Книга: Найти и обезглавить! Головы на копьях. Том 2
Назад: Глава 20
Дальше: Глава 22

Глава 21

– Но ты не можешь биться с Трескучим на равных! – напомнил я ван Бьеру после того, как он отпустил Бурдюка и нас окружила толпа ощетинившихся копьями наемников. – У тебя же отнимается нога! Да и сам ты выглядишь, уж извини, будто пропойца после двухнедельного запоя?
– Почему «будто»? Я и есть пропойца, который не просыхал больше недели, – мрачно отшутился Пивной Бочонок. – Вот почему мне нужно размяться и немного протрезветь.
Гнев, который Ярбор грозил обрушить на любого, кто посмеет сорвать поединок, служил гарантией, что нас до той поры и пальцем не тронут. И все же Баррелий держал меч наготове, так как не испытывал доверия к бывшим собратьям по ремеслу.
– Итак, кригариец, думаю, пришло время обговорить ушловия вашего поединка, – обратился к нему Аррод. Потрепанный взбунтовавшимся пленником, он уселся на ящик, а отрядный лекарь Догги занимался его ранами.
– Мои условия просты, – ответил монах. – Побеждаю я – вы позволяете мне и Шону уйти. Никакого преследования, никакой мести. Побеждает Трескучий – он получает право называться кригарийцем и мою голову. И вы также позволяете Шону уйти, забыв о нем навсегда. Как по мне, это более чем справедливо.
– А по мне – нет, – возразил Бурдюк. – У меня вштречное предложение: вы деретешь, но даже ешли ты выиграешь, то никуда не уйдешь. Жато Шон получит швободу и наше прощение неважно, победишь ты или проиграешь. Короче говоря, ты жавоюешь Шону помилование одним лишь учаштием в этом бою. Но шам умрешь так или иначе. Вот она – иштинная шправедливошть… ешли, конечно, тебе и вправду дорога жижнь этого парня.
– Вот как? – усмехнулся Пивной Бочонок. – Значит, я спасаю жизнь Шону, принося в жертву свою? И почему я не удивлен, Бурдюк, слыша от тебя такое!
– То ешть ты не желаешь пожертвовать шобой ради ребенка?
– Может, и впрямь когда-нибудь пожертвую, кто знает, – пожал плечами ван Бьер. – Но не сегодня, ты уж извини. Потому что не только я, но и Трескучий будет против твоего гнусного предложения.
– Я?! – наморщил лоб великан. – Да нет, я не возражаю. С чего бы вдруг мне быть против?
– С того, что если я так и так умру, то какой резон мне биться с тобой в полную силу? Наоборот, для меня будет намного выгоднее поддаться тебе и умереть в славном поединке, чем быть разорванным на куски твоими приятелями.
– У-у-у… Э-э-э… Так это… Ну как бы… – Лоб Ярбора наморщился еще сильнее. Но вскоре до него дошел смысл кригарийских слов, и он, повернувшись к главарю, запротестовал: – А ведь кригариец прав! Условия и правда поганые. И для него, и для меня. Надо их пересмотреть – не хочу, чтобы он нарочно мне проигрывал!
– Да пропадите вы пропадом! – выругался Бурдюк. Но Трескучий буравил его недовольным взором, и он, не найдя, чем возразить, умолк и призадумался.
– Послушайте, Аррод, и ты, Ярбор! – обратился к ним помалкивавший доселе Шемниц. – На кой вам сдались эти поединки и прочие игры, когда у нас на кону такой куш? И он практически уже ваш! Просто убейте кригарийца и дело с концом! Мало ли, что вы ему пообещали! Убейте его и не забивайте головы ерундой – все равно никто кроме здесь присутствующих никогда об этом не узнает.
Не исключено, что Бурдюк, поразмыслив, прислушался бы к этому дельному совету. Но Трескучему он пришелся не по душе.
– Ерундой?! – вскипел он. – Вы сказали, что это – ерунда?! Не лезьте не в свое дело, полковник! Не вам, предателю, учить нас, как нам жить. Вы продали свой легион за золото, но мы – это не вы! Мы воюем за золото и любим торговаться, но наши законы крепче и честнее ваших. И если мы заключили сделку, этот договор будет во много раз крепче присяги, что вы дали своему тетрарху.
