговорим о получении долга... о котором... о котором…

— О котором я упомянул в письме, не так ли? Вы, ваше высокопреосвященство, хотите поскорее узнать…

— О, это был только предлог! Во всяком случае, так мне кажется.

— Нет, ваше высокопреосвященство, ни в малой мере, это была действительная причина, и притом, уверяю вас, весьма серьезная. Уплата долга вполне заслуживает того, чтобы ее совершили, принимая во внимание, что речь идет о пятистах тысячах ливров и что пятьсот тысяч ливров — это сумма.

— И притом сумма, которую вы столь любезно мне одолжили! — воскликнул прелат, лицо которого покрыла легкая бледность.

— Да, ваше высокопреосвященство, я вам ее одолжил, — подтвердил Бальзамо, — и я с радостью вижу, что такая высокая особа, как вы, обладает превосходной памятью.

Для кардинала это был удар; он почувствовал, что капли холодного пота покрыли его лоб.

— Было мгновение, когда я подумал, — силясь улыбнуться, произнес он,

— что Джузеппе Бальзамо, существо сверхъестественное, унес свое доверие в могилу, так же как бросил в огонь мою расписку.

— Ваше высокопреосвященство! — совершенно серьезно отвечал граф. — Жизнь Джузеппе Бальзамо неуничтожима, как неуничтожим и этот листок бумаги, которого, как вы полагали, уже не существует. Смерть бессильна против жизненного эликсира; огонь бессилен против асбеста.

И он протянул сложенную бумагу принцу — тот, даже не развернув ее, воскликнул:

— Моя расписка!

— Да, ваше высокопреосвященство, это ваша расписка, — отвечал Калиостро с легкой улыбкой, казавшейся еще более суровой благодаря холодному поклону.

— Итак, вы требуете ваши деньги обратно?

— Да, ваше высокопреосвященство.

— Сегодня же?

— Да, пожалуйста.

Кардинал, трепеща от отчаяния, некоторое время безмолвствовал.

— Граф! — изменившимся голосом наконец заговорил ОН. — Несчастные принцы мира сего не обретают состояния так быстро, как вы, волшебники, повелевающие духами тьмы и света.

— О, ваше высокопреосвященство, — возразил Калиостро, — я не стал бы просить у вас этой суммы, если бы не знал заранее, что вы располагаете ею!

— Я?! Я располагаю пятьюстами тысячами ливров? — воскликнул кардинал.

—Тридцать тысяч ливров — золотом, десять тысяч — серебром, остальные

— банкнотами… Кардинал побледнел.

— ..которые находятся в этом шкафу работы Буля, — продолжал Калиостро.

— Ах, вам это известно?

— Да, ваше высокопреосвященство, и мне известны также все жертвы, которые вам пришлось принести, чтобы собрать эту сумму.

— Вы догадываетесь обо всем! — воскликнул кардинал. — Вы, человек, который читает в глубине сердец и даже в глубине шкафов, что порой бывает гораздо хуже, вы, вероятно, не знаете, почему мне так необходимы эти деньги и какое таинственное, священное употребление я им предназначил?

— Вы ошибаетесь, ваше высокопреосвященство, — ледяным тоном произнес Калиостро.

Кардинал, пораженный в самое сердце, не теряя больше ни одной секунды, направился к шкафу, о котором упомянул Калиостро, вытащил оттуда пачку чеков на кассу лесного ведомства, затем указал пальцем на несколько мешочков с серебром и выдвинул ящик, наполненный золотом.

— Граф! Вот ваши пятьсот тысяч ливров, — сказал он.