Предельно кратко описав в предыдущей главе борьбу Льва и Лилии за контроль над Северной Америкой, завершившуюся поражением Парижа, я преднамеренно не касался событий, происходивших на «несуществующем» фронте военных действий, к западу от формального фронтира. А там, в зоне Великих Озер и долины реки Огайо, все было никак не проще, чем на фронтах, официально признанных…

Формально не входящие ни в Новую Францию, ни в Новую Англию, ни в будущий Диксиленд тучные и густонаселенные земли тоже не были островком мира: на долину претендовали и ирокезы, незадолго до того подчинившие местных, и французы по праву первооткрывателя, и англичане, как сюзерены Лиги. Однако реально вольные племена – сенека, виандоты, оттава, минги, шауни – сами решали, кого любить. Сотрудничать с бриттами было выгоднее, зато французы вели себя с индейцами как с равными. Вот и выбирай. Поэтому ситуация висела в шатком равновесии аж до «Забытой войны», начатой колонистами без позволения Лондона, по ходу которой англичане пережили немало пощечин, – в том числе разгром генерала Брэддока, после которого впервые прозвучало имя Понтиака, сашема оттава. И тем не менее в итоге знамя Лилии перестало развеваться над фортами Края Озер, самым сильным из которых считался Детройт. Но если французы, проиграв в 1760-м, ушли, то их индейским союзникам уходить было некуда, а ни складывать оружия, ни признавать власть британских колонистов они не собирались.

Победителей это тревожило. В колониях накопилась критическая масса народа, стоящего на низком старте, но начинать переселение в условиях, когда большие и очень злые племена скалились, казалось немыслимым. Во всяком случае, на взгляд Уильяма Джонсона, королевского агента по делам индейцев, человека разумного, дипломата умелого, имеющего массу побратимов среди ирокезов. Он требовал взять на вооружение французский опыт, «приручая любовью», однако решающим было мнение генерала Джеффри Амхерста, главнокома короны в Америке, блестящего военного, но полного нуля в политике, убежденного, что раз французы побеждены, то побеждены и красные. А значит, нечего с дикарями панькаться. И вообще, всякие «подарки» вождям следует исключить, как унизительный для чести Англии «подкуп», наводя порядок в новых владениях самыми суровыми методами. Плюс, раз армии нужны деньги, распорядился повысить цены на самые ходкие товары, без которых западные племена уже не могли обходиться: боеприпасы, табак и ром. Итог ясен. Племена, уже перешедшие на огнестрел (как делать наконечники и как стрелять из лука, они забыли), встали на уши. У факторий собирались толпы с охапками шкур, скупщики повышали цену на припасы, хуже того, в окрестностях торговых точек исчезла дичь, и над долиной Огайо нависла угроза голода. Амхерст же, до кучи, надумал еще и раздавать участки «ничьих» (то есть индейских) земель в качестве призов наиболее отличившимся офицерам своих подразделений.

Узнав об этом от шпионов, м-р Джонсон сделал все, чтобы предотвратить взрыв. После подавления небольшого мятежа чероки, он, посоветовав Амхерсту усилить гарнизоны, но не зверствовать, в 1761-м пригласил в Детройт бывших «братьев Лилии», красиво их принял, посулил добиться отмены идиотской инициативы с «премиями», – и слово сдержал: Лондон аннулировал генеральскую затею, – а также приказал понизить цены на самые необходимые товары, после чего обстановка слегка разрядилась. Но именно что слегка. Жизнь при англичанах оказалась тяжелой, к тому же унизительной, а поскольку теоретически Лев и Лилия все еще воевали, ситуацию «Братья Лилии» рассматривали как сугубо временную. К тому же летом 1762 года случилась жестокая засуха, а вслед за ней эпидемия оспы и голодная зима. И коль скоро при французах такого не случалось, сашемы логично рассудили: беду принесли англичане, не выгнав которых народы Края Озер просто вымрут «женской смертью». Да тут еще появился пророк, именовавший себя Неолин – Просветленный, – звавший племена объединяться и бороться с И-Та-Т-Ла (злыми духами) за возвращение И-На-Н-Ла (добрых духов), которые, увидев, что по ним скучают, обязательно вернутся. Конкретно суть учения неизвестна, но, похоже, возглашал Неолин причудливую смесь родимых культов с католичеством, был очень харизматичен, к тому же и делавар, а делавары считались «праотцами» народов Края Озер. Правда, сам Просветленный стать вождем бунта не мог – военного авторитета у него не было от слова совсем, – но у него было немало адептов, а среди них тот самый Понтиак, сашем детройтских оттава, слывший непобедимым. А к тому же еще и глава «Союза Метаи», тайного общества, объединявшего самых уважаемых шаманов Края. Он уважал Лилию, имел чин полковника и побратимов среди французов, а главное, зная о судьбе краснокожих братьев в английских колониях, очень не хотел такой судьбы для своего племени.

