Глава четвертая
Поле брани

Вот так – легко и незаметно, буквально за несколько мгновений может измениться вся жизнь. Проблемы – это как какое-то природное явление: снегопад, или буран, или град размером с кулак. Ты не можешь их остановить, ты не знаешь, что с ними делать. В них влетаешь, как в тоннель, уводящий с маршрута. Еще несколько минут назад ты смотрела в карту, пыталась придумать, как объехать препятствие, куда свернуть от него, но с того момента, как ты оказалась в тоннеле, выбора у тебя остается всего ничего. Ты летишь по трубе, не зная, где и чем она закончится. И на дороге лед, и освещение не работает, и самое страшное – ты подозреваешь, что тоннель заканчивается обрывом. Скоро ты полетишь в пропасть, дорогуша. И все это заставляет тебя метаться и искать выход, которого нет.

Маша стояла, хлопала глазами и сама понимала, как глупо и неубедительно будет звучать все, что она сейчас может сказать. Потому что сказать ей, собственно, нечего.

А еще этот наглец с вызывающим взглядом! Как же так! Почему он оказался их самым перспективным клиентом?! Нет в мире справедливости! Насколько было бы лучше, если бы сейчас он не смотрел на Машу так презрительно. Он смеется над нею, над ее страхом и замешательством. Маша ничего не могла поделать с ощущением, что этот тип видит ее насквозь, со всеми ее тайнами, из которых самая страшная – ее глупые надежды, ее глупые чувства, ее любовь к Роберту.

Пусть он уйдет. Пусть Щучка даже выкинет Машу из окна их офиса, но только не при этом самоуверенном типе. Тоже мне, владыка мира. Хотя… ведь он и есть в каком-то смысле владыка. Владелец заводов, газет, пароходов и элитных поселков.

– Так что, презентация не состоится? – спросил этот наглец, глядя прямо на Машу. Уходить он, кажется, не собирался. – Очень жаль, я бы послушал.

– Николай Николаевич, о чем вы! – с притворным возмущением бросился к нему Щучка. – Разве возможно? Мы все сейчас решим, не сомневайтесь!

– А я и не сомневаюсь. – И Николай Николаевич улыбнулся. Щучка бросил огненную стрелу в Машину сторону.

– Скажи уже что-нибудь, Кошкина! Повесели меня! Ты же не могла ВСЕ потерять? – очень тихо, очень ласково спросил он.

– Значит, – незнакомец приподнял одну бровь и улыбнулся еще шире, – весь мой бизнес был в ваших руках и вы его потеряли? Как же это произошло?

– Она его в косметичку засунула вместо помадки, – хмыкнул Щучка, но Гончаров не рассмеялся и посмотрел на Щучку каким-то раздраженным взглядом. После чего тот, хвала небесам, заткнулся и больше не шутил.

– Я… я… – Слова застряли где-то в горле, и Маша вдруг по-настоящему испугалась. Этот мужчина, одетый так обманчиво просто, с наверняка дорогущими часами на руке, – его же не зря зовут за глаза Доном Корлеоне. Не зря же он хромает. Говорили, что он пострадал в бандитской разборке. Рассказывали, что чуть ли не в перестрелке двух группировок – где-то в начале девяностых, где ему попали в сустав. И что теперь этот сустав у него то ли заменен на титановый, то ли что-то еще с ним сделали. А всех, кто тогда был против него, вроде как он поубивал. Или не он. Или не тогда.

В общем, слава шла впереди этого мужчины с острым взглядом, пробивающим насквозь. И становилось не по себе и вообще очень страшно. Вдруг он… вдруг ему захочется как-то наказать Машу. В конце концов, она принесла ему убыток. Хотя какой убыток? Еще не нарисованный план не построенного поселка?

– Что ты мямлишь, Кошкина?

– У меня, кажется, есть презентационный фильм Марии Андреевны. Я сейчас… сейчас. – Роберт поспешил к своему столу, явно надеясь хоть как-то помочь Маше. Николай, мать его, Николаевич проводил Роберта тяжелым взглядом, сути которого Маша не поняла. Затем Дон Корлеоне вернул все свое внимание Маше. Щучка улыбался все искреннее, а красный цвет на его щеках становился все гуще.

– А что еще, кроме фильма? Плакаты? Распечатки плакатов для билбордов? – Маша просто молчала. Она стиснула кулаки и еле сдерживалась, чтобы не разреветься, что было бы просто ужасно.

