На пустынном морском берегу сидела маленькая девочка. Мама разрешила ей пойти поиграть, а сама занялась делами. Девочка смотрела на набегающие волны и думала: «Как было бы хорошо, если бы сегодня случилось что-нибудь необыкновенное!» Жаркое солнце разморило ее, и под такт прибоя девочка задремала.

Неожиданно она проснулась. В воздухе уже ощущалась прохлада, дымка над морем рассеялась, и воздух казался удивительно прозрачным. Вдалеке среди волн что-то блеснуло, потом еще и еще. Какое-то существо — наверное, дельфин — двигалось к берегу, ныряя в волнах. Девочка вскочила и принялась всматриваться в морскую даль. Ей уже не было скучно; напротив, она ощущала, что этот день ей надолго запомнится.

Когда дельфин приблизился к берегу, девочка встревожилась. Не собирается ли он выброситься на берег, как порой поступают киты? Может быть, дельфин тоже решил покончить с собой? Девочка поспешила к тому месту, куда направлялось морское животное, и увидела, как над волнами мелькнул его хвост. Похоже было, что он укутан какими-то водорослями. Шкура дельфина ярко блестела… вот он уже у самого берега… что теперь?! Животное замерло, коснувшись песка; хвост его на мгновение взметнулся в воздух.

Бедняга увяз в песке, решила девочка и бросилась к нему на помощь. Но дельфин, шевельнув хвостом, чуть-чуть отплыл от берега. Девочка отступила на несколько шагов, животное снова приблизилось и неожиданно скрылось под водой. Рядом с тем местом, где оно нырнуло, из воды показалась женская голова с лицом серебристого цвета и выпуклыми глазами. Девочка забеспокоилась. «Это ваш дельфин?» — спросила она у женщины. Вместо ответа раздался странный щелчок, а затем в воздухе разнесся высокий звук, напоминающий печальную песню. Не отводя взгляда от девочки, женщина подплыла ближе к берегу. Глаза ее были голубыми, как небо, и ярко сверкали. Снова что-то щелкнуло. Девочка присела на песок и попыталась лучше рассмотреть загадочную женщину с серебряным лицом.

Обнаженная грудь женщины показалась над водой. Она была прекрасного серебристо-зеленого цвета и сверкала в солнечных лучах. Наверно, ее купальник порвался. Женщина застыла, чуть-чуть покачиваясь вместе с волнами, и внимательно смотрела на девочку.

«Кто вы? — спросила та. — Где ваша лодка?» Женщина снова издала высокий печальный звук, но выражение ее лица не изменилось. Опять раздался щелчок, и теперь девочка заметила, что при этом на груди женщины, под ключицами, открылись и закрылись две узкие длинные щели. Женщина слегка наклонилась, волна подняла ее и вынесла к самым ногам девочки. И оказалось, что вместо ног у нее — хвост! Это была русалка, и именно ее девочка приняла за дельфина. Волны, журча, обтекали удлиненное, прекрасное тело странного существа. Русалка приподнялась на локтях, и хвост ее несколько раз хлопнул по поверхности воды. Именно так — с нетерпением — постукивала девочка по крышке парты, ожидая окончания школьного урока.

Кожа русалки вовсе не походила на рыбью чешую; скорее она напоминала блестящую дельфинью шкуру, отличаясь от нее только своим серебристо-зеленым цветом. Спина ее была покрыта мягкой, похожей на водоросли шерстью, цвет которой постоянно менялся, становясь попеременно коричневым, зеленым, серебристым, серым и даже черным. Русалка похлопывала хвостом по воде и выжидающе смотрела на девочку. Внешне она почти не отличалась от обнаженной женщины. Девочке это существо напомнило ее мать, когда та переодевается, собираясь принять ванну.

Снова послышался звук щелчка, но уже не такой резкий. Девочка увидела, как узкие щели под ключицами русалки быстро открылись и вновь закрылись. В воздухе раздалось жужжание, а затем послышались резкие отрывистые звуки.

«Я никогда раньше не видела русалок, — сказала девочка, поднимаясь с песка. — Можно, я расскажу о тебе маме?» Русалка, казалось, ответила, похлопав хвостом и прожужжав что-то. Она еще больше подалась вперед, и глаза ее вспыхнули зеленым светом. Рот приоткрылся, обнажив розовые десны и мелкие острые зубы. Раздался тихий звук, напоминающий отдаленный гул моря. Движением руки с гибкими длинными пальцами она поманила к себе девочку, и та, ступив в воду, погладила ее.

