В 1492 году, когда Христофор Колумб достиг устья Ориноко, он решил, что нашел Гифон — одну из четырех рек, вытекающих из Эдема. Он написал домой: «Есть серьезные признаки, указывающие на близость земного Рая, поскольку его математическое положение совпадает с мнением святых и ученых теологов, и все остальные мудрецы соглашаются с тем, что такое возможно».

Стремление узнать все об окружающем мире, которое впоследствии станет движущей силой научной революции, заставляло людей отправляться в исследовательские экспедиции. Никогда еще увлеченность материальным миром не была такой сильной.

Надежды открыть Новый Свет были неразрывно связаны с ожиданиями наступления нового Золотого века, но найденное золото имело вполне земной характер.

Множество выводов было сделано из связей Колумба с тамплиерами. Он был женат на дочери бывшего великого магистра рыцарей Христа, португальского ордена, появившегося после того, как тамплиеры были загнаны в подполье. То обстоятельство, что Колумб управлял судами, паруса которых украшал характерный красный крест тамплиеров с расширяющимися к краям лучами, было отмечено как многозначительный знак. Но на самом деле рыцари Христа не стремились к такому же независимому общению с духовными мирами, которое в случае с тамплиерами побудило папский престол пойти на крайние меры. Как это было и с другими более поздними тайными орденами, такими как Мальтийский орден, Рим в данном случае перенял притягательную таинственность тамплиеров и использовал ее в собственных целях.

Королева Изабелла и ее муж Фердинанд недавно сумели отвоевать Гранаду, вернув Испанию Церкви, и в своих письмах к королеве Колумб выражал надежду на то, что ему удастся найти «бочку золота», чтобы профинансировать возвращение Иерусалима. Колумб не знал, что это золото потребуется для финансирования войны против врага, находящегося ближе к дому и быстро набирающего силу, — врага, которого со значительно большим основанием можно было считать духовным наследником тамплиеров.

Сервантес и Шекспир были современниками, причем сроки их жизни почти совпадают.

Дон Кихот, престарелый рыцарь, который сражается с ветряными мельницами, принимая их за гигантов, и видит в коренастой, пропахшей чесноком крестьянке героиню рыцарского романа — прекрасную даму по имени Дульсинея, — сначала может показаться персонажем дешевого комедийного представления. Но по мере развития истории ее тон меняется, и читатель начинает чувствовать, что в произведении Сервантеса есть какая-то странная магия.

На одном уровне Дон Кихот пытается настаивать на уходящих рыцарских идеалах Средневековья. На другом уровне он переживает «второе детство», возвращаясь к тому времени, когда воображаемое было для него значительно более реальным. Разумеется, дело здесь в том, что в эзотерической философии воображаемое в действительности более реально. Некоторые испанские ученые на основании проведенного ими подробного текстуального анализа утверждают, что «Дон Кихот» представляет собой аллегорический комментарий к каббалистической книге «Зоар» («Книга сияния»).

В одном из фрагментов истории Мерлин обманывает Дон Кихота и его незадачливого слугу Санчо Пансу, заставив их поверить в то, что прекрасная Дульсинея была заколдована и приобрела вид коренастой крестьянки. Она сможет вернуть свою красоту только после того, как Санчо Панса получит 3300 ударов плетей. Вскоре мы вернемся к рассмотрению значения числа тридцать три.

Рассказ об инициации заключен в самом центре романа. Он отмечает тот момент, когда простодушная комедия уступает место чему-то более тревожному и двусмысленному. Это странный эпизод, где Дон Кихот спускается в пещеру Монтесиноса.

Санчо Панса обвязал своего хозяина поверх камзола веревкой длиною в сто саженей, после чего начал спускать его в устье пещеры. Дон Кихот прорубал себе путь через заросли терновника, бурьяна и дикой смоквы, распугивая по пути ворон и галок.

У дна пещеры на Дон Кихота внезапно напала сонливость, и, не в силах ей сопротивляться, он погрузился в глубокий сон. Очнувшись, он обнаружил, что находится на прекрасном лугу. При этом он мог связно мыслить, что невозможно во сне.

