Книга: Боги майя [День, когда явились боги]
На главную: Предисловие
Дальше: II НАЧАЛО КОНЦА

Эрих фон Дэникен

БОГИ МАЙЯ

[День, когда явились боги]

I

ВООБРАЖАЕМАЯ ПОЕЗДКА В КАМЕННЫЙ ВЕК

Бесконечны две вещи: Вселенная и глупость человеческая.
Альберт Эйнштейн (1879—1955)
Тикаль, древнейший город майя на равнине — Монументальные реликвии — Даже боги смеются! — Дороги, по которым не ездили? — Беседы над крышами Тикаля — Начало поездки в прошлое — Финки, имеющие, помимо маиса и кофе, бесценные сокровища — Ноктюрн — Окольный путь в Копан — В Копане, самом южном из крупных городов майя — Уникальный городок Ксочикалько — Четыре летающих индейца из Эль-Тахина
В первый же вечер в Гватемала-сити произошло то, чего я терпеть не могу, когда намереваюсь беспрепятственно заниматься поисками в чужой стране. В холле отеля «Эльдорадо» прозвучало мое имя: телеканал № 3 попросил об интервью.
Я не был в Гватемале пять лет. С тех пор столица очень разрослась. Хотя центр со сверкающей неоновой рекламой и величественным силуэтом почти не изменился, все же чувствовалось, что город, насчитывающий около 600000 жителей и расположенный на высокогорном плато на высоте 1493 м над уровнем моря между вулканами Агуа и Фуэго, искрится новой жизнью. Республика Гватемала больше не хочет оставаться развивающейся страной, она стремится выйти из изоляции, в которой находятся малые нации. На каждом шагу ощущается здоровое честолюбие. 60 % населения составляют индейцы, 25 % — метисы, остальные — потомки белых переселенцев, которые осели в этой стране уже несколько поколений назад.
Гватемала-сити на протяжении ближайших дней должен был стать нашей базой для поездок в древние города майя, и первой целью был Тикаль. На следующий день в полдень самолетом фирмы «Авиатека» мы отправились в город Флорес на озере Петен-Ица. В новом здании аэропорта Флореса нас встретила неподвижная жара, превратившая зал, похожий на ангар под шиферной крышей, в духовку. Машины повышенной проходимости не было, и я нанял микроавтобус «датсун», при этом меня убеждали, что в Тикаль ведет отличная дорога.
Мне часто приходилось слышать подобное. На каждом километре я ожидал, что лента асфальта внезапно кончится, но она продолжалась, как было обещано, легко шла через пышную тропическую растительность, мимо обширных поместий (финок) с маисовыми и кофейными плантациями. На протяжении 60 км до Тикаля не было ни одного ухаба, и если бы не ливень, мы были бы в Тикале через час. А так лишь поздним вечером мы достигли шлагбаума, обозначавшего границу Национального археологического парка Тикаль.
Вместе с Ральфом, будущим химиком, который меня сопровождал, мы начали искать «Джангл лодж» — отель-бунгало, в котором 17 лет назад я провел несколько дней. Я отлично помнил, что тогда путь был помечен несколькими указателями. Теперь мы не обнаружили ни одного.
— Сеньоры! — окликнул я трех сидевших на земле индейцев. — Вы не скажете, где «Джангл лодж»?
Они тупо посмотрели на меня. Был ли им непонятен мой испанский или они владели лишь одним из шестнадцати языков, на которых в Гватемале и сегодня говорят индейцы? Я осторожно нажал на газ, и «датсун» медленно покатился.

 

На следующее утро оказалось, что некогда довольно симпатичный отель «Джангл лодж» больше не был привлекателен и снаружи
Из-за иссиня-черных дождевых туч ночь наступила раньше обычного. То тут, то там в узких оконных проемах появился красноватый свет электрических лампочек, перед убогими хижинами коптили масляные факелы. Мы ощутили знакомый запах горящего древесного угля. Вдруг «датсун» загромыхал по грунтовой дороге, я направил его в сторону, между огромных реликтовых деревьев сейба, на свет. Под козырьком над дверями своей деревянной хижины курил трубку старик, ему не мешал дождь, барабанивший по крыше нашей машины и превративший дорогу в болото.
— Скажите, как нам найти «Джангл лодж»? — спросил я на испанском и на английском. Старик покачал головой из стороны в сторону, но он, скорее всего, делал так постоянно, потому что это не было ответом. Из глубины памяти у меня появилась картина небольшого холма, на котором стоял «Джангл лодж».
Дорога невероятно быстро превратилась в ручей.
— Вода прибывает сверху! — Ральф не терял чувства юмора, и я свернул прямо в ручей. Скрипя на камнях и корнях, «датсун» карабкался вверх по склону, свет фар выхватил обшарпанную деревянную табличку с красными буквами: «Джангл лодж». Машина лавировала между деревьями и кустами — где-то здесь скрывались административное здание и бунгало.
Я остановил «датсун», выключил фары. Когда глаза привыкли к темноте, мы увидели неосвещенный, крытый соломой и пальмовыми листьями длинный дом, из которого слышались мужские голоса. Стало жутковато.
— Эй! — крикнул я. — Буэнос тардес! Добрый день! Шаги. У двери чиркнула зажигалка, зажглась свеча. Два язычка пламени, танцуя в воздухе, приблизились к нам, ослепили, осветили наши лица. Огромный мужчина окинул нас дружелюбным взглядом.
— Бьенвенидос, сеньор фон Дэникен? — Он внимательно оглядел меня. — Бьенвенидос, дои Эрик! — сказал великан глухим, как мне показалось, немного печальным голосом. Ярким светом загорелся карманный фонарик. Я увидел открытое лицо с длинным узким носом; это был мужчина лет пятидесяти, на нем была коричневая в крупную желтую клетку хлопчатобумажная рубаха поверх слишком узких, вечность нестиранных зеленых вельветовых брюк.
— Откуда вы меня знаете?
Пока мы стояли под соломенной крышей, с которой лились струи дождя, великан представился:
— Я Хулио Чавес. Прошу, зовите меня Хулио. — Он выговаривал «х» как твердый горловой звук. — Можно мне называть вас дон Эрик?
— Зовите меня Эрик! — предложил я, но он и дальше продолжал называть меня дон Эрик.
Хулио вкратце пояснил, что он гватемалец европейского происхождения, по профессии горный инженер, что, увлекшись археологией, он много лет изучал Тикаль и другие центры майя, знает все испанские издания моих книг, видел меня в них на снимках, а вчера вечером на канале № 3. — Почему нигде не горит свет?
— Из-за москитов, — беспомощно объяснил великан; попытавшись согнать коричневое насекомое величиной с майского жука, запутавшееся у меня в волосах, Хулио попал мне по голове своей большой ладонью. — Пардон! — сказал он, щелчком отправил жука под дождь и жестом пригласил нас в дом. Один из трех мужчин, которые были вместе с Хулио, зажег старинный фонарь.
— Где же гости? — осведомился я, сразу заметив, что прежнее великолепие изрядно поблекло.
— Кроме нас, никого нет. Здесь останавливаются на ночевку лишь в случае крайней необходимости, — пояснил Хулио.
17 лет назад отель «Джангл лодж» был новым, здесь жили археологи, студенты и туристы. Однако с тех пор, как Тикаль и Флорес соединила асфальтированная дорога, туристы предпочитают ночевать в красивых городских отелях, а археологи отсутствуют, поскольку раскопки в Тикале практически не ведутся. Непосещаемые отели во всем мире приходят в упадок даже быстрее, чем их строили. Во влажных же тропических лесах зубы времени жадно перемалывают все, что только можно уничтожить. Ныне в «Джангл лодж» москитные сетки на окнах были в дырах, матрасы и постельное белье влажные, а душ протекал.
Мы сидели с Хулио и мужчинами в «столовой» вокруг свечи. Раздался грохот, сопровождаемый вибрацией: где-то включили генератор. Загорелись лампочки без абажуров.
Декорация, которая подошла бы для съемок убийства в духе Альфреда Хичкока! Тусклый свет. У стола шестеро мужчин, трое из них, с давно небритыми лицами, передают по кругу бутылку рома, отхлебывая из горлышка. На стене за стойкой висят заржавевшие ключи от комнат и трехлетней давности пожелтевший календарь с рекламой страховой компании. Большое желтое полотно, на котором еще видны изображения построек майя, делит продолговатое помещение на две части. Множество покрашенных в коричневый цвет столов. Зазор между стенами и крышей обеспечивает свежий воздух и беспрепятственный доступ всевозможным насекомым. Вокруг нас жужжат москиты, ощупывают своими усиками стены, пол и столы, чтобы затем с наслаждением впиться в человеческую плоть.
Девушка-индианка — где она была раньше? — подает на стол шницели из говядины и рис. Проголодавшиеся, мы набрасываемся на еду. На безрыбье и рак рыба. (Когда на следующий день я попал на кухню, мне стало дурно. На столе лежали куски мяса, фрукты, овощи, по которым ползали полчища муравьев, а над ними роились мухи; кастрюли и сковородки были покрыты слоем грязи. Четыре дня, проведенных в Тикале, мы питались орешками из банок и колой.)
Хулио и небритые мужчины отнесли наш багаж в бунгало № 3. Мы договорились на девять часов утра. Если от усталости еще можно было смириться с сырой, затхлой постелью, то взаимопонимания с насекомыми достичь было невозможно. Щели под дверью и дыры в оконных сетках я заклеил скотчем, который для таких целей всегда вожу с собой большими бобинами, но от клопов и других подобных паразитов, находящихся в комнате, он не помог. Эти ужасные твари кусали нас за икры, бедра и более благородные мягкие части. Похоже, швейцарская плоть им понравилась. Мы надели джинсы и завязали их на щиколотках шнурками. Снаружи были слышны голоса ночных животных. Навязчивое ууурх… ууурх… терзало наши барабанные перепонки. Жуки со стуком ударялись в сетки на окнах. Удалось ли нам вообще заснуть? Если да, то на мгновения, под наркозом усталости. Как только забрезжил свет, мы встали, позавтракали орешками из банки, уселись, едва шевеля усталыми конечностями, в «датсун» и затряслись на первой передаче по ухабам вчерашнего русла реки, которое снова превратилось в дорогу, по направлению к Тикалю.
В этот ранний час Тикаль напоминал город-призрак. Над центральным акрополем вершины пирамид окутывала серая пелена. Ящерицы разбегались у нас из-под ног. В кустах издавала звук гремучая змея, которую мы отогнали, кинув несколько камней.
Тикаль — древнейший город майя; обнаруженные там находки датируются VIII в. до н. э. Говорят, древний Рим был основан в 753 г. до н. э. Даты сопоставимые, а вот размеры Тикаля не поддаются никакому сравнению ни с одним другим крупным дохристианским центром.
Территория, объявленная правительством Гватемалы Национальным археологическим парком Тикаль, охватывает 576 км2. На этой огромной площади были сосредоточены покрытые растительностью, сравнительно немногочисленные раскопанные развалины — каменные остатки некогда «современных» сооружений. В «городе», зоне развалин, занимающей 16 км, расположены около 3000 построек, некоторые из них раскопаны: жилые дома и дворцы, административные здания, террасы, платформы, пирамиды и алтари. Соединены они мощеными улицами, на которых располагались большие площадки для игры в мяч. Изображения, полученные с помощью радиолокационной съемки с самолетов, выявили каналы системы орошения, которая покрывает весь полуостров Юкатан. Такая инфраструктура водоводов была необходима, поскольку рядом с Тикалем нет ни озера, ни реки. Этой же цели служили и огромные, сооруженные по плану водохранилища, семь из которых были расположены во внутренней зоне, а три — во внешней. Эксперты оценивают численность населения древнего Тикаля в 50–90 тыс. человек, однако размеры метрополии таковы, что вполне вероятно получение в ходе исследований новых данных, безусловно, измененных в сторону увеличения.