«Какая ты мягкая! — удивленно воскликнула девочка. — И совсем не похожа на рыбу. Рыбы, конечно, тоже мягкие, но ты такая гладкая!»

Русалка очень понравилась девочке. «Наверное, ты плаваешь куда лучше, чем люди, — сказала она, улыбнувшись. — Я сбегаю, позову маму, ладно? Только ты не уплывай отсюда, подожди меня!» Русалка как будто кивнула в знак согласия, и девочка побежала по берегу, то и дело оглядываясь. Ей так хотелось, чтобы русалка дождалась ее! Удивительное морское существо не двигалось с места, следя за бегущей фигуркой.

«Мама, мама, пойдем со мной, скорее! — восклицала девочка. — Ну, пойдем!» И мать пошла за ней, с недоумением пожав плечами. Приблизившись к месту, где осталась русалка, она разглядела в волнах что-то непонятное. «О, неужели это утопленник?!» — забеспокоилась женщина.

«Нет, мама, это русалка!»

«Милая моя, не будь такой глупышкой, русалок не существует. Это просто сказки. Но что же ты все-таки здесь нашла?.. »

Неожиданно в волнах кто-то шевельнулся. Боже, какой ужас! «Оно живое и движется! Не может быть!» Женщина остановилась и решительно потянула дочку за руку. «Давай позовем папу… Может быть, это животное ранено… Пойдем домой!»

Но девочка вырвала свою ладошку из материнской руки и побежала к морю. «Нет-нет, мама, это действительно русалка. Ну посмотри же!»

Перепуганная мать слабым голосом окликнула дочку, но та уже стояла рядом с морским животным. И это животное двигалось!.. «Немедленно отойди от него, я кому сказала!» — крикнула женщина, бросаясь на выручку ребенку. И тут она увидела русалку! Женщину-рыбу серебристого цвета! «Какой ужас! Отойди, сейчас же отойди!» Девочка послушалась, а ее мать еще какое-то время продолжала в полном оцепенении взирать на отвратительное существо — карикатуру на человека, скользкое чудовище, пытающееся выползти на залитый солнечным светом берег. Тошнота подступила к ее горлу; ей казалось, что еще мгновение — и ее вырвет. «Боже! — еле выговорила женщина. — Домой, немедленно домой!» Крепко держа дочь за руку, она заторопилась прочь от этого страшного места.

Волнение матери передалось и девочке. «Что случилось, мама?!» — в испуге спросила она. Но мать, ничего не отвечая, почти бежала по песку. И тут они обе услышали громкий всплеск. Обернувшись, мать и дочь успели заметить, как русалка двинулась в открытое море и через пару секунд исчезла среди волн.

«Боже!» — прошептала женщина и, сжав виски ладонями, бессильно опустилась на песок.

«Мама, она уплыла. Русалка уплыла. Но ты же ее видела!..»

Мать взглянула на свою дочь так, словно та в любое мгновение тоже могла превратиться в русалку и исчезнуть в волнах. «Доченька, что же это было? Неужели мы с тобой действительно это видели?»

В этой истории я попытался описать возможные реакции разных людей на появление разумного земноводного. Для ребенка оно было прекрасным и «могло плавать лучше, чем люди», а взрослому то же самое существо казалось отвратительным чудовищем.

Приложение III содержит переводы уцелевших фрагментов «Истории Вавилонии», которую написал (по-гречески) вавилонский жрец Берос. Насколько можно судить, он был лично знаком с Аристотелем, а при написании «Истории» пользовался клинописными табличками, хранившимися в храмовых архивах Вавилона.

Эта книга предназначалась для образованных читателей, живших в обширном эллинистическом мире, который возник в результате завоеваний Александра Македонского. В ней Берос приводит вавилонские предания о возникновении месопотамской цивилизации. Эти предания исключительно интересны и необычны. Судя по ним, цивилизация Двуречья была создана группой разумных земноводных существ. Главным среди них было существо по имени Оаннес. Мы уже упоминали о нем в предыдущих главах (см. его изображения на фото 34–37 и рис. 46 и 47). Со временем образ Оаннеса претерпел некоторые изменения: финикийцам и филистимлянам он уже был известен под именем Дагона — бога-покровителя земледелия, а впоследствии — и бога войны. В сохранившихся фрагментах работы Бероса это имя не встречается, и мы, вероятно, уже никогда не узнаем, упоминалось ли оно автором «Истории Вавилонии». Но греческий историк Аполлодор, пересказывая «Историю», сообщает, что «[в правление Эвдореша] явилось из Эритрейского моря еще одно существо, похожее одновременно на человека и на рыбу, имя которого было Одакон». По-видимому, здесь мы имеем дело с искаженной формой имени «Дагон» (если только не «Дагон» — искаженный «Одакон»). К Эритрейскому морю древние относили Персидский залив, Красное море и Индийский океан.

