Книга: Языческие божества Западной Европы. Энциклопедия
Назад: ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ БАРОККО
Дальше: ПРИЛОЖЕНИЕ

КЕЛЬТСКАЯ ТРАДИЦИЯ

Оссиан. — Первые упоминания о кельтах в европейской истории. — Британия. — Мегалиты. — Стоунхендж. — Пришествие кельтов на Британские острова. — Друиды и священное письмо. — Римское владычество. — Христианизация Британии. — Темные века. — Кельты и германцы. — История захватов Ирландии. — Туата Де Дананн. — Кельтский пантеон. — Боги и герои. — Король Артур. — Гальфрид Монмутский. — История Артура у Гальфрида и Ненния. — «Триады острова Британия». — Валлийская традиция. — Риотам. — Томас Мэлори. — Matter of Britain. — Король былого и грядущего.

 

На рубеже XVIII–XIX столетий Европу захлестнула самая настоящая «кельтомания»: все интеллектуалы, все образованные люди того времени считали своим долгом публично выказывать интерес к кельтскому наследию, увлеченно изучать кельтские «диковинки», вести горячие диспуты о том, кого, собственно, считать кельтами — относить ли к ним, например, скандинавов и древних фракийцев. Этот всплеск кельтомании вызван был публикацией знаменитых «Поэм Оссиана» Дж. Макферсона — произведения, завладевшего умами читателей сначала в Британии, а затем и во всей Европе.
«Голос Оссиана, словно в волшебном зеркале, рисует нам картины древних подвигов и нравов, — писал немецкий мыслитель И. Г. Гердер, — но и больше того — самые мысли, самые чувства народа на этой ступени культуры, в таких местностях, при таких обычаях доносятся до нас и находят отклик в душе и сердце. Оссиан и соратники его больше скажут нам о душе древних гэлов, чем любой историк, — они для нас словно трогательные проповедники гуманности, какая живет в человеческом обществе, как бы просто оно ни было устроено. Нежные узы и тогда связывают сердца, и печаль звучит в каждом звуке. Чем стал Гомер для греков, мог бы и гэльский Оссиан стать для своих соплеменников, если бы только гэлы были греками, а Оссиан — Гомером… Звучи же, звучи, туманная арфа Оссиана; и счастлив всяк, кто когда-либо прислушается к кротким струнам твоим».
Относительно скоро открылось, что «Поэмы» представляют собой подделку — блестящую романтическую стилизацию под старинную поэзию, какой она рисовалась Макферсону. Однако на общее умонастроение касательно кельтов это открытие не оказало ни малейшего влияния. Увлечение кельтами набрало слишком большую силу для того, чтобы его могла смутить такая «малость». Семена, брошенные Макферсоном, упали в плодородную почву: все кельтское вошло в моду — и пребывает таковым по сей день; в мире ежегодно издается более ста книг, посвященных кельтам, их происхождению, истории, материальной культуре — и, конечно же, мифологии.

 

Несмотря на такое обилие исследований, прошлое кельтов остается во многом покрытым мраком. Причина в том, что письменных источников кельтского происхождения не сохранилось, поэтому ранняя история кельтов реконструируется лишь на основе фрагментарных археологических данных. Не подлежит сомнению, что кельты пришли в Европу в эпоху расслоения индоевропейской общности; выдвигалась гипотеза о том, что они были третьим, наряду с индоариями и индоиранцами, племенем, «вычленившимся» из этой общности. По замечанию С. В. Шкунаева, «своими корнями ранняя история кельтских народов уходит в мир археологических культур, зарождающихся в эпоху проникновения в Центральную и Западную Европу первых индоевропейцев… Известно, что попытки отождествить первое индоевропейское население Европы с конкретным комплексом археологических памятников пока не дали вполне удовлетворительных и общепризнанных результатов. По наиболее распространенному мнению, ранняя история кельтов связана с распространяющейся в III тыс. до н. э. с востока на запад культурой шнуровой керамики, одним из признаков которой является также употребление типичных каменных боевых топоров. Бесспорно, что зона бытования этой культуры, от Нижнего Дуная до Франции, совпадает с решающими для этногенеза кельтов территориями. Но вычленить собственно протокельтские памятники из многочисленных вариаций археологических комплексов для этого времени не представляется возможным».
В европейской истории кельты впервые упоминаются около 500 г. до н. э.: греческий писатель Гекатей говорит о «кельтском полисе Ниракс» и «Массалии, полисе в Лигурии, в землях кельтов». Следующее свидетельство принадлежит «отцу истории» Геродоту: «места обитания кельтов лежат за Геракловыми столпами». Сравнительно немногим позже античному миру привелось столкнуться с кельтами воочию: в начале IV в. до н. э. кельтские племена вторглись в Италию и около 385 г. захватили Рим. По свидетельству Тита Ливия: «Военный трибун Квинт Сульпиций и галльский вождь Бренн согласовали сумму выкупа, и народ, которому предстояло править всем миром, был оценен в тысячу фунтов золота. Эта сделка, омерзительная и сама по себе, была усугублена другой гнусностью: принесенные галлами гири оказались фальшивыми, и, когда трибун отказался мерять ими, заносчивый галл положил еще на весы меч. Тогда-то и прозвучали невыносимые для римлян слова: горе побежденным!»

 

 

На протяжении IV века кельты обосновались по всей Центральной и Западной Европе и даже проникли в Малую Азию, где основали Галатское царство; но уже в начале III столетия их могущество пошатнулось: с юга начали теснить римляне, с севера же надвигались германцы, причем последнее обстоятельство привело к возникновению «смешанных областей», где кельты и германцы существовали бок о бок друг с другом. Завоевательные походы Цезаря коренным образом изменили судьбу кельтов Галлии в частности и всего западнокельтского общества в целом: итогом этих походов стала утрата кельтами независимости и романизация кельтских племен, то есть приобщение кельтов к зарождающейся европейской цивилизации.
Оплакивая трагическую участь древних кельтов, ирландский поэт Томас Макги писал:
Они служили гневному Мак Лиру,
Властителю морей:
Он пожирал во гневе, ужас мира,
Флотильи кораблей,
И Круаху была дана секира,
Царю громов и дней, —
Но Деве песен посвящалась лира,
Молились кельты ей.

Недюжинные страсти и стремленья…
Они прошли сквозь мрак,
Построенные ими укрепленья
Не смог разрушить враг,
Увенчивал царей захороненья
Пирамидальный знак,
А их юнцы ходили на оленя
Со сворами собак…

Язык друидов, их алтарь и вера —
Все странно было там,
Но их деяний гордые примеры
Шли от отцов к сынам;
Их песнопений грация и мера
Озвучила наш храм,
Жизнь, жертвы и любовь той темной эры
Открыты песней нам.

Единственными уцелевшими «очагами независимости» оставались острова — Британия, Ирландия, Мэн. Возможно, именно благодаря географической отделенности этих территорий от континента на них сохранились письменные источники по истории и мифологии кельтов — валлийские «Триады острова Британия», «Красная книга Хергеста» и «Четыре ветви мабиноги», ирландские мифологические и героические саги, от «Битвы при Маг Туиред» и «Книги захватов Ирландии» до «Похищения быка из Куальнге». К сожалению, все эти источники — достаточно поздние по времени составления (X–XII вв.); в отличие от скандинавских «Эдд» они содержат лишь отголоски древних мифологических представлений, которые поэтому приходится гипотетически реконструировать. Тем не менее те немногие сведения о кельтской мифологии, которыми мы сегодня располагаем, почерпнуты в основном из британских и ирландских источников, поскольку на континенте, как говорилось выше, подобных источников не сохранилось вовсе: единственные «континентальные» сведения — это вотивные (посвятительные надписи) и рельефы с изображениями богов, зачастую безымянных.

 

 

Учитывая особые «заслуги» Британии и Ирландии в сохранении кельтского наследия, на истории и культуре этих островов следует остановиться подробнее.
«Британия, прекраснейший из островов, лежит в западном Океане, между Галлией и Ибернией, простирается на восемьсот миль в длину и на двести в ширину и с неубывающим плодородием доставляет смертным все, в чем они испытывают нужду. Обильная всякого рода металлами, она обладает широко раскинувшимися полями, а также холмами, пригодными для богатого урожаями земледелия, на которых благодаря щедро родящей почве в подобающее им время вызревают всевозможные земные плоды. Обладает она и полными самым различным зверем лесами, в которых на прогалинах и перемежающихся с ними пастбищах для домашних животных произрастают травы и цветы различной окраски наделяют медом прилетающих сюда пчел. Обладает она и лугами, зеленеющими в прелестных местах на склонах вздымающихся высоко в небо гор, и прозрачными родниками на них, которые сверкающими потоками струятся с легким журчанием, навевая сладостную дремоту тем, кто прилег на их берегах. Орошают остров также озера, богатые рыбою реки, и от южных его побережий, откуда отплывают корабли в Галлию, протягиваются, как три руки, три знаменитых реки, а именно Темза, Сабрина и Хумбер, по которым из заморских стран тем же водным путем доставляют товары. Некогда украшали остров двадцать, даже двадцать восемь значительных городов, из коих иные лежат в развалинах в опустошенной местности, тогда как другие и посейчас нерушимые, заключают в себе воздвигнутые различным святым прекрасные храмы с башнями, взнесенными на огромную высоту, и в эти храмы стекаются толпы верующих мужчин и женщин, смиренно, в согласии с христианским учением взывающих к Господу. Наконец, обитает на острове пять народов, а именно: норманны, бритты, саксы, пикты и скотты. Исконные его обитатели бритты некогда занимали земли от моря до моря, пока Бог не покарал их за надменность и им не пришлось отступить под натиском пиктов и саксов».
Так писал в своей «Истории Британии» знаменитый средневековый хронист Гальфрид Монмутский, основоположник книжной Артурианы. Гальфрид и его предшественники, в особенности Гильдас, Ненний, Вильям Мальмсберийский и Беда Достопочтенный, в своих сочинениях излагали историю Британских островов с древнейших времен, едва ли не с сотворения мира, и до дней норманнского завоевания (1066 год — год битвы при Гастингсе, в которой войско короля саксов Харальда было разгромлено армией норманнского герцога Вильгельма), причем история в толковании средневековых хронистов значительно отличается от истории в ее современном понимании: и для Беды, и для Вильяма, и для Гальфрида история была «священной историей», то есть изложением реальных событий в мифологическом и религиозном контекстах.

 

 

Кстати сказать, подобный подход к истории характерен для Средних веков: любая историческая хроника того времени представляет собой священную историю того или иного народа: к примеру, Гальфрид производит население Британских островов в наследники римлян: он возводит родословную британцев к правнуку легендарного римского скитальца Энея, по Вергилию, бежавшего в свое время из-под Трои и основавшего Римское царство, а галльский хронист Григорий Турский начинает свою «Историю франков» с пересказа Ветхого и Нового Заветов, тем самым как бы встраивая судьбу народа франков в канву библейской священной истории. Более того, английские хронисты не просто излагали священную историю Британии — они в известной степени ее творили: само представление о Британии как о сакральной точке мирового пространства (ср. позднейший вариант этого представления: «империя, над которой никогда не заходит солнце») есть результат совмещения двух культурных традиций, саксонской и кельтской (валлийской), совмещения, осуществленного именно Бедой, Гальфридом, Вильямом и их последователями. Выражаясь современным языком, именно средневековые хронисты создали исторический миф, который стал основой британской национального самосознания, британской идентичности (уже с XII века слова «Британия» и «Англия» окончательно сделались синонимами).
Значительный вклад в этот исторический миф внесли кельты — но и не только они.

 

Никто не знает, кем были первые насельники Британских островов и откуда они пришли. Считается, что предки современных людей появились на островах около 300 000 000 лет назад. Вскоре после этого — в исторической парадигме, разумеется — началась затяжная ледниковая эпоха, изгнавшая с островов всех живых существ. Последний ледниковый период завершился около 10 000 лет назад, и к этому времени относятся древнейшие из обнаруженных при археологических раскопках в Британии свидетельства человеческой деятельности. В эту пору на острове вновь появились люди — кочевые племена, промышлявшие собирательством, охотой и рыболовством и из года в год совершавшие миграции по территории острова, миграции по одному и тому же маршруту, некогда проложенному первопредками. (Вероятно, подобное сакрализованное кочевание характерно для всех без исключения «странствующих народов»; например, австралийские аборигены увязывают маршруты своих кочевий со скитаниями предков в период алтьира, «времени сновидений».) На стоянки кочевники также останавливались в местах, освященных авторитетом первопредков; вдобавок эти места были отмечены своего рода естественными «метками» — деревьями, скалами, валунами, источниками. В этих деревьях и камнях, в ручьях и источниках обитали духи-покровители, от благорасположения которых зависело благополучие племени; со временем в местах их обитания стали появляться святилища, где духам приносились жертвы и совершались возлияния. У каждого племени были собственные святилища, но кочевники уважительно относились не только к своим «кумирням», но и к святилищам других; мало-помалу эти святилища покрыли территорию Британии густой сетью. Именно так зарождалась священная география Британских островов.

