Алиса никак не ожидала этой встречи, посему лишь холодная немецкая кровь позволила ей удержаться на ногах. Человек выглядел, словно в день их последнего общения: даже костюм от Burberry, похоже, остался прежним. Правда, в рыжих, по-ватсоновски лихо закрученных вверх усах, появились тончайшие прожилки проседи.

– Миледи, – приподнял шляпу Джеймс Гудмэн. – О, до чего же приятно видеть вас снова.

Он судорожно улыбнулся – так, словно у него болели зубы.

Представитель Скотленд-Ярда и бывший работник посольства Великобритании в Российской империи говорил по-русски почти без акцента – как и 8 лет назад, когда Алиса прилетела в Лондон расследовать серию убийств, совершённых последователем Джека Потрошителя. Наслаждаясь смятением дамы, англичанин, грациозно склонившись, поцеловал ей руку.

– Какая прекрасная сегодня погода. Не угодно ли чашечку чаю?

«Сразу на дуэль вызвать или чуть попозже? – мелькнуло в голове Каледина. – Думаю, надо подождать. Если начинать визит с убийства представителя приглашающей стороны, обычно это не особенно укрепляет отношения. Заколоть-то в принципе всегда успеется».

– Нет, благодарю вас, дорогой сэр, – наконец овладела собой Алиса. – Я тоже поражена, очень рада нашей встрече. Вы потрясающе выглядите и совершенно не изменились.

– Вау! – закатил глаза Гудмэн. – Миледи, а вы-то и вовсе помолодели лет на десять. – Дёрнув уголком рта, британец нарочито нехотя повернулся к Каледину и Шварцу. – Джентльмены, – на этот раз его поклон был еле заметен, словно и не кланялся, а так, нечаянно вперёд качнулся, – разрешите представиться: офицер её королевского величества, старший инспектор Скотленд-Ярда Джеймс Гудмэн, всегда к вашим услугам. У вас есть с собой смартфон? Буду счастлив сфотографироваться на память.

– Должно быть, я забыл его дома… Стивен, – холодно произнёс Каледин.

– Простите, сэр, но меня зовут Джеймс, – радостно осклабился Гудмэн.

– Для нас один хрен разница, – сообщил Фёдор. – Я в английских именах не разбираюсь.

Хайнц Модестович, ввиду врождённой неприязни немцев к жителям туманного Альбиона, автоматически принял сторону Каледина. Из всех британцев он любил только одного – своего кота, да и то потому, что в своё время при помощи ветеринара лишил элегантное животное возможности воспроизводить на свет себе подобных. Сейчас он догадывался, что Каледин с удовольствием подверг бы схожей процедуре Гудмэна.

– Добрый день, сэр, – поклонился Шварц. – Рад познакомиться с вами… Джон.

Улыбка Гудмэна слегка поблёкла – он понял, что с этими двумя придётся повозиться.

Алиса же осознала себя самкой лося, оказавшейся весной между разъярёнными самцами. Правда, она не представляла, что на её месте сделала бы лосиха, но спинным мозгом почувствовала – атмосферу требуется разрядить. Каледин слишком непредсказуем, а от Хайнца Модестовича при всём его немецком флегматизме тоже неизвестно, чего ожидать.

– Не пора ли нам перейти к трупу Фелиции? – спросила Алиса, обворожительно улыбаясь.

К её вящему удовольствию, лоси прекратили сталкиваться рогами.

…Тело девушки напоминало мумию. Алиса уже знала, что останки так и не выдали семье для похорон – после множества исследований забальзамированную покойницу оставили сначала в хранилище британской военной базы под грифом Top Secret, а затем (уже в 1950-х годах), передали музею медицинской экспертизы. Из всех погибших в ту ночь не повезло ей одной – «томми» упокоились в могилах на родном острове, рыбаков отнесли на кладбище деревни Мджарр. Только бедная Фелиция сто лет не ведает покоя – вот и сейчас она распростёрлась перед ними на лабораторном столе.

– Фактически, новые исследования не проводились с тысяча девятьсот пятьдесят шестого года? – спросила Алиса.

– Да, миледи, – подтвердил Гудмэн, коротко усмехнувшись. – Сорок лет со дня смерти – достаточная причина, чтобы прекратить бесконечные экспертизы. Однако, получив запрос от департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов Российской империи, мы срочно сделали тесты ДНК, взяли новые пробы из лёгких девушки и провели целый ряд анализов. Скажем так, некоторые данные меня удивили, но ситуацию они не проясняют.

