Книга: Русская мифология. Энциклопедия
Назад: Что такое мифы и мифология? Место русской мифологии в мифологической системе народов мира
Дальше: Часть вторая БОЖЕСТВА ДРЕВНИХ СЛАВЯН И ЯЗЫЧЕСКОЙ РУСИ
Часть первая
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О МИРЕ
Глава 1. ТВОРЕНИЕ МИРА
Возникновение вселенной. — Модели творения мира. — Отражение представлений о космогенезе в обрядовой практике. — Легенды о мировом яйце. — Структура мирового пространства. — Мировое древо
О возникновении вселенной, о начальном этапе существования Земли и формировании ее ландшафтов, о происхождении человека и устройства социальной структуры, о появлении занятий и орудий труда повествуют так называемые космогонические мифы. Космогонические представления, запечатлевшиеся в более поздних, чем сами мифы, фольклорных текстах, произведениях разных видов искусства, в обрядовой практике и даже в языке, существуют практически у всех народов. Все эти источники дают представление о пространственно-временных параметрах вселенной; мифопоэтические тексты, в частности, описывают, как она возникла, какова структура мира, как связаны части мироустройства.
Космогонические мифы и легенды о происхождении мира часто начинаются с описания того, что предшествовало творению, то есть небытия, воспринимаемого в мифологическом сознании как хаос. Слово, обозначающее это понятие, заимствовано из греческого языка. Греческое χαος имеет значения «зев», «зевание», «зияние», «пустое протяжение». Действительно, хаос мыслился как бесконечный во времени и пространстве; для него свойственны разъятость, достигающая уровня пустоты, или смешанность стихий-первоэлементов, отсутствие формы и упорядоченности. В хаосе не существует единого принципа устройства, и он совершенно непредсказуем. К характеристикам хаоса относится его связь с водной стихией и наличие в нем энергии, которая может привести к порождению жизни. В некоторых мифологиях хаос воплощается в образе первородного океана, в котором содержатся разные стихии в неразделенном состоянии.
Космогония, или процесс творения космоса, мира, представляет собой ряд последовательных актов. Сначала смешанные в хаосе стихии — огонь, вода, земля, воздух, — обычно являющиеся первичным материалом для строительства космоса, разъединяются. Затем начинается наполнение пространства элементами-стихиями, конкретными объектами: ландшафт, растения, животные. Одно из последних цепей творения — человек. О его происхождении повествуют антропогонические мифы, являющиеся частью космогонических мифов. В целом космогонические мифы соответствуют сюжетной схеме, в которой движение осуществляется от прошлого к настоящему, от божественного к человеческому, от космического и природного к культурному и социальному.
История жизни человека. Икона (XVIII в.).
Результат процесса творения мира — космос — в мифологическом сознании наделен определенными характеристиками, которые отчасти содержатся в самом его названии. Так, греческое слово Κοσμοξ имеет значения «порядок», «упорядоченность»; «строение», «устройство», «мировой порядок», «мир», «украшение». Черты космоса противоположны признакам хаоса. Для космоса свойственны такие особенности, как целостность, членимость пространства и времени, упорядоченность и организованность, соответственно присутствию некоего общего закона, а также эстетическая отмеченность, «украшенность», гармония. При этом космос всегда вторичен по отношению к хаосу по времени. Он часто возникает из хаоса по модели «прояснения» и «заполнения»: тьма преобразуется в свет, пустота — в заполненность, аморфность — в порядок, непрерывность — в раздельность, безвидность — в «видность». В отличие от хаоса, космос характеризуется «временностью». Он имеет начало, возникновение и конец, гибель — в форме катастрофы (чаще всего это вселенский потоп или пожар) или постепенного «снашивания» космического начала, порядка. Об этом повествуют примыкающие к космогоническим так называемые эсхатологические мифы, представляющие собой рассказы-пророчества о «конце мира». Согласно мифологическому сознанию, возникающий космос оттесняет хаос от своего центра, из рамок создавшегося мира, но не преодолевает, не побеждает его окончательно. Это соотношение космоса и хаоса может мыслиться как объятость космоса хаосом, первозданным океаном. Сферическая схема может также заменяться вертикальным или горизонтальным типом: при этом хаос воспринимается находящимся ниже космоса или на крайней границе мира — на севере или западе, за пределами «белого света».
У русских космогонические мифы как таковые не сохранились. Большинство легенд этиологического характера — о происхождении Земли, всего живого на ней, в том числе и человека, — сохранившиеся в народной памяти, сложились в позднее время, с распространением христианской культурной традиции. На формирование этих текстов оказали влияние как каноническое вероучение, так и апокрифические произведения, не принятые христианством. Вместе с тем дохристианские представления о возникновении мира и его устройстве нашли отражение в обрядовой практике, а также в произведениях разных фольклорных жанров: эпосе, сказке, заговорах, легендах, преданиях, духовных стихах, обрядовой поэзии.
Мифы и мифопоэтические тексты воспроизводят разные модели творения мира. В мифологиях многих народов широко распространен мотив его порождения необыкновенным образом: из частей тела творца — бога или человека. При этом иногда сам творец исчезает, гибнет — приносит себя в жертву. Эта архаическая модель нашла отражение в русских духовных стихах, получив, соответственно природе жанра, христианскую окраску. В стихе о Голубиной книге «белый свет» берет начало от Бога Саваофа, человека божественной природы — Иисуса Христа, и первочеловека — Адама:
От чего зачался наш белой свет <…>
А и белой свет — от лица Божья,
Солнцо праведно — от очей его,
Светел месяц — от темечка,
Темна ночь — от затылечка,
Заря утрення и вечерняя — от бровей Божьих,
Часты звезды — от кудрей Божьих!
Или, например, несколько иначе в другом варианте духовного стиха:
В Голубиной книге есть написано:
Оттого зачался наш белый свет —
От святого Духа Сагаофова;
Солнце красное от лица Божья,
Млад-светёл месяц от грудей Божьих;
Звезды цястыя от риз Божьих;
Утрення заря, заря вецёрняя
От очей Божиьих, Христа Царя небесного;
Оттого у нас в земле ветры пошли —
От Святого Духа Сагаофова,
От сдыханья от господнего;
Оттого у нас громы пошли —
От глагол пошли от господниих,
Оттого у нас в земле цари пошли —
От святой главы от Адамовой
Практически универсален мотив возникновения мира из первозданных вод, часто отождествляющихся с хаосом: создание Вселенной осуществляется из пены, ила, земли, песка, находящихся в первозданном океане. В мифах, отражающих эту модель, процесс творения может совершаться в результате волевого акта самого творца или в ответ на чью-либо просьбу. Творец как некое первое существо может иметь божественную космическую природу. У разных народов творец иногда представляется в облике животного или птицы, ныряющих в воды первородного океана и достающих оттуда землю. Эта модель может реализоваться в дуалистическом варианте: творцами оказываются два персонажа, враждебные друг другу, и творчество каждого при совершении космогонического акта обнаруживает противоположные черты. По мнению исследователей, дуалистические космогонии являются результатом процесса раздваивания божества. Дуализм известен многим религиям. Яркое воплощение он нашел в учении богомилов, которое возникло в начале X века на Балканах и в конце столетия укрепилось в Болгарии, а позже — в XI–XII веках — распространилось в Византии. В основе религиозно-философского учения богомилов лежало представление о двойственности мира, о существовании равных по значимости доброго и злого божественных начал — Бога и Сатаны, пребывающих в постоянной борьбе. Сотворение мира богомилы приписывали совместным усилиям обоих, что противоречило официальному христианскому учению. Согласно последнему, зло появилось в мире лишь по причине грехопадения людей и, соответственно, после него; Сатана же — вовсе не творец, а только падшее творение самого Бога; способность же творить принадлежит исключительно единому Богу. Проникнув из Болгарии на территории Древней Руси вместе с распространением христианства, богомильское учение оказало заметное влияние на формирование русских народных представлений о мире. Легенды из рукописных книг, как и каноническое христианское учение, попав на Русь, слились здесь с местными мифологическими представлениями. Отсюда сложный и подчас противоречивый состав народных мифопоэтических текстов, отражающих тему сотворения мира. Вот, например, легенда, записанная в Подольской губернии:
Однажды, когда не было еще на свете ни земли, ничего, а была одна только вода, ходил Бог по той воде, и видит на ней пузырь из пены, который шевелится. Бог расковырял жезлом пузырь, — и вылез оттуда маленький черненький человек с хвостом и рожками. Бог дал имя этому созданию Сатанаил и сказал ему:
— Следуй за мной, будем вместе ходить.
Долго ходили они по воде; наконец утомились и захотели отдохнуть. Бог и говорит Сатанаилу:
Нырни под воду, возьми горсть земли, скажи при этом: «Во имя Господне, иди, земля, со мной», — и неси наверх ко мне.
Сатанаил нырнул на дно, взял оттуда горсть земли да и думает себе: «Зачем я буду говорить: «Во имя Господне»; разве я чем-нибудь хуже Бога?» Вот он и говорит: «Во имя мое земля идет со мною». Вынырнул наверх, смотрит — а земли в горсти ни порошинки
Птица Сирин. Русский рисованный лубок.
Бог и говорит ему:
Вот видишь, хотел обмануть меня, ослушаться и сделать по-своему, да не удалось; ныряй снова Лишь на третий раз Сатанаилу удалось вытащить земли, только потому, что он произнес: «Во имя Господне». Но вытащил земли он немного — лишь под ногтями осталось чуть-чуть, так как, выныривая, под конец он все же сказал еще и по-своему: «Во имя мое земля идет со мною». Далее Бог говорит ему:
Нет, видно, из тебя ничего доброго не будет, если ты не мог выполнить даже такого пустяка. Нечего делать, выковыряй ту землю, которая осталась у тебя под ногтями, и давай ее сюда, — достаточно будет и этой.
Сатанаил выковырял. Бог взял эту землю, посыпал ее по воде, — и вдруг появился на воде красивый холмик, а на нем — зелень и деревья. Бог присел с Сатанаилом на этом холмике отдохнуть. Так как Бог чувствовал себя слишком уж утомленным, то прилег на траве и заснул. Тогда Сатанаила взяла зависть, отчего он не такой сильный и могущественный, как Бог. И порешил он утопить Бога. Взял Сатанаил Бога на руки и хотел бросить в воду, — и вдруг видит чудо: перед тем вода была от него не больше, как на шаг, а теперь отошла шагов на десять, а на ее месте стала земля. Однако Сатанаил не смутился этим и пустился бежать к воде, чтобы бросить в нее Бога. Но вот бы уже совсем бросить, а вода от него уходит все дальше и дальше, и Сатанаил никак не может добежать до нее. Бежал он, бежал — и вдруг очутился каким-то чудом на том же самом месте, откуда взял Бога на руки. Глянул он ненароком в сторону, и видит, что вода от него здесь не больше, как шагах в двух. Он давай туда бежать, чтобы утопить-таки Бога. И вдруг снова произошло то же самое, что и в первый раз: он бежит к воде, а она от него уходит. Бежал он, бежал — и вдруг опять очутился на том же месте. Положил он тогда Бога на землю и думает: «Земля эта тоненькая, как скорлупа; выкопаю-ка я яму, прокопаюсь до самой воды, да и брошу туда Бога». Копал он, копал до полного почти изнеможения, — вспотел весь и выкопал очень глубокую яму, однако до воды так и не докопался. Вот почему на свете
Божием так много земли, и вот почему она так толста: то ее черт набегал, желая сгубить со света Бога. Тем временем Бог проснулся да и говорит:
Вот видишь теперь, какой ты бессильный по сравнению со мной, — ничего не можешь сделать со мною в том, что через тебя земля сделалась такой большой, нет еще беды. Я населю ее разными людьми и тварями; яма же, которую ты только что выкопал, пригодится для тебя самого на преисподнюю.
Затем Бог стал населять землю разными тварями: тотчас же вылепил из земли человека, подул на него, — и он стал ходить и говорить; потом сотворил все другие живые твари и зверей — всех по паре, чтобы они могли плодиться. После того Бог пошел на небо
В киевской легенде сотворение земли изображается как земледельческая работа:
С самого начала не было ни неба, ни земли, а была только тьма и вода, смешанная с землею так, как будто «кваша», а Бог летал Святым Духом по-над водою, которая шумела пеною. Вот однажды Бог ходит по воде да и дохнул на ту пену, сказавши при этом: «Да будет ангел!» И стал ангел, да только без крыльев <…> Тогда сотворил Бог свет <…> Во второй день Бог сотворил небо. В третий день Бог говорит шестикрылому серафиму: «Опустись глубоко в воду и достань оттуда мне маленькую частичку земли на мое имя: посеем ее, чтобы росла». <…> Когда он принес к Богу землю, то Бог тотчас же благословил ее и повелел, посеявши, чтобы она росла. В некоторых повествованиях о сотворении мира дается также объяснение некоторым природным явлениям, связанным с устройством земли. Согласно легендам, Бог, сотворив землю, укрепил ее на рыбе, которая плавает в море. Каждые семь лет рыба то опускается, то поднимается в воде, и оттого одни годы бывают дождливыми, а другие засушливыми. Если рыба вдруг повернется с одного бока на другой, на земле случается землетрясение. В некоторых местностях полагали, что держащая на себе землю рыба обычно лежит, свернувшись кольцом и сжимая зубами свой хвост; и если она выпускает хвост изо рта, то и происходят землетрясения.
