Рефлекторным движением Анжелика оттолкнула стул, перемахнула ступени, отделявшие комнату, где она собиралась ужинать, от большой залы, молнией пронеслась через залу и выбежала на черную лестницу, приказав Флипо:

– Иди следом.

Трактирщица подняла руки к небу.

– Что случилось, мадам? А ваше рагу?

– Идите сюда, – негромко приказала Анжелика. – Скорее идите ко мне в комнату. Мне надо вам что-то сказать.

Ее взгляд и голос были настолько повелительны, что хозяйка поспешила за ней, отложив всякие расспросы. Анжелика втащила ее в комнату, крепко держа за руку, так что ногти впивались в пухлое запястье.

– Слушайте! Сейчас в гостиницу войдет человек в лиловом рединготе, в руках у него трость с серебряным набалдашником.

– Это не от него вам пришло сегодня письмо?

– Что такое?!

Коринна вытащила из-за корсажа записку на толстом листе бумаги.

– Это принес какой-то мальчик незадолго до вашего возвращения. Сказал, что ведено передать вам.

Анжелика выхватила у нее из рук записку и развернула. Там было несколько строк от отца Антуана. Он сообщал, что его посетил Дегре, бывший адвокат, с которым он имел честь встречаться в Париже в 1666 году, и что он не счел возможным скрыть от Дегре присутствие в Марселе мадам дю Плесси и сообщил ее адрес. Все же он считает нужным известить ее об этом.

Молодая женщина порвала запоздавшее послание.

– Эта записка мне уже не нужна. Слушайте меня внимательно, Коринна. Если этот человек заговорит с вами обо мне, – вы меня не знаете, никогда не видали. А как только он уйдет, прийдите сюда и скажите мне. Вот, держите, это вам.

Она сунула в руку хозяйки гостиницы три золотых. Это произвело такое воздействие, что Коринна не нашла слов, только подмигнула понимающе и вышла, оглядываясь, с ухватками заговорщицы.

Анжелика нервно ходила взад и вперед по комнате, ломая руки. Флипо тревожно следил за ее движениями.

– Собери мои вещи, уложи и запри саквояж. Будь наготове.

Быстро же догнал ее Дегре. Все равно она не дастся ему в руки, не позволит, чтобы ее привели к королю узницей, в цепях. Оставалось только море.

Быстро стемнело и, как накануне, со всех сторон забренчали гитары и провансальские голоса, воспевающие любовь, зазвучали среди высоких домов в узких щелях переулков, спускавшихся к морскому берегу.

Анжелика сумела сбежать и от Дегре, и от короля. Море даст ей возможность совсем уйти от них. Наконец она остановилась и застыла в углу возле окна, вслушиваясь в то, что делалось в гостинице.

В дверь тихонько постучали.

– Так и сидите в темноте, – проговорила тихонько толстуха, проскользнув в комнату. В руках у нее было огниво, она быстро зажгла огонь и зашептала:

– Он там сидит. Уходить не собирается. Это очень вежливый человек, хорошо воспитанный, но только, как уж взглянет!.. Ох, я не из податливых, команд не слушаю. Я ему говорю: «Вы что думаете, я не знаю, кто у меня остановился? Да неужели я бы не запомнила такую даму, как вы описываете, если б она сюда попала?! С зелеными глазами, и с такими вот волосами, и все такое… Да говорю же вам, что я и кончика носа такой дамы не видела…» Он то ли поверил мне, то ли притворился, что верит. Велел подать ужин. Очень его заинтересовал тот зал, где я накрыла для вас стол. Он вошел, побродил там, словно вынюхивал что-то своим длинным носом.

«Мои духи», – подумала Анжелика. Дегре различил, конечно, запах ее любимых духов, смеси вербены и розмарина, которую готовили специально для нее в перегонных ретортах лучшего парижского парфюмера в предместье Сент-Оноре. Этот аромат полевых цветов так шел к ее прелести чудесного растения. И Дегре вдыхал его когда-то, прижавшись к ее коже, к ее телу, которое она позволила ему однажды обнимать и целовать. Ах, эта проклятая жизнь принуждает уступать подобным господам!