Он подошел к большому хрустальному дворцу, где его встретил старец необычной наружности в зеленом атласном капюшоне, представившийся Монтесиносом. Этот человек, по-видимому, дух-хранитель прозрачного дворца, сказал Дон Кихоту, что его давно здесь ждут. Он провел его вниз по лестнице в прохладную залу и показал ему рыцаря, лежащего в мраморной гробнице. Этот рыцарь был заколдован Мерлином, пояснил Монтесинос. Более того, Мерлин предсказал, что Дон Кихот разрушит чары и возродит странствующее рыцарство.

Дон Кихот вернулся на поверхность и спросил у Санчо Пансы, как долг о он отсутствовал. Тот ответил, что не более часа. Дон Кихот сказал, что этого не может быть, поскольку он провел под землей три дня.

«Вы рассказываете самые дурацкие вещи, какие только можно вообразить», — таким было резюме Санчо Пансы.

Весь роман построен на очаровании, иллюзии, разрушении чар — и еще более глубоком уровне очарования. Он читается как серия притч, смысл которых никогда не кажется достаточно ясным и очевидным. Но самый глубокий смысловой уровень всегда связан с ролью воображения в формировании мира. Дон Кихот не просто фигляр. Он тот, кто испытывает сильнейшее желание получить ответы на свои самые сокровенные вопросы. Он показывает, что материальная реальность — это всего лишь один из многочисленных слоев иллюзий, которые формируются на самом глубоком уровне нашего воображения. Отсюда следует, что если нам удастся найти тайный источник воображаемых картин, мы сможем контролировать течение природы. В конце романа Дон Кихот тонко изменяет свое окружение.

Как уже упоминалось, в состоянии влюбленности мы предпочитаем видеть в объекте нашей любви только хорошие качества. Мы видим, как наше добросердечие помогает проявлять эти качества и делает их сильнее. Обратное также верно. Те, кого мы презираем, постепенно все больше заслуживают презрения.

Рассматривая космос в целом, мы сталкиваемся со сходным выбором. Сервантес писал свой роман в поворотный исторический период, когда люди больше не были уверены в том, что мир — это духовное место, основанное на доброго и здравом смысле. Сервантес говорит, что если мы, подобно Дон Кихоту, от всего сердца решим поверить в доброту как основополагающую сущность мира, несмотря на все превратности судьбы, несмотря на внешнюю привлекательность вещей, которые противоречат таким духовным убеждениям, заставляя их выглядеть абсурдными и нелепыми, то это решение поможет преобразить мир как на естественном, так и на сверхъестественном уровне.

Дон Кихот неутомим в своем добросердечии. Он выбрал для себя самый экстремальный и болезненный путь. Дон Кихота называли испанским Христом, и его влияние на мировую историю оказалось таким же сильным, как если бы он жил в действительности.

Сервантес умер 23 апреля 1616 года, в тот же самый день, что и Шекспир.

Скудные следы, оставленные Уильямом Шекспиром в письменных хрониках, дают нам мало определенных фактов. Мы знаем, что он родился в небольшом городке Стратфорд-он-Эйвон в 1564 году, что он получил образование в грамматической школе, стал учеником мясника и был пойман на браконьерстве. Покинув Стратфорд, он переехал в Лондон, где стал актером в составе театральной труппы, которая одно время находилась под патронажем Фрэнсиса Бэкона. У труппы было много успешных спектаклей, печатные версии которых были опубликованы под его именем. Он умер, оставив жене в завещании лишь свою кровать, причем не самую лучшую.

Его современник, драматург Бен Джонсон, насмешливо говорил, что Шекспир «плохо знает латынь и еще хуже греческий». Как такой человек мог создать произведения, впитавшие все знания своей эпохи?

Многие великие современники выдвигались на роль истинного автора шекспировских пьес. Среди них был его покровитель, семнадцатый граф Оксфордский, драматург Кристофер Марло (исходя из предположения, что Марло на самом деле не был убит в 1593 году, когда только начали появляться пьесы Шекспира) и поэт Джон Донн. Американская исследовательница Маргарет Демарест заметила странную связь между Донном и Шекспиром, выраженную в схожести их портретов, похожих прозвищах — Иоанн Фактотум у Шекспира и Иоанн Фактус у Донна, — странных особенностях правописания (например, оба писали «cherubin» вместо «cherubim») и в том факте, что публикации Донна начались после смерти Шекспира.

Но конечно же, самым популярным кандидатом был Фрэнсис Бэкон.