– Вот что бывает, когда нанимаешь лучших из лучших наемников! – всплеснул руками сир Ульбах. – Треклятые принципы – никуда от них не деться! Эх, надо было нанять головорезов подешевле! Они бы уж точно не озадачивались вопросами чести, сидя верхом на горе золота!.. Попомните мои слова, ребята: нельзя играть в такие игры с кригарийцами! А особенно в игры с оружием! Ядовитую змею надо сразу бить по голове палкой, а не дразнить ее этой самой палкой.
– Игра с оружием в кругу для поединков – честная игра! – возразил Ярбор. – Самая честная из всех игр в мире! Никаких кинжалов, стрел и удавок! Только благородное оружие и чистая ярость! Именно так, как я люблю!
– Ладно, вот что я вам предложу, – вновь заговорил Аррод, отказавшись вступать в этот спор. – Победит кригариец – они с шопляком могут уйти. Но мы имеем право на мешть. И отправим жа ними погоню, как только вжойдет шолнце. Так что ешли до рашшвета кригариец и пацан не убегут… проштите, не ухромают далеко, горе им – догоним и убьем обоих. Ухромают – что ж, им повежло. Долго ишкать их нам будет некогда.
– Мы не успеем пересечь за ночь долину, – покачал головой Баррелий. – Дай нам время до завтрашнего обеда. Или хотя бы одну лошадь на двоих.
– Нет. Только до рашшвета и никаких лошадей, – отрезал главарь. – Хотите жить – шевелите ногами. Жато, ешли ты падешь в поединке, я отпущу Шона с миром. Клянушь тебе в этом перед швоими бойцами.
– Иными словами, ты даруешь мне за победу зыбкую надежду, а за проигрыш – твердое утешение?
– Пожалуй, что так. Точнее не шкажешь. И это мое пошледнее шлово, имей в виду.
– Хм, дай-ка сообразить, что почем… – Ван Бьер сжал в задумчивости губы и потупился. Впрочем, размышлял он недолго: – Мне не нравится то, что ты сказал. Но более справедливого предложения я от тебя все равно не дождусь, поэтому согласен на такое.
– Жначит, по рукам? – Бурдюк протянул ему левую руку, так как на сломанную правую Догги накладывал ему лубки.
– По рукам, – кивнул Баррелий. И на глазах сорока с лишним свидетелей скрепил договор рукопожатием. Не столь крепким, каким он «обменялся» с главарем, когда отбирал у него нож, и Аррод явно обрадовался, что его вторая рука осталась целой.
– Да и еще кое-что, – добавил кригариец и указал на Трескучего. – В вещах, которые вы у меня отобрали, есть перстень. Я редко носил его, потому что боялся потерять спьяну. Но он понадобится тебе, Ярбор, если кто-то из моих братьев найдет тебя и потребует доказать, что ты бился со мной и одержал победу. Народная молва и толпа свидетелей дело хорошее, но первой нельзя верить, а вторые не всегда будут рядом. Но то колечко избавит тебя от ненужных вопросов. А, возможно, и от ненужного кровопролития.
– Ха! Да я сражусь с любым из твоих братьев, если они откажутся мне верить! – заявил Трескучий. Но к совету Баррелия прислушался и крикнул отряду: – Эй, кто прикарманил цацку, о которой говорит кригариец? Верните ее – по-хорошему прошу!
Вряд ли гиганту доводилось когда-либо просить соратников по-плохому. И злосчастное кольцо было тут же ему отдано.
– Возьми. Оно пока твое. – Ярбор бросил кольцо ван Бьеру. Который, к своему стыду, поздновато среагировал, и оно упало перед ним на землю. Но я пришел ему на выручку и, подобрав перстень, передал его законному владельцу. Так что ему не пришлось ронять достоинство, ползая перед наемниками на коленях.
– Благодарю. Я это ценю. – ответил монах Трескучему, заодно удостоив кивком и меня. После чего надел кольцо на палец.
– Не стоит благодарности, – отмахнулся Ярбор, оценив неуклюжесть пьяницы презрительной усмешкой. – Все равно скоро я его у тебя заберу. Вместе с пальцем и головой в придачу…
Подготовка к поединку выдалась короткой, но шумной.
