ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Суббота, 9 апреля
Жозеф обожал подновлять переплеты. Он испытывал почти физическое наслаждение, протирая мягкой тряпочкой сафьян и кожу и возвращая блеск позолоченным названиям на корешке и обложке. Появление Виктора отвлекло его от этого занятия. Он повернулся к вошедшему с великолепным изданием в переплете «а-ля фанфар» в руках и заметил, что тот не в духе.
— Я должен был сразу догадаться! Это название просто нелепо! — воскликнул Виктор.
— Какое название, патрон?
— Улица Гортензий. Я вчера дошел аж до Нейи: никто и знать не знает о вашей улице Гортензий!
Обиженный Жозеф положил книгу на прилавок.
— Это не мояулица. Та дама назвала мне ее по телефону.
— Должно быть, вы ослышались. И, между прочим, не в первый раз.
— Скажите еще, что мне надо прочистить уши или отправиться в лечебницу для умалишенных. Может, это та дама перепутала гортензии с другими цветами? С георгинами, цинниями, магнолиями…
Жозеф резко встал и вышел на улицу. Настроение было испорчено, и он решил проветриться и размять ноги. В эту минуту в дом вошла пожилая женщина в широком плаще, придающем ей сходство с бочкой. Жозеф узнал мать, хотел окликнуть ее, но в последний момент передумал.
Эфросинья, с трудом волоча корзины, полные продуктов, тяжело перешагнула порог и едва не споткнулась о мадам Баллю: консьержка, стоя на коленях, яростно натирала щеткой ступени и ворчала:
— Чертов пол! Сколько ни лей, впитывает воду и мыло, что твой пьянчуга — касс-пуатрин. Надо бы поскоблить ножом…
— Мадам Баллю, у вас такой вид, словно вы собираетесь кого-то убить.
— Так и есть — псину с третьего этажа. Принесла грязь на лапах, а жилец размазал ее по полу. Я вам клянусь, что… Но, мадам Пиньо, разве вы теперь не заходите в дом через книжную лавку? — спросила консьержка медовым голосом.
— Больше нет! Я, видите ли, смущаю покупателей! Со мной тут обращаются хуже, чем с судомойкой, — тут же вскипела Эфросинья. — Они посмели отправить меняна лестницу для прислуги!
— Мадам Пиньо, это вовсе не лестница для прислуги.
— Ох, мойте лучше свой пол! Не надо меня утешать. Истина в том, что я пригрела змею на груди. Родной сын меня ни в грош не ставит!
— Ну-ну, мадам Пиньо, не переживайте так. Давайте-ка зайдем ко мне, вы расскажете мне о своих бедах.
— Нет времени. Месье Мори с дочерью возвращаются сегодня вечером, мне пора заняться ужином, — ответила Эфросинья с трагическим видом.
Отдуваясь, она опустила корзины на пол, перевела дыхание и вставила ключ в замочную скважину. Как ни странно, дверь не открылась. Эфросинья решила, что, должно быть, она заперта изнутри на цепочку.
— Ох, да что же это… Я не помню, чтобы…
«Ага, это Жожо, — подумала она, — ему стало совестно, и он специально запер дверь изнутри, чтобы его матушка, не роняя достоинства, входила в дом через книжную лавку. Так и есть, мой сын решил восстановить справедливость! Милый мальчик! Ну что ж, вперед!»
Эфросинья подхватила корзины и живо спустилась по лестнице, к вящему негодованию мадам Баллю, которой снова пришлось замывать грязь на ступенях.
Под недовольным взглядом Виктора Эфросинья с достоинством прошла через магазин.