Аполлодор критикует Абидена, ученика Аристотеля, за то, что тот умалчивает о появлении других, помимо Оаннеса, земноводных существ. Он пишет: «Об этих существах Абиден даже не упоминает». Аполлодор, таким образом, читал работу Бероса значительно внимательнее, чем Абиден. Как мы увидим, это обстоятельство весьма существенно. Берос, судя по словам Аполлодора, называл разумных земноводных общим именем аннедоты и говорил о них не как о богах, а как о «полудемонах». Некоторое время я полагал, что аннедоты — санкционированное традицией имя подобных существ. Это уже и само по себе было бы интересно. Чуть ниже мы увидим, что и догоны также считают, что цивилизация принесена на Землю земноводными — прилетевшими из системы Сириуса. Если на одной из планет этой звезды действительно существует разумная жизнь, весьма вероятно, что она возникла в воде и носители разума являются земноводными — чем-то средним между человеком и дельфином. Поскольку мы то и дело их упоминаем, неплохо было бы как-то их назвать.

Но что, собственно говоря, значит слово аннедоты? Кори, работая над сохранившимися фрагментами сочинения Бероса, оставил его непереведенным. У Аполлодора, к примеру, соответствующая фраза звучит следующим образом: «… в чье время из Эритрейского моря вышел мусар Оаннес аннедот».

Итак, что же значат непонятные слова мусар и аннедот? Забавно, но до тех пор, пока у меня не появился мой собственный экземпляр сборника «Древние фрагменты», я даже не замечал, что эти слова не переведены. Работая в библиотеке, на такие детали редко обращаешь внимание — лишь бы успеть сделать все, что запланировал. Знакомясь с цитатой из Аполлодора по книге И. С. Шкловского и К. Сагана «Разумная жизнь во Вселенной», я также упустил из виду это важное обстоятельство. Потому-то, работая над книгой, я решил включить в нее почти все сохранившиеся отрывки из «Истории Вавилонии» (за исключением двух или трех, не имеющих отношения к нашей теме; при желании читатель может найти их в посмертном — 1876 г. — издании книги Кори). Исследователь должен располагать всем имеющимся материалом — только тогда можно гарантировать, что его интерпретации будут обоснованны, а смысл текста понят правильно.

Наиболее часто цитируемый вариант изложения работы Бероса принадлежит Александру Полигистору, но у него слова мусар и аннедот вообще отсутствуют. В варианте, принадлежащем Абидену, «Аннедот» — одно из имен собственных: «В его время вторично из моря появился полудемон Аннедот, очень похожий на Оаннеса». Слова же мусар здесь нет.

Пришлось обложиться словарями… Поначалу я полагал, что значения слов мусар и аннедот отнюдь не очевидны — в противном случае Кори, конечно же, не оставил бы их без перевода. Но оказалось, что это не так: напротив, оба слова просты и совершенно однозначны. При этом мусар значит «мерзость», а аннедот — «некто отвратительный».

Теперь читатель, конечно, понимает причины, толкнувшие меня на сочинение истории о встрече с русалкой. Удивительно, но факт: существа, которым вавилоняне поклонялись как основателям своей цивилизации и в честь которых они воздвигали огромные статуи (фото 34), считались «отталкивающими» и «омерзительными». Уже это доказывает, что речь здесь идет о чем-то реальном, а не о мифологии. В противном случае следовало бы ожидать рассказа о деяниях великих богов и героев — прекрасных и могучих, являющихся образцом для всех последующих поколений. Но нет — Берос (в пересказе Александра Полигистора) говорит всего лишь о «разумных животных», которые творят благодеяния и должны быть почитаемы, но при взгляде на которых человека просто тошнит от омерзения. И это обстоятельство в древневавилонской традиции признается со всей откровенностью!

