Название Ренн-ле-Шато стало уже оккультным клише, подобно самому Граалю, и является столь же неопределенным понятием. Вместе с тем это вполне реальная деревня, и в ней мы оказались в процессе нашего исследования. Это место можно сравнивать с английским Гластонбери, поскольку оба места содержат глубокие тайны, оба обросли нелепыми, но широко распространенными мифами и гипотезами.

Деревня Ренн-ле-Шато расположена в том департаменте Лангедока, который называют Од, рядом с городом Лиму, который дал свое имя blanquette или игристому вину в местности, которая была известна в VIII и IX веках как Разес. Из небольшого города Коуза большой дорожный указатель направляет вас на небольшую дорогу, которая ведет, согласно объявлению, к «Domaine de l'Abbé Saunіèrе» (Владения аббата Соньер). Следуя этим указателям, водители попадают по извилистой дороге в деревню Ренн-ле-Шато, расположенную на вершине холма.

Для нас, как и для многих в наши дни, эта поездка была увлекательным приключением. Благодаря главным образом книге «Святая Кровь и Святой Грааль», но также и устным легендам, эта простая прогулка на вершину холма во Франции сама по себе производила впечатление инициации или посвящения. Но место, где обычно останавливаются многочисленные посетители, выглядело прозаично. Дорога с неизбежностью привела к уединенной стоянке для автомобилей и шла через «grand rue» — главную улицу, где нет ни почты, ни магазина, но зато имеется эзотерическая книжная лавка, бар-ресторан, развалины шато, которое дало деревне имя, и аллеи, ведущие к знаменитой маленькой церквушке и к дому священника.

Это место имеет темную историю и мрачную, хотя и неопределенную, репутацию. Короче говоря, история заключается в том, что Беранже Соньер (1852—1917), обычный священник, рожденный и выросший в деревне Монтазель, что находится в трех километрах от Ренн-ле-Шато, во время ремонтных работ, проводившихся немногим более ста лет назад в полуразвалившейся приходской церкви X века постройки, что-то нашел. В результате либо собственной стоимости находки, либо потому, что находка привела его к тому, что можно было обратить в деньги, он стал чрезвычайно богатым.

За многие годы была высказана масса предположений об истинном характере находки Соньера: в наиболее простом случае говорили, что он просто нашел сокровище, но другие верили, что это было нечто гораздо более важное, например, Ковчег Завета, сокровище Иерусалимского Храма, святой Грааль — и даже гробница Христа. Последнее предположение нашло отражение в книге «Гробница Бога» Ричарда Эндрюса и Поля Шелленбергера (1996 г.).

Мы должны были отправиться в Ренн-ле-Шато потому, что, согласно «Секретным досье» и книге «Святая Кровь и Святой Грааль», это место имело особое значение для Братства Сиона, хотя причины этого остались невыясненными. Братство заявляло, что Соньер нашел рукописи, содержащие генеалогическую информацию, доказывающую, что династия Меровингов выжила и есть определенные лица, имеющие право претендовать на французский трон, — такие как Плантар де Сен-Клер. Однако в связи с тем, что вне Братства этих рукописей никто не видел и вся идея о непрерывной линии Меровингов по меньшей мере сомнительна, доверять такого рода заявлениям вряд ли разумно.

Но есть и другое кричащее о себе несоответствие в том, что говорит Братство. Если эта организация существует столь много веков только для защиты наследников линии Меровингов, интересно было бы понять, почему они считают столь желанной информацию о том, кто есть эти наследники. Вне сомнения, они знали, кого они поклялись защищать, — в противном случае вряд ли они проявляли бы столь фанатичный пыл в течение многих веков и сохраняли бы свою организацию столь долго! Существование — внешне — на основе такой raison d'etre вызывает по меньшей мере подозрения. Тем не менее мы были заинтригованы тем значением, которое придает деревне Братство Сиона. Тому есть две важные причины: одна заключается в том, что деревня и на самом деле имеет большое значение, но не по тем причинам, которые упомянуты в досье, а другая — в том, что история Соньера не имеет реальной связи с Братством и что подлинная история остается тайной по другим, собственным причинам. Мы должны установить, что из этой альтернативы является правдой.

Прибыв на автомобильную стоянку в деревне, посетитель имеет возможность полюбоваться великолепным видом на снежные пики Пиренеев, возвышающиеся над долиной Од. Легко понять, почему в прошлом этот в остальном незначительный холм имел столь большое стратегическое значение: вряд ли здесь можно найти другое место, столь удобное для наблюдения за врагом. Вот почему Ренн-ле-Шато был когда-то главным опорным пунктом вестготов: некоторые заходят в своих предположениях столь далеко, что считают эту деревню потерянным городом Редэ, который был равен Каркассону и Нарбонну — хотя сегодня трудно представить себе такой процветающий город, глядя на кучку деревенских домов. Но это место до сих пор излучает магнетизм: хотя в Ренн-ле-Шато живет меньше сотни людей, посещают эту деревню свыше 25 000 человек в год.

На фонтане, расположенном на автостоянке, начертаны знаки зодиака, мотив, который повторяется также над дверями многих домов, к сожалению, оказался обычным для этой местности. Но все взоры привлекает причудливое здание-каприз, которое будто вырастает из кромки утеса, нависая над крутым спуском. Этот дом был частной библиотекой и кабинетом Соньера и известен под названием Тур Магдала (Башня Магдала). Это часть его domaine, недавно открытого для публики. Похожее на небольшую средневековую башню, это сооружение с одной стороны имеет длинные крепостные стены, ведущие к разрушенной ныне оранжерее. В комнатах под стенами сейчас находится музей, посвященный жизни Соньера и тайне, которой он окутан. Сад отделяет башню от величественного дома, построенного с необъяснимой роскошью, от поместья Вифания, некоторые комнаты которого открыты для обозрения публике. Сразу за домом у гравийной дорожки расположен грот, возведенный самим священником из камней, с большим трудом специально принесенных сюда из близлежащей долины. Затем посетитель подходит к деревенскому кладбищу и ветхой церкви. Церковь посвящена Марии Магдалине.

