ЧАСТЬ II
СВЯЩЕННЫЕ ГОРОДА

Летом 1460 года, незадолго до того, как последние угли богомильского вероучения были затоптаны султаном Мехмедом II, вторгшимся в Боснию, тосканский монах по имени Леонардо да Пистойя въехал во Флоренцию на ослике. Он отсутствовал несколько месяцев, выполняя опасную миссию в Македонии для своего ученого и невероятно богатого господина, флорентийского дожа Косимо де Медичи, который нанял его для поисков редких и старинных рукописей. Медичи уже обладал огромной библиотекой со множеством выдающихся и необычных книг, свитков и кодексов, однако Леонардо знал, что флорентийский дож не успокоится, пока не получит определенные книги, некогда имевшие широкое хождение, но запрещенные церковью и потерянные для мира почти на тысячу лет. Косимо был убежден, что эти книги должны где-то сохраниться, и приказал Леонардо найти их и приобрести за любую цену.

Наконец, после многократного возвращения во Флоренцию с менее ценными трофеями, Леонардо был чрезвычайно горд тем обстоятельством, что он нашел древние книги, которыми стремился обладать его господин. Это были книги знания, якобы написанные самим Тотом, богом мудрости древних египтян, который был известен грекам под именем Гермеса Трисмегиста, и, хотя ни Леонардо, ни Косимо не знали об этом, таинственные «герметические» тексты были собраны в Александрии в течение первых трех столетий христианской эры, то есть примерно в то же время и в том же месте, что и гностические тексты из Наг Хаммади. Связь между двумя собраниями становится еще прочнее с учетом того, что фрагмент одного из «герметических» текстов, которые приобрел Леонардо, — документа, известного под названием «Асклепий», — был также воспроизведен в гностическом своде знаний, захороненном в Наг Хаммади в конце IV века и обнаруженном лишь в 1945 году.

Никто не может оспаривать, что римская католическая церковь имеет долгую историю энергичного противостояния всем формам знания, литературного творчества, научных исследований и религиозного самовыражения, которые не соответствуют ее собственным взглядам. Читатель помнит, что толпы христиан, подстрекаемые Феофилом, архиепископом Александрии, разграбили александрийский Серапеум в 391 году н. э. Они убили всех «язычников» и гностиков, которые скрывались внутри, и сровняли с землей замечательную библиотеку, располагавшуюся в соседних приделах, уничтожив редчайшее собрание древних книг и папирусных свитков. В главе 5 мы имели возможность убедиться, что это злодеяние было лишь одним из многих в процессе безжалостного подавления гностицизма и язычества католической церковью и почти повсеместного уничтожения их текстов и традиций.

Другим выражением такого же неприятия любых знаний, выходивших за узкие рамки ортодоксальных взглядов, было закрытие прославленной Академии Платона в Афинах по приказу христианского императора Юстиниана в 529 году. Основанная самим Платоном в 380 году до н. э. в священном месте, расположенном на расстоянии одной мили от Афин, Академия просуществовала более 900 лет, пока Юстиниан и христианские фанатики не закрыли ее за распространение «языческих» идей. Сейчас мы точно не знаем, чему учили и как преподавали в Академии, однако богатое литературное наследие самого Платона привело большинство ученых к выводу, что первоначальный учебный план Академии заключался в подготовке ограниченного круга высокообразованных мыслителей, обладающих глубокими познаниями в математике (включая теорию гармоник и астрономию), диалектике, естественных науках и политической теории, которые «уходили бы из Академии в политику, но не в качестве претендентов на власть, а как юридические и политические советники для тех, кто находится у власти».

Известно, что Валентин, выдающийся представитель христианского гностицизма, который был египтянином, изучал философию Платона в Александрии в начале II века н. э., поэтому неудивительно, что христианский апологет Ипполит (170–236) обвинял гностиков в том, что они являются «учениками Платона» и пользуются платоновской системой для создания «арифметической науки как основополагающего принципа своей доктрины». Также интересно отметить, что Платон первым использовал термин «демиург» — «общественный ремесленник» в переводе с греческого — для обозначения творца материального мира. Точно так же, как впоследствии гностики, он имел в виду, что Творец был силой низшего порядка, а не истинным Богом, что материальный мир является искаженной и несовершенной копией идеального мира. Тим Фреке и Питер Гэнди указывают на то, что Платон часто цитировал распространенную фразу из языческих мистерий того периода — soma sema, или «тело как гробница». По их словам, «посвященные гностики понимали, что те, кто отождествляется с воплощенным физическим телом, духовно мертвы и нуждаются в возрождении для вечной жизни…»

Подробный разбор сходных черт и отличий между учением Платона и гностицизмом выходит за рамки этой книги. Мы хотим лишь подчеркнуть, что закрытие Академии Платона в 529 году было частью гораздо более широкой атаки на альтернативные системы познания, также включавшие практически полное уничтожение христианского гностицизма, вновь появившегося в Болгарии лишь в X веке под видом богомильства. В Средние века сожжение книг считалось церковью благочестивым поступком, а гонение на ученых, выходивших за жесткие границы религиозной доктрины, считалось актом справедливости и служения Господу.

Историки не без основания называют период с V по X век н. э. «темными веками», но после этого тьма сгустилась еще сильнее, прежде чем европейская культура смогла увидеть первые проблески света. Мы уже говорили о поразительном «мини-Возрождении», сопровождавшем внезапный расцвет катаризма в Окситании в XII веке. Мы говорили и о реакции со стороны церкви — об альбигойских крестовых походах, опустошивших регион и разрушивших его культуру, о столетии терроризма и бесчинств и, наконец, но не в последнюю очередь, об инквизиции.

Теперь читателю должно быть ясно, что катары и католики имели очень разные подходы к использованию знаний и контролю над ними и что эти подходы были обусловлены совершенно разными философскими взглядами.

Для катаров, наследников гностической традиции, бедствием человечества было его невежество; таким образом, знание представляло единственный надежный путь к спасению, а поскольку они верили, что величайший запас знаний содержится в Новом Завете — основополагающем тексте христианства, — они считали, что каждый катар должен иметь возможность прочитать Новый Завет на собственном языке.

Поэтому катары из Окситании перевели Новый Завет с латыни, не доступной для широких масс, на простонародный langue doc и пустили в обращение большое количество тщательно подготовленных рукописных копий. Спрос на дешевый и удобный материал для изготовления таких копий сделал их пионерами бумажного производства в Европе. Они основали множество мастерских, занимавшихся новым ремеслом, и внесли огромный вклад в последующее распространение этой просветительской технологии.

Благодаря этому дети катаров учились читать и изучали Новый Завет с раннего возраста, получая дар грамотности, очень редкий в Европе этого исторического периода. Еще большей редкостью был тот факт, что мальчиков и девочек обучали одинаково, в то время как в других местах грамоте учили только мужчин. В результате грамотные, образованные и свободомыслящие женщины часто встречались в катарских общинах в то короткое время, пока еретическое вероучение развивалось и процветало.

В этом отношении, как и во многих других, поведение катаров можно назвать просветительским, а их кампания по изготовлению общедоступных изданий Нового Завета на простонародном языке далеко опередила свое время. С другой стороны, католическая церковь строго запрещала мирянам иметь книги Нового Завета, за исключением «Псалтири, молитвослова и Часослова». Более того, даже эти немногочисленные книги существовали только на латыни, а переводы на простонародный язык были «строго запрещены».