Космогонические легенды дуалистического характера были широко распространены у русских. В них очевидны и разработанный в духе богомильского учения мотив совместного творения земли Богом и его противником Сатанаилом, или Идолом, Лукавым, и идеи официального христианского вероучения. В киевской легенде, например, присутствует мотив создания Богом Сатанаила, что исключает их равенство в творческом процессе. Нередко как значимые образы в повествование вводятся элементы христианской культуры, утверждается как бесплодная — деятельность противника Бога. Так, в одной из легенд после двух неудачных попыток Сатанаила достать землю из-под воды Бог велит ему поклониться иконе Богородицы с младенцем, которая находится на морском дне. На этот раз дьявол доносит землю и отдает ее Богу, но часть утаивает за щекой. Бог разбрасывает землю на восточную сторону — и создается «чудная, прекрасная земля». Дьявол же разбрасывает свою землю на северную сторону — и создается земля холодная, каменистая, нехлебородная. Вместе с тем в этих поздних легендах подчас сохранились архаические образы и представления о космогоническом процессе. Это и исходная ситуация начала, когда «не было ни неба, ни земли, а была только тьма и вода», и образ первозданных вод, с неразделенно-стью стихий в них, воспринимаемый в крестьянском сознании подобно «кваше», жидкому тесту, и даже образ птицы, творящей мир. Так, в текстах, записанных на Русском Севере, в Архангельской и Олонецкой губерниях, в качестве ныряльщика за землей и противника Бога выступает утка или гагара:
Сначала Бог шел по воде, как по суше. А плывет гагара.Кто ты есть передо мной? — спрашивает Бог.Я Сатанаил, — гагара сама себе имя нарекла. Господь говорит:Сотворим землю.А это, — говорит гагара, — хорошо.— Есть земля под водой, так достань, из нее и сотворим, — говорит Бог
В мифологии многих народов космогенез, творение мира или его частей — неба и земли, часто представляется как развитие из так называемого мирового яйца или близких ему образов. Это яйцо — мировое, или космическое — нередко изображается золотым. В финской мифологии, например, мир возникает из яйца, которое утка сносит на холме посреди океана. Похожий образ мифической птицы — Нагай-птица или Стрефил-птица — встречается в русских духовных стихах, в частности в стихе о Голубиной книге:
Стрефил-птица всем птицам мати.
Почему же Стрефил-птица всем птицам мати?
Живет Стрефил посереди моря,
Она ест и пьет на синем море.
Она плод плодит на синем море
И:
А Нагай-птица — всем птицам мати,
А живет она на Акиане-море,
А вьет гнездо на белом камене
Правда, здесь она изображается как родоначальница всех птиц, а ее движение в пространстве приводит к разрушительным действиям, прямо противоположным процессу творения. Эти разрушительные действия, с точки зрения мифологического сознания, могут быть объяснены как нарушение равновесия между природными стихиями, причиной чему и является движение мифической птицы, а в разных мифопоэтических традициях они изображаются как всемирный пожар или потоп — преобладание одной из стихий. В вариантах стиха о Голубиной книге представлены обе версии:
Когда Стрефил вострепощется
Во втором часу после полуночи,
Тогда запоют вси петухи по всей земли,
Осветится в те поры вся земля
И:
Набежали гости-корабельщики
А на гнездо Нагай-птицы
И на его детушек на маленьких,
Нагай-птица вострепенется,
Акиан-море восколыблется,
Кабы быстры реки разливалися,
Топят много бусы-корабли,
Топят много червленые корабли,
А все ведь души напрасныя
Представления о яйце, заключающем внутри себя упорядоченное пространство, сохранились в восточнославянской сказочной традиции. В одном украинском тексте это яйцо отмечено золотой окраской и принадлежит птице, самой сильной из всех животных, которые жили «в первом веке творения»:
Когда-то [давным-давно] мышь и воробей засеяли вместе просо. Когда они сажали просо, то начали делиться, да и не помирились. Стали они биться, стала собираться всякая птица и всякие звери. Как стали тогда биться птицы со зверями, то птицы одолели и перебили зверей. Но хотя и одолели, зато и сами побились. Только одна птица поднялась, которая и добила всех зверей. Сильно утомилась она и села на высоком-высоком дереве. Тогда идет мужик с быком. Она и просит того мужика: «Дай мне быка, — говорит, — я его съем. Я у тебя даром брать не хочу, — я заплачу за него». Мужик отдал. Птица съела быка и просит снова мужика: «Донеси меня, будь ласков. До моего дома». Несет ее мужик, несет, и занес в страшную чащу леса. А она и говорит: «Обожди здесь немного — я тебе вынесу плату». И вынесла ему царствечко в золотом яичке, причем сказала: «Ты не раскрывай этого яичка, когда войдешь в село, а раскрой где-нибудь в поле, что ли». Мужик не послушался птицы и раскрыл яичко посередь шляху: аж тут оттуда ярмарка такая, что Боже храни! Ходит мужик промежду людей да плачет. На его счастье, случился здесь один человек, которого мужик и стал просить: «Сделай милость, не поможешь ли ты мне собрать все это да закрыть яичко!» Собрали они вдвоем, закрыли яичко, и пошел мужик с тем царствечком домой. В русской волшебной сказке о трех царствах — медном, серебряном и золотом — повествуется о том, как герой в поисках трех царевен отправляется в подземный мир. Здесь он попадает сначала в медное царство, затем — в серебряное и, наконец, в золотое.
Птица Алконост. Русский рисованный лубок.
Царевны дают герою по яйцу, в каждое из которых сворачивается по царству. По возвращении героя вместе с царевнами на белый свет из яиц, брошенных на землю, разворачиваются все три царства.
Еще одну модель создания мира, известную разным этническим традициям, можно назвать «ремесленной». Она представляет творение как процесс изготовления объекта того или иного ремесла, мастерства: гончарного, кузнечного, кулинарного и других. В рамках этой модели в качестве творца выступает демиург — от греческого ShmiOVpYOj — «ремесленник», «мастер», «созидатель». В мифологии демиургами часто являются такие персонажи, как гончар, кузнец, ткач. Во многих мифологических традициях демиург сливается с более абстрактным образом небесного бога-творца, отличающегося космическими масштабами деятельности, творящего не только отдельные объекты, элементы мироздания, как демиург, но космос в целом и не только путем изготовления, но и другими способами, например посредством магических превращений.
«Ремесленная» модель наглядно демонстрирует переход от хаоса, бесформенности (сырьевая масса: расплавленный металл, размешанная глина, бродящее тесто и т. п.) к упорядоченности, то есть к обретению формы и возможности зрительного восприятия созданного объекта. У восточных славян были известны представления о возникновении мира как о процессе, аналогичном изготовлению нити или полотна. По определению носителей традиционной культуры мир «свивается», как нить, «снуется», как основа для тканья, или «ткется», как ткань. Творение мирового пространства по типу изготовления объектов прядиль-но-ткацкого мастерства не исчерпывается лишь использованием терминологии этого женского занятия. В обрядовой практике нить и полотно, а в фольклорных текстах их образы символизируют пространственные объекты, чаще всего дорогу; в сказках они нередко превращаются в само пространство: ведущий героя клубочек ниток — и есть пространственно оформленный путь, в котором реализуются события его жизни.
Мотив создания пространственных объектов, достигающих космических масштабов с помощью тканья или вышивания, ярко представлен в сказочном сюжете «Царевна-лягушка»: изображение на ковре, который героиня изготавливает для своего свекра, есть не что иное, как небо и земля, солнце и луна, травы и цветы, города и пригородки. Мотив творения мира опосредованно или достаточно прозрачно проявляется в процессе изготовления и других предметов женского рукоделия: в вариантах сюжета героиня ткет или шьет также скатерть, полотенце или рубаху. В одном из вариантов сказки царевна-лягушка создает «настольник» (скатерть), который «отливает золотом», а в центре его — «восход луны». Когда Иван-царевич «взял этот подарок в шелковой косынке, его сразу позвало на землю». Этот узелок с подарком очень напоминает былинный образ неподъемной сумочки Ми-кулы Селяниновича, в которой находится «земная тяга». Неподъемность рукоделия царевны-лягушки говорит о том, что настоль-ник есть не что иное, как само сотворенное пространство с восходящей в нем луной. Показательно, что в повествовании вслед за мотивом «неподъемности» узла с подарком следует мотив получения героем силы из источника, хранимого царевной-лягушкой: «Лягушка открывает парник и наливает две сотых сильной воды и говорит: «Выпей, Ваня, и иди»». Вкушение сильной воды необходимо герою, чтобы суметь поднять чудесный настольник. Мотив питья сильной воды, дающей необыкновенную силу, типичен для эпических жанров русского фольклора. В близкой к приведенной сказке форме он встречается в былине об «Исцелении Ильи Муромца», где бездвижный много лет богатырь, выпив воды, говорит:
Если был бы во сырой земле дуб,
Во сыром дубу было бы кольцо,
Поворотил бы я всю землю-матерь поселенную.
Идею творения пространства царевной-лягушкой подтверждает также характеристика ее изделия, которая свидетельствует о его объемной структуре: «ковер, не шито, не ткано, все равно как высажено». Собственно, необычен и сам процесс изготовления героиней предметов. В его изображении в сказке нашли отражение мифологические представления космологического характера. Так, сырьем, или «материальным составом», для работы служит не обычная нить, а «природная» — трава или паутинки.
Три царевны подземного царства. В. Васнецов (1881).
Это может быть и «культурная» нить, то есть созданная человеческими руками, но и в этом случае она необычна — это лоскутки из ткани, которую рукодельница специально рвет и выбрасывает за окно. О космогоническом характере деятельности героини свидетельствует движение от тьмы к свету в процессе изготовления предмета. Царевна-лягушка совершает свою работу ночью, во тьме, к утру же изделие готово, причем оно отмечено признаком света: «настольник отливает золотом», и на нем изображен «восход луны». Кроме того, в специфике работы героини отражается идея о преобразовании хаоса в упорядоченность: героиня либо собирает «сырье» отовсюду — «по нитинке, по паутинке, по лоскутку», либо она разрывает ткань на кусочки и выбрасывает их в окно, лоскутки разносятся по всему белому свету, а затем они собираются воедино, то есть происходит упорядочивание. В космогоническом аспекте с признаком упорядоченности создаваемого объекта перекликаются также мотив его идеализации и его эстетическая отмеченность. Творения царевны-лягушки — самые красивые, такие, что «ни вздумать, ни сказать, ни пером описать»; ее изделия, рубашку или скатерть, как отмечает довольный свекор, только «по праздникам», «в Христов день» одевать или на стол настилать.
Говоря о необыкновенных деяниях царевны-лягушки, нельзя не заметить, что в ее образе отразились мифологические представления о творце. В вариантах сюжета героине присущи черты разных типов творцов: культурного героя, демиурга и творца, обладающего божественной природой. Подобно культурному герою, царевна-лягушка добывает — достает, переносит — чудесные или идеальные предметы из царства своего отца, то есть из другого мира. Так, в одном из вариантов героиня говорит Ивану-царевичу, что у ее отца, то есть в ее царстве, есть непростая сорочка — «ни шва, ни стежка, как лита». В большинстве вариантов героиня выступает в роли демиурга, создавая особенные предметы. При этом в «производственных процессах» участвуют силы природы («ветры буйные»), птицы (вороны или «все птички, все синички, все воробушки, все голубушки, все соколы» во главе с орлихой), животные (мыши, крысы). По отношению ко всем этим персонажам героиня выступает как организатор, или волеизъявляющее существо. Божественное начало героини в некоторых вариантах сюжета передается через мотив не-рукотворности творения: ее произведение «не шито, не ткано, все равно как высажено». Зачастую ее изделия созданы магическим путем: «собрала все мучинки и крупинки и дунула своим духом — ну, так хлеб и испекся»; «она собрала нитинки и паутинки, собрала и дунула своим духом, вот и выткалось полотно».
Рассматривая мотив творения в сюжете «Царевна-лягушка», нельзя не отметить «космическую» природу самой героини, которая проявляется в различных ее характеристиках. Так, иногда она именуется «Свет-луна». Ее «родственники» подчас имеют «космическую» природу. Так, в одном из вариантов героиня говорит о своих родителях: «Если земля клонит, то мать в погоню гонит. Лес шумит — отец летит». Сам образ царевны-лягушки причастен к стихиям-первоэлементам: воде, земле, огню, воздуху (ветрам). Связь героини с землей и водой устойчиво проявляется в разных планах. Так, местопребывание царевны-лягушки — болото. Героиня имеет хтоническую (подземную) природу, так как она — лягушка. В мифологическом аспекте причастность героини к водной стихии особенно очевидна в ее функции хранения сильной воды, а также в том, что появление царевны-лягушки на пиру сопровождается дождем. Ее связь с ветром и огнем также очевидна в эпизоде появления на пиру: оно сопровождается не просто дождем, но и ветром, громом и молнией.
Возвращаясь к мотиву творения мира, следует сказать, что в сюжете «Царевна-лягушка» он не исчерпывается «ремесленной» моделью. Отражение одного из актов космогенеза (создание ландшафта, живых существ — птиц и рыб, а также культурных объектов — корабля) реализуется с помощью такого явления, которое в сказке квалифицируется как «чудесное умение». В данном случае это — умение «танцевать». Особенности «чудесного танца» царевны-лягушки явно соотносятся с мифологическими представлениями об акте творения. Прежде всего, в сюжете присутствует мотив ущербности существующего пространства, отсутствия в нем чего-то важного и нужного. В пермской сказке героиня, приехав на пир, говорит своему свекру: «Все у тебя, тятенька, хорошо, а одно неисправно <…> У тебя вот вокруг дому саду нет». В сюжете всегда присутствует четкая регламентация времени, когда произойдет творение: пир, с его кульминационным моментом — пляской героини, назначается всегда на ночь — темное время суток. Характерное для космогонии преобразование тьмы в свет осуществляется в сюжете с помощью мотива сияния в ночи света, огня, молнии при появлении царевны-лягушки, а также посредством обозначения видимости того, что сотворила героиня: «все вокруг увидели». «Сырьем» для объектов творения царевны-ляшки оказываются остатки еды и питья, смешанные (то есть приобретшие состояние хаоса) в рукавах героини. При этом куски мяса и мослы — это прах и твердь, а вино, напитки — представляют собой жидкую субстанцию. Акт творения в
«чудесном танце» имеет двухчастную структуру, что связано с особенностью танца: «махнула одной рукой, махнула другой рукой». В разных вариантах сказки действие творения может осуществляться по разным принципам, но в любом случае оно соответствует мифологическим представлениям о космогоническом процессе. В некоторых текстах создание героиней объектов в пространстве происходит по принципу различения исходного «материала», который она кладет в рукава. В один рукав царевна-лягушка помещает косточки — «твердый» материал, и из него при взмахе рукой получаются сады. Во второй рукав она льет напитки, и из них образуются пруды. В других текстах творение в танце совершается по принципу поэтапности заполнения пространства: при первом взмахе героини появляется ров, при втором — вода в нем. Есть также сказки, где созидание осуществляется по принципу движения от заполненности пространства к его «оживлению»: при первом взмахе появляется сад и пруд, при втором — рыба в пруду начинает играть и плывет судно, или при первом взмахе образуется озеро, при втором — по нему плывут лебеди, гуси. Нередко в сказочном повествовании присутствует оценка созданного царевной-лягушкой в эстетической категории красоты: «Красота-то какая стала». Это соответствует мифологическому представлению об эстетической отмеченности космоса, его украшенности. С появлением этой красоты в сказке связывается также возникновение и необычного до этого момента состояния гармонии, веселья: «и такое сделалось веселье, какого никогда не бывало».
