Ночь, наверное, самое приятное время для мудрой и уединенной беседы, особенно если эта беседа ведется в горах Тибета. Кажется, весь мир заснул, та аура, что состоит из людских сомнений, метаний, перестает действовать на твое сознание, и даже сама мысль о самосовершенствовании кажется тебе суетной. Как непохожи друг на друга мир горний и мир дольний, мир тибетских монахов и мир людских страстей. Здесь ты сам себе кажешься абсолютно очищенным и спокойным, ты понимаешь самую мельчайшую вещь в мире, достаточно тебе подумать об одиноко стоящей сосне или ночной птице, прошелестевшей крыльями, и ты тотчас сливаешься с ними в единое тело. Наверное, это и есть полная гармония со Вселенной, пускай достигнутая лишь на короткое мгновение, когда все откликается во всем, когда ты созвучен всему, что есть в этом мире. Именно ночью самые разные и днем казавшиеся противоречивыми звуки-события суетного мира начинают звучать единой симфонией.

И может быть, поэтому беседа, что плавно течет в небольшом тибетском храме в десятке километров от города Лхасы, не кажется столь невероятной, как это могло показаться бы днем. Пожилой тибетский монах, в бывших когда-то оранжево-желтыми, а ныне от времени превратившихся в серовато-белесые, одеждах несколько монотонным голосом рассказывает о чудесной стране, где живут самые совершенные люди — великие посвященные, занятые лишь совершенствованием собственного сознания и ведущие благодаря силе собственного духа постоянную борьбу с силами зла в мире. Речь идет о великой загадке истории — стране Шамбале.

Признаться бы честно, большинство из этих рассказов я уже слышал, а дотошный историк наверняка без труда проследил бы чисто фольклорные истоки многих рассказов и обнаружил в них компиляцию из других народных преданий. Но здесь все это воспринимается абсолютно по-другому, здесь вообще — иной мир. Старик-лама — почти беззубый, со сморщенным лицом — говорит по-китайски с сильным местным акцентом, издавая невероятное количество каких-то шамкающих и причмокивающих звуков, и порой я перестаю понимать его. И если бы этот рассказ я слышал где-то там внизу, в университетской аудитории или на собрании какого-нибудь теософского кружка, вполне вероятно, я бы недоуменно пожал плечами — слишком уж невнятны свидетельства о Шамбале, слишком много общих слов и красивых, в восточном стиле, легенд. Но от монаха исходит какая-то удивительная сила и внутренняя энергия, ночной холод в горах заставляет меня зябко поеживаться, а монах сидит в холщовых одеждах, традиционно спустив с одного плеча рукав. В продуваемой всеми ветрами небольшой кумирне ему жарко, и на лбу проступают капли пота. Он говорит так, что легенды о Шамбале начинают обретать какое-то почти зримое, точным образом ощутимое выражение…Там можно получить самое полное посвящение и благодаря этому приобщиться к великому Знанию…

Там находятся священные изображения и предметы-янтры, к которым прикасалась рука самого Будды, дотронувшись до них и прочтя необходимые мантры, ты познаешь «истинный мир»… Нет, он сам не был в этой волшебной стране, он считал себя недостаточно совершенным, чтобы отправиться туда для получения высшего посвящения. А вот настоятель монастыря именно в Шамбале прошел окончательную инициацию, и его хороший знакомый, ставший ныне отшельником, тоже побывал в этой стране, и еще несколько человек приобщились к тайнам Шамбалы… Нет, ни о Рерихе, ни о других посвященных с «белым лицом», что могли обучаться в Шамбале, он никогда не слышал, кажется, лишь китайцы, тибетцы и индийцы побывали там…

Да, многие тибетские монахи знают путь в Шамбалу, но хранят его в секрете. Но дело здесь, в общем-то, и не в этом секрете, а в том, что не пройдя многолетнего предварительного очищения, не достигнув определенного состояния сознания, бессмысленно отправляться туда. Даже зная дорогу, без чистого и совершенного духа туда не дойти.