Зная, насколько прославлена эта церковь, посетитель с удивлением обнаруживает, насколько она мала, но его разочарование в полной мере искупает убранство, выполненное аббатом Соньером. Аббат, хотя бы в этом отношении, продолжает поражать воображение. Над портиком, с его почти комичными второсортными птичками из алебастра и треснутой керамической плиткой, вырезаны слова «Terribilis est locus iste» (Как страшно сие место!) — цитата из книги Бытия (28:17), которая на арке портика завершается на латинском языке: «Это не иное что, как дом Божий и врата Небесные». Над дверью возвышается статуя Марии Магдалины, а барабан украшен равносторонними треугольниками и резными розами с крестом. Но больше всего поражает вид алебастрового демона с отталкивающими чертами, явно охраняющего дверь сразу за портиком.

Рогатый и гримасничающий, он скорчился, что явно имеет символическое значение, и держит на своих плечах чашу со святой водой. Над ней расположены четыре ангела, каждый из которых делает одно из движений, составляющих вместе крестное знамение, а под ними начертаны слова Par се signe tu la vaincras (Этим знамением ты победишь его). У дальней стены находится живописная картина, изображающая Крещение Иисуса, который показан в позе, являющейся зеркальным отражением позы демона. И демон, и Иисус глядят на особую часть пола, которая выложена плиткой подобно шахматной доске. На картине Иоанн Креститель возвышается над Иисусом, поливая его голову водой из раковины, что повторяет мотив чаши со святой водой над демоном, выполненной в виде раковины. Нет сомнения, что проведена параллель между двумя группами изображений: между демоном и Крещением Иисуса. (В апреле 1996 года при одном из многочисленных актов вандализма, которым подвергаются церкви, неизвестным была уничтожена — или украдена — голова демона.)

Стоя на черно-белых квадратах шахматного пола и оглядываясь в крошечной церкви святой Марии Магдалины, на первый взгляд кажется, что это типичная католическая церковь своего времени и места. Перенасыщенная изображениями алебастровых святых — таких как Святой Антоний-Отшельник и Святой Роже, — она имеет обычный набор церковного убранства. Однако убранство вознаграждает человека за более тщательный осмотр, поскольку большая часть оформления имеет по меньшей мере одну уникальную черту. Например, на изображениях остановок Иисуса на Крестном Пути, которые обычно располагаются против часовой стрелки, показаны мальчик в килте и маленький черный ребенок. А сень над кафедрой выполнена в виде Храма Соломона.

Барельеф на фронтальной части алтаря был, как говорят, гордостью и радостью Соньера: он сам выполнил завершающие штрихи. На нем изображена Мария Магдалина в золотом одеянии, вставшая на колени, чтобы помолиться, перед ней открытая книга и череп перед коленями. Ее пальцы странно переплетены в манере, которую обычно называют latte. Крест, сделанный из явно хилого дерева — с веткой, имеющей листья сбоку, — поднимается перед ней, а позади скалистого грота, в котором она преклонила колени, ясно видны здания, выступающие силуэтом над горизонтом на фоне неба. Интересно, что, хотя череп и открытая книга — атрибуты иконографии Марии Магдалины — присутствуют, обычной в таких случаях чаши с нардом здесь нет.

Ее изображение вытравлено также на стекле окна над алтарем, где она появляется из-под стола после омовения ног Иисуса драгоценным маслом. Всего в церкви четыре изображения Марии Магдалины, что кажется чрезмерным для такого крошечного здания, даже принимая во внимание ее статус святой-покровительницы. Пристрастие Соньера к ней проявляется и в названии его библиотеки — Башня Магдала, и его дома — Вифания; поместье Вифания является библейским домом семьи, членами которой были Лазарь, Марфа и Мария.

За шкафом в ризнице есть тайная комната, но даже в алтарь посетителей редко допускают. На одном из окон алтаря, которое плохо просматривается снаружи, изображена, на первый взгляд, обычная сцена распятия. Но как и везде в этом «страшном» месте, сцена не совсем такая, какой кажется. Взор притягивает отдаленный ландшафт, который просматривается под рукой человека на кресте — это явно центральная точка картины. Там виден снова Храм Соломона.

Даже ворота кладбища необычны: арка украшена металлическим черепом со скрещенными костями, эмблемой рыцарей-тамплиеров, хотя самым необычным является оскал черепа, демонстрирующего в усмешке двадцать два зуба. Среди могил с цветниками сверху и фотографиями усопших, таких же, как и на большинстве французских кладбищ, есть захоронения семейства Бонхомм. В другом месте об этом можно было бы и не упоминать, но здесь это звучит как лингвистическое напоминание о катарах — les Bonhommes. Могила Соньера с барельефом его профиля — слегка поврежденная вандалами сравнительно недавно — находится у стены, отгораживающей кладбище от его бывшего domaine. Мари Денарно, его преданная домоправительница, похоронена рядом с ним. Мы не собираемся рассказывать здесь в подробностях уже изрядно заезженную историю. Но подозревая, что тайна Ренн может открыть нам некоторые следы существования подпольных учений, мы не ошиблись и не были разочарованы.

Как уже было сказано, мы нашли свидетельства сложного ряда связей, которые ведут в глубь веков к гностическому учению в этой местности, всегда славившейся своими «еретиками», будь то катары, тамплиеры или так называемые «ведьмы». Со времен альбигойского крестового похода местные жители никогда полностью не доверяли Ватикану, поэтому здесь всегда был готов отличный дом для неортодоксальных идей, в том числе тех, что связаны с политическими интересами меньшинств. В Лангедоке, имеющем долгую и горькую историческую память, ересь и политика всегда шли рука об руку, возможно, и сейчас идут.

В Соньере мы обнаружили священника — открытого мятежника. Он вряд ли был типичным приходским служителем, поскольку знал не только латинский язык, но и греческий и регулярно подписывался на немецкие газеты. Нашел он какое-то сокровище или открыл секрет — неизвестно, но вряд ли все «дело Ренн» было полностью сфабриковано. Однако по нескольким причинам можно предполагать, что все то, что рассказывают, понимается неправильно.

