Часть XII
ДЖЕНИФЕР

Дженифер прилетела в Нью-Йорк в конце ноября без какой-либо помпы, и ее звонок оказался для Анны полной неожиданностью.

— Мне нужно тебя видеть, — живо проговорила Дженифер. — Я остановилась в «Шерри».

— Сейчас приеду. Случилось что-нибудь?

— Нет, все отлично, изумительно! Анна, я читала, что Кевин продает фирму. Когда будет свадьба?

— Мы ориентируемся на пятнадцатое февраля.

— Отлично. Возможно, у нас будет двойное торжество.

— О-о, разумеется, мы… Что?! Джен, что ты сказала?

— Приезжай. Я же говорю через коммутатор отеля, понимаешь?

Дженифер ожидала Анну с нетерпением.

— У меня припасены сандвичи и кока-кола. Посидим, как в былые времена, поболтаем. Время у тебя есть?

— Целый вечер. Кто он, Джен? Говори, не томи! Глаза Дженифер сияли.

— Ах, Анна, я такая счастливая! Меня даже не волнует, что в пятницу на следующей неделе мне исполнится сорок. Цикл у меня по-прежнему в норме, так что детей иметь я еще смогу, да и потом… ну, в общем, то, что мне сорок, значения теперь не имеет.

«Сорок»! Это слово прозвучало для Анны как неожиданное потрясение. Дженифер уже сорок! Анна вспомнила, что она считала Элен старой в ее сорок лет, а ее собственная мать в сорок два года вся высохла. А у Дженифер по-прежнему бесподобная фигура и упругая кожа. На вид ей лет двадцать пять.

— Помнишь, как я присутствовала на крупном собрании республиканской партии в Вашингтоне, прямо перед съездом? — спросила Дженифер.

Анна рассмеялась.

— Помню ли я? Кевин уверяет, будто это ты виновата, что к власти пришли демократы. Дженифер широко улыбнулась.

— Ну, это все делалось для рекламы киностудии. Мне хотелось чем-то отблагодарить их за то, что они помогли мне избавиться от контракта с Клодом. Это влетело им в кругленькую сумму, но они пошли на это, чтобы сделать меня счастливой. — Ее всю передернуло. — Ну и досталось же мне от этого деспота. Я была для него просто куском мяса, который можно выгодно продать. На студии ко мне, конечно, такое же отношение, но они, по крайней мере, более тактичны и обставляют все гораздо деликатнее. Даже делают вид, будто у меня есть талант, — расхохоталась она.

— Полно, Джен. В последней картине ты сыграла великолепно.

— Мне тоже показалось, что неплохо. Это моя первая серьезная роль. Но эта картина не окупается.

— Это ровным счетом ничего не значит. Даже с самыми крупными звездами фильмы сплошь и рядом постоянно оказываются убыточными. По данным опроса за прошлый месяц твои фильмы занимают третье место по кассовым сборам.

Дженифер пожала плечами.

— Послушай, если бы я не встретила его, я была бы сейчас в шоковом состоянии. На студии все в трансе из-за того, что картина не окупилась, и сейчас лихорадочно ищут лучших сценаристов для моей следующей картины… лучшего режиссера… — Она пожала плечами. — Но сейчас все это мне абсолютно безразлично. Сегодня утром я обнаружила под глазами две морщинки, но даже это меня ни чуточки не волнует.

— Так кто же он? — спросила Анна. Дженифер отодвинула сандвич, так и не притронувшись к нему.

— Ты помнишь ту вечеринку с танцами в Вашингтоне? Он был там. Мы встречались с ним на всех приемах. Был всегда мил, но отнюдь не падал к моим ногам, как все остальные. Держался на расстоянии, был вежлив, но…

Анна начала выходить из себя.

— Джен, не томи, КТО он? Дженифер прищурилась.

— Уинстон Адамс. — Она ждала ответной реакции. Анна едва удержалась от громкого возгласа.

— Ты имеешь в виду сенатора?

Дженифер кивнула.

— Ты и… Уинстон Адамс!

Дженифер вскочила со стула, подпрыгнула и закружилась по комнате.