– Я в своем уме? Я не сплю? Ты действительно сказала, что потеряла все файлы нашей визуализации к «Русскому раздолью»? – процедил Щучка, не сводя с подчиненной ледяного взгляда. Маша уже мысленно смирилась с тем, что ее немедленно уволят, но теперь ее страшила мысль, что так просто она не отделается. Вдруг ее заставят выплачивать какой-нибудь корпоративный штраф за срыв работы? Кто его знает, на какие деньги она утратила информацию?

– Так, я нашел фильм, – выскочил из-за стола Роберт.

– Значит, мы можем пройти в переговорную? – гостеприимно предложил Николай Гончаров. Щучка тут же закивал головой, как китайский болванчик, и посеменил впереди. Маша осталась стоять на месте, не совсем уверенная в том, как ей следует поступить. Может, она уже уволена и просто не поняла это?

– Вы идете с нами? – спросил Роберт, задержавшись на ступеньках лестницы. Сверху вниз на Машу посмотрели Щучка и Николай. Затем Дон Корлеоне свесился через перила и усмехнулся.

– Идемте-идемте, ваше кино хоть посмотрим. Наш вы Гайдай белоснежный. – Напомнил, черт, в каком несоответствующем моменту платье была Маша. Но что ей оставалось? Она вдохнула поглубже и последовала за тремя мужчинами.

Трое на одного. На одну. Одного этого было достаточно, чтобы деморализовать девушку. Борису Яковлевичу было лет за сорок, он был груб и властен. Николаю Гончарову – за тридцать, но к возрасту примешивалась эта безусловная власть, исходившая от него. Роберт смотрел на Машу с сочувствием, но чем еще он мог ей помочь? Он протянул ей флешку с записью, и Маша дрожащими руками принялась настраивать оборудование.

К своим двадцати двум годам Маша еще ни разу не оказывалась в эпицентре настоящей катастрофы. Никаких особых конфликтов, кроме ссор с братцем. Ничего страшнее перспективы не сдать зачет или опоздать домой. В просторной переговорной с выходом на открытую террасу Маша чувствовала себя как уж на сковородке. Трое мужчин, один из которых откровенно враждебен, другой насмешлив, а третий вежлив и внимателен, смотрели на Машу и ждали объяснений: что же произошло? Щучка так и кружил над Машей, заставляя ее волноваться еще больше, а Николай Гончаров встал в открытой двери, ведущей на террасу, и просто с интересом ждал. Маша вдруг почувствовала иррациональный страх, что сейчас она что-то сделает не так и файл с флешки тоже пропадет. Она невольно поддалась панике – на секунду, но затем вдохнула поглубже.

Бомба дважды в одну воронку не попадает. Еще одна папина поговорка. Держись, Маша.

– Это небольшой демонстрационный фильм о том, каким потенциальный покупатель должен увидеть поселок «Русское раздолье», – пробормотала Маша, выбирая нужный файл с флешки. – Моей главной задачей при визуализации проекта было выделить уникальные преимущества нашего поселка, сделать его привлекательнее остальных проектов на рынке.

На белом экране появилась заставка: с красивой заснеженной дороги – точка обзора летела так, будто съемка велась из автомобиля, кружащего по альпийскому серпантину, – взгляд устремлялся к воротам поселка. Главный въезд – широкая брусчатка, по которой расставлены фигурки людей. Дальше шел более детальный показ нескольких рядов домиков – правильной формы, с ровными крышами, с белыми контурами окошек, футуристичных и необычных. Сами дома были двух типов: темные – из коричневого материала, светлые облицованы чем-то вроде камня.

– Я показала нашу деревню вечером, чтобы использовать преимущество искусственного освещения, которое добавляет ощущение уюта. Дома также выглядят жилыми за счет света в окнах. Зимний пейзаж как бы приглашает зайти внутрь, согреться, навевает мысли о теплом огне в камине. Все сооружения поселка можно отнести к категории eco-friendly, то есть не наносящих вреда окружающей среде.

– Вам нравится сидеть у камина? – спросил вдруг Гончаров, повернувшись к Маше.

– Мне?

– Тебя спросили! – цыкнул Щучка.

– Ну, в такую жару я и думать не хочу о живом огне, – попыталась пошутить Маша. – Однако запуск проекта планируется на конец октября, и основные продажи придутся как раз на зиму.

Маша замолчала, и все тихо смотрели, как остроносые домики медленно разворачивались на экране. Пауза была долгой и неприятной, и с каждой секундой Маша нервничала все больше.

– Я могу переделать все на летние мотивы. Или сделать серию «времена года», чтобы показать комфорт и удобство поселка во все сезоны.

– Ага, – кивнул Гончаров, продолжая смотреть с невозмутимым лицом.