– А глаза у него прямо дьявольские, – продолжала толстуха. – Вдруг углядел деньги, что вы мне дали; я их так и зажала в кулаке. «Ну и щедрые же у вас постояльцы, Хозяюшка…» Очень мне стало не по себе. Это ваш супруг, мадам?

– Да нет же.

Трактирщица покачала головой и начала было: «Понимаю, в чем…», но вдруг навострила уши.

– Это кто же сюда подымается? Своих постояльцев я всех знаю. Это чья-то другая походка. – Она чуть приоткрыла дверь и сразу же притянула ее назад. – Он в коридоре. И открывает двери всех комнат, одну за другой. Вот наглец! Ну, я ему покажу, этому проверяльщику, чего я стою!.. – она подбоченилась, но скоро задумалась:

– Так-то оно так. Повернуться может по-всякому. Я этих полицейских проныр знаю… Сначала, может, и удастся их переупрямить, а потом они все равно заставят плакать и вздыхать.

Анжелика схватила свой саквояж.

– Коринна, мне надо выйти отсюда… Надо, обязательно… Ничего дурного я не сделала.

Она протянула хозяйке кошелек, полный золотых монет. Та шепнула:

– Идите сюда, – вывела Анжелику на балкончик и отодвинула одну из железных решеток. – Прыгайте! Прыгайте! Да, прямо сюда, на соседскую крышу. Вниз не смотрите. Вот так. Теперь повернитесь влево, там увидите лесенку. Спуститесь во двор, постучите. Скажете Марио-сицилийцу, что я вас послала, чтобы он проводил вас к Сантилю-корсиканцу. Нет, это слишком близко. Пусть отведет вас к Хуанито, а от него в левантийский квартал… А я пока займу этого любознательного господина, чтобы вам хватило времени уйти.

Она добавила еще что-то по-провансальски, перекрестилась и вернулась в комнату.

Это бегство было похоже на игру в прятки. Анжелика и Флипо не успевали перевести дух, пробираясь разными ходами, то выныривая под открытое небо, то проваливаясь в колодцы, скрытые в садах, пробегали по римскому акведуку, затем обходили греческий храм, отмахиваясь от десятков цветных рубашек, сушившихся на веревках, протянутых поперек улиц, скользили по грудам очисток и арбузных корок, рыбьих костей и прочего мусора, оглушенные доносившимися со всех сторон криками, песнями, объяснениями, жалобами, болтовней на всех языках, которые можно было услышать еще разве возле Вавилонской башни. Наконец, едва дыша, они оказались под охраной какого-то испанца на окраине левантийского квартала. Он сказал, что они ушли очень далеко, достаточно далеко от гостиницы «Золотой колос». Или даме угодно идти еще дальше? Испанец и Сантиль-корсиканец с любопытством смотрели на нее.

Она вытерла лоб платком. На западе красный отблеск последних лучей зашедшего уже солнца смешивался с городскими огнями. За дверьми и деревянными ставнями кафе звучала странная монотонная музыка. Там нежились на мягких диванах арабские и турецкие купцы, посасывая кальян и глотая тот черный напиток, который пьют на берегах Босфора из маленьких серебряных чашечек. С тяжелыми запахами жаркого и чеснока смешивался непривычный аромат.

– Мне нужно попасть в адмиралтейство, к господину де Вивонну. Проводите меня туда, если можете, – сказала Анжелика.

Оба ее проводника затрясли своими черными кудрями и золотыми кольцами, свисавшими у них с правого уха. Квартал адмиралтейства представлялся им гораздо опаснее того дурно пахнущего лабиринта, через который они только что протащили Анжелику. Но она была щедра, и потому они не поскупились на подробные указания и пояснения, как туда добраться.

– Ты что-нибудь понял? – спросила она Флипо.