Героиня сюжета «Царевна-лягушка» — волшебная невеста, своего рода идеал, обладающий способностью творить мир. Этот мотив встречается не только в сказке, но и в свадебной поэзии. В русской традиции каждой девушке в самый важный для нее момент жизни припевали обрядовые песни, в которых изображался процесс шитья или тканья, при этом уровень рукоделия невесты в тексте определялся как достигающий мастерства творца:
На коленочках держит,
Полужоныя пялечки,
Во правой-то руке держит
Она иголку серебряну,
Царевна-лягушка. В. Васнецов (1918).
Во левой-то руке держит
Она цевоцку золота.
Она шьет да вышивает
Три узора мудреные:
Как первый узор вышила
Она краснаго солнышка
Со лучами со ясными,
С обогривами теплыми.
Как другой узор вышила
Она светлова месяца,
Со звездами со мелкими,
А третей узор вышила
Она всю подвселенную.
В реальной действительности невеста с помощью предметов своего рукоделия создавала, конечно, не вселенную, а «свой мир». Подобно сказочной царевне, разворачивающей свое царство из волшебного яйца, деревенская невеста заполняла новое для нее пространство мужнина дома приготовленной ее руками тканой утварью, извлеченной из сундука с приданым.
В мифологиях разных народов структура мирового пространства воспринималась состоящей, как правило, из трех частей. В архаических мифах и ритуалах обыгрываются и горизонтальная, и вертикальная структуры космоса. В последнем случае мировое пространство делится на верхний мир (небо), средний мир (земля) и нижний мир (подземное царство, преисподняя). Обычно с каждой из трех зон мирового пространства соотносятся соответствующие мифологические персонажи и животные. С верхом связаны птицы, с серединной частью — копытные животные, с низом — хтонические (подземные) животные и мифические чудовища. Представления о такой структуре мира сохранились в мифопоэтических текстах. Так, например, русской сказке известен мифологический мотив путешествия героя в подземный или в поднебесный мир. В былинах герой может странствовать по всем трем зонам мирового пространства, причем в образах животных, соответствующих этим зонам. В былине о женитьбе Потыка, герой, увозя жену Марью Лебедь Белую в Киев, делает остановку в чистом поле и ставит шатер, чтобы переночевать. Жена, оказавшаяся чародейкой, превращает богатыря в разных животных:
Розоставил кроваточьку со новых-то костей,
Со новых-то костей да с зуба рыбьего
Да валилсэ со Марфушкой — лебедь белыя
Розьсердилась-то на ёго Марфушка, лебедь белая.
Обвернула ёго да чёрным вороном,
Приказала лететь ёму по поднебесью;
Он летал-то всю ноцьку осённую,
А осённу-ту ноценьку до бела свету.
Обвернула другой раз да как добрым конём,
Да сама-то садилась как на добра коня,
Она ездила-то всю ночьку осённую;
Да того жа он ездил до бела свету,
Пролежал он весь день с утра до вецёра.
Обёрнула она тогда горносталюшком, Приказала копатьце да под кореньицём, Копалсэ Потык до бела свету, Приломал он свою да буйну голову.
В другом варианте былины Марья Лебедь Белая превращает Потыка последовательно в ясного сокола, серого волка и горностая. Очевидно, что образы этих животных соответствуют трем зонам вертикального членения мира. Путешествие по «иным» мирам в мифопоэтических традициях разных народов может быть связано с добыванием невесты или волшебного, магического предмета и т. п. Но во всех случаях пребывание героя за пределами «своего» пространства соотносится с вопросом познания «чужого» мира, его тайн, что оказывается необходимым для обретения им нового, более высокого социально-возрастного статуса.
В приведенном отрывке из текста былины стержнем, объединяющим пространственные зоны «поднебесья», «белого света» и подземного мира, скрыто выступает образ дерева: косвенным указанием на него может служить упоминание «кореньи-ца», под которым копается горностай. Дерево — мировое, или космическое, — типичный для мифопоэтического сознания образ, воплощающий модель мира. Этот образ известен практически всем народам в чистом виде или в вариантах, подчеркивающих ту или иную его отдельную функцию, — «древо жизни», «древо плодородия», «древо познания» и др. В мифопоэтичес-ких текстах в качестве трансформации мирового древа или как близкие по значению нередко используются также образы мировой оси, мирового столпа, мировой горы, креста, храма, лестницы, трона и подобные.
Строение древа отвечает представлениям о трехчастной организации пространства вселенной. При членении мирового древа по вертикали выделяются нижняя, средняя и верхняя части — корни, ствол и крона, соотносящиеся с основными зонами вселенной: небесным царством, земными миром и подземным царством. В мифопоэтических текстах и древнем изобразительном искусстве символами частей мирового древа выступают соответствующие образы. С кроной древа связываются птицы, чаще всего — орел.
Дерево добродетелей. Русский рисованный лубок.
Средней части соответствуют копытные животные — олени, лоси, коровы, кони, изредка — пчёлы, а в более поздних мифологических традициях — человек. С корнями мирового древа соотносятся гады — змеи, лягушки, — а также мыши, рыбы, фантастические чудовища хтонического типа. Образ космического дерева отражает не только пространственную структуру, он имеет универсальное значение для мифологического сознания. С помощью этого образа применительно к категории времени различимы прошлое, настоящее и будущее. В генеалогическом преломлении, например, он связывает предков, настоящее поколение и потомков. Для архаического мировосприятия возможны и другие соответствия трехчастной структуре дерева: три части тела (голова, туловище, ноги); три вида элементов стихий (огонь, земля, вода) и т. д. Таким образом, для каждой части мирового древа может быть определен целый ряд особых признаков. Собственно, благодаря образу мирового древа был возможен целостный взгляд на мир и определение человеком своего места во вселенной.
Согласно мифологическим представлениям, мировое древо помещается в наиболее важной, священной точке мирового пространства — его центре. В русских фольклорных текстах образ дерева довольно четко выступает как центр мироздания. Особенно часто он встречается в заговорах, где к нему совершается мысленное путешествие произносящего текст:
Есть в окиан-море, на пуповине морской лежит Латырь камень, на том Латыре камени стоит булатной дуб — и ветвие и корень булатнойНа море, на Окиане, на острове на Буяне стоит дуб. Под тем дубом стоит ракитов куст, под тем кустом лежит бел камень Алатырь; на том камне лежит рунец, под тем рунцом лежит змея, скорпияНа море на окиане, на острове на Буяне стояло дерево; на том дереве сидело семьдесят, как одна птица
Вертикальный и горизонтальный миры (Ангелы, черти и другие мифические существа). Русский рисованный лубок.
Тот же набор пространственных объектов — океан-море, остров, дерево, камень, — представляющих собой элементы горизонтальной модели мира, центром которого являются два последних образа, известен и другим фольклорным жанрам: в частности сказке, загадке. Образ мирового древа в них может быть представлен как кипарис, карколист, дуб, береза или просто дерево и выполняет функцию канала связи между мирами.
Возвращаясь к вопросу космогенеза, следует отметить, что, согласно мифологическому сознанию, высшей ценностью обладает та точка в пространстве и времени, где совершился акт творения. Эта точка по отношению к пространству осмысляется как центр мира, а по отношению ко времени — как начало, то есть само время творения. Представления об этих координатах, задающих схему возникновения всего, что есть в пространстве и времени, соотносятся со структурой ритуала. Так, например, схема основного ритуального годового праздника, отмечающего переход от старого года к новому, воспроизводит картину, когда из хаоса зарождается космос, то есть порядок, упорядоченность. Соответственно мифологическому мировосприятию в конце года возникает кризисная ситуация, когда пришедшим в упадок силам космоса противостоят набравшие мощь силы хаоса. Как в «начале», происходит противоборство, которое заканчивается победой космических сил и воссозданием нового мира по образцу первотво-рения. Праздничный ритуал имитирует эти стадии творения.
Отмеченные положения в полной мере соответствуют русской святочной обрядности и представлениям о Святках, сохранявшимся вплоть до начала ХХ века. Основным смыслом святочного периода, по народным представлениям, являлось рождение нового года, в рамках которого формировались также судьбы природы, социума и каждого конкретного человека на следующий годовой цикл. Соответственно свойственной космо-генезу идее перехода от тьмы к свету Святки осмыслялись как темное время. Действительно, в русской культуре, земледельческой и потому ориентированной на цикличность «жизни» солнца, этот период знаменовался наиболее короткими днями и длинными ночами. В этом плане показательно также, что наибольшей значимостью в Святки отмечено именно темное время суток — вечер и ночь, на которые приходилось большее количество действий и обрядов святочного цикла. Даже для обозначения периодов внутри Святок в русской традиции использовалось слово «вечер»: «святые вечера» и «страшные вечера»; в Вологодской губернии Святки назывались «ворожными вечерами». Механизмы и характер действий и обрядов, производимых в святочное время, свидетельствуют о восприятии этого периода как особой пространственно-временной точки. В ней, во-первых, соединяются прошлое, настоящее и будущее. Ведь Святки как празднование перехода к будущему захватывали конец старого и начало нового года. Во-вторых, в это время предполагались возможными взаимопроникновение и контакт разноприродных «миров»: живых и мертвых, людей и мифологических существ, культуры (социума) и природы, — которые в обыденное время считались четко разграниченными и, в определенном смысле, самодостаточными. Идеей контакта и взаимообмена между «мирами» пронизана почти вся святочная обрядность. Во время гаданий, например, предполагалось, что знание о судьбах, которые «пишутся» за пределами мира людей, приобретается в результате общения с нечистой силой, связанной с миром мертвых и миром природы. Так же и исполнители обрядовых действий в обходных ритуалах славления Христа и посевания, колядования и ряженья воспринимались в традиционном сознании как посредники между миром людей и миром природы. Такое положение, свидетельствующее о размытости пространственно-временных границ, явно отмечено признаками хаоса. Хаотичность святочного периода, допускающая диалогические отношения мира людей с «иными» мирами, делает возможным получение сакральной информации, знания об идеальном миропорядке, которое дает энергетический толчок для нового жизненного витка в наступающем годовом цикле. В связи с этим следует упомянуть о приуроченных традицией к Святкам словесном и акциональном элементах праздника. Речь идет об озвучивании в это время фольклорных текстов и совершении действий, содержащих представления об устройстве мира. С точки зрения мифологического сознания, произнесение таких текстов и совершение таких действий можно рассматривать как магическое «подкрепление» для осуществления процесса миротворения. Так, у русских в святочный период вечерами было принято загадывать загадки и рассказывать сказки, что при свойственной мифологическому сознанию вере в магическую силу произнесенного слова и в возможность его материализации должно было способствовать акту «рождения» мира. Загадывание загадок в конце XIX — начале ХХ веков воспринималось как одно из развлечений праздничного времени. Тем не менее истоки формирования самого жанра восходят к глубокой древности, а приуроченность загадывания загадок к определенным временным моментам в рамках суток и годового цикла свидетельствует о ритуальном характере этого занятия. Построенные на приемах иносказания, сравнения, метафоры, аллегории, загадки содержат закодированную информацию о явлениях природы, свойствах и качествах предметов. Примером, отражающим с данной точки зрения специфику этого жанра, может служить текст вечерочной песни, имеющий вопросно-ответную форму и являющийся по сути цепью загадок:
Загонуть ли, загонуть ли семь-ту загадок?
Отгонуть ли, отгонуть ли семь-ту загадок?
Что-то гриёт, что-то гриёт во всю землю?
Сонце гриёт, сонце гриёт во всю землю.
Что-то свитит, что-то свитит во всю ночкю?
Мисяц свитит, мисяц свитит во всю ночкю.
Что-то бежит, что-то бежит и без ножье?
Вода бежит, вода бежит и без ножье.
Что-то литит, что-то литит и без крылья?
Снег-от литит, снег-от литит и без крылья.
Что-то ростёт, что-то ростёт без коренья?
Камень ростёт, камень ростёт без коренья.
Что-то вьётцё, что-то вьётцё выше древа?
Хмель-от вьётцё, хмель-от вьётцё выше древа.
Что-то цветёт, что-то цветёт без нацвету?
Девка цветёт, девка цветёт без нацвету.
Загонули, загонули семь-ту загадок.
Отгонули, отгонули семь-ту мудрёных.
Отгадки на подобного типа вопросы предполагают знание устройства мира и признаков тех или иных природных явлений, сведения о которых закреплены в традиции и передаются из поколения в поколение. О магическом значении загадок свидетельствует система запретов на их загадывание. Так, у многих народов, и в частности у восточных славян, существовали запреты на загадывание загадок днем, то есть при дневном свете, летом и в Рождественский пост, предшествующий Святкам. В некоторых местах на Украине этот запрет, приуроченный к посту, связывался с опасностью для молодняка скота, так как в этот период у домашних животных начинался окот. Русские Пермской губернии считали, что при нарушении данного запрета коровы не будут возвращаться с поля домой, волк может их задрать, а сам человек заблудится в лесу. Неблагоприятные последствия нарушения запрета возникают как реакция на несвоевременность произнесения текстов, отражающих в том или ином ракурсе вопросы мироустройства; слово, подобно действию, совершенному в неурочное время, вносит дисбаланс в установленном уже на данный годовой цикл миропорядке. И если загадывание загадок преждевременно в летнее время или в Рождественский пост, то в период Святок проговари-вание текстов-загадок, огласовка содержащихся в них основ миропорядка продуцирует их реализацию в подходящий, по традиционным представлениям, для этого момент.
