ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ПОСЛАНИЕ АНДАЙСКОГО КРЕСТА:
ВРЕМЯ КАТАСТРОФЫ И МЕСТО УБЕЖИЩА
_____________________________________
«Ибо наше полушарие скоро будет испытано огнем и в огне. И поскольку это будет так, золото очистится от нечистых металлов, и, как говорит Писание, в день Страшного Суда праведные будут отделены от грешников… Железный век не имеет иной печати, кроме печати Смерти».
«Тайна соборов»
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ТАЙНА БОЛЬШОГО АНДАЙСКОГО КРЕСТА
_____________________________________
Забытый крест
Видимо, время поездки Фулканелли в Андай можно датировать началом 1920-х гг., поскольку в своей книге он упоминает об «особой привлекательности нового пляжа, на котором красуются великолепные виллы». Г.Уэллс, Олдос Хаксли и вся лондонская золотая молодежь открыли для себя расположенный неподалеку Сен-Жан-де-Лю в 1920 г., а к 1926 г. многочисленные виллы для туристов уже возникли на берегу до самого Андая. Сегодня Андай-Пляж, по сути — набережная Андая, пестрит всевозможными бутиками, магазинчиками, где продается все необходимое для подводного плавания и снаряжение для серфинга, что делает это местечко излюбленным перевалочным пунктом для толп молодых любителей развлечений, кочующих из страны в страну.
Хотя Фулканелли с некоторой опаской заявляет, что «в Андае нет ничего, что могло бы вызвать интерес у туристов, археологов или людей искусства», в истории региона было немало любопытного. Так, молодой Людовик XIV встретил свою будущую невесту на островке у берегов Андая, на границе между Испанией и Францией. Здесь бывал Веллингтон, устроивший возле Сен-Жан-де-Лю опорную базу для наступления на Тулузу на заключительном этапе наполеоновских войн. Сюда во время Второй мировой войны нанес визит и Гитлер: в 1940 г. он приказал остановить свой поезд неподалеку от Андайского Креста.
Этот регион имеет и давние эзотерические связи. Андай расположен в Стране Басков, а баски — народ, обладающий уникальным генофондом, который не имеет аналогов в Европе. Баскский язык также представляет собой тайну. Он — один из пяти сохранившихся древних индоевропейских языков и не имеет параллелей ни с какими другими языками Европы. Эти факты, по мнению некоторых исследователей, свидетельствуют о том, что баски — наследники великой глобальной цивилизации, существовавшей до катастрофы, потомки атлантов, если говорить более привычным и эффектным языком. Баски издавна славились как знатоки магических практик и колдуны и в конце XVI — начале XVII в. становились объектом охоты на ведьм, организованной инквизицией.
Когда Фулканелли побывал в этих местах в 1920-е гг., Андай был совсем маленьким городком. Наш автор обратил внимание на его «маленькие домики, сгрудившиеся у подножия первых подступов к Пиренеям», а также отметил «скудный и грубый ландшафт», в котором «в природную суровость этих диких мест вносит некоторое разнообразие мыс Фуэнтеррабия, охряный цвет земель которого отражается в зеленовато-серебристых и спокойных, как зеркало, водах залива».
Помня о том, что, хотя глава «Циклический Андайский Крест», имеющая исключительно важное значение в книге «Тайна соборов», была написана, по всей видимости, в 1920-е гг., она появились в составе книги лишь при ее переиздании в 1957 г. Практически никто из принадлежащих к миру оккультистов не обратил на нее особого внимания и никак не прокомментировал ее, поскольку она, мягко говоря, не слишком вписывается в сложившиеся представления об алхимии. Важность Андайского Креста особо отмечает Фулканелли: «Каким бы ни был его возраст, Андайский Крест, судя по декоративному оформлению пьедестала, свидетельствует о том, что это — едва ли не самый странный монумент примитивного милленаризма [sic!], редчайший образец символического хилиазма, который мне когда-либо доводилось видеть».
Поскольку Фулканелли здесь открыто связал алхимию и апокалиптику, истинная природа того весьма специфического гностического астроалхимического мема, следы которого прослеживаются на протяжении многих тысячелетий, впервые стала объектом интереса широкой публики. Это означает, что прежний секрет более не является достоянием избранного круга посвященных и тайных обществ. Впервые со времен появления великих готических соборов этот мем раскрыл секреты формирующих его структур.
Таким образом, крест и его весть служат доказательством того, что тайные общества реально существуют. Заявляя о себе в разные моменты истории, эти общества сохранили и донесли до нас тайны, запечатленные на Кресте. Каббала в иудаизме, суфизм в исламе, эзотерические течения в христианстве, гностицизм и герметическо-алхимическая традиция — все это хранители различных аспектов этих идей. Главная весть, возвещенная тремя главными религиями Запада, а именно эсхатологическое измерение времени — это и есть та самая тайна, составляющая ядро символики Андайского Креста. Сам мем, то есть способность воспринимать миф и его метафорическое содержание, по-видимому, сохранился только благодаря секретности и изолированности этих групп.
Сегодня Андайский Крест находится напротив юго-западного угла церкви Сен-Винсент, на шумном уличном перекрестке. Никто не обращает внимания на этот внешне заурядный монумент, несущий весть о катастрофе. Никто. А ведь секрет, что называется, открыт для всех.
Прецессия, мифотворчество и загадочный алтарь бога Времени
В 1901 г. служащий Британской Ост-Индской компании и бывший комиссар провинции Бенгалия (Индия) опубликовал книгу, которая, по его мнению, должна была совершить революционный переворот в представлениях о древнейшей истории и доисторических религиях, связанных со звездами. Труд этот, «История и хронология эпохи мифотворчества», автором которого был Джеймс Ф. Хьюитт, «комиссар Чутья-Нагпур», как значилось на титульном листе, представляет собой один из крупнейших сводов универсальных знаний, столь ценимых в поздневикгорианскую эпоху. Однако Хьюитт — это не просто один из множества колониальных чиновников, и его книга, в отличие от писаний его современника Джеймса Черчуорда о погибшем континенте Му, действительно основана на солидных филологических материалах, по крайней мере — по меркам рубежа XIX и XX вв. Его книга, при всех ее недостатках, содержит немало ценных ключей к загадке Андайского Креста и, более того, указывает на другой таинственный камень, который, возможно, был прототипом Андайского Креста.
Обширные познания Хьюитта в санскрите — это одновременно и достоинство, и слабость его аргументации. Санскрит для него служит своего рода увеличительным стеклом, через которое Хьюитт рассматривает все прочие известные ему культуры и мифологические структуры на планете, и этот подход создает немало удивительных искажений. Порой эти взгляды из разряда отражений в комнате смеха оказываются необъяснимо точными. Хьюитт бывает весьма корректен в вещах, где он, казалось бы, заведомо обречен на неудачу, но тут же терпит полный провал, как только пытается убедить нас в универсальной применимости своих выводов. Однако, несмотря на навязчивое и многообразное интерпретирование санскритских корней и явный культурный «империализм», в его выводах порой можно встретить поистине удивительные вещи. «История и хронология эпохи мифотворчества» — это не просто попытка раскрыть корни происхождения некоего символического «зеленого языка», на котором, по свидетельству Фулканелли, говорят все посвященные, но и мастерский пример восстановления связей между символическим арго и его истоками — астрономией и прецессией. То, что Хьюитт потерпел неудачу, нисколько не удивительно: нас куда больше удивляет сам факт подобной попытки.
В первой же фразе предисловия к своей книге Хьюитт пишет: «Эпоха мифотворчества, историю которой я схематично набросал в этой книге, охватывает обширный период от первых проблесков зари цивилизации… до того момента, когда Солнце вошло в созвездие Тельца в день весеннего равноденствия, примерно между 4000 и 5000 гт. до н. э.». Далее он сетует на отсутствие точной датировки этого явления и часто предлагает промежуточную дату, 4500 г. до н. э., которая достаточно близка к астрономически точной дате. Хьюитт заявляет, что эта точка знаменовала собой конец эпохи мифотворчества и что после этого времени «отошла в прошлое повсеместно наблюдаемая практика записывать историю в форме исторических мифов, и… национальная история начала выходить за рамки мифического этапа, обретая форму анналов и хроник, фиксирующих события, имевшие место в правление царей, и деяния отдельных героев, государственных мужей и законодателей».
Извинив Хьюитта за явный анахронизм — использование термина «национальный» — мы вправе видеть в его рассуждениях здравое зерно. Действительно, около 6000 г. до н. э. произошел некий сдвиг. Этот факт отражен и в египетском списке царей (фараонов), и в хронике Манефона, где рассказывается, что именно в это время так называемые Геру Шемсу, кузнецы из Эдфу, правили страной в качестве переходных фигур между владычеством живых «богов» и правлениями царей и фараонов. Этот сдвиг знаменовал собой начало распространения земледельческих общин. Хьюитт также оказывается прав (при том, что, как обычно, руководствуется ошибочными посылками), утверждая, что индоевропейские языки распространялись по территории Европы вместе с распространением навыков земледелия. Современная лингвистическая археология считает, что местом возникновения индоевропейской семьи языков и земледелия была Анатолия, родина Матери Богов — Кибелы.
Отождествление распространения индоевропейских языков с развитием навыков земледелия помогает объяснить, как неиндоевропейские языки — финноугорские, венгерский, эстонский, кавказские языки, а также баскский — выжили в изолированных регионах. Такими регионами, по разным причинам, оказались зоны сохранения архаических навыков охоты и собирательства. Говорящие на финноугорских языках (в частности, лапландцы) до сих пор ведут кочевой образ жизни, а венгры, напротив, пребывают в изоляции, обусловленной географическими факторами. Три других языка, кавказский, эстонский и старобаскский, — это, по преимуществу, языки рыбачьих или торговых общин. Из них только баскский язык сохранился вплоть до XXI в. как живой разговорный язык; культура басков всегда была тесно связана с морем.
Хьюитт придерживался необычного взгляда на басков, считая их фантастическим смешением южан-земледельцев, говоривших на неиндоевропейских языках, и северян гото-кельтов, кочевых ариев Европы и воинов-скотоводов. С точки зрения современных археологических знаний мы можем судить, сколь неточными были гипотезы Хьюитта. На самом деле баски в эпоху неолита вовсе не были оседлыми земледельцами, и даже четыре века пребывания их в составе территорий Pax romana не оставили особого следа в языке и культуре басков. И тем не менее взгляды Хьюитта на прецессионную мифологию представляют немалый интерес для наших исследований. Мы еще вернемся к вопросу о том, каким образом он пришел к этой мифологии, а пока что для начала рассмотрим общие черты этой мифологической системы.
По мнению Хьюитта, первым мифом, возникшим у обитателей земледельческих общин, был миф об Измеряющем Время, персонаже, аналогичном древнеегипетскому Тегути, который разделил солнечный год на две части, каждая из которых состояла из тридцати шести недель по пять дней, что хорошо согласовывалось с циклами муссонов в долине Инда, этой родине цивилизации, по мнению Хьюитта. (Обратите внимание, что это числа, лежащие в основе прецессии и связанные с пентаграммой.) Кроме того, Хьюитт отождествил свою «Птицу Жизни» с египетским ху, которого он интерпретировал как ворона. Тем самым он отождествил его с темной птицей ветров, которая делит год на части, принося с собой муссоны.
В начальный период в фокусе внимания космогонии, по мнению Хьюитта, находилась Полярная звезда и Древо Жизни, вырастающее из нее. В этой связи он цитирует кельтские мифы, связанные с Граалем, в которых материнское древо мира рождается из семени, оброненного птицей-облаком, порождением волшебного Котла Жизни, жизнетворных вод, которые бог Полярной звезды хранил в качестве Святого Грааля или Божьей Крови. Стражем же этой святыни выступал его соправитель-ворон, имя которого было Бран. Он постоянно пребывал в Кэр-Сиди, или Вращающейся Башне небес.
В следующий период, согласно Хьюитту, сформировалась совсем другая космогония. Здесь мир предстает в образе яйца, которое Птица Жизни отложила на Древе и вокруг которого свил свои кольца огромный змей. Хьюитт усматривает в этом новую модель соотношения между Полярной звездой и Мировым Древом и определяет змея как эклиптику зодиакальных созвездий, так что в итоге голова и хвост змея предстают северным и южным полюсами эклиптики. Происхождение этой концепции, как и всегда у Хьюитта, весьма любопытно, ибо у него фигурируют и финские великаны-людоеды, поклонявшиеся птице буревестнику и богу в образе змея, но сама по себе эта концепция, как мы уже знаем, являлась важнейшей составной частью древней астрономии.
Третий период великой эпохи мифотворчества носил строго солярный, солнечный характер, когда в бога солнца у разных народов превратились либо первобытный осел, либо бог в образе небесного коня. Процесс этой трансформации слишком сложен и длителен, чтобы останавливаться на нем подробно, однако Хьюитт выходит на целую серию образов и метафор, которые имеет смысл упомянуть здесь:
«Этот последний бог, генеалогия которого свидетельствует о том, что он является сыном или потомком солнечного бога в образе осла… родился, как я уже сказал, под звездой Спика (Колос) созвездия Девы, матери зерна… Рождение его произошло в эпоху, когда Солнце в точке весеннего равноденствия находилось в созвездии Девы, то есть между 13 000 и 12 000 гг. до н. э…. Этот первобытный осел… который, как говорят… пересекает священный путь божественного порядка, путь богов годового круга (цикла), был богом народа бортников, почитавших пчел… Эти люди были искусными ремесленниками, первыми из людей научившимися плавить металлы, которые изобрели бронзу и сделали лунный серп Кроноса… а также трезубец Посейдона. Последнего они воспитали вместе с нимфой, дочерью Океана по имени Каферия, по-семитски Кабира, по-арабски Кабар, то есть богиней-матерью по имени Кабири или, в другой версии, — Гармония, мать небесных кузнецов. Ее также называли черная Деметра Фигальская, богиня с головой лошади, которую люто ненавидел и преследовал Посейдон… Таким образом, по их генеалогии мы можем проследить их легендарную историю начиная со времени между 15 000 и 14 000 гг. до н. э. и вплоть до периода между 13 000 и 12 000 гг. до н. э. Жрецами этого культа были куреты, религиозные танцы которых служили отражением круговращения небесных тел вокруг полюса».
