Приверженность к атрибутам старины, несмотря на бушевавшую европеизацию, тотальное переиначивание и переодевание, сохраняла свою силу и нисколько не думала уступать своего места. Интересным примером в этом смысле выступает явление животворящего креста в Пскове, задокументированного примечательной агиографической запиской конца XVIII века. Предание гласит, что император Константин Великий, заручившись «горчичным зерном» веры и святой реликвией, с Божьей помощью разгромил Лициния и восстановил Бизантиум на берегу Босфора; говорится, что «ходил царь Констянтин на рать и победил иноплеменник, и на рать с собою носил пред полки». Тот самый Бизантиум, который затем стал благолепным Константинополем – центром восточного христианства. Преемница православного патриаршего престола Московия стала хранительницей и почтенной реликвии. Известно, что ковчег с крестом был утрачен во время прискорбного Нарвского поражения, повергшего Россию в шок и, в сущности, во многом казуально обусловившего форсированную модернизацию. Считается, что реликвия, сопровождавшая государя на поле брани, после поражения попала в руки неизвестного немца – любителя наживы, как сказано в источнике, прельстившегося на «драгие каменья и жемчуг драгоценный».

Достоверность документа спорна, исторические источники вроде «Гистории Свейской войны», «Журнала, или Поденной записки» Петра I, «Истории России» Ф. Поликарпова, «Подробной летописи», доведенной до 1709 г., о ней молчат. Но воссозданный в записке исторический фон отличается точностью. Поэтому описанные в ней события можно считать близкими к действительности до определенного предела. Так, например, Б. П. Шереметев с конницей и казаками действительно по указанию Петра зимовал в Пскове, в полном соответствии со сказанным в повести. Эта зимовка имела тактический смысл: части Шереметева играли роль заслонки от шведской группировки в Лифляндии, где Карл XII расположился на Двине, генерал Шлиппенбах – у Дерпта (Юрьева). Войсковая группировка графа Шереметева, слушаясь распоряжения государя «быть в Свейском походе», приняла бой при деревне Рауге 19 июля, при мысе Ряпино – 4 сентября. 1 сентября 1702 года шведы были разгромлены под Эрестфером, впрочем, как и в перечисленных выше случаях.

В повести говорится, что состоятельной псковитянке, «благочестивой жене-вдове, сущей богатей», некий голос горних сил, «некоторый силы божия» приказывают отправить своих домочадцев в Ругодев (Нарву) для покупки сакральной вещи. Некие горние распорядители «являя ей непобедимую силу свою животворящий крест господень, повеле ей послати на рубежь Немецкия земли Свицкия, веля ей посланным тамо купити вещь от кого не убоятися, что какия быти тамо новый богом сохранени тамо будут, и послати на куплю тоя вещи злата доволно и сребра, елико довлеет за ту вещь дати, кто станет продавати, а насилием тоя вещи не взимати, токмо цена дати». Та повиновалась воле небесных сил и «собра все свое имение, елика имяше излишнее богатство у себя, и посла верных своих домочадцев, рабов сущих своих, и заповеда им ехать на рубежь Свицкия земли Немецкия, быти близ града Ругодева». Домочадцы получили инструкцию: «кто что станет продавать, какую чудную вещь, то бы им и купити». Для выкупа реликвии была собрана немалая сумма в «400 златых червонных, да 300 ефимков любских». Промысел божьих сил, занимающий, в сущности, центральное место в повествовании, свел людей благочестивой вдовы с неким немцем: «И по некоему божию смотрению увидевше они тамо иноземца, ходяща единаго прежде, и они его зело убояшася, како бы не впасти поганых в руки римляном. И абие страх отложивше и на бога упование свое возложивше, ставше на единем месте, а сами страха ради вооружившеся. И видевше того немчина к себе идуща и в руках у себя оружия не имеюща». Те предпочли прикинуться дозорными людьми или пограничниками, отвечая на вопросы иноверца об их занятиях так: «Мы ездим на сем месте вас ради, но путь стрежем, чтобы вы на Русь не шли вести ради». Похоже, что посланцы богобоязненной вдовы не были выдающимися смельчаками: разговаривая с безоружным немецким торговцем, они мешкают, боятся попасть в плен «поганых римлян». Впрочем, неясно, почему переговорщики вели себя столь робко. Вероятно, что ощущение близости святыни внушительной духовной величины так их смутило. Есть мнение, что деланой робостью псковичи пытаются запутать инородца. Понятно, сначала ссылаясь на отсутствие прав на торговый промысел: «да аще мы купим вещь сию, и то мы за то истязани будем от началных людей, где вы такую вещь взяли», а затем и вовсе утверждая невозможность ввоза реликвии в Россию: «никако же мы не имеем, таковыя вещи сея нелзе нам явити на Русии», они заигрывают с «римлянином», пытаются ввести в заблуждение и с меньшими потерями для кошелька и живота забрать реликвию. В конце концов немчин рассказывает, что попавшая ему в руки святыня не позволяет ввозить ее в немецкие земли. Даже зарыть ее не представлялось возможным. Естественно, здесь вновь вмешивались горние силы. Как ковчег попал в его неправедные руки и что заставляет его избавиться от бремени, протестант описывает так: «егда мы обошли силу вашу ратных людей под градом Ругодевым, и пришедшу ми до шатра царского, и вшедшу ми в шатер царской, и видех сей ковчег, и взят его аз един, и мнях, яко злато в нем есть, и тако сохраних его у себе, и отшедшу ми оттоле и скрых его в некоем месте в горе в землю, и по некоем времяни пришедшу ми на место оно и хотех взять ковчег сей и нести в дом свой, и не могущу ми, понеже многажды ми хотящу нести крест сей кому отдати или продати, или кому отдати руским людем, тогда весь цел бываю. Таже положих на уме своем таковое обещание, что нести его на Русь, понеже и многажды мне от ковчега сего глас бысть нести сию вещь и продати ея на Русь, понеже не носи мене в землю свою, не могу тамо быти, а ты от мене никакия напасти не приимеши».