Точную последовательность событий реконструировать трудно, поскольку в основном приходится полагаться на воспоминания жителей деревни, а не на документальные свидетельства. Соньер получил назначение на должность приходского священника в 1885 году. Через несколько месяцев у него возникли неприятности в связи с тем, что он прочитал с кафедры страстную антиреспубликанскую проповедь (во время выборов этого года). Его временно отстранили от должности. Восстановленный летом 1886 года, он получил в знак признания его заслуг перед делом монархизма дар в 3000 франков от графини де Шамбо, вдовы претендента на французский трон Анри де Бурбона, который претендовал на титул Генриха V. Он использовал эти деньги на реставрацию древней церкви, и, согласно многим утверждениям, именно тогда была демонтирована балка времен вестготов, поддерживающая алтарь, — в которой, как говорят, он нашел пергаменты с зашифрованным текстом. Однако такое развитие событий кажется маловероятным, поскольку его эксцентричное поведение и амбициозные проекты не проявлялись до 1891 года. Именно в это время его звонарь Антуан Каптьер нашел что-то важное. Некоторые утверждают, что это был деревянный цилиндр, другие — стеклянный сосуд; что бы это ни было, все верят, что там находился свиток пергаментов или документов, которые были переданы Соньеру. Все выглядит так, что именно эта находка привела к своеобразным действиям священника.

Согласно обычной версии, Соньер представил документы своему епископу в Каркассоне и затем отправился в Париж. Обычно утверждают, что Соньеру посоветовали отдать документы для дешифровки эксперту, некому Эмилю Оффе, который в те времена был молодым человеком, обучавшимся в семинарии, но уже владевшим обширными познаниями в оккультизме и о мире тайных обществ. (Позднее он преподавал в церкви Нотр Дам де Люмьер в Гоулте, местопребывании Черной Мадонны, которое считается особо важным для Братства Сиона.) Дядя Оффе был директором семинарии Святого Сульпиция в Париже. Церковь Святого Сульпиция примечательна тем, что Парижский меридиан — который проходит также рядом в Ренн-ле-Шато — отмечен на полу церкви медной линией. Построенная на фундаменте храма Исиды в 1645 году, она была основана Жаном-Жаком Олиером, который спроектировал церковь по Золотому правилу священной геометрии.

Названа она была в честь епископа Бурже времен короля династии Меровингов Дагоберта II, и днем ее праздника считается 17 января — дата, которая часто поминается в Ренн-ле-Шато в мистериях Братства Сиона. Сюжет сатанинского романа Дж. К. Хаузманса «La Bas» разворачивается в основном вокруг церкви Святого Сульпиция. Семинария при этой церкви в конце XIX века славилась своей (по меньшей мере) неортодоксальностью. Она также служила штаб-квартирой тайного общества XVII века, которое называлось Общество Святого Таинства, которое, как предполагают, было прикрытием для Братства Сиона. Во время пребывания Соньера в Париже — летом 1891 года или весной 1892-го — Оффе ввел его в процветающее оккультное общество, центром которого была Эмма Кальве, а членами — Жозеф Пеладан, Станислас де Гуайта, Жюль Буа и Папюс (Жерар Энкосс). Ходили слухи, что Соньер и Эмма были любовниками.

Говорят, что Соньер посетил церковь Святого Сульпиция и изучал определенные картины, там находящиеся, а также — согласно традиционным рассказам — купил репродукции определенных (об этом мы поговорим позже) картин в Лувре. Вернувшись в Ренн-ле-Шато, приступил к украшению церкви и здания своего domaine.

Посещение Парижа является переломным моментом тайны Соньера и до сих пор остается предметом скрупулезного исследования многих ученых. Нет прямых доказательств даже того, что эта поездка вообще состоялась. Портрет Соньера с маркой парижской студии, который долгое время считался доказательством того, что визит состоялся, оказался, как было недавно установлено, портретом его младшего брата Альфреда (тоже священника). Утверждали, что в приходской книге в церкви Святого Сульпиция есть подпись Соньер, но подтверждения этого факта найдено не было. Писатель Жерар де Сед, который владеет некоторыми бумагами Эмиля Оффе, заявляет, что в них содержится упоминание о встрече с Соньером в Париже (к сожалению, без даты), но, насколько нам известно, независимого подтверждения этого нет. Как и большая часть всей этой истории, все покоится на памяти односельчан и других людей. Например, Клер Каптьер, ранее Корби, дочь человека, который купил domaine у Мари Денарно в 1946 году — она жила с семейством Корби до своей смерти в 1953 году, — настоятельно утверждает, что такая поездка была.

Что бы Соньер ни нашел, находка, по всей видимости, очень быстро сделала его богатым. Когда он впервые занял свой пост, его оклад составлял 75 франков в месяц. Вместе с тем между 1896 и 1917 годами он израсходовал огромную сумму, может быть, и не 23 миллиона франков, как утверждают некоторые, но совершенно точно не менее 160 000 франков в месяц. Он имел банковские счета в Париже, Перпиньяне, Тулузе и Будапеште и активно покупал акции и боны — явно не обычное финансовое обеспечение приходского священника. Говорят, что он составил свое состояние, продавая мессы (оплачиваемый заказ на мессу, которая, как многие верили, скостит срок пребывания в чистилище на несколько лет). Хотя, по словам французского историка Рене Дескадилла — ведущего специалиста по делу Соньера, — он, несомненно, этим занимался, такого рода деятельность «не могла принести ему средства, позволившие возвести такие здания, ведя при этом жизнь в роскоши. Следовательно, источник был иной». В любом случае, правомочен вопрос: почему столь большое количество людей желали заказать мессу у Соньера, ничем не примечательного сельского священника из отдаленного прихода.

Его и Мари осуждали за неподобающий образ жизни: она всегда одевалась по последней парижской моде (говорят, именно поэтому она получила прозвище «Мадонна»), а развлекались они вместе в масштабе, совершенно несопоставимом с их предполагаемым доходом и социальным статусом. Более того, богатые и знаменитые проделывали невероятно трудное путешествие в Ренн-ле-Шато, чтобы погостить у них. (По какой-то странной причине Соньер на своей вилле Вифания только развлекался, предпочитая жить в ветхой пресвитерии, пристроенной к церкви). В числе их гостей были и принц из рода Габсбургов, который носил навевающее ассоциации имя Иоанн Сальвадор фон Габсбург, и министр, и Эмма Кальве.

Но враждебность вызывало не только его широкое гостеприимство: Соньер и Мария занимались ночными раскопками на кладбище. Хотя неизвестно, чем они в точности занимались, совершенно точен тот факт, что они стерли надписи на памятнике и надгробной плите, покрывающей могилу со значимым именем Marie de Negre d'Ables, благородной женщины, уроженки этих мест, которая умерла 17 января 1781 года, предположительно для того, чтобы уничтожить информацию, в этих надписях содержащуюся. Они не сознавали, что их усилия напрасны — местные члены общества любителей антиквариата уже успели сделать копии надписей. Как мы увидим далее, страстное желание Соньера уничтожить текст имеет огромное значение для нашего исследования.