Методы, которыми пользуется Хьюитт, выглядят действительно необычными, ибо цитирование им средневековых романов о Граале как мотива, восходящего к 18 000 г. до н. э., способно повергнуть ученых в шок, а его «факты» на чей угодно взгляд неточны и недостоверны. Так, например, мы не располагаем никакими свидетельствами об обработке металлов в Европе 15 тыс. лет тому назад. Но приводимая им символическая смесь метафор и мифологии представляется нам не лишенной смысла, особенно в свете исследований, изложенных в главе 7. Размышляя над этими символическими образами и синхронистическими темами, невольно приходишь к выводу, что Хьюитт пытается, насколько это в его силах, согласовать свои находки с эзотерическими представлениями, изложенными в его книге. Эта тема отсутствует в его более ранней работе, «Правящие расы в доисторические времена», опубликованной в 1894 и 1895 гг. В период между 1894 и 1900 гг. Хьюитт каким-то образом вошел в контакт с тайными течениями в герметической эзотерике, одно из которых, тайна времени, эсхатологическая тайна, лежащая в основе алхимии, представляет собой причудливую смесь индийских источников и западной традиции.
Прежде чем обратиться к рассмотрению эзотерических источников Хьюитта, давайте познакомимся с немногими реальными свидетельствами, приводимыми у него и представляющими наиболее интересную для нас часть его книги. Говоря о Второй волне миграции, именуемой у него переселением «турано-семитских мореходных племен», которые, по мнению Хьюитта, были создателями мегалитических построек от Мальты до Скандинавии, он упоминает о резном камне, найденном, по его предположению, неподалеку от руин мегалитических сооружений в Карнаке, Бретань (Франция).
Карнак, согласно санскритской матрице Хьюитта, представляет собой пример «индуистского ритуала жертвоприношения сомы», и, следовательно, ряды вертикально стоящих камней «означают какие-то элементы календаря, происходящего от индийской системы исчисления года». Чтобы хоть чем-то обосновать свое слишком смелое — даже по тем временам — утверждение, Хьюитт указывает на «алтарный камень в виде линга, находящийся в собрании М. дю Шателье в Керню, неподалеку от Пон-л’Аббе, Финистер». Он утверждает, что этот камень выполнен по всем канонам формы, изложенным в «индуистских религиозных книгах», и, тщательно осмотрев этот камень, Хьюитт «сразу же понял», что мастер, выполнивший резьбу на этом камне, «наверняка был хорошо знаком с богословскими символами, присутствующими на каменной резьбе в Индии» (см. ил. 10.1В).
Ил. 10.1. Изображения: (А) на баскских надгробных камнях; (В) на таинственном «камне-линга» Хьюитта.
Описание, приводимое у Хьюитта, настолько важно, что мы позволим себе привести выдержку из него:
«Сверху на камне был вырезан косой крест св. Андрея, символизирующий день солнцестояния, — знак летящей птицы-года, начинающей свой полет в точке зимнего солнцестояния. На одной стороне камня изображена «женская» свастика, символизирующая годовой путь Солнца, которое начинает свой путь по небесам, двигаясь на север из точки зимнего солнцестояния. На другой стороне вырезана восьмилучевая звезда, символизирующая взаимоналожение креста св. Андрея (знак солнцестояния) и креста св. Георгия (знак равноденствия +)».
Далее Хьюитт описывает, как, согласно древним ведическим преданиям, колесо жизни было выбрано в качестве меры куба, символизирующего «историю солнечного года» и «птицы-года Су или Ху, что служит объяснением исторической важности названия «с[у]вастика», которое означает прохождение Солнца через восемь (ашта, аста) точек небесной птицы-года».
Затем он переходит к третьей стороне, на которой изображена фигура из четырех листьев… расположенных в форме креста св. Андрея. На четвертой стороне, по мнению Хьюитта, представлен «крест св. Георгия в виде дерева палаша». А поверх всех четырех символов, согласно Хьюитту, представлен виток «женской» свастики, а в нижней одна из змей символизирует крест «мужской» свастики. Затем Хьюитт сообщает, что этот резной камень был найден М. дю Шателье «в конце улицы, помеченной двумя рядами камней без всякой резьбы».
Хьюитт продолжает: «Вряд ли можно сомневаться в том, что этот древний алтарный камень или камень-гномон (солнечные часы) был воздвигнут в честь бога Солнца, и, аналогичным образом, первичное дерево юпа, точнее — древесная ветвь, означает бога, который измеряет время по изменениям… трех времен года… Символы, вырезанные на этом алтарном камне, с такой же определенностью, как и написанные слова, говорят: «Это — алтарь Бога Времени, который посылает птицу-солнце зимнего солнцестояния в полет по ее годовому кругу с юга на север и с севера на юг «вокруг оси», чтобы она приносила свет и тепло материнскому Древу Жизни».
Вишнунабхи, Матерь и герметическое братство Луксора
Трудно сказать, что же нам делать с Хьюиттом и его выводами. С точки зрения современной науки его идеи о развитии языков и миграциях выглядят архаическими реликтами века, когда самым главным документом на свете считался британский паспорт, а Британия действительно царила на волнах морей глобальной империи. В ту эпоху само произношение образованного англичанина имело немалый вес, и все те, кого он относил к «младшим братьям», безоговорочно принимали его суждения о культуре. Прошло более чем поколение, прежде чем индийские ученые взяли на себя задачу изучения своей собственной истории и языков. Потребовалось еще целое поколение, прежде чем археология потеснила филологию и начала заполнять пробелы в разного рода теориях о диффузии и замещении языков. Учитывая все это, мы тем не менее должны отдать должное Хьюитту за его труды и изыскания и по достоинству оценить его усилия, а затем попытаться понять, каким же образом он пришел к своим выводам.
Весьма заманчиво было бы, говоря о Хьюитте, упомянуть о четырех эпохах, аналогичных индуистским югом, хотя сам он никогда не проводил подобных параллелей. Он рассматривал их как основанные на прецессии и пытался вписать в рамки астрономических представлений своей эпохи. Он упоминает о вычисленной сэром Норманом Лекьером продолжительности цикла прецессии (24 000 лет) и пытается согласовать эти данные со своими расчетами, несмотря на то, что с формальной точки зрения Хьюитт придерживается устаревшей схемы вычислений (360 х 72), в результате чего Большой год составляет 25 920 лет. Именно эта неточность, расхождение с базовыми показателями побуждает нас предположить, что Хьюитт пользовался неким эзотерическим источником.
Помимо традиционной схемы расчета прецессии, периода из 4 циклов по 6000 лет, Хьюитт предлагает нам некую мифическую символику, которая охватывает все три основных оси ориентации — галактическую, эклиптическую и небесную, — которые мы уже рассматривали в главе 4. Таким образом, его мифологический символизм представляет собой ряд наложенных друг на друга изображений древних секретов просвещенной астрономии и, следовательно, как уверяет Хьюитт, тайну самого Времени. Хьютт применяет эти знания в отношении прошлого, но, если его исчисление эпохи Тельца верно и находится в рамках приемлемой точности, это означает, что мы теперь находимся на рубеже нового цикла из четырех циклов (эр).
Тот факт, что Хьюитт не проводит прямых связей между своей схемой эпох и четырьмя югсши, само по себе вызывает удивление. Он знает о Ману, которого называет законодателем минийской расы, и говорит о периоде из 24 000 лет в контексте юги и даже сопоставляет эту индуистскую систему с новейшими расчетами Локьера, но воздерживается от прямых сравнений. Причина этого представляется не вполне ясной, чтобы не сказать — таинственной, до тех пор пока мы не рассмотрим числа, которые Ману упоминает в своих законах. Обратившись к схеме циклов Хьюитта, мы установили, что они охватывают лишь половину, или 12 000 лет, цикла, предложенного Ману. Хьюитт избегает противоречий как факта, не существенного для его главного тезиса, но, если мы дадим себе труд остановиться на них более внимательно, мы обнаружим, что именно в этом кроется указание на самую глубокую во всей просвещенной древней астрономии тайну местоположения и значения центра галактики.
Современник Хьюитта, Свами Шри Уктешвар, был представителем прогрессистского движения, возникшего в Индии в конце Викторианской эпохи. Целью этого движения было возрождение и использование духовного наследия древности. В те времена еще были живы лесные мудрецы-отшельники, такие, как гуру (учитель) Уктешвара, Махаватар Бабаджи, занимавшийся практикой познания древних ведических «наук», и перед лицом активного проникновения имперской административной системы в культуру Индии возникло реакционное движение, согласно которому древнюю мудрость необходимо было «реабилитировать» и возродить средствами передовых наук Запада: истории, филологии и астрономии. Шри Уктешвар находился в первых рядах активистов этого движения, которое вскоре стало представлять собой странную смесь взглядов Махатмы Ганди и Анни Безант, и влияние Уктешвара, благодаря усилиям его ученика по имени Парамаханса Йогананда, основателя братства саморазвития и автора классической книги «Автобиография йога», обрело ощутимый и далеко идущий характер.
Сам Шри Уктешвар в своей книге «Священная наука» попытался коснуться проблем датировки у Ману. Его основная идея при этом сводилась к тому, что хотя продолжительность полного цикла действительно составляет 24 000 лет, он имеет два проявления, каждое из которых составляет 12 000 лет. Согласно системе Ману, оба эти проявления сходятся в точке, где, по утверждению Уктешвара, Солнце находится ближе всего к «великому центру, трону Брахмы», а через 12 000 лет, когда Солнце находится в точке, предельно удаленной от «трона Брахмы», они сближаются вновь. Этот «великий центр» именуется «Вишнунабхи» и представляет собой местопребывание созидающей силы, Брахмы, вселенского магнетизма.
Современные ученые, занимающиеся изучением Вед, в частности Дэвид Фроули, четко отождествляют Вишнунабхи с центром галактики. В своей книге «Астрология ясновидящих» он пишет: «Центр галактики именуется «Брахма», созидающая сила, или «Вишнунабхи», то есть «пуп Вишну». Из этого галактического центра исходит свет, создающий жизнь и все разумное на земле». Джон Мэйджор Дженкинс в книге «Ориентация галактики» идет еще дальше: «Можно прямо, без обиняков, утверждать, что древние ведические звездочеты знали о существовании центра галактики и действительно считали его центром и источником созидающей силы во Вселенной».
Дженкинс также пишет; «Критически важная информация, зашифрованная в книге Уктешвара — написанной, кстати сказать, за несколько десятилетий до того момента, когда в 1920-е годы было официально открыто ядро галактики, — сводится к тому, что древнее ведическое учение о югах знало о периодических изменениях ориентации осей солнцестояния относительно центра галактики». Фроули соглашается с этим и говорит, что вся ведическая астрология «ориентирует зодиак по центру галактики». Лунные дома ведической астрологии также указывают на область галактического центра, находящуюся в точке 6 °Cтрельца. Лунный знак, занимающий примерно 13° и включающий в себя область центра галактики, называется мулла, или корень, что указывает на особую важность центра галактики как источника и происхождения жизни и времени.
Хьюитт ссылается на эту традицию, хотя и косвенно, комментируя это следующим образом: «Это — алтарь Бога Времени, который посылает птицу-солнце зимнего солнцестояния в полет по ее годовому кругу с юга на север и с севера на юг «вокруг оси», чтобы она приносила свет и тепло материнскому Древу Жизни». Дуга движения в сторону центра галактики и от него символизируется полетом «птицы-солнца зимнего солнцестояния», которая летит «с юга на север», то есть от точки, ближайшей к центру галактики, к точке, максимально удаленной от нее. «Ось», вокруг которой она летает, — это ось галактики, идущая от Вишнунабхи к внешней границе галактики, и, как свидетельствуют ведические предания, птица эта «приносит свет и тепло материнскому Древу Жизни», то есть оси эклиптики. Согласно расчетам Хьюитта, камень-линга, который он описывает, представляет собой материальное выражение всей этой мифологии, связанной с прецессией, объект, который идентифицирует тайну времени и эволюции как символическое соединение всех трех центров и осей космического дракона.
Узнал ли Хьюитт об этой прецессионной мифологии от ученых, пытавшихся реконструировать Веды, таких, как Шри Уктешвар, или же интуитивно вычислил ее на основе древних оригиналов? И то и другое представляется маловероятным. Книга Шри Уктешвара «Священная наука» не была известна на Западе вплоть до 1949 г., и конкретное время ее написания остается неустановленным. Хьюитт мог слышать о таких учениях, но, если это и так, он не приводит никаких упоминаний об источниках. Мы видим это и в его интерпретации Ману, и во многих других примерах. Мы вправе с полным основанием предположить, что, поскольку Хьюитт привлек в своей работе так много не ведических источников в поддержку своей гипотезы, он, видимо, не нашел возможным ограничиться только индийскими мифологическими источниками.
Но откуда же он черпал информацию? Ответ на этот вопрос можно найти в труде, изданном спустя шесть десятилетий после выхода в свет книги Хьюитта и принадлежащем перу ученика другого индийского святого, попытавшегося реконструировать древние ведические учения, опираясь на западную научную мысль. Это — Шри Ауробиндо, который провел молодость в Англии, получил в 1892 г. диплом в Оксфорде, а в следующем году вернулся в Индию, поступив на службу гражданским чиновником. Он быстро самостоятельно освоил санскрит и другие языки современной Индии и к 1902 г. активно включился в политическую деятельность. В 1910 г., под юридическим и политическим давлением со стороны свараев, сторонников независимости Индии, Ауробиндо ушел в отставку и всецело посвятил себя духовной практике, перебравшись из Бенгалии в Пондишери, находившийся во французских владениях в Индии.