 

 

Археологические раскопки в Клэктоне, графство Эссекс, и в Суонскуме, графство Кент, открыли множество предметов, относящихся к эпохе раннего каменного века. Во время раскопок были обнаружены кремниевые инструменты, наконечники стрел, даже топоры, а также следы племенных пиршеств — кости слонов, носорогов, пещерных медведей, львов, лошадей, оленей, овцебыков и других животных. На основании этих раскопок и находок был сделан вывод, что территорию Британии человек заселил приблизительно между 10 000-м и 8 000-м годом до нашей эры. По всей видимости, кочевники пришли на остров с материка, влекомые плодородными землями и лесами, изобилующими дичью.
В книге под забавным названием «Цивилизация: ее причины и лекарства от оной» философ XIX столетия Эдвард Карпентер выдвинул тезис о том, что цивилизация представляет собой «болезнь, коей должны переболеть все народы, каковых объединяет в себе род человеческий, как дети непременно болеют коклюшем и корью». На сегодняшний день мы можем только гадать, что заставило кочевые племена, тысячи лет совершавшие свои ритуальные миграции по установленному традицией маршруту, сменить бродячий образ жизни на оседлый.
Переход от кочевого к оседлому образу жизни совпал по времени с зарождением сельского хозяйства; первые следы культурной обработки земли в Британии датируются примерно 5000 годом до н. э. Это уже эпоха неолита. В местечках Скара-Брэ и Райнио на Оркнейских островах обнаружены остатки неолитических поселений, судя по которым бывшие кочевники строили дома из камня и умели вырезать из дерева домашнюю утварь; схожие данные предоставили и раскопки в местечке Карн-Бри в Корнуолле.
Сельское хозяйство изменило британский ландшафт, девственные леса уступили место возделанным полям. Раскопки неолитического поселения Уиндмиллхилл в графстве Уилтшир свидетельствуют о том, что тогдашние жители Британии держали в качестве домашнего скота овец, свиней и коз, сажали овес и ячмень, собирали лесные плоды и усердно осваивали гончарное ремесло. Своих мертвецов они хоронили в длинных курганах — высоких рукотворных холмах, насыпанных поверх деревянных гробниц. Эти курганы в изобилии встречаются в южной Англии, где прежде всего и расселились бывшие кочевники, привлеченные плодородием почвы и мягким климатом.
А вскоре к курганам прибавились те загадочные сооружения, которые сегодня принято именовать мегалитами.

 

Начиная приблизительно с пятого тысячелетия до Р. Х. на обширном пространстве от современных Испании и Португалии до Бретани, Ирландии, Англии, Шотландии и Скандинавии стали появляться таинственные каменные строения, сооружение которых требовало изрядного умения и немалых познаний в строительстве. Среди древнейших и наболее величественных строений такого рода — Нью-Грейндж в Ирландии, Маэс-Хоув на Оркнейских островах и Брин Келли-Дду близ Энглси. Их отличительная особенность — подземный коридор, потолок, стены и пол которого выложены каменными плитами; этот коридор ведет в подземную пещеру, поверх которой насыпан курган и во множестве сложены камни. Археологи обычно трактуют эти строения («хенджи») как гробницы, однако не подлежит сомнению, что функции мегалитических сооружений не ограничивались лишь погребальными обрядами. В конце концов, в Вестминстерском аббатстве в Лондоне похоронены многие видные деятели Великобритании, однако никто не назовет это аббатство обыкновенным кладбищем. Многие камни мегалитов, особенно в Ирландии, украшены рисунками неясного значения. В книге М. Бреннана «Звезды и камни» доказывается, что некоторые из этих символов изображены с таким расчетом, чтобы в определенное время года на них падал луч солнца или луны. Бреннан также утверждает, что коридор, ведущий в подземелье, зачастую ориентировался таким образом, чтобы в конкретный день года луч света мог по нему проникнуть в подземную камеру. В Нью-Грейндж, к примеру, свет восходящего солнца попадает внутрь в день зимнего солнцестояния. Эти данные позволяют предположить, что мегалитические сооружения использовались не только как гробницы, но и как храмы и как астрономические лаборатории.

 

 

По результатам радиоуглеродного анализа древнейшим из насыпных курганов ныне признается монумент в Керкадо в Бретани, возведенный около 4800 года до н. э. К тому же времени, как упоминалось выше, относятся и первые мегалиты, активное распространение которых началось в третьем — втором тысячелетиях до н. э. Разумеется, мегалиты обладают, если можно так выразиться, национальными особенностями, однако сходств у британских и, скажем, испанских мегалитов гораздо больше, чем отличий, поэтому вполне логично предположить для этих сооружений общее происхождение и общее назначение.
Еще несколько лет назад считалось доказанным, что строители мегалитов двигались на север от средиземноморской «колыбели цивилизаций», шли этакими конкистадорами или миссионерами к северным пределам Европы. Но недавние исследования показали, что монументы на Атлантическом побережье Европы значительно древнее своих предполагаемых средиземноморских прототипов. Это открытие заставило вспомнить незаслуженно отвергнутые гипотезы, выдвигавшиеся в конце девятнадцатого — начале двадцатого столетий. Одну из таких гипотез выдвинул увлекавшийся мистикой антиквар Дж. Фостер Форбс, автор нескольких книг по истории Британии, среди которых и книга «Неописанное прошлое» (1938), где, в частности, говорится:
«Эти камни воздвигались с восьмого тысячелетия до нашей эры, и устанавливали их люди с Запада, а именно жрецы, пережившие катастрофу Атлантиды. Они возводили свои грандиозные сооружения, дабы установить и поддерживать порядок в обществе. Мегалиты служили одновременно лунными обсерваториями и храмами, в которых велись священные календари; вдобавок они обеспечивали плодородие земли и процветание общества, управляя магнетическими витальными потоками в земной коре».
Идея западного «происхождения» мегалитов — уже вне «атлантического контекста» — представляется на сегодняшний день вполне обоснованной, равно как и гипотеза об астрономических и календарных функциях каменных кругов. В книгах А. Торна «Мегалитические лунные обсерватории» и «Британские мегалиты» на основании многочисленных измерений и тщательного анализа доказывается, что «каменные круги строились в соответствии с определенными геометрическими прототипами в русле классической пифагорейской традиции. Единицей измерения при их возведении служил так называемый мегалитический ярд — 2,72 фута. Камни внутри и вовне кругов выстраивались таким образом, чтобы зафиксировать определенную точку горизонта, в которой луна и солнце занимали „экстремальное“ положение, например, во время солнцестояния. Тем самым можно сделать вывод, что строители мегалитов обладали весьма глубокими научными познаниями, основанными на геометрии и науке чисел, и были весьма сведущими инженерами и астрономами».
Отсюда следует, что древние обитатели Британии были отнюдь не варварами, как считалось ранее, но вполне цивилизованным — в современном смысле этого слова — обществом, которым управляли жрецы.
С начала 1970-х годов предпринималось множество исследований британских каменных кругов. Были получены результаты, в значительной мере подтверждающие предположения Дж. Фостера Форбса. В частности, многочисленные экстрасенсы, равно как и официальная наука, изучали аномальные энергетические свойства мегалитов. Книга Т. Грейвса «Каменные иглы» представляет собой взгляд экстрасенса на проблему взаимодействия мегалитов с подземными магнетическими течениями. Использование счетчиков Гейгера и ультразвуковых детекторов позволило обнаружить аномальные пульсации энергии в пределах каменных колец. К примеру, многие исследователи отмечали, что уровни ультразвука и радиации в пределах мегалитических кругов значительно ниже, чем вовне.
Если принять как данность, что строители мегалитов возводили свои круги и иные монументы на местах, обладающих определенными физическими свойствами, отсюда вытекает, что они умели находить потоки природной энергии и использовать их на благо своего сообщества. Вполне логично предположить, что эти потоки, эти загадочные силы природы персонифицировались в духах, которым поклонялись в каменных кругах. Более того, в кочевом обществе святилища «задействовались» лишь в конкретное время года, совпадавшее с миграцией племени. А в обществе оседлом святилища функционировали круглогодично. Этот духовный переход от кочевания к оседлости хорошо иллюстрируется мифологическими преданиями о победе над змеем или драконом. Согласно алхимическим толкованиям, змей — меркурианские земные токи, которые обеспечивают плодородие земли; победа над змеем и пригвождение его головы к земле колом или камнем — традиционный способ подчинения земного тока. Вспомним Дельфы, где в архаические времена, по мифу, обитала змея, наделенная даром пророчества; прободение ее головы жезлом Аполлона увеличило протяженность периода, в который эта змея давала предсказания. В тех же Дельфах место, представлявшее собой средоточие земных токов, было отмечено омфалосом, который, между прочим, также являет собой мегалит.

 

 

Деятельность строителей мегалитов, вкупе с распространением оседлого образа жизни и внедрением сельского хозяйства, ознаменовала радикальное изменение британского ландшафта. Впрочем, новые храмы, дороги и поселения во многом проецировались на «сакральную географическую сетку» кочевых времен. Храмы возводились на местах неолитических святилищ, между ними, как и в незапамятные времена, пролегали тропы паломников, вдоль которых воздвигались камни-указатели и иные «метки». В итоге ландшафт получил самую настоящую сеть монументов — «леев», которые зафиксировали сакральное пространство Британии. Тропы между храмами и святилищами, кстати сказать, обладали особой святостью: они трактовались не только как дороги паломников, но и как тропы мертвых и тропы духов, на которых в известное время года можно встретить самых невероятных существ. Поэтому мегалиты, стоявшие на пересечениях таких троп, пользовались одновременно хорошей и дурной славой, как места исцеления и границы между посюсторонним и потусторонним мирами.
Создавая священный ландшафт эпохи мегалитов, жрецы оседлого общества заботливо сохраняли неолитический «узор»: храмы и природные святилища рассматривались ими как единый громадный храм, как олицетворение священной земли. Череда ритуалов и праздников на протяжении года была призвана умилостивить духа земли и обеспечить через его благорасположение процветание оседлых сообществ. По данным археологов, население Британии во втором тысячелетии до н. э. составляло по меньшей мере два или даже три миллиона человек — как и перед норманнским завоеванием.

 

