Все знают этот длинный четырехугольник, аквамариновый, переливчатый в прекрасное время года, белый и бугорчатый зимой, четырехугольник, который и поныне называется Прудом швейцарцев.

Порой крик восхищения вырывается у собравшихся. Это Сен-Жорж, смелый конькобежец, только что описал такой совершенный круг, что даже геометр, измерив его, не нашел бы в нем ни одной существенной погрешности.

Несколько саней с умеренной скоростью искали уединения. Какая-то дама в маске — несомненно, по случаю холодов — поднимается в сани, в то время как прекрасный конькобежец в широком плаще с золотыми петлицами наклоняется к спинке, чтобы толчок увеличил скорость саней, которые он подталкивает и которыми одновременно управляет.

Внезапно среди всех этих сильфов, которые скорее скользят, нежели ходят, возникает великое волнение и поднимается невообразимая суматоха.

Королева появилась на краю, чтобы ее узнали и посторонились, хотя она делает знак рукой, чтобы всякий оставался на своем месте.

Раздался крик: «Да здравствует королева!»; затем, несмотря на разрешение не уступать ей место, летающие конькобежцы и толкаемые сани, словно под действием электричества, образуют широкий круг с центром в том месте, где остановилась августейшая посетительница.

Все внимание обращено на нее.

Граф д'Артуа, который был замечен в числе самых элегантных и самых проворных конькобежцев, был не последним из тех, кто преодолел пространство, отделявшее его от невестки, подлетел к ней и, целуя руку, спросил:

— Вы заметили, что граф Прованский вас избегает? С этими словами он указал пальцем на графа — тот широко шагал по заснеженному перелеску, делая крюк в поисках своей кареты.

— Но почему же?

— Сейчас объясню. Он узнал, что господин де Сюфрен, наш прославленный победитель, должен приехать сегодня вечером, а так как это важная новость, то он хочет, чтобы вы о ней не узнали.

Королева увидела, что ее окружает толпа любопытных, которых почтительность не заставила отойти настолько, чтобы уши их не могли услышать того, что говорил ей деверь.

— Господин де Таверне, — сказала она. — Будьте добры, займитесь, пожалуйста, моими санями, и, если ваш батюшка здесь, я отпускаю вас на четверть часа.

Молодой человек поклонился и, чтобы исполнить приказание королевы, пробился сквозь толпу.

Толпа тоже все поняла: порой она проявляет удивительный инстинкт; она расширила круг, и королева с графом д'Артуа почувствовали себя свободнее.

— Брат! — сказала королева. — Объясните, пожалуйста, что выиграет наш брат, не уведомив меня о прибытии господина де Сюфрена?

— Ох, сестра! Может ли быть, чтобы вы, женщина, королева и враг, тотчас же не уловили цель этой хитрой политики? Господин де Сюфрен приезжает, а при дворе об этом никто и не слыхал. Господин де Сюфрен — герой морских сражений в Индии, а король, сам того не зная, Пренебрегает им, следовательно, сами того не желая, пренебрегаете им и вы, сестра. И наоборот: в это самое время граф Прованский, который знает о приезде господина де Сюфрена, принимает моряка, улыбается ему, ласкает его, посвящает ему четверостишие и, увиваясь вокруг индийского героя, становится героем французским. Это очень просто: заметив, что граф Прованский старается узнать все, что делаю я, я плачу людям, которые рассказывают мне обо всем, что делает он. Это может быть полезно мне, да и вам тоже.

— Спасибо за союз. Ну, а король?

— А королю уже сообщили… Сестра, вы замерзли, — прибавил принц, — у вас посинели щеки, предупреждаю вас!

— Вот возвращается с моими санями господин де Таверне.

— До встречи, милая сестра!

— Когда?

— Сегодня вечером.

— А что происходит сегодня вечером?

— Не происходит, но произойдет!

— Хорошо. Что же произойдет?

— Произойдет то, что весь большой свет соберется на игру у короля.

— Почему?

— Потому что сегодня вечером министр приведет господина де Сюфрена.

— Превосходно. Значит, до вечера!

Тут юный принц поклонился сестре со столь свойственной ему пленительной учтивостью и скрылся в толпе.

Таверне-отец следил глазами за сыном, когда тот уходил от королевы, чтобы заняться ее санями. Однако вскоре его бдительный взгляд снова обратился к королеве. Оживленный разговор Марии-Антуанетты с деверем внушил ему опасения.

Но когда Филипп удалился, барон с радостью увидел, что и граф д'Артуа простился с королевой.

Королева села в сани и велела Андре сесть вместе с нею; толкать сани должны были два ражих гайдука.

— Нет, нет, — сказала королева, — я так не хочу. Разве вы не катаетесь на коньках, господин де Таверне?

— Прошу прощения, сударыня, — отвечал Филипп.

— Дайте коньки шевалье де Таверне, — приказала королева и повернулась к нему. — Что-то мне подсказывает, что вы катаетесь на коньках так же хорошо, как Сен-Жорж, — сказала она.

— Но Филипп с давних пор катается на коньках очень изящно, — заметила Андре — А теперь вы не знаете себе равных, господин де Таверне?

— Раз ваше величество оказывает мне такое доверие, я сделаю все, что в моих силах, — отвечал Филипп.

Он уже вооружился коньками, острыми и отточенными, как лезвия.

Он встал позади саней, толкнул их, и бег начался. Тут присутствующие увидели любопытное зрелище. Сен-Жорж, король гимнастов, Сен-Жорж, элегантный мулат, Сен-Жорж, модник, человек, всех превзошедший в телесных упражнениях, Сен-Жорж угадал соперника в молодом человеке, осмелившемся подбежать к нему на этом ристалище.

Он запорхал вокруг саней королевы со столь почтительными, преисполненными очарования реверансами, которые ни один придворный не делал более пленительно на Версальском паркете Упорно продолжая игру, Филипп, несмотря на ловкий ход противника, принял необычайно смелое решение; он покатил сани с такой страшной быстротой, что Сен-Жорж дважды заканчивал свой круг позади него вместо того, чтобы закончить его перед ним, а так как скорость саней вызвала испуганные крики зрителей, которые могли испугать и королеву, Филипп сказал ей:

— Если вашему величеству угодно, я остановлюсь или, по крайней мере, замедлю бег.

— О нет! Нет! — вскричала королева с тем пылом и жаром, какие она вкладывала и в работу, и в наслаждения. — Нет, нет, я не боюсь. Быстрее, шевалье, если можно, быстрее!

— Тем лучше! Спасибо, что разрешили, я держу вас крепко, положитесь на меня!

И сани покатили быстрее стрелы.

Сен-Жорж бросился наперерез, но тут Филипп, собрав все силы, так искусно и быстро заскользил на самом закруглении коньков, что прошел перед Сен-Жоржем, толкая сани обеими руками. Затем истинно геркулесовым движением он заставил сани сделать крутой поворот и снова помчал их в противоположную сторону, тогда как Сен-Жорж, увлекаемый инерцией собственного движения, не мог замедлить бег и, безнадежно проигрывая расстояние, остался далеко позади.

Воздух наполнился приветственными криками. Филипп покраснел от смущения.

Но он очень удивился, когда королева, сама же ему рукоплескавшая, сказала, задыхаясь от наслаждения:

— Господин де Таверне! Теперь, когда победа за вами, пощадите меня! Пощадите! Вы меня убьете!