Вскоре вокруг Ауробиндо образовалась группа, в которую входили молодая француженка по имени Мирра Альфасса, вскоре ставшая духовной супругой Ауробиндо. Ее именовали просто — Матерь, и все члены общины считали ее инкарнацией (воплощением) Божественного Присутствия. Спустя восемнадцать лет после смерти Шри Ауробиндо и за пять лет до своей собственной кончины Матерь предприняла целый ряд строительных проектов в Ауровилле, как стали называть разросшуюся общину в Пондишери. Один из этих проектов был назван в ее честь Матримандит.
Матерь работала в тесном контакте с другой молодой француженкой, Патрицией Норелли-Башеле, над архитектурным ре*-шением. и символикой Матримандита — алтаря-святилища, которое должно было символизировать присутствие божественного начала на земле. Как писал в своей книге «Галактическая ориентация» Джон Мэйджор Дженкинс, Матримандит, как и алтарный камень-линга Хьюитта, представлял собой комбинацию всех трех космических центров и направлений осей в едином символическом объекте. И хотя законченное сооружение не вполне отвечало точным геометрическим планам Матери и, следовательно, с самого начала не соответствовало мистическому содержанию, описания и замыслы, которые Норелли-Башеле донесла до нас в своих книгах «Гностический круг» и «Новый путь», со всей очевидностью указывают на важность центра галактики и периодических изменений ее прецессии для духовной эволюции человечества.
«Мы продвинулись настолько далеко, — пишет Норелли-Башеле, — что знаем о существовании великого Центра, с которым мы связаны в нашей системе и который обладает своего рода ключом к прецессии равноденствий. Это — тот самый Центр, который превращает ось, связующую знаки Козерога и Рака, в Ось Эволюции нашей планеты. Посредством духовных исследований мы можем убедиться, что в нас самих, в наших телах, мы можем найти точное отражение этой галактики, которая дарит нам откровение Высшего Женского Начала». Другими словами, упоминаемая ею «Ось Эволюции», данная в тропических знаках Козерога и Рака и в созвездиях Стрельца и Близнецов, — это, конечно, ось галактики, идущая от ее центра к внешней границе. Дженкинс подчеркивает, что Норелли-Башеле получила эту ось, основываясь на работе Рене Генона, однако есть доля вероятности, что Норелли-Башеле получила эту информацию непосредственно от Матери, которая, в свою очередь, почерпнула ее из того же источника, что и Генон. Но самое любопытное здесь заключается в том, что источники и Матери, и Генона косвенно восходят к общему источнику информации — книге Хьюитта.
Мирру Альфассу, или Матерь, по праву можно считать одной из самых ярких и впечатляющих фигур в оккультизме XX в. Задолго до того, как она перебралась в Индию и познакомилась со Шри Ауробиндо, Мирра активно занималась поисками источников эзотерической мудрости. В 1906 г., спустя пять лет после того, как Хьюитт опубликовал свою нашумевшую книгу, Мирра встретила своего первого учителя, Макса Теона, основателя герметического Луксорского братства. Теон, к которому мы еще вернемся, был, по отзывам современников, весьма привлекательным человеком и единственным из духовных адептов, кто заслужил восторженные отзывы Рене Генона. Мать, которая тоже не отличалась особой щедростью на похвалы, называла Теона человеком феноменальной оккультной силы, знаний и восприятия. Но еще более сильное впечатление на Матерь произвела жена Теона, Мэри Кристина Вудрафф Уэйр, которая еще до брака с Теоном успела стать признанным медиумом и ясновидящей. Миссис Теон, урожденная Вудрафф, была родной сестрой еще одного известного ученого-санскритолога и мистика Викторианской эпохи, тоже служившего в Индии, — «Артура Авалона», или сэра Джона Вудраффа.
В тот же период, точнее — в 1907 г., когда Мирра Альфасса изучала оккультизм у Теона, Вудрафф обратился с письмом к Хьюитту, прося его прислать информацию о тантрических текстах в Бенгалии. Вскоре Вудрафф и Хьюитт стали друзьями, чему немало способствовал тот факт, что анонимный благожелательный отзыв о последней книге Хьюитта «История традиционных примитивных народов», опубликованный в журнале «Nature», на самом деле принадлежал перу Вудраффа. Книги самого Вудраффа, публиковавшиеся под псевдонимом Артур Авалон, которые впервые вышли в свет в начале 1910-х гг. и издавались на всем протяжении 1920-х гг., до сих пор пользуются заметным влиянием в кругах оккультистов.
Хотя Вудрафф был лично знаком с Хьюиттом и знал Макса Теона, у нас нет прямых доказательств того, что Хьюитт был знаком с Теоном. Однако существуют косвенные свидетельства таких авторитетных людей, как Матерь, которые наверняка знали Теона, и крайне любопытная неопределенность в оценке продолжительности прецессионного года, о которой мы упоминали выше. Хьюитт попытался обосновать свою оценку продолжительности более длинного прецессионного года (=25 920 лет) по равнению с годом продолжительностью 24 000 лет, состоящим из четырех циклов по 6000 лет. Та же самая неясность присутствует в книге Т. Буржойна «Свет Египта», которая вышла в свет во многом на основе оригинального учения герметического Луксорского братства. И хотя Буржойн допускает известную путаницу в типах лет и даже «изобретает» новые типы лет а-ля Хьюитт, он совершенно точно указывает, что «период Большого Века продолжительностью 12 000 лет на самом деле представляет собой движение центра Земли (Солнца) в космическом пространстве вокруг еще более крупного центра», повторяя расчеты Хьюитта и Матери, а затем делает неожиданный поворот и указывает на более длительную продолжительность периода — 25 920 лет.
Тайна каменного алтаря
Поскольку нет окончательных доказательств того, что мистические наклонности Хьюитта подпитывались благодаря контактам с герметическим Луксорским братством, связи между ними, как мы увидим далее, можно считать скорее гипотетическими. Куда более загадочным представляется происхождение загадочного линги — каменного алтаря, описанного у Хьюитта. Это — ключевой элемент фактических доказательств, который, как мы уже говорили, представляет собой символ пересечения космических осей в центре, подобно Матримандиту Матери. Но по мере продолжения исследований перед нами возникла еще более любопытная загадка.
Пьер дю Шателье, в доме которого Хьюитт исследовал камень-линга, в свое время был ведущим археологом и крупнейшим специалистом по мегалитам Бретани. Его перу принадлежит множество публикаций по этой теме. В 1894 г. он вел раскопки неолитического кургана, или холма, высившегося в конце ряда гораздо более древних вертикально стоящих камней (менгиров), и обнаружил камень-маркер, похожий на омфал. В 1896 г. он опубликовал отчет о своих раскопках, и в этой монографии мы с удивлением читаем, что на камне-маркере не было никаких резных символов. Шателье не вел раскопок никакого иного кургана, который бы соответствовал описанию, приводимому у Хьюитта, и в его монографии нет ни слова о каком-то камне, покрытом резными символическими знаками, о котором упоминает Хьюитт. Действительно, камни эпохи неолита с резными знаками, аналогичными тем, о которых пишет Хьюитт, представляют собой величайшую редкость, уникумы, которые, можно сказать, практически не существуют в природе. По крайней мере, на сегодняшний день не найдено ни одного такого камня. Что же касается резных символов такого типа, о которых упоминает Хьюитт, то они относятся к гораздо более позднему времени, а никак не к неолиту или эпохе мегалита.
Но если уж мы готовы утверждать, что Хьюитт попросту сам сфабриковал этот камень, остается предположить, что он мог видеть нечто подобное в Шато-Керню. Хьюитт явно бывал в этом замке в период после 1868 г., времени публикации статьи Шателье, и до 1900 г., когда его книга была передана издателю. Быть может, существовал еще какой-то другой, неизвестный нам камень, не из числа тех, которые были найдены Пьером дю Шателье, и именно этот камень исследовал и описал Хьюитт? А если этот так, где же он нашел его?
Внимательное изучение базовых символов, описанных у Хьюитта, ведет нас в Страну Басков. Камни-маркеры, аналогичные линге, найденному Хьюиттом, часто встречаются в Стране Басков, и на них действительно присутствуют изображения крестов и солнечных колес — те самые «женские» свастики Хьюитта. Быть может, линга происходит из Страны Басков? Однако в своем исследовании Хьюитт никогда не упоминал об этом камне в связи со Страной Басков, даже несмотря на то, что, цр его мнению, этот камень восходит к готическим кельтам эпохи неолита, которые, как он предполагал, создали этот камень-линга и покрыли его символическими резными знаками ведического типа. Если бы он знал истинное происхождение этого камня, он наверняка сказал бы о нем гораздо больше. Однако после этого образца линги Хьюитт никогда более не упоминал о Стране Басков.
Столкнувшись с одним из таких явлений синхронистично-сти, которые неожиданно связывают воедино разрозненные фрагменты загадки, мы наткнулись на разгадку этой небольшой тайны и с удивлением обнаружили, что она ведет нас к самому ядру содержания «Тайны соборов» — Циклическому Андайскому Кресту. Располагая этим решением, мы наконец получили возможность ответить на вопрос о том, почему глава о Андайском Кресте, написанная еще в середине 1920-х гг., не была включена в состав «Тайны соборов» вплоть до ее второго издания, вышедшего в 1957 г. А это решение подводит нас вплотную к разгадке тайны личности Фулканелли.
«От станции проселочная дорога, пролегающая почти параллельно железнодорожной линии, приводит нас прямиком к приходской церкви, высящейся посреди селения», — пишет Фулканелли в главе об Андайском Кресте.
«Церковь эта, с ее голыми стенами и массивной приземистой прямоугольной башней, стоит на площадке, возвышающейся на несколько футов над уровнем земли и окруженной со всех сторон лиственными деревьями. Это вполне заурядное серое сооружение, которое явно было перестроено и потому не вызывает особого интереса. Однако у южного конца его трансепта возвышается необычный каменный крест, столь же простой, сколь и странный, и тоже утопающий в зелени деревьев на площади. Прежде он находился на приходском кладбище и только в 1842 г. был перенесен сюда, на свое нынешнее место у стен церкви. По крайней мере, так рассказывал мне старик-баск, который на протяжении многих лет служил церковным сторожем. Что же касается происхождения этого креста, то оно неизвестно, и мне не удалось получить никакой информации о времени его сооружения. Однако, судя по форме цоколя и колонны, я думаю, что он появился не ранее конца XVI — начала XVII в.».
Это, по сути, все, что сообщает нам Фулканелли о происхождении Андайского Креста, и его информация столь же вводит в заблуждение, сколь и его предыдущее утверждение о том, что Андай не представляет особого интереса «для туриста, археолога или художника». Дата перенесения креста на церковный двор (1842 г.) прямо указывает на местное влиятельное семейство д’Аббади, которое приобрело этот участок земли на мысе именно в том году и оплатило работы по реставрации церкви. Нынешний церковный сторож, который, возможно, приходится внуком или правнуком тому старику-баску, о котором писал Фулканелли, хорошо знает о том, что крест действительно был перенесен по настоянию семейства д’Аббади, и поэтому трудно поверить, чтобы церковный сторож, упоминаемый Фулканелли, мог не знать эту информацию. И тем не менее Фулканелли даже не упоминает об этом.
Согласно истории замка Шато-д’Аббади, которая была опубликована фондом «Кейп Сайенс», на месте строительства этого замка было обнаружено несколько резных «баскских могильных надгробных камней». Они долгие годы лежали прямо на земле, в маленьком садике, до тех пор, пока их не отправили для изучения крупнейшим археологам, специалистам по эпохе мегалита. Произошло это в 1896 г., за два года до кончины Антуана д’Аббади.
В архивах замка Шато-д’Аббади, который в наши дни открыт для посетителей и превращен в музей, есть описание камня, на котором изображены солнечное колесо, несколько крестов и символ «роза ветров». Камень этот, согласно архивным данным, в конце 1896 г. по распоряжению М. д’Аббади был отправлен Пьеру дю Шанселье в замок Шато-Керню, в Бретань. Обратно камень так и не был возвращен, поскольку в архивах Шато-д’Аббади нет никаких упоминаний об этом факте. «Роза ветров» — это для нас весьма надежный символ, позволяющий не сомневаться том, что этот камень с мыса в Андае и есть тот самый камень-линга, который описал в свое время Хьюитт. Вырезанная на нем восьмилучевая звезда в квадрате очень напоминает своеобразную «розу ветров» или стрелки указателя сторон света. А поскольку баски были искусными мореходами, эта символика вполне понятна и уместна и, следовательно, служит аргументом в пользу правильности такой идентификации.
Алтарный камень Хьюитта, на котором изображена ориентация трех осей и трех центров, первоначально стоял на неком изолированном плато и глядел на море с андайского берега. Вполне возможно, что он послужил прототипом, ориентируясь на который мастера начала XVII в. и создали загадочный Андайский Крест. Камень Хьюитта и его странная, откровенно эзотерическая интерпретация символики, изображенной на камне, служат своего рода пробным камнем, указывающим на настоящее «золото», в чем мы убедились при анализе различных взглядов на крест и его назначение.
Контакт с семейством д’Аббади явился для нас солидным фактом, свидетельствующим о том, что семейство д’Аббади действительно сыграло ключевую роль в переносе креста на церковный двор, о чем Фулканелли почему-то предпочел умолчать. Но даже несмотря на эту фигуру умолчания, предложенная им дата — 1842 г. — прямо указывала на это семейство читателю, знакомому с «Тайной соборов» в 1926 г. О том, чем именно обусловлена причастность семейства д’Аббади к истории Андайского Креста, мы сможем узнать лишь после того, как рассмотрим мнения трех основных авторитетов по изучению Креста — Буше, Фулканелли и «Пола Меврила» и, наконец, информацию на самом Кресте. И лишь после того как мы поймем весть, которую несет Крест, мы сможем вернуться к вопросу о том, что же он сам и те тайны, которыми он окружен, могут поведать нам о личности реального Фулканелли. Но для начала нам необходимы три точки зрения на Крест, являющиеся составляющими звеньями мифа о Андайском Кресте.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ПОСЛАНИЕ БОЛЬШОГО АНДАЙСКОГО КРЕСТА
_____________________________________
Как соотносятся друг с другом миф и послание
В качестве попытки расшифровать мифическое содержание Андайского Креста мы можем указать на три различные, но взаимосвязанные между собой интерпретации или точки зрения. Наряду с главой, посвященной Андайскому Кресту в книге Фулканелли «Тайна соборов», мы рассматривали также статью Жюля Буше в «Утешении», опубликованную в 1936 г., и эпилог Пола Меврила в книге «Феномен Фулканелли». Эти работы служат своего рода линзами, одни из которых предназначены для микроскопа, другие — для телескопа, а третьи искажают картину, словно зеркала в комнате смеха, но, прежде чем обратиться к рассмотрению монумента в целом, нам необходимо тщательно рассмотреть эти точки зрения. Как мы увидим, иной раз даже искаженная картина способна дать весьма ценную информацию. Итак, давайте рассмотрим эти источники в хронологическом порядке.