 

В ранний час Тикаль напоминал город-призрак
— Почему Тикаль был построен здесь, в диких лесах, а не на берегу расположенного всего в 40 км отсюда озера Петен-Ица, дон Эрик? Вы можете мне сказать, почему именно здесь?
Дон Эрик не знал.
— Возможно, случайно, — произнес я, чтобы дать потеющему великану хоть какой-то ответ. Загорелой тыльной стороной ладони Хулио сердито провел по покрытому потом лбу.
— Ерунда! Это не случайность! Тикаль — это математический и астрономический монстр… — Хулио стал неожиданно красноречив. Жестом превосходства он указал на 70метровую пирамиду справа от нас. — Это храм IV! — Он указал налево, где стояла пирамида высотой «всего» 44 м. — Это храм I. Если из центра храма IV вы проведете линию к центру храма I, она точно укажет азимут захода солнца 13 августа. Да, а перед нами храм III. Прямая между храмами I и III показывает равноденствие, а еще одна прямая — между храмами III и IV — восход солнца в первый день зимы. Что вы скажете об этом, дон Эрик!
Дон Эрик молчал, но Хулио поймал его скептический взгляд.
— Храм V — он находится там, позади, — расположен точно под прямым углом к храмам I и IV! — сверкнул он глазами.
— Ну и что? Найдутся и другие здания, расположенные между собой под прямым углом. Что в этом особенного? Хулио угрожающе подступил ко мне: — У вас есть с собой компас?
Я достал компас из кофра камеры, Хулио взял его в свои огромные ручищи и предложил мне взглянуть на положение красной стрелки, которая неизменно показывала на север.
— Вы можете найти пирамиду, которая сориентирована на север, юг, восток или запад? — спросил Хулио.
Я посмотрел по красной стрелке на грани пирамиды.
— Нет, — сказал я.
Хулио высокомерно улыбнулся:
— Хорошо. Тогда давайте залезем на храм I!

 

Храм IV — крутая пирамида высотой 70 м
Мы взвалили камеры на плечи и послушно последовали за великаном. Хулио ловко взошел на нижнюю ступень храма; многие годы он часто взбирался наверх с компасом и измерительными приборами, для нас же подъем оказался отчаянным мероприятием. Ступени были высотой по колено и настолько круто расположены одна над другой, что мне вспомнились альпинисты на отвесных скалах наших гор в Швейцарии. Под нами лежала поросшая травой площадь, окруженная пирамидами и храмами. Пятеро ранних туристов, для перестраховки одетые в разноцветные дождевики, стали крошечными, как усердные муравьи, которым их ленивая матка дала задание сфотографировать все стелы — каменные штуковины, прежнее назначение которых является спорным.
Запыхавшись, мы поднялись на самую высокую платформу пирамиды, которую археологи называют храмом I.
Воздух как в парнике и издает магическое звонкое жужжание, вокруг нас носятся москиты. Пятеро туристов задирают головы и смотрят вверх, на нас. Один крикнул по-английски:
— Как там наверху?
— Дурацкий вопрос, — пробормотал Ральф и крикнул в ответ: — Почти как на вершине Маттерхорн! — Он держался за прочную стальную цепь, на всякий случай прикрепленную к каменным руинам. — Тот, кто полетит отсюда кувырком, уже не встанет, правда, дон Хулио?

 

Эту реконструкцию древнего Тикаля я сфотографировал в Антропологическом музее Гватемала-сити
— Переломы срастаются, — равнодушно ответил Хулио. — Хуже свалиться с 70метрового храма IV. В прошлом году двое туристов и местный гид разбились насмерть.
— На Маттерхорне каждый год погибают четверо альпинистов, — привел Ральф отечественные данные.
— С кроссовками на ногах! — добавил я, потому что как раз думал о том, насколько легче было бы карабкаться в кроссовках.
Слово взял Хулио:
— Дон Эрик, посмотрите сюда, на храм V! Он находится под прямым углом к храму I или IV?

 

Храмы I, III и IV расположены между собой под прямым углом
Мы стояли на храме I. Я взглянул на лестницы и боковые стены, посмотрел прямо на храм V, потом на более удаленный храм IV. Компас подтверждал то, что я и так видел: храмы IV, I и V образовывали прямоугольный треугольник. Что могло здесь волновать? Почему их не могли случайно построить под прямым углом между собой? Так я и сказал.
— Не в этом дело, — разъяснил мне Хулио. — Вы установили, что ни один храм не сориентирован по странам света, и как раз согласились с тем, что храмами IV, I и V обозначен прямоугольный треугольник. В каком направлении отклоняются стороны V и I от оси север — юг?
Улыбаясь, Хулио протянул мне мой компас. Я сориентировал его на храм V.
— Примерно от 15 до 17° к северо-востоку, — нерешительно снял я показания, — но может быть, мой старый компас не совсем точен…
— Ровно 17°! — возликовал Хулио Чавес, горный инженер, которому это было точно известно. — Я говорю вам: здесь нет ничего случайного!
Я ничего не понял. Что это за ерунда с 17° отклонения к северо-востоку?
— Дон Эрик! — Хулио говорил спокойно и многозначительно. Я внимательно посмотрел на него, подняв голову кверху. — Тула. Чичен-Ица. Майяпан. Теотиуакан… Это лишь несколько городов майя, указанных в любом путеводителе. Везде оси зданий отклоняются в северо-восточном направлении на 17°. Вы считаете, это случайно?
После такого поразительного заявления Хулио сделал паузу, которая восхитила бы самого требовательного режиссера. Я смутно понимал, насколько это сообщение значительно. Хулио хотел доказать, что все церемониальные центры Месоамерики созданы по единому плану, в котором была задана единая ориентация его сооружений. Города, названные Хулио в качестве примера, были построены в разное время, однако их застройщики и архитекторы придерживались таинственных общих преданий. Странно.

 

Утреннее солнце прощается с вершиной храма I
Единственным установленным фактом может считаться то, что храмы и пирамиды были построены вовсе не в качестве фона для фотографирующихся туристов XX в. Все остальное — предположения или умозрительные рассуждения.
С самого начала храмы и пирамиды находились там, где сегодня располагаются их развалины. Несомненно, проектировщики Тикаля при выборе строительной площадки о чем-то думали, когда — не случайно! — корчевали девственный лес именно здесь. Ведь изначально каждый застройщик принимает решение о том, где будет располагаться стройплощадка. Последующие инвестиции должны достичь цели.
Вероятно, Тикаль был стройплощадкой особого рода. Раскопки подтверждают, что некоторые «новостройки» были возведены на более старых фундаментах, дорогостоящая земля на протяжении веков застраивалась не раз — как это постоянно происходит на Манхэттене: сносят небоскребы, на том же месте строят новые. Почему? Сердце Манхэттена незыблемо привязано к квадратам плана.
По неизвестным причинам центр города Тикаль зафиксирован, так сказать, в кадастровой книге, исключением являются лишь пирамиды — они возведены на девственной земле, т. е. находятся тут с самого начала и пережили гибель цветущей столицы майя.
Пирамиды имели особое значение. Какое? До сих пор нет единого убедительного мнения о собственно цели этих каменных изваяний.
Служили ли они обсерваториями? Но тогда почему их столько нагромождено в одном месте?
Были ли это гробницы? То тут, то там находят склепы внутри пирамид, однако роскошные надмогильные памятники — даже для императоров и жрецов — можно было бы возвести с меньшими затратами. И самое главное: если они служили вместилищами для гробниц, то тогда следовало бы ожидать, что во всех пирамидах будут обнаружены склепы, а это не соответствует действительности.
Может быть, они принадлежали школам различных философских направлений? Маловероятно или исключено. Где должны были бы учить преподаватели, а студенты учиться? На вершине пирамиды место нашлось бы лишь для немногих.
Не были ли сплошные массивные каменные башни местами жертвоприношений, где жрецы в ужасном ритуале извлекали из тел рабов сердца и преподносили богам Солнца? Когда возникли пирамиды Тикаля, еще не было человеческих жертвоприношений, есть документальное подтверждение, что подобное явление возникло значительно позже. Кроме того, если уж на то пошло, для жертвоприношений не требуется столько жертвенников, сколько сосредоточено пирамид в Тикале. Археологи университета Пенсильвании, США, в одной только центральной зоне зафиксировали более 60 развалин пирамид, причем все пирамиды разной величины, вплоть до 70-метровой храмовой пирамиды.
Были ли пирамиды мемориалами династий правителей? Выражали ли своими размерами влияние и мощь династий? Такое предположение не лишено смысла. В Тикале были найдены стелы правителей. Если они позволяли себе роскошь строительства пирамиды, то, будучи одновременно царями и жрецами, должны были, располагая глубокими знаниями в области математики, астрономии и архитектуры, придерживаться неких передаемых из поколения в поколение — а может, навязанных? — планов. Астрономическая ориентация «резиденций правителей» уже всерьез не оспаривается.
Вопрос вопросов: погребены ли под пирамидами древние, настоящие боги? Вместе с их вооружением, восхищавшим аборигенов, и таинственными техническими приборами? Похоронены ли в так называемых могилах жрецов исключительно стражи и защитники богов? Те существа, которые привели сюда народ и дали ему знания? Требовали ли боги возведения массивных, крепких, что называется «на века» каменных «крепостей» как указателей для будущих поколений?
Такие умозрительные рассуждения должны быть подтверждены или опровергнуты. Однако до сих пор ни под одной пирамидой не проложена штольня к ее центру! Штольни же должны уходить под землю настолько, насколько пирамида возвышается над землей.
В музее города Лейден в Голландии хранится нефритовая пластинка, называемая в литературе «лейденской пластиной». Она относится к древнейшим находкам в Тикале. На ней высечены 15 глифов майя. После нечитабельного имени сказано: «…здесь спустился этот властелин небесной династии Тика-ля». Небесной династии? Какой правитель спустился? Вопросы, остающиеся без ответа, но позволяющие сделать выводы.

