Нанона, как и всегда, сидела между ландкартами, письмами и книгами. Бедняжка по-своему вела междоусобную войну за короля. Увидав Каноля, она с восторгом подала ему руку.

– Король едет, – сказала она, – и через неделю мы будем вне опасности.

Каноль отвечал печально:

– Он едет и, к несчастью, все еще не приезжает.

– О, на этот раз я получила самые верные известия, милый барон, и через неделю он будет здесь.

– Как бы ни спешил он, Нанона, он все-таки опоздает для нас.

– Что вы говорите!

– Я говорю, что бесполезно сидеть над этими картами и бумагами и гораздо лучше подумать о бегстве.

– Бежать! Для чего?

– Потому что я получил дурные вести. Против нас готовится экспедиция, в этот раз я могу погибнуть.

– Что же, друг мой? Ведь решено: ваша участь – моя, как мои богатства – ваши.

– Нет, это не должно быть так. Я буду трусить, если мне придется бояться за вас. Помните ли, в Ажане хотели сжечь вас, хотели бросить вас в реку! Нет, Нанона, из сострадания ко мне не упрямьтесь, не оставайтесь здесь, ваше присутствие может принудить меня к какой-нибудь подлости.

– Боже мой!.. Каноль, вы пугаете меня!

– Нанона, умоляю вас... Поклянитесь, что, если меня атакуют, вы сделаете все, что я ни прикажу...

– Но к чему такая клятва?

– Она даст мне силу жить. Нанона, если вы не обещаете слепо повиноваться мне, клянусь, я буду искать смерти непременно.

– Клянусь!.. Все, все, что вы хотите, Каноль!.. Клянусь вам нашею любовью.

– Благодарю, Нанона! Теперь я спокоен. Соберите ваши драгоценности. Где ваше золото?

– В бочонке.

– Приготовьте все это, чтобы его можно было отнести вслед за вами.

– Ах, вы знаете, Каноль, что настоящие мои драгоценности не золото и не бриллианты. Каноль, уж не хотите ли вы удалить меня?

– Нанона, вы убеждены, что я честный человек, не так ли? Клянусь честью, что все эти меры внушены мне одним страхом за вас.

– И вы думаете, что я в опасности?

– Думаю, что завтра остров Сен-Жорж будет взят.

– Каким образом?

– Не знаю, но уверен.

– А если я соглашусь бежать?..

– Так я постараюсь остаться живым, клянусь вам.

– Приказывайте, друг мой, я буду повиноваться, – сказала Нанона, протягивая Канолю руку, и, засмотревшись на него, забыла, что у нее по щекам текут слезы.

Каноль пожал ей руку и вышел. Если бы он остался еще минуту, то поцеловал бы эти жемчужные слезы, но он положил руку на письмо виконтессы, и, как талисман, письмо это дало ему силу уйти.

Он провел день в жестокой тоске. Эта решительная угроза: «Завтра Сен-Жорж будет взят» – беспрерывно жужжала в его ушах. Как, какими средствами возьмут остров? Почему виконтесса говорит об этом с такою уверенностью? Как нападут на него? С берега? Или с моря? С какой неизвестной точки налетит на него беда, еще невидимая, но уже неизбежная? Он сходил с ума.

Во весь день Каноль под лучами солнца искал врагов в отдалении. Вечером Каноль мучил свои глаза, рассматривая рощи, отдаленную равнину и извилистое течение реки, но бесполезно: нигде он ничего не видал.

Когда совершенно стемнело, осветился флигель в замке Канб. Каноль видел тут свет в первый раз с тех пор, как приехал в крепость.

– Ага, – сказал он, – вот явились избавители Наноны!

И он тяжело вздохнул.

Какая странная и таинственная загадка заключается в сердце человеческом! Каноль уже не любил Нанону, он обожал виконтессу де Канб. Однако же, когда ему пришлось расставаться с тою, которой он не любил, сердце его разрывалось на части. Только далеко от нее или расставаясь с нею, чувствовал он всю силу странной привязанности своей к этой очаровательной женщине.

Весь гарнизон не спал и находился у крепостной стены. Каноль, устав смотреть, начал прислушиваться. Никогда темнота не казалась такою немою и уединенною. Никто не нарушал тишины, истинно пустынной.

Вдруг Канолю пришла мысль, что враги явятся к нему через подземелье, которое он осматривал. Это было довольно невероятно, потому что в таком случае его, верно, не предупредили бы. Однако же он решился стеречь подземелье. Он велел приготовить бочонок с порохом и фитиль, выбрал лучшего из своих сержантов, приказал прикатить бочонок к последней ступеньке подземелья, зажег факел и отдал его в руки сержанта. Возле него стояли еще два человека.

– Если в этом подземелье вы увидите больше шести человек, – сказал он сержанту, – то сначала велите им сдаться. Если они не согласятся, подожгите фитиль и толкните бочонок – подземелье покато, он взорвется среди врагов.

Сержант взял факел. За ним молча стояли два солдата, освещенные красноватым огнем факела, у ног их лежал бочонок с порохом.