— Да! Уинстон Адамс, сенатор. Его имя — в Светском календаре, миллионер из семьи потомственных миллионеров. Но, Анна, даже не имей он ни цента, мне это было бы все равно. Я люблю его.

Анна откинулась в кресле. Уинстон Адамс! Лет под пятьдесят, привлекательный, умен и невероятно популярен.

— Но, Джен, я слышала, что республиканцы возлагают на него большие надежды, и собираются предложить ему крупный политический пост…

Дженифер кивнула.

— Собираются. А он хочет от всего этого отказаться ради меня.

— Как у вас все произошло? Взгляд Дженифер затуманился.

— Ну, я уже говорила — мы познакомились. Я знакома с десятками сенаторов, со всеми ними фотографировалась — ты бы поразилась, какие они хитрые. Играют почище любого актера. Кроме Уинстона Адамса — он отказался сфотографироваться со мной.

— Молодец! — заметила Анна. — Это был хороший способ привлечь твое внимание.

Дженифер отрицательно помотала головой.

— Он не рисовался. В день моего отъезда, когда закончилась вся эта пропагандистская шумиха, он позвонил мне. Сказал, что хочет поговорить со мной и пригласил поужинать. В тот вечер я пришла к нему домой. Думала, что будет большой званый ужин, но мы оказались одни.

— В душе он, должно быть, демократ, — улыбнулась Анна.

— У нас ничего не было. Я имею в виду секс — он даже не пытался. В квартире все время был слуга — глаза он нам, правда, не мозолил, но его присутствие постоянно ощущалось. Уинстон объяснил мне, что, отказавшись сфотографироваться со мной, он вовсе не хотел показаться невежливым, а просто не любит ничего подобного. Потом мы долго беседовали. Задал мне массу вопросов; и вышло так, что говорила все время я, а он только слушал. В молодости он учился в Сорбонне и поинтересовался, сильно ли изменился Париж после войны.

— Почему ты держала все это в такой тайне? — спросила Анна. — Ведь он не женат.

Дженифер счастливо улыбнулась.

— Больше это не тайна. На прошлой неделе исполнилось два года со дня смерти его жены. Он считал, что объявлять обо всем раньше этого срока не вполне прилично.

— Да, верно. Они были очень преданы друг другу.

— Только внешне. Это был один из тех браков для приличия, когда сохраняется только видимость супружеских отношений. Такой же, как был бы у тебя, если бы ты всю жизнь прожила в Лоренсвилле. Они оба были из богатых чванливых семей. Тогда он думал, что любит ее. Но она относилась к фригидному типу женщин и ненавидела секс. Хотя для меня это в нем не главное, — быстро добавила она. — Он встречался со мной два месяца и даже ни разу не попытался. Мы уезжали и встречались с ним в городах подальше отсюда — в Канзас-Сити, в Чикаго… Я была в черном парике. Потом он приехал на неделю в Калифорнию, и там у нас было все! Анна, он изумительный. Такой нежный. Он любит меня, но именно меня саму! Он был поражен, когда увидел мою обнаженную грудь — оказывается, он все это время считал, что я ношу лифчик с армированием: он ведь не видел ни одного моего французского фильма. Анна, это первый мужчина в моей жизни, который полюбил именно меня, а не мое тело. И он был так робок: сначала даже боялся прикоснуться к моей груди. Но я научила его, и теперь — ой, здорово!

— Он открыл для себя мир секса, — улыбнулась Анна.

— «Открыл»? Он ведет себя так, словно сам изобрел его. Но, понимаешь, я не возражаю против этого, потому что с самого начала его влекло ко мне без всякого секса. И, Анна, он хочет детей. Его жена была плоскогрудой любительницей верховой езды из Мэриленда, детей у нее так и не было.

— Но, Джен, ведь он уже немолод… и почему ты настолько уверена, что сможешь забеременеть?