Тяжесть бремени настолько велика, что торговец соглашается на «двустах ефимках любских» (иоахимталеров) вместо изначально заявленной тысячи, лишь бы отвести Божий гнев от себя. Псковичи согласились, заплатили указанную сумму, и крест вернулся к православным. Благочестивая вдова, получив крест, «возвещает болярину князю Борису Петровичу Шереметеву о чюдном животворящем кресте господни». Как подобает, после совершенного в псковской церкви Живоначальной Троицы молебна крест отослали в Москву, государю Петру Алексеевичу. «И бысть в Москве сретение великое животворящему кресту и молебное пение в соборной церкви Успения Пресвятыя Богородицы совершивша в велицей радости 1701 году, майя в 28 день».

Текст повести изобилует дореформенными штампами: нечаянно встреченный «римлянин» не был «римлянином» вовсе: евхаристическая связь лифляндских протестантов с латинской церковью прерывается в XVI веке. Видимо, это обыкновенная дань речевой традиции, как и архаичная топонимика, отмеченная «Русью» и «Русией».

Рассказанная неизвестным книжником история чудесного обретения константинопольского ковчега, переданного в руки русских православных людей, содержит ценнейший материал и по социальной психологии, что особенно важно для нас, как бытописателей, и по мировоззренческой политике. Совершенно прозрачно то, что повесть пронизана предвкушением побед русского оружия над зарвавшимся «свейским львом». Потрясенное бесславным концом Нарвской баталии сознание рядового петровского подданного, несмотря на тяжесть пережитого, хранило недюжинную надежду на грядущие военные успехи. Предположить, что переход реликвии в руки россиян можно ассоциировать с перехватом инициативы в Северной войне, было бы большой смелостью. Но почему сразу отказывать этой мысли в справедливости? Памятуя о тех уникальных чувствах, которые русский народ питал и, впрочем, питает ко всякого рода материальным памятникам духа, будь то ковчеги, хоругви, мощи, сакральная утварь, стоило бы с этим мнением согласиться. Ретроградный стиль источника, упоминание реалий, несвойственных петровскому времени, именование немца «римлянином», служит для очередного подкрепления русского воинского и гражданского духа. Во-первых, это мысленно переносит действие чуть назад по исторической прямой, когда московское оружие точно разило шведских солдат, пробивая насквозь их прочные стальные латы. Во-вторых, здесь явно читается религиозно-мировоззренческий подтекст. Принципиальное различие между свеями и русскими той поры лежало даже не в русле национальных характеристик, а больше в области цивилизационных, культурных сфер. Речь идет об оппозиции православия и протестантизма, да и вообще западного христианства как чуждого патриархальной восточной ортодоксии. Православие мыслилось московитами доминирующим, единственно верным, чистым и незапятнанным. Стойкая приверженность его устоям современниками автора могла расцениваться как прямая и ровная дорога к победе над шведами. Ведь Божья воля сама направляла русского воина и давала ему одобрительные знаки. Реликвия императора Константина, хоть и была утрачена на поле брани, не могла быть ввезена в протестантские земли. Можно даже смело предположить, что вся история со святыней походит на классический ветхозаветный гнев Всевышнего, сначала отнявшего у ревнителей Христова благочестия символ своей благосклонности, а затем вернувшего его невредимым. Любопытна фигура немца, завладевшего Константиновым крестом. Он растерян, смятен. Цена его приобретения велика, но получить за него крупные деньги он не может: не располагает к тому Провидение. Провидение желает вернуть сакральный символ в Москву, столицу и защитницу восточного христианства. По аналогии те же горние силы, приведшие псковских послов к рубежу их земель, приведут единожды потерпевшее фиаско, но не сломленное петровское воинство к викториям над шведами.

Впрочем, как полноценное патриотическое сочинение этот текст расценивать все же нельзя. Внутри него заключен колоссальный конфликт, сильнейшее противоречие. Появляющиеся в повести старые культурные коды в момент написания планомерно разрушались и заменялись на импортные, западные. Те самые расчетливые торговцы из Лифляндии, Бранденбурга, Баварии и прочих неправославных земель с поразительной скоростью пополняли немецкую диаспору в России. Часть из них русела, часть сохраняла изначальные религиозные привычки. Но принципиально то, что те самые воры православных реликвий становились военными инструкторами, налаживали выплавку стали, учили, как должно одевать и обувать войско европейского образца. И благодаря этим еретикам еще слабая и недисциплинированная старая русская армия, потерявшая всю свою артиллерию под Нарвой, все с большим успехом громила Карловых протестантов.