Каноль воротился наверх спокойный за эту сторону дела, но, войдя в свою комнату, он увидел Нанону. Она в испуге следила за ним и с ужасом смотрела на черное отверстие подземелья, ей незнакомое.

– Боже мой, что это за дверь? – спросила она.

– Для твоего бегства, милая Нанона.

– Ты обещал, что я расстанусь с тобою только в то время, когда на тебя нападут.

– И повторяю обещание.

– Все, кажется, очень спокойно около острова, друг мой.

– И в крепости тоже все, кажется, очень спокойно. Однако же в двадцати шагах от нас лежит бочонок пороху, и возле него стоит человек с факелом. Если этот человек поднесет факел к бочонку, через минуту все здесь взлетит на воздух. Вот как все спокойно, Нанона!

– О, вы заставляете меня трепетать! – вскричала она.

– Нанона, позовите ваших женщин, пусть они принесут ваши бриллианты, пусть ваш камердинер принесет ваши деньги. Может быть, я ошибся, может быть, в эту ночь ничего не случится, но все равно: будьте готовы.

– Кто идет? – закричал солдат в подземелье. Ему отвечал какой-то голос очень ласково.

– Вот уже за вами идут, – сказал Каноль.

– Да ведь еще нет нападения, друг мой, все спокойно, позвольте мне остаться при вас, может быть, враги не придут сегодня.

Нанона не успела еще договорить, как на внутреннем дворе крепости три раза закричали:

– Кто идет?

За третьим разом последовал выстрел. Каноль бросился к окну и отворил его.

– Неприятель! – кричал часовой.

Каноль увидел в углу черную движущуюся массу: то были неприятельские солдаты, выходившие из низенькой двери, ведшей в погреб, где лежали дрова. В этом погребе, как и в комнате, находился потайной ход.

– Вот они! – вскричал Каноль. – Спешите, вот они!

В ту же секунду залп из двадцати мушкетов отвечал на выстрел часового. Несколько пуль попало в окно, которое запирал Каноль.

Он повернулся: Нанона стояла на коленях.

Прибежали ее служанки, камердинер.

– Нельзя терять ни минуты, Нанона! – сказал Каноль. – Ступайте, ступайте!

Он поднял Нанону и побежал с нею в подземелье, люди ее пошли за ним.

Сержант стоял на прежнем месте с факелом в руках. Солдаты, товарищи его, готовились стрелять по группе людей, между которыми стоял старинный знакомец наш, Помпей, бледный и расточавший всевозможные уверения в дружбе.

– Ах, барон, – вскричал он, – скажите вашим солдатам, что мы именно те люди, которых вы ждали. Черт возьми! Нельзя так шутить с друзьями.

– Помпей, – сказал Каноль, – поручаю тебе госпожу Лартиг. Ты знаешь, кто отвечает мне за нее своею честью, ты же будешь отвечать головою.

– Отвечаю, отвечаю!

– Каноль! Каноль! Я с вами не расстанусь! – кричала Нанона, обнимая барона. – Каноль! Вы обещали мне идти за мною.

– Я обещал защищать крепость Сен-Жорж, пока в ней будет хоть один камень, и сдержу слово.

Несмотря на крики, слезы, мольбы Наноны, Каноль передал ее Помпею, который увел ее при помощи нескольких лакеев виконтессы де Канб и собственных ее служанок.

Каноль следил глазами за этим милым белым привидением, которое, удаляясь, простирало к нему руки. Но вдруг он вспомнил, что его ждут в другом месте, и бросился вверх по лестнице, приказав сержанту и солдатам идти за собою.

Вибрак стоял в его комнате, бледный, без шляпы, со шпагою в руках.

– Господин комендант! – закричал он, увидав Каноля. – Неприятель в крепости!

– Знаю.

– Что же делать?

– Что за вопрос? Умирать!

Каноль бросился на внутренний двор. На дороге он увидел топор и схватил его.

Двор был наполнен врагами. Человек шестьдесят крепостных солдат старались защищать вход в комнаты Каноля. Со всех сторон слышались крики и выстрелы: это показывало, что везде дерутся.

– Комендант! Комендант! – закричали солдаты, увидав Каноля.

– Да, да, – отвечал он, – комендант ваш пришел умереть с вами! Мужайтесь, друзья мои! Вас взяли изменой, не надеясь победить.

– На войне все хорошо, – сказал Равальи насмешливым голосом, Равальи, у которого рука была подвязана, но который дрался отчаянно и поджигал солдат своих схватить Каноля. – Сдавайся, Каноль, сдавайся! – кричал он. – Тебе предложат выгодные условия.

– А, это ты, Равальи! – вскричал Каноль. – Я думал, что уже заплатил тебе долг дружбы! Но ты еще недоволен, так погоди же...

Каноль, прыгнув шагов на пять вперед, бросился с топором на Равальи с такою силою, что топор раздробил шлем офицера, стоявшего возле Равальи. Несчастный офицер упал мертвый.

– А, так вот каким образом ты отвечаешь на мою учтивость? – сказал Равальи. – Пора бы мне привыкнуть к твоей манере! Друзья мои, он с ума сошел. Стреляйте в него, стреляйте!