Приблизительно в то же время, когда Соньер якобы посетил Париж, он нашел так называемый «камень рыцаря» — резную плиту, лежавшую около алтаря лицом вниз, которая датируется временами вестготов с изображением рыцаря с ребенком на коне. Видимо, он нашел под ней что-то очень важное — возможно, еще один комплект документов, или артефакты, или ключ к шифру. Никто с уверенностью не может сказать, как Соньер вскрыл пол, но загадочная запись в его дневнике от 21 сентября 1891 года гласит: «Письмо от Грене. Найдена гробница. Шел дождь».

Ночные раскопки Соньер привели к скандалу, но гнев Церкви вызвали заказные мессы, из-за которых он был отстранен от должности. Его даже назначили в другой приход, но он прямо и безоговорочно отказался подчиниться и продолжал жить с Мари в Ренн-ле-Шато. Когда Церковь прислала другого священника в деревню, Соньер провел мессу в вилле Вифания для тех односельчан, которые остались ему верны.

Из всех тайн, окружающих жизнь Соньера, возможно, одной из самых интригующих является тайна, которая возникла после его смерти. Он заболел 17 января 1917 года, умер через пять дней, и его тело было помещено в сидячем положении на открытом воздухе на пандусе террасы его domaine. Односельчане и другие люди, приехавшие издалека, проходили мимо него процессией и отрывали по помпону от накидки. Его последнюю исповедь выслушал священник из соседней деревни Эспераза. То, что было сказано ему, оказало на него столь глубокое впечатление, что, по словам Рене Дескадилла, «... с этого дня старик священник никогда уже не был прежним: он явно испытал шок».

После смерти Соньера преданная ему Мария Денарно продолжала жить на вилле Вифания. Соньер как священник не имел права иметь собственность, поэтому он купил землю на ее имя. Она все в большей степени становилась затворницей и заработала себе репутацию женщины вспыльчивой и раздражительной, сопротивляясь попыткам купить у нее все больше ветшавший domaine. Наконец, в 1946 году в день праздника Марии Магдалины она продала его бизнесмену Ноэлю Корби с условием, что она будет здесь жить всю оставшуюся жизнь.

Дочь Корби Клер Каптьер вспоминает, как она жила там ребенком. По ее словам, Мари посещала могилу Соньера каждый день — и в середине каждой ночи. Мари рассказывала ребенку о некоторых необычных явлениях, сопровождавших некоторые посещения могилы. Она говорила: «Сегодня за мной следовали блуждающие огоньки кладбища». Когда ребенок спрашивал, а не страшно ли ей было, она отвечала: «Я привыкла к ним... я иду медленно, они следуют за мной... когда я останавливаюсь, останавливаются и они, а когда я закрываю ворота кладбища, они всегда исчезают».

Клер Каптьер вспоминает также, что Мари сказала: «Тем, что оставил мсье кюре, можно кормить Ренн сто лет, и еще останется». Когда ее спросили, почему при таких больших деньгах вы живете как нищая, она ответила: «Я не могу к ним прикасаться». В 1949 году, когда она узнала, что дела Корби пошатнулись, она сказала: «Не беспокойтесь вы так, мой добрый Ноэль... когда-нибудь я раскрою вам секрет, который сделает вас богатым... очень богатым!» К сожалению, за несколько месяцев перед смертью, последовавшей после удара в январе 1953 года, она впала в старческий маразм и унесла секрет с собой.

О чем же говорит история Соньера? Конечно, кажется, что ему платило какое-то постороннее агентство, чтобы он оставался в деревне (даже тогда, когда он стал богатым и не был более приходским священником, он предпочел остаться), хотя платежи, возможно, были нерегулярными. Его состояние не состояло из одной огромной суммы, как предполагают некоторые, поскольку поступления наличности были разными. У него часто бывали периоды безденежья, но он всегда возвращался к роскошному образу жизни в течение нескольких месяцев. Ко времени своей смерти он замыслил несколько амбициозных проектов, которые стоили бы ему по меньшей мере восемь миллионов франков — построить новую дорогу в деревню для автомобиля, который он собирался купить, провести воду во все дома, устроить пруд для крещения и возвести семидесятиметровую башню, с которой он собирался созывать односельчан на молитву.

Серьезными кандидатами на роль плательщиков являются монархисты, но в этом случае это была бы другая тайна. Какую службу должен был сослужить им Соньер, чтобы столь много за это платили? Может ли его увлеченность Магдалиной указать на какую-то подспудную причину такого щедрого вознаграждения? Такое состояние вряд ли можно было составить, всего лишь участвуя в политическом заговоре. В его немногих уцелевших мемуарах, по словам Жерара де Седа, говорится:

Снова мы нашли тайну, окружающую принцип Женского Начала, воплощенный в Марии Магдалине... и явную связь с Братством Сиона, которое провозглашает поклонение Черным Мадоннам и Исиде. И, как мы еще покажем, местность вокруг Ренн-ле-Шато содержит еще много следов продолжающегося в этой форме поклонения богине.

Что же представляли собой знаменитые пергаменты, якобы найденные Соньером (согласно источникам Братства)? Они утверждают, что там содержались два генеалогических древа, относящихся к вопросам существования продолжателей династии Меровингов, и два текста, представляющих собой выдержки из Евангелий, в которых определенные отмеченные буквы составляли закодированное послание. Эти пергаменты никогда не видели дневного света, но копии закодированных текстов были неоднократно опубликованы, причем впервые они появились в 1967 году в книге L'Or de Rennes (Золото Ренн) Жерара де Седа и его жены Софии. (Пьер Плантар де Сент-Клер претендует на роль соавтора этой книги, хотя нигде не указан как таковой.)

