Она застала его за тем, что он проверял оружие: оно хранилось, как положено, завернутым в промасленную ткань, и не пострадало.

Конец зимы – это возвращение людей. Он хранил воспоминания о том, что видел в миссии Сен-Жозеф. Он помнил, что, как только снег растает и лед сойдет с озер, армии господина де Горреста продолжат свою войну с ирокезами.

– Они истребят индейцев, сожгут их селения. Быть может, настанет конец стране ирокезов. Но я знаю их: Уттаке снова исчезнет. Он уведет с собой тех, кто уцелел. И напрасно их будут преследовать: они исчезнут с лица земли!

– Что вы хотите этим сказать?

– Они исчезнут! – повторил но, сопровождая слова жестом. – Я хочу сказать, что они станут невидимыми.

– Я не отрицаю чудесное, но я думаю, что здесь должно быть вполне материальное объяснение. Ведь и о вас, отец д'Оржеваль, говорили, что вы умеете летать!.. И что можете стать невидимым? Однако…

Но он лишь улыбнулся, погруженный в раздумья.

– Да, есть одна идея. Как только преследователи уберутся, они снова появятся и недалеко отсюда.

Он знал наизусть секреты огромного края скал и лесов, с озерами и обрывами, непроходимыми болотами и горами, которые покорялись лишь избранным.

Безумием было привести сюда лошадей. Со стороны господина де Пейрак было утопией надеяться пересечь эти края.

– Где они пройдут?

– Я думаю, что знаю.

Но больше он ничего не сказал.

– Итак, вы думаете, что они появятся. Но тогда вам нужно бежать.

Он посмотрел на нее с горечью:

– Ради чего? Жизнь больше не дорога мне, она не даст мне ни покоя, ни счастья, одни скитания и одиночество. Но я не чувствую себя способным стать отшельником. Он принадлежит к общности людей, избранной им самим. Отшельник присоединяется к своим братьям, он молится вместе с ними, думает о тех же истинах. Я понял это, когда говорил с ними. Но для меня общности больше нет.

– Мы будем с вами. Мы вас не оставим. Даже в пустыне… Их можно найти и во Франции.

– О! Я знаю. В Дофинэ, например… Франция богата такими местами… Но это не Америка…

– Но ведь можно обосноваться на реке Сен-Жан или в Шинекту. Я знала человека оттуда. Он говорил, что в Мериленде, а это католический штат, принадлежащий англичанам, монахи скрывались довольно часто. Во всяком случае, мы всегда будем с вами.

Он был искушен. Не столько перспективой этого существования, несмотря ни на что – пустого, сколько из-за страха снова попасть в лапы ирокезов, которые направлялись в эти места.

Угадывая, что зима отступает и что земля возрождается, они с удвоенной энергией стали бороться с апатией и вялостью, стали обращаться к Матери-природе, которая начинала расцветать.

– Как только наступит весна, – говорил он, – сколько будет работы! Нужно будет починить стены и крышу форта, расчистить дорожки, убрать мусор и… еще тела. Все надо будет начать заново.

– Сколько можно терпеть эти мертвые тела? Вы имеете в виду, что в Вапассу погребены трупы?

– Нет. Не трупы. Ваши еретики, о которых вы рассказывали мне с такой нежностью, ваши гугеноты, квакеры, лолларды, бедняки из Лиона, худшая секта, чем даже Кафары, – вы увидите их, они не мертвы… Вы спасете их еще раз.

Он улыбался, видя, что его слова достигают цели, и что энергия и пыл расцветают на ее щеках.

– Вы все можете, мадам. Король, и тот находится у ваших ног. Что я говорю? Скипетр короля – в ваших руках. Суверен, который управляет половиной Европы и частью Нового Света, слушает ваши советы, и своим влиянием, гораздо большим, чем влияние оружия, вы можете действовать и приносить пользу. Но вы должны победить усталость и выжить. Всего несколько дней отделяют нас от спасения: от весны.

– Может быть. Но почему вы не хотите спастись? Послушайте меня и бегите.

Иезуит отвел глаза и печально покачал головой.

– Уттаке сказал мне: «Я приду и съем твое сердце! Ты должен мне отдать его, Черная Одежда».

– Глупость! Вы поддаетесь безумию дикарей. Вы же сами говорили, что нельзя пытаться понять их, и терять разум, следуя их мыслям.

– Уттаке сказал мне: «Ты должен мне, Черная Одежда. Разве ты не прибыл сюда, на другой берег океана, чтобы сделать это?»