Первым делом она сгрузила покупки на кухонный стол, повязала передник, скинула башмаки и надела мягкие тапочки. После чего направилась в туалетную комнату месье Мори с медной ванной — Эфросинье это место казалось преддверием рая. Она зажгла газовый рожок. Что может быть прекраснее момента, когда кладешь новый кусочек жасминового мыла в специальную выемку на фарфоровой раковине? Разве что вытереть руки мягким полотенцем с инициалами «К. М.»… Или поправить прическу, стоя перед зеркалом в серебряной раме — если это, конечно, не мельхиор. Когда-нибудь, когда дома никого не будет, она наберет полную ванну и понежится в горячей воде. Вопрос только в том, рискнуть ли снять нижнее белье. Насладиться купанием в костюме Евы было столь заманчиво…
Мадам Пиньо вышла в темный коридор, споткнулась и с трудом удержалась на ногах, едва успев ухватиться за дверную ручку. В тусклом свете газового рожка из ванной она все же разглядела рассыпанные по полу безделушки — а им явно было не место на ковре в гостиной. По спине у нее пробежал холодок, и она бросилась к лестнице с криком:
— Караул! Нас ограбили!
Виктор с извиняющимся видом улыбнулся покупателю, который собирался заплатить за «Суллу и Евкрата» Монтескье, и, перепрыгивая через ступени, взбежал по лестнице.
— Иисусе-Мария-Иосиф… Это кража со взломом! — Эфросинья, прижав ладони к щекам, стояла посреди коридора.
— Успокойтесь, мадам Пиньо.
Виктор подтолкнул ее к кухне, раздвинул жалюзи и замер, пораженный творившимся в гостиной беспорядком. Бросился в кабинет Кэндзи: там царил такой же хаос.
— Патрон! Что там такое? — окликнул его Жозеф.
— Нечто ужасное, мой мальчик! — отозвалась Эфросинья.
— Перестаньте причитать, мадам Пиньо.
Виктор быстро обошел квартиру. Окна в ванной комнате и на кухне зарешечены, так что через них вор никак не мог проникнуть.
Виктор прошел до конца коридора: дверь заперта на два оборота, значит, остаются окна в других комнатах. Ставни везде закрыты. Он вернулся в магазин, подергал задвижку и пружинную защелку.
Эфросинья постепенно пришла в себя.
— Итак, мы стали жертвами ограбления, — объявил Виктор, — но на первый взгляд следов взлома нет.
Жозеф ринулся на верхний этаж и тотчас вернулся.
— Патрон, окно в вашей столовой, оно…
— Это я открыл жалюзи, а то ничего не было видно.
— Что ж… Но как им удалось забраться внутрь?
— Нетрудно догадаться, — мрачно произнесла Эфросинья, показывая на входную дверь. — У вас ключи с собой?
Виктор погремел в кармане связкой ключей. Жозеф произнес:
— Разумеется, с собой, ведь я сам каждое утро открываю магазин.
— Я-то тут точно не при чем, ведь мне ключи от магазина никто не доверяет, — холодно заметила Эфросинья.
— Что будем делать, патрон?
— Проверим подвал. Я позвоню в полицию, потом попробую прикинуть, что было украдено.
Когда молодые люди ушли, Эфросинья проворчала:
— Вот что значит отправить меня на черную лестницу вместо того, чтобы оказать немного доверия: здесь теперь разгуливает кто хочет!
Рауль Перо, с трудом оторвавшись от витрины кондитерской «Дебав и Галлэ», оглядел улицу Сен-Пер. В своем поношенном костюме и потертой обуви он старался выглядеть благопристойно. В этом унылом человеке с роскошными усами жила тайная страсть к поэзии, особенно — к верлибру, он восхищался творчеством Жюля Лафорга Марии Крисиньской и других поэтов-декадентов. При этом Перо любил свою работу — несмотря на небольшие заработки, он считал, что способствует облегчению предсмертных мук умирающего столетия.
Порыв ветра ударил Перо в спину, и он поспешно толкнул дверь книжной лавки «Эльзевир». Посреди зала царственно сидела на стуле дородная круглолицая женщина. Рауль Перо приподнял шляпу и слегка поклонился.