Появление на островах так называемый «людей кубков» (прозвище связано с наиболее характерной для этой человеческой группы формой сосудов) ознаменовало начало обработки металлов. Вполне возможно, «люди кубков» использовали свои кубки для пива — они выращивали ячмень и умели варить пиво. На островах они смешались с другой группой переселенцев, известных как «люди боевых топоров»; последние приручили лошадей, пользовались тачками на колесах и обрабатывали медь. Согласно одной из филологических гипотез, «люди боевых топоров» принадлежали к индоевропейцам и принесли на острова один из вариантов праиндоевропейского языка.
В результате смешения этих двух групп возникло явление, получившее в науке наименование Уэссекской культуры. Поселений представителей этой культуры до сих пор обнаружить не удалось, весь археологический материал почерпнут из богатых гробниц, прежде всего из кургана Силбюрихилл, высотой 39 метров, как бы состоящего из вереницы земляных платформ. В разрезах видно, что этот курган сооружался в три этапа: изначально был возведен круглый курган с ядром из гравия, обложенным дерном, окруженный кольцом из столбов и сарсеновых плит; затем первичная насыпь была расширена слоем мела из кольцевого рва, потом ров заполнили и холм достиг современных размеров.
Поблизости от Силбюри находится знаменитый хендж Эвбюри, одна из крупнейших ритуальных построек Европы. Монумент площадью 12 гектаров окружен рвом и внешней насыпью, в которой имеется четыре симметрично расположенных входа. Вдоль внутреннего края рва расположен ряд плит из песчаника, в центральной части находятся два кольца из камней, каждое в диаметре около 92 метров. От южного входа начинается аллея менгиров, состоящая из двух параллельных рядов камней и протянувшаяся на 2,5 километра; она заканчивается у ритуальной постройки — по всей вероятности, святилища.
Самый же известный из британских мегалитов — безусловно, Стоунхендж. Можно лишь догадываться о том, скольких трудов стоило его возведение, о грандиозных затратах сил и средств, которых потребовало перемещение камней с Преселлихилл в Уэльсе и возведение монументальных каменных колец.
Впрочем, по легенде, изложенной у Гальфрида Монмутского, честь постройки Стоунхенджа принадлежит магу Мерлину. По Гальфриду, король бриттов Амброзий Аврелий решил увековечить память о своих подданных, предательски убитых саксом Хенгистом, причем ему хотелось, чтобы памятник представлял собой «новое и доселе невиданное сооружение». Никто из мастеров не смог исполнить желание короля, и тогда Амброзий Аврелий обратился к прорицателю Мерлину. Последний предложил перенести в Британию камни из Кольца Великанов на горе Килларао в Ибернии (Ирландии): «Если ты хочешь украсить могилу убитых мужей отменно прочным сооружением, пошли к Кольцу Великанов, которое находится на горе Килларао в Ибернии. Оно выложено камнями, с которыми никто из людей нашего времени не мог бы управиться, не подчинив искусства уму. Камни огромны, и нет никого, чья сила могла бы их сдвинуть. И если расположить эти глыбы вокруг площадки, где покоятся тела убиенных, так же, как это сделано там, они тут встанут навеки». Войско бриттов высадилось в Ирландии, разгромило дружину ибернийского короля Гилломаурия и захватило Кольцо Великанов. Они так и этак пытались сдвинуть с места камни, однако у них ничего не получалось. «Наблюдая за бесплодными их усилиями, Мерлин рассмеялся и измыслил свои собственные орудия. Затем, применив кое-какие необходимые приспособления, он сдвинул камни с невероятною легкостью; сдвинутые им глыбы он заставил перетащить к кораблям и на них погрузить. Ликуя, они отплыли в Британию и с попутными ветрами достигли ее, после чего привезенные камни доставляют к могилам убиенных мужей». По велению короля Мерлин установил эти камни на гробнице жертв Хенгиста «не иначе, чем они были расставлены на горе Килларао в Ибернии, и доказал тем самым, что разум сильнее мощи».
Древнейшее ядро Стоунхенджа (около 2000 г. до н. э.) имело округлую форму и диаметр около 120 метров; оно состояло из рва и внутреннего вала с проходом посредине. С внутренней стороны вала находилось кольцо из 56 ям, предназначенных для блоков голубого камня, как и 82 ямы в центре кольца. От прохода в валу к реке Эйвон тянутся два рва. Знаменитые дольмены Стоунхенджа составлены из сарсеновых плит весом в 50 тонн каждая; они были поставлены вертикально, так что центральное кольцо окружали пять трилитов (два столба с перекладиной). Ориентация мегалитов Стоунхенджа по оси северо-восток — юго-запад позволяет предположить, что это сооружение использовали как астрономическую обсерваторию и как храм солнечного божества.
Поскольку Уэссекская культура имела определенные контакты с культурой микенской, некоторые ученые усматривают в Стоунхендже микенское влияние. Однако аналогичные каменные сооружения за пределами Британии неизвестны.
Вопреки распространенному мнению, Стоунхендж не имеет ни малейшего отношения к кельтским друидам, которые появились в Британии на полторы тысячи лет позже возведения этого монумента.

 

Кельты пришли в Британию около 600 года до н. э. Вероятнее всего, вторжение кельтских племен было отнюдь не единовременным и носило протяженный характер. В графстве Йоркшир обнаружены следы так называемой «аррасской культуры» несомненно кельтского происхождения, а на юго-западе Британии встречаются многочисленные земляные форты, характерные для кельтских племен Бретани. Вторгшиеся в Британию кельты говорили на варианте пракельтского языка, от которого берут свое начало языки валлийский, корнуэльский и бретонский, равно как и гэльский язык Шотландии и Ирландии и язык острова Мэн. Вместе с языком кельты принесли в Британию свою религию — друидизм, сохранив при этом многие черты докельтского мифо-религиозного устройства страны. Календарь друидов, как и календарь мегалитического периода, основывался на комбинации лунного и солнечного циклов. Социальная структура кельтского общества зиждилась, выражаясь современным языком, на религиозной космологии и «демократическом идеализме». Каждое племя обладало собственной территорией с фиксированными границами; тщательно проработанный земельный кодекс определял права и обязанности каждого члена племени. Часть земли обрабатывалась совместно на благо вождя, жрецов, немощных и стариков; остальная земля раздавалась в семейные наделы. Большинство вопросов решалось на ежегодном общем сборе, на котором, в частности, рассматривались притязания на владение землей и взаимные претензии и избирались вожди и «чиновники». Юлий Цезарь в своих записках о походе в Британию 55 г. до н. э. упоминает о многочисленности кельтского населения острова, об обилии скота, пастбищ и нив.
Друиды — жреческая каста кельтов — служили своего рода «соединительным звеном» между племенами. Они хранили традиции и знания, толковали законы, записывали историю и создавали науку. Их власть была выше власти любого вождя, им ничего не стоило остановить кровопролитную битву, вступив в ряды сражающихся. Чтобы стать друидом, требовалось посвятить не менее двух десятков лет изучению устной традиции и, разумеется, пройти инициацию — как писал М. Холл, «посвящение в друидические мистерии».
Друидов сравнивали с мудрецами античности, пифагорейцами, индийскими брахманами и халдейскими звездочетами. Цезарь писал: «Друиды принимают деятельное участие в делах богопочитания, наблюдают за правильностью общественных жертвоприношений, истолковывают все вопросы, относящиеся к религии; к ним же поступает много молодежи для обучения наукам… Они ставят приговоры почти по всем спорным делам, общественным и частным; совершено ли преступление или убийство, идет ли тяжба о наследстве или о границах, — решают те же друиды; они же назначают награды и наказания; и если кто — будет ли это частный человек или же целый народ — не подчинится их определению, то они отлучают виновного от жертвоприношений. Они учат наизусть множество стихов. Больше всего стараются друиды укрепить убеждение в бессмертии души; душа, по их учению, переходит по смерти одного тела в другое; они думают, что эта вера устраняет страх смерти и тем возбуждает храбрость. Кроме того, они много говорят… о светилах и их движении, о величине мира и земли, о природе и о могуществе и власти бессмертных богов».

 

 

Необходимо отметить, что кельтские мифы, как и прочие сакральные знания, в эпоху друидов существовали исключительно в устной традиции (и ирландские, и валлийские предания были записаны уже после христианизации обеих земель). Причина этого, возможно, кроется в том, что друиды передавали знания только своим ученикам, а передача из уст в уста обеспечивала сохранение тайны: ведь записанный текст становится достоянием всех, тогда как текст произнесенный предназначается конкретному слушателю. К подобному выводу пришел уже Цезарь, писавший в своих «Записках»: «Мне кажется, такой порядок у них заведен по двум причинам: друиды не желают, чтобы их учение делалось общедоступным и чтобы их воспитанники, слишком полагаясь на запись, обращали меньше внимания на укрепление памяти».
Современные ученые, в частности Ж. Дюмезиль, полагают, что устная традиция — необходимое условие бытования «индоевропейского сказового прототипа». По Дюмезилю, имеется некий исходный текст, состоящий из определенного числа стихотворных отрывков, которые заучиваются наизусть и передаются из поколения в поколение слово в слово; прозаические же фрагменты, соединяющие между собой фрагменты стихотворные, каждый сказитель волен создавать и варьировать сам, поскольку они являются «прозой в текучем состоянии».
Впрочем, отсутствие записанных литературных (в широком понимании) текстов и безусловное следование устной традиции отнюдь не означает, что кельты эпохи друидов не имели письменности. В Ирландии, Шотландии и Уэльсе обнаружено около трехсот надписей, выполненных так называемым огамическим письмом. Это письмо представляет собой насечки или горизонтальные и косые линии, прочерченные или вырезанные на камнях. Из саг также известно, что огамические надписи вырезались и на дереве и что вырезали их друиды, которые использовали эти резные палочки для своих магических ритуалов. Согласно мифу, огамическую письменность изобрел ирландский бог мудрости Огма: «Отец огама Огма, мать огама — рука или нож Огмы».
Все обнаруженные огамические надписи суть короткие надгробные упоминания, чаще всего они содержат только имя умершего и имя его отца. Самые древние надписи датируются приблизительно IV в. до н. э., после 650 г. огамическое письмо было вытеснено ирландским пошибом латинского письма.
Пришедшие вослед кельтам и римлянам в Британию германцы принесли с собой руническое письмо. Первоначально руны, по всей видимости, употреблялись не столько для передачи сообщений, сколько в магических целях: согласно Тациту, германцы получали у оракулов палочки с насечками и по этим насечкам пророчествовали. Угловатость рун объясняется как раз тем, что первоначально они представляли собой насечки на дереве: вертикальные линии вырезались перпендикулярно направлению волокна, округлые и горизонтальные линии употреблять избегали. Рунический алфавит обычно называют футарком — по транскрипциям первых шести букв. Впоследствии романтики с их увлечением народным творчеством приписывали рунам сакральное, почти божественное значение, тем паче, что некоторые руны соотносились с богами и вырезались на алтарях и могильных камнях (можно вспомнить в этой связи, что германо-скандинавские мифы приписывают добывание «рун мудрости» Одину); это восприятие рун было подхвачено национал-социализмом, адепты которого объявили руны «исконно германским наследием» (на самом деле германские руны восходят к образцам средиземноморской письменности) и придали этим графическим знакам квазимагическое значение.
В Британии, по вполне естественным причинам, «прижился» англосаксонский рунический алфавит, состоявший из 33 знаков; он находился в употреблении приблизительно до VIII в., после чего был вытеснен алфавитом латинским.

 

Юлий Цезарь вторгся на территорию Британии в 55 году до н. э. Впрочем, эта операция была, что называется, стохастической и представляла собой скорее экскурсию, нежели реальное вторжение с целью оккупации. Цезарь отметил несколько любопытных подробностей в облике жителей острова: «Жители внутренней части Британии большей частью не засевают полей, а питаются молоком и мясом и одеваются в шкуры. А все британцы вообще красятся вайдой, которая придает их телу голубой цвет, и от этого они в сражениях страшней других на вид. Волосы они отпускают, но все тело бреют, кроме головы и верхней губы. Жен они, человек по десять или по двенадцать, имеют общих, особенно братья с братьями и родители с сыновьями; родившиеся от таких союзов считаются детьми тех, кто взял за себя их мать девицей».
Настоящее завоевание Британии началось почти сто лет спустя, в 43 году н. э., когда император Клавдий отправил к британским берегам экспедицию численностью в 40 000 человек под командованием Авла Плавтия. Через три месяца после высадки Плавтия на британском побережье император смог посетить новую провинцию империи, форпостом которой на острове служил лагерь на территории нынешнего графства Кент. Благодаря тому, что кельтские племена предпочитали сражаться в одиночку, не доверяя друг другу, а также благодаря вошедшей в легенды дисциплине и воинской выучке римляне без труда одолели кельтов и в течение сорока лет покорили две трети острова. На юго-западе и юго-востоке острова, в наиболее обустроенной и подходящей по климату зоне, одно за другим стали возникать римские поместья.
Территории на севере и на западе — нынешние Шотландия и Уэльс — оставались воинственным порубежьем: римляне сами не стремились покорять эти скудные и суровые земли, а горцы-кельты время от времени тревожили врагов набегами, но массированного наступления не предпринимали — у них не было ни достаточно сил, ни вождя, способного возглавить такое наступление. Вдоль порубежья, в стратегически важных местах, стояли лагерем подразделения римской армии: всего в оккупации острова было задействовано три легиона.
Чтобы оградить завоеванную территорию от набегов горцев-скоттов и их союзников по оружию пиктов, император Адриан приказал возвести на севере острова вал, «который отделил бы Рим от варварства». Этот вал длиной семьдесят две римских мили протянулся от Тайна до Солуэя; на всем его протяжении, ровно через милю, возвышались укрепленные башни.
Для императорского Рима Британия всегда была «подбрюшьем империи». Цезарь приплыл в Британию, чтобы покарать тех кельтов, которые помогали континентальным галлам в их борьбе против римлян. Клавдий организовал экспедицию, дабы заручиться у вечности славой; покорение одиннадцати кельтских племен острова и вправду принесло ему заслуженный триумф в Вечном городе. Веспасиан, пришедший в Британию с экспедицией Клавдия, прежде чем стать императором, командовал одним из британских легионов. Последним, кто не только успешно отражал все набеги кельтов, но и сумел раздвинуть границы римских владений на острове, был император (в ту пору легат) Агрикола: он покорил племена ордовиков и силуров, проживавших на территории современного Уэльса, а затем вторгся с северную часть острова и присоединил к империи земли вплоть до Клоты (Фертоф-Форт) и Бодотрии (Клайд; в 143 г. между этими поселениями был возведен так называемый Антонинов вал, длиной тридцать семь римских миль); эти земли получили название Каледонии (нынешняя южная Шотландия). В 84 г. Агрикола одержал решительную победу над правителем Каледонии Калгаком, — победу, после которой римляне, по словам Тацита, «перешли рубежи, за которые не ступали действовавшие до того войска. и стали удерживать оконечность Британии».