Едва была дана отмашка к началу боя, и наемники тотчас образовали круг – не слишком просторный, но такой, где дерущимся можно было развернуться. По правилам такого рода поединков бойцам предстояло сражаться без доспехов и одним видом оружия. Каждый остался при своем: ван Бьер – с трофейным мечом, а Трескучий – со своей секирой. Которая была в его руках столь же быстра, как «эфимец» – в руках кригарийца. Вдобавок Ярбор разделся по пояс, выставив напоказ свои устрашающие шрамы и татуировки. Баррелий, подумав, сделал то же самое. Хотя его кряжистое и лишенное татуировок тело, а также заметное брюшко не производили такого впечатления, как мускулистая, без капли жира, фигура Трескучего.
Глядеть, как Ярбор куражится перед боем, было и жутко, и интересно. Сколько бы он доселе ни унижал ван Бьера, грядущий поединок заставил его поволноваться. И он скрывал волнение под показной яростью: рычал, сверкал глазами, хлестал себя по щекам, бил кулаками себе по торсу, топал ногами, подпрыгивал, дразнил кригарийца угрожающими жестами… Его ближайшие товарищи тоже не молчали. Они подбадривали героя громкими криками, хлопали ему по плечам и бранили монаха, когда Ярбор показывал на него пальцем.
В общем, гигант всячески настраивался на бой. И лично меня его выкрутасы повергали в дрожь.
Да и на Баррелия они, кажется, действовали. В отличие от Трескучего, он хранил спокойствие, но это было не то спокойствие, что я наблюдал у него прежде. Массируя больную ногу, он поглядывал на противника без привычного хладнокровия в глазах, а с плохо скрываемой опаской. Причем и Ярбор и зрители наверняка это видели. И оттого я не мог проводить кригарийца на бой так, как это делали приятели Ярбора. Какое там воодушевление! Я впал в такое беспросветное уныние, что у меня даже не находилось слов просто пожелать Баррелию удачи.
– Ну чего притих? – спросил он, продолжая растирать ногу. – Неужто уже меня похоронил?
– Нет, но… – Я замялся. – Как ты только мог на это согласиться?
– Разве у меня был выбор?… Впрочем, не переживай. Я сделал все, чтобы моя смерть не стала заодно твоей смертью. Аррод пожал мне руку перед всем отрядом. Теперь он не нарушит данное слово и отпустит тебя, если мне не подфартит.
– Да разве я за себя переживаю! – насупился я. – Раньше ты всегда казался мне разумным человеком. А теперь, когда едва стоишь на ногах, вдруг вызываешь на бой лучшего бойца в отряде! Тебе что, и впрямь жить надоело?
– А какого еще бойца прикажешь мне вызывать? – Он грустно улыбнулся. – Не худшего же, в самом деле! За кого ты меня принимаешь? Что наемники подумали бы обо мне, вызови я на бой дрищей вроде Кальхадо или Догги?
– Ты смеешься надо мной или взаправду пропил весь ум и не ведаешь, что творишь? – насупился я.
– Да не будь ты таким мрачным! – Выходило так, что это не я подбадривал Баррелия, а он меня. – Лучше о себе беспокойся. Что ты завтра будешь есть и куда пойдешь, если меня не станет? Советую тебе вернуться к тому завалу на дороге. Его нельзя переехать на повозках, но перебраться через него налегке, уверен, нетрудно. Особенно тебе, молодому и ловкому. А как переберешься, иди прямиком в Феную. Это будет наилучшим выбором, потому что обратную дорогу на север ты не осилишь. Да и незачем тебе туда возвращаться. Там сейчас идет война, а в Фенуе спокойно… Ладно, парень, бывай! Попробую сделать все возможное, чтобы тебе не пришлось убегать в одиночку. Но если все же придется – не поминай лихом. Главное, постарайся, чтобы Большая Небесная Задница не расплющила тебя прежде чем в твоей голове проклюнутся седые волосы! Удачи, напарник!
И Баррелий, подобрав меч, вышел в круг. Было заметно, как он старается не подволакивать хромую ногу, но у него это плохо получалось.
– Напарник… – повторил я за кригарийцем. Назови он меня так еще пару недель назад, я весь раздулся бы от гордости. Но сейчас это почетное звание ничего для меня не значило, ибо нашему «напарничеству» грозил вот-вот наступить конец.
