История достаточно объясняет нам, почему Нанона Лартиг поселилась возле селения Матифу. Мы уже сказали, что в Гиенне ненавидели герцога д’Эпернона. Ненавидели также Нанону, удостоив произвести ее в злые гении. Бунт выгнал их из Бордо и заставил бежать в Ажан, но и в Ажане тоже начались беспорядки. Один раз на мосту опрокинули золоченую карету, в которой Нанона ехала к герцогу. Нанона неизвестно каким образом упала в реку. Каноль спас ее. Другой раз ночью загорелся дом Наноны. Каноль вовремя пробрался в спальню Наноны и спас ее. Нанона подумала, что третья попытка, может быть, удастся жителям Ажана. Хотя Каноль удалялся от нее как можно реже, однако же не всегда мог быть при ней в минуту опасности. Она воспользовалась отъездом герцога и его конвоя в тысячу двести человек (между ними были и солдаты Навайльского полка) и выехала из Ажана вместе с герцогом. Из кареты она смеялась над народом, который охотно раздробил бы экипаж, но не смел.

Тогда герцог и Нанона выбрали, или, лучше сказать, Каноль тайно выбрал за них домик, и решили, что Нанона поживет в нем, пока отделают для нее дом в Либурне. Каноль получил отпуск, по-видимому, для окончания семейных дел, а в действительности для того, чтобы иметь право уехать из полка, стоявшего в Ажане, и не слишком удаляться от селения Матифу, в котором его спасительное присутствие было теперь нужнее, чем когда-нибудь. В самом деле, события начинали принимать грозный вид: принцы Конде, Конти и Лонгвиль, арестованные 17 января и заключенные в Венсенский замок, могли дать нескольким партиям, раздиравшим тогда Францио, повод к междоусобной войне. Ненависть к герцогу д’Эпернону (все знали, что он совершенно предан двору) беспрестанно увеличивалась, хотя можно было подумать, что она уже не может увеличиться. Все партии, сами не знавшие, что они делают в эту странную эпоху, ждали развязки, которая становилась необходимою. Нанона, как птичка, предчувствующая бурю, исчезла с горизонта и скрылась в своем зеленом гнездышке, ожидая там, безмолвно и в неизвестности, развязки событий.

Она выдавала себя за вдову, ищущую уединения. Так называл ее и сам Бискарро.

Накануне герцог д’Эпернон виделся с прелестною затворницею и объявил ей, что уедет на неделю ревизовать провинцию. Тотчас после его отъезда Нанона послала через сборщика податей письмо к Канолю, который, пользуясь отпуском, жил в окрестностях Матифу. Только, как мы уже рассказывали, подлинная записка исчезла, и Ковиньяк вместо нее послал копию. На это приглашение и ехал беспечный капитан, когда виконт де Канб остановил его шагах в четырехстах от цели.

Остальное мы знаем.

Канона ждала Каноля, как ждет влюбленная женщина, то есть десять раз в минуту смотрела на часы, беспрестанно подходила к окну, прислушивалась ко всякому стуку, посматривала на красное и великолепное солнце, которое скрывалось за горою и уступало место сумраку. Сначала постучались в парадную дверь. Нанона выслала Франсинетту. Но то был мнимый поваренок, который принес ужин. Нанона выглянула в переднюю и увидела фальшивого посланного, а тот заглянул в спальню и увидел там накрытый столик с двумя приборами. Нанона приказала Франсинетте разогревать ужин, печально притворила дверь и воротилась к окну, из которого даже при темноте ночной она могла видеть, что на дороге никого нет.

Другие удары, не похожие на первый, раздались у задних ворот домика. Нанона вскрикнула: «Вот он!» Но боясь, что и это не он, она молча и неподвижно стояла в своей комнате. Через минуту дверь отворилась и на пороге появилась Франсинетта, печальная, смущенная, с запиской в руках. Нанона увидела бумагу, бросилась, вырвала ее из рук служанки, распечатала и прочла со страхом.