 

 

Впрочем, владычество Рима на севере Британии оказалось не слишком продолжительным. В 184 году, при императоре Септимии Севере, который разделил страну на две провинции — Британию Верхнюю (Западную) и Нижнюю (Восточную), римляне вынуждены были под натиском скоттов и пиктов оставить Антонинов вал и отступить к валу Адриана. А к концу четвертого столетия нашей эры опустели последние римские поселения на севере острова.
Южнее, однако, римское владычество казалось непоколебимым. Тот же Агрикола, по свидетельству Тацита, приложил немало усилий, чтобы «цивилизовать» население острова: «Рассчитывая при помощи развлечений приучить к спокойному и мирному существованию людей, живущих уединенно и в дикости и по этой причине с готовностью берущихся за оружие, он частным образом и вместе с тем оказывая поддержку из государственных средств, превознося похвалами усердных и порицая мешкотных, настойчиво побуждал британцев к сооружению храмов, форумов и домов, и соревнование в стремлении отличиться заменило собой принуждение. Больше того, юношей из знатных семейств он стал обучать свободным наукам, причем природную одаренность британцев ценил больше рвения галлов, и те, кому латинский язык совсем недавно внушал откровенную неприязнь, горячо взялись за изучение латинского красноречия. За этим последовало и желание одеться по-нашему, и многие облеклись в тогу». Любопытно, что этот панегирик своему тестю Агриколе римский историк завершает мрачной по духу сентенцией: «Так мало-помалу наши пороки соблазнили британцев, и они пристрастились к портикам, термам и изысканным пиршествам. И то, что было ступенью к дальнейшему порабощению, именовалось ими, неискушенными и простодушными, образованностью и просвещенностью».
Римляне основали изрядное число городов; чаще всего города возникали на местах военных лагерей — так на карте Британии появились Колчестер, Глостер, Линкольн, Йорк, Веруламий (Сент-Олбанс) и другие населенные пункты.
«Культуртрегерствующие» римляне принесли с собой в Британию не только римские традиции, римскую власть и римские дороги, но и римскую веру. Первоначально эта была «вера отцов» в Юпитера и домашних пенатов, затем среди легионеров распространился иранский культ Митры, а к концу четвертого века нашей эры и Юпитера, и Митру, и кельтских божеств вытеснило христианство.

 

 

По легенде, первым британским христианином был Иосиф Аримафейский, прибывший на остров вскоре после распятия Христа. По валлийскому преданию, христианскую веру распространил в Британии Бран Благословенный в первом веке н. э. Новая вера приживалась тяжело, встречала сопротивление как среди римлян, которые жестоко преследовали христиан, так и среди кельтского населения, не желавшего расставаться с богами предков. Впрочем, по словам Тертуллиана к 200 году на острове, вопреки усилиям римлян, уже насчитывалось около десятка христианских общин. Со временем, когда гонения утихли, когда сами римляне раскаялись в казни святого мученика Альбана, первого британского святого, — тогда, по словам Беды Достопочтенного, автора «Церковной истории народа англов», «верующие в Христа, прятавшиеся до того в лесах, пустынях и потаенных пещерах, вышли из своих убежищ. Они отстроили разрушенные до основания церкви и воздвигли базилики в память о святых мучениках. Они открывали их повсюду в знак победы, и праздновали святые дни, и возносили молитвы в чистоте сердца и голоса».
Пожалуй, не будет лишним отметить, что британское христианство значительно отличалось от христианства римского, поскольку унаследовало многое из друидической традиции (нередко священниками становились дети друидов и даже сами друиды). Духовные пастыри кельтов пожертвовали верой предков, дабы оградить свою паству от притеснений воинственных христиан-римлян; сделать это им было относительно просто, поскольку друидическая религия разделяла некоторые догматы христианства, прежде всего догмат Троицы (в архаической ирландской традиции часты упоминания о «трех богах сидов») и представление о божестве, распятом на дереве (или на деревянном кресте). Наследие друидов проявлялось даже в манере монахов выбривать голову: кельтские монахи, подобно апостолу Иоанну, выбривали переднюю часть головы и не трогали затылок, тогда как пример апостола Петра требовал от монахов выбривать тонзуру на макушке. Пасху они отмечали по древнееврейскому лунному календарю, тогда как календарь Римской церкви определял для Пасхи иную дату; на это расхождение в днях горько сетовал Беда Достопочтенный, посвятивший его искоренению многие страницы своего труда.
В конце четвертого столетия римляне покинули Британию. Отпадение провинции началось еще в середине третьего века, когда одно за другим следовали восстания против римлян, однако до поры до времени с ними удавалось справляться, тем паче что подавление ни одного из этих восстаний не требовало от римлян таких усилий, как подавление восстания племени икенов, которое возглавляла царица Боудикка (61 г.). В 383 году произошло событие, в корне изменившее расстановку сил не только в Британии, но и во всей империи: британские легионы провозгласили императором имперского легата Магна Максима. Новоиспеченный император объявил войну своему сопернику Грациану и переправился на континент в сопровождении большинства легионеров, оставив в Британии малочисленный гарнизон. Этот римский полководец стал героем валлийского предания «Видение Максена Вледига»; подобной чести он удостоился за то, что перед отплытием из Британии признал за валлийскими племенными вождями право на самоуправление. Мятеж Максима вверг империю в череду кровавых междоусобиц (сам Максим был убит в 388 г. императором Феодосием), и на дальние провинции, в том числе на Британию, в Риме попросту махнули рукой. Годом 410 датировано знаменитое письмо императора Гонория, предписывавшее римским гарнизонам самостоятельно обеспечивать себя всем необходимым и полагаться исключительно на свои силы. Несколько лет спустя римскому владычеству в Британии пришел конец: наступали Темные века и близилось нашествие саксов.

 

Темными веками принято называть период протяженностью в полтора столетия, от ухода из Британии римлян до прибытия на острова святого Августина (597 г.). Письменные свидетельства об этом периоде немногочисленны, однако известно, что именно в это время произошло разделение острова на бриттский запад, германский восток и гэльский север, именно в это время зародились английский, шотландский и валлийский народы, именно в это время большинство населения острова обратилось в христианство.
К 410 г. Британия разделилась на три области, каждая из которых обладала самоуправлением: север (бритты и англы), запад (бритты, ирландцы и англы) и юго-восток (в основном англы). С уходом римлян остров остался беззащитным, чем не преминули воспользоваться соседи Британии: на севере возобновили свои вылазки пикты и скотты, а на юге и востоке активизировались англы, саксы и юты.
Темные века — пожалуй, наиболее мрачный период в истории Британии; сведения о нем мы черпаем в основном из сочинений Гильдаса, Беды Достопочтенного и Ненния. Из этих источников следует, что покорение Британии саксами — «нашествие», в терминологии Беды — было карой Господней, насланной на кельтов за их прегрешения перед Богом. Этот тезис выдвинул Гильдас, а Беда поддержал его своим авторитетом.
Германцы проникали в Британию небольшими отрядами, иначе говоря — разбойничьими дружинами, и постепенно укреплялись на острове и расширяли свои владения. Хроники, впрочем, утверждают, что нашествие германцев было единовременным и что возглавляли его вождиюты Хенгист и Хорса, «изгнанники из Германии». Эти вожди вошли в историю как первые англосаксонские короли в Британии. Они появились на острове около 446 года и были приняты вождем бриттов Вортигерном, который заручился их помощью против скоттов и пиктов в обмен на земельные владения. Согласно «Англосаксонской хронике», Хенгист в 455 г. захватил Кент и основал собственное королевство со столицей в Кентербери.
Постепенно на острове появились и другие англосаксонские королевства — Нортумбрия, Мерсия, Уэссекс, Сассекс, Эссекс, Миддсекс. Они распространили свою власть на всю территорию бывшей римской Британии; единственной сколько-нибудь серьезной попыткой сопротивления германцам было восстание бриттов под началом Кадваллона в начале седьмого столетия. Кадваллону, при поддержке правителя Мерсии, удалось победить короля Нортумбрии, однако в 633 г. саксонское правление было восстановлено.
Покорители Британии — англы, саксы и юты — принадлежали к числу германских племен; они принесли на острова своих богов, которые на время потеснили «Белого Христа».

 

 

Германский — точнее, германо-скандинавский — пантеон возглавлял Один (Вотан, Водан), покровитель воинских дружин, бог мудрости, «верховный шаман» и покровитель инициаций; позднейшая традиция возводит к Одину происхождение германских королевских родов. Так, Саксон Грамматик говорит, что Водан был первым королем саксов; согласно эпической поэме «Беовульф», датский королевский род Скьельдунгов ведет свое происхождение от Скьельда — сына Одина; скандинавская «Сага о Вельсунгах» называет Одина основателем рода Вельсе. Культ Одина зафиксирован практически у всех германских племен; исключение, по Тациту, составляют континентальные германцы, поклонявшиеся земнородному богу-андрогину Туисто, от которого происходит первый человек Манн; кстати сказать, «двуполость» Туисто сближает его со скандинавским Имиром, который «сам с собой» зачал и породил мироздание.
Вместе с Одином в Британию пришли громовержец Тор (Донар), богиня любви и плодородия Нертус (Фрейя), бог войны Тюр (Тивас, Тиу) и другие божества германо-скандинавского пантеона.
Впрочем, ко времени появления германцев в Британии древняя религия уже утратила свое былое величие; саксы достаточно быстро приняли христианство, чему в немалой степени способствовал приезд в Британии в 597 г. святого Августина, посланца папы Григория, крестившего остров «к вящей славе Господней».

 

Утверждение саксов в Британии сопровождалось «освоением пространства», характерным для любого народа, обживающегося в новой для себя местности. Свидетельством этого освоения служит знаменитая эпическая поэма «Беовульф», главный герой которой — воин племени гаутов, побеждающий хтонических чудовищ (олицетворения хаоса) и тем самым устанавливающий на острове «новый миропорядок».
Как писал в предисловии к первому русскому изданию поэмы А. И. Гуревич, фабула этого произведения достаточно проста: «Беовульф, молодой витязь из народа гаутов, узнав о бедствии, которое обрушилось на короля данов Хигелака, — о нападениях чудовища Гренделя на его дворец Хеорот и о постепенном истреблении им в течение двенадцати лет дружинников короля, отправляется за море, чтобы уничтожить Гренделя. Победив его, он затем убивает в новом единоборстве, на этот раз в подводном жилище, другое чудовище — мать Гренделя, которая пыталась отмстить за смерть сына. Осыпанный наградами и благодарностями, возвращается Беовульф к себе на родину. Здесь он совершает новые подвиги, а впоследствии становится королем гаутов и благополучно правит страной на протяжении пятидесяти лет. По истечении этого срока Беовульф вступает в бой с драконом, который опустошает окрестности, будучи разгневан покушением на охраняемый им древний клад. Беовульфу удается победить и это чудовище, но — ценою собственной жизни. Песнь завершается сценой торжественного сожжения на погребальном костре тела героя и сооружения кургана над его прахом и завоеванным им кладом».

 

 

Упорядочение мироздания в поэме происходит не только через победы над хтоническими чудовищами, но и через искоренение идолопоклонства — недаром Грендель называется «потомком Каина». Вообще эта поэма — любопытный образчик смешения христианских и языческих представлений; к последним, например, принадлежит вера во всевластие судьбы, с которой вынуждены смириться даже боги, или прославляемая в поэме родовая кровная месть.