Есть странная ирония судьбы в том, что так называемые еретики делали все возможное для распространения знаний о Новом Завете, в то время как «истинная церковь» делала все возможное для ограничения этих знаний и жесткого контроля над ними. Истоки такого поведения следует искать в философии католицизма, которая полностью отвергает любые личные поиски знания и вместо этого учит слепой вере и абсолютной убежденности в непогрешимости папских догматов. Именно эта доктрина погасила яркий светильник научных и духовных исканий, сиявший в великих библиотеках Александрии последние 300 лет до нашей эры и первые 300 лет нашей эры. Именно она ввергла мир в пучину Средневековья, не только подавив гностические ереси, но и отвергнув громадное наследие «языческих» античных знаний. Эта доктрина слепой веры и безоговорочного послушания, которая по-прежнему занимает верхнюю строчку в списке католических приоритетов тысячу лет спустя, привела к альбигойским крестовым походам и созданию инквизиции в XIII–XIV веках, что, в свою очередь, привело к новому террору, массовому сожжению еретиков, сокрытию книг и знаний и повсеместному насаждению невежества.

К началу XV века, хотя гонения на отдельных еретиков так и не прекратились, европейское общество устало от безумного разгула насилия и фанатизма. Кроме того, после окончательного устранения катарской угрозы бдительность церкви неизбежно должна была ослабнуть. Некоторые широко мыслящие ученые, не вполне уверенные, какую реакцию могут вызвать их действия, но готовые рискнуть, приступили к поиску древних манускриптов. Ими двигала надежда, что, заново открыв утраченную мудрость прошлого, они получат более надежное руководство для движения к неизвестному будущему.

Одним из таких ученых был Косимо де Медичи, нанявший монаха Леонардо да Пистойю для поиска старинных книг. Теперь Леонардо, ехавший во Флоренцию на ослике, верно служившем ему всю дорогу от Македонии, поглаживал котомку, притороченную к седлу, и снова ощущал успокаивающие очертания и вес драгоценных удивительных книг, которые он вез своему господину.

Происхождение дома Медичи остается неясным, но фамилия «Медичи» в буквальном смысле означает «врачи», поэтому весьма вероятно, что среди основателей рода имелись лекари и аптекари. Одним из самых ранних предков семьи считается скромный угольщик, переехавший во Флоренцию из соседнего округа Маджелло, но апокрифическая история рода Медичи гораздо более красочна. Легенда гласит, что род был основан в V веке храбрым рыцарем, который пришел в Маджелло и убил страшного великана, наводившего ужас на местное население. В качестве награды ему разрешили разместить на гербе восемь красных шаров, каждый из которых символизировал отметину от удара великана. По другим предположениям, эти красные шары символизировали либо аптекарские пилюли, либо монеты знаменитой банкирской семьи, впоследствии представленной родом Медичи.

С 1239 года Медичи были официальными Gonfaloniere Флоренции (знаменосцы и хранители городского штандарта). В 1389 году, когда родился Косимо, семья была уже известной и богатой благодаря банковской деятельности его отца Джованни. Он извлек огромную выгоду из личной дружбы с папой Иоанном XXIII (Валтасаром Косса), который впоследствии в 1414 году был обвинен в ереси, торговле церковными должностями, тирании, убийстве своего предшественника папы Александра V и совращении не менее двухсот девушек и женщин Болоньи.

Названный в честь святого Косьмы, в чей день (27 сентября) он появился на свет, Косимо получил образование в монастыре Камальдонезе, где он выучил французский, немецкий и латынь, а также получил некоторые познания в области еврейского, древнегреческого и арабского языков. Подростком он посещал лекции одного из наиболее известных флорентийских ученых, Роберто де Росси, который также был членом старинного и богатого флорентийского семейства. Благодаря влиянию Росси, молодой Косимо на всю оставшуюся жизнь приобрел глубокую любовь и уважение к античным философам, особенно к Платону, и ненасытный интерес к роли и предназначению человека на Земле. Иными словами, он был философом античного толка, который впоследствии получил такие широкие возможности, какими могли пользоваться лишь очень немногие любители старинных знаний.

Благодаря политическим махинациям и особенно своему влиянию на папский престол (он дружил с несколькими папами и фактически управлял финансами Ватикана) Косимо смог значительно приумножить и без того огромное богатство дома Медичи. Его влияние продолжало расти, и вскоре он стал фактическим правителем Флоренции, которым и оставался до конца своей жизни. В 1458 году, лишь за два года до того, как ему были вручены утраченные тексты «Герметики», Косимо удостоился высочайшей оценки от папы Пия II: «В его доме решаются политические вопросы. Человек, которого он выбирает, получает пост… Он объявляет войну и мир и следит за законами… Он король во всем, кроме титула».

Флорентийский историк Франческо Гуччиардини пошел еще дальше, когда сказал, что Косимо «имел такую репутацию, какой, вероятно, не обладал ни один горожанин с времен падения Рима до наших дней».

В 1438 году Косимо де Медичи посетила блестящая идея, которая любопытным и косвенным образом изменила ход развития западной науки. Читатель должен помнить, что в течение многих столетий католическая церковь во главе с папой римским состояла в конфликте по вопросам религиозной доктрины с Восточной православной церковью, возглавляемой патриархом Константинопольским. Этот великий религиозный раскол (схизма), разделивший Восток и Запад, достиг критической точки в 1430-х годах, когда Константинополь оказался перед серьезной угрозой вторжения турков-мусульман из Оттоманской империи. После драматического падения Египта и Александрии в 642 году н. э. Восточная Римская империя, простиравшаяся от Турции до Египта, постепенно рассыпалась под напором мусульманских армий. К 1438 году в руках христиан оставалась лишь столица Константинополь, который называли «вторым Римом». По знаменитому выражению Мехмеда II, султана Оттоманской империи, который в конце концов захватил город в 1453 году после шестинедельной осады, это была лишь «чудовищная голова без тела».

В 1438 году Иоанн Палеолог, император Восточной Римской империи, чей трон находился в Константинополе, воззвал к папе во имя всех христиан, обращаясь за военной поддержкой, чтобы спасти последний оплот христианства на Востоке от наступающих мусульман. В ответ папа Евгений IV решил созвать Вселенский собор, который должен был состояться в Италии. Косимо де Медичи, осознавший, какой огромный престиже может принести проведение такого собора, особенно если он приведет к примирению между восточной и западной церковью, решил, что это событие должно состояться в его городе. Благодаря дружбе с папой и предложению оплатить все расходы и предоставить щедрую ссуду Ватикану, Косимо добился своего, и зимой 1439 года после грозовой ночи с проливным дождем император Восточной Римской империи, греческий православный патриарх и папа торжественно вступили во Флоренцию.

После нескольких месяцев размышлений и экуменических дискуссий в июле 1439 года Вселенский собор достиг компромисса, позволявшего обеим церквям сблизиться друг с другом. Это воссоединение было предсказуемо недолговечным; посланники с Востока едва успели вернуться в Константинополь, прежде чем аннулировать хрупкое соглашение, но оно имело неожиданную обратную сторону. Флоренция, Италия, а впоследствии и вся Западная Европа получили неисчислимые выгоды от интеллектуального контакта с большим количеством греко-византийских ученых, сопровождавших императора на Вселенский собор. Эти ученые были одними из главных вдохновителей эпохи Ренессанса и возрождения интереса к античной истории, искусству и философии, они придали новый импульс стараниям Косимо де Медичи по изучению трудов Платона. Великий ученый Виссарион, сопровождавший византийского императора в Италию, внял совету остаться во Флоренции, как и его коллега Георгий Гемистом Плефон (ум. в 1452 г.), ведущий специалист по работам Платона.