Статья Жюля Буше, опубликованная в 1936 г., — первый известный нам анализ монумента, предупреждающего о конце времен (ил. 1.4). Согласно этой статье, М. Лемуан, художник, обладатель «громадного таланта», передал Буше несколько любительских фотоснимков Креста и тем самым привлек к нему внимание Буше. Что же касается французского художника того времени по имени Лемуан, то его поиски оказались безрезультатными. Фамилия Лемуан означает по-французски просто «монах». Ее трудно назвать широко распространенной, что вызвало в нас подозрение, что это псевдоним.
В своей статье Буше упоминает о Фулканелли, но никак не связывает его имя с Андайским Крестом. Он приводит цитату из книги Фулканелли «Обитель философов» о символике креста св. Андрея — цитату, отражающую точку зрения Хьюитта. Статья начинается с описания Креста. Буше выделяет аспекты, интересующие его в первую очередь: четыре стороны цоколя, латинская надпись, INRI и крест св. Андрея над надписью, а затем обращается непосредственно к интерпретации самой надписи. Как мы уже говорили в главе 1, попытка Буше отражает некоторое знакомство с интерпретацией Фулканелли и его методикой. Однако Буше останавливается в нескольких шагах от правильной расшифровки и неожиданно сворачивает в другую сторону.
Буше обращается к рассмотрению символов на цоколе, двигаясь в направлении «запад — восток — север — юг» зигзагообразно, и в результате у него получается нечто вроде знака на готическом особняке. Он начинает с западной стороны, которую называет «заходящее солнце», сообщая, что ее шестнадцать лучей указывают на шестнадцатый козырь в картах Таро, который называется Взорванная Башня и служит символом катастрофы. Помимо того, что это весьма близко к действительности, в частности, сама мысль об использовании изображений Таро на цоколе, это и весьма интересное решение, ибо, если человек поймет, что образ имеет отношение к катастрофе, он может сразу же сосредоточить внимание на этом символе, не вдаваясь в дальнейшие изыскания. А самым крупным козырем в картах Таро, естественно, является Солнце.
Изображение Звезды на восточной стороне цоколя имеет ту же трактовку. Буше указывает, что она, то есть Звезда, как бы приветствует восток и имеет восемь лучей и, таким образом, символизирует восьмой козырь — Справедливость. На северной стороне цоколя изображена Луна, однако Буше не следует принятой в Таро интерпретации этого символа и заявляет, что луна — это восемнадцатый по счету козырь в картах Таро. Он всего лишь намекает, что это туманный египетский символ, значение которого не установлено.
На южной стороне цоколя приведено символическое изображение Четырех Веков, но при этом Буше не упоминает об очевидном аналоге этого в картах Таро — козыре Страшный Суд. При этом он приводит расшифровку четырех веков согласно Овидию: это Золотой, Серебряный, Бронзовый и Железный века. Он завершает этот пассаж, заявляя, что мы живем в Железном веке, полном «преступлений и бедствий», однако при этом не приводит никаких пророчеств о двойной катастрофе. Несколько позже в своей статье Буше говорит, что назвать точное место или время подобной катастрофы невозможно. Однако он все же пытается предсказать их.
Возможно, это была вся информация, которой располагал Буше, и, не имея целостной картины событий, он был вынужден восстанавливать пробелы так, как считал нужным и возможным. Свидетельства Таро сами по себе указывают на тот факт, что источники, которыми пользовался Буше, и сам Буше сознавали важность Таро для расшифровки символики Андайского монумента.
Атрибуция, которую предлагает Буше, не совсем соответствует действительности, в чем мы сможем вскоре убедиться, однако то, что он все-таки открывает нам, косвенно указывает на корректную атрибуцию. Любопытно, что в картах Таро существуют совершенно однозначные соответствия символам, изображенным на всех четырех сторонах цоколя, но Буше любой ценой стремится уклониться от них. Это весьма забавно и показывает, что Буше намеренно уклоняется от верных соответствий и хочет, чтобы мы сами проанализировали образы Таро. Вполне возможно, что Буше делает это намеренно, стремясь ввести нас в заблуждение и заполнить пробелы в символике.
«Циклический Андайский Крест» — это важнейшая глава в знаменитой книге Фулканелли (см. Приложение Е, где приведен полный текст этой главы). После густых дебрей эрудиции и нагромождений эзопова языка, ожидавших читателя в остальных частях «Тайны соборов», эта глава словно омывает его ярким солнечным светом прибрежного баскского городка. Описание монумента и его ориентации совершенно просто и доступно. Даже объяснение поверхностного уровня символики монумента просто и практически свободно от пресловутого шифра «зеленого языка», столь характерного для остальных глав книги. Или, по крайней мере, так кажется.
«Каким бы ни был его возраст, Андайский Крест, судя по декоративному оформлению пьедестала, свидетельствует о том, что это — едва ли не самый странный монумент примитивного милленаризма [sic!], редчайший образец символического хилиазма, который мне когда-либо доводилось видеть». В устах Фулканелли это звучит как высочайшая похвала. Далее он говорит нам, что «неизвестные мастера, создавшие эти образы, обладали реальными и глубокими знаниями о Вселенной».
В продолжение своего повествования Фулканелли проводит расшифровку латинской надписи на крыльях креста. Как показано на ил. 11.1, эта надпись состоит из семнадцати букв, расположенных в следующем порядке: OCRUXAVES / PESUNICA. Как указывает сам Фулканелли, перевод этой надписи достаточно прост: «Радуйся, о Крест, Единственная Надежда», что представляет собой обычную латинскую надпись на надгробных памятниках. Однако на кресте эта фраза странным образом разорвана, поскольку первое S в слове spes, «надежда», находится в первой строке, а остальные буквы этого слова — во второй, в результате чего мы имеем два фрагмента слова — aves и pes. Это создает очевидную грамматическую ошибку. Дело в том, что, если слово pes, «фут», написано здесь сознательно и стоит на своем месте, тогда его прилагательное должно быть согласовано с ним по грамматическому роду и читаться как unicus (мужской род), а не как unica (женский род).
![](i_092.png)
Ил. 11.1. Латинская надпись на крыльях креста, гласящая в переводе: «Радуйся, о Крест, Единственная Надежда».
Как ни странно, Фулканелли даже не пытается найти скрытый смысл в этой «ошибке». Он не вдается в расшифровку этого анаграмматического каламбура, а лишь отмечает, что это сделано намеренно. По его словам, «поскольку эта ошибка является явной и очевидной, это указывает, что она была допущена намеренно». Обращаясь к смыслу надписи, он пишет: «Я уже имел возможность изучить символику пьедестала и знаю, как и посредством каких перестановок следует читать эту христианскую надпись на монументе; но мне очень хочется показать исследователям, сколь большую пользу может принести раскрытие тайного смысла подобных вещей на основе здравого смысла, логики и разумной аргументации». Далее он переходит к интерпретации этой надписи, читая латынь так, как если бы это был французский. В итоге у него получается «Il est Sent que la vie se refugie en un seul espace», что можно перевести как «Написано, что жизнь может найти убежище в некоем месте».
Подобное прочтение трудно принять всерьез. Дело в том, что трансформации смысла почти необъяснимы и ничем не мотивированы, за исключением ссылок на неких загадочных авторов и периодические издания, и, по-видимому, в основном базируются на сознательно допущенной ошибке. Так, Фулканелли заявляет, что «буква S, имеющая извивающуюся форму змеи, соответствует греческой «X» (или хи) и имеет эзотерическое значение». Это столь же странно, как и неблагозвучно. Ни в какой известной нам системе эзотерических знаний нам не удалось найти такого соответствия, о котором говорит Фулканелли. Таким образом, это следует воспринимать как специальную атрибуцию, имеющую необычный, но точный внутренний смысл, которая использована здесь как указание на нечто важное, что невозможно изложить, не нарушая формальных правил.
Далее Фулканелли продолжает дешифровку, говоря о значении буквы S: «Это — символ геликоидального пути Солнца, достигшего зенита, двигаясь по кривой в космическом пространстве во время циклической катастрофы… Благодаря символическом значению буквы S, которая намеренно перенесена на другое место, мы понимаем, что эту надпись следует перевести на тайный язык». Следуя своей франкоязычной интерпретации латинской надписи, он утверждает, что фраза на кресте означает: «Существует страна, где смерть не сможет настичь человека в страшное время двойного катаклизма». Более того, найти эту «Землю Обетованную» сможет только избранная элита.
Приводя очень мало прямых доказательств, Фулканелли сообщает нам, что Андайский Крест — это своего рода индикатор, предвестник некоей будущей катастрофы. Фулканелли, продолжая свое исследование монумента, обращается к надписи INRI на оборотной стороне перекладины креста, которую он называет лицевой стороной монумента. Он намеренно путает последовательность расположения символов, говоря, что INRI соответствует «схематическому образу цикла» — изображению четырех букв А по углам креста на южной стороне пьедестала.
Это может означать, что INRI и четыре А находятся на одной и той же стороне монумента. Однако на самом деле это не так На той же стороне, где находится INRI, расположена восьмилучевая Звезда. И здесь Фулканелли вновь намеренно вносит неясность в этом весьма важном месте: «Итак, мы имеем два символических креста, два инструмента одной и той же смертной муки. Наверху находится божественный крест, символизирующий средство искупления; внизу — глобальный крест, указывающий полюс северного полушария и точку времени (дату) рокового периода этого искупления».
После этого Фулканелли предлагает нам весьма странный образ: «Бог Отец держит в руке этот шар земной, увенчанный знаком огня. Четыре великих века, представляющих собой исторические отражения четырех эпох развития мира, имели владык и повелителей, ставших их символами. Владыки эти — Александр Македонский, император Август, Карл Великий и Людовик XIV». Далее он говорит, что «это, с одной стороны, объясняет содержание надписи INRI, в эзотерическом плане переводимую как Jesus Nazarenus Rex ludeorum (Иисус Назарянин Царь Иудейский), а с другой раскрывает таинственное содержание символа креста: Igne Natura Renovatur Integra (Огнем природа обновляется полностью). Ибо наше полушарие скоро будет испытано огнем и в огне. И поскольку это будет так, золото очистится от нечистых металлов, и, как говорит Писание, в день Страшного Суда праведные будут отделены от грешников…»
Фулканелли приводит примечание к именам четырех владык: «Первые трое были императорами, а четвертый всего лишь король — король-солнце, что указывает на заход звезды и последние лучи ее света. Это сумерки, предтеча долгой циклической ночи, полной ужаса и кошмаров, «мерзости запустения». Его эзотерическая интерпретация аббревиатуры INRI «Огнем природа обновляется полностью» прямо указывает на тему хилиазма и очистительного разрушения как прелюдию воссоздания Эдема и райского блаженства. Подобно тому как огнем очищается золото, так и наш век будет испытан и очищен огнем.
Затем Фулканелли рассматривает символы, изображенные на четырех сторонах пьедестала. Любопытно, что Фулканелли меняет предложенную Буше зигзагообразную последовательность сторон, перечисляя их в следующем порядке: солнце, луна, звезда и «геометрическая фигура». Иллюстрация, сопровождающая текст (ил. 48 в «Тайне соборово), предлагает ту же самую по-следовальность. Фулканелли оставляет без внимания символы солнца, луны и звезды и посвящает последние страницы этой главы рассмотрению четвероякой природы «геометрической фигуры, которая… не что иное, как диаграмма, показывающая посвященным фазы солнечного цикла».
«Это простой круг, разделенный на четыре сектора двумя диаметрами, пересекающимися под прямым углом. В каждом из четырех секторов находится буква А, которая соответствует одному из четырех веков истории мира. Этот знак — полный иероглиф Вселенной, состоящий из обычных знаков неба и земли, духовного и временного начала, макрокосма и микрокосма, в который взаимосвязаны друг с другом важнейшие символы: символ спасения (крест) и символ мира (круг).
В эпоху Средневековья эти четыре фазы великого циклического периода, постоянное вращение которого выражалось в древности посредством окружности, разделенной двумя перпендикулярными друг другу диаметрами, обычно выражались в виде четырех евангелистов, или символизирующей их буквы (греческой альфы), или, чаще, животными — символами евангелистов, окружавших Христа, Который служил живым воплощением креста. Это — традиционная композиционная схема, которую часто можно встретить над портиками романских храмов. Иисус здесь изображен сидящим, Его левая рука покоится на книге, а правая поднята в благословляющем жесте. Фигура Спасителя отделена от четырех зооморфных символов, окружающих Его особым эллипсом, именуемым мистическая миндалина (мандорла). Фигуры в этих группах, которые обычно изолированы от других сцен своеобразной гирляндой облаков, всегда размещены в одном и том же порядке, в чем можно убедиться на тимпанах соборов в Шартре (королевский портал) и Ле-Мане (западный портал), в церкви тамплиеров в Лю (Верхние Пиренеи) и в церкви Кивре (Вьенн), а также на портале церкви Сен-Трофим в Арле и др.».
Фулканелли связывает традиционное изображение четырех веков в виде херувимов или евангелистов с эллипсом, vestica piscis, или «мистическим алмазом» (мандорлой) и буквой А, или альфа, что свидетельствует о том, что, по его мнению, этот образ представляет собой непосредственную интерпретацию «геометрической фигуры» в виде креста и четырех А. Тайная природа этого «полного иероглифа Вселенной» выставлена на всеобщее обозрение на фасадах готических соборов, как это показано на ил. 11.2.