С представлениями о формировании мироустройства в святочное время связаны, по всей видимости, сложившиеся в традиции запреты совершать в течение этого периода действия, представляющие собой технологические приемы ряда ремесел. Так, у восточных славян, и в частности у русских, в Святки не разрешалось заниматься женским рукодельем: прясть, сматывать в клубок нитки, связывать нити и завязывать узлы, ткать. Вспомним, что акт творения миропорядка в народном сознании уподоблялся процессам прядения или тканья. Не принято было в Святки также плести лапти, вить веревки, гнуть какие-либо детали для изготовления утвари или орудий труда, городить изгородь и т. п., то есть совершать действия, в основе которых лежат приемы, типологически близкие витью и плетению. Кроме того, к святочному периоду относились также запреты молотить, сбивать масло, молоть в жерновах. Эти действия, связанные с идеей форморазру-шения и формообразования, а также основанные на движении верчения, по всей видимости, имеют в мифологических представлениях то же значение, что и процессы прядильно-ткацкого ремесла. Нарушение всех этих запретов можно расценивать как вмешательство простых людей своими действиями, носящими обыденный характер, в космогонический процесс. Такое вмешательство может нарушить его, внеся дисбаланс и дисгармонию в устанавливающийся миропорядок. Не случайно в народе считали, что нарушение запретов должно было повлечь за собой негативные последствия, сказывающиеся не только на нарушителях, на судьбах их будущих детей, на здоровье домашних животных, на приплоде скота в их хозяйстве, на урожае, но и на природных явлениях в новом году. Так, например, в Московской губернии считали, что из-за нарушения запрета мотать в Святки нитки летом будут сильные ветры, которые извертят рожь. Тот, кто прядет под Новый год (в данном случае мартовский: в Древней Руси до ХУ века, судя по летописям, Новый год начинался в марте), может «отслюнить замурованную зиму», то есть возвратить зимние холода. Из приведенных случаев очевидно, что совершение запретных действий ведет к нарушению природных процессов, что, в свою очередь, должно сказаться непосредственно на судьбе урожая и, соответственно, привести к отрицательным последствиям для всего социума. При этом, согласно народным представлениям, именно в святочное время особую «трудовую» активность обретают прядущие мифологические существа или домашние духи типа кикиморы, которые, как известно из народных поверий, сучат пряжу в ночь под Рождество или в течение всех Святок. По-видимому, только природным духам позволительно выполнять в значимое время запретную работу. Вместе с тем переведение запретных действий в условный план нашло широкое распространение в святочных развлечениях. Так, в названиях молодежных игр и хороводов, а также игр ряженых, которые приурочивались к святочным игрищам, сохранилось указание на запретные действия: «ручеек заплетать», «завивать венок», «плетни заплетать», «ка-пустку завивать», «в жты», «шубу шить», «сапоги шить», «гнуть ободья», «мельник», «мельница», «масло мешать» и т. п. Характерно, что и хореография большинства хороводов построена на движениях заплетания-завивания, приводящих к форме круга или линии из участников, руки которых переплетены в строгом порядке.
В действах ряженых нередко имитировались запретные операционные приемы. Так, например, изображая помол муки, один ряженый ложился на лавку, накрываясь пологом, и водил рукой в горшке с камушками, поставленном на пол, а другой ряженый кидал в девушек снегом из лукошка, как будто мука пылит. «Мешая масло», ряженая женщина тоже крутила в ведре снег трепалом (деревянный нож для трепания льна), а затем ударяла своим «орудием» девушек ниже спины. Широкое распространение на Русском Севере нашло ряженье в кикимору. Атрибуты «мифологической пряхи» лишь отдаленно напоминали реальные: вместо веретена — палка с наростами, вместо пряжи — солома или мокрая кудель. «Профессиональные» действия «пряхи» вызывали смех присутствующей на игрище молодежи и зрителей: старухи, одевшись кикиморами, усаживались на полатях и, свесив ноги с бруса, ставили прялку между ними и в такой позе пряли. В некоторых местностях «кикимора» выдергивала «пряжу»-солому себе на подол, а затем разбрасывала мутовкой — палкой для размешивания теста — по всему полу; прялку «пряха» использовала как музыкальный инструмент, «тренькая» или стуча по ней в такт идущей пляске, и требовала от девушек: «Девки, пляшите, а то замараю!». В отдельных случаях «кикимора» тихо приходила на игрище, садилась в красный угол и начинала «работать», не разговаривая ни с кем, чем давала молодым понять, чтобы они тонко и вовремя пряли; после беседы «кикимора» так же молча уходила. Нередко приход «кикиморы» завершался поджиганием «кудели» и шумом. Очевидно, что выполнение запретных действий, переведенных из бытового плана в игровой, имело ритуализованный характер, так как обязательно осуществлялось в Святки в рамках развлечений молодежи и игр ряженых. Это свидетельствует о том, что как соблюдение запретов, так и условное, символическое совершение запретных действий служили благополучию формирования миропорядка на следующий год. Таким образом, Святки как особая пространственно-временная точка и их обрядовая сфера, соотносимая с идеей первотворения, являлись своего рода энергетическим импульсом, дающим начало очередному витку жизни природы. Переход от старого года к новому — не единственный праздник, обнаруживающий связь с элементами архаического мировосприятия. Для традиционной культуры, даже на позднем этапе развития, свойственна ориентация на «священные» былые времена. Мифологическое прошлое довольно широко находит отражение и остается значимым в обрядовой практике.
Глава 2
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О НЕБЕСНЫХ СВЕТИЛАХ. ПРЕДАНИЯ И ЛЕГЕНДЫ О ВОЗНИКНОВЕНИИ НА ЗЕМЛЕ ЛАНДШАФТНЫХ ОБЪЕКТОВ
Небо и небесные светила. — Солнце и месяц. — Луна. — Происхождение звезд и их названия. — Земля и ландшафтные объекты
Небо и небесные светила
Согласно легендам, земля плоская, как тарелка, по краям она сходится с небом. Владимирские крестьяне полагали, что небо имеет вид громадного сводчатого потолка, который соединяется с землей «по краям света». Небо создал Бог, чтобы жить там вместе с ангелами, херувимами и святыми угодниками. Это произошло в третий день творения. Во многих местах широко бытовало представление, что кроме видимого с земли неба существует еще несколько небесных сводов. В зависимости от местных представлений, их всего три, семь или одиннадцать, и на последнем из небес живет Бог. С этими представлениями связано известное народное выражение «быть на седьмом небе», означающее «радоваться», «быть счастливым». Небо, по народным поверьям, имеет плоскую форму, как земля. Место их соприкосновения находится очень далеко, там, куда никто не доходил. Здесь располагается беспредельное, вечно бушующее море. Этого места достигают лишь души умерших с помощью ангелов. Небо имеет отверстия, через которые на землю проливается дождь и выходят звезды. Кое-где небо представляли состоящим из некого твердого вещества, подтверждая это мнение тем, что по небу ездит Илья Пророк в своей колеснице. Подчас крестьяне верили, что небо — это отверделая оболочка из дыма. Между небом и землей существует навес — «облако» вроде полотна, не дающее сгореть земле и всему живому на ней. В некоторых местах считали, что небесный свод покрывает весь свет, и концы его впадают в море, скрываясь на его дне. На берегу этого моря живет необычайно сильный народ, люди которого отличаются одноглазостью. У русских и украинцев местами рассказывали, что там, где на конце света небо опирается на землю, женщины кладут на край неба прялки после работы или вальки, когда моют белье на речке.
Во многих местах крестьяне были убеждены, что небесные светила сотворены из огня. Главным из них, по традиционным представлениям, является солнце. В народе его нередко называли «царем неба». Солнце освещает и согревает землю днем, а ночью оно скрывается за пределами земли, как бы обходит ее и наутро снова появляется на востоке. Кое-где у восточных славян солнце представляли огромнейшей искрой, которая неизвестно как держится в пространстве, или огненным несгораемым шаром. Где-то считали солнце огнем, который поддерживает «какой-то дед», и в зависимости от его желания то начинается день, то наступает ночь. В некоторых местах небесное светило представляли большим колесом и полагали, что его можно достать даже рукой, когда оно снижается на закате. Заходящее солнце опускается в море, которое окружает землю, как яичный белок охватывает желток. Распространены были также представления об уходе его на ночь за землю, за горы или «на тот свет». Почти повсеместно в народе были уверены, что земля стоит неподвижно, а солнце движется вокруг нее. В полдень оно немного отдыхает, а вечером вовсе отправляется на покой. Ночью дневное светило спит, а утром встает. У украинцев рассказывали, что когда-то давно там, где восходит солнце, жила необыкновенная красавица-панна. Перед тем как светилу подниматься на небо, она мыла его и хорошенько вытирала. Поэтому в прежние времена солнце светило значительно ярче. Соответственно мифологическому сознанию, солнце могло олицетворяться и восприниматься как живое существо в виде человека, похищающего себе жену среди людей. Подобные представления нашли отражение в ми-фопоэтических текстах, в частности в сказке:
Жили себе муж с женою, и было у них двое детей — сын и дочь. Дочь была такая красавица, что краше ее на всем свете не найти. Солнце, как только увидело ее, тотчас же ночью и уворовало себе в жены. Брат проснулся и, когда убедился, что сестры нет, не мешкая, взял котомку и пошел туда, где Солнце заходит, чтобы отнять у него сестру. Идет он да идет. Когда не стало у него хлеба, он зашел к одному человеку и говорит: «Дайте подорожному кусок хлеба». — «Нажни копну ржи, тогда дам тебе целый хлеб; если же не нажнешь, то и куска не дам». Вот он пошел в поле; жал, жал, да не нажал еще трех снопов, а Солнце взяло и зашло. Хозяин и говорит: «Ну, если так, то не дам тебе и куска хлеба». Пошел брат голодный. Заходит к мельнику, выпросил у него муки и понес, чтобы продать; а Ветер взял да и развеял муку. Заплакал брат и пошел дальше. Идет, идет, — прилег отдохнуть да и заснул; а Мороз взял и отморозил ему палец. Проснулся брат, заплакал и пошел себе дальше Приходит туда, где заходит Солнце, а навстречу ему сестра: «Где бы мне спрятать тебя, потому что, когда придет Солнце, оно тебя испечет?» Взяла да и пустила его в погреб. Только она вернулась в хату, как является домой Солнце. Сбросило свои ризы, повесило их около входа в погреб и входит тоже в хату. Сестра спрашивает: «А ризы ты куда дело?» — «Повесило у погреба», — отвечает Солнце. «Там в погребе мой брат, он ведь наверно испекся!» Побежала туда, смотрит — брат уже чуть-чуть дышит. Сестра облила его водой; он ожил и пошел с сестрой в хату к Солнцу. Глядит — за столом сидит Солнце, а на печке — Солнцева мать, такая губастая Поздоровался брат с Солнцем, поужинал, а Солнце и говорит: «Пора мне уже всходить, да я утомилось, — разве ты иди за меня?» Одел брат Солнцевы ризы, взобрался по лестнице на небо и поломал после того лестницу. Идет да идет он по небу, приходит на то место, где Солнце завтракает. Сел он, наелся, напился; затем поколотил посуду и пошел дальше. Идет да идет, встречает Ветра. Как хватит его за чуб, да кругом себя, да как начал бить, приговаривая: «Вот тебе мука! Вот тебе мука!» Ветер ну кричать и дуть — и надул такую тучу, что и Господи! Схватилась буря и стала крутить. Брат испугался и пустил Ветра. Буря тогда утихла, и брат пошел себе дальше. Приходит на полдень; а там стоит золотое кресло, где Солнце отдыхает, и стол с разными яствами и напитками. Он сел, наелся, напился, лег-отдохнул и пошел себе дальше. Идет да идет, встречает Мороза. Как схватит его за чуб да как начал бить; Мороз просился-просился, наконец, как-то вырвался и удрал. Брат выругал его и пошел дальше. Приходит на заход солнца, а там стоит лестница, по которой Солнце спускается на землю. Брат спустился на землю и поломал эту лестницу. После того пришел он к Солнцевой хате, сбросил с себя ризы и спрашивает сестру: «Где Солнце?» — «Спит», — отвечает сестра. — «Ну, так бежим!» Когда Солнце проснулось, увидело, что их нет, рассердилось и скорее на небо, чтобы настал день. Прибегает к лестнице, а лестница, оказывается, поломана. Солнце пока стало ее прилаживать, то уже и обедать время, а оно все еще не всходит; люди в полном изумлении. Наконец, как-то наладило лестницу, влезло на небо, глядит — а есть нечего: все поразлито, поразбито. Пошло оно дальше, встречает Ветра. «Кто это наделал так?» — спрашивает Солнце. — «А это тот, который шел вместо вас, — отвечает Ветер, — да еще и меня побил, и Мороза побил». Солнце давай тогда бранить брата. Приходит на заход — нельзя слезть на землю. Солнце ну кричать изо всех сил. Услышала мать его, приладила как-то лестницу, и оно, наконец, слезло. «Ну, и хитрый же, чертов сын! — говорит, — наделал он мне такого, что теперь не буду показываться людям целую неделю». Полезло на небо и попросило Ветра; а он как нагнал тучу, как начал лить дождь, а Мороз как придавил, — стало так холодно, что померзли ягнята Да уж какая-то ведьма сделала так, что перестал идти дождь, потому что ее ягнята померзли. Повсеместно месяц признавался вторым по важности небесным светилом после солнца. Народная память сохранила мифологические представления об их родственной связи: чаще всего считали, что солнце приходится старшим братом месяцу. Это мнение отразилось в загадке о месяце и солнце: «Младший уходит, а старший приходит». Обязанность месяца состоит в освещении земли ночью, когда солнце отдыхает. Иногда ночное светило воспринимали как небесный камень. Не случайно месяц загадывает-ся в загадке через образ камня: «Камень — пламень». Украинцы полагали, что он сделан из того же материала, что и солнце, и величины они одной — «не больше заднего колеса в телеге».
На луне можно увидеть пятна в виде двух людей и ушата. Эти пятна обычно связывают с библейским сюжетом о Каине и Авеле, получившим своеобразное оформление в народном сознании. Согласно одной из легенд, братья на лугу складывали в воз сено. Они поссорились, и Каин проколол брата вилами. По суду Божьему, братоубийцу не могла приютить ни земля, ни вода, ни другое какое место. Только месяц, ослушавшись Божьей воли, дал ему пристанище у себя. С тех пор месяц носит на себе отпечаток страшного греха Каина. В лунных пятнах крестьяне видят изображение убийства одного брата другим. С этим сюжетом иногда связывается и объяснение фаз луны. В Подольской губернии рассказывали, что луне, за то, что на ней изображено убийство Каином Авеля, Бог судил каждый месяц рождаться, расти и умирать. После своей смерти она нисходит в ад, перетапливается там, очищается и затем рождается вновь. Лунные фазы объясняются в народе и по-другому: на луне есть особая заслонка, которой заведует святой Юрий, он то поднимает, то опускает эту заслонку. Луна, как и солнце, в мифопоэтическом сознании нередко олицетворялась в образе человека: мужчины или женщины. Таковой она изображается, например, в жанре загадки: «Круглолицый, светлоокий / Ходит, гуляет, людей утешает»; «Круглолица, белолица во все зеркала глядится».