Мальчик отрицательно качнул головой. Ему было страшно. Он не знал законов этой пестрой марсельской толпы, но понимал, что за ножи тут хватались легко. А если нападут на его госпожу, как он сможет ее защитить?

А она сказала:

– Ничего не бойся.

Этот древний город, основанный фокейскими мореходами, не казался ей враждебным. Дегре не мог распоряжаться тут, как в центре Парижа.

Ночь уже наступила, но ясное ночное небо отбрасывало на город бледный свет, так что можно было различить попадавшиеся на пути обломки старины: колонну без верхушки, римскую арку, развалины стен, среди которых тихо, как котята, играли полуголые мальчишки.

Наконец за поворотом они увидели красивое, ярко освещенное здание. К нему непрерывно подъезжали кареты и фиакры, из открытых окон звучали лютни и скрипки.

Анжелика остановилась в нерешительности, расправила складки своего платья, посмотрела, прилично ли выглядит. От кучки людей у дверей тут же отделился какой-то коренастый человек и направился прямо к ней, словно уже поджидал ее. Лица его нельзя было различить, так как свет падал сзади. Подойдя вплотную, он внимательно вгляделся в нее, потом снял шляпу.

– Мадам дю Плесси-Белльер, не правда ли? О, конечно, несомненно. Разрешите представиться: Карруле, марсельский судебный чиновник. Я нахожусь в дружбе с господином Ла Рейни, а он написал о вас, поручая мне облегчить ваше пребывание в нашем городе…

Анжелика спокойно смотрела на него. Бояться вроде нечего. Добродушное выражение словоохотливого деда, большая бородавка у носа. Ну, а голос уж прямо медом пропитан.

– Я успел повидать помощника господина Ла Рейни, лейтенанта Дегре, который приехал вчера утром. Он предположил, что вы можете пожелать встретиться с.герцогом де Вивонном, который входит в число ваших друзей, как ему известно, и поручил мне встретить вас у его дома, чтобы никакое непредвиденное…

Анжелику охватил не страх, а гнев. Значит, Дегре напустил на нее всех полицейских этого города, включая самого господина Карруле, начальника уголовной полицейской службы Марселя, известного железной хваткой под бархатной перчаткой. Она резко прервала его:

– Я ничего не понимаю, что вы такое говорите?

– Гм… Видите ли, сударыня, мне вас очень точно описали…

К ним вплотную подъехала карета. Начальник марсельской полиции прижался к стене, Анжелика же бросилась буквально перед самыми мордами лошадей и, пока кучер натягивал вожжи, успела смешаться с гостями, толпившимися у входа в дом герцога. Лакеи с факелами в руках освещали лестницу, ведущую в вестибюль. Анжелика стала подниматься среди других гостей.

Флипо шел следом за ней с саквояжем в руке. Анжелика скользнула в полутемный уголок сбоку, как делают дамы, когда надо поправить подвязку, и прошептала на ухо своему маленькому слуге:

– Беги, спрячься где-нибудь. Укройся среди жителей, где хочешь, только чтобы тебя не заметили. А завтра утром будь в порту до отправления королевской эскадры. Выясни, когда и откуда она отплывает. Если тебя там не будет, я отправлюсь в путь одна. Вот тебе деньги.

Выйдя из укрытия, Анжелика тем же уверенным шагом стала подниматься по одной из мраморных лестниц, ведущих на верхние этажи. Там никого не было, все слуги толпились внизу, в гостиных и во дворах, у входов в дом.

Едва она вошла на первую площадку, как увидела внизу того самого полицейского, от которого только что избавилась. Любопытство было в ней сильнее боязни; перегнувшись через перила, она попыталась лучше его рассмотреть; сама она стояла в тени, так что он ее видеть не мог.

Господин Карруле был явно расстроен, он поймал какого-то слугу и засыпал его вопросами, тот отрицательно качал головой и, наконец, удалился, а вскоре появился герцог де Вивонн, хохотавший над только что услышанной шуткой. Лейтенант полиции неловко поклонился ему. Адмирал королевского флота был очень важным человеком. Король относился к нему благосклонно, да и все знали, что его сестра – любовница короля. Сам же он был капризен и обидчив, так что с ним всегда приходилось держать ухо востро.