Однако, по мнению Фулканелли, каждый из готических соборов связан с культом Черной Мадонны, то есть завуалированным почитанием древней богини. Указывая нам на сокровенный смысл четырех А, или четырех веков, Фулканелли приглашает нас быть более внимательными и попытаться понять, почему некоторые места, указанные в его списке, являются особо важными и как они связаны друг с другом.
Ил. 11.2. А. Тимпан XII в. на портале церкви Сен-Трофим в Арле, изображающий «полный иероглиф Вселенной». Это изображение — последняя иллюстрация (№ 49) в книге «Тайна соборов».
В. Схема традиционных средневековых композиций, изображающих Христа в окружении символов четырех евангелистов, есть в то же время план Нового Иерусалима, описанный в Откровении св. Иоанна Богослова.
Фулканелли уверен, что читатель понимает его основную мысль Процитировав одно место из Апокалипсиса (Откр. 4, 6–7), он далее приводит видение пророка Иезекииля, созерцавшего «четырех животных» (Иез. 1, 4–5; 10—II). Этот важнейший параграф заставляет вспомнить четыре века, напрямую соотносящиеся с четырьмя югами в индуистской мифологии, и заявляет, что «наш век» — это Железный век, или калиюга, представляет собой время, когда «человеческая добродетель достигает крайнего предела слабости и упадка», «век бедности, страданий и отчаяния». В этом пассаже Фулканелли слышатся отзвуки воззрений Хьюитта и Макса Теона, а также герметического Луксорского братства. В сущности, Фулканелли и не идет дальше констатации того, что мы живем в эпоху Железного века и калиюги..
«Железный век не имеет иной печати, кроме печати Смерти. Ее иероглифом является скелет, несущий атрибуты Сатурна: пустые песочные часы — символ быстротечности времени, и коса, аналогом которой служит цифра семь, символ преображения, разрушения, уничтожения, — говорит Фулканелли. — Евангелие этого фатального века — Евангелие, написанное рукой св. Матфея». Далее он излагает свои наблюдения над словами, связанными с греческим корнем му-альфа-тет, то есть корнем имени Матфей, и соотносит их с греческими словами «наука», «знание», «познание» и «учение». Таким образом, Евангелие от Матфея — это Евангелие от Науки, первое для нас по важности, ибо оно возвещает, что все мы, за исключением крайне небольшого числа избранных, обречены на гибель. Таким образом, символом св. Матфея является Ангел, «ибо наука, которая одна способна проникнуть в тайну вещей, существ и их судеб, в силах даровать человеку крылья, которые вознесут его к тайнам познания, высшим истинам и, наконец, к Богу».
На поверхностном уровне эта глава Фулканелли ведет нас к нашей цели, постижению символики Андайского Креста, чуть дальше, чем журнальная статья Жюля Буше, опубликованная в 1936 г. Фулканелли приводит явное предостережение о неминуемой катастрофе, точнее — времени двойной катастрофы, которая испытает огнем все западное полушарие, а также упоминает о надежде найти место убежища, «где смерть не сможет настичь человека в страшное время двойного катаклизма». Он прямо связывает ведическую идею о четырех югах с западной пророческой традицией, восходящей к пророку Иезекиилю и Откровению Иоанна Богослова. Сформулировав свою апокалипсическую традицию, Фулканелли указывает читателю на важнейшие символические ключи: Сатурн и Евангелие от Матфея.
В главе третьей этого Евангелия мы видим, что Матфей приводит наиболее полное изложение учение Иисуса о конце света и грядущем Царстве Небесном. Матфей явно был посвященным, понимавшим тайну, которая лежала в основе христианства, ибо именно от него мы узнаем о связях Христа с Египтом, о Вифлеемской звезде и приходе волхвов с Востока, об избиении Вифлеемских младенцев и искушениях Мессии и множество других историй, имеющих глубокое эзотерическое содержание.
Так, Матфей (Мф. 24,43–44) указывает, что те, кто последует за Сыном Человеческим, действительно обретут способность исчислять время конца и будут ожидать пришествие Спасителя, будучи готовыми встретить Его. Когда же Он возвратится (Мф. 25, 31), Он отделит овец от козлов и праведников от грешников, руководствуясь состраданием к бедным. У Матфея мы также находим рассказ Марии Магдалины о Воскресении, дополненный его собственной светоносной метафорой: «Вид его был как молния» (Мф. 28, 3), так что Мария поначалу не узнала Его. Рассказ Матфея о Воскресении оканчивается Вознесением Христа в Галилее и Его великим Обетованием, последняя строка которого заключает в себе самую сущность тайны: «И се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф., 28, 20).
Утверждение Фулканелли о том, что Андайский Крест указывает на «день Страшного Суда» и что печатью этого момента во времени является Смерть с атрибутами планеты Сатурн, означает, что Сатурну неким образом суждено сыграть заметную роль в окончании этого Четвертого Века. Эта идея, как мы вскоре увидим, весьма необычна и плодотворна.
В своей книге «Феномен Фулканелли» К.Р. Джонсон поместил главу о Андайском Кресте, принадлежащую перу некоего неизвестного, подписавшегося псевдонимом «Пол Меврил». Глава эта, озаглавленная «Эпилог в камне» и представляющая собой комментарий к символике Андайского Креста, ставит не меньше вопросов, чем дает ответов. Не последним среди этих вопросов является вопрос: кто же такой этот «Пол Меврил»? Во вводном абзаце мы узнаем, что Меврил — «инженер в отставке, интересующийся криптограммами и на протяжении многих лет изучавший алхимию, книги Фулканелли и другие сферы эзотерического знания, связанные с арканами». В самом тексте главы Меврил говорит таким тоном, который позволяет предположить, что он если и не наследник Фулканелли, то, во всяком случае, человек, равный ему по уровню посвящения. Кем бы он ни был, Меврил, оставаясь столь же анонимным, как и Фулканелли, активно включается в игру и становится одним из главных игроков.
Вслед за Буше и Фулканелли Меврил также подтверждает апокалипсический характер символики монумента, а затем начинает излагать вполне научно-фантастическую историю о взрывающихся солнцах и кораблях-ковчегах величиной с Луну. Его объяснение символов на панелях цоколя превращается в достаточно туманную дискуссию о планетарных аналогах и двойных звездах, включая Сириус, который он называет «Солнце позади солнца», а затем обращается к рассмотрению Солнечной системы, включая Венеру. Это столь же странно, как и попытка дать читателю своего рода паузу для отдыха, но, однако, не довести ее до конца. Алхимия как объект дискуссии в статье попросту отсутствует, ибо статья сфокусирована исключительно на эсхатологии и надвигающейся катастрофе. Задача Меврила достаточно проста: «Приподнять уголок покрова, закрывающего тайну этого учения». Меврил заявляет, что подобное разделение между алхимией и ее эсхатологическим содержанием «в равной мере интересно для простого читателя и полезно для тех, кто всерьез изучает герменевтические знания». И действительно, статья Меврила очень полезна, но лишь для тех, кто способен понять ее секрет. В противном случае она ставит куда больше вопросов, чем дает ответов.
Однако Меврилу все же кое-что известно: «Циклический Андайский Крест — это выраженная в камне весть о Камне, запись и свидетельство реальных успехов в Великом Труде, достигнутых неким неизвестным человеком. А в то же время это — символическое выражение наблюдений за природой и датами грозных событий в истории мира, связанных с камнем совсем иного рода». Его первый и, пожалуй, самый важный вопрос звучит так «Почему этот крест установлен именно в Андае?» Касаясь вопроса об алхимике, строителе этого монумента, Меврил отмечает, что «в этих местах нет никаких свидетельств того, что здесь некогда была арена его триумфа, за исключением разве что возможного объяснения, сводящегося к тому, что монумент этот первоначально был установлен на местном кладбище».
И здесь Меврил предлагает нам один из намеков, замечая, что причиной установки Креста именно в Андае могла бить близость этого городка к знаменитому пути паломников, ведущему к храму Сантьяго де Компостелла в испанской Галисии. Меврил мимоходом упоминает имя Николя Фламеля, а затем обращается к «зеленому языку», разбирая скрытое значение самого названия городка — Андай. Он выстаивает такую цепочку прочтений: «Hen Day — End Day — Ande», то есть «Куриный День — День Конца — Анды», в результате чего получает такое прочтение: «Egg — Apocalypse — Mountain», что означает: «Яйцо — Апокалипсис — Горы», подчеркивая, что многообразие возможных прочтений слова Андай и явилось решающим фактором при выборе этого городка в качестве места установки Креста. Далее он приводит другую ссылку на Фламеля: «Яйцо — это философское Яйцо алхимии, что напоминает нам о «маленькой курочке» Фламеля. Название этого местечка указывает на существование в Андае двойственного эзотерического учения».
Затем Меврил плавно переходит к другой и, возможно, более значительной причине, по которой Крест был установлен именно в Андае: «Непосредственно после катастрофы, постигшей Атлантиду, жалкие остатки этой некогда многомиллионной великой цивилизации благополучно добрались до атлантического побережья Европы». На этом рассказ Меврила не заканчивается. Он продолжает: «Это и были баски, народ, переживший последнюю циклическую катастрофу, которая едва не уничтожила род человеческий, народ, отдавший уникальную дань хилиазму, установив на своей границе этот странный монумент. Благодаря этому загадочному сооружению память о катастрофе передавалась на протяжении последних 12 000 лет, из Железного века в Бронзовый». Здесь текст Меврила звучит так, словно мы читаем Хьюитта, вплоть до путаницы с хронологией и ошибки в оценке продолжительности Железного века.
Далее Меврил использует отрезок времени в 12 000 лет как своего рода масштабную шкалу, чтобы показать, что даже такой огромный период времени — это всего лишь цепочка из человеческих жизней. «Вся продолжительность периода в 12 000 лет представляет собой череду из 192-х поколений. Знание и учение, передававшиеся около 200 раз, вряд ли могли угаснуть в памяти даже таких недолговечных существ, как мы». Возвращаясь к Андаю, Меврил говорит: «…и, как мы видим, Циклический Андайский Крест был воздвигнут в непосредственной близости от нулевого дня современности. Это — своеобразная дань длительному, веками формировавшемуся смешению народов и племен, за которым стоят сверхчеловеческие силы, знак того, что в истории совершается непрерывная работа и что у нее есть некая высшая цель. Поэтому это весьма удачное место для установки знака, показывающего, что время истекает и наш Век близится к концу».
После этого Меврил приводит весьма выразительный и достойный внимания комментарий: «Однако мы имеем дело с предсказанием, а не с пророчеством. Пророчество предполагает дар прозорливости, ясновидения, то есть достоверную информированность о событиях будущего, в сочетании со столь высокой степенью определенности, которая не зависит от воли самого пророка. Христианская Библия наполнена пророческими изречениями, которые для подавляющего большинства являются лишь предостережениями, а не указаниями на неотвратимый факт».
Едва мы успели проглотить рассуждения Меврила о различиях между пророчеством и предсказанием, как он уже переключает наше внимание и предлагает пример библейского «пророчества», содержащегося в тринадцатой главе Евангелия от Марка. Меврил, в частности, говорит: «Иисус устремляет проницательный взор в будущее, прозревая события и нашего времени, и недалекого будущего, в символической форме выраженные на Андайском Кресте. Мы можем быть вполне уверены, что они относятся к нашему времени, ибо Он приводит более или менее одновременно целый ряд событий, которые могли по отдельности проявиться только в разные эпохи». Но точного времени конца света не знает даже Иисус. Меврил же подчеркивает, что любой адепт способен вычислить примерное время катастрофы. Он ссылается на Нострадамуса и известный катрен «1999» и высказывает предположение, что Иисус, возможно, знал не меньше, чем Нострадамус, даже несмотря на то, что точный день и час конца света был Ему неизвестен.
Затем Меврил указывает на параллель между неким объектом, прилетающим из глубин космоса, и неспособностью ученых прогнозировать с исчерпывающей точностью падение «Скайлэба» на Землю. В заключение он пишет: «Было бы очень удобно предположить, что точная дата этого события может находиться где-то посередине между двумя оценками». Таким образом, Меврил как бы намекает на возможную отсрочку «неотвратимого факта» — грядущей катастрофы.
Но вместо того чтобы выражаться прямо, Меврил приводит два важных пассажа из Корана, а затем обращается к Древнему Египту и пускается в рассуждения о «расе Осириса… и богоподобных людях, а не богах». Быть может, они-то и были «наставниками и духовными учителями землян? — спрашивает Меврил. На основании этого он приходит к выводу, что «даже при высочайшем уровне достоверности пророчеств, приведенных в Священном Писании, всегда остается надежда. Надежда, основанная на астрономических реалиях».
Меврил идет еще дальше, утверждая, что существует некая «охранительная сила», которая позволяет времени, отпущенному роду человеческому, течь и развиваться без пагубных вмешательств из иного мира, в том числе из космоса. «В этом случае, — продолжает он, — хилиазм, выраженный в символике Андайского Креста, отражает не абсолютные пророчества, а достаточно точные предсказания, основанные непосредственно на бытийном опыте человечества, накопленном на протяжении многих веков циклического времени. Таким образом, время катастрофы рассчитать можно, а предрешить сам факт ее явления — нет».
После этого Меврил переходит к собственной комплексной трактовке отдельных элементов Креста. И хотя этот раздел буквально наполнен странными ключами, подсказками и полусерьезными шарадами, было бы излишним вдаваться во все подробности приведенной в нем информации. Поэтому мы приведем ссылки на наиболее важные ключи и гипотезы, когда будем рассматривать весть Креста более подробно. А пока давайте обратимся к обзору версии Меврила.