— Инспектор Перо, к вашим услугам. Вас ограбили?
Женщина кивком указала на молодого человека, который спускался по лестнице.
— Виктор Легри, владелец лавки, — представился тот. — Это я звонил в полицию. Мы…
— Прошу прощения, — перебил инспектор, касаясь шляпы двумя пальцами, — в моем кармане едет тайный пассажир, и ему нужен глоток воздуха. — На глазах у изумленных зрителей он вытащил из кармана черепашку. — Это Нанетта, мой талисман. Несчастное создание упало с тележки вместе с четырьмя своими сестрами, мы подобрали их и теперь подыскиваем им хозяев. Иногда устраиваем им гонки с препятствиями во дворе полицейского участка, а лист салата служит призом победителю. Нанетта — наша чемпионка. Благодаря ей я выиграл у коллег сто су!
— Что ж, тогда мне понятно, почему вы никак не поймаете негодяя, распихивающего динамит, куда ему вздумается, — съязвила Эфросинья.
— Итак, здесь кто-то побывал, — вернулся к делу инспектор, пропуская мимо ушей намек на Равашоля. — Следы взлома есть?
— Никаких. И это самое странное! — воскликнул светловолосый молодой человек, внезапно появившийся из глубины магазина.
— Жозеф Пиньо, наш служащий, — представил его Виктор. — Мы проверили все замки. Взлома не было… И никаких следов лома или отмычки… Скорее всего, грабитель изготовил копии ключей.
— Я же говорила! — торжествующе воскликнула Эфрросинья. — Мальчик мой, когда ты остаешься в лавке один, а клиентов целая толпа — ведь так бывает часто, не правда ли, — где ты держишь ключи?
— В кармане куртки, а куртка висит в шкафу, запертом на ключ, и замок в нем целехонек! Уж тебе ли не знать.
— Не смей разговаривать с матерью в таком тоне!
— Давайте все успокоимся, — произнес инспектор, поглаживая черепашку по панцирю. — Итак, у кого из вас есть ключи?
— У моего служащего, у меня самого и еще у двоих людей, которые отсутствуют вот уже неделю, — ответил Виктор.
— Может, вор сделал копию, залив замочную скважину воском или мастикой? — предположил Жозеф.
— Месье, когда вы слышите подобные россказни, не верьте им. В данном случае кто-то из вас недосмотрел за ключами. Вы уверены, что никому не давали их хотя бы на пару минут?
— Я уверен. А вы, Жозеф?
— Разумеется, — проворчал юноша. И вдруг вспомнил инцидент, который произошел накануне. Та женщина, которая растянулась на тротуаре… ей, казалось, было совсем не больно. А если… Но он отбросил эту мысль и прикинулся простачком. — А почему вы спрашиваете об этом, господин инспектор?
— Потому что достаточно приложить ключ к кусочку воска с одной, а потом с другой стороны, чтобы получить слепок, по которому потом несложно изготовить ключ. Это можно сделать очень быстро и незаметно. Так что на вашем месте, месье Легри, я сменил бы замки. Вы составили список украденного?
— У нас столько книг, что невозможно сразу определить, чего не хватает. На первый взгляд все на месте, но квартира моего компаньона в полном беспорядке. Он приезжает сегодня вечером.
— Вы кого-нибудь подозреваете?
— Нет.
— Хорошо. Вернемся к этому вопросу, когда вы предоставите нам список похищенного. Домушники редко бывают библиофилами и, раз вы говорите, что все книги на месте…
— Я в этом уверен, господин инспектор, у меня чутье! — воскликнул Жозеф, радуясь, что грабитель пощадил его владения.
— Я вам завидую, — пробормотал инспектор Перо.
— Что? Вы бы предпочли, чтобы нас обчистили? — возмутилась Эфросинья.
— Эти книги, их сотни… Видите ли, у меня скромная библиотека, но я сочиняю стихи под псевдонимом, их иногда публикуют в газетах.