– Еще стоит сказать, что проекты домов разработаны с учетом самых перспективных тенденций в Европе. Стилистика относит нас к уютным городкам в Бельгии. – Заученный текст выходит с трудом, с запинками и остановками.

– Про Бельгию – это чья идея? – спросил Дон Корлеоне. – Ваша?

– Нет, что вы! – замотала головой Маша. – Моя задача – только создать рекламный продукт.

– Понятно, – пробормотал Гончаров отчего-то недовольно. – Боря, можно тебя на секундочку?

– Хоть на две, – кивнул Борис Яковлевич, но Гончаров уже вышел из переговорной. Он даже не сомневался, что нужные ему люди сами последуют за ним. Щучка аккуратно прикрыл за собой дверь. Фильм докрутился до конца, и экран погас. Маша стояла и смотрела, как Гончаров и Щучка о чем-то жарко дискутируют на террасе, но слов разобрать не получалось.

– Все будет нормально, – услышала она из-за спины. Вздрогнув, Маша обернулась и увидела Роберта. Тот стоял рядом и с сочувствием смотрел на нее.

– Вы думаете? – переспросила она безо всякого оптимизма, потому что Гончаров на террасе смотрел на Щучку неодобрительно, а тот размахивал руками и прыгал туда-сюда, словно пытался оправдаться. – Мне кажется, он сейчас разорвет контракт только из-за того, что Борис Яковлевич поручил его мне. Это же как доверить пациента черт знает кому.

– Вы слишком строги к себе, – мягко заметил Роберт. – Вы же не виноваты в том, что произошло.

– Вы так считаете? – покачала головой Маша.

– Ну вы же не стирали эти файлы, в самом-то деле! – кивнул он. – Это просто какой-то несчастный случай.

– Но этот несчастный случай случился не с кем-то, а именно со мной! – Маша прошла к дверце и вышла на террасу переговорной. В обычном состоянии она бы этого никогда не сделала. Эта переговорная не была предназначена для дизайнеров, только для директоров, боссов и клиентов с самоуверенными карими глазами. Роберт вышел вслед за Машей и тихонько закрыл дверь.

– Я уверен, что это просто какой-то вирус. И еще знаете, в чем я уверен?

– В чем? – Маша не могла больше сдерживаться, усталость и напряжение сказались, и ее глаза наполнились слезами. – В том, что меня уволят еще до того, как стемнеет?

– Нет же, что вы, Машенька! – Роберт засмеялся, и его интеллигентное лицо словно озарилось внутренним светом. – Никто вас не уволит. А если даже и захотят, я постараюсь замолвить за вас словечко.

– Правда? – Неожиданно на душе потеплело. Он назвал ее Машенькой, или она, может быть, ослышалась? – Вы бы сделали это для меня?

– Конечно! Ведь я-то видел вашу работу. Вы все сможете восстановить, я уверен. У вас же есть дома копии?

– Нет. К сожалению, я не хотела тиражировать папки и путаться, вот и получилось… – Маша отвернулась и посмотрела вдаль, на плавящуюся от жары Москву. – Глупо, как же глупо.

– Эй! – Роберт взял Машу за плечи и развернул к себе. – Хватит предаваться отчаянию! У меня многое сохранилось, мне нужно только хорошенько покопаться в папках дома. А то, что пропало, мы восстановим с вами вместе, идет? А сейчас я пойду найду Бориса Яковлевича и поговорю с ним. О’кей? Ни о чем не волнуйтесь, ладно?

И Роберт ушел, оставив Машу на террасе, на горячем ветру, который трепал ее спутанные за долгое утро волосы. Она поверить не могла, что эта невозможная катастрофа неожиданно обернулась для нее шансом. Может ли это быть правдой? Сумеет ли даже такой важный человек, как Роберт, переубедить Щучку оставить Машу на работе?

Не важно!

Все равно он как Дон Кихот, как самый настоящий рыцарь в сияющих доспехах. Мужчина, который бросается на помощь женщине в затруднительном положении, – это такая редкость в наше время. И возможно – возможно – он станет вместе с ней восстанавливать утраченные файлы. А это значит, что их потеря – просто благословение божье, вот это что!

Маша вздрогнула, услышав звук открывшейся двери.

– Вы закончили? – спросила Жанна, процокав на своих десятисантиметровых шпильках к столику на террасе, где так и стояли нетронутыми чашечки с кофе. На одной из чашек, с капучино, даже осталось сердечко.