Прослушав курс лекций Плефона, Косимо де Медичи увлекся новой идеей. Он решил использовать часть своего огромного богатства на учреждение Академии Платона во Флоренции, устроенной по образцу оригинала. Отъезд Плефона и участие Косимо в других делах на несколько лет отложили осуществление этого проекта, тем не менее идея Академии в конце концов воплотилась в действительности. Ее первым домом была вилла Монтевеккьо во Флоренции, и Косимо назначил своего приемного сына, блестящего ученого Марсилио Фичино, прозванного современниками «вторым Платоном», ее директором. Фактически, Косимо де Медичи воспитывал его для такой работы в течение нескольких лет после того, как заметил живой интерес молодого человека к трудам Платона, и щедро оплатил его образование, включая глубокое изучение древнегреческого и латыни.

Косимо в течение многих лет был ревностным коллекционером редких книг и сделал некоторые ценные приобретения у греко-византийских ученых, прибывших на Вселенский собор 1439 года. Его библиотека, считавшаяся самым обширным собранием античных и религиозных сочинений в Европе, легла в основу Академии Медичи и послужила прообразом Ватиканской библиотеки. Однако до 1460 года главный трофей — прославленный труд Гермеса Трисмегиста — ускользал от него, как и от всех других европейских коллекционеров.

Усталый, голодный, но исполненный чувством выполненного долга монах Леонардо да Пистойя направил своего ослика к Вилла Кареджи, роскошной резиденции Косимо де Медичи во Флоренции. Он был сразу же допущен в дом и передал драгоценный сверток, привезенный издалека, лично своему господину.

Европейским ученым эпохи Возрождения было хорошо известно, что великий древнегреческий философ Платон, а до него Солон и Пифагор посещали Египет, где предположительно бы ли посвящены в тайны египетских мудрецов. Платон питал особое уважение к египтянам, которых он называл «народом философов». В своем диалоге «Тимей», где содержится наиболее раннее сохранившееся упоминание об Атлантиде, он пересказал историю, предположительно рассказанную Солоном, знаменитым афинским государственным деятелем и поэтом, посетившим Египет около 600 года до н. э. Там, в городе Саисе, расположенном в дельте Нила, египетские жрецы из храма Нейт признали мудрость Солона и согласились обсудить с ним вопросы, связанные с происхождением мира, однако после того как Солон поведал им несколько греческих мифов, один из жрецов перебил его и воскликнул:

«Ах, Солон, Солон! Вы, эллины, вечно остаетесь детьми, и нет среди эллинов старца!.. Вы все юны умом, ибо умы ваши не сохраняют в себе никакого предания… поседевшего от времени».

Египетские жрецы рассказали Солону, что мир периодически уничтожается водой и огнем, что приводит к крушению и исчезновению цивилизаций, однако из-за благоприятного расположения долины Нила древние храмы и святилища Египта чудесным образом переживали эти катастрофы. Только там сохранилась память о великих событиях далекого прошлого и о деяниях, некогда совершенных людьми. Там хранились даже записи о происхождении мира и знания о том золотом веке, когда смертные братались с богами.

Античные авторы, посещавшие Египет или жившие там, — Геродот, Диодор Сицилийский и Прокл из Диадохии — сходным образом приобщались к древней мудрости египетских жрецов и особенно к их глубоким познаниям небосвода и движения звезд. Многие считали Египет священной страной — землей, где некогда жили боги и учили людей божественной и священной науке и где секреты бессмертия открывались тем, кто полностью заслуживал этого. Однако эта замечательная египетская наука до сих пор оставалась за пределами досягаемости ученых эпохи Возрождения, таких, как Косимо де Медичи, так как она была написана таинственным и не поддающимся расшифровке языком иероглифов, который никто больше не понимал. Древний и священный Египет впал в глубокую кому, из которой, казалось, ему уже не выйти.

Поэтому можно представить интеллектуальное потрясение в ученых кругах Флоренции 1460 года, когда Косимо де Медичи торжественно объявил, что он стал обладателем коллекции баснословных утраченных книг Гермеса Трисмегиста, переведенных на греческий язык анонимным автором. Фрэнсис Йейтс, одна из ведущих мировых специалистов по эпохе Возрождения, поместила масштаб этого открытия в исторический контекст:

«Упоминания о Гермесе Трисмегисте встречаются у раннехристианских авторов, особенно у Климента Александрийского, который в своем поразительном описании процессии египетских жрецов говорит, что певчий во главе процессии нес две книги музыки и гимнов, составленные Гермесом; жрец-астролог нес четыре книги Гермеса о движении звезд и планет. В ходе этого описания Климент утверждает, что всего существует 42 книги Гермеса Трисмегиста; 36 из них содержат философию древних египтян, а остальные 6 посвящены медицине. Крайне маловероятно, что Климент лично изучал какой-либо из текстов «Герметики», которые дошли до нас, но читатель эпохи Ренессанса верил, что в книгах Corpus Germeticumи Asclepiusсохранились драгоценные остатки той священной библиотеки, о которой говорит Климент Александрийский».

Косимо и его современники верили, что египетские жрецы лично учили философии «божественного» Платона. Желание приобщиться к источнику этой философии воспламенило воображение Косимо де Медичи и побудило его к действиям.

Когда Косимо де Медичи получил герметические тексты, его приемный сын Марсилио Фичино с головой ушел в работу по переводу трудов Платона с древнегреческого на более общедоступную латынь. Косимо приказал молодому человеку немедленно отложить Платона и сосредоточить все свои усилия на переводе «Герметики» (под этим названием ныне известно собрание книг, привезенное монахом Леонардо да Пистойей из Македонии).

Фичино, которому тогда было 27 лет, уже приобрел репутацию ученого человека, теолога и лингвиста, особенно хорошо разбиравшегося в древнегреческом и латыни. Родившийся в 1433 году, он был сыном флорентийского лекаря, близкого друга Косимо де Медичи. Флорентийский дож усыновил Фичино после смерти его отца и всемерно поощрял его интерес к трудам Платона.

Римский католицизм имел долгую историю разногласий с платоновской философией, начавшуюся еще до закрытия первоначальной Академии в 529 году. Однако в XV веке сторонники Платона появились даже в самой церкви, и Фичино был одним из них. Он был преисполнен решимости применить все свои силы и познания для объединения философии Платона с учениями римско-католической церкви. Впоследствии, как мы убедимся, он попытался сделать то же самое с философией, обнаруженной в книгах «египетского мудреца» Гермеса Трисмегиста. Но поразительным было то обстоятельство, что человек, которому предстояло возглавить Платоновскую Академию Косимо де Медичи, получил приказ отложить Платона и сосредоточиться на переводе книг Гермеса.