 

Должно быть, Тикаль был стройплощадкой особого рода
Гробницы? Обсерватории? Резиденции правителей? Места жертвоприношений?
Строители Тикаля владели письменностью, имели совершенный календарь. Все известные нам народы развивались медленно, постепенно обретали свои знания и умения, умножая и совершенствуя их. Людям никогда ничего не сваливалось с небес. Или все-таки сваливалось?
Тикаль был священным местом с постройками в определенных местах. Все, что было построено, оберегалось, в случае необходимости расширялось, и об этих строениях никогда не забывали. Должно быть, Тикаль был тем самым центром, который сегодня мы назвали бы местом паломничества. Город разрастался. Появлялись новые площади, новые храмы, с еще более пышно украшенными святынями. Но в какую бы эпоху ни происходило строительство — положение и ориентация сооружений были подчинены астрономическому закону, все и вся было подчинено данным, полученным по небесным светилам. Это мы знаем, и больше не знаем ничего.
Я разделяю восхищение специалистов, преклоняющихся перед выдающимися достижениями наших предков. Разумеется, у майя были замечательные зодчие и несравненные художники-ремесленники. Разумеется, они способны были без посторонней помощи возвести свои устремленные к небу сооружения. Если согласиться со всем этим, остается вопрос КАК? который возникает после вопроса ОТКУДА? взялись все эти способности. Ответы на них стыдливо положили в долгий ящик.
«В том, что известно, пользы нет, Одно неведомое нужно…» — писал Гете в «Фаусте». Возможно, речь шла о Тикале.
Во всем мире футбольные поля имеют размеры 105 х 70 м. Размеры Большой площади между храмами I и II — 120 х 75 м. С юга к площади примыкает главный акрополь, занимающий в два раза большую (!) площадь. Комплекс из 42 зданий скомпонован вокруг шести дворов, которые расположены на уровнях разной высоты. Десятки зданий с подвалами соединены между собой лестницами и каменными дверями — лабиринт, в котором легко заблудиться.
Никто не может определенно сказать, что происходило прежде в этом огромном комплексе зданий. Возможно, это были жилища жрецов, административные учреждения или далее амбары для «священных запасов». От фантастического хитросплетения переходящих друг в друга помещений акрополя у толкователей Тикаля, видимо, затмевается разум и отнимается речь. Если бы комплекс располагался на одном уровне, можно было бы согласиться с предположением, что дома-соты из комнат, залов и коридоров расширялись по мере необходимости. Однако лабиринт сооружений расположен на шести уровнях-площадках разной высоты, которые созданы человеческими руками. Это требовало организации. Это требовало инструментов. В конце концов, это требовало осмысленной цели, а следовательно, проектирования. Люди каменного века справились с этим.
— Люди каменного века! — задумавшись, произнес я вслух так, что услышал Хулио. Какое-то мгновение он озадаченно смотрел на меня, а потом беззвучно рассмеялся. Он не мог совладать с собой. Он сложил рупором свои загорелые руки с продубленной кожей и крикнул в сторону акрополя: «Люди ка-мен-но-го ве-ка! Аю-ди ка-мен-но-го ве-ка!» Затем раздался дребезжащий хохот великана. Пирамиды и пустые помещения акрополя отзывались эхом. Хулио показалось забавным, как взрывы его хохота отражались раскатами исходных гласных.
— Дон Эрик! — улыбнулся он мне, с наслаждением прислушиваясь. — Так смеются сами боги!
Наука определила для людей каменного века доминирующую характеристику: они не знали металлов. Все, что они создали, — сооружения, стелы с филигранной отделкой, скульптурные рельефы — было сделано без применения металлических инструментов. Считается, что они работали заточенными костями, топорами из базальта, диорита или обсидиана (его называют также вулканическим стеклом, это самая твердая горная порода).
— Вы же не верите в эти глупости, дон Эрик! — Хулио с насмешкой посмотрел на меня.
— Почему же нет? До сих пор в Тикале не были найдены ни металлические изделия, ни какие-либо развалины, которые можно было бы принять за установки для их обработки?
— Что это доказывает? Когда начались раскопки, остатки Тикаля находились под землей уже свыше 1000 лет, на них выросли леса, над ними лили тропические ливни. В этой местности даже наши якобы нержавеющие стальные ножи превращаются в труху при жизни одного поколения. Какие металлы, кроме благородных, которые слишком мягки, чтобы ими можно было обрабатывать камень, сохранились бы по прошествии тысячелетий?
— Подумайте не только о Тикале. До сих пор ни в одном поселении майя не нашли металла…

 

42 здания сгруппированы на разной высоте вокруг шести дворов
Хулио сел на ступень лестницы, я протянул ему сигареты, он взял одну, но не заметил протянутой мной зажигалки.
— Много лет я думал об этом, и вот к какому выводу пришел: должно быть, металл был для майя священным! Может быть, они почитали его как подарок богов жрецам и ученым, оберегали и даже прятали. Жрецам было известно — от богов, — что из металла можно было много чего изготовить, например кинжалы, мечи, щиты и другие орудия убийства. Они также знали, что народ был угнетен, его понуждали работать на стройках. Такая жизнь под постоянным гнетом могла привести к восстанию, к революции, поэтому мудрые жрецы не допускали, чтобы металл попал в руки угнетенных. И тем не менее я утверждаю, что у многих майя металл был! Разве тонкие работы каменотесов это не подтверждают? Разве можно было все это сделать камнем по камню или заточенными костями? Дон Эрик, были найдены прекрасные, высеченные из горного хрусталя головы. По всей видимости, они были обработаны с помощью металла. И изящные колесики тоже!
— Колесики? — перебил я и воспользовался паузой, чтобы дать Хулио прикурить сигарету. — Я много раз читал, что майя не знали колеса!
Хулио затянулся и сказал, выдыхая дым:
— Тогда сходите в Музей доколумбового искусства в городе Оаксака. Там вы увидите колесики из горного хрусталя. А в антропологических музеях Мехико и Халапа в витринах стоят детские игрушки на колесах! Что-то вроде собаки, которая тащит тележку… Все найдено в жилищах майя.

 

Детская игрушка майя, найденная в долине Халапа, — здесь не только знали о колесах, но и использовали их
Совершенное произведение искусства «людей каменного века»
Тончайшая гравировка сделана без применения металлических инструментов?
Хулио дополнил и подтвердил мои знания. В городе Копан в Гондурасе я сфотографировал зубчатые колеса как доказательство существовавшей некогда технологии. К сожалению, в Копане зубчатые колеса ютятся в углу большой площади. В объектив моей камеры попали также каменные колеса, явно имеющие ступицу. Незадолго перед тем я прочитал, что хотя индейцам майя колесо и было известно, но они им не пользовались. Это было бы вполне убедительно, если бы не было дорог…
Из Тикаля через девственный лес ведут пять дорог, имеющие прочное основание. Эти дороги со светлым покрытием в специальной литературе называют путями процессий или церемониальными дорогами. Удивительно, какие только спасательные круги не кидает археология, чтобы сохранить жизнь обреченным теориям!

 

Зубчатые колеса майя — снимки сделаны в городе Копан!
С помощью аэрофотоснимков давно доказано, что города майя были соединены между собой сетью дорог. В городе Коба на севере современного штата Кинтана Роо начинались или заканчивались 16 (!) дорог. Плавной дугой дорога проходит мимо города Коба в Яксуна, небольшое селение недалеко от наиболее значительных развалин Чичен-Ица. На аэрофотоснимках видны светлые полосы в темно-зеленой растительности тропических лесов; можно предположить, что 100-километровая дорога Коба — Яксуна проходила через Чичен-Ица и тянулась до Майяпана и Уксмаля. Это было что-то вроде 300-километрового шоссе! Если верить снимкам, эту дорогу превосходила дорога от Джибильчаль-туна под Меридой, столицей Юкатана, до восточного побережья Карибского моря у острова Косумель.
Кажется, что дорожные строители работали по единому заказу: все дороги вымощены дробленой скальной породой, на которую нанесено светлое, устойчивое к атмосферным воздействиям покрытие. Участок Коба — Яксуна имеет ширину 10 м и вполне подошел бы для церемониальной дороги — там могли бы маршировать в ряд 15 человек.
Стокилометровая дорога разделена на семь прямых, словно по линейке проведенных, участков, самый длинный из которых составляет 36 км; в конце каждого отрезка дорога немного поворачивает.

 

Исследователи считают, что майя не знали компаса. Но как они отмечали трассы? Какими геодезическими средствами располагали?
Ориентировали ли они трассу по сигнальным кострам или столбам дыма? Местность здесь ровная, как дно сковородки, к тому же поросшая густым девственным лесом; гор, с которых можно было бы подавать знаки, не имеется. Костры, полыхающие в темно-зеленой чаще, пожалуй, были бы видны на пару километров. Во время дискуссии один из участников сказал, что речь идет о легко решаемой проблеме: люди по прямой линии протягивали канаты и обозначали участки кольями.
Все подобные варианты решений предполагают, что в девственном лесу уже прорублены просеки! Лишь тогда можно расставлять знаки, видеть сигнальные костры и протягивать канаты. Но для этого заранее нужно было поставить четкие цели и определить точные направления к ним.