Эти пергаменты стали темой, на которую было написаны тысячи слов, и предметом множества спекуляций. Из описания эпизода Нового Завета об Иисусе на поле с его учениками в субботу отмеченные буквы, если прочитать их по порядку, складываются в следующие слова:

В другом тексте, где описывается, как Мария омывает Иисусу ноги, расшифрованная надпись гласит:

Расшифровка этого кода была гораздо сложнее, чем первого. При чтении отмеченных букв в этом случае получается REX MUNDI (на латинском языке «Король мира») — гностический термин, означающий бога этой земли, который использовали катары), но 140 добавленных слов сделали процесс дешифровки исключительно мучительным процессом, чтобы добраться до послания «пастушка не искушение». (Интересно, что использованная система шифрования была изобретена французским алхимиком Блезом де Виньер, который был секретарем Лоренцо де Медичи.) В окончательном виде послание представляет собой полную анаграмму надписи на надгробном памятнике Марии де Негр (о которой мы расскажем в следующей главе). Хотя сомнений в правильности дешифровки практически нет, было сделано множество попыток объяснить — зачастую из чистого воображения — или выяснить смысл посланий. Но удовлетворительного ответа получено не было. (Самое последнее объяснение сделали Эндрюс и Шелленбергер, о чем рассказано в приложении II.)

Однако возникла проблема: Филиппе де Шеризи, заместитель Пьера Плантара де Сен-Клера (и его возможный преемник в качестве Великого Магистра Братства Сиона в 1984 году), признал позднее, что он сфабриковал эти пергамента в 1956 году. (На прямой вопрос авторов книги «Святая Кровь и Святой Грааль» в 1979 году Плантар де Сен-Клер заявил, что Шеризи просто скопировал их, но такое объяснение никого не удовлетворило.) Как бы ни относились к пергаментам, следует признать, что они пользуются огромным успехом в качестве классической шарады для времяпровождения, но слишком ненадежны, чтобы служить основным направлением исследования истории Соньера.

Но если священник не нашел пергаментов, может быть, он все же нашел какое-то сокровище — во что верят очень многие. Он, несомненно, нашел в церкви небольшой мешочек со старыми монетами и украшениями, но эта местность столь богата с археологической точки зрения, что такая находка вряд ли возбудила бы тот интерес, которым окружена история Соньера. Многие верят, что он обнаружил подлинную пещеру Аладдина со столь огромными богатствами, что он и его знаменитые друзья не смогли их растранжирить: какая-то часть сокровищ все еще остается и ждет предприимчивого человека, который найдет ее. Было высказано предположение, что продуманная символика убранства церкви вместе с различными зашифрованными посланиями, такими как пергамент «Синие яблоки», содержат ключ к тому, где можно найти оставшуюся часть сокровищ.

Это очень романтичное, но совершенно нелепое предположение. Во-первых, в этом случае остается необъясненной нерегулярность поступления наличных; во-вторых, создание карты с указанием места хранения сокровищ было бы неумным деянием, если священник был намерен оставить деньги себе. И последнее, если церковь представляет собой одну большую карту с указанием места хранения сокровищ, то использованная символика весьма странная и эзотерична до крайности. Если он хотел оставить деньги себе, то вряд ли он стал составлять карту их поиска (сколь сложной она бы ни была) для широкой публики, если же он хотел, чтобы их нашли определенные люди, то почему бы просто не рассказать им об этом? Кроме того, факт обнаружения сокровища не может объяснить того, почему богатые и влиятельные люди хотели посетить священника отдаленного прихода на вершине холма. Учитывая все это, представляется наиболее вероятным, что Соньеру кто-то за что-то платил — за какую-то службу, требующую его присутствия в Ренн-ле-Шато: он продолжал жить там даже после того, как ему приказали покинуть деревню. Его деятельность показывает, что он что-то искал: об этом свидетельствуют ночные раскопки на церковном участке, продолжительные прогулки в ближайших окрестностях и даже долгие поездки в места более отдаленные, которые занимали по несколько дней. Но факт его пребывания в Ренн-ле-Шато был столь важен, что во время его отсутствия Мари Денарно регулярно отсылала заранее подготовленные письма в ответ на полученную корреспонденцию; подразумевалось, что он в этот момент слишком занят и не может сделать это лично. (Некоторые из таких подготовленных ответов были найдены среди его бумаг после смерти.) Новое в истории Соньера появилось в 1995 году, когда эзотерик Андре Дузе представил макет, представляющий собой рельефный ландшафт, который Соньер якобы принял и утвердил сразу перед смертью. Это был макет местности с холмами и долинами, реками и дорогами, где на склоне одного из холмов стояло квадратное здание. Якобы это была местность вокруг Иерусалима, где были показаны такие места, как Гефсиманский сад и Голгофа. Однако ландшафт макета не имел абсолютно ничего общего с местностью вокруг Иерусалима: возможно, на нем были места вокруг Ренн-ле-Шато. Мог ли Соньер предвидеть превращение его родных мест в Новый Иерусалим? Можно потратить всю жизнь, изучая возможные варианты разгадки тайны Ренн-ле-Шато: может быть, тайна для того и создана, чтобы служить ложной целью? Хотя эта история, несомненно, весьма важная, она отвлекает внимание от равно интригующего поведения других в этой округе. В это дело вовлечены и другие священники соседних приходов, включая начальника Соньера Феликса-Арсена Биллара, епископа Каркассона. Он якобы послал Соньера в Париж и демонстративно не замечал его эксцентричного и скандального поведения. (Только после его смерти в 1902 году его преемник наказал Соньера.) И сам Биллар был вовлечен в сомнительные финансовые сделки.

Больше других из этой клики священников вокруг Соньера известен аббат Анри Буде (1837—1915), который был священником в Ренн-ле-Бен с 1872 года. Мудрый, ученый и сдержанный человек — по темпераменту прямая противоположность Соньера, — он тоже был вовлечен в странную деятельность. В 1886 году он опубликовал эксцентричную книгу «Le vraie langue celtique et le cromleck de Rennes-les-Bains» (Подлинный кельтский язык и кромлех Ренн-ле-Бен), которая до сих пор озадачивает исследователей. На первый взгляд, книга посвящена двум темам: абсурдной теории, заключающейся в том, что многие древние языки — кельтский, иудейский и так далее — являются производными от англосаксонского, включая смешные примеры того, как названия мест в округе Ренн-ле-Бен произошли от английских корней; а также описанию различных мегалитических памятников в этой местности. Буде был уважаемым местным историком и антикваром, но теории, которые он выдвигал, были столь абсурдны, что, по мнению многих, скрывали в себе другое, тайное, послание — нечто подобное литературному эквиваленту декора церкви Соньера. Некоторые даже предполагали, что одно дополняет другое и, рассмотренные вместе, они укажут путь к «сокровищу». Если это так, то никто не смог расшифровать послание, и книга Буде остается сейчас столь же загадочной, как и в то время, когда она была опубликована. Однако другая его деятельность была такой же, как и деятельность Соньера: известно, что он изменял надписи на надгробиях и перемещал ориентиры этой местности.