– Да что вы несете? – вскричал герцог своим оглушительным басом. – Мадам дю Плесси-Белльер среди моих гостей?.. Вы уж лучше поищите ее в постели короля… если верны последние версальские слухи…

Однако господин Карруле продолжал настаивать, что-то объяснять. Де Вивонну это надоело.

– Что за чепуху вы говорите!.. Она здесь и ее здесь нет… Вам померещилось, видно… Что вы забрали себе в голову?.. Велите-ка хорошенько прочистить себе желудок.

Полицейскому ничего не оставалось, как удалиться, повесив нос. Де Вивонн пожал плечами. К нему подошел кто-то из знакомых и, должно быть, осведомился, в чем дело, так как до Анжелики донесся раздраженный ответ адмирала:

– Этот остолоп вообразил, что я принимаю у себя прелестную Анжелику, новейшее увлечение короля.

– Мадам дю Плесси-Белльер?

– Вот именно! Боже меня сохрани от этой подлой интриганки!.. Чтобы я пустил ее в свой дом?! Моя сестра просто вне себя от обид, которые ей нанесла эта распутница… Она пишет мне отчаянные послания. Если эта зеленоглазая сирена добьется своего, Атенаис придется спустить флаг, и для всех Мортемаров настанет тяжелый час.

– Неужели эта красавица, о которой столько говорят, теперь в Марселе? Мне страшно хочется посмотреть на нее.

– Ну, и напрасно… Это жестокая кокетка, не жалеющая ничьей жизни. Поклонники, понапрасну следовавшие за ней, кое-что знают о ее нраве. Она не из тех, кто теряет время в пустой болтовне и сплетнях, когда ставит перед собой цель. А цель ее – король… Ужасная интриганка, уверяю вас… Моя сестра в своем последнем письме…

Конца разговора не было слышно, потому что собеседники прошли в главную гостиную.

«Ну, дружок, ты мне дорого заплатишь за все это!» – подумала Анжелика, возмущенная разглагольствованиями де Вивонна на ее счет.

Она вошла в совсем темный коридор и, отыскав на ощупь какую-то дверь, осторожно повернула ручку. Перед ней была комната, едва освещенная отблесками факелов за окном. Там никого не было. Совершенно выбившаяся из сил Анжелика опустилась на узкий восточный диван, покрытый ковром. Зазвенел гонг – оказалось, что она наступила на какую-то медную пластинку на полу. Она тревожно прислушалась, потом отыскала подсвечник, зажгла свечу и внимательно огляделась. Это были, видимо, личные апартаменты – будуар, спальня и примыкавшая к ней туалетная комната – герцога де Вивонна. Апартаменты моряка, не жалеющего средств на изысканную жизнь на суше. Наряду с массой других вещей Анжелика увидела подзорные трубы, лоции, географические карты, парадные мундиры… Был там и шкаф, полный нарядных платьев и воздушных дезабилье. Анжелика выбрала пеньюар из белой китайской кисеи, украшенный вышивкой, и вошла в бассейн, заранее наполненный для господина или госпожи теплой водой с лавандой из Прованса. Она хорошо вымылась, вычесала щеткой пыль из своих волос, вздыхая от удовольствия, завернулась в невесомый пеньюар и по турецким ковровым дорожкам босиком прошла в будуар. Она еле держалась на ногах от усталости. Приглушенный шум из гостиных едва доносился сюда. Она вслушивалась несколько мгновений, потом улеглась на диван. Будь что будет, пусть хоть все полицейские на свете гонятся за ней, а она выспится!

– Ой!

Этот визгливый вскрик разбудил Анжелику. Она приподняла голову, заслоняя рукой глаза, ослепленные неожиданным светом.

– Ой!

Возле самого ее изголовья стояла молодая брюнетка с лицом, усеянным мушками, воплощенное изумление и негодование. Резко повернувшись, она со всего размаху дала кому-то пощечину.