 

Колеса! Колеса! Фотография сделана в Антропологическом музее в Мехико
Чтобы дополнить список попыток нелепых объяснений, следует упомянуть и об аргументе, что майя якобы ориентировали дороги по звездам. Однако звезды светят лишь ночью, меняют свое местоположение и в такой влажной тропической местности две трети года вообще не видны. Их нельзя даже наблюдать, не говоря уже о том, чтобы производить по ним дорожную геодезическую съемку.
Для моих критиков-буквоедов я вношу поправку: в ровном дне сковородки то тут, то там есть небольшие ложбины — возле ручьев или болот имеются небольшие просадки грунта. Майя их сровняли, построили в нужных местах сводчатые мосты и подняли участки дороги на высоту до 5 м. Церемониальные дороги не требовали бы таких затрат: паломники безропотно шли бы и через ложбины. Однако дорогу выровняли и спланировали!
Когда нас сегодня в длительной поездке останавливают возле стройплощадок, мы имеем возможность наблюдать огромные катки, которые утрамбовывают основание.
На участке Коба — Яксуна вблизи города Экаль найден разбитый на две части пятитонный каток! Каток четырехметровой длины в центре не имеет втулки, для корректности его можно сравнить с массивным валом. Абсолютная бессмыслица! Люди каменного века отломали от скалы неотесанную глыбу и высекли из нее четырехметровый вал, а колесо — оно им было известно — не использовали!
Зачем, собственно говоря, майя выравнивали дороги, если по ним не ездили колесные повозки? Зачем в болотистой местности они создавали для дорог настолько мощные фундаменты, что они не провалились до сих пор? Если по столь мастерски построенным дорогам не двигались транспортные средства на колесах, то на чем по ним ездили? На салазках с деревянными полозьями? Они оставили бы канавки в покрытии. Или они скользили по ним на своеобразных парусниках пустыни? Едва ли, потому что им тоже потребовались бы полозья либо колеса. Или же по дорогам гоняли вьючных и упряжных животных, ездили на них верхом? Согласно теории таких животных майя не знали. Они что, взлетели и полетели? Но для этого им не нужны были бы никакие дороги. Или я не заметил полезного применения дорожной сети? Неужели я — как и все археологи — упустил что-то из виду?

 

Колеса! Колеса! Колеса! Фотография сделана на «кладбище подвижного состава» в Копане. Колеса со ступицами!
Мы сидели на верху пирамиды. Солнце палило нещадно, обжигая незакрытые тканью части тела, несмотря на масло для защиты от солнечных ожогов, которое спасало меня на леднике. На Большой площади толпились группы туристов, от объективов камер отражался солнечный свет, видимо, снимки будут неудачными.

 

С появлением туристов Тикаль оживает
— Как вы думаете, Хулио, зачем майя строили дороги?
Почти возмущенно, так, словно вопрос уже нарушил табу, гватемалец Хулио Чавес ответил:
— Для богов!
— Во славу какой-то религии?..
— Для богов! — упорствовал Хулио. — У них были транспортные средства! Они показали правителям майя, как строить дороги, и всемогущие правители согнали толпы рабов, чтобы осуществить планы.
— Но никто нигде не нашел остатков транспортных средств богов, нет даже их изображений!
— Мы зачастую совсем не знаем, что изображено на рельефах. В Паленке, на крышке саркофага, вполне может быть изображено транспортное средство богов. Знаете глифы с богом, от которого исходит дым, он тоже сидит в не соответствующем времени экипаже. Из того факта, что в сохранившихся произведениях искусства майя не показано ни одного колеса, я могу лишь заключить, что колесо было священным объектом.
— Дороги появились в разное время, а боги были здесь, пожалуй, лишь в начале эпохи майя, а возможно даже и раньше, у их предшественников.
Несколько туристов, с трудом переводя дух, взобрались на пирамиду — они карабкались вверх по железной цепи. Хулио не потерял нить беседы:
— Ладно, дон Эрик, пусть боги присутствовали здесь только в самом начале, пусть они исчезли или похоронены под пирамидами. Достаточно уже того, что они заставили приступить к строительству лишь одной дороги. Майя более поздних эпох следовали этому примеру и строили дорогу за дорогой — в память о богах, в возвращении которых они были убеждены. Они готовились к этому дню X: строили дороги, пирамиды и храмы.

 

среди тропических лесов возвышаются гордые сооружения
Хулио убеждал меня со страстью Абрахама а Санта-Клара, самого красноречивого проповедника эпохи барокко. Мне вспомнились линии на перуанском плато Наска, где индейцы, как я полагаю, на случай возвращения богов, нарисовали на земле знаки, видимые только с большой высоты.
На вершине нашей пирамиды стало тесно. Нас окружали люди, приехавшие со всех концов земли. Американцы, еще больше японцев, европейцы. Экскурсии в центры культуры майя проводятся много лет. В свое время я сопровождал в Месо- или Южную Америку туристические группы, и мне известно, как быстро они комплектуются желающими.
Мы выбрались из толпы, спустились вниз и вновь поехали на «датсуне» по грунтовым дорогам. Все они названы именами знаменитых исследователей, посещавших Тикаль. Здесь есть дорога Модели, названная по имени Альфреда Перси-валя Модели, посетившего Тикаль в 1895 г., дороги Малера и Тоззера — их назвали в честь Теоберта Малера и Альфреда Марстона Тоззера, которые побывали здесь в начале XX в., дорога Мендеса — Модесто Мендес в 1848 г. проводил свои исследования в обширных развалинах Тикаля.

 

С коричневато-серых стел глядят головы богов
Зрительные впечатления были настолько сильны, что я забыл об ужасной жаре, царившей в машине. Хулио и Ральф сидели, обдуваемые ветерком, в открытом кузове грузовичка. Пирамиды-близнецы, у которых наверху не было храмовых надстроек, оказались сейчас перед остатками пирамид, раскопанные вершины которых виднелись из зеленеющего кустарника. В Тикале находится 151 стела, большинство на площади перед акрополем. На ступеньках здания обосновались лесные гиганты с огромными зелеными кронами, цветы буквально слепили своими красками. С коричневато-серых стел на нас глядели лица правителей и лики богов. Мы частенько останавливались, взбирались на горы камней — остатки зданий, павших жертвой времени. Нам казалось, что Тикаль не имеет границ, он приводил в замешательство своим внушающим благоговение величием. Кусок истории человечества, к которому можно прикоснуться.
Три дня спустя Хулио покинул «Джангл лодж». Он умолял меня непременно посетить финки Лас-Илльюзионес, Лос-Таррос и Бильбао; там, рассказал он, есть камни божественного происхождения, которым индейцы и сегодня поклоняются как камням богов, а еще есть камни такого веса, что их нельзя поместить ни в один музей, — они так и лежат на полях, не привлекая внимания. Причем у местных жителей мне следует спрашивать не про археологические находки, а про piedras antiguas — древние камни. Хулио описал маршрут к достопримечательностям, вызвавшим его восторг, и пометил их крестиками на карте; именно там он и советовал мне поспрашивать о камнях.

 

Фотографии, сделанные в поездке к «piedras antiguas»
Гватемальцы оказались вполне дружелюбными и услужливыми, иногда невольно смешными, но их сведения редко соответствовали действительности.
Мы отправились в путь через провинцию Эскуинтла мимо южных склонов Гватемальского нагорья к Тихому океану, арендовав для поездки «фольксваген-жук». Примерно за 50 км до океана нам следовало начать расспрашивать о piedras antiguas, как советовал Хулио.
В Санта-Лусия мы остановились возле общественной прачечной. Под обычной крышей девушки и женщины терли в тазах постельное белье, черпая воду из родника. Когда машина остановилась, мы повернулись к ним — к сожалению, хорошенькие девушки спрятали свои груди, а женщины постарше смущенно захихикали.

 

Общественная прачечная в Санта-Лусии
— Скажите, пожалуйста, как нам добраться до древних камней? Лас-Илльюзионес, Лос-Таррос, Бильбао?
Довольный смех, потом бурное обсуждение, а затем деревенские красотки показали направление — каждая свое.
— Дамы, — я мобилизовал весь свой швейцарский шарм, — мы могли бы сойтись на каком-то одном направлении?
Из кружка болтушек к нам вышла решительная брюнетка. Загорелая, в джинсах, вызывающе подчеркивавших пышные ягодицы, она стала, подбоченившись. Ей хотелось знать, откуда мы вообще явились. «Информацией тут делится не всякий», — подумалось мне.
— Из Европы, из небольшой мирной страны с множеством красивых гор и зеленых лугов, из Швейцарии! — ответил я.
Ну да, стала припоминать брюнетка, она знает такую страну; там, у побережья, недавно видели русские подводные лодки. Избыточная вежливость европейцев помогла мне не расхохотаться, я просто пояснил, что такие наблюдения были сделаны на шведском побережье, а моя родина не располагается у моря. На лице брюнетки, явно интересующейся политической жизнью в Европе, промелькнуло разочарование, но, собравшись с духом, она задала следующий вопрос: относится Швейцария к Западной или Восточной Германии? Мне снова пришлось разочаровать красавицу. Швейцария, пояснил я, независима, это древнейшая демократия в мире, и сразу, пока не последовало продолжения ток-шоу, задал все тот же вопрос: где находятся финки?
Брюнетка указала три направления:
— Здесь, там и еще в той стороне! — Что находится здесь?
— Бильбао. Поезжайте до деревенской площади, на перекрестке отправляйтесь на горку, а наверху — налево. Там спросите еще раз…
— А Лас-Илльюзионес и Лос-Таррос?
— По направлению к Масатенанго, в следующей деревне!
Это было уже кое-что. Раскланиваясь на прощанье, я скользнул взглядом по аппетитно наполненным джинсам и юным грудкам, снова свободно красовавшимся на солнце. В таком обществе можно было бы перетерпеть даже ночи в «Джангл лодж». Что по сравнению с этим москиты? Вполне можно научиться сосуществовать и с ними.

