В то время, как все эти события происходили в Париже и в Версале, король, спокойный, по своему обыкновению, с тех пор, как узнал, что его флот победил, а зима побеждена, расхаживал по своему кабинету среди карт полушарий, чертежей и приборов и думал о том, чтобы провести новые борозды на морях для кораблей Лаперуза.

Легкий стук в дверь нарушил его мечты, подогретые отличным полдником, который он только что кончил.

В то же мгновение послышался чей-то голос.

— Можно к вам, брат? — произнес этот голос.

— Граф Прованский! Вот уж не вовремя) — пробурчал король, отодвигая книгу по астрономии, открытую на самых больших изображениях.

— Войдите, — сказал он.

Толстая, низенькая фигура с красным лицом и живыми главами вошла в кабинет, держась чересчур почтительно для брата и чересчур непринужденно для подданного.

— Я помешал вам?

— Нет. Но вы хотите сказать что-то интересное?

— Довести до вашего сведения слух, такой странный, такой невероятный…

— Раз так, значит, слух о королеве!

— Так вот, — произнес граф Прованский, которого слегка расхолодил этот недружелюбный прием, — говорят, что королева на днях не ночевала дома. Xa-xa-xа! Он попытался засмеяться.

— Если это так, ваше величество. — а вам известно, что кто не ошибается, тот не человек, — вы, конечно, согласитесь, что кое в чем я не ошибся?

Граф Прованский вытащил из кармана экземпляр «Истории Аттенаутны» — рокового доказательства, что и палка Шарни, и шпага Филиппа, и горящие угли Калиостро не воспрепятствовали ей ходить по городу.

Король бросил на нее быстрый взгляд — взгляд человека, привыкшего читать интересные страницы в книге или в газете.

— Какая подлость! — произнес он. — Какая подлость!

— Вы видите, государь: здесь утверждается, что сестра моя была у чана Месмера.

— Да, она там была!

— Она? — воскликнул граф Прованский.

— С моего разрешения.

— Государь!

— И я делаю вывод о ее неблагоразумии отнюдь не на основании того, что она была у Месмера, ибо я сам разрешил ей поехать на Вандомскую площадь.

— Да, но вы, ваше величество, не разрешили королеве подойти к чану, чтобы произвести опыт самолично…

Король топнул ногой. Граф произнес эти слова как раз в то мгновение, когда Людовик XVI пробегал глазами отрывок, наиболее оскорбительный для Марии-Антуанетты — лицемерно произнес граф историю с ее мнимым припадком, ее судорогами, сладострастными движениями и беспорядком в ее одежде — словом, обо всем, чем привлекло всеобщее внимание у Месмера Происшествие с мадмуазель Оливой.

— Не может быть! Не может быть! — произнес побледневший король. — Что ж, полиция обязана знать, что ей делать!

Он позвонил.

— Господина де Крона! — приказал он. — Пусть сходят за господином де Кроном!

— Разрешите, брат мой… — Прованский Он сделал вид, что уходит.

— Останьтесь! — сказал Людовик XVI. — Если королева виновна — что ж! Вы член семьи, и вы имеете право узнать об этом; если она невиновна, вы тоже обязаны узнать об этом, ибо вы ее заподозрили.

Вошел де Крон.

Этот представитель власти, увидев у короля графа Прованского, начал с того, что засвидетельствовал свое глубочайшее почтение двум самым высоким особам в королевстве.

— Прежде всего, — начал Людовик XVI, — объясните нам, каким образом был напечатан в Париже столь недостойный памфлет, направленный против королевы?

— «Аттенаутна»? — спросил де Крон.

— Да.

— Это газетчик по имени Рето.

— Как? Вам известно его имя, и вы не помешали ему напечатать памфлет или не арестовали его после напечатания?

— Быть может, государь, лучше было бы дать ему мешок с деньгами и отправить его куда-нибудь в другое место, как можно дальше, и пусть там хоть повесится!

— Почему же?

— Потому, государь, что когда эти негодяи лгут, публика, которой это доказывают, очень довольна, видя, как их бьют кнутом, обрезают им уши и даже вешают. Но когда, к несчастью, они докапываются до истины…

— До истины?

Де Крон поклонился.

— Да. Я знаю. Королева на самом деле побывала у чана Месмера. Она побывала там, и это несчастье, как вы заметили, но я ей это разрешил.

— Государь! — пролепетал де Крон.

— Господин де Крон! Послушаем, что рассказала вам ваша полиция.

— Государь! Много такого, что, при всем моем уважении, которое я питаю к вашему величеству, при почтительнейшем обожании, которое я испытываю к королеве, соответствует некоторым утверждениям памфлета — Соответствует?

— Вот в чем: королева Французская, которая в одежде обыкновенной женщины появляется в этом сомнительном обществе, привлеченном магнетическими диковинами Месмера, и которая появляется одна…

— Вы ошибаетесь, господин де Крон.

— Не думаю, государь.

— Я разрешил королеве побывать у чана Месмера, но я приказал ей взять с собой некую особу, надежную, безупречную, даже святую.

— Да, — произнес граф Прованский, — если это такая женщина, как, например, госпожа де Ламбаль…

— Совершенно верно, именно ее высочество принцессу де Ламбаль я и предназначил в спутницы королевы.

— К несчастью, государь, принцесса не приехала.

— Что ж, — вздрогнув, сказал король, — если мне было оказано неповиновение, я должен строго наказать за это, и я накажу.

Он позвонил; явился дежурный офицер.

— Попросите ее высочество принцессу де Ламбаль немедленно подняться ко мне. Офицер удалился.

— А теперь, господа, еще десять минут; прежде я не смогу принять решение.

Легкий шелест шелка уведомил короля, что принцесса де Ламбаль поблизости.