– Негодяй! Так вот какой сюрприз вы мне приготовили… Поздравляю!.. Очень удачно… Такого подлого оскорбления я никогда не забуду. Не смейте показываться мне на глаза, пока я жива!

Шурша юбками и щелкая веером, она выскочила из комнаты. Герцог де Вивонн держался за щеку и в растерянности переводил взгляд с двери на Анжелику и на слугу с двумя подсвечниками в руках.

Слуга первым пришел в себя. Он поставил подсвечники на каминную полку, поклонился своему господину и на всякий случай Анжелике, а затем выскользнул из комнаты, тихонько прикрыв за собою дверь.

– Господин де Вивонн, мне так досадно, – с виноватой улыбкой произнесла Анжелика.

Услышав ее голос, он понял, кажется, наконец, что перед ним не призрак, а живое существо.

– Так, значит, это правда… то, что твердил тот остолоп… Вы в Марселе… Вы у меня в доме… Но я и думать об этом не мог. Почему же вы не представились?..

– Я не хотела, чтобы меня узнали. Несколько раз меня чуть не арестовали.

Молодой человек провел рукой по лбу. Он подошел к шкафчику из черного дерева, распахнул дверцы и вынул графин с вином и стакан.

– Итак, по следам мадам дю Плесси-Белльер гонится вся полиция французского королевства!.. Вы кого-то убили?

– Нет! Хуже!.. Я отказалась лечь в постель короля.

Брови придворного поползли вверх от удивления.

– Почему же?

– Из дружеских чувств к вашей милой сестре, мадам де Монтеспан.

Де Вивонн с графином в руке смотрел на нее, застыв от неожиданности. Потом он захохотал. Налив себе вина, он уселся рядом с Анжеликой.

– Вы, кажется, смеетесь надо мной?

– Чуть-чуть… Но меньше, чем вы полагаете.

Она все смотрела на него с застенчивой полуулыбкой. Ее еще тяжелые от сна веки медленно поднимались над зелеными глазами, а она вдруг зажмуривалась, и тени длинных ресниц падали на атласные щеки.

– Я так устала… Я целые часы бродила по этому городу и заблудилась… А здесь я нашла себе приют. Простите меня. Должна признаться, я поступила неделикатно. Я искупалась в вашем бассейне и взяла этот пеньюар у вас в гардеробе. – Она прижала руку к пеньюару, надетому на голое тело. Под его пышной белизной просвечивали розоватые линии ее талии и бедер. Де Вивонн посмотрел на пеньюар, отвернулся и опрокинул себе в рот сразу весь стакан, а затем пробурчал:

– Чертовски скверная история! Король вас ищет, и меня обвинят в пособничестве вам.

– Господин де Вивонн, такой глупости я от вас не ожидала, – возмущенно возразила Анжелика. – Я была уверена, что вы больше заботитесь о судьбе своей сестры… ведь и ваша отчасти зависит от этого… Вы что, действительно хотите, чтобы я оказалась в объятиях короля, а ваша сестра в немилости?

– Нет, конечно, нет, – бормотал бедняга де Вивонн, вдруг оказавшийся в положении, характерном для драм Корнеля. – Только не могу же я вызвать неудовольствие короля… Хорошо вам отказывать ему в своих чувствах… Но зачем вы приехали в Марсель?.. И почему ко мне?

Она легонько прикоснулась пальцами к его руке.

– Потому что я хочу отправиться в Кандию.

– Что?!

Он подскочил, словно его укусило какое-то насекомое.

– Ведь вы отплываете завтра? Возьмите меня с собой.

– Из огня да в полымя! Вы с ума, видно, сошли. В Кандию! Этого только недоставало!.. Да вы хоть знаете, где она находится?

– А вы знаете? Вам известно хотя бы, что мне принадлежит должность консула в Кандии? У меня там очень важные дела, и я нашла удобным именно сейчас поехать туда и заняться ими, тем более что за время моей поездки и чувства короля успеют охладеть. Разве это не прекрасная мысль?

