Кардинал еще не вышел из дому, когда графиня де ла Мотт появилась в самом центре его особняка и его окружения.

Она объявила о своем прибытии более церемонно, чем сделала это у королевы.

— Вы из Версаля? — спросил он.

— Да, ваше высокопреосвященство.

— Ах, графиня, вы говорите это с таким видом…

— Вы хотели, чтобы я увидела королеву?

— Да.

— Я ее видела. Вы хотели, чтобы она позволила мне заговорить о вас, она, которая неоднократно обнаруживала свою к вам неприязнь и неудовольствие при одном вашем имени?

— Вернее, вы были так добры, что заговорили с ней обо мне?

— Это требует объяснений.

— Не говорите мне больше ни слова, графиня, — я вижу какое отвращение питает ко мне ее величество…

— Да нет, не такое уж отвращение!!! Я осмелилась заговорить об ожерелье.

— Вы сказали ей, что я преподнесу ей эти брильянты?

— Она отказалась наотрез…

— Я погиб!

— Отказалась принять их в подарок — это да, но ссуду…

— Ссуду… Вы так тонко повернули это предложение?

— Так тонко, что она его приняла.

— Я, я предоставляю ссуду королеве!.. Графиня, может ли это быть?

— Это больше, чем если бы вы их просто подарили.

— В тысячу раз!

— Я так и думала. Тем не менее ее величество это принимает.

Кардинал поднялся, потом снова сел. Потом опять встал, подошел к Жанне и взял ее за руку.

— Не обманывайте меня, — сказал он. — Подумайте, что одно ваше слово может сделать меня последним из людей.

— Страстями не играют, ваше высокопреосвященство; подавно не играют с тем, что может стать смешным; люди же вашего ранга и ваших достоинств не могут стать смешными.

— Это верно! Но тогда то, что вы мне сказали..

— ..абсолютная истина.

— И у меня с королевой общая тайна?

— Да, тайна... пагубная тайна.

Кардинал снова подбежал к Жанне и нежно сжал ей руку.

— Королева приказала мне передать вам, что она будет рада видеть вас в Версале.

Неосторожная Жанна едва успела выговорить эту фразу, как кардинал побледнел, словно юноша при первом поцелуе.

Неуверенной, как у пьяного, походкой он добрел до кресла, стоявшего поблизости от него.

«Ах вот оно что! — подумала Жанна. — Да это куда серьезнее, чем я думала! Я мечтала о герцогстве, о пэрстве, о ста тысячах ливров ренты, а получу княжество и полмиллиона ренты, ибо де Роан томим не честолюбием и не алчностью — он томим любовью!»

Де Роан скоро оправился. Радость — не из тех болезней, которые протекают долго, а так как это был человек сильный духом, он счел приличным заговорить с Жанной о делах, чтобы заставить ее забыть, что сейчас он говорил о любви.

Она ему не мешала.

— Друг мой, — сказал он, сжимая графиню в объятиях, — как же хочет поступить королева с этой ссудой, которую вы ей предложили?

— Она хочет заплатить вам так же, как заплатила бы Бемеру, с той лишь разницей, что, если бы она купила брильянты у Бемера, об этом узнал бы весь Париж, а после знаменитой фразы о корабле это невозможно, и что если бы она сделала кислую мину королю, сделала бы гримасу вся Франция. Итак, королева хочет приобрести брильянты в рассрочку и в рассрочку же уплатить долг. Вы представите ей эту возможность; вы будете ее молчаливым, ее платежеспособным кассиром в том случае, если она Окажется в затруднительном положении, вот и все; она счастлива, она платит — не требуйте большего.

— Она платит… Каким же образом? Жанна спокойно порылась в кармане и вытащила оттуда бумажник ее величества.

— Что это? — спросил де Роан.

— Бумажник, в котором двести пятьдесят тысяч ливров кредитными билетами.

Из пачки с двумястами пятьюдесятью тысячами ливров, которые дала королева, двадцать пять тысяч ливров, он сунул в руку Жанне.

— Отлично, ваше высокопреосвященство: даром ничто не дается. Мне приятно, что вы подумали обо мне.

— Так будет всегда, — целуя ей руку, заверил кардинал.

— Я отвечу вам тем же, — сказала Жанна. — До скорой встречи в Версале, ваше высокопреосвященство!

И она удалилась, предварительно вручив кардиналу перечень сроков платежа, назначенных королевой; в первый срок, который должен был наступить через месяц, платеж составлял сумму в пятьсот тысяч ливров.