По замечанию Фрэнсис Йейтс,

Через год Фичино завершил перевод на латынь 14 книг, или «трактатов», Герметического свода. В 1473 году, через 10 лет после окончания этой работы, Фичино был рукоположен в сан священнослужителя римско-католической церкви и впоследствии стал высокопоставленным сановником при Флорентийском соборе. Ученые сходятся в том, что его переводы античных греческих авторов и особенно трудов Платона были частью общего духовного импульса, стоявшего за итальянским Возрождением. Менее известно огромное, поистине революционное влияние, оказанное его переводами «Герметики» на западную культуру и на саму католическую церковь.

Фичино дал своему переводу название «Пимандр» по названию таинственного «вселенского разума», предположительно раскрывшего Гермесу Трисмегисту божественную мудрость, изложенную в «Герметике». Хотя печатный пресс в Европе был изобретен лишь 15 лет назад, издание «Пимандра» пользовалось огромным успехом. Сначала оно ходило в рукописных копиях, но в 1471 году было отпечатано в Тревизо (очевидно, без разрешения Фичино) под названием «Пимандр, или Сила и мудрость Божья». Такое название было не совсем правильным, поскольку термин «Пимандр», происходивший от греческого Poimadres (которое, в свою очередь, происходило от Peime-n-Re в смысле «знание Ра», египетского бога Солнца), встречается лишь во вступительной части книги, ни в одном из других трактатов «Герметики» нет упоминания о Пимандре.

Так или иначе, успех этого издания побудил другого издателя из города Феррера выпустить свое издание «Герметики» в 1472 году снова без разрешения Фичино. В 1543 году, когда знаменитый трактат Коперника «О вращении небесных тел» был впервые опубликован в Нюрнберге, по всей Европе насчитывалось более 50 отдельных изданий «Герметики»! В 1463 году, когда Фичино переводил тексты, он не включил в свой сборник трактат под названием Logos Teleios, или «Совершенное рассуждение», более известный как «Асклепий». Это произошло потому, что трактат (фрагмент которого, как помнит читатель, был обнаружен в гностических текстах из Наг Хаммади) уже был переведен на латынь с греческого оригинала во времена поздней античности и обращался в ученых кругах Европы с раннего Средневековья. Впоследствии мы вернемся к «Асклепию», а пока что скажем вкратце, что в этой книге предпринята попытка объяснения магической религии египтян и, что более важно, мистических талисманов, с помощью которых они предположительно направляли энергию звезд в свои статуи и другие предметы. Именно этот вид магии произвел глубокое впечатление на Фичино и повлиял на его многочисленных последователей.

Трактат «Асклепий» впервые был отпечатан в 1469 году вместе с полным собранием сочинений Апулея лишь за два года до первого печатного издания «Пимандра» в переводе Фичино. Таким образом, вскоре вошло в обычай присоединять «Асклепия» к «Герметике», а полный свод сочинений получил общее название «Философская герметика», или Corpus Germeticum. Иногда к этому своду добавляли еще одно небольшое сочинение, известное под названием «Определения Асклепия».

Согласно французскому ученому Жан-Пьеру Маэ, профессору гуманитарных наук из Сорбоннского университета в Париже, «Определения Асклепия» были заново открыты в 1484 году, то есть через 20 лет после повторного открытия «Герметики». Это событие было гораздо более живописным и драматичным, чем возвращение монаха верхом на ослике из Руритании во Флоренцию. Некий синьор Лудовико Лазарелли в малоизвестном трактате под названием «Письмо Еноха» поведал о том, как его господин дон Джованни Меркурио да Корреджио помог ему найти утраченные рукописи Гермеса Трисмегиста (итальянцы также называли его Меркурием). В Вербное воскресенье апреля 1484 года Джованни Меркурио, которому тогда исполнилось 33 года (предполагаемый возраст Христа во время Его распятия), въехал в Рим на черном жеребце в сопровождении двух слуг и направился к Ватикану. Одетый в черное, подпоясанный золотым кушаком и обутый в алые башмаки, Джованни Меркурио возложил на голову терновый венец, а на лбу у него была прикреплена серебряная табличка в виде полумесяца со следующими словами:

Потом Джованни Меркурио достал из седельной сумки пачку листовок и разбросал их вокруг. Собралась толпа; некоторые считали его сумасшедшим; другие думали, что он исполняет некий странный обет, но большинство провозгласило его пророком. Швейцарские гвардейцы в Ватикане, озадаченные непонятной сценой, расступились и позволили ему проехать. В соборе Джованни Меркурио провозгласил себя новым воплощением Пимандра. Следующие несколько дней он беседовал с толпами верующих, а затем вернулся в свой родной город Болонью, где женщины и дети устроили ему торжественную встречу. Неудивительно, что вскоре он был арестован инквизицией за богохульство и оказался на краю гибели, однако в I486 году он был освобожден под поручительство короля Франции Карла VIII.

Подробности этого необыкновенного эпизода свидетельствуют о том, какое огромное влияние оказывала «Герметика» на просвещенные умы эпохи Возрождения, и (что еще более любопытно) о том, как образ Гермеса/Меркурия Трисмегиста соединился с элементами христианской веры.

Одним из последствий короткой «пророческой» карьеры Джованни Меркурио было внезапное озарение поэта и астролога Лудовико Лазарелли, который был свидетелем приезда Джованни в Ватикан в Вербное воскресенье 1484 года. Он тоже поддался чарам герметизма и принял мистическое имя «Енох» (другое предполагаемое воплощение Гермеса). Лазарелли стал самым ревностным учеником Джованни Меркурио, и вот как, по его словам, были обнаружены «Определения Асклепия»:

«Неустанно изучая старинные книги моих вдохновителей й склонившись над чашей, полной соблазнительного нектара, который, без сомнения, проистекал из огромного кратера[кубка] Гермеса Трисмегиста и под которым я разумею небольшую книгу на греческом, озаглавленную «Определения Асклепия». Как только я прочитал ее, немногословная и таинственная суть ее мудрости зачаровала меня и наполнила восхищением».

Лазарелли решил немедленно перевести «Определения Асклепия» на латынь, но эта книга вышла из печати лишь после его смерти в 1507 году под одной обложкой с трудом французского неоплатоника и оккультиста Симфорена Шампьера в его «Книге четвертичной жизни». Теперь, наконец, полный свод сочинений, приписываемых Гермесу Трисмегисту, находился в распоряжении западных ученых, и вот-вот должно было произойти нечто необыкновенное…

По мнению Марсилио Фичино, Гермес Трисмегист был исторической личностью, жившей в Древнем Египте, и автором знаменитой «Герметики». Эту точку зрения разделяли все гуманисты и философы эпохи Возрождения, особенно великий христианский герметист и каббалист Пико делла Мирандола, который, как и Фичино, был совершенно очарован «Герметикой». Как объясняет профессор Жан-Пьер Маэ:

«Согласно Марсилио Фичино, Гермес Трисмегист (Гермес Трижды Величайший) получил свое прозвище, будучи одновременно величайшим философом, величайшим жрецом и величайшим царем… Его преемниками были Орфей, Аглаофем, Пифагор и Филолай, учитель Платона… Таким образом, сочинения Трисмегиста были подлинным источником древней мудрости. Не только божественный Платон, но также легендарный Пифагор и даже вдохновенный поэт Орфей увековечили эту египетскую доктрину; все они воспевали отголоски одной и той же древней теологии, prisca theologia…»