О природе звезд существовали различные представления. Широко бытовало восприятие звезд как свечей, которые на небе зажег Бог. Зачастую звезды считали младенческими душами и душами праведных людей, которые смотрят с неба на своих родственников. Кое-где о звездах думали как о детях солнца, олицетворяемых иногда в образе маленьких мальчиков. Подобные представления о родственных отношениях небесных светил нашли отражение в обрядовой поэзии, сопровождавшей святочный ритуал колядования. В песнях-колядках с помощью приема метафоры крестьянская семья изображается как небесная семья: отец называется «красным солнышком», «малы детушки» — «частыми звездочками». Иногда же хозяин дома, хозяйка и их дети соотносятся, соответственно, с образами светлого месяца, красного солнышка и частых звездочек. По мнению крестьян, звезды созданы Богом для освещения земли и устроены так, что свободно могут перемещаться с одного места на другое. В космологических представлениях звезды уподобляются также гвоздям в куполе неба, что нашло отражение в текстах загадок: «Синие потолочины золотыми гвоздями приколочены»; «Сито бито, золотом обито». Крестьяне полагали, что звезды вращаются вокруг основного «гвоздя» — Полярной звезды. Не случайно в народе эту звезду называли словом «стожар», означавшим «шест, который втыкали в землю посреди стога для его устойчивости».
Созвездия, наиболее значимые в народном сознании, соответственно своей форме получили названия, отражающие разные реалии крестьянской жизни. Так, созвездие Большой Медведицы чаще всего называли «лось». Но были и местные названия: «воз» или «колесница» — в Санкт-Петербургской, Тверской, Смоленской, Орловской берниях, «звездожар» — в Калужской. На Ор-ловщине для него употреблялось название «коромыслица», а у курских крестьян — «возница» и «корец» (ковш). Для созвездия Плеяд в украинской традиции известно название «квочка» (курица), а в русской — «стожары» (ряд шестов или длинных кольев для скирды), «утиное гнездо». В народных говорах созвездие Малой Медведицы имело название «пасека», созвездие Лебедя — «крест», Волосы Вероники — «волосожар». Множество местных названий существовало для созвездия Орион: наиболее частое — «косари», а также «кичига» (орудие для молотьбы) — в северных, восточно-русских губерниях и в Сибири, «грабли» — в Саратовской губернии, «коромысло» — в Архангельской и Орловской, «оржаные промежки» — в Пермской, «лосек» — в Псковской бернии. Иногда народные названия заключали в себе не отдельный образ, а целый мотив. Так, созвездие Орла обозначалось предложением «Девка воду несет». Венеру крестьяне называли «вечерней зорницей».
Повсеместно существовало довольно развернутое представление о Млечном Пути. Во Владимирской губернии его считали дорогой в Крым, а у украинцев — путем из Москвы в Иерусалим. Согласно поверьям, тот, кто идет в Иерусалим, должен для себя избрать указателем Млечный Путь и тогда никогда не собьется с дороги. В Иерусалиме же Млечный Путь кончается.
По народным представлениям, звезды неразрывно связаны с человеческими судьбами. Звезд на небе столько, сколько людей на земле. С рождением человека «зажигается» звезда; она растет вместе с ним, а затем падает на землю или гаснет, когда он умирает. Если звезда человека «сильная», то он справляется со всеми своими бедами, а если «слабая» — то ему очень трудно в жизни. С этими представлениями связано народное понятие «родиться под счастливой звездой».
Земля и ландшафтные объекты
Множество сохранившихся в народной среде легенд о происхождении ландшафтных особенностей земли — поздние и являются продолжением дуалистических повествований о создании мира двумя творцами-противниками. Обычно в легендах такого рода подчеркивается, что все, что творит Бог, — гармонично, а деяния Сатаны уродливы и портят созданное Богом. Вот как об этом рассказывает харьковская легенда:
Однажды сотворил Господь землю — ровненькую, гладенькую, всю в садах да в цветах. А дьяволу и себе захотелось сотворить такую землю <…> Нырнул <…> в море, достав самого дна, и захватил земли и песку в рот. <…> Вынырнул на поверхность да только что проговорил: «Расти, земля, на славу дьяволу», — а земля и начала расти: набила ему полную пасть и полное брюхо. Как стошнило его, раскрыл он пасть и стал блевать. Летит да блюет, летит да блюет; понаблевал он эти высокие горы, а где уже прямо колом подпирало грудь, и он падал на землю, качался брюхом, бился руками и ногами, то там повыбивал долины и глубокие овраги. Так дьявол всю прекрасную землю испортил горами и оврагами.
Подольская легенда повествует о том, как Сатанаил утаил от Бога несколько песчинок из вытащенной им со дна бездны горсти песка и спрятал их за щеку:
Взял Господь тот песок, ходит по морю и рассевает <…> Да и благословил землю на все четыре стороны. И как только он благословил, так земля и начала расти. Вот растет земля; а та, что во рту у Сатанаила, и себе растет и, наконец, так разрослась, что и губу распирает. Бог и говорит: «Плюй, Сатана-ил!» Он начал плевать и харкать. И где он плевал, там вырастали горы, а где харкал, там скалы. Вот почему у нас земля неровная!
В некоторых легендах сообщается, что Сатана хочет повторить процесс творения, совершенный Богом. В одном из текстов Божий противник называется Идолом, он-то и решает сотворить такую же землю, как и Бог. Стал Идол нырять за землей в море, но не мог удержать ее за щекой: все размывала вода. Бог посоветовал ему, чтобы, вынося землю, он произнес слова «Господи, благослови!»:
Идол проговорил: «Господи, благослови!» — нырнул на дно моря, набрал земли и вынес ее наверх. Из той земли пошли горы и камни. Что Бог сотворил, то вышло ровное, чистое; а что Идол, там все камни, горы и разные неровности — «выкрутасы». Во многих легендах именно Сатана создает землю, но лишь по воле Божьей. Все же, что он хочет сделать по собственному желанию, не удается, а получается нечто непредсказуемое и имеющее отрицательную окраску, с точки зрения рассказчика:
Однажды дал Бог Лукавому щепотку земли и велел, чтобы он бросил эту щепотку на пустое место. Бросил Лукавый, — и из нее образовалась та земля, на которой мы теперь живем. Из той щепотки, которую дал ему Бог, Лукавый не позабыл и для себя припрятать немножко земли за ногти. Как только отошел он от Бога, тотчас же выковырял из-под ногтей порошинки земли и бросил их «на пространство». Но из того праха не получилось земли, а стали из него пресмыкающиеся, лягушки и все нечистые животные, которые и разлезлись по всей земле. Лукавый тогда как заплачет, — а из его слез стали болота, трясины, где теперь черти собираются для совещаний.
В некоторых местностях, например во Владимирской губернии, особенности земного рельефа приписывались действиям колдунов-богатырей.
Неоднородными по происхождению являются традиционные представления о водных объектах. По народным поверьям, вся земля внутри изрезана жилами, по которым на ее поверхность выходит вода. Вода из разных источников сливается вместе и образует реки, которые, в свою очередь, впадают в море. Сами источники берут свое начало из морей, но вода, проходя через землю, очищается, и потому в реках, озерах и колодцах она не горька, как в море. Во многих местностях для крестьян было свойственно мифологическое восприятие таких объектов, как реки: в них видели жилы земли, по которым течет вода, как у человека кровь.
В мифологических представлениях образ реки осмыслялся как дорога в иной мир, расположенный на другом берегу или на острове посреди моря, в которое впадает река, а также как граница между мирами. Такое осмысление образа реки широко представлено в мифопоэтических текстах и в обрядовой практике. В мифопоэтической славянской традиции приведенные значения образа реки приписывались Дунаю, связанному в исторических преданиях с «прародиной» славян. В представлениях славянских народов Дунай — это водное пространство вообще, море, граница между своим и чужим мирами, дорога в иную землю, в другой мир. В фольклорных текстах — свадебных песнях, былинах и других жанрах — образ Дуная нередко соотносится с образом мирового древа (например, «райского» или «кипарисного» дерева) и, соответственно, с центром мира.
В былине о женитьбе Дуная и Настасьи сохранился известный многим мифологическим традициям архаический мотив возникновения рек из крови погибших богатырей. Согласно сюжету былины, Дунай, встретив в чистом поле богатыршу Настасью, вступает в бой с ней и побеждает. Но победа его сомнительна, поскольку перевес в силе первоначально принадлежит героине, и в повествовании почти всегда подчеркивается элемент случайности в исходе поединка: у Настасьи «неожиданно», «случайно», «вдруг» нога «приукатилась», «подвернулась», «подломилась», и богатырша упала. Тем не менее, согласно эпическим законам, героиня должна либо погибнуть, либо выйти замуж за победившего ее богатыря. Настасья выбирает последнее. Однако противоборство Настасьи и Дуная вспыхивает с новой силой. Поводом оказывается хвастовство Дуная на пиру у князя Владимира или похвалы Настасьи всем богатырям, кроме собственного мужа. Второе состязание Настасьи и Дуная происходит в том же чистом поле и заключается в стрельбе из лука: один из стрелков должен с пятисот шагов попасть стрелой в кольцо, поставленное на голову другого. Первой стреляет Настасья и трижды попадает в кольцо, не задев мужа. Дунай же, стреляя в свою очередь, убивает Настасью. Не выдержавший испытания и посрамленный, Дунай совершает самоубийство. Архаический пласт сюжета былины содержит не только мотив превращения крови богатырей в реки. Образ богатырей в значительной мере раскрывается через мифологические характеристики. Мифологическая природа героев проявляется в именованиях их обоих по водной стихии: нередко в текстах былин героиню зовут не Настасьей, а Непрой. Это имя связано с судьбой героини: на том месте, где она погибает, протекает река Непра. Для богатырши характерен гигантский рост и, соответственно ему, гиперболизированная сила. Она с легкостью помахивает 90-пудовой палицей, выбивает из седла богатырей, кричит так, что конь противника падает на колени. Показательно, что она не просто кричит, а «рычит по-звериному» и «свистит по-змеиному». Подобная черта также указывает на мифологическую природу героини. Ее действия — скакание на коне, участие в бое — достигают космических масштабов, приводя к значительным изменениям в природном пространстве. Конь Настасьи «по версте поскакивает», «до щетки угрязывает» в землю, и от его бега камешки улетают с дороги за три выстрела, а Мать-сыра земля переворачивается от одного крика и свиста самой Настасьи:
Темны лесы распадались,
В чистом поле камешки раскатывались,
Травонька в чистом поле повянула,
Цветочки на землю повысыпали
О мифологической природе героини свидетельствуют также и особенности зачатого ею ребенка, который оказывается отмечен космическими знаками:
По коленушки в серебри,
По локоточки в золоти,
И по косицам частыи звезды,
А сзади у них светел месяц,
А во лби красно солнышко.
Особенно ярко космический масштаб действий Дуная и Настасьи проявляется в изображении их поединка:
Разъехались опять в чистом поле И съезжаются опять в одно место, Как две горы скатываются, И ударили они палицами булатными, Так аки гром грянул
Возвращаясь к мотиву возникновения рек из крови богатырей, следует отметить, что он в рамках мифопоэтического сознания обусловливает причастность этих образов к древним временам творения. В вариантах былины из крови богатырей появляются реки: Настасья — Дунай, Непра — Дон, Черная — Дунай. Иногда на месте смерти Настасьи появляется «кипарисно дерево», а из крови богатыря протекает река Дунай. В первых случаях финал былины констатирует историю возникновения ландшафтных объектов; в последнем случае, кроме того, можно усмотреть соединение горизонтальной (река) и вертикальной («ки-парисно дерево») осей устройства мира, пересекающихся в точке смерти мифологических персонажей.
У восточных славян существует довольно много легенд о происхождении рек. Как правило, это довольно поздние по времени возникновения тексты, которые объясняют географические особенности расположения рек, а также отражают приписывающиеся им в народном сознании те или иные особенности, близкие чертам человеческого характера. Вот, например, легенда о Днепре и его притоке Десне:
Когда Бог определял рекам их судьбу, то Десна опоздала и не успела выпросить у Бога первенство перед Днепром. «Постарайся сама опередить его», — сказал Бог. Десна пустилась в путь, но, как ни спешила, Днепр опередил ее и впал в море, а Десна вынуждена была стать его притоком. В легендах реки и другие водные объекты нередко наделяются родственными отношениями. Так, о братьях-реках Доне и Шате, вытекающих из одного озера, существует такая легенда: У Ивана-озера было два сына — Шат Иванович и Дон Иванович. Шат был непослушным сыном, он отправился странствовать, не спросив родительского согласия, но, прошатавшись без всякой пользы, вынужден был вернуться домой. Дон, прозванный «тихим», за свое благонравие получил родительское благословение, отправился в дальний путь и достиг Азовского моря. Озера и пруды, согласно традиционным представлениям, образовались по большей части там, где совершены кем-либо большие преступления, в чем прослеживается свойственное мифологическому сознанию соотнесение воды и крови. Море в народном восприятии — это огромное скопление воды, не имеющее пределов. В море, по мнению крестьян, могут встречаться бездонные прорвы, а его дно состоит из отверстий, через которые вода просачивается и производит дождь в подземном мире.
Глава 3
ЛЕГЕНДЫ О СОТВОРЕНИИ ПЕРВЫХ ЛЮДЕЙ, ИЗОБРЕТЕНИЙ И РАЗНЫХ НАРОДОВ. ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О МИФИЧЕСКИХ ПЛЕМЕНАХ И НАРОДАХ
Легенды о сотворении первых людей. — Первый человек — Адам. — Сотворение женщины. — Легенды о происхождении жилища, хозяйственных построек, орудий труда. — Представления о мифических племенах и народах
Легенды о сотворении первых людей
Бытовавшие у восточных славян легенды о сотворении первых людей — поздние по происхождению и, по большей части, являются переложением апокрифических книжных сказаний. В них, однако, сохранились архаические мифологические представления о единстве элементов, составляющих макрокосм — мироустройство и микрокосм — человека как подобия, отражения Вселенной. Так, в переводном памятнике древнерусской литературы Палее отмечается, что Бог создал человека, взяв материал восьми частей, соответствующих природным явлениям: от земли — тело, от камня — кости, от моря — кровь, от солнца — очи, от облака — мысли, от света — свет, от ветра — дыхание, от огня — тепло. Эти представления нашли отражение и в духовном стихе о Голубиной книге:
У нас мирнарод от Адама; Кости крепкие от камени, Теслеса наши от сырой земли, Кровь-руда наша от черна моря.