Ассистентка вложила в руку Гудмэна пачку бумаг.

– Как уже известно, Фелиция погибла, захлебнувшись морской водой, – сообщил инспектор, быстро перевернув первый лист. – Тесты лишь подтвердили этот факт. Но вот в чём загвоздка… – Гудмэн с особым, смачным удовольствием выговорил трудное русское слово. – Состав солей показывает, что эта вода вообще непонятно откуда. Она не принадлежит Средиземному морю, омывающему Мальту, не относится к Чёрному, Эгейскому, Мраморному и другим морям, откуда у нас есть пробы. Более того, мы оказались неспособны определить точный возраст этой жидкости. Но судя по тому, что может себе позволить радиоуглеродный анализ, воде в лёгких Фелиции не меньше ста тысяч лет. А то и больше. Основываясь на новых данных, я полагаю возможным сделать вывод…

Каледин упреждающе поднял ладонь:

– Её переместили в прошлое, утопили в древнем водоёме, а затем вернули на место? Что ж, в таком случае осталось лишь найти «машину времени».

Гудмэн испытал лёгкий приступ характерного британского раздражения. Ему уже приходилось работать с офицерами полиции Российской империи, и каждый раз это ничем хорошим не заканчивалось. Дважды после подобных встреч он лежал в лондонской спецлечебнице, избавляясь от алкоголизма. Однажды попал под специальное расследование. Да, поехали с русскими после банкета охотиться на лис, а через час неведомым образом завалили жирафа в зоопарке. Россия считалась в Британии весьма специфическим государством для сотрудничества, поскольку отношение к ней постоянно менялось. Сначала Россия была определена как вечный враг, потом как дорогой друг, вскоре заново переквалифицирована во врага, впоследствии в друга и опять во врага. Люди с более стойкой психикой и то сходили с ума, включая экс-директора разведслужбы МИ-6, вечером в понедельник передавшего дружественной России спутниковые снимки баз абреков на Кавказе, а утром во вторник заклеймённого как пособник царизма. Посему, будучи откомандирован в помощь русским, Гудмэн дал себе слово не слишком-то стараться – для этого имелись веские причины. Но появление Алисы спутало все карты.

– Сэр, – заулыбался англичанин, – я вижу, в отношениях между нами возникла некоторая холодность. Возможно, вам следует уметь ставить служебное над личным. Кроме того, в соседней комнате имеется печенье. Знаете, в нашем королевстве джентльмены, если у них возникают затруднения, всегда могут наладить отношения, выпив чаю.

Каледин тоже располагал полным набором методов, каковыми джентльмены со времён монгольского нашествия вполне удачно разрешают проблемы в России, и чаепитие в этом списке стояло на самом последнем месте. Точнее, если уж откровенно, его там не было вовсе.

Алиса улыбнулась экс-мужу с другого конца стола – так, что показала все зубы. На языке физиогномики это означало «если ты сейчас всё испортишь, голову откушу».

– Чай – самое прекрасное, что существует на Земле, – согласился Каледин. – Хорошо, если версию с «машиной времени» вы не допускаете, мне интересно услышать ваше мнение.

– У меня таковое отсутствует, – с улыбкой поклонился британец. – Сначала я попросил проверить наших экспертов на употребление виски, но оказалось, что они не только не употребляют алкоголь, но все без исключения являются вегетарианцами и гомосексуалистами.

– Почему? – искренне удивился Каледин.

– Да видите ли, сэр, у нас в последнее время при приёме на государственную службу требуется указать в анкете, что не являешься гомофобом. А кого в этом нельзя заподозрить, если не гея? Ну и, конечно, большие карьерные возможности. Сам принц Уэльский подумывает, не развестись ли ему с супругой и не жениться ли на дворецком – ведь тогда больше шансов заявить о дискриминации себя как сексуального меньшинства и занять королевский трон. И такая практика действует во всех сферах. Например, кино без участия геев уже не снимешь. Вам знакомы современные североамериканские сериалы – «Демоны да Винчи», «Борджиа» и подобные им? Ну, там, стало быть…

– Я в курсе, – прервал инспектора Каледин. – Уж и самому интересно – посмотришь вот так сериал и задумаешься – а в Средние века у мужчин вообще был секс с женщинами? И герцоги геи, и дворяне, и крестьяне, и наёмные убийцы. Удивительно, как человечество выжило. Забавно, что раньше киносценаристы про геев боялись заикнуться, а сейчас рисуют подобных персонажей где ни попадя, иначе в гомофобии обвинят. Давеча, знаете, смотрю новый сериал «Чужестранка». И как вы думаете? У девушки и бывший муж оказался геем, и следующий, а потом, ближе к финалу, бывший следующего трахнул. Кстати, там дело происходит в Англии, сэр. Страшно подумать, что у вас творилось в Средние века.