Тотчас из неприятельское рядов раздался залп. Пять или шесть человек упало около Каноля.

– Пали! – закричал он своим.

По его приказанию выстрелили только три или четыре человека. Захваченные врасплох в ту самую минуту, как они спали спокойно, солдаты Каноля потеряли присутствие духа.

Каноль понял, что нечего делать.

– Вернемся в крепость, Вибрак, – сказал он, – возьмем с собой и солдат. Запрем двери и сдадимся только тогда, когда они возьмут нас приступом.

– Стреляй! – закричали два голоса – герцога де Ларошфуко и господина Эспанье. – Воспомните об убитых товарищах, они требуют мщения! Стреляйте!

Опять град пуль засвистал около Каноля, но не нанес ему вреда, однако же значительно уменьшил его отряд.

– Назад! – закричал Вибрак.

– Вперед! Вперед! – кричал Равальи. – За ними, скорей!

Враги бросились вперед. Каноль не более как с дюжиною солдат выдержал их натиск, он поднял ружье убитого солдата и действовал им, как палицей.

Все его товарищи вошли в дом, он вошел туда после всех с Вибраком.

Оба они с неимоверными усилиями притворили дверь, несмотря на сопротивление осаждавших, и заперли ее огромным железным засовом.

Окна были с железными решетками.

– Топоров! Если нужно, пушек сюда! – кричал герцог де Ларошфуко. – Мы должны взять их живыми или мертвыми.

Страшный залп последовал за этими словами: две или три пули пробили дверь. Одна из этих пуль раздробила ногу Вибраку.

– Ну, комендант, – сказал он, – мое дело кончено, устраивайте теперь ваше.

И он опустился вдоль стены, потому что не мог уже стоять на ногах.

Каноль осмотрелся кругом. Человек двенадцать могли еще защищаться. В числе их находился и сержант, которому поручено было смотреть за бочонком.

– Где факел? – спросил он. – Куда ты девал факел?

– Я бросил его там, у бочонка.

– Он еще горит?

– Может быть.

– Хорошо. Выведи всех этих людей заднею дверью. Постарайся выхлопотать для себя и для них самые выгодные условия. Остальное – уже мое дело.

– Но...

– Повиноваться!

Сержант опустил голову и подал солдатам знак идти за ним. Все они скоро исчезли во внутренних апартаментах: они поняла намерение Каноля и вовсе не желали взлететь с ним на воздух.

Каноль начал прислушиваться: дверь рубили топорами, что, однако же, не мешало перестрелке продолжаться. Стреляли наудачу в окна, полагая, что за окнами спрятались осажденные.

Вдруг страшный грохот показал, что дверь развалилась, и Каноль слышал, как толпа бросилась в замок с радостными криками.

– Хорошо, хорошо, – прошептал он, – через пять минут эти радостные крики превратятся в стоны отчаяния.

И он бросился в подземелье.

Там на бочонке с порохом сидел молодой человек, у ног его дымился факел. Он закрыл лицо обеими руками. Услышав шум, юноша поднял голову. Каноль узнал виконтессу.

– А, вот и он наконец! – вскричала она.

– Клара! – прошептал Каноль. – Зачем вы здесь?

– Умереть с вами, если вы хотите умереть.

– Я обесславлен! Я погиб! Мне остается только умереть.

– Вы спасены и со славой, вы спасены мною!

– Вы погубили меня! Слышите ли их? Вот они идут! Бегите, Клара, бегите через это подземелье! Остается еще минут пять, более вам не нужно...

– Я не уйду.

– Но знаете ли, зачем я сошел сюда? Знаете ли, что я хочу сделать?

Виконтесса подняла факел, поднесла его к бочонку и сказала:

– Догадываюсь!

– Клара! – вскричал испуганный Каноль.

– Скажите еще раз, что хотите умереть вместе со мною.

Бледное лицо Клары показывало такую решимость, что Каноль убедился, она исполнит обещание. Он остановился.

– Но чего же вы хотите? – спросил он.

– Сдайтесь!

– Никогда!

– Время драгоценно, – продолжала виконтесса, – сдавайтесь! Предлагаю вам жизнь, предлагаю вам славу, потому что доставляю вам превосходное извинение: измену!

– Так позвольте мне бежать... Я брошусь к ногам короля и выпрошу у него позволение отмстить за себя.

– Нет, вы не убежите.

– Почему же?

– Потому что я не могу жить так... Не могу жить без вас... Потому что я вас люблю.

– Сдаюсь! Сдаюсь! – вскричал Каноль, падая на колени перед виконтессой и отбрасывая факел, который она держала в руках.

– О, – прошептала виконтесса, – теперь он мой, и никто не отнимет его у меня.

Тут была одна странность, которую, однако же, можно объяснить: любовь различно подействовала на этих двух женщин.

Виконтесса де Канб, осторожная, ласковая и скромная, стала решительною, смелою и твердою.

Нанона, капризная, своевольная, вспыльчивая, стала скромною, ласковою и осторожною.

Виконтесса чувствовала, что Каноль все более и более любит ее.

Нанона чувствовала, что любовь Каноля ежеминутно уменьшается.