Однако ранние европейские представители герметической школы, не горевшие желанием ставить под сомнение авторитет Библии и привлекать внимание инквизиции, сходились на том, что Гермес Трисмегист появился после Моисея. Эта идея «безопасной игры» возникла у блаженного Августина, бывшего приверженца манихейского вероучения, который обратился в католицизм и стал одним из великих учителей церкви (см. главу 4). Августин считал, что Гермес Трисмегист жил задолго до древнегреческих философов, но настаивал, что он

Но некоторые не соглашались с такой хронологией. Лазарелли, который перевел «Определение Асклепия» и твердо верил в древнее происхождение Гермеса Трисмегиста, возражал:

Если вы посетите знаменитый Сиенский собор, расположенный между Римом и Флоренцией, то увидите, что весь его пол, создание которого датируется 1488 годом, покрыт изысканной мозаикой с изображением религиозных и мифологических сцен. В одной из этих сцен египетский мудрец Гермес Трисмегист вручает книгу человеку в восточном одеянии, который принимает ее с почтительным поклоном. На книге на латыни написаны слова: «Suscipite О Licteras Et Leges Egiptii», что означает «Возьмите ваши письмена и законы, о египтяне», а кланяющаяся фигура, согласно Фрэнсис Йейтс, «возможно, изображает Моисея». Этот поразительный вывод как будто подкрепляется надписью под ногами двух фигур, которая гласит: «Гермес Меркурий, современник Моисея». По мнению ученого, это подразумевает «… просьбу законодателя иудеев (если фигура просителя действительно изображает Моисея), обращенную к законодателю египтян, о возрождении египетской нравственности и благочестия… Изображение Гермеса Трисмегиста в этом христианском храме, помещенное прямо у входа и обозначающее его высокий духовный статус, — это не отдельный феномен, а символ отношения к нему представителей итальянского Возрождения, предвещающий его необыкновенную карьеру в Европе в XVI–XVII веках…»

Древнеегипетского мудреца Гермеса Трисмегиста и приписываемые ему сочинения действительно ожидала блестящая карьера в эпоху Возрождения. К примеру, в 1544 году, когда французский гуманист Адриен Турнебуа (более известный как Турнебус) опубликовал в Париже первое издание оригинального греческого текста «Герметики», сопровождаемого латинским переводом Фичино, в предисловии было сказано следующее:

«Гермес Трисмегист был египтянином по своему происхождению… Многие хронографы считают, что он жил до начала эпохи Соломона. Некоторые, в том числе Цицерон, полагают, что он является существом, которого египтяне называли Тотом… Таким образом, он жил до эпохи фараонов и, следовательно, до Моисея… Он написал много трудов по мистической философии и теологии. Среди этих сочинений особую важность представляют два трактата: один из них называется Асклепий, а другой Пимандр».

После этой публикации появился труд Франсуа Фуа де Кандаля, епископа Эйра [Aire], более известного под псевдонимом «Флуссас», который опубликовал новое издание «Герметики». Флуссас проявил еще больше энтузиазма, чем его предшественники, и посвятил свой труд императору Максимилиану II (правил с 1564 по 1567 год), сообщив ему, что Гермес Трисмегист достиг знания божественных вещей, о которых он сначала писал по-египетски, затем по-гречески и превзошел «то, что было открыто еврейским пророком, сравнявшись с писаниями апостолов и евангелистов»:

В 1591 году на сцене появился итальянский неоплатоник Франческо Патрицци, который тоже опубликовал издание «Герметики» в своем труде Nova de Universis Philosophia. Патрицци не только рассматривал Гермеса Трисмегиста как источник всей мудрости, но и подчеркивал в предисловии к своей книге, адресованном папе Григорию XIV, что «Герметику» нужно преподавать каждому, даже иезуитам, поскольку она каким-то образом могла служить орудием «обращения» в католическую веру:

Патрицци говорил о той же «доктрине», которой некогда учил Платон и которая — во всяком случае, по его мнению — первоначально была разработана и передана древнеегипетским жрецам Гермесом Трисмегистом. Патрицци был уверен, что Платон приобщился к ней во время своего пребывания в Египте, а потом передал ее своему ученику Аристотелю, наставнику Александра Македонского. Поразительно, но Патрицци как будто обращается к папе с просьбой канонизировать «Герметику» и связанные с ней сочинения, которые, как он считал, содержали первоначальную доктрину (Prisca Theologia), происходящую из Древнего Египта. Однако в контексте того времени еретическая просьба Патрицци не выглядит столь дерзкой, как кажется на первый взгляд. По крайней мере один первосвященник католической церкви относился к этим идеям со всей серьезностью…

Одним из самых блестящих мыслителей эпохи Возрождения был молодой флорентийский ученый Пико делла Мирандола. Отпрыск благородного рода из Модены, он испытал сильное влияние идей Марсилио Фичино на герметизм и, в частности, на герметическую магию, которую он не только принимал, но и пропагандировал с большим рвением и энтузиазмом.

Целиком и полностью разделяя мнение Фичино, что Гермес Трисмегист был «языческим» пророком христианства, Пико пошел еще дальше. Он рассматривал «Герметику» как разновидность мистического учения и «природной магии», которую он связывал с иудейской Каббалой. Из главы 2 читатель помнит, что Каббала является мистической системой, основанной на эзотерической традиции иудаизма и достигшей наибольшего совершенства в иудейских общинах, существовавших на побережье Окситании в XII веке. Теперь, более 300 лет спустя, Пико делла Мирандола всем сердцем верил, что эти два типа каббалистической магии — иудейскую и «египетскую» — необходимо объединить и использовать во благо христианского учения.

Согласно Фрэнсис Йейтс, объединение герметизма и каббализма было изобретением Пико делла Мирандола, который также «объединил герметическую и каббалистическую магию», создав мощный интеллектуальный сплав, получивший общее название «христианской герметической Каббалы» и оказавший огромное влияние на теологов эпохи Возрождения и даже на высшее ватиканское духовенство. Несмотря на то что магия в средневековом смысле этого слова отвергалась церковью и фактически ставилась вне закона, Пико утверждал, что церковь имела в виду дьявольскую «современную» магию, которая, по его мнению, действительно была отвратительной. Он проповедовал нечто совершенно иное — древнюю прекрасную и непорочную magia naturalis, т. е. природную магию древнеегипетского мудреца Гермеса Трисмегиста. Она рассматривалась многими как разновидность «симпатической магии», устанавливавшей благую связь между небом и землей.

Пико делла Мирандола считал, что «египетская» форма симпатической магии содержится в «Герметике» и особенно в сочинении под названием «Асклепий». Но, в отличие от Фичино, он верил, что эту «египетскую» магию можно дополнить «практической Каббалой», то есть каббалистической магией. Именно в этом, по утверждению Йейтс, состоит его интеллектуальный вклад в магию эпохи Возрождения, которую он развивал с поразительным успехом.