Ярбор выбежал в круг аж вприпрыжку. Перебрасывая секиру из руки в руку, он пританцовывал и порыкивал, словно зверь – так не терпелось ему вступить в схватку. Ван Бьер тоже крутанул несколько раз в руке «эфимец», разминая кисть. Но его движения выглядели уже не столь быстрыми и эффектными.
– Ну что, вше готовы? – осведомился у противников Бурдюк. Порезанный и побитый, он был бледен и неважно себя чувствовал. Однако кому еще кроме него было выступать судьей этого исторического боя.
– Да-да, готовы! – ответил за себя и за Баррелия дрожащий от нетерпения Трескучий. – Давай уже, командуй!
– Я готов, – подтвердил Пивной Бочонок, отставляя больную ногу назад и поворачиваясь к врагу полубоком.
– Тогда вперед, кровожадные ублюдки! – выкрикнул Аррод. И, махнув рукой, дал старт поединку…
Я не сомневался, что Трескучий сходу набросится на ван Бьера и сомнет его защиту градом ударов. Таких, которыми он рубил на куски фантериев в Годжи. Но я ошибся. Несмотря на то, что перед дракой гигант вел себя будто рвущийся с цепи пес, после отмашки главаря его поведение изменилось. И он, держа секиру обеими руками перед грудью, начал обходить кригарийца слева. То есть со стороны его больной ноги.
Дабы этого не допустить, Баррелий взялся отступать. И оба противника стали перемещаться по кругу, оценивая друг друга на расстоянии. Что, впрочем, продлилось недолго, ведь Ярбор не отличался терпением и вдобавок раззадорил себя перед схваткой.
Резко ускорившись, он принялся вращать секирой, став похожим на взбесившуюся мельницу. Спастись от нее ван Бьер мог или отбегая назад или отскочив вправо. Но не влево, потому что тогда он столкнется с наемниками, которые не выпустят его за границу круга.
Однако и в правую сторону уходить было слишком опасно. Один уклон не даст Баррелию отделаться от врага – тех понадобится много, а верткости хромоногому отчаянно недоставало.
В общем, кригариец продолжил пятиться так скоро, как это у него получалось. А получалось у него не ахти. Завидев это, Ярбор усилил натиск и замахал топором с еще большей скоростью. На что Баррелию и вовсе было нечем ответить, так как ковылять расторопнее он уже не мог.
Все, что ему оставалось, это прекратить борьбу и погибнуть. Или повернуться спиной и броситься наутек. После чего опять-таки погибнуть, потому что ему было не вырваться из круга. Трескучий вычислил все слабые места противника – благо, сегодня это было несложно, – и не давал ему передышки. Гигант навязал ему свой темп боя, а ведь кригариец учил меня: если в драке ты заставил врага плясать под твою дудку, одолеть его будет уже несложно.
И вот на моих глазах ван Бьер сам изображал пляску смерти, а гигант только и ждал, когда он выбьется из ритма.
Ждал и… нет, не дождался. Потому что нежданно-негаданно умер.
Представьте: вы выронили из руки камень, а он вместо того, чтобы упасть на землю, оп! – и улетел в небо. Нечто подобное произошло сейчас в круге для поединков. Монах, который был ошеломлен натиском Ярбора и едва успевал отступать, вдруг забыл о своей хромоте. И, пригнувшись, метнулся ему навстречу с быстротой молнии. Или, вернее, навстречу и чуть левее, что позволило ему проскочить буквально под мышкой у великана.
Трескучий в этот момент наносил очередной удар, такой же сокрушительный, как предыдущие. Но ван Бьер оказался проворнее. И очутился у него за спиной, когда он делал замах и выпад. А затем перерубил «эфимцем» Ярбору подколенное сухожилие опорной ноги.
Гигант заметил финт противника и попытался развернуться, но было поздно. Весь его вес приходился сейчас на подрубленную ногу, и он грохнулся на четвереньки, а его секира, вновь не найдя жертвы, лязгнула о камни…
…И больше не поднялась. Едва Трескучий споткнулся, как Баррелий подскочил к нему сбоку и одним ударом отсек ему голову…
Доселе я еще не слышал, как наемники кричат от страха. Даже когда они бились с криджами, вокруг меня раздавалось много криков, но от страха тогда орал лишь я один. Зато когда голова Трескучего слетела с плеч, отряд исторг дружный вопль изумления и ужаса. И отпрянул от кригарийца и забившегося в агонии, обезглавленного тела Ярбора, отчего круг для поединков сразу стал шире.