 

К концу восьмого столетия англосаксы стали полноправными хозяевами Британии; неподвластной им оставалась лишь северная часть острова, Каледония, где владычествовали скотты, практически полностью истребившие загадочный народ пиктов. С момента высадки на британском побережье дружинников Хенгиста и Хорсы сменилось немало поколений, для потомков завоевателей Британия стала родиной, и именно как родину они защищали остров от набегов викингов.
Первое упоминание о викингах в «Западносаксонских анналах» датируется 789 годом, когда шайка скандинавов высадилась на берег у Дорчестера и перебила всех, кто вышел им навстречу. С тех пор набеги повторялись с печальной регулярностью; главной целью викингов служили монастыри, славившиеся своими богатствами, прежде всего монастырь в Линдисфарне, опустошенный набегом 793 г. Более того, в 851 году викинги (даны, как говорят о них летописи) захватили Лондон, разгромили армию королевства Мерсия и разграбили Кентербери. После этой победы они, вопреки обыкновению, не повернули домой с награбленным добром, а высадились на острове Танет в русле Темзы, тем самым давая понять, что намерены обосноваться в Британии надолго. Со временем даны покорили фактически всю восточную Англию; едва ли не единственным сколько-нибудь серьезным их соперником оставалось королевство Уэссекс, где правил король Альфред — лишь он один среди всех английских монархов удостоился от потомков прозвища «Великий».
Ко времени коронации Альфреда (871 г.) северяне укрепились в Британии настолько, что разделили свое войско: одна часть осталась на севере, а другая двинулась в поход на Уэссекс. Поскольку Альфред не имел достаточно сил, чтобы отразить это наступление, ему пришлось выплатить дань. Но это был «последний знак покорности»: в 878 г. армия короля Альфреда разбила данов у Эддингтона, четыре года спустя он нанес им еще одно сокрушительное поражение, а в 896 г. освободил Лондон. По словам «Англосаксонской хроники», «все жители Британии примкнули к Альфреду и присягнули ему в верности, не считая тех, кто страдал под игом данов».
Даны поспешили заключить с Альфредом перемирие и поделить остров надвое. Впрочем, это не надолго облегчило их участь: преемники Альфреда отвоевывали у данов город за городом и местность за местностью, а в 937 г. король Ательстан разгромил соединенное войско данов, скоттов и ирландских гэлов в битве при Брунабурге. Правда, ближе к концу тысячелетия даны, воспользовавшись внутренними неурядицами Британии, вернули себе почти все, что было у них отвоевано (королю Этельреду пришлось даже купить мир, опустошив при этом до дна королевскую сокровищницу). В итоге в 1017 году датский конунг Кнут (Канут английского фольклора) был провозглашен королем Британии. После смерти Кнута (1035 г.) вновь начались междоусобицы, тем паче что покойный король не успел — или не захотел — выделить долю наследства третьему из своих сыновей, бастарду Харальду. Скандинавские конунги и англосаксонские короли сменяли друг друга на британском престоле; последним в этой «венценосной веренице» был Гарольд, эрл Уэссекса — в 1066 году он сначала одержал победу над норвежским конунгом Харальдом Хардраде, а затем потерпел сокрушительное поражение от норманнского герцога Вильгельма, позднее получившего прозвище «Завоеватель».
Битва при Гастингсе — событие в истории Британии не менее значимое, чем введение христианства. Эта битва окончательно вырвала остров из «архаического контекста». Гастингс и последовавшее за ним воцарение норманнской королевской династии включили Британию в «общеевропейский дискурс»; священная история острова сделалась частью священной истории Европы.

 

 

Что касается священной истории Ирландии, ее представляет единственный сохранившийся кельтский миф, который хотя бы условно можно назвать космогоническим. Это — миф о захватах Ирландии и сменявших друг друга волнах захватчиков.
Согласно этому мифу, первыми в Ирландии высадились богиня Кессаир и ее спутники. Все они, кроме мудреца Финтана, погибли во время всемирного Потопа; Финтан прожил несколько столетий (в образе ястреба, орла и лосося), чтобы поведать о случившемся потомкам. Следующими захватчиками острова были «люди Партолона»: они разбили войско демонов-фоморов, расчистили в Ирландии четыре равнины и устроили семь озер, а также научили гойделов ремеслам, учредили первый постоялый двор и установили первые законы. Позднее «людей Партолона» скосил мор; им на смену пришли «люди Немеда», от которых ведут свой род загадочные Фир Болг; Немед и его потомки разделили остров на пять провинций и учредили в Ирландии королевскую власть. Постоянные столкновения с фоморами вынудили его в конце концов покинуть Ирландию, тем самым освободив место четвертой, «божественной» волне захватчиков: Племенам богини Дану, или Туата Де Дананн. Эти божества пришли «с северных островов»; они принесли с собой магические талисманы, призванные обеспечить благоденствие Ирландии: «На северных островах земли были Племена богини Дану и там постигали премудрость, магию, знание друидов, чары и прочие тайны, покуда не превзошли искусников со всего света.

 

 

В четырех городах постигали они премудрость, тайное знание и дьявольское ремесло — в Фалиасе и Гориасе, Муриасе и Финдиасе.
Из Фалиаса принесли они камень Лиа Фаил, что был потом в Таре вскрикивал он под каждым королем, кому суждено было править Эрином.
Из Гориаса принесли они копье, которым владел Луг. Ничто не могло устоять пред ним или пред тем, в чьей руке оно было.
Из Финдиаса принесли они меч Нуаду. Стоило вынуть его из боевых ножен, как никто уже не мог от него уклониться, и был он воистину неотразим.
Из Муриаса принесли они котел Дагды. Не случалось людям уйти от него голодными».
Туата Де Дананн разгромили Фир Болг и фоморов; последних они изгнали из Ирландии, предварительно узнав у них приемы и сроки возделывания земли. «Тем самым Племена богини Дану, обладавшие военным искусством и друидической мудростью, становятся сведущими в хозяйстве». Но владычество Туата над островом было непродолжительным — из Иберии приплыли «сыновья Миля», предки исторических ирландцев — гойделов. Как сказано в «Книге захватов Ирландии», «так говорят ученые люди: тридцать шесть вождей гойделов было у них, что приплыли на тридцати шести кораблях. Четыре да еще двадцать слуг было с ними, и каждый на своем корабле, и с каждым еще по четыре да двадцать слуг… И решили они ступить на берег у Инбер Скене, ибо гласило пророчество, что завоюет оттуда Ирландию великое войско. Но всякий раз, как приближались они к Ирландии, чарами демонов вставал перед ними берег того залива крутой горой. Три раза обошли они кругом всю Ирландию и наконец вышли на берег у Инбер Скене. Спустя три дня и три ночи после того обрушились Сыновья Миля на демонов и фоморов, иначе сказать, на Племена Богини Дану в битве при Слиаб Мис…» Побежденные Туата признали главенство сыновей Миля над Ирландией, но сумели договориться таким образом, что им позволили остаться на острове, точнее — в острове, а именно в полых изнутри холмах-сидах, от которых божества и получили свое новое имя — сиды. С уходом Туата под землю священное время в Ирландии закончилось и началось время историческое.
Археологические данные позволили установить, что миф о захватах Ирландии имеет под собой реальную основу: приблизительно с 700 до 100 года до н. э. на Ирландию последовательно накатывались «кельтские волны» с континента. В названиях племен, завоевывавших остров, обнаруживается несомненное сходство с именами мифических захватчиков, например, болги — и Фир Болг. Этих «кельтских волн» насчитывают четыре — от племенного союза круитни до собственно гойделов, или гэлов. Память о завоевателях сохранилась в ирландской топонимике: так, название Ульстер (Ольстер) произошло от племени улутиев (уладов ирландских саг), основавших легендарную столицу острова Эмайн Маху. Название другой провинции, Лейнстер (в гэльском произношении Лаигин), произошло от племени лагини. Эти последние завоевали провинцию Коннахт, одержав победу над болгами в решающей битве на равнине Маг Туиред! Словом, поздние ирландские саги при сопоставлении с археологическими находками позволяют отчасти прояснить либо реконструировать историю острова.
Впрочем, эта история все равно остается в значительной степени легендарной — вплоть до V века нашей эры, когда святой Патрик окрестил Ирландию. Во многом это связано с тем, что Ирландия была единственной страной на западе Европы, на почву которой не ступала нога римлянина. Сложись обстоятельства иначе, возможно, мы сегодня знали бы о ранней истории острова существенно больше — но не исключено, что ирландская мифологическая традиция оказалась бы почти полностью утраченной, как произошло с традицией континентальной.

 

 

На основании тех данных о мифологии кельтов, которыми мы сегодня располагаем, реконструировать общекельтский пантеон не представляется возможным. По замечанию С. В. Шкунаева, «попытка реконструкции пантеона богов для всего кельтского мира является спорной. Сведения о кельтских божествах редко сопоставимы хронологически и географически. Данные о пантеоне континентальных кельтов (как и кельтов доримской Британии) настолько отрывочны, что не дают возможности установить его структуру».
И свидетельства античных авторов ничуть не проясняют картину. Так, Цезарь в «Записках о Галльской войне» утверждает, что континентальные кельты «больше всего почитают Меркурия. Он имеет больше, чем все другие боги, изображений; его считают изобретателем всех искусств; он же признается указывателем дорог и проводником в путешествиях; думают также, что он очень содействует наживе денег и торговым делам. Вслед за ним почитают Аполлона, Марса, Юпитера и Минерву. Об этих божествах они имеют приблизительно такие же представления, как остальные народы: Аполлон прогоняет болезни, Минерва учит начаткам ремесел и искусств, Юпитер имеет верховную власть над небожителями, Марс руководит войной. Галлы все считают себя потомками отца Дита.» Очевидно, что за римскими именами скрываются местные божества, но какие именно — можно лишь догадываться, равно как и о том, насколько описание Цезаря соответствовало истине.
Другой античный автор, Марк Аврелий Лукан, в своей поэме «Фарсалия» упоминает нескольких кельтских божеств, чьи имена известны и из вотивных надписей, обнаруженных в кельтских святилищах. Это Таранис, Эзус и Тевтат; из текста Лукана следует, что всем им приносились человеческие жертвы — посвященные Таранису сжигались, посвященных Эзусу вешали на дереве, посвященных Тевтату топили в воде. Но эти скудные сведения — практически все, что нам известно о данных божествах.

 

 

С. В. Шкунаев пишет: «Множество имен континентальных божеств известно из уникальных и не подкрепленных иконографией памятников. В Британии засвидетельствовано около 40 имен местных божеств, но о половине из них ничего не известно, кроме имени… Часть божеств представлена только иконографическим материалом (например, изображения трехликого или трехголового божества, божества со змеей, группы из трех богинь-матерей), имена богов остаются неизвестными».
Значительно полнее сведения об ирландской и валлийской мифологической традиции. Эти территории долгое время пребывали в относительной изоляции (Ирландия — за морем, Уэльс — за горами), поэтому мифологическая традиция сохранилась в них намного лучше, нежели в других областях кельтского мира. Тем не менее и эти сведения не выстраиваются в сколько-нибудь стройную систему: ирландская традиция донесла до наших дней, по большому счету, всего два мифа — о захватах Ирландии и о войне Племен богини Дану с фоморами; валлийская же традиция достаточно далеко отступила от мифа и очевидно тяготеет к эпосу. Вероятно, герои «Мабиногион» — Пуйл, Рианнон, Придери, Мат ап Матонви, Гвидион, Арианрод, Бран, Манавидан — на самом деле божества, утратившие с ходом веков свой божественный статус, но так это или нет — достоверно не известно.

 

 

Ирландские боги из Племен богини Дану, о которых довольно подробно говорится в сказании «Битва при Маг Туиред», в сравнении с божествами других индоевропейских мифологических традиций выглядят совершенно барочными персонажами. Так, Всеотец Дагда кажется едва ли не карикатурой на скандинавского Одина, не говоря уже о Зевсе или о Вишну; лукавый Оэнгус — лишь бледная тень хитроумного Локи, три «бога ремесел» — затейливое «растроение» греческого Гефеста… Особняком, пожалуй, стоит Луг, более других божественных «соплеменников» соответствующий классическому образу индоевропейского божества. «Двойственность» происхождения Луга (сын божества из Туата Де Дананн и внук фомора) заставляет вспомнить божественные «бинарные оппозиции» других мифологических систем: асуры и дева, дэвы и ахуры, асы и ваны. То обстоятельство, что Луг сведущ во многих искусствах и ремеслах, позволяет соотнести этого бога с греческим Аполлоном, римским Меркурием, индийскими божествами-демиургами и даже с египетскими Птахом и Тотом. При этом ирландская традиция сохранила всего два мифических сюжета, в которых выступает Луг: первый — о принятии Луга в число Туата Де Дананн, второй — о победе Луга над своим дедом, одноглазым фомором Балором, во второй битве при Маг Туиред.
В ирландских волшебных и героических сагах, как и в валлийских сказаниях, нередко действуют персонажи, в которых можно заподозрить бывших божеств: таковы правительница Коннахта Медб (ипостась богини-матери), великанша Скатах (богиня войны), Брикриу (на пиру у которого происходит ссора, заставляющая вспомнить эддическую песнь «Перебранка Локи»), Мидир (бог потустороннего мира), Ку Рои (бог мудрости и войны; его сопоставляют с индийским Пушаном) и самый знаменитый герой ирландского эпоса — Кухулин. По замечанию С. В. Шкунаева, «мифологична и фигура Кухулина — главного героя, „не имеющего равных среди смертных“, сына Луга… Рассказы о его детских подвигах сходны с обрядами инициации, многие эпизоды жизни органически включаются в индоевропейскую мифогероическую традицию (битва с тремя противниками, убийство собственного неузнанного сына, магические преображения и др.)».
В сказаниях же британских кельтов (Уэльс, Корнуолл, бывшие римские владения) со временем появляется персонаж, которому суждено было обрести практически божественный статус. Это верховный правитель, милостивый к подданным и беспощадный к врагам, строгий и справедливый судья, наделенный великой мудростью, сведущий во многих искусствах и обладающий магическими способностями. Речь, конечно же, о короле Артуре.