Фрэнсис Бэкон родился в семье придворных в 1561 году и в детстве считался чудо-ребенком. Написанная им в возрасте двенадцати лет пьеса для театра масок «Рождение Мерлина» была разыграна перед королевой Елизаветой I, которая нежно называла автора своим маленьким лордом-хранителем. Он рос слабым, болезненным ребенком, и школьные товарищи, составившие каламбур из его имени, дали ему прозвище Гамлет, или «маленький окорок». Бэкон получил образование в Оксфорде. После того как его политические амбиции потерпели крах несмотря на былую благосклонность королевы, он решил посвятить себя построению «Империи знаний», которая завоюет все отрасли науки, известные человеку. Его интеллектуальные способности были настолько блестящими, что он стал известен как «чудо своей эпохи». Он написал книги, господствовавшие в интеллектуальной жизни своего времени, среди которых «О приумножении наук», «Новый Органон», где был предложен радикально новый подход к научному мышлению, и «Новая Атлантида» — взгляд на новый мировой порядок. Последний труд, частично вдохновленный представлениями об Атлантиде Платона, оказал значительное влияние на эзотерические группы современного мира. Когда Яков 1 взошел на трон, Бэкон быстро осуществил свои давние амбиции и получил второй по значимости в королевстве пост лорда-канцлера. Одной из обязанностей Бэкона было распределение земельных наделов в Новом Свете.

Талант Бэкона был таким огромным, что казалось, будто он способен объять весь мир. При прочих равных условиях он мог бы показаться лучшим кандидатом на роль автора пьес Шекспира, чем сам Шекспир.

Бэкон был членом тайного общества, называвшегося Орденом Шлема. В трактате «О приумножении наук» он пишет о традиции сохранения притч, где содержится скрытый смысл «секретов наук». Он признавал, что испытывает большой интерес к тайным кодам и нумерологическим шифрам. В издании «О приумножении наук» 1623 года он объясняет устройство изобретенного им «двустороннего шифра», который впоследствии лег в основу азбуки Морзе.

Интересно отметить, что его любимым кодом был древний «каббалистический шифр», при использовании которого имя «Бэкон» принимает числовое значение 33. Применяя тот же самый код, можно обнаружить фразу «Fra Rosi Crosse», зашифрованную на фронтисписе, странице с посвящением, и других важных страницах трактата «О приумножении наук».

Кроме того, с помощью этого шифра такую же розенкрейцерскую фразу можно найти в посвящении шекспировского издания ин-фолио, на первой странице «Бури» и на памятнике Шекспиру в Стратфорде. Свернутый свиток из шекспировского мемориала в Вестминстерском аббатстве также содержит ее наряду с числом 33, которое, как мы только что узнали, является числом Бэкона.

Для того чтобы лучше понять решение этой загадки, которую дает тайная история, необходимо рассмотреть некоторые шекспировские произведения.

Шекспировские пьесы играют в измененном состоянии осознания, каковым является безумие любви. Гамлет и Офелия ведут свое происхождение от трубадуров. В шекспировских пьесах присутствуют «мудрые дураки», такие как Фест из «Двенадцатой ночи». В «Короле Лире», где есть шут, который говорит правду, когда больше никто не смеет этого делать, образ дурака достигает высшей точки своего развития.

Такие персонажи, как Гаргантюа, Дон Кихот и Санчо Панса. несут в себе коллективное воображение. Они помогают формировать наше отношение к жизни. Но, как показал Харольд Блум, профессор Йельского университета и автор ключевой книги «Шекспир: создание человека», ни один другой писатель не сумел населить наше воображение таким количеством архетипов, какое мы встречаем у Шекспира: Фальстаф, Гамлет, Офелия, Лир, Просперо, Калибан, Отелло, Яго, Мальволио, Макбет, Ромео и Джульетта. На самом деле, после Иисуса Христа ни одна личность не сделала столько для того, чтобы развить и расширить в людях ощущение внутренней жизни. Если Иисус Христос планировал посеять внутреннюю жизнь, Шекспир помог ее взрас тить, населил ее и дал нам всем знакомое сегодня чувство того, что у каждого из нас есть свой внутренний космос, такой же обширный, как и внешний.