– Да это же невозможно!.. Кандия!..

Он поднял глаза к небу, отказываясь определить меру ее безрассудства.

– Да, да, я знаю: гарем Великого турка, берберы, пираты и все такое… Но ведь я буду плыть в сопровождении эскадры королевского флота. Что мне сделается? Именно с вами я ничего не боюсь.

– Мадам, я всегда бесконечно уважал вас… – торжественно начал де Вивонн.

– Не слишком ли? – шепнула она с кокетливой улыбкой.

Эта реплика сбила молодого адмирала, и он нескоро сумел возобновить начатое рассуждение.

– Неважно… Гм!.. Как бы то ни было, я всегда считал вас толковой женщиной, с головой на плечах, а теперь я вижу, что у вас соображения не больше, чем у юных дурочек, которые говорят прежде, чем действовать, а действуют, не подумав предварительно.

– Вроде той хорошенькой брюнетки, которая только что убежала от нас. Я бы хотела объясниться с вашей прелестной любовницей. Она так рассердилась, что может всюду разболтать, что я здесь.

– Она не знает, как вас зовут.

– Она может описать меня, и те, кому этого не следовало бы знать, догадаются, что это я. Увезите меня в Кандию.

У герцога де Вивонна опять пересохло в горле. От взгляда Анжелики у него закружилась голова. И перед глазами встал туман. Он подошел к шкафчику налить себе второй стакан.

– Нет, ни в коем случае. Я человек разумный, расчетливый… Если я приму участие в вашем бегстве – а рано или поздно это станет известно, – я навлеку на себя гнев короля.

– А благодарность вашей сестры?

– Я безусловно окажусь в немилости.

– Вы недооцениваете возможности Атенаис, мой милый. Правда, вы ее знаете лучше, чем я. Она останется одна с королем, у которого к ней… большая склонность. Она уже умела увлечь его тысячью приемов, которые все еще воздействуют на него. Неужели вы думаете, что у нее не хватит сил и ловкости, чтобы воспользоваться возникающим преимуществом и решительно восстановить то, что я за последнее время, может быть, несколько нарушила, должна признаться?

Де Вивонн сидел, хмуря брови и пытаясь размышлять.

– Тьфу!..

Видно, перед ним пронеслось видение ослепительной Монтеспан и послышался отзвук ее насмешливого смеха и неповторимого голоса, потому что он успокоился.

– Ну, на нее рассчитывать можно. – Он несколько раз кивнул и повернулся к собеседнице, исподволь разглядывая ее.

– Но вы, мадам, вы…

Она видела, как с каждым беспокойным взглядом он все больше сознает, что перед ним, в его доме, находится та женщина, которая была одним из лучших украшений Версаля, которую так желал король. Словно не веря своим глазам, он разглядывал ее прелести, да, так оно и есть. Кожа ее была поразительного оттенка, такой золотистый тон у блондинок обычно не встречается. А глаза у нее, действительно, зеленые, их ясная зелень подчеркивается чернотой зрачков. Когда он встречал ее в Версале в роскошных придворных нарядах, она казалась ему великолепным кумиром, статуей несравненной красоты, при виде которой Монтеспан бледнела от ярости.

А сейчас в этом пеньюаре с мягкими складками она была совсем живой, до отчаяния живой, и женщиной, а не богиней. В первый раз в жизни он позволил себе подумать о короле в фамильярном тоне: «Бедняга! Если она и правда отказала ему…»