 

Легенда о короле Артуре уникальна — точнее, уникален весь свод легенд, который принято называть Артурианой. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что в мире не найти другой такой легенды. В Средние века она вдохновляла хронистов и поэтов по всей Европе; к ней обращаются и поныне, а в жанре фэнтези вообще образовался этакий «артуровский поджанр», ярчайшими образцами которого являются романы М. Стюарт, М. З. Брэдли и Т. Х. Уайта. В Британии, где эта легенда зародилась, насчитывается более полутора сотен мест, связанных с королем Артуром. В британском народном сознании, по меткому выражению современного журналиста, известнее Артура, может быть, только дьявол.
Учитывая непреходящую популярность этой легенды, вполне естественно задаться вопросом: а существовал ли Артур на самом деле? Однозначного ответа на этот вопрос нет и, вполне вероятно, быть не может. «Да» подразумевает реальность легендарного средневекового монарха и его великолепного двора. Увы, это не так. Такого короля и такого двора в Британии не было. «Нет», в свою очередь, подразумевает, что образ Артура — чистейшей воды вымысел, не имеющий ни малейшей связи с действительностью. По счастью, это тоже неверно. В конце концов, если легенда сложилась и существует по сей день, значит, она на что-то опирается, и объяснить возникновение этой легенды, напрочь отрицая некий «прототип» ее главного героя, абсолютно невозможно. Некоторые исследователи, кстати сказать, пытались это проделать, но никто из них не смог выдвинуть сколько-нибудь удовлетворительной теории.
Поскольку на вопрос: «А был ли Артур?» нельзя дать однозначного ответа, разумнее от него уйти и сосредоточиться на предмете, реальность которого не подвергается сомнению, — а именно, на самой легенде. Каково ее происхождение, какие события лежат в ее основе? Сумев установить корни легенды, мы, быть может, обнаружим и тот самый «прототип» ее героя.
В своем классическом виде артуровская легенда датируется рубежом двенадцатого и тринадцатого столетий. Именно в это время начинает складываться повествование и появляются основные персонажи Артурианы: сам король, его прекрасная и неверная супруга, чародей Мерлин, магический клинок Эскалибур, рыцари Круглого стола, поглощенные служением высочайшим идеалам, загадочный святой Грааль. Именно в это время записываются предания о трагической любви Ланселота и Гвиневры и Тристана и Изольды, о смертельной ране Артура, преданного собственным племянником, об отплытии короля на остров Авалон, где он обретает бессмертие… Иными словами, перед нами не историческая хроника, а «полновесный» рыцарский роман, в котором король Артур — идеализированный средневековый монарх, а его Британия представляет собой рыцарскую Утопию, столь непохожую на Британию настоящую.
Однако это отсутствие аутентичности отнюдь не означает отсутствия в легенде хотя бы толики реальности. Средневековые писатели сильно отличались от писателей современных. Они не слишком заботились об аутентичности. Современный писатель, обращаясь в своем произведении к «делам давно минувших дней», старается изобразить времена и нравы как можно правдоподобнее, достовернее, воссоздает мысли и привычки давно умерших людей, их манеру разговаривать, кушать, одеваться… А средневековые авторы исповедовали принципиально иной подход к истории. Описывая события давнего прошлого, они «осовременивали» реальность, подгоняли ее под интересы читателей. Для тех, кто первым записал артуровские легенды, этот король принадлежал к седой древности: их с Артуром разделяло не меньше пяти столетий. Поэтому, чтобы «завлечь публику», они наделили образ короля множеством черт, которые нельзя назвать иначе как анахронизмами, — того требовала традиция.
Романы об Артуре и его дворе выстроены по одной и той же схеме, предложенной весьма талантливым сочинителем по имени Гальфрид Монмутский. Именно он первым сложил «официальную биографию» Артура, и потому в дальнейшем изложении мы будем преимущественно опираться на текст Гальфрида.

 

 

О самом Гальфриде известно крайне мало. В своих сочинениях он упоминает о себе всего четыре раза, и упоминания эти — обычные для Средневековья обращения к меценатам или своеобразные «подписи» автора в конце сочинения либо его раздела. Из прозвищ Гальфрида можно предположить, что он родился в Монмуте (юговосточный Уэльс) — или что он был монахом одного из валлийских монастырей. Если принять первое предположение, то оно означает, что Гальфрид был уроженцем валлийского княжества Гвент, которое «прославилось мужественным противостоянием англосаксонскому завоеванию: здесь был рубеж продвижения германцев на Запад» (А. Д. Михайлов). Впрочем, некоторые исследователи называют Гальфрида не валлийцем, а бриттом, тем паче что в своих сочинениях он восхвалял как раз доблесть и отвагу бриттов. Валлийская «Хроника княжества Гвент» (XVI в.) сообщает ряд подробностей о жизни Гальфрида: его отцом был капеллан графа Фландрского, а образование Гальфрид получил в доме епископа Лландафского. Эти подробности не слишком достоверны, зато точно известно, что в 1129 г. Гальфрид находился в Оксфорде и числился в монастырских документах «магистром». Первым произведением Гальфрида, по всей вероятности, были «Пророчества Мерлина», затем вошедшие в «Историю бриттов» (конец 1130 гг.); еще перу клерика из Монмута принадлежит стихотворная «Жизнь Мерлина».

 

 

Написанная на латыни, «История бриттов» (или «История бриттских правителей») охватывает временной промежуток почти в две тысячи лет. Начинается она от падения Трои и бегства Энея из разрушенного города; по Гальфриду, именно потомки троянцев высадились на острове, который они назвали сначала Альбионом (Альбанией — такое название зафиксировано в античных источниках), а затем Британией — по имени своего вождя Брута, внучатого правнука Энея. Гальфрид приводит пророчество, которое Брут получил в храме Дианы и которое и привело его в Британию:
Там, где солнца закат, о Брут, за царствами галлов,
Средь Океана лежит остров, водой окружен.
Остров тот средь зыбей гигантами был обитаем,
Пуст он ныне и ждет, чтоб заселили его
Люди твои; поспеши — и незыблемой станет твердыней,
Трою вторую в нем дети твои обретут.
Здесь от потомков твоих народятся цари, и подвластен
Будет этим царям круг весь земной и морской.

Брут стал первым правителем Британии, ему наследовали многие другие, в их числе шекспировский Лир, и эта «наследная вереница» не прервалась даже с приходом римлян, которые, как утверждает Гальфрид, дали Британии автономию.
Со временем Британия отпала от Римской империи — и с этого момента, в общем-то, и начинается артуровская легенда. Бриттский престол, изгнав сразу двух законных наследников, узурпировал вельможа Вортигерн. Поскольку ему изрядно досаждали пикты, непрестанно тревожившие бриттов своими набегами, Вортигерн призвал на подмогу саксов — дружину некоего Хенгиста. Вслед за Хенгистом в Британию явились и его соплеменники, так что скоро саксы заполонили остров и из союзников превратились во врагов. Вортигерн бежал в Уэльс, где повстречал Мерлина, который в своих пророчествах посулил беглому правителю приход того, кто избавит Британию от чужеземцев. Некоторое время спустя законные наследники престола вернулись из изгнания, Вортигерн был убит, а саксы слегка присмирели.

 

 

Правителем острова на короткий срок стал старший из братьев-наследников — Аврелий Амброзий. Ему наследовал младший брат Утер (Утерпендрагон). На пиршестве в Лондоне Утера внезапно охватила страсть к Игерне (Ингерне), супруге герцога Корнуоллского Горлуа (Горлоя). Когда Горлуа увез жену, Утер счел себя оскорбленным и повел армию в Корнуолл, дабы отомстить за оскорбление. Горлуа укрыл Игерну в крепости Тинтагель, расположенную на море, в которую можно было попасть только по узкому скалистому гребню, — и выступил навстречу королю. Однако Утер победил Горлуа без боя: Мерлин напоил короля волшебным зельем, которое наделило Утера абсолютным внешним сходством с Горлуа. В облике своего противника Утер проник в Тинтагель и овладел Игерной, которая приняла его за своего супруга, неожиданно возвратившегося домой. Так был зачат Артур. А обманутый Горлуа тем временем был убит на поле брани, так что Утер не замедлил сделать Игерну своей королевой.
Через несколько лет Утера отравил некий сакс, и королем провозгласили юного Артура. Мальчик вскоре выказал недюжинный талант правителя и полководца; он лично возглавил несколько военных походов против саксов, усмирил пиктов и скоттов и обзавелся чудесным мечом Калибурном, выкованным на острове Авалон. Женой Артура стала Гвиневра «из знатного римского рода». После свадьбы Артур покорил Ирландию и Исландию (последнее не должно удивлять — в те годы Исландия была необитаемой), а затем последовали двенадцать лет мира и процветания Британии. Король учредил рыцарский орден, куда вошли достойнейшие из воинов, стекавшихся к его двору из всех земель.
Наскучив покоем, Артур решил покончить с владычеством римлян над Галлией. Он привлек на свою сторону множество галлов, переправился через Ла-Манш и захватил значительную часть Галлии. Приблизительно с этого момента в повествовании начинают возникать столь хорошо знакомые имена — Гавейн, Бедивер, Кэй и другие. Несколько лет спустя ко двору Артура в валлийском Каэрлеоне явились послы из Рима; они потребовали, чтобы король вернул Риму «неправедно захваченные» территории и возобновил выплату дани, как было в обычае у его предшественников. Рассудив, что лучшая защита — это нападение, Артур вновь повел войско в Галлию, а в Британии вместо себя оставил своего племянника Модреда и Гвиневру. Модред, воспользовавшись отсутствием Артура, провозгласил себя королем саксов и соблазнил Гвиневру; весть об этом заставила Артура, дошедшего до Бургундии, спешно вернуться. В битве при реке Кэмел в Корнуолле он победил и убил своего обидчика, но и сам был серьезно ранен, и его «переправили для лечения на остров Авалон». Корону он передал Константину, «своему родичу и сыну наместника Корнубии» (т. е. Корнуолла).
О смерти Артура в тексте Гальфрида не упоминается. По всей видимости, Гальфрид знал, что народ верит в бессмертие Артура, и не решился противоречить устной традиции.
Что касается датировки перечисленных выше событий, главная «привязка» в тексте — упоминание о том, что в Европе все еще владычествуют римляне. Поскольку Западная Римская империя лишилась последнего императора в 476 г., экспедиции Артура на континент должны были состояться раньше этого времени. Вдобавок в тексте встречаются ссылки на императора Льва, который правил Восточной Римской империей с 457 по 474 год. Однако в том же тексте мы находим и дату отречения Артура от престола, — дату, которая противоречит всем приведенным выше расчетам: «Случилось же это в пятьсот сорок втором году от воплощения Господа». Быть может, впрочем, здесь закралась ошибка — то ли автора, то ли переписчика. Пренебрегая последней датой, мы получаем следующую картину: правление Артура в Британии пришлось на 450-е и 460-е годы нашей эры.
Откуда Гальфрид почерпнул все эти сведения? Были ли у него предшественники, опирался ли он на устную традицию? Или придумал все сам, что называется, «из головы»?
Гальфрид не был хронистом в узком смысле этого слова. Он не протоколировал историю — достаточно вспомнить, что он рассказывает о Юлии Цезаре, чтобы понять: реальные события для него — лишь «сырье» для фантазии. Так, Гальфрид рассказывает, что Цезарь совершил три похода в Британию (а не два — в 55 и 54 гг. до н. э.), был дважды разгромлен бриттами и сумел обосноваться на острове, только захватив обманом в плен вождя бриттов Кассибеллана: «О, поразительный в ту пору был народ Британии, дважды изгнавший из пределов своих покорителя всего круга земного! Перед кем не мог устоять целый мир, перед тем неколебимо стояли даже бежавшие от него, готовые принять смерть за родину и свободу». И вот что им в похвалу, повествуя о Цезаре, сочинил Лукан: В страхе он тыл показал британцам, к которым стремился.