– Да, наверное, – кивнула Маша, и Жанна церемонно, с важным видом принялась прибираться. Маша выскользнула в двери и сбежала по лестнице вниз. Людей в офисе еще прибавилось. Около парочки дизайнеров сидели клиенты – по двое, семейные пары, они спорили друг с другом и шумели, листая каталоги. Мерно гудел копир, Павлик жевал пирожок и громко смеялся, а Людмила Михайловна что-то настойчиво ему твердила. Маша прошла мимо них в сторону серверной, когда вдруг услышала громкие голоса из-за дверей в мужскую уборную. Маша было пробежала мимо, но один из голосов принадлежал Щучке, и этот факт заставил Машу не только остановиться, но и прижаться к стене, чтобы не отсвечивать. Щучка кричал и оправдывался.

– Но мы же профессионалы! Мы знаем, на что реагирует клиент! Мы уже занимались подобными проектами.

– Мне плевать, Борька, чем ты там занимался и с кем. А также и на то, кому и сколько ты откатывал и кто сколько откатывал тебе. Я поручал тебе не это! – Маша замерла, даже дышать перестала. Голос принадлежал Дону Корлеоне, Гончарову. – На черта мне эта бельгийская экодеревня?

– Но почему нет? Это же самое модное. Мы всегда держим нос по ветру.

– Во-первых, именно поэтому! – Голос Гончарова звучал громко, но спокойно. – Модно – еще не значит, что понравится людям. Я как их заставлю жить в ваших летающих тарелках вместо домов? И потом, разве мы не обсуждали концепцию? Думаешь, мы просто так даем поселку название «Русское раздолье»?

– Люди все равно тянутся больше к тому, что видят за границей, – пробормотал Щучка.

– Это кто сказал? – переспросил Гончаров, и в этот раз в его голосе прозвучало бешенство. – Твой доморощенный Фрэнк Ллойд Райт? А я тебе так скажу: плевать мне на то, сколько у него наград и как он там видит вещи! Я знаю, как он видит вещи. Как ему удобно, он их видит.

– Не горячись, Коля. Не горячись. Мы все переделаем. Слышишь? Все равно возникла проблема с визуализацией.

– Мне не нужна визуализация этого евро-эко-клона, – голос Гончарова неожиданно начал приближаться к двери. Маша еле успела увернуться и скрыться за колонной, поддерживающей лестницу, как Гончаров вылетел из уборной, вытирая на ходу руки бумажным полотенцем. Маша буквально вжалась в стену, чтобы остаться незамеченной. Еще не хватало, чтобы после всего, что случилось, Дон Корлеоне подумал, что Маша подслушивала его разговор. Тем более что так оно и было. Но Гончаров был напряжен, сконцентрирован, аж пружинил при ходьбе и почти не хромал. В три шага он перемахнул через коридорчик и пошел к выходу. Маша выждала момент, пока и Щучка просеменил мимо нее, а затем выдохнула и потихонечку пошла к своему месту.

– Ну что? – Степка уже ждал Машу, рассевшись на ее стуле. Он копался в ее компьютере, пытаясь найти следы того цунами, что унесло из файловой системы целую папку, но все безуспешно. О происшедшем уже знал весь офис. Жанна делала вид, что ей эта история совершенно безразлична, хотя всем было очевидно, что Машина безалаберность ее совершенно не удивляет. Людмила Михайловна смотрела с сочувствием и принесла чаю. Павлик был самым бесчувственным. Он спросил напрямую, выкинул ли Машу Щучка.

– Пока не знаю, – ответила Маша всем сразу, и самое интересное, что она была в своем ответе совершенно искренней. Слишком многое произошло за короткое время. И этот разговор…

– Как не знаешь?! Человека либо увольняют, либо оставляют! – возмутился Павлик. – Вот у меня был случай. Когда меня уволили, а я не знал. И, как дурак, приехал на работу, а там уже другой охранник сидит, документы у меня требует. Потом оказалось, что они забыли мне позвонить. Забавно, что за это никого из отдела кадров не уволили. Ну не парадокс ли?

– Заткнешься ты, а? – гаркнул Степка.

– А чего такого? Я только хочу сказать, что раз не сказали, что уволили, это еще не значит, что ее оставили. В конце концов, она завалила целый проект.

– Умеешь ты поддержать, – разозлился Степа. – Маша, ты хочешь, я тебе открою дополнительный трафик? Игрушку поставлю?

– Давай-давай, пусть ее за раскладыванием пасьянса поймают, – кивнула Жанна.

– «ГТА» ей поставь, чтобы стресс сбрасывала, – предложил Павлик.

– А что такое эта ваша Гата? – спросила Людмила Михайловна. – Это как ферма?

– Ну, примерно, – рассмеялся Павлик. – Только с кабачками там о-очень плохо обращаются.