Некоторые считают Буде подлинным автором всех строительных работ Соньера, и выдвигались предположения — такие, как у Пьера Плантара де Сен-Клера, подтверждения не получившие, — что Буде и был плательщиком Соньера. Но Буде важен для нас также в качестве другого главного действующего лица в этой запутанной интриге: Плантар де Сен-Клер лично написал предисловие к факсимильному изданию в 1978 году книги «Le vraie langue celtique» и владеет землей неподалеку от Ренн-ле-Бен. Кроме того, на кладбище старой церкви Буде стоит маркер, отмечающий участок земли, которую Плантар де Сен-Клер зарезервировал для своей могилы.

Еще одним клерикалом из окружения Соньера был аббат Антуан Гели, который служил приходским священником в деревне Коастасса, расположенной на другой стороне долины реки напротив Ренн-ле-Шато. Первого ноября 1897 года престарелый Гели (ему было под семьдесят) был зверски убит. Он умер от множественных ударов по голове, нанесенных человеком, который был допущен в пресвитерию и вел разговор со священником. Гели был другом Соньера — последний оставил запись в своем дневнике от 29 сентября 1891 года о нескольких встречах с ним и несколькими другими людьми, всего лишь через восемь дней после записи о том, что «найдена гробница». В период перед убийством Гели явно жил в страхе, держал дверь запертой и впускал только племянницу, которая приносила ему еду. И он недавно получил большую сумму денег — около 14 000 франков, — о происхождении которой никто ничего не знал. Он спрятал их в церкви и дома, но были найдены бумаги, где были указаны тайники. Практически все деньги оказались на месте после его убийства. Убийца, которого так и не поймали, обыскал дом, но оставил нетронутыми почти 800 франков, лежащих на виду. Еще более странно то, что он уложил тело, как полагается лежать покойнику — со скрещенными на груди руками, и оставил клочок бумаги со словами «viva Angelina». Мотив этого преступления установлен не был.

Есть пара особо странных переплетающихся элементов, связанных с убийством Гели. Надгробный камень на его могиле во дворе церкви в Коастасса расположен, в отличие от всех остальных надгробных памятников и могил, так, что смотрит в направлении деревни Ренн-ле-Шато, которая отлично просматривается с этого места. На памятнике высечены роза и крест. Хотя зверское убийство престарелого слабого священника шокировало местное население, епархия, по всей видимости, хотела забыть об этом деле как можно быстрее. Когда Жерар де Сед попытался расследовать это дело в начале 1960-х годов, он не нашел записей об убийстве в архиве епархии в Каркассоне. Ничего не было известно вплоть до 1975 года, когда два адвоката реконструировали преступление на основе архивных данных полиции и суда.

Предполагали даже, что за убийство Гели несет ответственность Соньер, но это уже чистый домысел. Однако кажется, что-то темное творилось в этой местности, и в это были вовлечены священники и вне Ренн-ле-Шато.

Несомненно, деревня Ренн-ле-Шато важна сама по себе, но, наверно, слишком много внимания было ей уделено, поскольку весь этот район окутан тайной. Большинство исследователей признают тот факт, что там есть другие не менее привлекательные и странные места, но склонны считать их просто фоном для истории Соньера. Однако, если он нашел что-то, это могло произойти в любом другом месте. Помимо нескольких продолжительных отлучек, которые иногда исчислялись днями, а иногда неделями, известно, что он совершал длительные прогулки по окрестностям. (Его страстное увлечение охотой и рыбалкой тоже могло быть прикрытием для другого рода деятельности.)

«Секретные досье» прямо указывают на то, что Соньер работал на Братство Сиона, но есть ли доказательства влияния Сиона в этой местности? Мы говорили, что Плантар де Сен-Клер владеет землей около Ренн-ле-Бен и купил себе место на кладбище, но как выглядит деятельность Братства в этой местности?

Принимая во внимание многочисленность тайных обществ в Лангедоке, было бы удивительно, если бы следов такой деятельности не было. Действительно, изучение местности вокруг Ренн-ле-Шато позволяет найти множество следов не только Братства, но также и более широкого подпольного учения — того, которое, как мы подозревали, могло существовать. Мы должны были найти то, что можно назвать Великой Европейской Ересью — крайние формы почитания, даже тайное исповедание веры в Марию Магдалину и Иоанна Крестителя, — которая широко здесь представлена.

Церкви, посвященные Крестителю, распространены в этом регионе очень широко. Они часто располагаются группами, например, есть три церкви Иоанна в небольшой округе Белвез-ду-Разе. (Интересно, что большая часть этой округи называется La Magdalene?)

Интересно также то, что действующая церковь Магдалины в Ренн-ле-Шато была когда-то маленькой часовней при шато, а деревню украшала церковь, посвященная Иоанну Крестителю. Эта церковь была разрушена в XIV веке, когда деревня Ренн-ле-Шато была захвачена войсками испанского дворянина: она была разобрана по камешку явно в поисках какого-то сокровища.

Необъяснимый переворот произошел в близлежащем городе Аркю, где церковь, посвященная Иоанну Крестителю, была вновь освящена под именем церковь Святой Анны. Это достаточно странно, поскольку в церкви до сих пор хранятся реликвии Крестителя.

Аркю и Коуза, где имеется еще одна церковь Иоанна Крестителя, принадлежали семейству де Жуаз до 1646 года, когда Генриетта-Катерина де Жуаз продала все свои земли в Лангедоке французской монархии. Интересно, что она была вдовой Карла, герцога Гиза, которого воспитывал Роберт Фладд — его специально пригласили из Англии на должность воспитателя.

Или в Коуза, или в Аркю однажды находилась Черная Мадонна, известная как Нотр Дам де ла Пейс, которая была отправлена в Париж семейством де Жуаз в 1576 году, где ее до сих пор можно видеть в церкви Сестер Святого Сердца (в Двенадцатом округе). Странно, но Соньер переписывался с руководительницей этого Ордена и был для нее особым корреспондентом. В письме к нему от 5 февраля 1903 года секретарь Ордена Сестра Августина Мари просит его провести специальную мессу в честь их Черной Мадонны, предлагает ему купить статую Petit Jesus de Prague (которую до сих пор можно видеть на вилле Вифания) и — что тоже довольно странно — благодарит его за «преданность, которую вы проявляете к нашему доброму королю». Это может относиться к какому-нибудь претенденту на французский трон или к Иисусу, хотя, как мы увидим позже, был еще один «король», которого чествовали неортодоксальные группы. Но существует также предположение об ином, возможно, закодированном смысле слов Сестры Августины, и, соответственно, из этого следует, что приход (и прихожане) Ренн-ле-Шато особые.