 

Гальфрид фактически основал традицию, квинтэссенцией которой служит творчество Александра Дюма-отца («Для писателя история — гвоздь в стене, на который он вешает свою картину»). Он не записывал, а творил, опираясь на сведения, которые считал подходящими. Поэтому можно предположить, что Артура он не выдумал, но измыслил — на основе бытовавших в его время преданий.
В чем Гальфриду не откажешь, так это в адекватности общей картины эпохи. Безусловно, история Британии послеримского периода задокументирована весьма скудно, однако археологические данные позволяют сделать определенные выводы.
Римляне владели большей частью острова на протяжении трехсот лет. Под их владычеством находились британские кельты, предки валлийцев, корнуолльцев и бретонцев (английская нация в ту пору еще не сложилась). Местная аристократия пользовалась всеми благами римской цивилизации и со временем приняла христианство. С ослаблением Рима под натиском варваров римское влияние на острове стало уменьшаться, «разнеженные» римлянами бритты оказались вынужденными отбиваться от набегов ирландцев, пиктов и саксов.
Около 410 г. политические неурядицы в империи привели к отпадению Британии. Император своим указом повелел бриттам жить самостоятельно.
Римская администрация еще какое-то время продолжала трудиться, но постепенно ей на смену приходили местные племенные вожди, один из которых, очевидно, довольно быстро приобрел власть над большей частью территории острова. Это Вортигерн, которого Гальфрид изображает коварным узурпатором. Вортигерн, преследуя собственные политические цели, призвал на остров шайку северных варваров, наделил их землей и кровом в обмен на помощь в борьбе с набегами гэлов и пиктов. И в самом деле, как мы помним, некоторые саксы, англы и юты пришли в Британию, чтобы помочь бриттам справиться с пиктами, — хотя, конечно, далеко не все они действовали из столь благородных побуждений, и Гальфрид изрядно идеализирует германцев в образе Хенгиста. Около 440 г. укрепившиеся саксы объединились с пиктами, которых им надлежало сдерживать, и начали грабить остров. Ограбления и разбой растянулись на добрых два десятилетия и вынудили многих бриттов бежать за Ла-Манш, в Галлию, где они основали Малую Британию — нынешнюю Бретань.
Наконец разбойники утихомирились и отступили на земли, которые им когда-то выделили по договору, а бритты — бритты не собирались прощать нарушение клятв. Они решили отомстить саксам. Во главе их войска встал вождь Амброзий Аврелиан, судя по имени — британец с римскими корнями. Ожесточенные стычки продолжались несколько десятилетий, пока бритты в 490-х гг. не одержали сокрушительную победу над саксами у горы Маунт-Бадон на юге острова. Впрочем, постепенно саксы все-таки покорили весь остров и сделали его Англией — «землей англов»; потомки же бриттов осели в Уэльсе и в других местностях, свято храня память об утраченной свободе.
Об этом периоде мы знаем в основном из сочинения монаха Гильдаса (ок. 530 г.), который был церковником, но никак не историком. Он безбожно перевирал факты, но именно у него мы находим сообщения о разбое саксов, о восстании бриттов и о победе у горы Маунт-Бадон. Единственное имя, которое он упоминает, рассказывая о столкновениях бриттов и саксов, — это имя Амброзия.
Гальфрид в соответствующих главах своего сочинения трактует эти события так, как удобно ему. Он знает о Вортигерне, знает об Амброзии Аврелиане — последнего он «превращает» в короля Аврелия Амброзия. Логично предположить, что Гальфрид знал и об Артуре — не о короле Артуре из интересующих нас легенд, а о некоем бритте, отличившемся в войне с саксами.
В предисловии к «Истории бриттов» Гальфрид говорит, что много размышлял об истории королей Британии и «подивился тому, что, помимо упоминания об их правлении в давние времена, которое содержится в обстоятельных трудах Гильдаса и Беды, я не нашел ничего о королях, живших до воплощения Иисуса Христа, ничего об Артуре и многих других после воплощения Христова, хотя свершенные ими деяния достойны славы вовеки и многие народы их помнят и о них повествуют, как если бы они были тщательно и подробно описаны». А далее он упоминает некую загадочную книгу «на языке бриттов», которую ему предложил его покровитель Вальтер, архидиакон Оксфордский; в этой книге «без каких-либо пробелов и по порядку, в прекрасном изложении рассказывалось о правлении всех наших властителей начиная с Брута, первого короля бриттов, и кончая Кадвалладром, сыном Кадваллона». С большой долей вероятности можно заключить, что упомянутая книга — вымысел Гальфрида, выдуманная, дабы осенить авторитетом древности собственные слова. Но в то же время, как уже говорилось, нельзя утверждать, что Гальфрид выдумал Артура «с ног до головы» — у него под рукой наверняка был источник, на который он по мере необходимости опирался.
Имя «Артур» — валлийская форма латинского «Арторий»; это имя в британском контексте, подобно имени Амброзия, означает, что человек, его носивший, принадлежал к потомкам римских поселенцев. Такое имя, если оперировать филологическими понятиями, не мог носить ни кельтский бог, ни фольклорный «воин без страха и упрека»; у того и у другого были бы имена на кельтский манер. (По одной из гипотез имя «Артур» происходит от кельтского artos — «медведь». — Ред.) Имя «Арторий» встречается в римских надписях неоднократно; известно, что легат Луций Арторий Каст в 184 г. со своим легионом переправился в Британию, чтобы подавить восстание местных жителей. Вряд ли Артур Гальфрида восходит к этому Арторию — уж чересчур далеко они отстоят друг от друга по времени; однако в шестом веке имя «Арторий» внезапно становится весьма популярным в Британии, его упоминают даже шотландские надписи. Такое впечатление, будто весь остров заслушивался сагой, главным героем которой был «славный бритт» Арторий…
Валлийское происхождение Гальфрида, упоминание о старинной книге на языке бриттов, сильная бриттская традиция в Уэльсе, послужившем бриттам убежищем от саксов, — все это означает, что следы Артура ведут в Уэльс.

 

Валлийские предшественники Гальфрида — барды, рассказчики, клирики — создали значительный пласт литературы, насколько применимо это понятие к устной традиции. В некоторых произведениях встречается и образ Артура: этого доблестного воина восхваляют за отвагу в бою, а одна из бардических песней упоминает о тайне, окутывающей смерть Артура. Другие песни наделяют Артура пышной свитой, точнее, дружиной, которая защищает валлийские земли, истребляя воинственных чужаков и монстров. К сожалению, все эти песни до нашего времени не сохранились, об их содержании мы узнаем лишь из так называемых «Валлийских триад». В «Триадах» Артур упоминается довольно часто: так, правление Артура относится, по «Триадам», к одному из трех героических правлений острова Британия, на протяжении которых правители «побеждали врагов и не уступали ни измене, ни лжи»; еще его называют «одним из трех запятнанных кровью», ибо «когда он уходил на брань, то никого из своих не оставлял под мирным кровом» и т. д. Впрочем, в «Триадах» не содержится сведений, на основании которых можно было бы сочинить повествование, подобное повествованию Гальфрида. Исключение составляют разве что те, в которых говорится о вражде Артура с Медраудом (Мордредом) и о роковой битве при Камланне. Записанный в начале XIV в. текст гласит: «Ведомы и три великих предателя острова Придейн. Первый Мандубратий ап Ллудд ап Бели, каковой призвал на остров Юлия Цезаря с его римлянами и тем положил начало римскому нашествию… Второй Вортигерн, убийца Константина Благословенного, беззаконно присвоивший себе венец правителя и призвавший на остров саксов Хенгиста… Третий Медрауд ап Ллью ап Кинварх, коему Артур вверил управление островом Придейн, отправляясь на брань с императором Рима, и коий обманом и обольщением завладел короной Артура и, желая сохранить оную, заключил союз с саксами, и через него кимвры утратили корону Ллогрии и независимость острова Придейн». Битву же Артура с Медраудом «Триады» относят к «трем недостойнейшим битвам острова Придейн»: «Третья битва при Камлане, между Артуром и Медраудом, в коей был сражен Артур и с ним сто тысяч вождей кимвров. В итоге этих трех сражений саксы забрали у кимвров землю Ллогрию, ибо не осталось в ней воинов, способных ее защитить».
Из тех источников, на которые, как мы рискнули предположить, опирался Гальфрид, до нас полностью дошло только повествование о Килухе и Олвен, согласно которому Артур был вождем бриттов и держал двор, к которому съезжались знатнейшие и благороднейшие валлийцы. Среди приближенных этого Артура, кстати сказать, упоминаются и персонажи кельтской мифологии — например, Гвин ап Нудд, правитель валлийского загробного мира Аннона. По саге, миры посюсторонний и потусторонний существуют в параллельных плоскостях бытия, однако иногда соприкасаются, и в этих «точках соприкосновения» обитают духи и фейри. Сюжет саги — сватовство Килуха к Олвен, дочери великана Исбаддадена; одно из условий, которое ставит великан Килуху, — добыть гребень и ножницы, спрятанные между глаз чудесного вепря-оборотня Турх Труйта: только эти гребень и ножницы смогут справиться с жесткими волосами Исбаддадена. Килух обращается за помощью к Артуру, и король со своей свитой принимает участие в охоте на «Великого кабана». Вполне вероятно, из этого повествования Гальфрид почерпнул идею блестящего двора Артура.
Наконец, Артур упоминается в нескольких житиях валлийских святых. В этих произведениях его именуют то королем Британии, то вождем, а то и тираном. Более того, он изображается грешником, которого чудеса, совершаемые святыми, заставляют покаяться в грехах.
Вряд ли будет преувеличением сказать, что из устной и книжно-церковной валлийской традиции Гальфрид «позаимствовал» в первую очередь имена персонажей своего повествования — Мерлина (Мирддина), Гвиневры, Кэя, Мордреда и других. Что касается сюжета артуровской легенды, его происхождение по-прежнему остается для нас загадочным — до тех пор пока мы не обратимся к двум текстам, о которых преднамеренно не упоминали раньше. Первый — это анонимные «Анналы Камбрии», созданные в конце X столетия. В них Артур упоминается дважды. Под 516 г. сообщается: «Битва при Бадоне, во время которой Артур носил на своих плечах крест Господа нашего Иисуса Христа три дня и три ночи, и бритты были победителями», а под 537 г. говорится: «Битва при Камлане, во время которой Артур и Медрауд убили друг друга, и мор наступил в Британии и Ирландии». Второй текст — это «История бриттов» монаха Ненния, писавшего на рубеже VIII–IX вв. По Неннию, Артур — военный вождь, совершивший немало подвигов, главный из которых — победа при Маунт-Бадоне. Родословную Артура Ненний возводит к Бруту. Это обстоятельство, равно как и во множестве встречающиеся у Гальфрида прямые и косвенные цитаты из Ненния, заставляют предположить, что «История бриттов» последнего и была той «стариннейшей валлийской книгой», которую архидиакон Оксфордский Вальтер однажды передал Гальфриду.

 

 