Каббала в буквальном смысле означает «традиция». Речь идет об иудейской мистической традиции, предположительно полученной Моисеем от Бога, которая, согласно каббалистам, раскрывает тайный магический смысл 22 букв еврейского алфавита. Каббалисты относятся к этим буквам и словам, которые они образуют, во многом так же, как древние египтяне относились к своим статуям и священным предметам; они видят в них талисманы, наделенные мистическим смыслом, высвобождаемым через некую «магию». Таким образом, согласно Пико делла Мирандола, герметическая (иудейская) и каббалистическая (еврейская) магические системы, происходящие соответственно от египетского законодателя Гермеса Трисмегиста и иудейского законодателя Моисея, дополняют друг друга. В таком случае почему бы не объединить их? Поскольку оба древних мудреца получили священное знание от Бога и, таким образом, были христианскими «пророками», то, по логике Пико делла Мирандола, объединенная магическая доктрина герметизма и Каббалы по праву принадлежала христианской церкви.

Обзор сложной запутанной каббалистической «науки» выходит за рамки этой книги, и у нас нет возможности подробно описать, каким образом Пико предполагал соединить эту систему с герметической магией «Асклепия» и тем более вписать ее в контекст католической религии. Однако вкратце можно сказать, что Пико рассматривал христианский герметический каббализм как средство, с помощью которого «истина» о Святой Троице может быть доказана и подтверждена для всех людей, или, по его собственному выражению, она была средством «подтверждения христианской религии через основы иудейской мудрости».

От церкви не требовалось большого ума, чтобы понять, что такой хитроумный вариант древнееврейской мистической традиции может служить полезным инструментом для обращения евреев в католицизм. Одним из примеров такого простого, но чрезвычайно эффективного «инструмента» был аргумент Пико делла Мирандола, что имя Иисус, Jesu по-еврейски, при интерпретации в соответствии с каббалистическими принципами и методиками может означать «Бог», «Сын Божий», а также «Дух» или «мудрость Божья» — т. е. христианская Троица, объединяющая Отца, Сына и Святого Духа. Иными словами, Пико предлагал выиграть у евреев в изобретенной ими же мистической игре. И действительно, благодаря такой простой, но убедительной манипуляции еврейскими словами с использованием «христианской герметической каббалы» многие евреи, жившие в Италии, убеждались в том, что «христианские истины» были зашифрованы в их собственных религиозных писаниях, и таким образом склонялись к обращению в католическую веру.

Неудивительно, что храброе, но неразумное утверждение Пико — «Нет науки, которая больше убеждает нас в божественности Христа, чем магия и Каббала» — привлекло суровое внимание папской инквизиции, чьи представители не приняли во внимание «добрые намерения» Пико и поспешили обвинить его в ереси. Отношения между Пико и церковью ухудшились настолько, что ему пришлось искать убежище во Франции и просить защиты у Карла VIII. Впоследствии он вернулся в Италию с письмами от короля Франции и вскоре оказался под защитой Лоренцо Великолепного, могущественного правителя Флоренции с 1469 по 1492 год из дома Медичи. По традиции своего деда Косимо, Лоренцо оказал беженцу политическую поддержку и ходатайствовал о нем перед папой. Пико провел свои последние годы во Флоренции, где он и умер в 1494 году в возрасте 31 года.

Вероятно, стоит упомянуть, что по случайному стечению обстоятельств Пико родился в том же году, когда Марсилио Фичино завершил первый латинский перевод «Герметики». Такие совпадения как будто были частью его жизни. За год до смерти Пико папа Иннокентий VIII, осудивший его за ересь, передал бразды правления печально известному папе Александру VI, который, в отличие от своего предшественника, проявлял терпимое и даже сочувственное отношение к магии, Каббале и герметизму. В июне 1493 года Александр VI даровал Пико делла Мирандола отпущение грехов, отменил обвинение против него и даже написал ему личное письмо, в котором назвал его «верным сыном церкви», вдохновляемым divina largitas.

Неожиданно и на короткое время двери Ватикана слегка приоткрылись, и в этот проем тихо, но уверенно, «словно тать в ночи», проникла мудрость и магия Гермеса Трисмегиста…

В миру папу Александра VI звали Родриго Борджиа. Родившийся в Арагоне, бывшей катарской цитадели на северо-востоке Испании, он происходил из невероятно богатой и могущественной семьи, которая стала пользоваться дурной славой. Его дядя, епископ Валенсии (который впоследствии стал папой Каликстом III), следил за его образованием в Болонье, а потом сделал его кардиналом римской церкви. Благодаря взяткам и интригам он впоследствии приобрел огромное личное состояние. Будучи отцом неизвестного количества незаконных детей, он также имел четырех законных детей от римской патрицианки Ванессы Кантанеи. Среди них были порочный Чезаре Борджиа и прекрасная Лукреция Борджиа, чьи имена в будущем стали воплощением интриг и грязной игры.

Несмотря на сомнительную и даже скандальную репутацию, Родриго был избран папой в 1492 году и принял имя Александра VI. Он сразу же приступил к махинациям, чтобы получить полную власть над Ватиканом, щедро раздавал взятки и назначал членов своей семьи на ключевые посты. Его сын, прославленный злодей Чезаре Борджиа, еще подростком получил сан кардинала вместе с другим молодым человеком из клана Борджиа, Алессандро Фарнезе, будущим папой Павлом III. Последний был братом папской фаворитки Джулии ла Белла (от которой папа имел по меньшей мере одного незаконнорожденного ребенка). Существуют воспоминания современников о диких оргиях в Ватикане; историкам удалось выявить по меньшей мере два отравления, непосредственно связанных с папой Александром VI. Его правление было настолько злокозненным и развращенным, что после его смерти даже Ватикан осудил его как худшего из так называемых «дурных пап» — слишком обтекаемая метафора для описания огромного ущерба для репутации католической церкви, причиненного семейством Борджиа.

Существует другая, еще более причудливая история об Александре VI, которая, как мы думаем, может объяснить его интерес и даже симпатию к «христианской герметической Каббале» и к египетской magia naturalis Гермеса Трисмегиста, которую с таким рвением излагал Пико делла Мирандола.

Доминиканский аббат по имени Джованни Нанни — также известный как Анний или Энний — был известным историком и служил личным секретарем Александра VI. В своей книге об истории человечества от Потопа до падения Трои Нанни выдвинул экстраординарную теорию, согласно которой представители семейства Борджиа являлись потомками египетского бога Осириса, известного в то время как «отец египетского Геракла». Пользуясь трудами античных авторов, таких, как Геродот и Диодор Сицилийский, а также некоторыми «древними текстами» собственного изготовления, Нанни представил вполне убедительную теорию, согласно которой «мудрость египтян», то есть герметическая мудрость, была получена итальянцами непосредственно от Осириса, когда тот в древние времена странствовал по свету с великой просветительской миссией. Согласно датскому ученому Эрику Иверсону, Нанни «обеспечил своего высокого покровителя героической генеалогией, показав, что семейство Борджиа происходит непосредственно от египетского Геракла, сына Осириса, и что бык на семейном гербе фактически является египетским Аписом».

Должно быть, папа отнесся к этим идеям очень серьезно, так как он сразу же подрядил Пинтуриккьо, знаменитого художника эпохи Возрождения, украсить потолок апартаментов Борджиа в Ватикане сценами с изображением Гермеса Трисмегиста вместе с египетской богиней Исидой и Осирисом в образе быка Аписа — т. е. Сераписа, составного греко-египетского божества древней Александрии. Одна из таких сцен, несомненно, является аллегорией герметической «природной», или «астральной», магии, содержащейся в «Асклепии», где Гермес Трисмегист стоит под огромной небесной сферой с большой звездой над его головой и окружен различными мудрецами, вероятно, представляющими античных философов, которые почтительно внимают ему, словно получая его наставления.