В журнале «Гнозис» Давид Фиделер провел блестящий анализ этого фронтисписа литературного шедевра Уолтера Рэли. На одном уровне, говорит Фиделер, он должен был проиллюстрировать взгляд Рэли на историю как на процесс развития божественного провидения в соответствии с определением Цицерона: «История несет свидетельства смены эпох, проливает свет на реальность, дает жизнь воспоминаниям и руководство для человеческого существования, приносит известия из древних времен». На другом уровне, указывает Фиделер, этот рисунок символизирует каббалистическое Древо Жизни с планетарными соответствиями в узловых точках. Фигура слева — это Бон Фахш. или Фета из манифеста розенкрейцеров.

Великие писатели являются архитекторами нашего сознания. У Рабле, Сервантеса и Шекспира, прежде всего в монологах Гамлета, можно увидеть ростки того чувства которое мы испытываем сегодня в поворотные моменты своей судьбы, когда нам необходимо принять жизненно важное решение. До великих писателей Ренессанса любые намеки на подобные вещи могли исходить только от проповедников.

Однако у этого новоприобретенного внутреннего богатства существует и теневая сторона, которую мы опять-таки можем увидеть наиболее ясно в монологах Гамлета. Эта новая отрешенность, которая позволяет человеку забыть о личных ощущениях и исследовать свой внутренний мир, является обоюдоострым оружием, поскольку в ней кроется опасность почувствовать себя оторванным от мира. Гамлет испытывает именно такое состояние отчужденности, когда не знает, что для него лучше, «быть или не быть». Он прошел большой путь от скорбного плача Ахиллеса, который хотел жить при свете солнца любой ценой.

Как посвященный, Шекспир помогал выковать новую форму сознания. Но откуда мы знаем, что Шекспир был посвященным?

По меньшей мере в англосаксонских странах Шекспир сделал больше, чем любой другой писатель, чтобы сформировать идею о существах из духовных миров и о путях, по которым они могут порой прорываться в материальный мир. Нам нужно лишь вспомнить об Ариэле, Калибане, Паке, Обероне и Титании. Многие трагики до сих пор верят в то, что в «Макбете» содержится опасная оккультная формула, которая обретает силу при выполнении магического обряда. Просперо из «Бури» представляет собой архетип мага, основанный на личности придворного астролога Елизаветы, доктора Ди. 24 марта 1583 года доктор Ди общался с духом, который поведал ему о будущем развитии природы и человеческого разума, произнеся следующие слова: «Появятся новые миры, новые манеры и странные люди». Сравните это с восклицанием Миранды, дочери Просперо: «О чудо! Как род людской красив! И как хорош тот новый мир, где есть такие люди!»

Входя в Зеленый лес из «Сна в летнюю ночь» и других комедий, мы снова попадаем в древний лес, по которому прогуливались во второй главе этой книги. Мы возвращаемся к архаичной форме сознания, где природу оживляют духи. Во всех произведениях искусства переплетенная растительность обычно сигнализирует о том, что мы входим в эзотерическое царство, в эфирное пространство. Разумеется, произведения Шекспира насыщены образами цветов.

Критики часто говорят об использовании розы как оккультного, розенкрейцерского символа в аллегорической поэме «Королева фей», написанной Эдмундом Спенсером в 1589 году, но ни один английский писатель не использовал символ розы более часто или более оккультным образом, чем Шекспир. Мемориал Шекспира в стэнфордской Церкви Святой Троицы содержит семь роз; как мы вскоре Убедимся, семь роз служили у розенкрейцеров символами чакр.

Именно здесь может оказаться полезным одно из разграничений, созданных современной позитивистской философией. Согласно логическому позитивизму, утверждение очевидного в действительности ничего не утверждает, если нет доказательств, способных его опровергнуть. Данный аргумент иногда пытались использовать для опровержения существования Бога. Согласно этой логике, если ни один постижимый ход событий никогда не свидетельствовал против существования Бога, то, утверждая, что Бог существует, мы на самом деле ничего не утверждаем.

При таком подходе утверждение «исторический Шекспир написал пьесы, которые носят его имя» на самом деле почти ничего не утверждает. Нам так мало известно о нем, что эти знания не оказывают никакого влияния на наше понимание его пьес. Шекспир — это загадка. Как и Иисус Христос, он революционизировал человеческое сознание, но при этом почти не оставил следов в исторических анналах своего времени.

Чтобы вплотную подойти к этой тайне и лучше понять литературу Ренессанса, которая в тот период захватила Англию, мы должны рассмотреть суфийское влияние на пьесы Шекспира, которое обычно остается незамеченным. Как известно, в суфизме роза была одним из главных мистических символов.