Короче, лидер был из таких, с которыми не спорят. Еще за год до выступления он объездил сотни поселков, а в зиму с 1762 на 1763-й послал гонцов с «вампумами войны» ко всем племенам долины Огайо, Великих Озер и даже еще дальше, разъясняя, что И-Та-Т-Ла совсем перестали видеть берега и «мычащий станет подобен корове». Гонцов слушали, и никто не ответил отказом, но англичане, хотя совсем уж в безвестности не остались, – масштаб заговора исключал полную тайну, – опасность недооценили. Амхерст разве что усилил гарнизон Детройта, – а между тем, из 8000 его солдат около половины стояло гарнизонами в Канаде, примерно 2000 – на Крайнем Севере и где-то 3000 квартировало в колониях. Таким образом, в Краю Озер несло службу не более полутысячи «красных мундиров», а к Детройту уже к середине весны 1763 года стеклось более 3000 воинов. Так что 27 мая совет сашемов принял решение откопать топор войны, а 1 мая, навестив форт с «дружеским визитом», Понтиак дал сигнал к выступлению. «Самое важное для нас, братья, – заявил он, – это искоренить на нашей земле людей, стремящихся уничтожить нас, этих псов, этих злых духов, одетых в красные шкуры. Вы так же, как и я, видите, что мы больше не можем удовлетворять наши потребности в самом необходимом, как это было при наших братьях, французах. Поэтому, братья мои, мы должны поклясться уничтожить наших врагов сейчас же, без промедлений. Ничто не может остановить нас. Их мало, и мы справимся с ними, а кто умрет, умрет мужской смертью». И…

И словно лавина накрыла огромный край, сметая всё. Всего за несколько дней пали 9 из дюжины фортов, устояли только Детройт, который взял на себя сам Понтиак (захват с ходу не удался), Ниагара и Питт, но они были осаждены и блокированы. Война перекинулась в Пенсильванию, где индейцы успели вырезать 600 человек, прежде чем Уильям Джонсон привел на выручку бригаду наемников-ирокезов. А по Краю Озер рыскали летучие отряды, обходя стороной фермы французов, англичан же без всякой жалости убивая. Причем мужчин поголовно, а вот судьбы женщин и детей складывались по-разному. Ибо на призыв Понтиака явились не только местные воины, привыкшие к белым людям, но и люди издалека, которых сами народы Края Озер считали дикарями, в том числе и не чуравшиеся каннибализма. Да ведь и сам Неолин указал, что И-Та-Т-Ла пощаде не подлежат. Вот, – случалось, чего уж там, – и «рубили англичан в куски и лакали их кровь, как дикие звери», хотя сам Понтиак такие методики не одобрял и даже, если оказывался рядом, старался пресекать.

Впрочем, гуманизм гуманизмом, а взять Детройт было необходимо, и сашем предпринимал для этого все возможные меры, требуя безоговорочной сдачи. Однако тщетно. Его слово в Краю Озер, в общем, считалось твердым, но… Но гарнизон уже знал о судьбе подкрепления, шедшего из форта Ниагара и попавшего в засаду. «Каково каждый день слышать, что дикари с синими лицами убивают, свежуют и жарят наших товарищей? – писал в дневнике один из офицеров. – Каково видеть изуродованные трупы, плывущие вниз по реке? А м-р Паули, который чудом спасся из их лап, рассказывал, что видел у одного из них кисет из кожи капитана Робертсона. Если вождь думает, что сможет обуздать синелицых демонов, то он глупец». Короче, – поскольку Понтиак не мог гарантировать безопасность, – гарнизоны устоявших фортов готовы были стоять насмерть, лишь бы не столб пыток.