Кроме того, из остатков древнего замка, который был разрушен Симоном де Монфортом, семейством де Жуаз в Аркю была возведена церковь Иоанна Крестителя. Колокольня и часть главной стены были раньше частью шато. Мы сказали, что церковь была ранее посвящена Иоанну Крестителю, а теперь — Святой Анне, хотя даже мэр Аркю не смог объяснить, почему это было сделано.

Его предшественником на этом посту в тридцатых и сороковых годах был Деодат Роше, отлично знавший эзотерическую историю края, который стоял за одной из самых серьезных попыток восстановить катарскую церковь в этой округе. Один из дядей Роше был доктором Соньера, а другой — его нотариусом.

На полпути между Ренн-ле-Шато и Лиму расположен курортный город Алет-ле-Бен. Прежде он был резиденцией епископа (потом ее перевели в Каркассон). Алет был в Средние века известным центром алхимии. Уроженцами этого города была семья Нострадамуса, и не исключено, что знаменитый прорицатель сам жил здесь некоторое время. Город имеет отношение к тамплиерам со времен образования этого Ордена — в 1130 году здесь были подписаны несколько важных актов, которыми им была дарована земля; до сих пор на старинных средневековых домах сохранились вырезанные символы тамплиеров, а в гербе города сохранился тамплиерский крест. Импозантная церковь святого Андрея имеет любопытное отношение к тамплиерам. Писатель и исследователь Франк Мари показал, что подобно церкви Росслин ее конструкция основана на геометрии тамплиерского креста, а церковь была построена в конце XIV века, после разгрома Ордена. Здание примечательно также своими окнами, на которых начертана шестиконечная звезда, звезда Давида. Помимо очевидных ассоциаций с иудаизмом (что, по меньшей мере, необычно для средневековой церкви), этот знак относится к традиционной магической символике, означая единение мужского и женского начал.

Главная улица Алет-ле-Бен — авеню Никола Павиллон — названа в честь знаменитого епископа (который был на этой должности с 1637 по 1677 год). Он был влиятельной личностью, вовлеченной в события, связанные с Братством Сиона. Павиллон вместе с двумя другими священниками, знаменитым Винсентом де Полем и Жаном-Жаком Олье (строителем церкви Святого Сульпиция), был главный движущей силой Общества Святого Таинства, которое среди его членов именовалось «Каббала благочестивых». Внешне благотворительная организация теперь признана историками как политическое и религиозное тайное общество, которое манипулировало крупными деятелями того времени и даже имело влияние на монарха. Свое истинное лицо Общество прятало столь умело, что до сих пор историки не могут прийти к согласию, что оно из себя представляло — временами оно выглядит крайне католическим, а иногда — еретическим. Было выдвинуто предположение, что оно было прикрытием для Братства Сиона. Как уже было сказано, его штаб-квартирой была семинария при церкви Святого Сульпиция в Париже.

Один из этих конспираторов, святой Винсент де Поль (1580—1660), который заявлял — что само по себе достаточно странно, — что он обучался алхимии, почитается в другом месте, считающимся одним из наиболее загадочных в Лангедоке. Это базилика Нотр Дам де Марсель, которая расположена к северу от Лиму, сразу за городом. Около нее стоит статуя святого Винсента в знак того, что он основал Орден святого Лазаря Иерусалимского, который с 1876 года опекает базилику. (Знаменательно, что отцов-лазаристов из Нотр Дам де Марсель часто приглашали на церемонии Соньера при открытии различных частей его domaine?)

Это место во многом связано с «ересями», которые мы исследуем. Для начала, несмотря на разницу в написании, этот «Марсель» (происхождение этого слова неизвестно) напоминает о Магдалине через ее связь с «Марселем». Базилика была построена на месте древнего языческого капища, которое было посвящено роднику, имевшему репутацию целительного, особенно для болезней глаз. Церковь получила имя от Черной Мадонны XI века, которая до сих пор стоит внутри нее.

Мадонна считается чудотворной. В связи со всем сказанным неудивительно, что это место ранее принадлежало тамплиерам. Многие века оно было центром паломничества. В течение многих лет по многим причинам это место было полем борьбы за контроль над ним различных религиозных организаций. Сначала оно принадлежало расположенному неподалеку бенедиктинскому аббатству святого Хилари, которое во время Крестового похода альбигойцев навлекло на себя гнев за нейтралитет по отношению к катарам. (Все население Лиму было однажды отлучено от Церкви за то, что укрывало катаров.) В XIII веке борьба за него шла между архиепископом Нарбонн из Ордена бенедиктинцев и доминиканцами. Позднее в спор за владение этим местом, который шел между архиепископом, лордом Лиму и лордом Ренн-ле-Шато, вмешался король. Четырнадцатого марта 1344 года (сотая годовщипа таинственной катарской церемонии в Монтсегюре, после которой они предали себя огню) папа Климент VI отдал церковь колледжу Нарбонн в Париже, во владении которого она оставалась до середины XVII века, а затем перешла к епископу Алет-ле-Бен. (Интересно, что главным источником дохода колледжа Нарбонн были платежи церкви Марии Магдалины в Азилле, в Оде.) Во время революции церковь и земли были проданы, но Черная Мадонна была спрятана в монастыре Кающихся Грешников оригинальной группой, имеющей связи с франкмасонами Исправленного Шотландского Обряда и семейством Шефдебьен, которое, как мы скоро увидим, играло существенную роль в этой драме. Церковь была вновь открыта для прихожан в 1795 году.

Во времена Соньера возник еще один спор, на этот раз в него был вовлечен его непосредственный начальник монсеньер Биллар, епископ Каркасона. Это место к тому времени принадлежало нескольким собственникам, но с помощью серии ловких, хотя и не совсем этичных, сделок он нанял банкира в качестве прикрытия, чтобы скупить все доли. Сделки были заключены 17 января 1893 года (хотя Биллар каким-то образом заполучил Черную Мадонну, которую на время оставил в Лиму). Через четыре месяца новый владелец продал всю землю епископату, и Биллар добился единоличного контроля, которого так хотел.