Сюжетная основа комедии «Укрощение строптивой» позаимствована из сказок «Тысячи и одной ночи». Арабское название «Тысячи и одной ночи», АЛЬФ ЛЕЙЛА УАЛЕЙЛА, представляет собой зашифрованную фразу, которая означает «Мать Записей». Это аллюзия на традицию, согласно которой под лапами Сфинкса, или в параллельном измерении, скрыта тайная библиотека, или «Чертог Летописей» — хранилище древней мудрости, существующее с допотопных времен. Таким образом название «Тысяча и одна ночь» свидетельствует о том, что в нем зашифрованы тайны человеческой эволюции.

Основная история «Укрощения строптивой» повторяет сюжет сказки «Спящий и бдящий», где Гарун-аль-Рашид вводит доверчивого юношу в состояние глубокого сна, одевает его в царские одежды, а затем приказывает слугам, чтобы те после пробуждения юноши обращались с ним так, словно он настоящий халиф.

Внешняя интрига в «Укрощении строптивой» построена на персонаже по имени Кристофер Слай. В суфийском учении ловкий человек — это посвященный или член тайного братства. В первом издании Кристофер Слай назван нищим, а это еще одно ключевое слово, поскольку суфии считали себя «нищими у двери любви».

В начале пьесы Слай говорит: «Слай не жулики. Загляни-ка в хроники. Мы пришли вместе с Ричардом Завоевателем». Это отсылка к суфийскому влиянию, которое крестоносцы принесли с собой из крестовых походов.

Кроме того, Слай изображен пьяницей. Как уже отмечалось ранее, пьянство — это распространенная суфийская метафора, означающая провидческое состояние сознания.

Слая будит сам Бог, и это говорит о том, что он был проинструктирован своим духовным учителем о том, как пробуждаться в высшем состоянии сознания.

Далее следует история о том, как Петруччо укрощает строптивую Катарину, которая на одном уровне представляет аллегорию «пробуждения» Лордом своего ученика. Чтобы приручить Катарину, Петруччо использует хитрые методы. По сути, она демонстрирует то, что, используя буддийскую терминологию, порой называют «обезьяний разум» — никогда не замолкающая, никогда не затихающая, вечно тараторящая часть нашего разума, которая отвлекает нас от духовных ценностей. Петруччо пытается научить ее тому, как избавить себя от всех предубеждений, всех старых и привычных путей мышления. Катарина должна научиться мыслить вверх дном и наизнанку:

Как мы видели в главе 17, суфии прослеживали происхождение своего братства значительно дальше Мухаммеда. Некоторые доводили их преемственную цепочку до пророка Илии или Зеленого. Мистический, нетерпеливый дух Зеленого присутствует как в «Тысяче и одной ночи», так и в «Укрощении строптивой».

Это история о Зеленом, в которой описываются некоторые из его качеств.

Свидетель этой странной серии событий стоял на берегу реки Оке и вдруг увидел, как какой-то человек упал в воду. На помощь утопающему бросился дервиш, но тот потянул его за собой, и дервиш сам оказался в таком же положении. И вдруг словно ниоткуда появился другой человек в мерцающем и светящемся зеленом одеянии, который тоже бросился в воду.

В этот момент события начали принимать по-настоящему странный оборот. Когда зеленый человек показался на поверхности, он волшебным образом превратился в бревно. Другие двое мужчин сумели забраться на это бревно и подплыть на нем к берегу. Оказавшись на суше, они поспешили удалиться в безопасное место.

Но свидетеля больше интересовало, что случилось с бревном, и он направился следом за ним вниз по течению.

В конечном итоге бревно прибило к берегу. Наблюдая за бревном из-за куста, свидетель с изумлением увидел, как оно снова превратилось в человека в зеленом одеянии. Человек выбрался на берег весь промокший, но затем в одно мгновение снова оказался сухим.

Выйдя из-за куста, свидетель этого чуда почувствовал себя обязанным броситься на землю пред таинственной фигурой. «Должно быть, вы Зеленый, Учитель Святых, — сказал он. — Благословите меня, ибо я дожил до этого дня». Он боялся прикоснуться к одежде незнакомца, поскольку видел теперь, что она соткана из зеленого пламени.