Письмо поразило Нанону как громом. Она очень любила Каноля, но у ней честолюбие почти равнялось чувству любви. Лишаясь герцога д’Эпернона, она лишалась будущего своего счастья и, может быть, даже прошедшего. Однако же она была женщина умная. Она тотчас погасила свечу, которая могла изменить ей, и подбежала к окну. Она выглянула вовремя: четыре человека подходили к домику и были уже близко, не более как в двадцати шагах. Человек в плаще шел впереди, в нем Канона тотчас узнала герцога д’Эпернона. В эту минуту в комнату вошла Франсинетта со свечой. Нанона с отчаянием взглянула на приготовленный стол, на два прибора, на два кресла, наконец, на свой изысканный наряд, гармонировавший превосходно со всеми этими приготовлениями.

«Я погибла», – подумала она.

Но почти в ту же минуту ее быстрый, находчивый ум воротился к ней, она улыбнулась. С быстротою молнии она схватила простой стакан, приготовленный для Каноля, и бросила его в сад, вынула из футляра золотой бокал с гербом герцога, поставила его прибор возле своего. Потом, дрожа от страха, но с улыбкою на лице пошла по лестнице и пришла к двери в ту самую минуту, как раздался громкий и торжественный удар.

Франсинетта хотела отпереть. Нанона схватила ее за руку, оттолкнула и с быстрым взглядом, который у пойманных женщин так хорошо дополняет мысль, сказала:

– Я ждала герцога д’Эпернона, а не Каноля. Подавай ужин скорей!

Потом она сама отперла и, бросившись обнимать человека с белым пером, который старался казаться суровым, закричала:

– А, стало быть, сон не обманул меня! Пожалуйте, герцог, все готово, мы будем ужинать.

Герцог стоял в недоумении, но ласки хорошенькой женщины всегда приятны, поэтому он позволил ей поцеловать себя.

Но, вспомнив тотчас, что имеет в руках неотразимые доказательства, он отвечал:

– Позвольте, сударыня, прежде ужина нам непременно нужно объясниться.

Он рукою подал знак своим товарищам, которые почтительно отошли, однако же недалеко, сам он вошел в дом тяжелыми шагами.

– Что с вами, милый герцог? – спросила Нанона с веселостию, разумеется, притворною, но очень похожею на настоящую. – Не забыли ль вы чего-нибудь здесь, что так внимательно осматриваете комнату?

– Да, я забыл сказать вам, что я не дурак, не Жеронт, каких выставляет Бержерон в своих комедиях. Забыв сказать вам про это, я лично являюсь доказать вам, что я не дурак.

– Я вас не понимаю, герцог, – сказала Нанона очень спокойно и простодушно. – Объяснитесь, прошу вас.

Герцог поглядел на два стула, со стульев взгляд его перешел на два прибора. Тут взгляд его остановился довольно долго.

Герцог покраснел от гнева.

Нанона предвидела все это и ждала последствий осмотра с улыбкой, которая показывала ее зубы, белые, как жемчужины. Только эта улыбка отзывалась чем-то болезненным, и белые зубки ее, верно, скрежетали бы, если бы от страха не примкнули один к другому.

Герцог посмотрел на нее грозно.

– Я вас жду, – сказала Нанона с прелестным поклоном. – Что вы хотели знать?

– Я хотел знать, зачем вы приготовили ужин?

– Я уже вам сказала, что видела сон. Видела, что вы будете ко мне сегодня, хотя и приезжали вчера. А сны никогда не обманывают меня. Я приказала приготовить ужин для вас.

Герцог сделал гримасу, которую хотел выдать за насмешливую улыбку.

– А ваш очаровательный наряд, сударыня? А эти благовония, духи?

– Одета я, как и всегда, когда принимаю вас, герцог. Духи всегда и во всех моих шкафах, потому что вы сами говорили мне, что очень любите их.

– Так вы ждали меня? – спросил герцог с усмешкой, полной иронии.

– Что такое? – сказала Нанона, тоже нахмурив брови. – Кажется, вы намереваетесь осматривать мои шкафы? Уж не ревнивы ли вы, сударь?

Нанона расхохоталась.

Герцог принял величественный вид.

– Я ревнив! О нет! Слава богу, в этом отношении не могут посмеяться надо мною. Я стар и богат, стало быть, я создан для того, чтобы быть обманутым. Но тем, кто меня обманывает, я хочу, по крайней мере, доказать, что я не дурак.

– А как вы это докажете им? – спросила Нанона. – Мне любопытно знать.

– О, это совсем не трудно. Я покажу им только вот эту бумажку.

Герцог вынул из кармана письмо.