 

На поляне мы нашли «древние камни» Бильбао
В Бильбао, в сиянии солнца казавшемся вымершем, нам встретился тяжелый трактор. Мы спросили сеньора с усами, рядом с которым сидели два мальчика-индейца (при виде чужаков они судорожно схватились за свои большие мачете):
— Мы ищем piedras antiguasl Как нам их найти, скажите, пожалуйста!
После довольно долгой паузы, во время которой его темные глаза критически изучали нас и «фольксваген», он осведомился:
— Вы археологи? — По интонации можно было заключить, что с археологами у него был неудачный опыт общения.
— Нет, — объяснил я, — мы приехали из Швейцарии и хотим только сфотографировать древние камни. — При слове «Швейцария» его лицо посветлело:
— Так вы швейцарцы! Я знаю двух швейцарских инженеров-механиков. Это хорошие люди!
В душе я поблагодарил земляков и попытался понять, что же он на незнакомом диалекте приказал мальчишкам. Один из мальчиков спрыгнул с трактора и вскочил боком в нашу машину, не выпуская из рук мачете. На отличном школьном испанском мальчик направлял нас по узким полевым дорогам через плантации маиса и кофе, пока не скомандовал: «Здесь!» Он ловко выскочил из машины, чтобы своим мачете прорубить просеку в двухметровых зарослях маиса, длинные широкие листья которого хлестали нас по лицу, когда мы старались не отстать от проводника. Неожиданно он пропустил нас вперед. «Там!» — сказал он. Мы сделали несколько шагов и оказались на небольшой светлой поляне, служившей для piedras antiguas диаметром 3,5 х 4 м прекрасной зеленой рамой, которая контрастировала с коричневатым оттенком базальта.
Фотографию рельефа, изображенного на с. 46, я хотел бы предварить небольшим описанием. Центром мифологической сцены является большой мужчина, воздевший руки кверху; одной рукой он обхватил вещь наподобие колющего оружия, в другой держит округлый предмет, который может быть шаром, или черепом мертвеца, или плодом какао, или осиным гнездом. (Действительно, майя швыряли осиные гнезда как бомбы в ряды своих врагов. Интересно, как метатели сами защищались от опасных укусов?) Мужчина одет в облегающую майку с короткими рукавами, его обхватывает широкий пояс, к которому в виде большой петли привязан трос, свисающий между длинных ног. Современно, как майка, выглядит и украшение из ленты с вышитым лицом, которая заканчивается бахромой. Штаны узкие, как джинсы, на ногах башмаки по щиколотку с довольно экстравагантными застежками. По левую руку от этого мужчины стоит босой человек в одной набедренной повязке; кажется, он протягивает что-то мужчине в центре, невежливо показывая куда-то вытянутым указательным пальцем. С правой стороны на этом каменном фоторепортаже босой, но облаченный в шлем индеец сидит на табуретке и жонглирует шарами или чем-то круглым — в общем, такими же предметами, что держит и одетый по-современному мужчина. Динамичную сцену обрамляют птицы, фигурки, лица и символические знаки. И нужно очень внимательно присмотреться, чтобы обнаружить овальный предмет, который находящийся в центре мужчина носит на правом запястье, — а это достойно внимания, поскольку на другом конце мира — в стране Аккад и в Вавилоне на Евфрате, — все боги были снабжены подобным странным реквизитом. Насколько глубоко камень сидит в земле? Есть ли рельеф и на невидимой стороне? Туда еще не добралось пытливое племя археологов.
На деревенской площади в Санта-Лусия-Котсумальгуапа камень с такими же изображениями установлен на возвышении как памятник. Археологи считают, что здесь представлена сцена ритуального облачения перед игрой в мяч — массовым спортом майя. Такое толкование я подвергаю сомнению, основанному на здравом смысле: головное украшение главенствующей персоны мешает играть, свисающий канат препятствует бегу, тугой широкий пояс сжимает туловище, громоздкие башмаки не позволяют совершать необходимые в игре быстрые повороты; кроме того, нельзя представить себе игру в мяч, в которой применяются заостренные орудия. Кстати, точь-в-точь такие же предметы даны статуям богов в Туле, столице богов империи тольтеков.
Из земли, на которой мы стояли, в 1860 г. при работах по раскорчевке на свет были извлечены прекрасные стелы. Весть об этом дошла до австрийца доктора Хабеля, который в 1862 г. путешествовал по Мексике и посетил эту местность; он выполнил первые рисунки этих стел, которые во время пребывания в Берлине показал директору Имперского музея этнографии, доктору Адольфу Бастиану (1826–1905). В 1876 г.

 

Описанный мной рельеф
Бастиан посетил Санта-Лусия-Котсумальгуапу, купил у владельца финки найденные к тому моменту камни и закрепил за Берлинским музеем право на все будущие находки. Теперь в музее этнографии в Западном Берлине можно видеть восемь стел. По договору купли-продажи 1876 г. музей также имел право на каменный рельеф с поляны на маисовом поле, но ныне древности нельзя вывозить из страны. Страны Центральной Америки стали гордиться своей историей; если бы они еще защитили свое бесценное достояние от непогоды, вот тогда радость от обретенной самоидентичности народа не была бы омрачена.
Считают, что на стелах в Берлинском музее этнографии воспеты культовые сцены игры в мяч: богу Солнца победитель протягивает сердце. Что же это за бог Солнца, которому оказываются такие почести? Он изображен как облаченное в шлем, окруженное веером лучей существо, которое спускается с неба. Понятно, что краткого названия по каталогу — бог Солнца — недостаточно. Говоря на соответствующем духу времени языке, следует задаться вопросами: кого следует представлять себе под именем «бога Солнца»? Какой ранг он занимал в преданиях тех, кто изображал его на рельефе, а также почему бог Солнца мог требовать наивысшую жертву — сердце?
— Вы хотите купить камни? — спросил тракторист, когда мы привезли ему обратно мальчишку-индейца.
— Нет, спасибо! — сказал я. Тот, кто будет задержан на границе с древностями в багаже, окажется — вольно или невольно — нарушителем закона, поэтому нет никаких шансов доставить человека с маисового поля под Санта-Лусия-Кот-сумальгуапой в мой садик в Фельдбруннене под Солотурном. В 1876 г. у доктора Бастиана даже при санкционированной государством перевозке возникли почти неразрешимые проблемы с перемещением многотонных стел. Только два вызванных из Германии инженера нашли способ доставить громадины по непроходимым дорогам в находящийся в 80 км отсюда порт Сан-Хосе: стелы с рельефом (он расположен лишь на одной стороне) распилили вдоль на две части, в задней части для снижения веса сделали выемку; плоские, но все еще тяжелые плиты закрепили на запряженных быками телегах; при погрузке одна стела сорвалась и утонула в акватории порта, где лежит до сих пор. В последующие дни я также наотрез отказывался от предложений «древних камней».
Брюнетка дала неверные сведения; по ее словам, финка Лас-Илльюзионес находилась в соседней деревне. Тракторист сказал, что ее можно найти сразу за городом, поэтому на деревенской площади нам пришлось спрашивать о прямом пути.
В тени — на ступенях церкви периода испанского колониального владычества — трое индейцев играли в карты. На вопрос о дороге один из них с лукавой ухмылкой подошел ко мне и предложил купить «древние камни». Ничто не могло соблазнить меня приобрести камни даже удобного формата. Без микроскопа и специальных знаний нельзя понять, что действительно является, а что только выглядит «древним». Местные жители наловчились придавать валунам древний вид. По-прежнему обладая склонностью к художественным ремеслам, они выцарапывают по образцам на камнях мифологические сцены, кладут их в раскаленную древесную золу, натирают сапожной ваксой и на пару дней оставляют под ливнем. Так — помимо маиса и кофе — здесь вырастают столь любимые торопливыми путешественниками «древние камни» для домашних коллекций.
Три примера изображений на стелах в Берлинском музее этнографии: боги
спускаются с небес!
На другой стороне дороги, под покрытым разноцветной листвой деревом мескито, плоды которого, похожие на плоды рожкового дерева, идут на корм скоту, сидел полицейский. Когда я направился к нему, чтобы получить, так сказать, официальную информацию, молодой человек в мундире встал и выудил из нагрудного кармана свисток, давая нам понять, что может свистом вызвать подкрепление. Знал ли он, где находится желанная для нас цель, по его бесстрастному лицу прочесть было нельзя; во всяком случае, он отправил нас к своему коллеге в участок; тот выслушал наш вопрос и молча проводил в соседнюю комнату к командиру. С приветливой решительностью шеф потребовал предъявить мой паспорт и критически рассмотрел каждую из четырех поставленных на границах печатей. Кем он меня посчитал? Охотником за антиквариатом? Его официальность растворилась в любезности, когда он, листая странички паспорта, обнаружил швейцарский крест. На непонятном диалекте он приказал юному застенчивому новобранцу проводить нас к финке Лас-Илльюзионес.
Мы ехали на полном ходу, когда полицейский неожиданно показал рукой, что цель достигнута. Я едва успел затормозить. Наш «фольксваген» стал у кованых ворот.
— Лас-Илльюзионес! — провозгласил тщедушный парень.
Выйдя из машины, я сразу наткнулся на точную копию каменной скульптуры, которую пять лет тому назад сфотографировал в Эль-Баул, в деревушке, расположенной в нескольких километрах от Санта-Лусия-Котсумальгуапа. В Эль-Бауле, как и здесь, был изображен сильный, как медведь, мужчина в боевом головном уборе, плотно охватывавшем голову, как шлем водолаза; в «окошке» видно лицо; «шлем водолаза» соединен «шлангом» с «баллоном» на спине.
«Разумеется, — читаю я, — речь идет о победителе игры в мяч». Если «игрок в мяч» из Эль-Баул годами и десятилетиями дремал под дырявым деревянным навесом на задворках сахарного завода, то условия, в которых находилась копия, были не лучше: она скучала рядом с кучей хлама на автостоянке. Как бы там ни было, замечательный экземпляр из Эль-Баула занесен в археологический каталог как «монумент № 27», но я нигде не нашел указания, что у него есть брат-близнец. Или монумент № 27 перевезли сюда? (В тот же день в Эль-Бауле я провел расследование. Удалец стоит на старом месте, только защитный деревянный навес растворился в воздухе.)