— Понимаешь, у меня было семь абортов. Мой организм постоянно готов к беременности, требует ее. А когда я сказала Уину, что хочу оставить кино и нарожать детей, он даже заплакал от счастья, по-настоящему заплакал, Анна. Он понял, что жизнь обделила его тем, что он больше всего хотел, — лишила его детей и женщины, которую он смог бы полюбить. Вот почему он с головой ушел в свою политическую деятельность. Ему ровным счетом наплевать на политическую карьеру. Он говорит, что республиканцы все равно не добьются победы на президентских выборах — по крайней мере, в ближайшие восемь лет, — и что его отзовут из Сената уже за одно то, что он женится на кинозвезде. Просто он хочет того же, что и я, — свой дом и детей.

— Уинстон знает, сколько тебе лет на самом деле? Дженифер счастливо кивнула.

— Это привело его в неописуемый восторг. Разумеется, я не сказала ему о маленьких рубчиках у меня за ушами, чтобы не пугать его. Он склонен думать, что я родом из Шангри-Ла. Но он обрадовался, что мне не двадцать с чем-то. Думал, я сочту его слишком старым. А однажды, когда я гостила у него на ферме и постоянно ходила там с простыми косичками и без всякой косметики, он сказал, что я выгляжу потрясающе. Ах, Анна, все так замечательно. На следующей неделе я лечу в Калифорнию и произвожу там эффект разорвавшейся бомбы: следующую картину, так и быть, закончу — уже сделаны натурные съемки, сшиты костюмы, но после этого — все! Пусть хоть удавятся. Я подо всем подвожу черту.

— Когда вы поженитесь?

— С сегодняшнего вечера мы будем открыто появляться вместе. Сначала идем в театр, потом на званый ужин в «21» с сенатором Белсоном и его женой. Вероятно, попадем во все завтрашние газеты, и Уин скромно признается, что мы помолвлены.

Анна улыбнулась.

— Я, наверное, увижу вас сегодня. Мы тоже идем в «21». Это будет поздний обед, так что мы, вероятно, будем еще там, когда вы приедете. У нас ничего интересного не будет — так, один из этих скучных обедов с некоторыми из покупателей компании Кевина.

Дженифер порывисто сжала руку Анны.

— Ах, подружка, ну разве это не замечательно! Мы обе прорвались на самый верх, у каждой из нас есть все — успех, уверенность в будущем, человек, которого любишь и уважаешь.

Анна улыбалась, однако чувствовала, как на нее наваливается становящаяся уже привычной тяжесть.

В тот вечер она видела их в «21». Дженифер вся сияла от счастья, и Анне пришлось признать, что сенатор Адамс — действительно импозантный мужчина. Высокий, с коротко постриженными волосами седовато-стального цвета, с плоским животом, что говорило о ежедневных тренировках в спортивном зале.

Дженифер подошла к их столику. Они представили своих спутников, после чего сенатор всячески старался сделать Анне как можно больше приятного.

— У меня такое ощущение, что я давно вас знаю, — сказал он ей. — Так часто вижу вас по телевидению, да и Дженифер постоянно о вас говорит.

Весь вечер Анна внимательно наблюдала за Дженифер. Та не сводила глаз с сенатора. Они у нее лучились нежностью, это были глаза влюбленной женщины. Анна даже позавидовала Дженифер. Она посмотрела на Кевина. Слава богу, что он выздоровел. Такой хороший и добрый. Боже, ну почему, почему она не испытывает к нему ни малейшего чувства? Если бы оно у нее было, она давным-давно вышла бы за него. Вспомнить только, как она обхаживала Лайона, даже предлагала ему жить на ее деньги. Но к Лайону ее привязывало нечто большее, чем просто секс, ей хотелось быть рядом с ним каждую минуту, жить его мыслями… «Боже мой, ну что я делаю, зачем извожу себя, — думала она. — Никакого Лайона больше нет. Как говорит Генри, я влюблена в созданный мною же образ…»

На следующий день все газеты сообщили о Дженифер на первых полосах. А сенатор Уинстон Адамс признал, что они поженятся в начале 1961 года. Подхваченная водоворотом исступленной радости и волнения, пронизывающих все ее существо, в сопровождении несущихся за нею вдогонку крупных газетных заголовков, она вернулась на Западное побережье сниматься в своей последней картине.