– Собственно, когда-то у нас даже был король-гей, – ухмыльнулся Гудмэн.

– О, об этом мне известно, – поддакнул Каледин. – Эдуард Второй, если не ошибаюсь. Правда, неполиткорректная знать Средневековья в лице лорда Мортимера выразила свою откровенную гомофобию тем, что в одну прекрасную ночь засунула королю бычий рог в канал удовольствий, а через него воткнула раскалённую кочергу, разорвавшую бедняге внутренности. Некультурный тогда был народ, да-с… прямо как у нас в России.

Он весьма выразительно посмотрел на Гудмэна, стараясь не дать англичанину усомниться: в случае продолжения ухаживаний за Алисой сия процедура ждёт и его. В империи, особенно после предложения обер-прокурора Синода причислить государя императора к лику святых ещё при жизни (благо не оставалось сомнений в нетленности его тела, благочестии и совершённых чудесах), геев чуток прижали. Им запретили заводить домашних животных, мотивируя тем, что в зоопарке Нью-Йорка после вахты сторожа с нетрадиционной сексуальной ориентацией слюбились два пингвина, и также исключили возможность гей-парадов в центре столицы, благо государь понимал под парадами сугубо выезд военной техники, а у мужеложцев таковой не имелось. Далее под фальшивым предлогом «во избежание несчастных случаев на производстве» геев подвергли грубой дискриминации: отныне они не могли больше работать на фабриках, заводах или водить трактор в деревне – посему им пришлось прозябать на должностях в правительстве, церкви, шоу-бизнесе и на телевидении.

Со стороны послышалось уже привычное покашливание.

– Простите, господа, – сказал Хайнц Модестович. – Я хочу сделать заявление.

– Вы гей и собираетесь попросить политического убежища? – обрадовался Гудмэн.

– Нет, сударь, вы ошиблись, – сухо ответил Шварц. – Однако, прочитав данные свежего исследования, я должен констатировать – сделав тест ДНК и сосредоточившись на анализе возраста и территориальной принадлежности морской воды, вы почему-то пропустили одно обстоятельство. А именно – внутри трупа покойной присутствует, помимо её собственной, другая ДНК. Чья именно, я сейчас и хотел бы разобраться.

Гудмэн снисходительно махнул рукой:

– Сэр, это немудрено. Всё же девушка умерла примерно сто лет назад, а понятие о стерильности тогда было относительным. Могло случиться всякое, особенно учитывая, что останки трогали руками без медицинских перчаток все кому не лень…

Хайнц Модестович посмотрел на Гудмэна с чисто немецким ледяным презрением.

– Увы, экселенц, ситуация не так проста, как кажется при дилетантском подходе, – вставил он шпильку, вызвав взрыв радости в сердце Каледина. – Посторонняя ДНК, как я вижу невооружённым глазом, не является человеческой. Почему, вы можете сказать?

Алиса между тем тоже усиленно всматривалась в копии документов. Каледин сделал ставку, что она обязательно полезет в яблозвон, и не ошибся. «Бабы такой народ, – мысленно пофилософствовал он. – Небось в Инстаграме сейчас пару фоток вывесит, какая она крутая – в зарубежной командировке, с безлимитной золотой кредиткой. Вот интересно, почему мне золотую кредитку не презентовали ни разу? Сиди на работе, разгребай бумаги, козлов стреляй при задержании. Ах да, однажды почётную грамоту дали и благодарность выразили. Как всё это надоело. Вернёмся, зайду к шефу и…»

Бывшая жена беззастенчиво прервала его мысли.

– Всё верно, ДНК не принадлежит человеку, – сказала она. – Однако, если верить статье на сайте Академии наук, она совпадает с… Нет, я не хочу озвучивать, иначе вы посчитаете меня сумасшедшей. Пожалуйста, подойдите ближе и взгляните сами. Один в один.

Каледин уловил в её голосе дрожь. Это случалось с Алисой чрезвычайно редко.

Почти никогда.