Этот эпизод, в сущности, довольно комичен и имеет лишь отдаленное отношение к серьезному научному подходу, который проявляли к герметическим сочинениям Фичино, Пико делла Мирандола и другие исследователи эпохи Возрождения. Тем не менее он свидетельствует о том, насколько сильным было влияние герметизма в Италии и остальной Европе.

Хотя можно с абсолютной уверенностью утверждать, что Фичино разработал собственную систему симпатической и природной магии, основанную на изучении «Асклепия», некоторые исследователи, такие, как Фрэнсис Йейтс, также считают, что на него оказала заметное влияние другая герметическая книга о магии под названием «Пикатрикс», обычно не упоминаемая в связи с каноном Corpus Hermeticum, хотя ее варианты циркулировали в Европе по меньшей мере с XIII века. Экземпляр «Пикатрикса» был обнаружен в личной библиотеке Пико делла Мирандола, и почти не вызывает сомнения, что Фичино и другие члены его группы были знакомы с этим трактатом или, во всяком случае, знали, где найти его.

«Пикатрикс» впервые был переведен на латынь с арабского варианта, ныне утраченного. Считается, что он был составлен в Испании в XII веке, хотя некоторые ученые полагают, что первоначально он мог быть составлен в Египте в середине XI века. В арабском варианте эта книга носила название «Хайат-аль-Хаким», что означает «цель мудреца», но никто на самом деле не знает, почему итальянские ученые эпохи Возрождения назвали ее «Пикатриксом».

«Пикатрикс», в числе источников которого называют 224 древних манускрипта по герметизму, астрологии, магии, каббале и алхимии, считается одним из наиболее полных существующих трактатов о симпатической магии. Существует несколько современных европейских переводов: немецкий (Хельмут Риттер, 1933), испанский (Марселино Вильегас, 1982), латинский (Дэвид Пайнгри из Брауновского университета в США, 1986) и итальянский (Дэвид Арекко и Стефано Зуффи, 1986). В 2002 году появился частичный английский перевод Хасима Аталлаха, и, по нашим сведениям, Дэвид Пайнгри тоже работает над английским переводом. Пайнгри опубликовал большую статью о «Пикатриксе» в «Журнале Варбургского института» в 1981 году. В этой статье содержатся очень полезные комментарии, подкрепленные обширными цитатами из книги Фрэнсис Йейтс «Джордано Бруно и герметическая традиция» (1964), на которой во многом основаны наши исследования. Иейтс, изучавшая немецкий и латинский варианты «Пикатрикса», пришла к выводу, что эта работа связана с герметической традицией не только потому, что в ней содержится много упоминаний о Гермесе Трисмегисте, но и потому, что она, почти несомненно, пронизана миовоззрением сабеян — арабов из Харрана (местность на юго-востоке современной Турции), которые приняли «Герметику» в качестве «собственной религии» в IX веке н. э. и также практиковали симпатическую магию «Асклепия».

Сабеяне почитали лунного бога Сина и были искусными звездочетами и астрологами. Интересная теория о происхождении названия этого народа была выдвинута Селимом Хассаном, египтологом, работавшим на пирамидах Гизы в Египте в 1930-х годах. Хассан предположил, что название сабеян, которое звучит по-арабски как Saba'ia, может происходить от древнеегипетского слова саба'а, что значит «звезда». Очевидно, сабеяне из Харрана совершали ежегодные паломничества к пирамидам Гизы с незапамятных времен, по меньшей мере до XI века н. э. Известно, что рядом с пирамидами они проводили астрономические наблюдения и ритуалы, которые могли быть реликтами древней звездной религии Египта. По мнению Хассана, сабеяне считали пирамиды Гизы монументами, посвященными звездам, что, вероятно, побудило их взять название сабайа, то есть «звездный народ».

Однако существует другое объяснение. Когда герметические и гностические секты в Египте подвергались гонениям со стороны римской церкви, некоторые посвященные могли бежать в Харран, прихватив с собой экземпляры герметических и гностических сочинений.

Харран с его культом лунного божества (в Египте Тот-Гермес тоже был лунным божеством), астрологии и звездной магии был очевидным убежищем для герметистов и гностиков, ищущих защиты от церковных притеснений. Но каким бы ни было истинное происхождение сабеян, не вызывает сомнения, что их астральная симпатическая магия попала к арабским ученым, жившим в Испании и Окситании, и что значительная ее часть сохранилась в таких книгах, как «Пикатрикс». Подробное изучение содержания этого трактата выходит за рамки нашей книги, но достаточно будет сказать, что он служил практическим руководством по симпатической магии, или, более конкретно, что в нем приводились подробные инструкции о том, как изготавливать талисманы и наполнять их силой из духовного и астрального мира.

Наверное, будет полезно привести наглядный пример. Представьте себе две одинаковые батарейки типа АА, которыми мы пользуемся ежедневно в бытовых электронных приборах, таких, как переносные кассетные магнитофоны, CD-плееры, световые ручки-указки, фотокамеры и т. д. Одна из этих батареек полностью заряжена, другая пуста. Заряженная батарейка может высвобождать энергию для воспроизведения музыки, включения света и т. д.; другая является инертным объектом и ничего не производит. Сходным образом любой объект можно зарядить интеллектуальной, духовной или эмоциональной энергией точно так же, как батарейку можно зарядить электрической энергией, иными словами, так можно создать талисман. Представьте себе молодого человека, который ведет свою возлюбленную в ресторан на ужин при свечах и, выждав благоприятный момент, достает коробочку с бриллиантовым кольцом и предлагает его в знак своей любви. Независимо от реакции противоположной стороны это кольцо в дальнейшем уже не просто кольцо, а талисман.

Сейчас мы пользуемся словами «эмоциональная ценность», но древний египтянин, сабеянин или, если хотите, герметический мыслитель пользовался бы словами «симпатическая ценность». У всех нас есть талисманы: кольца, браслеты, ожерелья, кристаллы, амулеты и т. д., и мы обычно очень расстраиваемся, если они теряются или оказываются украденными. Многие передовые исследователи уже давно полагают, что древнеегипетское искусство, статуи, обелиски, пирамиды и даже целые города играли роль мощных талисманов. Также принято считать, что подсознательное воздействие таких талисманов может быть многократно усилено благодаря добавлению различных чувственных стимулов помимо визуальных. Тщательно выбранная музыка, к примеру, неизменно обогащает восприятие точно так же, как духи, благовония и освещение. Мы знаем, что посетить собор с группой шумных туристов и стоять там одному, слушая хор при свете свечей и вдыхая аромат ладана, — это совсем не одно и то же. |

Следует указать, что такая «магическая» обстановка не обязательно должна быть искусственной. Природная среда часто играет роль храма в нашей жизни. Подумайте о шотландце, вернувшемся в свои родные горы после долгого отсутствия, или о бербере, возвратившемся в пустыню после городского шума и толчеи, и вы получите некоторое представление об этом. Но именно сочетание рукотворного «храма» с храмом природы может быть самым вдохновляющим и эффективным талисманом. Представьте Версальскую площадь в Париже, Тадж-Махал в Индии, Ангкор-Ват в Камбодже, представьте Париж весной, Рим летом или Вашингтон осенью и вы начнете понимать, о чем идет речь.