Молчание между ними росло, исполнялось тяжести. Анжелику это забавляло: приятно подержать одного из гордых Мортемаров в тревоге ожидания. Этим мало кто мог похвастаться. Пылкость нрава всех членов этого рода была хорошо известна. Их приходилось ненавидеть… или обожать. Таковы были они все, и даже самая старшая из них, аббатиса де Фонтевро, прекрасная, как мадонна, в своих монашеских накидках и черных вуалях, которой очарован был король, которой восторгался весь двор, ничуть не утратила пылкости души, хотя и прочла по латыни сочинения всех отцов церкви и властно правила своим монастырем, увлекая покорных монахинь на путь достижения высших добродетелей. Де Вивонн походил на своих сестер, в нем было много их лучших качеств, как и худших недостатков. Он был капризен и непостоянен, то позволял себе грубости, то бывал изысканно учтив, то совершал глупости, то блистал талантом… Ему была свойственна некоторая притягательность, как и его сестре: Атенаис успела вызвать у Анжелики что-то вроде симпатии. И герцогу де Вивонну Анжелика оказывала слегка насмешливое предпочтение; среди прочих придворных, по-собачьи преданных Его величеству, он казался чуть достойнее.

Она взглянула на него с той таинственной улыбкой, которая совершенно сбивала его с толку, и подумала, что в общем ей нравятся эти Мортемары, такие загребущие, сумасшедшие и красивые. Она медленно подняла руку и подперла запрокинутую голову, бросив на молодого человека насмешливый взгляд.

– И что же я?

– Вы, мадам, непонятная женщина! Вы же только что признались, что стремились вытеснить мою сестру… А теперь вы решили удалиться, совсем уходите от борьбы и даже отдаете победу моей сестре… К чему вы стремитесь? Какие преимущества надеетесь получить, разыгрывая эту комедию?

– Никаких. Скорее, неприятности.

– Так почему?..

– Разве я не имею право на каприз, как всякая женщина?

– Разумеется. Но надо с оглядкой выбирать свои жертвы. Ваша игра с королем может завести вас далеко.

Анжелика сделала гримаску.

– Ну, что вы хотите? Разве я виновата, что мне не нравятся такие мужчины, слишком суровые, легко раздражающиеся, не умеющие смеяться, которым недостает тонкости в интимных отношениях?

– О ком вы говорите?

– О короле.

– Как же вы позволяете себе судить о нем так… – Де Вивонн был искренне возмущен.

– Милый мой, когда речь идет об альковных делах, позвольте мне рассуждать как женщине, а не как подданной.

– Все прочие дамы, к счастью, не рассуждают, как вы.

– Если им так угодно, пусть себе подчиняются и скучают. Я все могу простить, кроме этого. Звания, милости почести – все это кажется мне слишком незначительной платой за такое рабство и принуждение. Охотно предоставляю то и другое Атенаис.

– Вы… Вы ужасны!

– Ну, что вы хотите от меня? Я так устроена, что предпочитаю веселых, энергичных, порывистых молодых людей… вроде вас, например. Таких галантных господ, которые находят время для женщин. Я держусь подальше от тех, кому вечно некогда, кто слепо стремится к своей цели. Мне нравятся те, кто умеет срывать цветы на ходу.

Герцог де Вивонн оторвал от нее взгляд и хмуро проворчал:

– Понимаю, в чем дело. У вас есть любовник, который ожидает вас в Кандии, какой-нибудь офицерик с красивыми усиками, который только и знает, что ласкать девиц.

– Как же вы ошибаетесь. Я никогда еще не была в Кандии, и никто меня там не ждет.

– Так почему же вы решили отправиться на этот пиратский остров?

– Я уже сказала вам. У меня там дела. И кроме того я решила, что это замечательный способ заставить короля позабыть обо мне.

– Он вас не забудет! Вы не из тех женщин, которых легко забывают. – Голос де Вивонна прерывался, горло его сжималось.

– Говорю вам, он меня забудет. С глаз долой, из сердца вон. Разве все вы, мужчины, не так устроены? Он с удовольствием вернется к своей Монтеспан, надежному и неистощимому источнику наслаждений, и порадуется, что остался с ней навсегда, что все налажено. Он человек не сложный и не сентиментальный.

Де Вивонн не мог удержаться от возражения:

– Как вы, женщины, зло говорите друг о друге.