– Мне уже ничего не снится, – сказал он, – в мои лета не бывает сновидений, но я получаю письма. Прочтите вот это, оно очень любопытно.

Нанона в страхе взяла письмо и задрожала, увидав почерк, но трепета ее нельзя было заметить, и она прочла:

«Герцога д’Эпернона сим извещают, что сегодня вечером один человек, находящийся уже с полгода в коротких отношениях с госпожою Лартиг, придет к ней и останется у ней ужинать.

Желая сообщить герцогу полные сведения, уведомляют, что счастливый соперник – барон де Каноль».

Нанона побледнела: этот удар поразил ее прямо в сердце.

– Ах, Ролан, Ролан! – прошептала она. – Я думала, что навсегда от тебя избавилась!

– Что? – спросил герцог с торжеством.

– Неправда, – отвечала Нанона. – Если ваша политическая полиция не лучше любовной, то я жалею вас.

– Вы жалеете меня?

– Да, потому что здесь нет этого барона Каноля, которому вы напрасно приписываете честь быть вашим соперником. Притом же вы можете подождать и увидите, что он не придет.

– Он уже был!

– Неправда! – вскричала Канона.

На этот раз истина звучала в восклицании обвиненной красавицы.

– Я хотел сказать, что он уже был здесь в нескольких стах шагов и, к счастию своему, остановился в гостинице «Золотого Тельца».

Нанона поняла, что герцог знает не все и менее того, что она думала. Она пожала плечами, потом новая мысль, внушенная ей письмом, которое она вертела и мяла в руках, созрела в ее голове.

– Можно ли вообразить, – сказала она, – что человек гениальный, славнейший политик Франции верит безымянным письмам?

– Пожалуй, письмо безымянное, но как вы объясните его?

– О, объяснить его нетрудно: оно есть продолжение козней наших доброжелателей в Ажане. Барон де Каноль по домашним обстоятельствам просил у вас отпуск, вы отпустили его. Узнали, что он едет через Матифу, и на путешествии его построили это смешное обвинение.

Нанона заметила, что лицо герцога не только не развеселилось, но даже еще более нахмурилось.

– Объяснение было бы очень хорошо, – сказал он, – если бы в знаменитом письме, которое вы сваливаете на ваших доброжелателей, не было приписки... В смущении вы забыли прочесть ее.

Смертельная дрожь пробежала по всему телу несчастной женщины. Она чувствовала, что не в силах выдержать борьбы, если случай не поможет ей.

– Приписка! – повторила она.

– Да, прочтите ее, – сказал герцог, – письмо у вас в руках.

Нанона пыталась улыбнуться, но сама чувствовала, что лицо ее не может изобразить спокойной улыбки. Она удовольствовалась тем, что начала читать довольно твердым голосом:

«В моих руках письмо госпожи Лартиг к барону Канолю, в этом письме свидание назначено сегодня вечером. Я отдам письмо за бланк герцога, если герцогу угодно будет передать мне его посредством человека, который должен быть один, в лодке, на Дордони, против Сен-Мишеля, в шесть часов вечера».

– И вы имели неосторожность... – начала Нанона.

– Почерк руки вашей так мне дорог, что я готов все заплатить за одно письмо ваше.

– Поручать такую тайну какому-нибудь неверному наперснику!.. Ах, герцог!

– Такие тайны узнаются лично, и я так и сделал. Я сам отправился в лодке.

– Так у вас мое письмо?

– Вот оно.

Нанона собрала все усилия памяти и старалась вспомнить текст письма, но никак не могла, потому что совершенно растерялась.

Она была принуждена взять собственное свое письмо и прочесть его, в нем было только три строчки: Нанона в одну секунду прочла их глазами и с невыразимою радостью увидела, что письмо не вполне губит ее.

– Читайте вслух, – сказал герцог, – я так же, как вы, забыл содержание письма.

Нанона могла улыбнуться и по приглашению герцога прочла:

«Я ужинаю в восемь часов. Будете ли вы свободны? Я свободна. Будьте аккуратны, любезный Каноль, и не бойтесь за нашу тайну».

– Вот это довольно ясно, кажется! – закричал герцог, побледнев от бешенства.

«Это спасает меня», – подумала Нанона.

– Ага, – продолжал герцог, – у вас с Канолем есть тайны!