Гальфрид во многом видоизменил и «исправил» тексты Ненния и «Анналов Камбрии». Так, он ввел в историю о Вортигерне юного Мерлина, сделал Медрауда-Мордреда племянником Артура, развернул мимолетное упоминание о битве при Камлане в трагическое повествование. Эти и другие «баснословия» были характернейшей особенностью творчества Гальфрида-сочинителя, вдохновенного писателя, а не беспристрастного хрониста.
В тексте Гальфрида имеется любопытная подробность, которой опять-таки нет в валлийской устной традиции, да и у Ненния она тоже отсутствует. Почти половину повествования об Артуре у Гальфрида занимает «отчет» о деяниях короля на континенте. Если допустить, что этот «отчет» ни в малейшей степени не соответствует действительности, придется признать, что Гальфрид выдумал его от начала и до конца. Однако подобный подход вовсе не в духе Гальфрида; следовательно, рассказывая о подвигах Артура на континенте, Гальфрид опирался на некий источник — вероятнее всего, именно континентальный, поскольку в собственно британских анналах ни о каких походах Артура в Галлию не говорится.
Более того, в своем «отчете» Гальфрид дает хронологическую привязку — галльский поход Артура, по его словам, приходится на время правления Льва, императора Восточной Римской империи с 457 по 474 г.: «Была тогда Галлия владением Рима, состоявшим под началом трибуна Флоллона, который правил ею от имени императора Льва». Вдобавок разбросанные по тексту намеки позволяют предположить, что решающая кампания этого похода приходится на 469–470 гг.
Из средневековых исторических хроник известно, что в 467 г. император Лев назначил некоего Антемия своим соправителем на западе. Ему надлежало навести порядок в провинции, разоренной варварскими набегами. По хроникам, Антемий заключил союз с «королем бриттов», который привел в Галлию 12 000 своих воинов. Раньше считалось, что под бриттами подразумевались бретонцы, но сегодня это мнение опровергнуто. Войско действительно прибыло в Галлию из-за Ла-Манша.
После непродолжительной задержки к северу от течения Луары, вызванной необходимостью усмирить саксов, тревоживших набегами британских поселенцев, войско выступило в центральную Галлию, против надвигавшихся из Испании визиготов. Императорский наместник Арвандий оказался предателем: он склонял визиготов напасть на бриттов с тем, чтобы после победы поделить Галлию между визиготами и бургундами. Предательство Арвандия было раскрыто, однако визиготы, выполняя договоренность, устремились к Буржу, где разбил свой лагерь «король бриттов». Последовала кровавая битва, и бритты вынуждены были отступить в глубь бургундской территории. Больше ни о них, ни об их короле ничего не известно.
В этом предании мы находим основные моменты артуровской легенды: король отправляется в поход, его «заместитель» вступает переговоры с врагами и замышляет измену; последнее, что известно о короле и его войске, — что они двинулись в направлении реально существующего французского города Аваллон (Авайон). Как правило, название чудесного острова Авалон производят от кельтского afal «яблоко», однако вполне возможно, что Авалон артуровских легенд «происходит» от упомянутого выше французского города.
В нескольких сообщениях хронистов этот «король бриттов» называется по имени — Риотам (Riothamus). С известной долей уверенности можно предположить, что Гальфрид, сочиняя «отчет» о деяниях Артура на континенте, опирался на факты, относящиеся к действиям Риотама. Конечно, он оставался верен себе — безудержно фантазировал, «перекраивал» реальные события, измышлял победы бриттского оружия. Тем не менее в Риотаме вполне можно усмотреть прообраз Артура: он жил и действовал именно в интересующее нас время, его подвиги, что называется, задокументированы (сохранилось даже письмо к нему), наконец, он и вправду совершал деяния поистине «артуровского масштаба».
Естественно, предположение об идентичности Риотама и Артура кажется несколько натянутым. Однако оно подтверждается свидетельствами других средневековых авторов, писавших до Гальфрида или не пользовавшихся его трудом при сочинении своих повествований. Так, некий бретонец, автор жития местного святого, в предисловии к этому житию рассказывает о событиях пятого века в Бретани и упоминает «Артура, короля бриттов», причем деяния этого Артура практически полностью соответствуют деяниям Риотама. В еще одной хронике находим интересную подробность: правителя-изменника эта хроника называет Морвандием — что вполне может быть истолковано как контаминация имен «Мордред» и «Арвандий».
Остается решить вопрос о несходстве имен: ведь имя «Риотам» никоим образом, по всем филологическим законам, не могло трансформироваться в валлийское «Артур». Вероятно, Риотам в действительности носил два имени (как было в обычае у части бриттов — вспомним хотя бы Аврелия Амброзия), и вторым его именем было «Артур» или, скорее «Арторий». Одно имя сохранилось в истории, а второе перешло в легенду. Существует и более «экзотическая» версия, возводящая имя «Риотам» к бриттскому слову «Риготамос» (Rigothamos), «верховный правитель». В таком случае «Риотам» — уже не имя, а прозвище или титул: «Арторий Риотам» или «Риотам Арторий». Впрочем, не исключен и обратный вариант, когда «Риотам» — имя, а «Арторий» — прозвище. Вспомним легата Луция Артория Каста, переправившегося через Ла-Манш во главе легиона; может статься, какой-нибудь поэт, желая польстить своему правителю, поименовал его в стихах «вторым Арторием».
О Риотаме до того, как он очутился в Галлии, не известно ровным счетом ничего. Тем не менее он был достаточно важной персоной, раз римский император обратился к нему за помощью. «Король бриттов», пожалуй, явное преувеличение, однако он наверняка был вождем какого-либо бриттского племени — или союза племен, поскольку смог по просьбе императора собрать многочисленное войско и переправить его через пролив. По всей видимости, он правил областью на западе острова, то есть на территории легендарного Артура, и, по всей видимости, был вовлечен в крупнейший «артуровский» проект, о котором поведала нам археология, — в перестройку замка Кэдбери, предполагаемого Камелота. И все двенадцать битв Артура, о которых рассказывается у Ненния, вполне укладываются в приблизительные годы жизни Риотама.
Но вернемся с континента на «остров Придейн», как валлийские «Триады» именовали Британию.
Гальфрид писал свою «Историю» в период, когда в Британии установилось правление норманнов. Молодая династия Плантагенетов, укоренившаяся как на острове, так и на материке (Нормандия и Бретань), весьма одобрительно отнеслась к труду Гальфрида. «Для представителей этой династии, и прежде всего для короля Генриха II (чьей женой была знаменитая Алиенора Аквитанская, страстная поклонница куртуазной лирики трубадуров и покровительница литературы), артуровские легенды обладали большой притягательной силой. Ведь они рассказывали о досаксонских правителях Британии, якобы генетически связанных с родом римских императоров. Поэтому-то Генрих проявлял повышенный интерес к личности короля Артура, дал это имя одному из своих внуков… и способствовал появлению стихотворного романахроники Васа „Брут“ (1155)» (А. Д. Михайлов). В своем романе Вас пересказал в стихах «Историю» Гальфрида, значительно изменив образ короля Артура. Васовский Артур приобрел черты убеленного сединами старца, мудрого правителя и образца благородства и рыцарственности; кроме того, в романе Васа появился Круглый стол («заимствованный» из бретонского фольклора), за которым собирались наиболее прославленные рыцари.

 

 

Образ Артура продолжал бытовать и в народной традиции. Некий норманнский священник, в 1113 г. посетивший Уэльс, сообщал, что местные жители показывали ему места, связанные с этим королем, и уверяли, что Артур по-прежнему жив. В Бретани утверждали, что король находится на зачарованном острове — Авалоне Гальфрида — или спит в глубокой пещере, но в урочный час пробудится и вернется к своим подданным. Благодаря бретонским певцам легенды об Артуре распространялись по Европе; в частности, мы находим изображения персонажей артуровского эпоса на вратах собора в итальянской Модене.
С конца XII столетия легенды об Артуре прочно вошли в средневековую литературу. Прежде всего необходимо упомянуть знаменитого французского поэта Кретьена де Труа; впрочем, Кретьен писал не столько об Артуре, сколько о рыцарях короля — Эреке, Ивейне, Ланселоте, Гавейне и Персевале. Радениями Кретьена и его продолжателей все большую значимость в своде артуровских легенд стал обретать образ Мерлина. У британских авторов Мерлин играл вспомогательную роль — он лишь предрекал рождение Артура и содействовал зачатию младенца; у авторов же норманнских Мерлин превратился в могущественного чародея, этакого магического гаранта королевской власти. Гальфрид помещал столицу и двор Артура в Каэрлеоне, а норманнские авторы перенесли артуровский двор в мифический Камелот. Именно в сочинениях норманнов легенда приобрела столь знакомые нам черты: появились эпизоды с извлечением меча из камня как подтверждением права на престол, с падением Мерлина, побежденного любовью к чародейке, с подвигами Гавейна (хотя знаменитый стихотворный рыцарский роман «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь» сложился позднее) и, наконец, с поисками Святого Грааля.
На протяжении Средних веков романы о короле Артуре и рыцарях Круглого стола становились все популярнее среди аристократии. Британские лорды и леди устраивали «артуровские пиры», на которых «примеряли» на себя роли персонажей этих романов. Со временем Артур стал национальным героем Англии, причем его изначальный статус врага англосаксов был напрочь забыт. Эдуард I Плантагенет, по свидетельствам современников, устроил пять приемов «в духе рыцарей Круглого стола»; более того, свои притязания на Шотландию он обосновывал тем, что когда-то Шотландия входила в состав королевства Артура. А Эдуард III всерьез помышлял о возрождении рыцарского ордена, якобы учрежденного Артуром (но в конце концов вместо возрождения старого ордена учредил новый — знаменитый орден Подвязки).
Что касается эволюции персонажей этих романов, то с введением в артуровские легенды Граальского цикла двор Артура отодвинулся на задний план, а идейным центром свода легенд стал именно Грааль. Постепенно начало правления Артура стало связываться уже не с мифологизированными событиями Темных веков британской истории, а с перенесением на острова священных реликвий христианства (частицы креста распятия, той же чаши Грааля и т. д.). «Подвиги основных персонажей артуровских сказаний приобрели иное содержание: на смену бездумным поискам приключений пришли осмысленные богоугодные деяния, ведущие к моральному совершенствованию рыцаря и к установлению справедливости и гармонии в мире… Роль короля Артура претерпела дальнейшую редукцию: этот персонаж совершенно утратил былую активность, превратившись даже не в верховного судью в делах доблести и чести, а в некоего бесстрастного наблюдателя, в праздности и лени проводящего свои дни в Камелоте и других замках. Артур лишается „истории“: у его королевства нет ни начала, ни конца, оно как бы существует вечно. Нет у него и четких географических границ: это уже не королевство Британия, а какая-то всемирная империя, без конца и без края» (А. Д. Михайлов).
В годы Войны Роз (1455–1458 гг.) английский аристократ сэр Томас Мэлори на основе наиболее известных обработок и пересказов артуровских легенд составил собственное повествование, которое назвал «Книгой о короле Артуре и об его доблестных рыцарях Круглого стола». Во многом это повествование представляет собой парафраз сочинений предшественников, однако Мэлори не просто пересказывал — он менял, исправлял, добавлял; в частности, именно он создал цельный образ королевы Гвиневры и ее трагической любви к Ланселоту. Подобно тому как сочинение Гальфрида подвело итог развитию легенды об Артуре на кельтской почве, творческая компиляция Мэлори завершила собой норманнский этап эволюции этой легенды. В 1485 г. У. Кэкстон опубликовал текст Мэлори под названием «Смерть Артура»; с течением лет эта книга стала канонической — своего рода «Библией Артура», на нее опирались и продолжают опираться позднейшие сочинители артуровских романов и поэм — например, Альфред Теннисон, Олджернон Ч. Суинберн, Уильям Моррис, Чарльз Уильяме или Теренс X. Уйат.
В 1936 г. английский историк Р. Дж. Коллингвуд, опираясь на приводимое у Ненния описание двенадцати битв Артура, высказал предположение, что Артур был командиром кавалерийского отряда, наподобие римской алы, и что этот отряд нападал на небольшие группы саксов, бродившие по территории острова. Этого же предположения придерживались Чарльз Уильямс и Клайв С. Льюис, в соавторстве написавшие «Артуровский фрагмент». В общем и целом к этому предположению, хотя и с оговорками, склонялись и другие современные исследователи — до тех пор пока в 80-х годах XX столетия не был «открыт» Риотам…

 

 

Археологи также предпринимали попытки совместить описания средневековых хроник и романов с фактическим ландшафтом. В основном раскопки велись в трех местах — в Тинтагеле, где был зачат и рожден Артур; в аббатстве Гластонбери, связанном с историей Грааля; и в Кэдбери, где предполагалось найти развалины Камелота. Во всех трех случаях раскопки показали, что в этих местах действительно существовали бриттские поселения. Более того, хотя никаких следов Артура и его королевства найти не удалось, выяснилось, что эти места пользовались почитанием бриттов и, следовательно, могут в известной мере служить хронологическими «точками фиксации» артуровской Британии.
Кстати сказать, само представление об артуровской Британии (англ. Matter of Britain; первым это выражение употребил французский поэт XII в. Жан Бодель, упоминавший о «безыскусных и милых британских песнях»), подобно образу Артура, вышло с течением лет за пределы «обыденной географии». Карта Артурова королевства не знает, к примеру, ни Оксфорда, ни Бирмингема, ни Глазго, зато на ней присутствуют такие названия, как Зеннор, Эйберрфроу, Драмел-Циер и др. К реальному ландшафту эти легенды «привязаны» лишь в нескольких узловых точках — Тинтагеле или Гластонбери, с древнейших времен окутанных завесой тайны; да еще встречаются по стране различные «пещеры Артура» и «камни Артура», происхождение названий которых теряется в глуби веков.
По мере развития артуровского эпоса, по мере складывания и развития в нем «куртуазной» традиции (Кретьен, Вольфрам, Мэлори) происходило «вымывание» из свода артуровских легенд тех деталей, которые связывали его с кельтской мифологией. Более того, мир Артура сам приобретал мифологические черты. Камелот, Круглый стол, братство рыцарей, Грааль уже на исходе средневековья стали новыми мифологемами. В этом символико-мифологическом качестве они бытуют и по сей день, а образ Артура стал своего рода духовным символом Британии — идеальный правитель, рыцарь без страха и упрека, благородный сюзерен, милосердный к подданным и беспощадный к врагам. Артур встал в один ряд с такими мифологизированными персонажами мировой истории, как Александр Македонский и Фридрих Барбаросса. Мэлори приводит эпитафию Артуру, будто бы написанную на могиле короля: «Hic jacet Arthurus rex quondam rexque futurus», то есть «Здесь покоится Артур, король в прошлом и король в грядущем». В современном восприятии Артур — «король былого и грядущего» есть олицетворение «истинной Британии», связующее звено между ее героическим прошлым, славным настоящим и грандиозным будущим.
Назад: ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ БАРОККО
Дальше: ПРИЛОЖЕНИЕ