— Как, вы тоже пишете?! — изумился Жозеф.
— Да, мой юный друг, и питаю надежду в один прекрасный день оставить службу в полиции и зарабатывать на жизнь пером. Увы, я не рассчитываю на милость Всевышнего, ибо, как заметил один литератор, «Он пропитания птенцам ниспосылает и от щедрот своих всем тварям уделяет». Алле-оп, мадемуазель Нанетта, полезай-ка обратно в карман. Тебе повезло больше всех.
— Вы тысячу раз правы. Жизнь поэта и художника полна лишений, — согласился Жозеф.
— Итак, за главным входом в здание присматривает консьержка, так?
— Мадам Баллю, вдова.
— Я с ней непременно побеседую. Консьержки — неиссякаемый источник ценной информации.
— Святая правда, — подтвердила Эфросинья, — она знает все. Даже то, сколько собак задавили на улице за последние несколько лет.
Закончив со ступеньками, мадам Баллю принялась натирать перила мастикой.
«Десятки людей пользуются этой лестницей и ведь знать не знают, чего мне стоит каждый день приводить ее в порядок», — подумала она и тут увидела, что к ней приближаются несколько человек.
— Месье Легри ограбили! — сообщила ей Эфросинья. — Господин инспектор желает с вами поговорить.
Мадам Баллю, довольная неожиданной передышкой, с готовностью сообщила, что никого не видела и не слышала, а потом, эффектно опершись на швабру, добавила:
— Разве что… Была тут одна дамочка, одетая по-русски.
— Что? — не понял Рауль Перо.
— Ну, так называют русский стиль в моде. Все эти роскошные блузы из парчи, меха… Всякий раз, когда я листаю иллюстрированный журнал мод, у меня возникает чувство, будто я на восточном базаре…
— Итак, дамочка, одетая по-русски, что дальше? — вернул консьержку к теме разговора инспектор Перо.
— Она приходила вчера, я это точно помню, потому что вчера у меня был день капусты с салом. Так вот, дамочка поинтересовалась, сдается ли квартира месье Мори, — потому как заметила, что ставни там заперты. А потом пошла к Примоленам, они живут на четвертом, и очень скоро спустилась, я видела ее из-за занавески. Тут-то я и вспомнила, что Примоленов тоже нет дома, они гостят у родни в Вилль-д'Аврэ. Это вылетело у меня из головы, иначе — не сойти мне с этого места! — я бы отправила ее восвояси. Мы, консьержки, тоже получаем инструкции от полицейских. Как знать, а вдруг у нее распихана по карманам взрывчатка. Вот мы и проявляем бдительность, кого ни попадя не пускаем…
— Как она выглядела?
— Думаете, я помню? Плащ в русском стиле… и еще вуаль.
Жозеф побагровел. В воскресенье вечером женщина в плаще упала на тротуар у «Эльзевира», и, хотя он не мог сказать, в русском или австро-венгерском стиле она была одета, зато отлично помнил, что вуалетка на ней была.
Инспектор Перо поблагодарил мадам Баллю.
— Итак, составьте список пропавших вещей и пришлите его мне, — напомнил он Виктору. — Если сможете нарисовать их, это поможет расследованию… Э-э-э… Никто из вас не желает приютить сиротку-черепашку?
— Можете быть свободны, — сказал Виктор Жозефу и велел закрыть лавку.
— Мне кажется, патрон, будет разумнее остаться и выяснить, что именно у нас украли. — Жожо тщетно пытался придумать предлог, чтобы дождаться появления Айрис. — Я сказал инспектору, что уверен — все книги на месте, но на самом деле не мешало бы еще раз проверить.
Виктор догадался, в чем причина такого рвения, но сдержал улыбку.
— Что ж, действуйте.