Кем бы в действительности ни был Меврил, он на первых же страницах своей статьи предлагает нам целый ряд основополагающих фактов, без которых было бы невозможно приблизиться к пониманию происхождения Андайского Креста. Ниже мы суммировали эти факты следующим образом:
1. Само местоположение Андайского Креста имеет критически важное значение как для установления личности Фулканелли, так и в символическом смысле — для изложения «двойственного учения».
2. Этот монумент представляет собой «предсказание» о весьма специфической совокупности астрономических явлений, которые произошли раздельно и в разные эпохи, но образуют особое сочетание, или композицию, именно в то время, которое указано на монументе.
3. Само сочетание этих астрономических явлений использовано кем-то в качестве традиционного указания на день Страшного Суда, упоминаемый в Евангелии от Марка.
Располагая этими важнейшими фактами, самое время вернуться к Кресту и его необычной символике. Неужели его символы действительно имеют такой смысл, какой приписывают им Буше, Фулканелли и Меврил? Можем ли мы решить головоломки и секреты, оставленные нам тремя этими исследователями, и в то же время не проникнуть в тайну истинной вести Андайского Креста?
Расшифровка тайного кода
Эффект, который производит чтение главы о Андайском Кресте в книге Фулканелли, не слишком отличается от хорошей головоломки, своего рода интеллектуальной игры «холодно — горячо». Вы полагаете, что Фулканелли раскрывает вам секрет, и он действительно делает это, но как и каким путем этот секрет «срабатывает», так и остается для вас загадкой. У вас есть и ключи, и подробные инструкции, но картина в целом по-прежнему остается неясной.
Так, например, мы узнаем, что Андайский монумент указывает на неминуемую грядущую катастрофу, а затем нам предлагается прослушать лекцию о животных — символах евангелистов, причем делается это без всякого перехода и осмысления связей между двумя этими концепциями. Фулканелли сочными красками рисует картину, со всей ясностью показывающую читателю, что наш мир близится к концу.
Неизвестный создатель Креста также прекрасно сознавал, что мир приближается к гибели, и оба они — и Фулканелли, и неведомый творец Креста — в один голос утверждают, что им ведома причина апокалипсиса. Фулканелли идет еще дальше, заявляя, что ему известно местонахождение убежища, а также дата конца мира.
Имея в своем распоряжении «ключи», врученные нам Буше, Фулканелли и Меврилом, самое время обратиться к рассмотрению самого монумента и поговорить о нем самом. Если он действительно является знаком и предвестником некоей будущей катастрофы, как конкретно он сообщает нам об этом? И, что еще более важно, не указывает ли он ее точную дату?
Монумент состоит из трех основных компонентов: верхнего креста, колонны и пьедестала (цоколя). Верхний компонент, крест, имеет три символических элемента, колонна сама по себе является символом, а на основании мы видим четыре символа. Таким образом, в общей сложности мы имеем 8 символов. Мы вправе воспринимать весь этот монумент как схематическую, данную во «взрывной» перспективе проекцию уже знакомой нам геометрической фигуры, так называемого Куба Пространства — этого Драгоценного Камня Мудрецов из книги «Бахир».
Как показано на ил. 11.3, тремя символическими элементами верхнего компонента памятника, креста, являются надпись INRI, знак X на вершине креста и странная, намеренно искаженная латинская надпись. Эти символы предлагают нам три взаимосвязанных смысловых системы, которые в совокупности предлагают нам ключ к пониманию сущности процесса, символом которого служит весь монумент в целом.
Ил. 11.3. Лицевая сторона Андайского Креста.
Колонна представляет собой объединяющий образ, связующий воедино символическое содержание знаков на кресте и цоколе, четыре символа на панелях цоколя следует рассматривать как единое целое, своего рода систему, в рамках которой порядок и смысл отдельных символических компонентов могут меняться, но их природа в целом остается постоянной. Другими словами, способ прочтения смысла элементов может быть разным, но сам их смысл, как мы вскоре убедимся, остается неизменным независимо от того, в каком порядке интерпретируются символы на плитах цоколя. Как показано на ил. 11.4, символы на цоколе, если начать с символа на восточной стороне и двигаться против часовой стрелки, включают в себя восьмилучевую звезду и странной формы полулуну-полуладью с широко раскрытым глазом. Затем следует плита с сердитым солнечным ликом, выпученными спиралевидными глазами, широко растянутым ртом и выступающим подбородком. Внутри двух окружностей, расположенных вокруг солнечного лика, находятся шестнадцать больших и шестнадцать малых лучей. Весь этот солнечный круг окружен четырьмя звездами, размещенными по углами прямоугольной плиты и сориентированными таким образом, чтобы диагонали, идущие от их обращенных к солнцу лучей, пересекались в самом центре солнечного лика. Последний символ представляет собой овал, заполняющий все пространство плиты. Внутри него расположен крест, в углах между перекладинами которого расположены четыре буквы А. Перемычка внутри буквы А имеет необычную форму: вместо горизонтальной перекладины она имеет вид острого угла, обращенного вершиной вниз.
![](i_096.png)
Ил. 11.4. Символы на четырех сторонах цоколя Креста.
Просмотрев по очереди каждый из этих символических элементов, давайте обратимся к реконструкции целостной картины их смысла.
Верхний компонент: крест
Надпись INRI на перекладине креста адресует нас прямиком к алхимической традиции розенкрейцеров. Как пишет Фулканелли, эта надпись может быть прочитана как одна из ключевых максим алхимии: Igne Natura Renovatur Integra, то есть «Огнем природа обновляется полностью». Эта аббревиатура может быть интерпретирована и как Igne Nitrum Raris Invenitum, то есть «В огне редко можно найти сияние». Но, возможно, еще более убедительной версией прочтения этих четырех букв являются начальные буквы еврейских слов, обозначающих названия четырех элементов (стихий): йам (вода), начинающееся с буквы йод, или И; слово нур (огонь), начальной буквой которого служит нун, или Н, слово руах (дыхание), начинающееся с буквы реш, то есть Р; и слово йебешас (земля), начальной буквой которого служит йод, или И. На ил. 11.5 приведена полная таблица эзотерических соответствий и прочтений этой аббревиатуры.
Ил. 11.5. Таблица соответствий и прочтений аббревиатуры INRI.
Эти четыре буквы символизируют также четыре века и четыре стихии (элемента) — от огня до воды. В ритуалах ордена Золотой Зари эти еврейские буквы считались «ключевыми словами» и служили объектом гностического и каббалистическою анализа. После того как эти буквы трансформировались в еврейские эквиваленты, то есть слова, означающие четыре элемента, они получили зодиакальные и планетарные соответствия: йод — Дева, нун — Скорпион, реш — Солнце и тот же йод — Дева.
На основании этого выстраивалась последовательность «жизнь — смерть — возрождение — жизнь». В ордене Золотой Денницы применялась древнеегипетская концепция соответствий между этими фазами и богами: жизнь — это Изида, смерть — Апоп (Апофис), воскресение — Осирис. От этого сочетания происходит непроизносимое имя гностического верховного божества — ИАО. Гласные, входящие в его состав, издавна ассоциировались с мистической символикой света, как это показывает их заметное положение в книге «Бахир». Обратите внимание, что эта последовательность начинается и завершается именем Исиды, что отражает центральное положение «жизни», символом которой выступает богиня. Здесь можно вспомнить и другой, более свойственный розенкрейцерам, вариант прочтения INRI: Isis Naturae Regina Inejfabilis, или «Исида, Несказанная Царица Природы».
В еврейской гематрии, нумерологической системе, в которой каждой букве присваивается числовое значение, буква йод равна 10, нун — 5, реш — 200. Таким образом, числовое значение всех букв аббревиатуры в сумме составляет 270. Любопытно, что 270 — это одно из прецессионных чисел, ибо, умножив 270 на 8, общее число всех символических элементов Андайского монумента, получим 2160. Между тем 2160 — это число солярных циклов в рамках одного прецессионного месяца (12 х 2160 = 25 920 лет, или один полный цикл прецессии, то есть Большой Год).
Таким образом, наш первый символ указывает на базовую схему элементов — «жизнь — смерть — воскресение — новая жизнь», которая прямо соотносится с таинствами огня («В огне редко можно найти сияние») и прецессионным циклом, вызванным наклоном земной оси. «Бахир» указывает, что наклонная ось — это символ Древа Познания Добра и Зла или то, что определяет сущностное свойство каждого века.
На верхней части монумента, кресте, на стороне, противоположной той, где фигурирует надпись INRI, присутствуют две литеры X. Нижняя из них находится в центре латинской надписи, в результате чего обе эти X расположены как бы одна поверх другой. В итоге создается впечатление, что это — римская цифра 20, записанная по вертикали. Любопытно, что Фулканелли, долго разбиравший эту надпись, не обратил внимания на это очевидное соответствие. Между тем козырь 20 (или XX) в картах Таро — это не что иное, как Страшный Суд. Фулканелли признавался, что ему известно смысловое значение символики креста с учетом изображений на цоколе, где также присутствует фигуративный символ Страшного Суда.
Здесь Фулканелли не ошибется, поскольку змея, образуемая изгибающейся формой годичного пути солнца, представляет собой важный элемент головоломки, даже если не пойти дальше атрибутирования ее греческой букве хи. Как показано на ил.11.6, рисунок, образуемый двумя X, расположенными одна поверх другой, действительно представляет собой диаграмму «змеи» эклиптики, причем точки пересечения (центры) букв соответствуют точкам равноденствия.
Ил. 11.6. «Змея» эклиптики, образуемая сочетанием двух «X».
Этот символ показывает, что Страшный Суд — это время, когда все элементы, упоминаемые в аббревиатуре INRI, располагаются особым, предопределенным образом, а X означает точку равноденствия.
Но давайте вернемся к латинской надписи. Ее очевидное прочтение: «Радуйся, о Крест, Единственная Надежда» — не следует сбрасывать со счетов, поскольку эта фраза указывает на схему пересечения точек равноденствия и ориентацию меридианов эклиптики и галактики. Но странный разрыв в середине надписи представляет собой загадку. Если вспомнить указание Фулканелли о том, что X следует читать как S, или «змею», получается любопытная анаграмма: прочтя spes задом наперед, получаем seps, что по-латыни означает «ядовитая змея». Чтение этой надписи задом наперед при переводе дает курьезную фразу: «Радуйся, о Крест, Единственная Змея (или Змей)». Не исключено, что это — еще одно указание на эклиптику или змеевидное движение, совершаемое Млечным Путем в течение земного года. Слово pes, или «фут», читается совершенно ясно, но, как показывает Фулканелли, unica не согласуется с ним в грамматическом роде. Поменяв местами две буквы в слове unica, получим uncia, то есть «двенадцатая часть», и вся фраза приобретает следующий вид: «Радуйся, о Крест, мера двенадцатой части». Взглянув на верхнюю часть надписи, мы видим в ней две буквы, О и S, которые, по сути, излишни. Сложив эти буквы, получаем в начале фразы латинское слово os, означающее «кость», а также «сердцевина», «сущность». В результате такой трансформации надпись приобретает следующий вид: Os crux ave pes uncial, то есть «Истинный Крест приветствует меру двенадцатой части». Кроме того, мы можем прочесть ее и как Os crux ave spes/seps unica, что означает «Сущность Креста приветствует единственную надежду/змею».
На основе всех этих преобразований и без сложных анаграмматических манипуляций мы получаем целый комплекс вариантов прочтения. При первом же взгляде на надпись мы можем сказать, что ее секрет касается креста точек равноденствия, креста осей эклиптики и галактики, а также змеи, которая неким образом отмеряет двенадцатую часть, последний дюйм шкалы Меврила, составляющей 12 000 лет. Надпись показывает, что Андайский монумент — это своего рода «измеритель», средство, позволяющее определить, когда же «змея» и кресты совместятся друг с другом. И, разумеется, она говорит о том, что знание этого момента — наша единственная надежда.
Колонна
Колонна — единственный символический элемент, объединяющий визуальный образ монумента в целом. Она одновременно означает и Мировую Ось, и позвоночный столб мира, и Мировое Древо, и Древо Жизни. Она же — древнеегипетская колонна Джед, позвонок Осириса, считавшаяся также полярной осью планеты и галактическим меридианом. Это — символ неподвижной оси, проходящей через центр галактики, удерживая вращающуюся ось прецессии равноденствий. Это и ось Тели, упоминаемая в книге «Бахир». Египтяне праздновали перемещение и изменение ориентации колонны Джед через каждые 27, 54 и 108 лет. Все это — числа, вписывающиеся в прецессию точек равноденствия и, естественно, сокращенные в 10 раз. Джед в этом случае мог рассматриваться как индикатор конкретного времени, начала и конца длительного цикла.
Центральная колонна Андайского Креста, — разумеется, если предположить, что она выполняет функции, аналогичные функциям колонны Джед, — также указывает на ориентацию осей прецессии, египетских храмов и самой жизни относительно оси галактики. В качестве связующего звена между символическим содержанием верхнего креста и того, как это содержание раскрывается в символике многопланового креста элементов цоколя, колонна сама не несет на себе никаких символов, так что можно предположить, что она вообще отсутствовала. По крайней мере, ни в одном из наших источников она не упоминается. В конце концов, колонна не слишком нужна монументу. Даже если бы крест стоял непосредственно на цоколе, он все равно находился бы сверху и его смысловая функция от этого не изменилась бы. Прямые упоминания о колонне отсутствуют отнюдь не случайно, ибо она, подобно колонне Джед, символизирует космическую ось. Поэтому даже Фулканелли счел неуместным привлекать внимание к ее символической функции.
Цоколь, или Пьедестал
Если принять идентификацию Фулканелли двойной литеры X на верхнем кресте с одним из символов на цоколе, мы можем лишь предполагать, что знак с четырьмя А действительно указывает на 20-й козырь Таро — уже известный нам Страшный Суд. У нас нет ключей к тому, каким именно козырям в картах Таро соответствуют звезда, луна и солнце — изображения, которые Фулканелли в своем комментарии попросту обходит молчанием. Как мы уже говорили, он очень подробно разбирает четверо-частный символ Страшного Суда, настаивая, чтобы мы обратили особое внимание на животных — эти зооморфные соответствия четырех евангелистов. К счастью, все эти символы действительно связаны с Андайским монументом куда больше, чем с четырьмя А в символе Страшного Суда, и дают нам важные ключи к тому, как использовать монумент в качестве галактического указателя.