Тишина, что повисла затем над лагерем, была не менее зловещей. Оружия никто не выхватил, но все были готовы сделать это по первому же приказу. Но их главарь тоже молчал, приоткрыв от удивления рот и потирая затычку в дырявой щеке.
– Если никто не возражает, я еще немного поношу свое кольцо. – Ван Бьер вытянул перед собой руку с кригарийским перстнем и повертел тот на пальце. А затем, глядя в лица наемников, неторопливо обошел труп гиганта.
И шел он совершенно ровной походкой, в которой не было ни намека на хромоту. Также, как в облике победителя не осталось разбитости и запойной понурости. Мне почудилось, что расправивший плечи Баррелий даже стал на полголовы выше, но это лишь потому что я давно не видел его таким живым и подтянутым.
– Проклятый шукин шын! – заговорил наконец Бурдюк. – Так ты, выходит, нам врал! Никакой ты не хромоногий!
– Хромоногий или нет – это как тебе будет угодно, – ответил Пивной Бочонок. – Могу опять захромать, если таким я тебе больше нравлюсь. Но это все мелочи. Хватит болтать, Бурдюк – ты напрасно тратишь мое время. А оно для меня сейчас на вес золота. Я выиграл бой, поэтому отпускай нас с Шоном, и мы пойдем. Так, как ты и пообещал!
– Но жачем ты ломал перед нами комедию? Чего добивалшя?
– Не твоего ума дело, Бурдюк. Если не согласен, что я выиграл честно, так и скажи. Или же соблюдай договор и не задавай лишних вопросов!
– Ярбор был отчаянным храбрецом, – покачал головой Аррод. – Он вышел бы против тебя, даже ешли бы ты не хромал и был на пятнадцать лет моложе. Поэтому я не ошпариваю твою победу. Тем более, что наш ражговор еще не окончен.
– Не дай уйти им живыми, Аррод! – вновь подал голос Шемниц. – Вы все только что видели, как кригариец разделался с вашим лучшим бойцом! Мы понятия не имеем, что у него на уме, и никогда этого не узнаем! Он ковылял на одной ноге с тех самых пор, как Брасс записал его в легион. И вдруг в мгновение ока избавился от своей хромоты! Зачем он притворялся и какую игру с нами ведет?
– Да не переживайте вы так, полковник – отмахнулся главарь, угрюмо взирая на павшего исполина. – Ван Бьер выиграл бой, но ему не удрать иж долины до рашшвета. А утром его ждет не поединок, в которых он большой дока. Утром его ждет наштоящая война, победы в которой ему не видать. Никто не воюет один в чиштом поле против целой армии. Даже кригарийцы… Мне очень жаль Ярбора, но жавтра он будет отмщен! Не так ли, ребята?
Наемники откликнулись одобрительными возгласами. Вот только звучали они не так дружно, как те возгласы страха, которые я недавно слышал. И все же ни я, ни Баррелий не сомневались: никто в отряде не откажется участвовать в завтрашней охоте на нас. Хотя, конечно, втайне все будут надеяться, что мы успеем сбежать или где-нибудь спрятаться.
– Ты и твой шопляк можете идти, – подытожил главарь. – Никто не потревожит ваш до утра – мое шлово! Но только ешли ты вернешь мне меч. Иначе никак.
– Этого условия в нашем договоре не было, – напомнил ван Бьер, но в спор решил не вступать. И, вонзив «эфимца» в землю рядом с отрубленной головой Трескучего, заметил: – Что ж, спасибо и на том. Как бы то ни было, твой меч мне здорово пригодился. А вот пригодится ли он завтра тебе? Подумай над этим хорошенько, пока будешь хоронить своего героя. Он был великим воином и мог бы еще жить да жить, кабы не его безрассудство. А у тебя с рассудком все в порядке, не правда ли? И тебе хочется довезти золото до Фенуи, а не гоняться за мной по окрестностям Азурита… Вот и прислушайся к этому своему желанию, Бурдюк, пока не поздно. Как знать, возможно оно – последняя светлая мысль, которая посетила тебя в жизни…
Назад: Глава 20
Дальше: Глава 22