Жозеф подтащил тяжелую лестницу к книжным полкам. Небесный покровитель приказчиков сегодня к нему благосклонен, и скоро он увидит свою Дульсинею!
— А как же обед? — возмутилась Эфросинья.
— Придется отложить его и довольствоваться легкой закуской.
— А что прикажете делать с тем, что я наготовила?! Как вам не стыдно! Во времена осады парижане голодали, а вы теперь готовы выбрасывать еду в помойку!
Кэндзи собирал разбросанные по полу книги и расставлял их в шкафу. Айрис наблюдала за ним, стоя в дверном проеме.
— Как интересно! Меня впервые ограбили! — воскликнула она, разглядывая хаос, царивший в кабинете отца.
Кэндзи, явно не разделяя ее восторгов, молча принялся наводить порядок в коллекции эфесов, лаковых шкатулок и пиал. Опрокинутая чернильница лежала на ковре в центре синего пятна.
— Мой шкаф перерыт, мебель перевернута, воры даже стянули покрывало и перевернули матрас. Думаю, они искали что-то конкретное, — продолжила Айрис.
— Почему вы так думаете?
— Моя шкатулка с украшениями стояла на самом видном месте, а ее не тронули. Так поступил бы ребенок, который ищет спрятанное варенье.
— Ну, как? — появился за ее спиной Виктор. — Что-нибудь пропало? Гравюры целы?
— Мне нужно тщательно все проверить, а это займет немало времени, — проворчал Кэндзи, разглаживая измятые страницы книги.
Жозеф спустился вниз, почесывая макушку. Да, такое и представить себе сложно. Даже если грабитель не охотился за редкими изданиями, он не мог не заметить три прекрасных и очень дорогих альбома «Розы» Пьера-Жозефа Редуте, выставленные в витрине. Но самое удивительное — из святая святых месье Мори, где тот хранил заморские диковинки, тоже ничего не пропало. И все же вор потрудился снять слепок с ключа и изготовить копию, чтобы проникнуть сюда…
Шаги на втором этаже отвлекли его от размышлений. Месье Мори и его дочь вот уже час расхаживали там, наверху, и Айрис не удалось улизнуть даже на пять минут — а Жозеф так хотел ее увидеть! Все ясно, она его больше не любит. Бесконечная тоска сжала сердце юноши. Но как же письмо, ее письмо? Они не спускают с нее глаз, вот в чем дело. Особенно месье Легри. С тех пор, как он узнал, что Айрис — его сводная сестра, в нем проснулась дуэнья.
Жозеф уже собрался поставить лестницу на место, когда вдруг услышал знакомый аромат духов…
— Бедняжка Жозеф, у вас ни минуты свободной. Пойдемте же, я привезла вам из Лондона сувенир.
— Айрис! Наконец-то! — воскликнул Жозеф охрипшим от избытка чувств голосом.
— Не знаю, что и думать, — признался Кэндзи, — вор унес всего две книги. Первая — действительно очень редкое издание «Французского кондитера» Эльзевиров стоимостью четыре-пять тысяч франков. Зато вторая — «Правила выживания» барона Стаффа — никакой ценности не представляет. Я купил ее на набережной за двадцать сантимов. Очень странно.
Он раздвинул перегородку-фусуму, отделявшую кабинет от спальни. Матрас, стеганое одеяло и деревянная подставка для головы на приподнятом полу алькова были сдвинуты в сторону, но, к счастью, вор не обнаружил тайник с личными бумагами, устроенный под одной из досок пола. Кэндзи вздохнул с облегчением, но тут же увидел, что у тяжелого деревянного сундука, стоявшего у изголовья, выбиты петли на крышке.
Виктор держался на расстоянии. В этом японском сундуке хранились личные воспоминания, и его владелец терпеть не мог, когда кто-то совал в них нос. Вот и теперь Кэндзи поморщился и отбросил со лба седую прядь.
— Мне не помешает чашечка зеленого чая, — с явным намеком пробормотал он.