Наиболее распространенные восточнославянские представления о происхождении человека непосредственно восходят к библейскому мотиву сотворения человека из земли, из глины. Большинство легенд на эту тему имеет дуалистический характер. Значительное влияние на их формирование оказали такие памятники древнерусской книжности как Палея и апокрифическое сказание «Како сотвори Бог Адама». В белорусских легендах процесс создания человека повторяет схему творения земли: материал для сотворения первого человека по просьбе Бога достает дьявол со дна моря. Легенды всех трех восточнославянских народов устойчиво повторяют мотив двойственной природы человека — божественной и дьявольской. Бог изготавливает человека, а Сатана портит творение Бога:
Создав первого человека Адама, Бог пошел взять от солнца очи для него, и когда Адам лежал один на земле, пришел к нему окаянный сатана и вымазал всего его грязью. Бог, возвратившись, хотел было вложить Адаму очи, и когда увидел его в грязи, то сильно разгневался на дьявола и проклял его. Дьявол исчез, как молния, сквозь землю. Господь, сняв с Адама «пакости сатанины», сотворил из них собаку, которой повелел стеречь Адама, а сам отошел в горний Иерусалим за Адамовым дыханием. Сатана во второй раз пришел, чтобы навести на Адама «злую скверну». Увидев в ногах Адама собаку, которая начала на него лаять, он испугался и, взяв дерево, истыкал им всего Адама и сотворил в нем семьдесят недугов. Господь, возвратившись, снова догнал дьявола; но недуги вошли внутрь человека. Затем Господь позаботился о том, чтобы дать соответствующее имя первозданному человеку. Для этого он послал ангела своего и повелел ему на востоке взять «аз» — «А», а на западе — «добро» — «Д», на севере и на юге — «мыслите» — «М», — и человеку, таким образом, дано было имя Адам.
Многие из дуалистических легенд повествуют о повторении дьяволом процесса создания человека, который завершается непредсказуемым результатом. Более того, даже создав свою тварь, дьявол оказывается не в состоянии ее оживить:
Бог взял глины и стал лепить человека по образу своему подобию. Видя это, дьявол и себе взял глины и также стал лепить фигуру по образу своему. Бог слепил человека, а дьявол — козла. Бог вдунул в свое творение душу, и человек ожил. Дьявол ну и себе дуть на свою тварь: дул спереди, дул сзади, — не оживает, а только смердит.
— Господи, подуй на мою тварь, — просит дьявол.
Бог дунул, — и козел стал живой. Дьявол обрадовался и ну плясать вокруг козла и хвастаться перед Богом, что его тварь лучше Божьей. Господь и говорит дьяволу:
— Почему ты называешь козла своей тварью? Ведь я оживил его: твоя глина, а козел мой.
Черт. С. Коненков
В другой легенде дьявол, пожелав сделать и себе такого же человека, какого сотворил Бог, принимается за работу, но у него получается волк. Некоторые тексты отражают традиционные оценочные характеристики составляющих человека и попутно объясняют происхождение некоторых особенностей животных, в частности собаки:
Бог слепил человека из глины, поставил его около тына сушиться и приказал собаке стеречь, а сам полетел на небо за душой. Дьявол видел, что Бог что-то делает, и взяло его любопытство, что там такое стоит около тына. Крадется мимо собаки, а она ну рычать на него — не подпускает. Дьявол подул на собаку. От его дуновения собака почувствовала страшный холод, стала дрожать; а дьявол и говорит:
— Пусти меня посмотреть на дело Божьих рук, — я дам тебе за это шубу; а не пропустишь — совсем заморожу.
Собака прельстилась обещанною шубой, так как была без шерсти и смерзла, и пропустила дьявола. Дьявол покрыл собаку шерстью, а человека всего оплевал, охаркал. Видит Бог свое творение покрытым нечистотою, и выворотил его так, что все нечистоты оказались внутри, а затем вдунул в него душу. И стал человек снаружи чист, а внутри полон всякой скверны.
Восточнославянские легенды о сотворении людей, восходящие к библейскому мифу, сохраняют известное архаическим мифологическим традициям представление о создании сначала мужчин, а потом женщин. Иногда изготовление Евы — жены для Адама — изображается как случайное:
Когда сотворил Бог Адама, то есть слепил его и поставил сушить, собака тут и крадется к нему. Подкралась и вытащила у человека одно ребро. Хватился Бог — нет ребра. Пошел он искать и нашел в кустах собаку, а у нее в зубах ребро. Бог отнял его и принес к Адаму, — так звали первого человека. Прилаживал он его, прилаживал — ничего не выходит, так как ребро было уже надгрызено. Тогда Бог с досады взял да и сотворил из того ребра жену Адаму и назвал ее Евою. Вклиниванием в процесс создания пары Адаму животных, считавшихся в народном сознании нечистыми, или дьявола легенды объясняют приписываемые женщине в традиционной культуре отрицательные характеристики. По некоторым легендам, ребро Адамово было похищено не собакой, а чертом. У Ангела, попытавшегося схватить черта и отнять ребро, в руках остался только его хвост, из которого Бог и сотворил Еву. Вот почему «все женщины хитры и лукавы, как черти». В большинстве своем легенды сообщают о сознательном решении Бога сотворить жену для Адама, причем иногда в них содержится развернутое психологизированное объяснение того, почему именно из ребра Адама создается пара для него:
Сотворил Бог Адама и поселил в раю Видит Бог, что Адам скучает, и говорит сам себе: «Не добро быти человеку одному, сотворю ему жену по образу его. Из чего только ее сотворить? Из глины: не будут любить друг друга. Нет, возьму часть у Адама и создам из нее жену, чтобы они прилепились друг к другу, были одно тело. Из чего же взять? Из головы? — будет очень умна, станет главою мужа. Из руки? — возьмет мужа в руки. Из ноги? — будет бегать от мужа. Возьму ребро с левой стороны от самого сердца, из-под руки, чтобы сердечно любила мужа и была у него под рукою». Навел Бог на Адама сон, взял у него с левой стороны, от сердца, ребро и поставил его к дереву на солнце сушиться. Бежит собака, увидела ребро, схватила его и ну грызть. Ангел отнял у собаки уже надгрызенное ребро, подал его Богу, и Бог из не-догрызка сотворил жену Адаму. — Вот почему жен на Украине бранят: «собачий недогрызок». Поздние восточнославянские легенды подчас сохраняют известное некоторым мифологиям архаическое представление о том, что происхождение женщины отлично от происхождения мужчины, что она делается из другого, чем мужчина, материала: Мужчину Бог сотворил из земли, а женщину из теста да и поставил их напротив солнышка, чтобы они высохли, а архангелу Михаилу приказал стеречь их. Вот Михаил стерег, стерег, да ненароком и загляделся на что-то, а собака прибежала да и съела женщину. Вложил Бог душу в человека, затем взял одну кость-ребро и сотворил ему уже второй раз жену.
Согласно другой легенде, Бог первоначально делает жену для Адама из цветка розы:
Бог сотворил человека из пшеничного теста и поставил его на солнце, чтобы он высох; а собака и съела его. Тогда Бог вылепил Адама из глины, вдохнул в него ангельскую душу и дал ему роговое тело, чтобы оно никогда не сгнило и не боялось холоду. После того Бог наслал на Адама сон, и когда тот заснул, Бог сотворил ему из розы (любимый на Украине цветок) жену да и положил ее около Адама. Адам проснулся, увидел, что жена не такая, как он, да и говорит Богу: «Не хочу я жены из цветка; если бы мне такая жена, как и я». Тогда Бог снова навел на Адама еще более глубокий сон. Когда Адам заснул, Бог вынул из него одно ребро, сотворил из того ребра Еву и положил подле Адама. Адам проснулся, увидал, что жена его такая же, как и он, и взял ее себе. Бог спрашивает Адама: «Ну что же, какая жена тебе больше нравится — та ли, которая из цветка, или та, которая из твоего ребра?» — «Уж, конечно, мне больше нравится та, которая из моего ребра», — отвечал Адам. — «А на мой взгляд, — сказал Бог, — та лучше, которая из цветка: я ее дам Сыну Своему как мать». Взял Бог ту жену, которая была создана из цветка, и отослал на небо. Мотив изготовления людей из теста прослеживается в сохранившихся в восточнославянских языках устойчивых выражениях типа «быть сделанным из одного теста». Украинцы о безвольном человеке говорят: «Сделан из мягкого теста». В приведенных легендах этот мотив отражает тему неудачи первого опыта создания человека: творение оказывается слишком легко подверженным уничтожению, то есть нежизнеспособным. Иногда мотив создания людей из теста увязывается с более поздней тематикой: в полесской легенде он используется для объяснения социальных различий между людьми. Так, согласно легенде, мужик был сделан Богом из глины, а пан — из пшеничного теста. Но пока они сушились, а Бог обедал, прибежала собака. Мужика она поскребла лапами и помочилась на него, а пана съела. Возвратившись в это время, Бог схватил собаку за хвост и стал трясти, и из нее посыпались паны и побежали, куда глаза глядят. Где кто из них остановился, по тому месту Бог его и назвал: под ольхой — пан Ольховский, за болотом — пан Заболоцкий, за рекой — пан Зарецкий.
В системе мифологических представлений изготовление первых людей из глины или теста — не единственный способ. Языковой материал — данные фразеологии, — а также фольклорные тексты восточных славян позволяют реконструировать другие «ремесленные» модели творения людей. В народных выражениях типа «неладно скроен, да крепко сшит», «не лыком шит», «скроены на одну колодку» очевиден мотив создания человека с помощью шитья. Мотив изготовления людей с помощью швейного мастерства, а также технологических приемов других ремесел прослеживается и в сказочной традиции. В одной из сказок, например, у Бабы-Яги, воюющей с русскими богатырями, имеются в подземном царстве необычные работники, которые изготавливают для нее войско. Это — волшебные кузнецы, портные, ткачи, сапожники. Кузнец раз стукнет молотком о кувалду — солдат, еще стукнет — другой. Портной или швея «раз кольнет к себе и от себя иглой — солдат с конем», над «пялами» (пяльцами) «взмахнет иглой — выскочит богатырь» или «казак с пикою». Девушка-ткачиха «как бросит утоцину — выскочит богатырь» или «махнет челноком, так и выскочит солдат с тесаком». Сапожник «шилом кольнет, то и солдат с ружьем, на коня садится, в строй становится».
У восточных славян очень редко, но встречается известный в других мифологических традициях архаический мотив о происхождении людей из яиц. В одной из легенд повествуется о том, что во время родов из чрева Евы, как у птиц, вышли яйца. Бог, разрезая их пополам, бросал половинки на землю, и из одной получался мужчина, а из другой — женщина. Когда мужчина и женщина, появившиеся из одного яйца, находят друг друга на земле, они вступают в брак. Некоторые половинки первых людей попали в болота или непроходимые места и там погибли. Поэтому вторые половинки не могут их найти и остаются всю жизнь одинокими.
Легенды о происхождении жилища, хозяйственных построек, орудий труда
Согласно некоторым легендам, люди не умели строить жилища до всемирного потопа и существовали под открытым небом.
После потопа, когда наступила суровая зима, Ной выстроил для своего семейства небольшой деревянный сарай и провел в нем несколько зим. Когда семья Ноя увеличилась, он построил большой сарай, а со временем, приобретя навык в плотничьем мастерстве, построил уже и небольшую избу.
Первые избы, что строили люди после Ноя, были без окон. Одна женщина, чтобы осветить внутри свою избу, как-то схватила решето и начала бегать по двору, чтобы поймать в решето луч солнца. Вдруг явился ангел в образе простого человека и, посмеявшись над женщиной, сказал: «Глупая ты, баба!» Затем взял топор, прорубил в избе дыру, — и изба осветилась. Увидев это, женщина обрадовалась, но при этом заметила: «Все хорошо, но как я теперь буду защищать свою избу от холода?» Тогда ангел, чтобы помочь ее горю, пошел на берег моря, нашел там большую рыбу, вынул из нее пузырь и этим пузырем закрыл прорубленное отверстие, так что в избе было и светло, и тепло. С тех пор и все остальные люди начали строить себе избы с окнами.
Для большинства легенд на эту тему, как и для мифопоэти-ческих текстов о сотворении мира и первых людей, характерен дуалистический мотив участия в созидательном процессе двух противоположных типов творцов. Нередко создание первой избы в начальные времена существования мира приписывается Сатане, но он, как обычно, не доводит дело до конца:
Построив избу, Сатана не сообразил проделать окна, вследствие чего в ней было темно. Не зная, как быть, Сатана взял мешок и давай носить мешком солнечный свет в избу. Принесет, выпустит его, — а света все нет в избе. В ту пору приходит Бог и спрашивает Сатану, что он делает? Сатана отвечает, что вот он построил избу, да только в ней темно, как ночью: «Сколько ни тружусь, сколько не ношу света, а в хате все темно и темно». — «Подари ее мне, — сказал Господь, — я уж это дело устрою». — «Бери, а то мне надоело носить свет». Тогда Господь сделал три окна, и в хате стало светло. С тех пор люди строят хаты. Изобретение ветряной и водяной мельниц в народе также приписывается черту. Однако привести механизм в действие оказывается под силу только Богу:
Построил черт ветряную мельницу, но при этом он никак не мог нацепить на нее крылья, так как они устраиваются крестом. Не мог он также насадить и жернов из камня, в отверстии которого тоже есть крест. Крылья и камень благословил и насадил уже сам Бог.
Построил черт и водяную мельницу. Все сделал он, как следует, не мог только сделать снасти, что трясет корытце, которое висит над жерновом и из которого в жернов сыплется зерно. Никак не мог он сделать этой снасти. И вот, когда мельница, бывало, начинает работать, черт становится около ковша да и трясет его непрерывно рукой. Наконец, это ему надоело, и он бросил совсем молоть. Тогда Господь послал св. Михаила, который и устроил нужную снасть. А иначе всегда пришлось бы стоять подле ковша особому человеку и трясти его. Сохранились в народе и легенды о происхождении различных орудий труда и средств передвижения для людей. В некоторых случаях их изобретение приписывается Соломону, в других — самому Богу. Легенды об обретении людьми орудий труда отражают традиционные представления о Божьем установлении занятий для мужчин и женщин. Так, один из текстов повествует о том, что, изгоняя первых людей после их грехопадения из рая, Господь дал им все хозяйственные орудия, чтобы они могли жить, трудясь. Адаму он вручил заступ и грабли и сказал: «Иди, Адам, землю загребай». А Еве дал прялку в руки со словами: «Иди, Ева, пряди».