 

Бесценное культурное наследие валяется на автостоянке
Мы открыли тяжелые ворота. Хрюкали свиньи, виляя хвостами, подошли две тощих собаки; я дал им орешков из взятых в поездку припасов. У ворот в дощатом заборе нес караул, жуя листья коки, морщинистый старик. Здесь, валяющаяся в беспорядке, открытая всем ветрам, погибает не имеющая себе равных коллекция древностей — огромные, великолепно сформированные головы с большими глазами, стелы, которые неожиданно напомнили мне про Сан-Аугустин в Южной Америке (по крайней мере на четырех рельефах видна рука одного художника). «Видимо, — мелькнуло у меня в голове, — когда-то произошло переселение индейцев с юга на север, из Южной Америки в Центральную». Невозможно понять гватемальских археологов: они позволяют древним сокровищам погибать без защиты.

 

Здесь археологические ценности подвергаются воздействию непогоды
Молодому полицейскому было поручено проводить нас на следующий день к финке Лос-Таррос, но наш провожатый тоже не знал дороги. Когда он спросил работавших на плантации индейцев, видно было, что они отвечали с явной неохотой и далее умышленно направили по ложному пути. После ливня, хлынувшего как из ведра, солнце снова быстро появилось на небе. Воздух был настолько влажен, что казалось, его нельзя втянуть ноздрями, к тому же он был липкий и имел запах гнили. В поездке нас сопровождали москиты; если через оконную щель удавалось прогнать одного, вместо него с жужжанием залетали два-три его товарища и набрасывались в тесном пространстве на беспомощные жертвы. В полдень мы отдыхали в тени деревьев. Откуда-то слышались невнятные голоса, бормотание. Мы взяли с собой камеры, пошли на шум и вскарабкались на холм, пролезая сквозь густые кусты. На прогалине мы увидели четырех мужчин, трех женщин и двух мальчиков, очевидно, индейскую семью. Они полукругом неподвижно сидели перед каменным лицом, на метр возвышавшимся над землей; на небольших каменных плитах горели свечи, как на христианских алтарях, со лба выразительной скульптуры воск капал на брови. Небольшая община, погруженная в себя вокруг своего бога, внушала почтение. Хотя мы и передвигались очень тихо, наше появление нарушило молитву. У индейцев были настолько испуганные взгляды, словно их застали за чем-то запретным. Мы молча стали в круг, словно пришли, чтобы поклониться их каменному богу.
Лицо, на которое были устремлены взгляды индейцев, выглядело приветливым, на нем было радостное выражение, редкое среди ему подобных; над большим крючковатым носом смеялись овальные глаза, и казалось, даже рот улыбается; в центре налобной повязки было высечено личико. «Наконец хоть один смеющийся бог», — подумал я. Индейцы молча наблюдали за нами. Они собрали амулеты, которые разложили перед скульптурой, и спрятали их в коричневый джутовый мешок.
— Камень изображает бога? — спросил я старшего индейца, который, бесспорно, был главой семьи, т. е. единственно-го> кто имел право отвечать.
— Да, сеньор, — произнес он едва слышно.
— Какой это бог?
Ответа я не понял, он состоял из длинного имени на одном из индейских наречий. Я переспросил. Ответ прозвучал на испанском:
— Бог счастья.
— Изваяние стоит здесь давно?
— Целую вечность, — сказал индеец, — бог помог нашим предкам, и сегодня он помогает нам.

 

Наконец некто из иного мира со смеющимся лицом: бог счастья
Семейство старалось исчезнуть незаметно, возможно, индейцы опасались, что я сообщу деревенскому священнику, что они совершали «языческие» обряды. Услышав, что я приехал из далекой страны и сегодня же уеду, они успокоились, уже непринужденно вынули из мешка амулеты, зажгли новые свечи и положили на камень смолу, издававшую своеобразный сладкий запах. Когда группа снова погрузилась в молитву, мы бесшумно удалились.
Молодой полицейский был смущен. Проведя детство и юность в Санта-Лусия-Котсумальгуапе, он пребывал в неведении, что его земляки все еще просили древних богов о счастье и благословении. Мы вознаградили нашего робкого полицейского, который наконец стал вести себя естественно и не скрывал радости по поводу неожиданного вознаграждения. Поздно вечером, утомленные многочисленными впечатлениями, мы вернулись в Гватемала-сити.
В ячейке моего номера в отеле «Эльдорадо» я нашел записку с просьбой позвонить в университет профессору Диего Молину. Портье объяснил, что речь идет о лучшем фотографе Гватемалы, который в университете передает секреты своего искусства студентам.
Часом позже профессор, сухопарый высокий 30-летний мужчина, заехал за нами. В уголке его рта свисала гав-а-тампа, сигара, которую, обычно погасшую, он в любой ситуации любил держать во рту. По пути в студию Молина рассказал, что он полтора года провел в Тикале, стараясь снять столицу майя при различном освещении в разные времена года. То, что он нам показал, было потрясающе. Молина работал для немецкого журнала «Geo» и американского «National Geographic». Более захватывающих фотографий Тикаля на свете не существует.
Молина спросил, нельзя ли сделать со мной, как он выразился, слегка «постановочный» снимок. Почему же нет? Он посадил меня на вращающийся стул. Целая батарея прожекторов ослепила меня. Послушно следуя указаниям мастера, я принял крайне неудобную позу, и тут из-за обычного в городе временного отключения электричества нас окружила тьма. После яркого света я смог ориентироваться в могильном мраке только по красному огоньку гав-а-тампы. Пока мы выкурили по сигаре, лампы загорелись вновь.
Диего Молина присел на барный табурет позади большой камеры, и тот под ним сломался. Мы рассмеялись. Сидя на втором табурете, Молина скомпоновал кадр. Щелкнула камера, и под потолком студии взорвался прожектор, осколки пролетели над моей головой. В растерянности я пробежал глазами по остальным источникам света, но Молина заверил, что такое случается очень редко и сегодня бояться уже нечего.
Едва его успокаивающие слова достигли моей испуганной души, как из трансформатора, проглатывавшего кабели как спагетти, повалил дым. Раздалось шипение, затем трансформатор глухо громыхнул и испустил дух. Мы снова сидели в темноте. Диего Молина, мастер импровизации, вытащил откуда-то аккумулятор, заменил предохранители, переключил провода, неподвижно держа тонкую сигару в левом уголке рта, в то время как правой стороной давал пояснения своим действиям. Молина оценивающе осмотрел меня, затем, чтобы занять мои руки, сунул мне древнюю фигурку. В конце сеанса она выскользнула у меня из рук и разбилась об пол.
После этой «фотосессии» мне стало совершенно ясно, что профессия фотомодели: а) очень утомительна, б) опасна и в) создана не для меня. Мне неясно, поступит ли вовремя до печати этой книги фотосерия «Тикаль». Диего Молина обещал ее мне. Мапапа?

 

Ноктюрн — будучи швейцарцем, я, очевидно, не гожусь для «постановочного» снимка
Собственно говоря, мы вообще не собирались в столицу Гондураса Тегусигальпу. Нашей целью был Копан, а он расположен ближе к Гватемала-сити, чем к Тегусигальпе. Однако нам посоветовали добираться туда окольным путем по воздуху, поскольку участок Гватемала-сити — Копан пролегает по девственному лесу и его крайне трудно преодолеть даже на машине повышенной проходимости. Итак, мы полетели в Тегусигальпу самолетом гондурасской авиакомпании «Саса».
Иногда небольшая забава служит вознаграждением за опрометчивый по сути кружной маршрут. Такое удовольствие мы получили в отеле «Гондурас майя», на первом этаже которого процветает казино. Мы с Ральфом наведались туда.
Наше внимание привлекли два игрока у рулеточного стола. Справа от крупье толстый негр, охваченный дикой игорной страстью, потел так сильно, что пот с затылка капал ему прямо на пиджак, поскольку у великана не было шеи; от него исходило веселье победителя, и действительно, после каждой игры крупье придвигал к нему несколько высоких столбиков фишек. Напротив толстого негра, по другую сторону стола, стоял тощий небритый белый, который после каждой игры оскаливал свои желтые глазные зубы — единственные, что остались у него во рту. Эта пара работала в тандеме.
Едва колесо останавливалось, оба с проворством воров-карманников занимали все поля от 1 до 36, а также принятые в американской рулетке зеро и дабл-зеро, всего 38 чисел. По логике, они должны были выигрывать после каждой ставки — и все-таки проигрывали. Тридцать шестая фишка, выигрышный номер, оставался на столе, а зеро и дабл-зеро не давали ничего. Выигрыши выплачивались только 35 раз, но толстяк негр и тощий белый этого не учитывали. Когда шарик начинал свой бег, они растопыривали два пальца в виде знака победы, который изобрел во время — будем надеяться, последней — войны Уинстон Черчилль. Victory.

 