Надо сказать, что вопрос о чувстве отвращения не так уж прост. Частично оно воспитывается в человеке в ходе его взросления. Психологи, наверное, многое могли бы рассказать на эту тему. Но даже независимо от его истоков, это чувство почти не поддается контролю. Если кого-то передергивает от отвращения при виде змей или пауков, переубедить его почти невозможно. Нормальный человек склонен испытывать, мягко говоря, неприязнь по отношению к существам, покрытым слизью, пресмыкающимся, ползающим и т. д. Те люди, для которых это нехарактерно, обычно и сами не вполне нормальны. Я был знаком с одной девушкой, в спальне которой жил удав боа-констриктор. Каждый четверг она скармливала ему живую мышь, с удовольствием наблюдая за тем, как змея поглощала пищу. Более всего другого эта девушка любила слушать, как удав медленно передвигается в непроглядном ночном мраке; это ее невероятно возбуждало. Нет особого смысла осуждать таких людей за их странные вкусы; но читатель, по-видимому, согласится, что речь здесь идет прежде всего о сублимации совсем других наклонностей, трансформируемых в симпатию к удаву. Вероятно, этот вид сублимации можно определить как патологический, хотя и не опасный для окружающих (исключая разве что мышей).

Учитывая всю глубину человеческого отвращения к пресмыкающимся и земноводным, нельзя не удивиться парадоксу: основы земной цивилизации были, по всей видимости, заложены инопланетянами, которые показались бы нам мерзкими и отталкивающими, но которые тем не менее уже тысячи лет назад вышли в межзвездное пространство. Поистине, ирония — единственное, что никогда не изменит разумному существу — будь то человек или аннедот

Согласно Беросу (в пересказе Александра Полигистора), эти земноводные выглядели следующим образом:

«Тело у [этого животного] было рыбьим, а под рыбьей головой находилась другая, [человеческая], внизу же были ноги как у человека и рыбий хвост [за ними]. Голос его был человеческим, а язык понятным, и изображение его сохранилось до нашего времени. <… > Когда… солнце садилось, это существо отправлялось в море и проводило всю ночь в его глубинах, ибо было оно земноводным».

Кто такой Берос и можем ли мы доверять его рассказу? Вот что пишет о нем Кори:

«Берос, вавилонянин, жил в царствование Александра [Великого] и некоторое время провел в Афинах. Он написал на греческом языке историю халдеев. Будучи жрецом бога Бела, он имел свободный доступ к храмовым архивам и был хорошо знаком с халдейскими преданиями. Можно утверждать, что, работая над «Историей», Берос старался как можно тщательнее придерживаться точных фактов. Основой для описания древнейших периодов истории Вавилона послужили ему изображения на стенах храмов; из письменных источников и устной традиции он узнал о событиях, в достоверности которых невозможно сомневаться. Взаимное сопоставление сведений из различных источников позволило Беросу создать ценное, хотя и небесспорное сочинение. <…> Первая книга его «Истории» начинается, конечно же, с описания Вавилонии. <… > Вторая книга, по всей видимости, охватывала допотопный период истории страны; именно к нему и относятся первые два отрывка».

О Беросе писали Аполлодор, Абиден, Александр Поли-гистор и Мегасфен. «История Ассирии», принадлежащая перу Абидена, так же как и написанная Мегасфеном «История Индии», утеряны. Собственно, все, что сообщили эти четверо о Беросе, известно нам не из их собственных работ — до нас, увы, не дошедших, — а в пересказах более поздних авторов. Это прежде всего Евсевий Кесарийский, церковный деятель и историк, живший в III–IV вв. н. э., и византийский монах Георгий Синкелл (IX в. н. э.). Оригинал «Истории» Бероса был, по всей видимости, утерян задолго до того, как в войнах и гражданских смутах погибли рукописи Абидена, Аполлодора, Мегасфена и Александра Полигистора. Возможно, конечно, что в каком-нибудь византийском монастыре или в собрании египетских папирусов, относящихся к эпохе эллинизма, или, наконец, на какой-нибудь вавилонской клинописной табличке сохранились и другие отрывки из сочинений Бероса. В таком случае однажды они могут выйти на свет. Но если этого не произойдет, все, что нам останется, — полагаться на тексты, дошедшие до нас даже не через вторые, а через третьи руки. Тем не менее они тоже интересны, и мы рекомендуем читателю внимательно ознакомиться с приложением III. Ибо эти тексты публикуются впервые после 1876 года.

В трактате Плутарха есть также очень интересное место, в котором говорится, что, по словам Евдокса, «египтяне в мифе о Зевсе рассказывают, будто у него были сросшиеся ноги и он не мог ходить». Сразу вспоминается Оаннес из шумерского мифа, у которого был рыбий хвост вместо ног.