«Ты видел слишком много, — ответил Зеленый. — Ты должен понимать, что я из другого мира. Без их ведома я защищаю тех, кому еще предстоит сослужить службу».

Когда человек оторвал глаза от земли, Зеленый уже исчез, оставив после себя лишь звук порывистого ветра.

Более молодой современник Шекспира, Роберт Бартон, написал в «Анатомии меланхолии»: «Только всеведущие, только мудрые члены братства Розового Креста называют своим главой Илию Артифлекса, их божественного наставника». Затем Бартон пишет о нем, что он «возобновил все искусства и науки, реформировал мир и живет теперь» (курсив мой. — Д. Я).

Как мы уже видели, в эзотерической традиции принято считать, что Илия переродился в виде Иоанна Крестителя. Его возвращение было предсказано не только в последних строках Ветхого Завета, но и посвященным пророком Иоахимом, который оказал значительное влияние на розенкрейцерское понимание истории. Иоахим предсказал, что Илия придет подготовить путь для третьей эпохи. Неужели члены тайных обществ XVI и XVII веков верили в то, что он переродился в их время и теперь защищает и наставляет тех, кто ему служит?

В главе 13 мы рассмотрели волнующие истории Илии и его преемника Елисея. Теперь пришло время сказать о том, что в тайной истории эти отрывки из Ветхого Завета не рассматриваются как описания двух различных людей. Скорее Илия, будучи высокоразвитым духовным существом, мог по собственному желанию не только присоединять и отсоединять собственную душу от телесной оболочки, но также собирать частицы своего духа и распространять их сразу среди нескольких людей.

Точно так же, как птицы, летящие в стае, одновременно совершают поворот, словно направляемые одной мыслью, несколько людей могут двигаться синхронно под руководством одного духа. За внешним блеском елизаветинской Англии мы должны различить притаившийся в тени суровый облик Зеленого, духовного наставника суфиев и архитектора современной эпохи, который говорил через умы Марло, Шекспира, Бэкона, Донна и Сервантеса.

В заключительной главе мы рассмотрим цель миссии Илии, а пока что будет уместно вспомнить о том, какую значительную роль сыграла Аравия, давшая импульс развития не только литературе, но и науке. При дворе Гару-на-аль-Рашида, и позднее среди арабского населения, наука быстро продвигалась вперед, особенно в таких областях, как математика, физика и астрономия. Существует глубокая мистическая связь между арабским народом и Англией, поскольку великий арабский дух научных исследований возродился и жил в Фрэнсисе Бэконе, личности наиболее близко связанной с Шекспиром в оккультной литературе. И, как свидетельствует история науки, именно Бэкон стал инициатором великой научной революции, которая так много сделала для формирования современного мира.

По мере открытия и освещения внутреннего космоса то же самое происходило с материальным космосом. Если Шекспир открыл мир, наполненный не характерными типажами, как это бывало раньше, а беспокойной толпой полностью осознающих себя личностей, пропитанных страстями и воспламененных идеями, то Бэкон открыл мир, наполненный мелочами, искрящийся мир бесконечно разнообразных, строго определенных объектов.

Эти параллельные миры расширяются и становятся зеркальными отражениями друг друга. Внутренний и внешний миры, которые ранее казались темными и беспорядочно переплетенными, теперь были четко разделены.

Мир Шекспира — это мир человеческих ценностей, где при любых обстоятельствах человеческое счастье и судьбы людей стоят на первом месте. Мир Бэкона — это такой мир, из которого человеческие ценности были изъяты.

Человеческий опыт — обманчивая, парадоксальная, загадочная и абсолютно непредсказуемая вещь, которую драматизировал Шекспир. Бэкон учил человечество смотреть на физические объекты как на содержимое опыта и отмечать физические законы, которым они повинуются.

Он создал новые критерии оценки человеческого опыта. Он советовал отбрасывать все предубеждения, пытаясь при этом собрать как можно больше информации, стараться не применять к ним существующие шаблоны, а терпеливо ждать, когда себя проявят новые, более глубокие закономерности. Именно поэтому в истории науки он известен как создатель индуктивного метода.

Иными словами, Бэкон осознал, что если вы сумеете наблюдать за объектами с максимальной беспристрастностью, это позволит вам подметить закономерности, которые будут в значительной мере отличаться от того, что смог бы вам дать субъективный опыт их восприятия.

Этому осознанию предстояло изменить лик планеты.