Она с жаром возразила:

– Нет! Нет! Один раз!.. Два раза!.. довольно! Вы уже заплатили сполна. Бегите! Добирайтесь до Французской бухты. Там мы встретимся. Я найду у вас убежище. Я спрячу вас в надежном месте.

– Я не могу оставить вас одну с детьми.

– Мне уже лучше. Я обещаю вам. Бегите и не ждите больше.

– Не думайте, что пришло время выходить из дома. Время бурь и снегопадов еще не прошло. Я не за себя боюсь. Выздоравливайте! Вы быстрее поправитесь, если не будете тревожиться ни из-за меня, ни из-за кого-либо. Не бойтесь. Я знаю, когда наступит время для бегства.

Анжелика больше не протестовала. Он был прав. Ночь была еще глубока.

Когда дневные заботы были позади, иезуит садился у огня, Анжелика и дети располагались на кровати. Они разговаривали, сначала понемногу, затем более долго.

Он все чаще рассказывал о жизни миссионера и его опыте в обращении с индейцами.

– Они выживут, – говорил он, – они будут жить.

Природа уничтожает тех, кто слаб, кто противостоит ей; исчезнут те, кто не хочет слышать ее голоса, ибо он – голос Бытия. Ни один народ, ни одна идеология не может устоять перед Божественной силой Бытия и Сознания. Эта сила знает, что делает. Иногда она жестока. Народы исчезают, потому что сопротивляются ей. Возрождение Сознания – это наш долг. Мы этого не знаем. Мы считаем себя хозяевами природы. Но люди ишь разрушают. Они как дети. И каждый приносит свой хворост на костер разрушения.

– Если вы и дальше будете продолжать в этом духе, костер будет ждать вас, – сказала Анжелика.

– И, однако, все человеческие уши могут открыться, чтобы услышать. Но «они имеют уши и не слышат, они имеют глаза и не видят». Позади этого слова – Природа – они видят лишь лицо Бога. И если я скажу «Бог», они не поймут. Они увидят лишь своего идола.

Он сидел возле огня и смотрел под ноги, словно с кафедры наблюдал за паствой.

– Они сидят на деревянных скамьях, на соломенных стульях или на циновках, они поднимают головы, чтобы слушать предсказателя, но слова для них ничего не значат. Их горизонт замкнут. Он слишком узок. Они не хотят знать. И сама Америка слишком пустынна и слишком велика, чтобы понять, что происходит, и что должно произойти. Но будущее открыто для нее. Вот почему я люблю ее… Здесь столько секретов.

Однако, женщины более склонны к пониманию тайн, чем мужчины. Вот, быть может, почему разум мужчины занят тем, чтобы усмирить этих любопытных. С какими заботами и хитростью они заставляют их не думать, не действовать.

– Это – наказание Евы, слишком стремящейся к познанию, и уже обманутой и сбитой с толку природой.

– Нет… Скорее, опасной и не боящейся Бога… Природы!..

Они смеялись. Их забавляло так говорить о библейских персонажах и обращаться с ними, как с марионетками в театре.

Покинутые всеми на мертвой звезде, они могли смотреть свысока на властелинов земли. Исчезновение жизни вокруг них сделало их Королем и Королевой Созидания.

Их тон и смех привлекли внимание детей. Они тихонько сидели рядом, следя глазами то за одним, то за другой, и можно было сказать, что они были в восторге от того, что слышали.

– Посмотрите на них, – шептал он, – как они прекрасны. Это – цветы света.

Она слышала, как он хлопочет по дому, как разговаривает с детьми. Он был похож на ангела. Он прибыл, словно ангел. Он вновь помог ей обрести силу жены и любящей матери, которая поддерживала жизнь детей, и еще Онорины, думая о ней, и Жоффрей, который боролся вдали за них. Жоффрей де Пейрак, граф-рыцарь, защитник, неустрашимый, непобедимый, их спасение, их убежище, их общая сила.

Но силы мужчины не так прочны, способы его борьбы так ограничены.

Даже Жоффрей, говорила она себе, признавал, каким грузом он был наделен. Один Разум может оценить это. Один Дух может приумножить это. Она понимала, что он имел в виду в последний вечер перед отъездом: его сила – ее сила. Его постоянство будет питаться от ее постоянства.

Нужно было лишь пережить зиму. И само Небо хранило их.

Она не переставала кашлять с момента ее последней болезни, и из-за дневной жары и ночных холодов у нее случилось ухудшение.

Она кашляла, и это напоминало ей времена на восточном берегу, когда прекрасная Марселина ухаживала за ней при помощи Иоланды и Керубина. Анжелика не сомневалась, что все они живы.