Чтобы понять это, мы должны прежде всего сориентировать монумент и его символы в пространстве. Фулканелли утверждает, что лицевой стороной монумента следует считать ту, на которой начертаны буквы INRI. На цоколе с той же стороны изображена звезда, и она обращена на восток. Солнце же показано на стороне, обращенной на запад, луна — на северной стороне, а символ с четырьмя А — на южной.
Ил. 11.7. Три системы анализа символов на цоколе.
А теперь давайте рассмотрим каждый из символов по отдельности. Как показано на ил. 11.7, все три наших источника предлагают различную схему последовательности символов на пьедестале. Так, Буше считает, что эта последовательность имеет вид зигзага, у Фулканелли это — окружность по часовой стрелке, а у Меврила — окружность против часовой стрелки, и поэтому нам следует быть внимательными, чтобы не упустить из виду их внутреннюю взаимосвязь.
Поскольку звезда изображена на плите, обращенной на восток, есть основания полагать, что это — Утренняя звезда, то есть Венера, и в то же время — Сириус. Обе эти атрибуции представляются весьма интригующими, ибо указывают на Исиду, древнеегипетскую богиню, послужившую прототипом для христианской Девы Марии. Образ Исиды в Египте ассоциировался с Сириусом. Считается, что небесным соответствием супруга богини, Осириса, является созвездие Ориона, от которого Сириус держится на почтительном расстоянии. Кроме того, Сириус служил для древних египтян звездой, указывающей циклическое время. Его восход еще перед восходом солнца, в качестве Утренней звезды, знаменовал начало ежегодного разлива Нила. В качестве индикатора времени могла использоваться и Венера, периодичность которой служила показателем движения прецессии. Однако ни одна из этих функций, по-видимому, не нашла отражения на Андайском монументе. При существующей ориентации монумента нам остается только смотреть с запада на восток, глядя, как лучи восходящего солнца падают на восьмилучевую звезду, символизирующую восход солнца. (Чтобы увидеть это, нам надо постараться представить, что цоколь монумента — прозрачный, как это показано на ил. 11.8.)
![](i_100.png)
Ил. 11.8. Панели цоколя с изображением Солнца и Звезды, создающие эффект «Солнце позади солнца».
Проблема здесь заключается в том, что восход Венеры или Сириуса — слишком частые астрономические явления, чтобы служить индикаторами большого периода времени между катастрофами. Следуя нашей схеме соответствий картам Таро, надо признать, что звезда, изображенная на цоколе, — это всего лишь Звезда (17-й козырь). Интересно, что на большинстве вариантов карт Таро Звезда изображается восьмилучевой. Ее зодиакальный атрибут — Водолей, знак, противоположный знаку Льва, а еврейская буква — хех, то есть окно. На основании этого мы можем сделать вывод, что эта звезда неким образом связана с циклами времени и, главное, — с осью Дракона (Тели), которая была открыта Аврааму.
На первый взгляд лик солнца действительно выглядит как заходящее солнце, согласно версии Буше. Вообще вся эта композиция имеет мезоамериканские корни, вызывая в памяти календарные солнечные диски ацтеков и инков. Однако ни один из источников не обратил внимания на этот очевидный факт. В то время как мотив «сердитого» солнца указывает на катастрофу, более реальной версией Таро для этого лика является Солнце, козырь 19- Эта карта ассоциируется со Львом, а также еврейской буквой реш, Р, изображенной на загадочном жертвеннике из особняка Лальемана. Ее поверхностный смысл, «завершение цикла», указывает на ее ключевое значение для всего монумента. Монумент прямо говорит, что Солнце завершает свой полный цикл. Лик солнца обращен в сторону, противоположную восьмилучевой звезде, и, как указывает Буше, между ними существует некая нумерологическая связь (см. ил. 11.9.). Лучи звезды находятся в геометрической пропорции к лучам звезды; они удваиваются — сперва с 8 до 16, а затем с 16 до 32. Мысль Меврила о Солнце позади солнца выглядит впечатляюще, ибо благодаря этому звезда становится символом Сириуса. Мы не располагаем никакими ключами к смыслу четырех звезд, окружающих солнце. Меврил также не высказывает особых идей относительно символики этих звезд, включая возможность того, что они представляют собой внутренние и внешние планеты.
![](i_101.png)
Ил. 11.9. Наложение Солнца на Звезду.
Наиболее странным из всех символов на цоколе является Луна (ил. 11.10).
Здесь мы видим лицо человека с Луны, но — с подчеркнуто большим глазом. Это изображение напоминает традиционную карту Таро, именуемую Луна. Ассоциации с этой картой и впрямь весьма убедительны, однако ее истинное значение остается неизвестным. Считается, что Луна, козырь 18, — это карта иллюзий и подсознательных сил и что ее атрибутами являются знак Рыб и еврейская буква коп. Луна на цоколе находится прямо напротив символа Страшного Суда — свидетельство того, что она неким образом причастна к этому моменту времени. Но как именно? Ответ становится очевидным лишь в том случае, если мы сопоставим символы с цоколя с их эквивалентами в картах Таро.
Ил. 11.10. Луна на цоколе монумента.
Фулканелли посвятил большую часть своей дискуссии последнему символу, знаку с четырьмя А, символизирующему Страшный Суд, что объясняется его особой значимостью. Но что же, собственно, на нем изображено? Поскольку Фулканелли твердо убежден в правильности своей версии о том, что последний символ — это знак Страшного Суда, для нас будет вполне естественно проанализировать традиционный образ этого козыря, имеющего номер 20. В наиболее древнем варианте — это ангел с трубой, образующий равносторонний крест, такой, как изображен на лицевой стороне монумента. Ангел призывает мертвых восстать из могил. Ангел этот, по всей вероятности — архангел Гавриил, окружен ореолом небесного сияния, и от него в направлении воскресших мертвецов исходит тринадцать лучей. Это дает нам основание говорить, что Страшный Суд — это не только День Гнева Господня, когда всех грешников постигнет заслуженная кара, но одновременно и день начала хилиастического миллениума.
Однако дискуссия Фулканелли намеренно переходит от очевидной темы Страшного Суда, подкрепляемой нашей трактовкой этой карты Таро, к не менее очевидной теме последнего козыря Таро — номер 21, Мир, которому соответствуют еврейская буква may и астрологический атрибут Сатурн. Хотя на символе Страшного Суда не показаны четыре архангела, именно они являются основным мотивом карты Мир. Таким образом, Фулканелли прямо подсказывает нам, что мы должны включить в свою интерпретацию козырь Мир.
Считается, что каждая из четырех А на этом знаке символизирует один из периодов (веков) Большого Года, а их как бы сломанные перекладины в рамках особого кода служат указанием на миллениум (см. ил. 11.11). Исходя из этого, мы можем считать, что А символизирует либо 4000 лет, уводя нас ко временам Авраама, либо 12 000 лет, что, согласно Меврилу, равно периодичности падения астероидов, если мы допускаем, что каждая А соответствует 3000 лет. Обе эти даты носят предположительный характер, но, как мы вскоре увидим, период в 12 000 лет, т. е. 10 000-й год до н. э., представляется наиболее интересным для нас.
Ил. 11.11. Образцы написания священной литеры А из ранних французских гностических отметок уровня воды. Для средневекового сознания наложение литер М и перевернутой V, образовывавшей А, означало аббревиатуру от «Ave Millenium». (Из книги «Утраченный язык символов».)
Карта Таро Страшный Суд также ассоциируется с элементом огня; отсюда и мотив испытания божественным огнем. Если мы согласимся с гипотезой Фулканелли и признаем, что четыре А — это аналоги четырех фиксированных знаков зодиака, у нас получится весьма любопытная картина. Верхнюю пару будут образовывать Лев и Скорпион, а нижнюю — знаки Водолей и Телец. Это в точности соответствует символам на фасаде собора Сен-Трофим в Арле (илл. 11.2 А). В таком случае косой крест (X), образуемый такой схемой, будет состоять из знаков Лев/Водолей и Скорпион/Телец. А поскольку это X представляет собой знакомый нам крест св. Андрея с верхней части монумента, мы вправе прийти к заключению, что астрономические века измеряются от одной точки равноденствия до другой. Другими словами, Страшный Суд начнется тогда, когда появится Большой Крест, то есть в период равноденствия, когда ось Лев — Водолей будет располагаться под прямым углом к оси Скорпиона — Телец.
Монумент говорит: час апокалипсиса настал
Теперь, когда мы имеем практически все элементы загадки Андайского Креста, самое время попытаться проникнуть в его тайну. Наше решение должно быть и очевидным, и наиболее точным, то есть, другими словами, способным интерпретировать астрономическую реальность, лишь в этом случае весть, увековеченная на монументе, сможет стать для нас ясной и понятной.
Верхний крест возвещает нам, что дата Страшного Суда прямо соотносится с циклом прецессии точек равноденствия, и, независимо от того, будет ли найдено место убежища или нет, катастрофа произойдет тогда, когда прецессионная ось Дракона, она же — Древо Познания Добра и Зла, образует прямой крест с Древом Жизни, то есть галактической осью Дракона. Колонна, то есть Джед, еще более подчеркивает эту идею ориентации прецессии относительно оси галактики. Цоколь монумента позволяет рассчитать время этого события.
Однако для начала расчетов нам необходима отправная точка. Герметический орден Золотой Зари, которому удалось сохранить некоторые ключевые элементы тайны, предлагает нам подсказку: если Лев совпадает с точкой весеннего равноденствия, это означает, что зодиак имеет традиционную ориентацию. Если в качестве отправной точки для расчетов выбрать начало эпохи Льва, примерно 13 000 г. до н. э., тогда вполне резонно предположить, что Андайский монумент, при правильном прочтении его символики, может использоваться для определения даты начала конца времен.
Ответ на этот вопрос одновременно и прост, и сложен. Он отражает глубину понимания того, что Древо Жизни, по мнению Фулканелли и неизвестного автора монумента, является космологической моделью. Начиная в указанном направлении и следуя расположению образов на цоколе, а также их соответствий в системе Таро и зодиака, мы получим следующие аналогии:
![](i_104.png)
На цоколе монумента звезда, обращенная на восток, и луна, обращенная на север, вместе указывают на то, что северо-восточный угол символизирует линию сопряжения Водолея и Рыб. В противоположном углу находится точка сопряжения Солнца и элемента огня. Мы вправе считать ее точкой сопряжения Льва и Девы, поскольку карта Солнце является атрибутом знака Льва. Так мы выстраиваем одну из осей. Линия, проходящая с северо-запада на юго-восток, представляет собой галактическую ось между знаками Скорпион/Стрелец и Телец/Близнецы — ось, проходящую от центра галактики к ее границе. Таким образом, наша простая схема атрибутов Таро, представленная на ил. 11.12, дает нам вполне точное представление о Кубе Пространства.
Если же в качестве исходной точки мы выберем момент, когда весеннее равноденствие приходится на сопряжение знаков Льва и Девы, мы получаем дату 22 марта 10 958 г. до н. э… Спустя ровно половину цикла прецессии, 12 960 лет, мы имеем 2002 г., когда момент сопряжения знаков Льва и Девы приходится на точку осеннего равноденствия. Андайский монумент также отражает поворот этих символов на 180° вокруг оси галактики. В 10 958 г. до н. э. солнце восходило на востоке в точке сопряжения Льва и Девы, а луна заходила в точке на стыке созвездий Водолея и Рыб. Монумент приводит это в обратном порядке, так что солнце находится на западе, а луна — на востоке, чтобы показать соскальзывание (смещение) средних точек прецессии, когда точка равноденствия находилась на стыке Льва и Девы.
![](i_105.png)
Ил. 11.12. Соответствие между символами на Андайском Кресте и символами на Древе Жизни/в Таро. Четыре масти в картах Таро — Звезда, Луна, Солнце и Страшный Суд — символизируют четыре стороны Андайского Креста. Его крылья ориентированы на положение большого креста галактических осей, имевшее место 22–23 сентября 2002 г.
Если середина Большого Года действительно приходится на точку осеннего равноденствия 2002 г., то Андайский монумент должен указывать именно на этот момент времени. Расположение четырех евангелистов, или фиксированных знаков зодиака, в композиции из четырех А на плите с изображением символа Страшного Суда говорит в пользу этой гипотезы, так же как и композиции на тимпанах соборов в Арле и Шартре. Но если быть совсем точным, этот монумент имеет еще нечто, что дает нам информацию, указывающую точный момент времени. Эта информация зашифрована на лике солнца.
Главным для ее понимания, естественно, является точка, где находится наблюдатель. Ключ Меврила сводится к тому, что мы должны взять фронтиспис Шампаня к «Тайне соборов» и встать между лапами Большого Сфинкса на плато в Гизе. Благодаря компьютерным системам корабля «Вояджер-2» мы получили возможность выполнить все измерения перед самим явлением, а затем проверить свои выводы. Замеры эти были получены на рассвете 23 сентября 2002 г., то есть очень близко к точке осеннего равноденствия, что обусловило синхронизацию всей картины в целом.
В тот день солнце действительно взошло в точке сопряжения Льва и Девы, а луна, почти в фазе полнолуния, находилась в точке сопряжения Водолея и Рыб. Как показано на ил. 11.13, когда солнце взошло в тот день, на небе находились три больших планеты: Марс и Юпитер, вблизи соответственно от Льва и Рака, и Сатурн, находившийся в центре линии сопряжения Близнецов и Тельца. Ниже линии горизонта располагались две внутренних планеты — Венера и Меркурий соответственно в Деве и Весах. Это хорошо согласуется с изображением на одной из плит на пьедестале: Марс и Юпитер находились над горизонтом, а Меркурий и Венера — ниже него.