Происхождение косы связывается в легендах с образом мудрого Соломона:
Однажды Соломон увидел, что на кузнице, покрытой землей, выросла большая трава, и люди силятся втащить на крышу вола, чтобы он там поел траву. Тогда Соломон зашел в кузницу, показал кузнецу, как сделать косу, и, набив ее на рукоять, заставил людей скосить траву и сбросить ее с крыши на землю волу.
По народным поверьям, секретам кузнечного ремесла человек случайно научился от черта, причем против воли последнего. Об этом рассказывает харьковская легенда:
Когда человеку понадобилось в первый раз что-то ковать, он не знал, что при этом нужно использовать песок. Приходит к нему во время работы нечистый: «Что ты делаешь?» — «А вот видишь — кую». Черт пошел себе прочь. Вот человек ковал, ковал — ничего у него не выходит. Через некоторое время снова является нечистый: «Ну, что, сделал что-нибудь?» — «А то нет?» — «Э! Да ты, должно быть, песку бросал?» — говорит черт. А тот человек и думает тогда себе: «Эге! Погоди же!» Как только ушел нечистый, он тотчас же снова принялся ковать, подбрасывая при этом песку. И пошло у него дело на лад. Секрет же закаливания железа, согласно легендам, случайно открыл Бог.
Когда Бог и апостолы ходили по земле, то сильно замерзли и, увидев разведенный на берегу костер, подошли погреться. Бог, чтобы взять огня с собой, воткнул в костер свою железную палицу, чтобы она раскалилась. Вдруг выскочил черт и говорит Богу: «Ты что, Боже, крадешь мой огонь?» Бог рассердился и бросил палицу в воду, но затем быстро поднял ее и кинул в черта. Черт увернулся, а палица ударилась о камень и при этом зазвенела, потому что стала очень твердой. С тех пор люди стали при ковке закалять железо в воде. О таком средстве передвижения, как телега, первые люди не знали, а потому и зимой, и летом ездили на санях. Об изобретении телеги существует следующая легенда:
Не было такого мастера, который мог бы сделать воз. Один раз Бог и говорит свв. Петру и Павлу: «Чем вам тут слоняться из угла в угол, ступайте-ка лучше да поищите такого мастера, который бы сделал воз для людей». Одели на себя Петр и Павел сермяги, взяли по куску хлеба в руки и пошли. Идут день, идут другой, идут третий. Нигде на свете не нашли мастера, который мог бы сделать воз. Идут дальше. Под вечер приходят к болоту. Видят, стоит избушка на курьей ножке. Слушают, а в той избушке треск, крик, гам, гвалт, точно в аду. Испугались Петр и Павел и уже хотели было дать тягу. Но вот страх несколько прошел. Собрались с духом и направились прямо к избушке. Вошли. Смотрят, а там стоит хорошо сделанный воз, на колесах, а около него что-то копается еще черт. Воз уже совершенно готов, а черт все суетится: то потянет его сюда, то туда, то в дверь, то в окно. А воз зацепится то колесом, то дышлом, — никак не может бедолага-черт выкатить его из избушки. «А что ты, черт, делаешь тут?» крикнул св. Петр. Черт сначала было страшно испугался, услышав посторонний голос; но потом, когда увидел, что это святые Петр и Павел — люди знакомые, оправился и сказал: «Да вот сделал воз, а теперь никак не могу его выкатить из избушки». — «Эх, дурак ты, дурак! Отдай нам этот воз, так мы его тотчас же выкатим!» — «А что вы мне дадите за него?» — «А что дадим? Дадим овес, ячмень». — «Ладно, будь по-вашему!» Петр и Павел разобрали воз и вынесли его на двор. Черт увидел, что воз уже на дворе, и говорит: «Теперь, когда воз на дворе, я уже не отдам его вам». — «А коли не отдашь, так мы тебя перекрестим, и тогда не будет у тебя ни воза, ни овса». — «Ну, — говорит, — берите уже воз, да только скажите окончательно, что именно вы даете мне за него?» — «Скажем, но только прежде ты сложи его нам так, как он должен быть». Сложил черт воз и снова просит платы за него. «Мы сказали, что даем за твой воз очерет (осот — сорная трава)». Пошел тогда черт в очерет, а свв. Петр и Павел завезли воз людям и отдали им. А черт сидит себе в очерете да пугает лягушек и тех людей, которые Бога не боятся.
Легенды о происхождении разных народов
Бытующие в традиционной культуре легенды о происхождении разных народов и их отличительных особенностях — поздние. Как правило, они изображают «изготовление» представителей тех народов, которые непосредственно соседствуют с народом рассказчика или хорошо известны ему по тем или иным историческим событиям. Согласно одной из украинских легенд, людей всяких национальностей сварил черт в одном котле, а их отличие друг от друга объясняется разницей во времени варки: Раз черт <…> набросал в котел, в смолу, разного зелья и стал варить. Варил, варил, попробовал <…> — вышел мужик-хохол. «Не доварил!» — сказал сам себе черт и стал снова варить. Варил, варил, попробовал, — вышел лях (литовец). «Еще не доварил!» — сказал черт и стал снова варить. Дальше появились и немцы, и татары, и евреи. Для объяснения различий между народами в легендах нередко используется мотив их изготовления из разного материала. О происхождении русских и украинцев, замешанных, соответственно, из глины и теста, легенда повествует так:
Когда не было на свете хохлов и москалей, Бог послал однажды Петра и Павла на то место, где теперь Москва. Пришли они сюда и стали делать — Петр хохлов, а Павел москалей. Петр делал хохлов из пшеничного теста, а Павел москалей из рудной глины, — потому они и рыжие. Наделали и поставили сушиться на солнце. Петр и говорит: «Пойдем, брат Павел, к реке руки мыть». А Павел отвечает: «Иди, Петр, сам, а я свои руки и так оботру». — «Ну, коли ты не пойдешь, так поглядывай же, чтобы не случилось чего с нашим народом». Павел прекрасно знал, что его людей никто не тронет, а потому пошел себе под тень да и лег соснуть. Где ни взялась собака, и давай нюхать просушивавшихся людей. Понюхала хохлов, тотчас же разобрала, что они из теста, и ну их есть. Приходит от реки Петр, глядь — москали стоят, а хохлов нет! Когда смотрит — собака подняла лапу на грудь москаля, а с груди стала глина стекать: оттого москали пузатые. Тогда Петр как разгонится сразу, как схватит собаку за хвост, а собака как попрет по полям на Украину! Петр как потянет ее палкою по ребрам, а она как прыгнет через ярок, — и у нее из-под хвоста хохлы, стал там хохлацкий хуторок, там целая слобода. С тех пор и стали хохлы жить по хуторам да по слободам. Так и расселились по Украине.
Противопоставление русских и украинцев в текстах подобного рода — одно из наиболее частых. В другой легенде происхождение этих родственных народов возводится к двум пьяным мужикам, при этом указывается на некоторые хозяйственные и бытовые особенности, приписывающиеся обоим народам, с точки зрения рассказчика-украинца:
Шли однажды по полю Христос и св. Петр, а навстречу им едет свадебный поезд. Пьяные поезжане начали насмехаться над ними. Один пьяный стал кривляться и говорит Христу и Петру: «Чего вы, бродяги, шляетесь тут? Вы должны заниматься хлебопашеством, а не шататься по свету без дела!» Св. Петр говорит Христу потихоньку: «Этому человеку быть хохлом — хлеборобом: он век будет обрабатывать землю». — «Делай с ним, что тебе угодно», — отвечал Христос. Другой пьяный кричит в насмешку: «Чего вы бродите тут? Вишь, даже черевиков у вас нет: вам бы только лапти ковырять, а не шататься по чужим свадьбам!» Св. Петр и говорит: «А этому человеку быть москалем, и он будет ковырять лапти и ходить в лаптях». <…> С тех пор от первого пьяного, который кричал на Христа да на св. Петра, пошли хохлы, от второго — москали В легендах об изготовлении того или иного народа по модели лепки человека из теста обычно присутствует дополнительный мотив — порча творения или съедание его нечистым животным, обычно — собакой. Этот мотив подчеркивает иронический взгляд рассказчика на происхождение данного народа, так как «благородный материал» превращается в свою противоположность:
Когда-то давно ходил Господь со св. Петром по земле. Вот св. Петр и спрашивает Господа: «Как это так, Господи, что всяких людей на земле вдосталь, а вот литвинов и нет совсем?» Господь и говорит: «Возьми да и сотвори». Взял Петр пшеничной муки, слепил из нее галушку, а из этой галушки сделал человека да и наткнул его на тын, на кол, для просушки. Где ни взялась собака — и съела того человека! Оглянулся св. Петр, — нет его человека! Как схватит он ту собаку, как начнет ее бить об землю! Что ни ударит, то и выскочит из собаки литвин. Понавыбивал он их столько, что Бог наконец сказал: «Довольно, будет уже!
Где ты станешь девать их?» А Петр и говорит: «И, Господи! Найдется им место и по-над Десною и по-за Десною». Подобная легенда существует о происхождении поляков и распространенных польских фамилий:
Когда Господь творил разные народы, то сделал он из глины москалей, французов, татар, ногайцев. Нужно было сделать еще поляка; хватился, — ан глины-то и нет. Вот он взял и слепил поляка из теста и затем поставил всех рядком сохнуть, а сам ушел. Вдруг бежит собака. Нюх одного — глина, нюх другого — глина, нюхнула поляка — коли хлеб, — она его и съела. Возвращается Господь. Дунул — пошел москаль, дунул — пошел француз так все народы пошли, а поляка — нет! Где поляк? — Собака съела! Пошел Господь да на мосту и догнал ее. Как схватит ее за уши, как ударит об мост, — выскочил пан Мостовицкий; как ударит об землю, — пан Земнацкий; как вчешет татарина по брюху, — выскочил пан Брюховецкий — и пошли все.
Представления о мифических племенах и народах
В устной традиции восточных славян сохранилось немало разнообразных легенд и сказаний о фантастических существах и даже целых необычных народах, живших на земле когда-то, очень давно, или в обозримом историческом прошлом.
В легендах о великанах, распространенных во многих местах, отразились представления славян о смене мифологического времени, «начальной» эпохи первотворения, временем историческим, с которого вплоть до наших дней живут обычные люди. По народным поверьям, первыми людьми, населявшими землю, были великаны. В многочисленных легендах рассказывается об остатках их культуры в виде высоких валов и курганов. Эти первые люди имели такой большой рост, что лес для них был, как трава для современных людей. Они могли переговариваться на огромнейшем расстоянии, передавать друг другу те или иные вещи через реку или через гору. Согласно некоторым легендам, современные люди появились на земле, когда еще на свете жили великаны:
Однажды великан увидел человека, волами пахавшего землю. Он положил его вместе с упряжкой себе на ладонь и понес показать отцу:Смотри, отец, каких я нашел червячков!Отец взглянул и сказал:— Нет, сынок, это не червячки, это такие люди будут после нас.
В мифологиях многих народов мира мотив гибели великанов соотносится с темой смены поколений богов. Существование гигантов приурочивается к периоду завершения творения, до установления «нынешнего» мира. Если великаны продолжают жить и после окончательного сотворения мира, то их местопребывание часто связано с горами, глухими лесами. Подобные представления о великанах сохранились в русском эпосе: к ним относятся такие былинные персонажи, как Святогор, Идолище, баба Златыгорка и ее сын Сокольник. Нередко само их имя указывает на связь с местопребыванием. В эпосе персонажи такого типа обычно изображаются как враждебные богатырям Святой Руси и, шире, человеческому племени. В былинах они всегда погибают. Таким образом, в эпосе отражается тема смены поколений героев: великаны, наделенные мифологической природой и воспринимающиеся носителями эпической традиции как представители «чужого» племени или народа, уходят, а им на смену приходят богатыри русской земли. Показательно, что совершенно в другом фольклорном жанре — в преданиях, правда, также отражающем мифопоэтические представления, с великанами нередко отождествляются реальные воинственные иноземцы.
Мифические племена и народы нередко являются предметом изображения в преданиях, сюжеты которых описывают прошлое, исчезнувшее население данной местности. На Русском Севере широко были распространены предания о мифических народах, которые называли «чудью» и «панами». Для этих фольклорных текстов характерно переплетение реалистической и мифологической традиций. Народный этноним «чудь», по мнению исследователей, обозначает совокупность неславянских народов, живших на территории Русского Севера в период освоения его славянскими поселенцами.
Волшебник и великан. А. Бенуа. Азбука в картинах (1904).
В образе мифического народа чуди воплощены раннеисторические — в значительной степени мифологические — представления о населении, некогда обитавшем в данной местности. Многие предания сохранили представления о чуди как о великанах:
Чудь? Белоглазые племена? Так пришельцы они с севера! Каждую зиму приходили, вот горе!.. <…> А битвы, видно, большие были, потому что когда строят дома, то находят большие — как и не человеческие — такие большие кости. <…> Где какая битва была — там и церковь поставлена, в честь этих битв с чудью, деревянная церковь. Церковь деревянную сожгли, стали на этом месте жить, колодец копать — нельзя колодцев копать, нельзя жить: везде огромные кости. Поставили на тех местах каменные церкви.
Указывают на кладбище дикого народа, жившего в древности на Двине в Хаврогорском приходе, ниже церкви <…> Там высыпаются из горы человеческие кости необыкновенной против нынешнего народа величины. Чудины не только изображаются как фантастически высокие люди, но и как обладающие сверхъестественной силой:
Село Койдокурья, Архангельского уезда <…> получило свое название от первого поселившегося в тамошней местности чудина по прозванию Койда, или Койка <…> поколение Койды было мужественно, великоросло и чрезвычайно сильно. Члены его поколения могли разговаривать между собою на шестиверстном расстоянии <…> Один из чудинов был столь силен, что однажды, когда он вышел поутру из ворот и затем чихнул, то своим чохом до того испугал барана, что тот бросился в огород и убился до смерти.