В 1912 году папа Пий X издал декрет, по которому церковь повышалась в статусе до базилики, редкая честь для церкви вообще и, в частности, почти необъяснимая для такого захолустья. Статус базилики обычно предоставляют особо важным церквям, как в случае церкви святого Максима в Провансе, которая хранит реликвии Марии Магдалины.

Округ, в котором расположена церковь Нотр Дам де Марсель, также примечателен тем особым интересом, который привлекал сюда до недавнего времени цыган, которые обычно располагались лагерем на поле между церковью и рекой Од, которая протекает в нескольких сотнях метров к западу.

Церковь Нотр Дам де Марсель особо упомянута в загадочной книге аббата Буде «Le vraie langue celtique», и это привело бельгийского исследователя Джоса Берталета в эту округу. Он сделал интересное открытие: на бывших церковных землях, которые находятся сейчас в частном владении, на берегу реки Од под землей есть подвал. Он состоит из двух больших камер, которые датируются либо последним периодом Римской империи, либо началом вестготского периода (III—IV века). Высотой около шести метров первая из этих камер имеет на сводчатом потолке проем для освещения, но единственным входом в нее является узкий, высотой всего один метр тоннель, вход в который спрятан в маленьком, сейчас уже разрушенном доме (построенном, видимо, только для сокрытия входа). Назначение подвала неизвестно. Высказывались предположения, что он функционировал как могильник вестготов — хотя сейчас он пуст — или как место посвящения в какую-то тайную организацию. Каково бы ни было его назначение, есть доказательства того, что его использовали до начала XII века, хотя это место настолько тайное — в чем мы убедились при неприятных обстоятельствах, — что даже местный священник не знает о его существовании. Может быть, именно на этот подвал хотел наложить свои руки Биллар.

Во время исследовательской поездки во Францию летом 1995 года Клайв Принс посетил эту округу со своим братом Кейтом. Нам рассказал о подвале и дал указания, как его найти, что было не лишним, поскольку вход в него был полностью скрыт сорной травой, бельгийский исследователь Филипп Коппенс. Джос Берталет частично прикрыл осветительный проем первой камеры бетонными плитами, чтобы кто-то случайно не упал в него. От проема до пола, как мы обнаружили, было не менее шести метров.

Кейт спустился в первый проем с помощью альпинистской веревки (все деревянные лестницы уже давно сгнили), ступил на мусор, усеивающий пол, и упал. Лежа на мусоре в темноте, он подумал, что сломал ногу, но потом оказалось, что он только потянул связки, однако он не мог стоять, не говоря уже о том, чтобы взобраться по веревке. Кливу ничего не оставалось, как вызвать службу спасения (причем спасателей прибыло так много, как будто случилось что-то грандиозное для Лиму). Через четыре часа команда спасателей вытянула его наконец через верхний проем, и его отправили в больницу в Каркассоне. (Этот эпизод позволил выяснить, что в базилике, куда Клив отправился за помощью, никто о существовании подвала не знал.)

Как ни печально, но после случившегося дальнейшее исследование подвала стало невозможным. Возможно, более серьезным следствием происшествия была угроза властей запечатать подвал для полной безопасности. Когда мы вернулись туда с Карлом Байуотером весной 1996 года, то с облегчением узнали, что этого, к счастью, не случилось. На этот раз мы не пытались исследовать камеру, но занялись тоннелем, что позволило нам сделать интересное открытие. Казалось, что тоннель шел от глухой стены, но, благодаря предположению Филиппа Коппенса, мы обследовали эту стену и обнаружили, что в ней была дверь. Она была намеренно заделана, причем сравнительно недавно: железные прутья, заделанные в камень, видимо, служили ручками. Судя по явному равнодушию властей к существованию подвала, вряд ли ее заделали по их распоряжению. Так кто это сделал — как бы там ни было, зачем таким образом заделывать ход в камеру?

Судя по состоянию железных прутьев, мы решили, что камера была заделана около сотни лет назад, когда Биллар завладел этой землей. Прятал ли он что-то за дверью, заложенной кирпичом? Может быть, и прятал, но его действия свидетельствуют об отчаянном желании завладеть этим местом, что позволяет предположить, что он не прятал, но искал что-то. Что бы это ни было, в этом сыром и потаенном месте должны были остаться какие-нибудь следы, какого характера вещи он искал, поскольку он не пожалел труда, чтобы запечатать его.

Незадолго до своей смерти от рака в 1955 году Джос Берталет заявил, что он расшифровал загадочный труд Буде «Le vraie langue celtique» и пришел к выводу, что в нем рассказывается о том, как была спрятана в подземном хранилище реликвия, содержащая голову «священного короля». Далее он заявил, что Буде связывал это хранилище с легендами о Святом Граале. Как мы видим, тема обезглавленных священных королей не покидает эти истории. (И Соньера Сестры Святого Сердца в Париже благодарили за преданность, которую он проявил по отношению к «нашему доброму королю».) Знаменательно также то, что церковь Нотр Дам де Марсель когда-то принадлежала тамплиерам.

Дальнейшие исследования зависели от того, удастся ли нам вскрыть дверь, но представлялось маловероятным — в то время, — что на это будет получено разрешение. Но столь много центральных линий наших исследований сошлись в этом месте: Черные Мадонны, тамплиеры, Магдалина и легенды о Граале. А история отрубленной головы в столь отдаленной местности рядом с церковью, посвященной святому, которому отрубили голову, — все это позволяло с уверенностью говорить об Иоанне Крестителе. Было ясно, что эта округа и, в частности, район вокруг церкви Нотр Дам де Марсель до сих пор хранят какой-то секрет.

Трудно сказать, как в эту картину вписывается Соньер, но в равной степени трудно обойтись без него. Скорее всего, он нашел что-то, имеющее огромное значение, но что это было, с уверенностью сказать нельзя. Однако наше исследование привело к некоторым весьма показательным следам, говорящим о том, в каком кругу он общался, каких контактов искал. В результате доказательства истинного лица Соньера, которые мы с таким трудом добыли, коренным образом и навсегда изменили сложившийся образ скромного приходского священника, натолкнувшегося на несметные сокровища. То, что было с ним связано, выходит далеко за рамки интересной деревни Ренн-ле-Шато.