Все это может показаться псевдонаучными рассуждениями в свете современного эмпирического рационального и аналитического мышления, но независимо от того, что мы думаем о симпатической магии, или так называемой «священной науке», факт остается фактом: мы сложные существа, которые развивались миллионы лет под незаметным влиянием природы. Наши чувства действуют как тонко настроенные приемники, позволяющие интуитивно воспринимать окружающий мир. Такие способности вполне естественно называть природной магией, и в древности они искусно усиливались с помощью отражений многочисленных аспектов природы в символах и талисманах, обладавших четко определенным значением. Мы можем даже предположить, что древнеегипетские жрецы были подлинными мастерами этой тайной науки и что египетский храм был не столько религиозным сооружением, сколько мощным талисманом, предназначенным для воздействия на события в макрокосме. Войдите в египетский храм и вы войдете в модель вселенной, воспринимаемой внутренним зрением человека. Храм был не просто культовым местом, а средой, в которой нужно было ассимилироваться, — со своей особой атмосферой, гармоничными пропорциями, тщательно подобранными символами и об разами, магическими текстами и священными статуями, но в [трактате «Пикатрикс» представлено нечто гораздо более амбициозное, чем идея священного храма-талисмана. Это не более и не менее, чем эзотерическое руководство по превращению огромных городов, а возможно, и всего мира, в священные талисманы…

В герметическом тексте, известном под названием «Асклепий», есть призыв, обращенный к будущему поколению «мудрых людей», способствовать полному восстановлению истинной мировой религии — т. е. магической религии, некогда практикуемой в священной земле Египта. Этот призыв заставляет вспомнить о таинственной «Организации», о которой говорится в гностических текстах Наг Хаммади, датируемых примерно тем же периодом и даже включающих фрагмент «Асклепия». Как помнит читатель из главы 5, текст оставляет впечатление, что эта «Организация» была некой разновидностью гностического тайного общества и что ее целью тоже было восстановление «истинной религии» — в данном случае гнозиса (знания).

Давайте посмотрим на фрагменты возвышенной прозы «Асклепия», где Гермес Трисмегист скорбит и пророчествует своему любимому ученику Асклепию о грядущем неизбежном уничтожении Египта и его древней священной религии.

Этот замечательный образец ранней герметической прозы во многом предвосхищает бедствия египтян после римской оккупации Египта и, что еще интереснее, предсказывает крушение египетской религии после того, как христианство стало государственной религией Римской империи. Поскольку создание склепия» датируется не позднее чем III веком н. э., а указ христианского императора Феодосия о запрете язычества был издан лишь в 391 году, зловещие предсказания неизвестного автора этого трактата являются по меньшей мере необычными. Однако это еще не все. Далее в самых торжественных и звучных выражениях говорится о надежде на будущее:

«Но когда все это произойдет, Асклепий, тогда наш отец и господин — Бог, чья сила безгранична, источник всякого блага — сжалится над миром и в благости своей восстанет против порока и извращения во всем, исправляя зло и рассеивая его приспешников… Тогда он вернет миру былую красоту, заслуживающую преклонения и благоговения, и люди того времени непрестанными благословениями и восхвалениями будут чтить Бога, создающего и восстанавливающегостоль великий труд, и это будет возрождение мира: исправлениеего путей и возвращениевсего самого священного и почитаемого в самой природе… «

Восстановление, исправление и возвращение к древним обычаям и красоте…

Но кто совершит это? Как., и когда?

Далее по тексту становится ясно, что план (если это можно считать планом) включает строительство или перестройку магического талисманного города по определенным, хорошо известным астрономическим и символическим принципам:

Согласно Фрэнсис Йейтс, в этом фрагменте представлен образ волшебной утопии, древнеегипетская разновидность Камелота, созданная с помощью астральных магических манипуляций жрецами-адептами, которые, по ее словам, были «искушены в астрономии, математике, метафизике и практически во всем, что было необходимо для внесения spiritus (астральная сила) в талисманы». Все это достигается, по ее замечанию, создание «образов звезд, надписанных на нужных материалах в нужное время, в нужном состоянии ума и так далее». Что касается самого магического города, Йейтс думает, что его «таким образом можно рассматривать как идеальное египетское общество до его падения и как идеальную схему его восстановления в будущем».

В герметическом трактате, известном под названием Kore Kosmou, «Дева Мира» — т. е. Исида, египетская богиня, супруга Осириса, — обращается к своему сыну Гору со следующим откровением:

Здесь мы имеем географическую схему, основанную на некой разновидности астральной магии, где Египет находится в самом центре мира на пересечении с главным меридианом. Интересно отметить, что в этой схеме упоминается созвездие Большой Медведицы, так как хорошо известно, что древнеегипетские храмы были сакрально ориентированы на это созвездие в ходе церемонии, известной как «растягивание шнура». Теперь можно лучше понять, почему в «Асклепии» Египет называется храмом или, более конкретно, «храмом мира». Это ли имели в виду древние, когда называли Египет «землей богов»? Был ли он в буквальном смысле священной землей, сформированной по образу и подобию космоса?

В части IV трактата «Пикатрикс» есть подробное обращение к этой теме. Здесь Гермес Трисмегист предстает как основатель Магического солнечного города, который, как нам говорят, был задуман в соответствии с астрологическими представлениями и содержал талисманные статуи и другие магические атрибуты. По утверждению неизвестного автора «Пикатрикса», тайное знание о магическом городе Гермеса передавалось в веках халдейскими магами, которые были особенно искушенными в талисманной магии:

Комментарий от Фрэнсис Йейтс очень полезен:

В первоначальном арабском варианте «Пикатрикса» магический город назывался не Адосентин, но Аль-Ашмунайн. Такое место действительно существует в Среднем Египте. Город стоит на берегах Нила, где есть изобилие растительности, рыбы и фауны, и в древности он действительно мог считаться подобием рая. Это был главный культовый центр Тота/Гермеса в греческую и римскую эпоху, и там некогда стоял знаменитый храм, посвященный Тоту. По этой причине греки называли его Гермополем, то есть городом Гермеса. По-египетски он назывался Кмун, что значит «восемь», очевидно, в честь группы из восьми богов (огдоада), существовавших до сотворения мира.

Мы не можем быть уверены, что авторы «Пикатрикса» имели в виду Кмун/Гермополь/Аль-Ашмунайн, когда рисовали свое видение магического талисманного города Гермеса Трисмегиста. Проблема в том, что Адосентин, судя по его описанию, не похож ни на один реальный город Древнего Египта, где, безусловно, существовало множество «храмов Солнца», самыми знаменитыми из которых были Гелиополь на севере и Луксор-Карнак на юге. Термин агимунайн в оригинальном тексте «Пикатрикса» мог также быть искажением от Am Shams, что означает «Глаз Солнца» — название, до сих пор используемое египтянами для обозначения района Гелиополя.

Но в действительности нас не так интересует вполне возможная связь талисманного города из «Пикатрикса» с реальными священными городами Древнего Египта. С нашей точки зрения, гораздо более важное значение имеет его роль как архетипа или плана для городов, которые предстояло построить или перестроить в будущем, включая столицы Британии, Италии, Франции и США. В следующих главах мы покажем, что в каждом из этих городов значительные монументы, архитектурные сооружения, а иногда даже уличные планы целых кварталов соответствуют тайной герметической схеме.