Приземление в Копане
Крупье — безупречные, как представители этой профессии во всем мире, — с трудом сдерживались, но в глазах у них читалась издевка. Игроки, которые не умеют считать, для них чистое золото в прямом смысле слова: они небрежно смахивали со стола фишки, которые им давали постоянно выигрывавшие игроки.
Сэкономив нам два дня, которые мы потратили бы на поездку через первобытный лес, после часового полета пилот-индеец высадил нас из маленького самолетика на поросшей травой неровной взлетно-посадочной полосе аэродрома в Ко-пане — в таком же тропическом климате, что и в Тикале, расположенном в 270 км по прямой.
Испанский хронист Диего Гарсия де Паласио [I] писал в 1576 г. о Копане:
«…там расположены развалины прекрасных храмов, доказывающие, что некогда здесь стоял большой город, о котором нельзя предположить, что такие примитивные люди, как туземцы, когда-то были в состоянии его построить… Среди этих развалин… находятся в высшей степени замечательные вещи. Прежде чем попасть туда, натыкаешься на толстые стены и огромного каменного орла. На груди у орла квадрат, длина стороны которого больше четверти испанского локтя и на котором начертаны неизвестные письмена. Если подойти ближе, обнаружишь фигуру большого каменного великана; индейцы говорят, он был хранителем святилища…»
От «огромного каменного орла» совсем ничего не осталось. Копан, наиболее значительную достопримечательность Гондураса, специалисты называют «Александрией Нового Света». Сильванус Грисвольд Морли (1883–1948), знаменитый американский исследователь майя [2], говорил, что Копан — это город, в котором астрономия достигла своего высшего развития, и считал его центром науки майя.
Развалины, полностью заросшие лесом, были найдены в 1839 г. 100 лет спустя были начаты раскопки, и с тех пор здесь обнаружены 38 стел высотой в среднем 4 м и шириной 1,5 м, все с богатым резным рельефом.
Литература о находках обширна, но очень противоречива. Так, по мнению одних, на «стеле В» виден слоновий хобот, а по мнению других, на ней усматриваются стилизованные ара, обитающие в этой местности попугаи. Удивляют и стелы с бородатыми лицами (на «стеле В» представлены сразу два таких), поскольку доказано, что мужчины этого народа никогда в прошлом не носили бород.
Центр Копана с его дворцами и пирамидами, храмами и террасами расположен выше, чем широко раскинувшийся город, и потому называется акрополем — верхним городом. Почти точно в центре верхнего города находится площадка для игры в мяч с игровым полем длиной 26 м и шириной 7 м.
По счастливой случайности муниципалитет выделил мне в качестве гида Тони; в разговоре выяснилось, что этот высокий щуплый экскурсовод — член AAS, у него при себе даже был членский билет. (AAS означает Ancient Astronaut Society — Общество древних астронавтов, основанное в 1973 г. в Чикаго и имеющее членов более чем в 50 странах.) Общество древних астронавтов — некоммерческая организация, поставившая себе целью найти косвенные доказательства, которые бы подкрепили теорию доисторического визита инопланетян.
Тони указывал нам на особенности, на которые обычно не обращают внимания туристов. Так, мы стояли перед стелами, имеющими поразительное сходство с лепниной в Ангкор-Ват, кхмерском храме в Камбодже. Тут археологи опускают очи долу. Но ведь не должно быть никакой связи между Копаном и Камбоджей! До чего мы дойдем, если смешаем так прекрасно рассортированный мир!
Тони показал нам высеченные в камне зубчатые колеса, алтари, украшенные глифами с датами, которые очень напоминают колесо с расположенной по центру ступицей, — странное устройство, удивительно напоминающее мотоцикл.
Абсолютной сенсацией явилась лестница с иероглифами, состоящая из 63 ступеней, которая прежде вела к ныне разрушенному храму. Ступени лестницы, ширина которой 10 м, украшены рельефами; группы сидящих людей чередуются с глифами дат и примерно с 2500 иероглифами — самой длинной из известных до сих пор надписей майя, большую часть которых еще только предстоит расшифровать.

 

Тони указал нам на особенности богато украшенных стел, на которые обычно не обращают внимания туристов
У подножия пирамиды со ступенями Тони обратил наше внимание на алтарный камень: на нем изображены 16 жрецов-астрономов в тюрбанах, которые сидят по-восточному и изучают 260-дневный ритуальный календарь.
В противоположность Тикалю город Копан расположен в протянувшейся на 13 км долине реки Мотагуа, прямо на реке Копан. Тем не менее и здесь майя заложили каналы и водохранилища! Открыть систему каналов, простирающуюся на несколько тысяч километров, удалось благодаря современной радиолокационной разведке.
Все знают, что майя прокладывали каналы, но никто не взял на себе труд проехать вдоль одного из каналов. Только в 1975 г. американским исследователям [3] пришла мысль использовать для исследований в Центральной Америке радар; они хотели узнать, есть ли под непроницаемым покровом тропических лесов другие города майя. Патрик Калберт и Ричард Э.У. Адаме, археологи университета штата Аризона, обратились за помощью в НАСА. В 1977 г. Аэрокосмическое агентство предоставило в их распоряжение специальный радар «Галилео II», сконструированный для изучения поверхности Венеры.

 

Лестница с иероглифами
«Галилео II» посылал радиолокационные волны не только прямо вниз, но и испускал сигналы и принимал их эхо до 75° справа от самолета. Исследователи совершили полет в октябре 1977 г., за два с половиной часа методом радарной картографии была обработана площадь свыше 20000 км2. В 1979 и 1980 г. также были осуществлены полеты, уже с усовершенствованной техникой.
Исследователи обнаружили то, что искали: нагромождения камней, скрытые площадки с развалинами; столь характерные точки соединялись «нежными», изобилующими изгибами линиями. В качестве побочного продукта этой операции была обнаружена сеть каналов.

 

Площадка для игры в мяч в Копане
Я могу лишь обозначить вопросы, которые напрашиваются. Кто давал задания на строительство? Кто создавал планы? Откуда взялись массы народа, которые одновременно строили дворцы, храмы, пирамиды, улицы и каналы, а также сельскохозяйственные рабочие, кормившие полчища народа? Тем, кто принимает это как данность, следовало бы по меньшей мере удивиться этим достижениям людей каменного века.
Мы летели назад в желтоватом вечернем свете. Сооружения и деревья отбрасывали чудовищно длинные тени, даже людям не удавалось избежать низкого прожектора заходящего солнца.
В огромной Мексике с ее площадью в 2 млн кв. км городок Ксочикалько — не больше булавочного укола на карте, но этот городок в Центральной Америке хранит уникальные вещи. Его не хватало в моей коллекции.
Уже поездка из Мехико на юг через леса пиний, поросшие колючим кустарником степи с многочисленными кактусами, фейерверками гибискуса и бугенвиллеи, мимо орхидей с ценами на любой вкус на обочине дороги, протянувшейся на 2800 км, была похожа на сон о великолепии нашего прекрасного мира. Об узкой субтропической долине Куэрнавака, по который мы ехали, мексиканцы говорят, что здесь в любое время года — рай на земле: климат мягок, земля плодородна, а люди (по этой причине) приветливы и миролюбивы. Мы придерживались дорожных указателей, которые пиктограммами завлекали поглядеть на попутные достопримечательности: пещеры со сталактитами и сталагмитами в Какауамилпа, семь озер на лесистом горном склоне вблизи Семпоалы, ну а пиктограммы ступенчатых пирамид повторялись просто без конца.
На высоте 1500 м табличка с пирамидой указывает на Ксочикалько, городок, расположенный на горе у отрогов вулкана Ахуско. Строители срыли конусовидную вершину горы и спланировали ее для своих целей. Когда это случилось, неизвестно; существует лишь документальное подтверждение, что в IX в. здесь находилось наиболее значительное крепостное сооружение Месоамерики. Это, конечно, кое-что означает, но слишком мало, поскольку несколькими столетиями ранее здесь же возник астрономический центр с уникальной обсерваторией. Какое название Ксочикалько носил изначально? Кто это знает? В переводе с языка науа «Ксочикалько» означает «место дома цветов». Преимущество этого названия в том, что оно — в отличие от других, присвоенных произвольно, — соответствует действительности. Чтобы понять это, достаточно оглядеться вокруг.

 

Монумент майя, смысл которого не определен до сих пор
До сих пор раскопана совершенно незначительная часть комплекса. Сегодня здесь доминируют главная пирамида Ла-Малинче и дворец, а также безукоризненно спланированная строителями площадка для игры в мяч (69 х 9 м), расположенная уровнем ниже. Все раскопанные на площади 1300 х 700 м сооружения ориентированы с севера на юг. Две пирамиды, стоящие друг против друга как зеркальное отражение, свидетельствуют о консультации астрономов: при равноденствии солнце светит точно над центрами пирамид.
Ла-Малинче стоит на почти квадратном основании (18,6 х 21 м); главная пирамида сориентирована по четырем странам света; с западной стороны на вершину монумента (16,6 м) ведет лестница шириной 9,6 м, состоящая из 14 ступеней. На наружных стенах нанесены рельефы, изображающие вроде бы восемь пернатых змеев. Однако, если присмотреться, они скорее похожи на летающих драконов, тела которых прижимаются к сооружению. (Головы чудовищ превосходно подошли бы к убранству Храма небесных правителей в Пекине!) На подобающем расстоянии между змеями-драконами расположились фигуры людей — они сидят со скрещенными ногами, на них надеты головные уборы. Вообще, фигуры разодеты и богато увешаны украшениями. Естественно (!), присутствуют многочисленные до сих пор не расшифрованные глифы. Рельефы вырезаны в плитах андезита, уложенных без раствора таким образом, что стыков почти не видно. Видимо, в былые времена пирамида сияла всеми цветами радуги, поскольку обнаружены остатки красок всей цветовой гаммы.
Впрочем, уникальность Ксочикалько заключается в подземных сооружениях. В скальной породе проложены штольни. У них в потолке имеются отверстия, направленные на созвездия. Такие подземные туннели образуют обсерваторию, которая, находясь под землей, имеет только один наблюдательный пункт. Странная обсерватория.

 

Ла-Малинче, главная пирамида
Создатели обсерватории проложили в горной породе на глубине 8,50 м штольню; ниже уровня штольни вырубили помещение с боковым выходом, чтобы потом снова закрыть его — за исключением маленькой шахты в центре. Эта шахта, стены которой образуют семиугольник, уходит вверх с небольшим наклоном. Когда в полдень 21 июня солнце стоит над шахтой, начинается зрелище, исполненное великого волшебства. Поскольку мне еще не довелось увидеть летнего солнцестояния в Ксочикалько, привожу его описание со слов мексиканского инженера Херардо Левета:
«В подземном скальном помещении совершенно темно, не считая размытого пятна света на полу. Около полудня в помещение входят индейцы с горящими свечками в руках и ставят посередине принесенные с собой амулеты и емкости с водой. Они ожидают божественный свет, который наполнит собой амулеты и воду. Солнце медленно поднимается, свет через шахту попадает в комнату. Это происходит ровно в 12.30. Сначала словно крадучись по стенам скользят лучи, потом световой поток становится все шире, пока полностью не заполняет шахту и не освещает комнату. Неожиданно из пола во все стороны вырываются каскады света, словно светящимися пальцами лазерного луча касаясь всего вокруг. Никто не может объяснить, как возникает этот эффект. Захватывающее зрелище длится около 20 минут. В течение этого времени помещение светится, как кристалл, на который упал свет. Индейцы молча смотрят вверх, на шахту. Как только свет иссякает, они берут амулеты и сосуды с водой, молча выносят их наружу. Но потом задорно смеются, танцуют и благодарят своего бога».
Что означает это магическое действо? Кто придумал эксцентричную игру солнечного света? Кто вычислил угол наклона шахты для попадания солнца 21 июня в 12.30? Кому потребовалось затратить огромные средства на строительство ради спектакля, о котором — в видоизмененной форме — майя знали и без того? Ведь они жили в темных помещениях с маленькими окошками-бойницами, а потому и так наблюдали игру солнечного света. Вместо ответа приходится лишь строить предположения. Не была ли под глубокой штольней прежде спрятана божественная фигура, имевшая чудо-зеркало? Не сконструировали ли астрономы семиугольную шахту как указание на семь цветов спектра радуги? Не происходила ли здесь обработка материала, который был виден только в поляризованном свете? Или при раскопках был опрометчиво убран флуоресцирующий камень, которому древние приписывали чудесную силу?