На противоположном берегу озера <…> близ болота Ко-нырева <…> жил некто Коныря, а пониже его — два брата За-лазных: Тарай и Залаза. Еще ниже, против самой церкви, — Назаря. Потомки последнего существуют и поныне, под фами-лиею Назаровых. Трое последних имели, будто бы, один топор и по мере надобности перекидывали его один другому.
На городище Дивьей горы жила дева, управляющая чудским народом и отличавшаяся умом и миролюбием. В хорошие дни она выходила на вершину горы и сучила шелк. Когда же веретено опрастывалось, то она бросала его на Бобыльский камень, лежащий на противоположном берегу Колвы, прямо против Дивьей горы.
Сильный князь на Вые был! Стрелой из лука попадал с мызы в банное окошечко на том берегу Выи. У моего отца лук был — длинный, около двух метров. Я сам видел. Помимо большого роста, во внешнем облике чуди как мифологические выступают и другие черты. Обычным сопутствующим эпитетом к именованию этого племени является слово «белоглазая». В преданиях «чудь белоглазая» нередко выступает как собирательный образ. В некоторых текстах присутствует свойственное мифологическому сознанию соотнесение признака необычности глаз со слепотой, отличающей в мифопоэтических представлениях существа иного мира:
В Надпорожском приходе, недалеко от церкви, есть ровное небольшое место, которое и теперь называется Белоглазо-во, потому что здесь жила белоглазая чудь. Когда она хотела напасть и ограбить церковь и жителей, то сама ослепла и перебила друг друга. Иногда чудь называется «черноглазой», а также «черноволосой», «темнокожей», «краснокожей»:
Чудь <…> был народ краснокожий; <…> этот народ по приходе русских скрылся на Новую Землю, где живет и до сих пор, скрываясь поспешно, когда увидит человека крещеного. Все эти особенности внешнего облика характеризуют чудь как «чужое» племя. В рамках мифологического противопоставления «свой» — «чужой» чудь в некоторых сюжетах наделяется также признаками антагониста, наделяемого необычной природой. Так, предания повествуют о том, что разорение деревень и истребление жителей было делом рук чуди, которая, проходя здесь, народ поедала, а имущество грабила. Известно предание о воинственной чудской княжне, образ которой типологически близок образам амазонок в мифологиях разных народов. Как «чужое», необычное племя чудь иногда изображается в преданиях не оседлым, а кочевым народом. Однако чаще о чуди рассказывали, что она имела свои укрепленные городки и земельные владения. Разные природные и культурные объекты — холмы, валы, скопления камней или глинистых пород — в сознании русских переселенцев, а затем и многих поколений их потомков приписывались культуре чуди. Любые остатки древности, происхождение которых было неизвестно, безотносительно ко времени их происхождения и среде бытования, обозначались термином «чудь», то есть мифологизировались, осмыслялись как необычные в соответствии с представлениями о мифическом народе.
Имеющая мифологические корни соотнесенность персонажа с каким-либо ландшафтным объектом — горой, холмом, курганом, островом — нашла отражение и в преданиях о чуди. С именами представителей чудского племени связываются многие топонимы:
Говорят, будто бы одно семейство чудского племени расселилось в окрестностях Холмогор. На Матигорах жила мать, на Курострове — Кур-отец, на Курье — Курья-дочь, в Ухтостро-ве — Ухт-сын, в Чухченеме — Чух — другой сын. Все они будто бы перекликивались, если что нужно было делать сообща, например сойтись в баню. Мифологические черты просматриваются в представлениях об исчезновении чуди. Спецификой преданий на эту тему является мотив самозахоронения, который, соответственно его мифологизации в народном сознании, приобрел трансформированную формулировку в виде присловья «чудь в землю ушла», «чудь живьем закопалась», «чудь под землю пропала». Мотив ухода в землю основывается на архаических представлениях о завершении жизненного пути мифологических существ в форме погружения в землю, гору, источник.
Чудь в землю ушла, под землей пропала. В Валдиевском приходе <…> в десяти верстах от погоста, в Печерине-Пищалево, язычники по какому-то случаю собрались в одно место, выкопали яму, положили в нее свои сокровища и, устроив над ними на столбах хату, сожглись с какими-то заговорами. Один из крестьян, разрывая эту яму, видел обгоревшие столбы и древние угли, заваленные землею, и, наконец, докопался до чего-то необыкновенного, подобного кладу, и хотел с товарищем окопать это место. <…> Мужики закрыли это место кафтаном <…> а когда открыли кафтан, то ничего уже не увидели и отступились от дальнейшей раскопки. Мотив чудского заговоренного клада также отражает народное восприятие чуди как людей, наделенных мифологическими характеристиками, в частности способностью к магическим действиям, владению магическим словом. Подчас в преданиях присутствует представление о чуди как народе, память о котором священна, и оскорбление ее может привести к мести исчезнувшего племени даже с того света:
На Кингострове были уничтожены остатки разбитой чуди, спасшейся на этот остров. Тут и легла вся чудь. Этот остров считается священным: он порос лесом, и рубить этот лес считалось греховным и опасным, так как если сама убитая чудь и не вступится непосредственно за свои права, то она впоследствии так или иначе должна была отомстить оскорбившему ее святыню. Вместе с тем известны и предания, указывающие на скрытное, невидимое пребывание чуди до сих пор. Выше приведен текст о чудском племени, которое по приходе русских скрылось «на Новую Землю, где живет и до сих пор, скрываясь поспешно, когда увидит человека крещеного». Способность к невидимому присутствию — тоже признак мифологических существ.
На Русском Севере широко распространены также предания о «панах». Представления о панах и чуди во многом близки, оба образа выступают в текстах как многозначные. Паны могут изображаться как мифические существа, предки-родоначальники, первопоселенцы, а также как разбойники, помещики, внешние враги. Зачастую на ранний образ панов-первопоселенцев, ведущих оседлый образ жизни, наслаивается позднейший образ панов — польско-литовских захватчиков эпохи Смутного времени — начала XVII века. В первоначальном образе панов отразились архаизированные представления славянских переселенцев о коренных жителях во времена освоения Русского Севера. Так же как и чуди, панам приписывали издавна заброшенные поля в лесу, уже поросшие деревьями, но сохраняющие следы вспашки. В народном сознании они воспринимались как люди, жившие до настоящих поколений и оставившие загадочные предметы материальной культуры: остатки города, могильники и т. п. В описаниях курганов, могил, которые народ называет «панскими», прослеживается представление о панах как предках. В некоторых севернорусских селениях вплоть до XIX века панов воспринимали как умерших предков, а в четверг на Троицкой неделе, который здесь называли «Киселев день», ежегодно совершали обычай поминовения панов-предков всей общиной.
В образе панов можно различить признаки предков-родоначальников, основателей селений:
Паны <…> в Паньском жили, говорят. А паны, паны, как-то панами называли. Паньско-то и прозвано, урочище-то паньским из-за того и зовут Иной раз они изображаются в виде мифических персонажей, образ которых может сливаться с природными объектами и наделяться особой силой даже после смерти:
На месте сосны (у деревни Ананьево) была похоронена панская сестра, и из косы ее выросла эта сосна; пробовали ее рубить, да не смогли. Под этой сосной устраиваются гулянки на Петров день.
Нередко образ панов, на который наслоились поздние исторические представления, сохраняет такие мифологические характеристики, как способность к перевоплощению, колдовству, магическим действиям.
Паны, которых как разбойников преследовали местные жители, стали награбленное добро в землю зарывать в большой кадке и зарывали неспроста, а с приговором, чтоб не досталось никому. Атаман их ударился о землю, обернулся вороном и улетел, а разбойников тут захватили и покоренили. С тех-то пор лежит на Марьине клад. Много народу пытались его добыть, и я бывало хаживал, да нет — не дается: наговор такой! <…> Копали, копали запустят щуп — слышно, как будто в дерево ударяется и близко, покопают еще — все столь же глубоко, потому: клад в землю уходит. Помучились — да так и отступились.
Мотив не дающегося в руки клада — один из наиболее часто встречающихся в преданиях о панах. Клады панов изображаются как необычные, подчас мифические. Как правило, они закладываются с особым заговором в «священном» месте — под камнем, горой, водой и т. п., то есть в типичных местах языческого поклонения. Сокровища показываются ночью в виде огня, могут принимать вид животных или неодушевленных предметов. Попытка овладеть такими кладами таит в себе большую опасность:
Рассказывают, что клад этот являлся в виде досок, собак и мертвецов <…> Один крестьянин, проходя по полю, увидел у дерева покойника и, догадавшись, что это неспроста, зааминил его. Покойник рассыпался кладом, а мужик, собрав часть его, принес домой, но через три года умер. Смерть его, по суеверному поверью не рассказывать никому о подобных находках, приписана тому, что он будто бы рассказал о кладе. <…> Об этом же кладе рассказывают еще так: будто бы соседи замечали иногда на сосне, под которой он скрыт, множество горящих свечей, которые исчезали, если кто осмеливался приблизиться к дереву, и что дерево это пытались срубить, но труд был напрасен, потому что топоры не могли взять его и тотчас ломались.
На Сонде-острове, говорят, спрятана панами в землю бочка с деньгами, которая и теперь иногда показывается ночью в виде пылающего огонька. Говорят, кто мог бы перекинуть топор с наволока до острова (около шестидесяти сажен), тому бы клад и достался. Многие из поверий о мифических существах и народах появились на Руси под влиянием книжных источников. В основном это были проникшие вместе с утверждением христианства рукописные византийские и римские апокрифические сказания. Среди персонажей, отражающих народные представления о «ди-виих людях», есть трехглазые, трехногие и, наоборот, с одним глазом посредине лба, с песьими головами, с лицами, расположенными на груди, с признаками чудовищных зверей, наделенные умением колдовать. Вот, к примеру, записанные на Урале предания о племени одноногих и о народе без бровей:
Легенды такие болтали, что где-то жили люди с одной ногой, одноногое племя <…>, а где жило, не скажу, не знаю; передвигались так, что схватятся за руку двое и пошли. Это даже не дедушка Петр Леонтьевич, а его отец Леонтий знал.
Дедушко рассказывал, что на базаре, будто бы ему люди говорили, народ был без бровей, узды продавал. Нельзя было рядиться. Станешь рядиться, придешь домой, на лошадь узду оденешь, а она лычна или берестяна. А не рядишься — узда как узда.
В восточнославянской традиции легенды о чудных народах нередко связывались с именем Александра Македонского. Эти тексты представляют собой в основном пересказы средневековых рукописных книг о жизни и походах легендарного полководца. Популярны, например, были легенды о мифических народах Гоге и Магоге, которые за нечестивый образ жизни Александр Македонский замуровал в горе:
Жил на свете царь; имя его было Александр Македонский. Это было в старину, давно-давно, так что ни деды, ни прадеды, ни прапрадеды, ни пращуры наши не запомнят. Царь этот был из богатырей богатырь. Никакой силач в свете не мог победить его. Он любил воевать, и войско у него было все начисто богатыри. На кого ни пойдет войною царь Александр Македонский — все победит. И покорил он под свою власть все царства земные. И зашел он на край света и нашел такие народы, что сам, как ни был храбр, ужаснулся их: свирепы пуще лютых зверей и едят живых людей; у иного из них один глаз — и тот во лбу, а у иного три глаза; у иного одна только нога, а у иного три, и бегают они так быстро, как летит из лука стрела. Имя этих народов было: Гоги и Магоги.
Однако ж царь Александр Македонский от этих дивиих народов не струсил; начал он с ними воевать. Долго ли, коротко ли он с ними вел войну — это неведомо; только дивии народы струсили и пустились бежать. Он за ними, гнать-гнать, и загнал их в такие трущобы, пропасти и горы, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Там-то они и скрылись от царя Александра Македонского. Что же сделал с ними царь Александр? Он свел над ними одну гору с другой сводом, и поставил на своде трубы, и ушел назад в свою землю. Подуют ветры в трубы, и подымется страшный вой; они, сидя там, кричат: «О, видно, еще жив Александр Македонский!» Эти Гоги и Ма-гоги до сих пор еще живы и трепещут Александра, а выйдут оттудова перед самою кончиною света. Известны были также и легенды о встретившихся Александру Македонскому во время похода в Индию блаженных островах, где счастливо и беззаботно живут индийские мудрецы брахманы. В устных пересказах эти легенды превратились в сказания о блаженных людях рахманах, живущих под землей или под водой и не знающих исчисления времени. На народные представления о рахманах оказали влияние также древнерусские рукописные сказания XV–XVII веков. Согласно им, «Беловодское» или «Рахманское царство», находящееся в море на блаженных островах, населяют святые люди. Здесь царит вечное лето, и растения цветут и плодоносят одно за другим круглый год. Если попасть туда, можно самому стать святым и взойти на небо. Однако по большей части рассказы повествуют о том, как путешественники видят рахманские земли со своих кораблей, но не могут приблизиться к ним. Близкие мотивы звучат в архангельском предании о неведомом племени, живущем в чудесной стране, расположенной в Студеном море:
Много веков назад новгородцы, плававшие по Студеному морю, видели на берегу чудесную богатую страну, но из-за непогоды не могли приблизиться к ней. Им слышалось, что люди неведомого племени стучат в горы, отделяющие их от мира, но не могут пробить эту преграду и дарят каждому, кто поможет им сделать лишнюю брешь, драгоценные меха, жемчуг и рыбу.
«Дивии люди» наделяются такими мифологическими чертами, как способность быть невидимым, обладание знанием о будущем. В преданиях им иногда приписывается роль пророков, но услышать пророчество может не каждый человек:
Дивьи люди живут в Уральских горах, выходы в мир имеют через пещеры. В заводе Каслях <…> они выходят из гор и ходят между людьми, но люди их не видят. Культура у них величайшая, и свет у них в горах не хуже солнца. Дивьи люди небольшого роста, очень красивы и с приятным голосом, но слышать их могут только избранные. Они предвещают людям разные события. Рассказывают, что в селах Белослуд-ском, Зайковском и Строгановке в полночь слышится звон; слышали его только люди хорошей жизни, с чистой совестью. Такие люди слышат звон и идут на площадь к церкви. Приходит старик из дивьих людей и предсказывает, что будет. Если приходит на площадь недостойный человек, он ничего не видит и не слышит.
Назад: Что такое мифы и мифология? Место русской мифологии в мифологической системе народов мира
Дальше: Часть вторая БОЖЕСТВА ДРЕВНИХ СЛАВЯН И ЯЗЫЧЕСКОЙ РУСИ