При этом все три больших планеты были хорошо видны, а Сатурн стоял высоко в небе между Тельцом и Близнецами, образуя оппозицию центру галактики. Фулканелли заранее знал об этом: «Железный век не имеет иной печати, кроме печати Смерти. Ее иероглифом является скелет, несущий атрибуты Сатурна: пустые песочные часы — символ быстротечности времени и коса, аналогом которой служит цифра семь, символ преображения, разрушения, уничтожения».
Ил. 11.13. Расположение планет на рассвете в день осеннего равноденствия, 22 сентября 2002 г. В качестве нулевой точки отсчета выбран Сфинкс.
Однако очень трудно понять, как подобная конфигурация планет может быть прочитана по символам монумента, пока мы не обратимся к рассмотрению каббалистического Древа Жизни. Несмотря на то что Фулканелли настаивает, что четыре А на одном знаке символизируют Страшный Суд, он отождествляет плиту с этим знаком с картой Мир. Как мы уже говорили, этот факт указывает, что мы каким-то образом должны включать Мир в свою интерпретацию.
Ответом здесь, конечно, является Сатурн, планета, ассоциирующаяся с козырем Мир. В нашей схеме Телец/Близнецы приходятся на юго-восточный угол, где сопрягаются друг с другом наш первый символ, звезда, и последний знак — четыре А. Поэтому представляется вполне естественным продолжением включить на сопряжении двух этих символов еще одну карту, после чего расклад Таро будет хорошо согласовываться с картиной на небе. Дело в том, что Сатурн как раз находится на галактической грани Тельца/Близнецов утром в день равноденствия, что лишний раз демонстрирует точность оценки времени, указанной на монументе.
Это становится еще более понятным, если мы посмотрим на диаграмму Древа Жизни и обратим внимание, что мы используем нижние пять путей на Древе (ил. 11.14).
Ил. 11.14. Нижняя часть Древа Жизни с указанием соответствий с символами на Андайском Кресте.
Пути расположены согласно той же симметрии, что стороны монумента. Пути звезды и солнца связаны с одной из сефирот — Йесод, подобно тому как луна и Страшный Суд связаны через посредство сефиры Малькут, образуя ту самую оппозицию, которая представлена в символике монумента. При этом звезда и луна находятся на той же стороне Древа, что и солнце и Страшный Суд, образуя главную ось, проходящую с северо-запада на юго-восток Эта перекрестная симметрия отражена в символике монумента и, по-видимому, располагается вокруг средней составляющей оси галактики. Действительно, с введением символа Мир/Сатурн на границе галактики раскрываются атрибуты среднего ствола Древа Жизни.
Прямо напротив карты Мир (если следовать вверх по среднему стволу) находится карта, именуемая Искусство или Мастерство и ассоциируемая со знаком Стрельца, указателя центра галактики. Таким образом, наша схема будет столь же полной, как и на Древе, если мы поместим карту Искусство, символизирующую центр галактики, в северо-западном углу. Тем самым мы не только указываем на момент, но и даем резюме искусства алхимии. Кстати сказать, карты Таро всегда отражали эту концепцию. Образ Искусства, или священного Ремесла, со времени самых старинных колод изобиловал алхимическими мотивами. А некоторые изображения открыто заявляли об этом, прямо нaзывая эту карлу Алхимия.
То, что в картах Таро и на Древе Жизни выглядит как умозрительные философские построения, становится на Андайском монументе средством расчета точного момента этого явления. Здесь можно вспомнить упоминавшийся Фулканелли короткий, или «сухой», метод: «один-единственный сосуд, одно вещество, одна печь», о котором шла речь в дискуссии о драконе Сен-Марселя. Не вправе ли мы предположить, что этот краткий метод, быстрое преобразование, неким образом связан с качеством времени? Быть может, символика Андайского монумента зафиксировала тот самый момент, когда «сухой» метод становится универсальным или просто совершается спонтанно? Быть может, это и есть та самая двойная катастрофа, упоминаемая Фулканелли?
И здесь ключом к разгадке вновь служат Древо Жизни и Таро. Карта под названием Взорванная Башня, ассоциируемая с Марсом, символом которой служит сноп лучей космического света, поражающих башню замка, находится на пути Искусства/Алхимии. Этот образ разрушения как бы блокирует путь, ведущий к центру галактики, являясь одним из аргументов в пользу идеи о его разрушительной природе.
Параллели между Таро и Древом Жизни раскрывают перед нами главный секрет хилиазма, состоящий в том, что события, грядущие в конце времен, также представляют собой процессы универсальной химической трансмутации. Искусство/Алхимия и Взорванная Башня связаны друг с другом, располагаясь под прямым углом к Древу, точно так же, как Большой Крест в точке осеннего равноденствия в 2002 г., связывающий их в небесном плане. При этом Марс восходит под прямым углом к центру галактики и Сатурну. Не следует ли считать эту схему предвестником «двойного катаклизма», упоминаемого Фулканелли?
Фулканелли в главе, посвященной Андайскому Кресту, крайне осторожен в выборе слов, характеризующих катастрофу. Он начинает с рассуждений о хилиазме и «милленаризме» — двух устаревших, почти антикварных понятиях. Далее он использует выражение «циклическая катастрофа» и быстро переходит к «зверю Апокалипсиса, дракону, который в дни Страшного Суда обрушит огонь и серу на существа макрокосмического плана». А вскоре после этого, в том же параграфе, Фулканелли единственный раз использует фразу «двойной катаклизм», да и то, когда обсуждает место возможного убежища. Его осторожность можно воспринимать как знак того, что он хочет предупредить о чем-то более грозном и неопределенном, чем камень из иного измерения, упоминаемый у Меврила.
Фулканелли также говорит о том, что аббревиатура INRI в верхней части креста «соответствует схематическому образу цикла, приведенному на цоколе». Этим образом могут быть либо символ с четырьмя А, либо все четыре образа на цоколе в целом; метафора срабатывает и в том и в другом случае. Внутренний смысл аббревиатуры INRI — обновление природы огнем; более того, гематрия этого слова указывает на цикл прецессии, что свидетельствует о цикличности катастроф, вызываемых небесным огнем.
«Итак, — продолжает Фулканелли, — мы имеем два символических креста, два инструмента одной и той же смертной муки. Наверху находится божественный крест, символизирующий средство искупления; внизу — глобальный крест, указывающий полюс северного полушария и точку времени (дату) рокового периода этого искупления. Бог Отец держит в руке этот шар земной, увенчанный знаком огня*. Опираясь на наше исследование, эту символику легко понять. Когда небесный крест, образуемый галактическими осями, которые представляют собой две первые оси дракона, дополнится крестом земным, точкой восхода Солнца в день равноденствия на сопряжении знаков Льва и Девы, это будет означать, что знак огня явлен и «дни Страшного Суда» близки.
Этот крест будет как бы фиксировать положение точки Северного полюса на оси равноденствий, а наклон земной оси, обусловленный временами года, будет служить своего рода противовесом, его «фиксированным» балансом. А это действительно относит «роковой период» к 22 сентября 2002 г., точке равноденствия Большого Креста, которая служит центром всего этого периода. Фулканелли настаивает, что наше полушарие будет испытано огнем, подобно тому как огонь используется для очищения золота от всевозможных примесей. В конце этой главы он не приводит более никаких ключей к времени катастрофы, которую сам же предсказывает, за исключением замечания, что спастись удастся только элите.
Если собрать воедино все ключи, предложенные Фулканелли, легко заметить, что все они указывают на циклическую катастрофу, время которой — пересечение оси равноденствия с осью прецессии в рамках Большого Года. Это будет действительно двойная катастрофа, в результате которой северное полушарие будет испытано или уничтожено огнем, по всей видимости — исходящим из пасти дракона, то есть центра галактики. Местоположение этого центра галактики издревле было сокровенной тайной всех мистерий — от Исиды до карты Таро Искусство/Алхимия.
Еще более любопытным представляется тот факт, что уже знакомые нам хронисты папы Сильвестра, с благословения халифа из династии Фатимидов, основали орден Богоматери горы Сион на горе Сион именно в день осеннего равноденствия 1002 г. Ровно за тысячу лет до наступления предполагаемого дня Страшного Суда, предсказанного еще древними просвещенными астрономами и вновь «обнаруженного» папой-алхимиком, этот же папа основал в Иерусалиме орден, существование которого возымело далеко идущие последствия для всей истории следующего миллениума. Папа Сильвестр предполагал установить миллениум (тысячелетие) мира, завершением которого должен был стать хилиастический рай в Новом Иерусалиме. Подобно многим другим визионерам и пророкам милленаризма, жившим и до, и после него, папа начал с Иерусалима исторического, и его влияние невольно спровоцировало первую волну паломничеств на Святую Землю, а затем и Крестовые походы, целью которых было взятие под контроль земных локусов Царствия Небесного.
Папа Сильвестр — это связующее звено между утраченной мудростью Древнего мира и выросшим из нее монотеистическим гностицизмом, с одной стороны, и веком готики и итальянским Ренессансом, которому обязан своим идейным развитием наш современный мир, — с другой. Благодаря Фулканелли у нас появилась возможность увидеть все это течение в целом и проследить его в ретроспективе, вернувшись в прошлое как минимум на два тысячелетия, в Египет александрийской эпохи. От текста «Пророчица Исида» и гностицизма мировых религий, зарождавшихся в ту эпоху, и вплоть до всевозможных направлений в исламе и иудаизме и далее — к папе Сильвестру, тамплиерам и строителям великих готических соборов, и еще дальше на протяжении «подпольных веков» существования алхимии и розенкрейцерства, вплоть до его раскрытия в начале XX в. в книге Фулканелли — это течение сохраняло и сохраняет свою внутреннюю целостность.
Андайский Крест, этот истинный монумент конца времен, показывает, как можно рассчитать традиционную дату начала Страшного Суда. Он указывает вполне конкретную дату — день осеннего равноденствия 2002 г. и, если согласиться с версией Шампаня, конкретную точку его начала — площадку перед лапами Большого Сфинкса на плато в Гизе. Кстати, любопытно, что другой таинственный монумент на плато в Гизе, Большая Пирамида, тоже, как считается, содержит пророчество о дате конца времени, запечатленное в ее переходах и Большой Галерее. Правда, там точкой конца времен считается 17 сентября 2001 г. Это ровно на один год и 5 дней раньше даты, указанной на Андайском Кресте, и в то же время, согласно Текстам Пирамид, период времени, необходимый для подготовки к трансформации фараона в живую звезду, которой предстоит обитать в созвездии Ориона.
Помня слова Иисуса Христа о том, что никто не знает точного дня или часа Страшного Суда, мы вправе предполагать, что подобная «точность» символов монумента является по меньшей мере предположительной. Фулканелли, однако, предлагает нам другой ключ, заключающийся во фразах типа «дни Страшного Суда» и «роковой период». Точная дата, указанная на монументе, — это своего рода индикатор апокалипсического времени. Простейший способ указать этот период времени и даже дату — выбрать его центральную точку, точку перелома. Это вполне логичное решение, поскольку точка равноденствия сама представляет собой середину, центр по целому ряду параметров.
Если 22 сентября 2002 г. — это середина цикла, то каким образом мы сможем идентифицировать его начало и конец или кульминацию? Если предположить, что XX на верхнем кресте означает 20 лет помимо ссылки на 20-ю карту Таро и XX век, получается, что мы имеем вполне приемлемый период по обе стороны указанной даты. Странно, но это неожиданно ставит наш монумент в один ряд с двумя наиболее проработанными системами исчисления времени, сложившимися в противоположных концах нашей планеты: календарем майя и тибетской калачакрой, или Колесом времени. Эта концепция также решает и остальные проблемы, касающиеся структуры монумента.
Тибетская Калачакра содержит пророчество, в котором говорится, что спустя 860 лет после появления этого учения в Тибете, что произошло в 1127 г., все необходимые условия цикла будут выполнены и он завершится, после чего наступит 25-летний период, кульминацией которого станет явление в мире тибетской версии Нового Иерусалима, сокровенного города Шамбалы. Отсчитав восемьсот шестьдесят лет от 1127 г., получим 1987 г., а прибавив к этой цифре таинственный двадцатипятилетний период, получим 2012 г. Эта же дата фигурирует и в различных версиях древнего календаря майя.
«Гармоничная конвергенция», задуманная Жозе Аргуэллем, акция в рамках глобальной исследовательской экспедиции движения Нью Эйдж в 1987 г., ознаменовала собой дату, игравшую важную роль в календаре майя. И хотя точная дата этой акции в рамках традиционной календарной системы майя — вопрос дискуссионный, ибо более точной датой все же следовало бы считать 1992 г., время начала последнего катуна, или двадцатилетнего периода, тем не менее она указывает на важный момент времени, когда эсхатологические календари трех великих мировых культур практически совпадают в своих выводах
22 сентября 2002 г. приходится на среднюю точку последнего катуна майя (13 рид и 20 ахау), рассчитанную в период между днем летнего солнцестояния 1992 г. и моментом зимнего солнцестояния 2012 г. И хотя все эти даты хорошо согласуются друг с другом и есть немало свидетельство того, что все эти системы восходят к одной и той же архаической традиции, для нас остается открытым один важный вопрос: можем ли мы найти эту дату на Андайском монументе?
До сих пор наши интерпретации цоколя были посвящены в первую очередь углам и ориентации плит, оставляя без внимания их центры. Мы воспользовались картами Таро, чтобы рассчитать атрибуцию сторон, что и привело нас к искомой дате. Мы обнаружили, что эту дату выражает крест св. Андрея на большом верхнем кресте, символ ориентации осей равноденствия. Верхний равносторонний крест, известный, как указывает Хьюитт, под названием крест св. Георгия (см. ил. 11.15), также выражает оппозицию восточной и западной, северной и южной сторон. Крест св. Георгия традиционно использовался в качестве символа ориентации точек солнцестояния. Крест, образованный восемью линиями, так называемый крест тамплиеров, представляет собой комбинацию сразу двух крестов. Поскольку наша интерпретация Андайского Креста включает его в состав восьмисторонней фигуры, это неизбежно свидетельствует о том, что наш крест — символ равноденствия — представляет собой центральную точку между двумя солнцестояниями.