 

Пернатые змеи? Летающие драконы?
Джон Стивенс и Фредерик Кетервуд во втором томе своего знаменитого труда [4] сообщили о странном случае: они обнаружили рассказ испанского хрониста Франсиско Антонио де Фуэнтеса, написанный около 1700 г. — за 140 лет до Стивенса и Кетервуда. Фуэнтес описал свой визит в древний город майя Патинамит, столицу индейцев качикел:
«К западу от города находится холм, который возвышается над городом, а на холме находится небольшая круглая постройка высотой примерно 1,8 м. В центре этого здания стоит глыба из мерцающего вещества, похожего на стекло, однако действительные свойства этого материала неизвестны. Вокруг этой постройки сидят судьи и выносят свои приговоры, которые тут же приводятся в исполнение. Но прежде чем привести приговор в исполнение, необходимо было получить подтверждение оракула. С этой целью трое судей покидали свои места и отправлялись в долину. Там находилось место обращения к оракулу с черным прозрачным камнем, на поверхности которого появлялось божество и подтверждало приговор. Если на черном камне ничего не появлялось, осужденного немедленно отпускали на свободу. К этому же камню обращались за советом, когда требовалось принять решение о войне или мире. Позднее о камне прослышал епископ Франсиско Маррокин и приказал разбить его на куски. Самый большой обломок служил алтарной плитой в церкви Тепкан Гватимала. Камень необыкновенной красоты, длина его 1,35 м».

 

Стены шахты образуют семиугольник

 

Когда Стивенс и Кетервуд во время одной из своих экс-педицийпо районам проживания майя посетили церковь Тепкан Гватимала, желая осмотреть камень оракула, он уже не покрывал алтарную плиту. Священник утверждал, что у него есть лишь кусок священного камня, которому поклонялись индейцы, и в конце концов вынул из недр какого-то мешка обломок обычного сланца!
Дал ли хронист волю фантазии, описывая камень оракула? А может быть, священник показал первый попавшийся камень, потому что боялся настоящего… или больше не имел его?
Принимая во внимание способности священников к инсценировкам, вполне можно предположить, что «чудо» появления света 21 июня является элементом их ритуалов. Однако это объяснение никак не проливает свет на особенности подземной обсерватории. Одно не подлежит сомнению: ее устройство было астрономическим шедевром.
Меня всегда интересовали воладорес, летающие индейцы, но никак не удавалось увидеть их в Эль-Тахине. В Акапулько мне предоставилась такая возможность, но там старинный ритуал превратился в туристический балаган. На этот раз подвернулась короткая поездка.
В 16 часов Ральф, немецкий журналист Хельмут и я в самолете авиакомпании «Мексикана» приземлились в Веракрусе — первом городе, построенном в 1519 г. испанцами, сегодня — важнейшем порту Мексики. После трехчасовой поездки на машине через цитрусовые и банановые плантации вдоль Карибского побережья нам пришлось искать место для ночлега.
Нам попался городок Теколутла. Здесь отмечали фиеста мексикана. По улицам шествовали оркестры, на всех площадях царили буйные и ритмичные танцы, как принято только в латиноамериканских странах. Толпы людей образовали непроходимую стену. Все хорошие отели были заняты, и нас приняли только во второразрядном отеле под названием «Мар и сол» — «Море и солнце», лучшие времена которого миновали. Комнаты были большие и чистые, и на том все закончилось. Ничего не работало. Влажная жара была невыносимой, и мы сбежали в сад-ресторан.
К нам подсел симпатичный пожилой господин. Я поразился: на нем был даже галстук. Истинный джентльмен. Мы: разговорились, спросили, почему отель находится в таком жалком состоянии, ведь он явно знавал и лучшие времена. Старик улыбнулся:
— Мне 64, и я настоящий мексиканец. Уверяю вас: в этой стране ничего не меняется, и неважно, кто нами правит. Это связано с нашим ощущением жизни и климатом. Мексика — удивительная страна, у нас есть нефть, золото, серебро, драгоценные камни и к тому же большие запасы урана. Мы богаты. У нас есть пустыни, леса и высокогорные массивы. Здесь вы найдете все — от палящего зноя до вечного льда. Одна беда: тут живет слишком много мексиканцев!
Господин подмигнул нам и обстоятельно занялся рюмкой текилы, водки из агавы, в которую он добавил шепотку соли и ломтик лимона. Мы пили хорошее, терпкое, очень дешевое местное вино.
— Почему так мало работающих приборов? Холодильник в нашем номере сломался не вчера, в нем уже завелись пауки. Не мы испортили лампу в ванной, и еще — я обошел полдюжины аптекарских магазинов, но так и не нашел зубной пасты. Господин поправил галстук и ухмыльнулся: —Я расскажу вам одну подлинную историю. Может быть, тогда вы лучше поймете наш менталитет. Поезд на перегоне Вильяэрмоза — Кампече всегда, каждый день приходит с опозданием, и никому это не мешает. Мексиканцы, белые и индейцы терпеливо сидят на перроне, они болтают, курят, пьют текилу, в который раз прощаются со своими семьями. Однажды случилось чудо — поезд пришел в Кампече на два часа раньше. Все взволнованно забегали: где жена, где дети, где чемоданы? Потом выяснилось, что это был вчерашний поезд!
Гельмут, журналист и фотограф, очень хотел сфотографировать Эль-Тахин в свете восходящего солнца, поэтому мы отправились в путь в пять утра, когда все еще спали. На небе едва забрезжил рассвет, когда мы прибыли в археологическую зону Эль-Тахин. Гордые тем, что в такую рань уже на ногах, мы направились было к железным воротам, но нас остановил сторож, который упрямо настаивал на том, что вход разрешен только с девяти часов. Уговоры не помогли, даже попытка дать взятку не удалась. Хельмут прокрался на территорию за спиной бдительного сторожа, пока мы отвлекали его разговором, и все-таки сфотографировал Эль-Тахин в первых лучах солнца. Мы же зашли туда ровно в девять. Мне надоели повторы, но я в этом не виноват: неизвестно, кем были строители Эль-Тахина. Имеется масса предположений, однако несомненно лишь то, что люди в Эль-Тахине имели контакты с культурами майя и Теотиуакана. Населенный пункт получил свое название от большой пирамиды с нишами, которая называется Тахин. Название Тахин дали тотонаки, индейское племя с побережья залива, имевшее собственный язык. Тахин, что означает «молния», часто переводили как «гром» и «дым».

 

У этой пирамиды 365 ниш, для каждого дня в году
В Эль-Тахине было две площадки для игры в мяч, одна из них в роскошном исполнении с прекрасными рельефами на боковых стенах. Основная достопримечательность — семиступенчатая пирамида с 365 нишами и крутыми ступенями — несравнима ни с какой другой. Говорят, каждая ниша предназначена для одного дня в году, а каждый день посвящен какому-либо божеству. Эта пирамида возведена на фундаменте более древнего, неизвестного сооружения, построенного из вулканической породы. Верх пирамиды украшен изображениями пернатого змея. В зависимости от высоты солнца ниши отбрасывают короткие или длинные тени, около полудня светятся в горчично-желтом тоне, отражают вечернюю зарю.

 

Дворец изящных искусств в Мехико
Даже если обнаружена одна десятая (!) часть Эль-Тахина, получается, что в буйно разросшихся лесах находятся более ста зданий. Тотонаки, проживающие сегодня на этой территории, утверждают, что Эль-Тахин построен их предками. Это заблуждение. Эль-Тахин существовал задолго до того, как появились тотонаки.
Сторож, которому мы рассказали о цели нашего приезда и который был с нами так строг, позвал нас со ступеней пирамиды вниз: «Los voladores, Senores!» («Воладорес, сеньоры!») Он проводил нас к летающим индейцам.
Посреди круга стояла железная мачта высотой около 50 м. Подбежали пятеро индейцев в красных штанах, в гамашах с разноцветными полосами, белых рубашках и пестрых колпаках. Они поднесли к губам маленькие флейты и заиграли монотонную мелодию, легкий ритм которой задавали удары тамбурина. Они танцевали в экстазе, то опуская, то поднимая головы к небу; движения их стали ритмичными, ноги дергались в такт… Пока не замолчали инструменты, они стояли кружком, глубоко наклонившись к земле.
Совершенно расслабленно индейцы один за другим подошли к мачте. Четверо из них залезли на нее, чтобы там, наверху, стоя на маленькой площадке, привязать канаты к правой щиколотке. Затем наверх забрался пятый индеец; он снова заиграл мелодию на маленькой флейте и к тому же начал двигаться на крошечной опоре в раскачивающемся танце, поворачивался вокруг собственной оси, небольшими движениями отбивал тот же ритм, под который он со своими товарищами танцевал на земле. Затем флейта затянула одну ноту, видимо, это был сигнал, потому что все четверо индейцев откинулись навзничь и рухнули в бездну. Это было словно замедленное падение, потому что канат был обмотан вокруг мачты и разматывался при вращении воладорес. Они пролетели вокруг мачты широкими кругами с распростертыми для полета руками 13 раз. Это имеет свое значение. Четверо индейцев делают по 13 оборотов, в сумме это 52 оборота, а 52 — цикл календаря майя! Каждые 52 года майя со страхом ожидали возвращения богов, каждые 52 года они всматривались во Вселенную по всем четырем странам света. Четверо отважных индейцев олицетворяли, символизировали мифическое событие.
Странный народ эти майя. Кто они были? Кем были их предки? Их боги? Чего только о них до сих пор не говорят. «Бесспорных истин вообще не существует, а если бы они были, то были бы скучны», — писал Теодор Фонтане (1819–1898).
Воладорес
Дальше: II НАЧАЛО КОНЦА