– Поверьте мне, король будет вам только благодарен, если узнает когда-нибудь о вашем участии, за то, что вы помогли ему избавиться от безысходного увлечения. Он избавляется от необходимости вести себя, как тиран, и бросить меня в темницу. А когда я вернусь, время пройдет. Он сам посмеется над тем, как гневался. Ну, а Атенаис сумеет подчеркнуть значение услуги, вами оказанной, то, что вы помогли скрыться нежелательной особе.

– А если король не забудет вас?

– Ну, что ж. Успеем еще подумать об этом. Может быть, я поразмыслю и признаю свою ошибку. Может быть, постоянство короля тронет меня. Я упаду в его объятия, стану его фавориткой и… вас я, конечно, не забуду. Понимаете ли, господин придворный, что, оказав мне помощь, вы обеспечиваете себе будущее, можете выиграть и там, и здесь.

Последнюю фразу она произнесла с чуть презрительной интонацией. Задетый за живое адмирал покраснел до корней волос и бросил надменно:

– Вы считаете меня приспешником, лакеем?

– Никогда так не думала.

– Не в этом дело, – продолжал он сурово. – Вы слишком легко забыли, сударыня, что я начальник эскадры, что королевский флот отплывает завтра с военной миссией и, следовательно, нас ждут опасности. Я должен охранять именем короля Франции порядок в этом средиземноморском кавардаке. И у меня есть строжайшие инструкции: не брать никаких пассажиров, ну, а о пассажирках вообще нечего говорить.

– Господин де Вивонн…

– Нет! – рявкнул адмирал. – Постарайтесь понять: в море я командую и знаю, что полагается делать. Переход через Средиземное море – это не прогулка. Я сознаю важность того, что мне поручено, и убежден, что сам король на моем месте говорил бы и поступал так же, как я.

– Вы убеждены?.. А я полагаю, напротив, что король не отказался бы от того, что я вам предлагаю.

Она говорила серьезно. Де Вивонн снова вспыхнул, потом побледнел, опять покраснел, кровь стучала у него в висках. С мучительным недоумением он смотрел на Анжелику, и в эту бесконечную минуту вся его жизнь, как ему казалось, сосредоточилась на едва заметном колыхании ее груди в кружевном декольте пеньюара.

Это было настолько невероятно! Мадам дю Плесси слыла надменной, не поддающейся никаким мольбам, да и сама признавала себя капризной. Его душа придворного никак не могла поверить, что ему предлагалось то, в чем отказывали королю.

Губы у него опять пересохли, он проглотил еще стакан вина и бережно закрыл шкафчик.

– Давайте объяснимся…

– Но… Мне казалось, и так все ясно между нами, – Анжелика с легкой усмешкой посмотрела ему прямо в глаза.

Очарованный, он упал на колени подле дивана. Его руки охватили ее стройную талию. Он склонил голову – в порыве преклонения и страсти одновременно – и припал губами к атласной коже, там, где раздваивались груди вдыхая волшебный аромат, таившийся там в тени, аромат Анжелики.

Она не отпрянула, лишь шевельнулась чуть заметно и прикрыла своими чудесными веками то, что вспыхнуло в ее взгляде.

Потом он ощутил, как она выгнулась, отдаваясь его ласкам. Его охватило безумие, отчаянное стремление овладеть этим душистым, упругим, крепким и в то же время хрупким, как фарфор, телом. Его губы жадно покрывали поцелуями ее кожу; привстав, он дотянулся до прелестной округлости плеча, потом до неожиданно теплой ямочки у шеи и чуть не потерял сознание от восторга.

Рука Анжелики потянулась к нему, прижала к себе его голову, а пальцы ее легли на его щеку, так что он должен был направить на нее взгляд.

Ее изумрудные глаза чуть потемнели, стали цвета морской воды, они прямо упирались в неподатливые синие мортемаровские глаза, на этот раз потерпевшие поражение. Де Вивонн едва успел подумать, что в жизни не встречал подобной женщины, не испытывал такого пронзительного наслаждения.

– Вы возьмете меня на Кандию? – спросила она.

– Я думаю… Я думаю, что не могу не взять, – хрипло проговорил адмирал.