В этот момент к ним подошел Щучка, красный как рак и злой как черт. Он развел руки в стороны, улыбнулся одной из самых фирменных своих улыбочек и тихо произнес:

– Так, маемся дурью, да? Лясы точим? Интересненько всем, да?

– Борис Яковлевич, мы просто…

– Просто? Штрафов вы давно не выплачивали просто! Ну-ка быстро за работу!

– Конечно! – закивали все, а Машка с удивлением отметила, что Степка, до этого восседавший в самом центре их микрокосмоса, уже исчез, испарился. Он всегда умел это делать – растворяться при виде начальства. Удивительная способность, позволявшая ему сохранять лицо и положение в самых сложных ситуациях. Иногда Маше казалось, что Щучка вообще забывал о существовании такого сотрудника, как сисадмин. Степка был как тот суслик, которого не видно, но он все же есть.

– Кошкина!

– Я! – выкрикнула Маша и тут же похолодела от ужаса. Все-таки уволит?

– Иди за мной, – скомандовал Щучка и тут же отправился в сторону своего кабинета. Он явно имитировал уверенную и властную манеру Гончарова, но получалось это у него плохо. Чего-то не было у Бориса Яковлевича Щучки, чтобы двигаться, говорить и просто быть таким, как Гончаров. Сильным мира сего он не был, как ни пытался. Уже посреди лестницы он вдруг остановился и обернулся, словно проверяя, исполнила ли его приказ Маша Кошкина. От этого Маша налетела на него и чуть не упала.

Сильные мира сего не оборачиваются.

– Послушай, Кошкина, что это было? – спросил он, пристально изучая ее лицо холодными и злыми глазами. «Сейчас рванет!» – подумала Маша. Вот прямо сейчас он ее и выкинет, чтобы просто как-то сбросить стресс.

– Я не знаю. У меня даже не было времени проанализировать ситуацию. Нужно обязательно выяснить, – зачастила она.

– Я спрашиваю, какого хрена ты стерла все файлы? Ты с ума сошла? – рявкнул он, приподнявшись над столом. Сейчас он даже не улыбался.

– Я… я не стирала их, – пробормотала Маша, хотя и чувствовала, что ответ этот неправильный.

– Нет? А кто тогда? Пушкин? Или, думаешь, у нас барабашка завелся? Знаешь, Кошкина, я ведь не говорю, что ты сделала это осознанно. Да, я не думаю, Кошкина, что ты дура до такой степени.

– Спасибо, – прошептала она, хотя комплимент и был сомнительным.

– На здоровье. Нужно посмотреть, чем ты там в своем компьютере занималась, раз он завирусовался до такой степени. Я просто не знаю, что с тобой делать.

– Я все восстановлю. Я буду работать круглыми сутками, все выходные.

– Бла-бла-бла, думаешь, я хочу это все слышать? Я хотел, чтобы сегодня ты провела нормальную презентацию. Я доверился тебе, а ты подставила меня! Всю фирму подставила! Ты хоть это понимаешь?

– Да, понимаю, – кивнула Маша. Но она не понимала, кто подставил ее саму. Кто или что. Может быть, она никогда не узнает об этом. Но она-то ведь ничего не сделала для того, чтобы опозорить компанию! Поди докажи!

– Я хотел тебя уволить. Я прямо чувствую, что должен тебя уволить. Ты хоть понимаешь?

– Я понимаю.

– А как иначе? Такое не прощают. – Он развел руками, а потом подцепил серый платок и протер им вспотевший лоб.

– Я понимаю, – как попугай повторяла Маша.

– Но я не стану этого делать.

– Нет? – искренне удивилась Маша.

– Нет. – И тут Щучка улыбнулся. – За тебя заступились. Наверное, ты была в правильном платье. В любом случае к понедельнику проект должен быть переделан. Роберт согласился помочь, свяжись с ним, он ждет твоего звонка. И имей в виду, если что-то подобное снова произойдет, то я уже не стану слушать никого.

– Я понимаю! – почти выкрикнула Маша. – Спасибо.

– Это тебе не меня благодарить надо! – отмахнулся Щучка и отвернулся к телефонному аппарату, давая понять, что на этом его беседа с Машей Кошкиной окончена. Тогда девушка встала и, не переставая благодарить, попятилась к выходу. Она боялась даже повернуться спиной, чтобы не спугнуть удачу. Она не уволена, она будет работать с Робертом Левинским все выходные! Это же счастье, счастье! И она прекрасно знала, что именно его ей стоит за это поблагодарить. И даже примерно представляла, как именно.