И вновь, как прежде, не стану перечислять, – все равно не перечислить, – десятки стычек, и боев, и серьезных сражений типа битвы у Кровавого Ручья, где была разбита колонна войск, шедших на помощь Детройту. Все это есть в умных книгах, разыскать которые под силу любому. А о степени взаимного ожесточения лучше всего говорит знаменитая история с «бактериологическим оружием», которую американские историки, стесняясь, стараются если и не отрицать (невозможно!), то хотя бы «минимизировать»: дескать, ничего такого не было, разве что разговорчики на тему. Что неправда, и документы есть. 29 июня, адресуясь полковнику Генри Буке, готовящемуся идти к форту Питт, где к тому времени появилась оспа, генерал Амхерст писал: «Если возможно забросить болезнь к мятежникам, это необходимо сделать, их следует ослабить любой ценой». Ответ пришел через две недели: «Я попробую заразить этих ублюдков, подбросив им одеяла, и постараюсь не заразиться сам», на что командующий с солдатской прямотой реагирует: «Прекрасная мысль! Отличный метод, как и все, что поможет искоренить эту отвратительную расу».

Впрочем, пока шла переписка, командир гарнизона, капитан Эквер, сам, по собственной инициативе, вызвал на переговоры осаждающих, ни о чем не договорившись, но «подарив им, к их великой радости, два красивых пледа и кружевной носовой платок, смоченные гноем оспенных язв». План оправдал себя, вскоре в Краю Озер вспыхнула эпидемия, выкосившая десяток племен, – в том числе не пожелавших участвовать в войне, – и утихшая только к зиме. Оружие тоже делало свое дело: белые, понемногу стягивая войска отовсюду, откуда только было можно, применяли уже не тактику «удара пятерней», но медленную, зато куда более эффективную методику «кулака». И в августе 1763 года 460 «красных мундиров» во главе с помянутым выше полковником Буке, пробившись через цепь индейских засад и заслонов, деблокировав форт Питт, вынудили красных отступить, – что было далеко не победой, но воодушевляющим успехом.

Тем временем в ставке Понтиака дела тоже не ладились. Правда, вопрос с недостатком припасов решили, реквизируя излишки у фермеров-французов, причем, что интересно, взамен выдавались «расписки» на бересте: сашем брал на себя обязательство после войны возместить убытки (и, кстати, слово сдержал). Тем не менее взять Детройт не получалось, а гонец, посланный к французам, в форт Де-Шартрез, привез лишь немного пороха, слова благодарности и сообщение, что в Париже подписан мир, так что гарнизон поддержать не может, а советует договариваться. Это было сильным ударом, ситуацию следовало осмыслить, а потому 31 октября, встретившись с майором Глендуином, комендантом Детройта, Понтиак заключил с ним перемирие «до первой травы», снял осаду и увел воинов зимовать в родные угодья оттава.

Кампания как-то сама собой выдохлась. Все хотели передышки, а у белых к тому же были все основания выжидать. Время работало на них: в Лондоне, изучив ситуацию, сместили Амхерста, а новый командующий, генерал Томас Гейдж, вполне разделял взгляды м-ра Джонсона. Торговлю с индейцами всем, что им было нужно, восстановили в полном объеме, цены снизили, в поселениях зачитали Королевскую Прокламацию: отныне колонистам «категорически и навсегда» запрещалось пересекать Аппалачи и занимать земли племен, готовых жить в мире с Британией. Иными словами, мятежники получили все, чего хотели, а поскольку сами И-На-Н-Ла подтвердили, что вынуждены уйти, сражаться стало как бы и не за что. В связи с чем некоторые сашемы уже осенью 1763 года предложили Длинным Ножам выкурить трубку мира.

