Ленни сидел в дядькиной машине, припаркованной напротив ломбарда. Наконец в пикапе подъехал хозяин, он отпер ворота и толкнул створки. Жирный мужик был в трениках и грязной белой футболке с блестящей лягушкой на груди. Ленни не понимал грязнуль. Они его бесили. Вот и Шелли, когда еще не торговала передком, шастала в том, что попалось под руку. Иногда Ленни сам стирал ее шмотки, а она все равно напяливала заношенные крохотные шорты. Вот же есть чистые! Просто уму непостижимо.

Лавка называлась «Никелированные изделия», но выбор оружия в ней разочаровывал. Однако Ленни собирался чем-нибудь разжиться, хотя приехал совсем не за этим. Вчерашняя история в парке все изменила, загнав его в цейтнот.

Ленни вылез из «понтиака» и, засунув руки в карманы штанов хаки, перешел улицу. Хозяин уже раздвинул решетку, отомкнул запоры и почти вошел внутрь, но Ленни выставил руку, не дав ему закрыть дверь.

– О господи! – Толстяк подскочил и схватился за сердце. – Я чуть не обделался! Разве можно так подкрадываться?

– Извини, – сказал Ленин, протискиваясь в лавку.

– Рановато пришел. Я откроюсь полдевятого.

Будто не слыша, Ленин прошел к витрине с охотничьими ножами. Может, лучше перо?

Хозяин посмотрел на часы:

– В восемь тридцать. Через двадцать минут.

– Ага. Ладно. – Опершись на витрину, Ленин разглядывал искусный охотничий нож с костяной рукояткой.

Толстяк накренил голову и усмехнулся:

– Ты тормоз, что ли?

– Нет. – Ленин молниеносно саданул локтем в стекло, тотчас избороздившееся огромной трещиной. Прежде чем хозяин опомнился, снова ударил, на сей раз пробив дыру. Потом на глазах опешившего толстяка вытащил осколки из рамы и взял нож.

Теперь хозяин его узнал:

– Ты заходил вчера… спрашивал насчет… как его…

– Насчет браслета. – Ленин спокойно взял у него ключи и запер входную дверь. Потом медленно вернулся, показал ломбардную квитанцию и вновь отошел к витринам.

– Да-да, браслет. – Толстяк пытался сделать вид, что ничего не произошло. – Точно. Его заложила твоя знакомая цыпа.

– Верно. А ты не пожелал вернуть.

– Я же говорил, через какое-то время… только владелец может выкупить по закладной цене. —

Ломбардщик посмотрел на нож в руке Ленин. – Знаешь, для тебя я сделаю исключение.

– Спасибо.

Облегченно вздохнув, хозяин просеменил за конторку и стал копаться в ящике с украшениями. Потом взглянул на Ленин и выдавил улыбку:

– Наверное, переоформил… Сейчас вспомню.

– Он золотой.

– Точно, точно! – Ломбардщик открыл другой ящик.

– Ты дал ей десять баксов. Браслет стоит две сотни. Она была на мели.

Толстяк занервничал:

– Да, нехорошо вышло. Но она вроде как не шибко возмущалась.

Хозяин достал золотой браслет-цепочку. Увидев его, Ленин поморщился. Потом взял в руки и долго разглядывал.

Ломбардщик попятился к стене:

– Я тебя вспомнил. Мы говорили о тюряге. У тебя наколки… недавно откинулся.

– Пару месяцев назад. – Ленин не отрывал взгляд от браслета Шелли.

– Ну да, я спросил, как оно на воле, и ты сказал, что в крытку больше не вернешься. Понятное дело, говорю. Помнишь?

Изящная вещица разозлила Ленин. Как они, мать их за ногу, сцепляют крошечные звенья? Это ж какие руки надо иметь? Поди, не чета его граблям.

– Вот еще вспомнил! – не унимался толстяк. – Ты спрашивал про эту… ну, девицу, что сдала браслет.

Она шлюха, верно? Работала на черномазого, который в парке торгует наркотой. Ты его разыскал?

– Да. – Ленин отошел к витрине с пистолетами.

Воспрянувший хозяин все балаболил:

– Ну и как, забодяжил?

– М-да.

– Хорошая наркота? – обрадовался ломбардщик. – Прибалдел?

Ленин показал на девятимиллиметровый кольт:

– К этому есть патроны?

– He-а. Боеприпасов не держу.

Ленин глянул на локоть и заметил, что длинный рукав черной футболки пропитался кровью. Он досадливо сморщился и, подскочив к конторке, полоснул ножом. Защищаясь, хозяин вскинул руки, и клинок рассек ему ладонь.

– Ладно, ладно! – завопил толстяк. – Патроны в нижнем ящике!

Открыв ящик, он выложил на прилавок полную обойму и две коробки патронов.

– Отопри витрину.

Хозяин помешкал, но потом здоровой рукой отер лоб и открыл застекленный шкаф. Ленин взял пистолет, взвесил его на руке, повертел и прицелился в окно.

Толстяк зажимал кровоточащую рану. Ленин вогнал обойму в пистолет и поднял на ломбардщика взгляд, в котором промелькнуло нечто сродни жалости.

– Слушай, а чего ты майку-то не простирнул? – спросил он.

– Что?

– Майка, говорю, грязная.

Толстяк себя оглядел и с трудом сглотнул:

– Цапнул из бельевой корзины. Я люблю эту майку.

Ленин сгреб браслет. В подсветке витрины вспыхнули золотые звенья.

– Меня уже грабили, – сказал ломбардщик. – Не бойся, я даже не пикну. Я сам полгода отмотал. За мухлеж с чеками. Так что я все понимаю. Не сомневайся.

Лицо Ленин пошло красными пятнами.

– Почему ты заплатил ей гроши? Не мог по-честному?

Толстяк молчал, разинув рот.

– А что еще было? Что ты заставил ее сделать?

– Ничего… – Хозяин поперхнулся.

– Встань на колени.

Ломбардщик обмер:

– Мы же вроде как сладились… Я думал, все путем…

– На колени.

– Слушай, прости за твою бабу.

Ленин шевельнул стволом, и хозяин медленно опустился на колени. Взгляд его обежал комнату, словно в поиске хоть какой-нибудь лазейки или помощи. Ленин видел, как дрожит неряха, на коленях такой маленький, и чувствовал, что его самого знобит. Может, не надо? Постращать мужика – и хватит. Опа, квитанция так и осталась в кулаке. А мужику невдомек, что у него подбородок ходит ходуном. О чем он сейчас думает? А каково было Шелли? Наверняка он о чем-то сожалеет и что-то хотел бы изменить. Да нет, это зрелые мысли, а у сморчка сейчас одно детское желание – прижаться к мамочке или спрятаться под кровать. Про животное говорят: отмучилось. Наверное, в этом что-то есть. Жизнь – сплошное паскудство. И какая разница, хорошо ты поступаешь или плохо. Всякая жизнь когда-нибудь закончится.

Ленни поднял пистолет. Толстяк зажмурился и закрыл руками лицо.

– Господи! – взвыл он. – Что с тобой вчера стряслось-то?