Зима проплыла относительно тихо, а весной ситуация изменилась: налеты продолжались, кровь лилась, но «доброго» переговорщика м-ра Джонсона теперь убедительно подкрепляли штыки «злых» полковников Буке и Брэдстрита, так что в конце июля – начале августа представители 22 племен, собравшись, объявили о выходе из войны. 23 августа их поддержали еще 13 сашемов, 7 сентября «оговорочную капитуляцию» подписали остальные народы Края Озер, кроме нескольких, особо преданных Понтиаку. А в ноябре, после жестокой карательной экспедиции, в Кошоктоне признали себя подданными Сашема Длинных Ножей и самые упорные: делавары и шауни.

Война завершилась. Правда, оставался еще Понтиак, но он был один. И англичане изо всех сил, через дружественных сашемов и побратима Луи Сен-Анжа, предлагали встретиться, давая все гарантии безопасности. Даже не замышляя никакого коварства: Понтиак, признавший реалии, был им гораздо важнее мертвого Понтиака. Встреча состоялась летом 1765 года.

Вождь встретился с представителем Гейджа, обещал подумать, в октябре, прибыв в Детройт, одобрил Прокламацию, заявил о готовности «закопать топор войны». А спустя еще некоторое время, в июле 1766 года, – аж в Нью-Йорке, где ему устроили пышный прием, – после переговоров с м-ром Джонсоном, дал, наконец, клятву никогда больше не воевать с англичанами. Теперь, наконец, сложили оружие и оттава, а немногие «непримиримые» ушли за Миссисипи, отныне ставшую границей Земель Короля.

Провал восстания больно ударил по престижу Понтиака. По обычаю, вождей, проигравших войну, жестоко высмеивали, а терпеть ему гордость не позволяла, – и сашем, покинув родные места, скрылся в глушь, пережидая «год насмешек». Но англичане тревожились. Поводы были. Лютое недовольство колонистов запретом на заселение Огайо уже в 1768-м вынудило власти смягчить запрет, разрешив ирокезам продавать земли. И в край пошла волна белых, что было воспринято племенами как нарушение «вечного согласия». Тяжело стало и оттава: им британцы мстили особо циничным образом, отказавшись от их услуг в торговле с оджибве, что повергло недавно богатое племя в нищету, и по Краю Озер пошли сокрушенные разговоры.

Зря мы так с Понтиаком, шушукались сашемы, сами же заключили мир раньше, и ежели он опять возьмется за дело, глядишь, Длинных Ножей опять выйдет припугнуть. В улус Понтиака зачастили ходоки с дарами, вождь, ничего конкретно не отвечая, принимал извинения, англичане беспокоились все больше, и в конце концов, в апреле 1769 года, когда, гостя у своего друга Сен-Анжа, служащего уже испанцам, сашем зашел в паб некоего Вильямсона, молодой иллини по имени Пина, долго следивший за Понтиаком, подстерег его на улице, убил ударом топора в затылок и скрылся. Но ненадолго. Гибель сашема закрыла все счета, все бывшие «братья Лилии» обрушились на племя-убийцу, в итоге фактически уничтожив его, а земли и угодья разделив между собой.

Месть была очень жестока, но не без оснований. Стало известно, что накануне Вильямсон подарил Пине бочонок виски, однако владелец паба исчез, а без него доказать вину англичан было невозможно. Хотя все понимали, что без них не обошлось. Ситуация-то обострялась: ирокезы, не умея говорить англичанам «нет», заставляли «младших» в Договорной цепи «добровольно» продавать земли с рекомендацией «смириться или погибнуть», и это доставало. Так что как раз в 1769-м сашемы Края Озер начали консультации на предмет снова повоевать, попросив Понтиака, уже вернувшего былую популярность, возглавить. Мало кто сомневался, что явление Пины связано с этим сюжетом, а жуткая месть всем иллини вызвана именно ликвидацией очень нужного вождя. Впрочем, «смиряться», как советовали ирокезы, ни шауни, ни иные племена все равно не собирались: как только в их угодьях появились белые из-за Аппалачей, топор войны, зарытый в Кошоктоне, вырыли, омыв кровью волка. И никто, разумеется, не знал – да и откуда было знать? – что назревающая война затянется аж на пятьдесят лет…