— Сейчас приготовлю, — ответил Виктор и вышел на лестницу.
Свесившись через перила, он увидел, что Айрис и Жозеф сидят рядышком за прилавком. Он кашлянул и знаком попросил сестру подняться наверх.
— Что со списком, Жозеф?
— Я проверил книги, все на месте. Мне осталось только упаковать те, что заказаны на завтра, и я закрою лавку. А у месье Мори как дела? Что-то украли?
— Пока неясно. Что ж, хорошего вечера, Жозеф.
— Вам тоже, патрон. До завтра, мадемуазель Айрис.
Виктор и Айрис сидели на кухне за столом, на котором стоял маленький чайник. Кэндзи долго молчал, не сводя глаз с чашки, потом произнес:
— Настоящая загадка. Не считая двух книг, вор взял из моего сундука чашу, с которой связаны мои личные воспоминания. Несколько лет назад я получил из Шотландии посылку и письмо. Вот оно. И он прочитал:
«Бруэм Грин», 14 октября 1889 года
Дорогой господин Мори!
Исполняя последнюю волю моего брата, питавшего к Вам дружескую привязанность, посылаю несколько предметов, которые он распорядился передать Вам в память об исследованиях на юго-востоке Азии. Прежде всего чашу — по его словам, на ней лежит таинственное заклятие. Вам наверняка известно, что он обладал отличным чувством юмора и скептически относился к верованиям анимистов, потому не сочтите, что им двигали злые намерения. Несмотря на невзрачный вид этой чаши, брат был уверен, что она принесет Вам удачу.
Искренне уверяю Вас в своей дружбе и остаюсь преданной Вам
леди Фанни Хоуп Пеббл.
— Вы не показывали мне эту чашу! — воскликнула Айрис. — Как бы я хотела увидеть ее…
— Милое дитя, зная о том, как ловко вы обнаруживаете все мои тайники, я запер сундук на ключ, — ответил Кэндзи, подмигивая Виктору.
— Намекаете на то, что я слишком любопытна?
— Даже глухой лис почует ласку, если она подберется к его норе. Вот только зря я не навесил на сундук еще и замок. Может, с ним бы грабитель не справился. У этой лисы нюх оказался что надо. Кстати, чаша была завернута в фуросики…
— Фуросики? — переспросил Виктор.
— Тонкую шелковую ткань, в которую по японскому обычаю заворачивают подарки. К счастью, у меня сохранился еще один кусок.
— Аисты с распростертыми крыльями! Такая красивая, я видела ее, когда… — Айрис осеклась и покраснела, поняв, что выдала себя.
— И когда же? — мягко спросил отец.
Она молчала, и он продолжил ровным тоном:
— Когда вы сдвигали матрас на моей кровати. Чтобы вытереть пыль, я полагаю… Оставим этот разговор.
— Вернемся к чаше, — пришел сестре на выручку Виктор. — Вы можете ее описать? Я попрошу Таша набросать эскиз.
— Она выглядит весьма своеобразно. Это череп обезьяны — гиббона, без сомнения, — укрепленный на маленьком металлическом треножнике, украшенном тремя бриллиантами и крошечными изображениями кошачьих морд с глазами из крапчатых агатов.
— Странное дело, — заметил Виктор, — у вас похитили две книги и третьесортную вещицу, не тронув ни гравюры, ни наиболее ценные экземпляры из библиотеки.
— Настоящая загадка, — усмехнувшись, произнес Кэндзи. — Я бы сказал, что здесь орудовал начинающий грабитель. Пойдемте, Айрис, закончим наводить порядок.
Жозеф с головой ушел в перевод статьи из «Таймс», что давалось ему нелегко. На лбу проступили морщины мучительного раздумья, ибо слова отказывались соединяться в осмысленные фразы.
— Жозеф, вы еще здесь?
Молодой человек поднял голову. Виктор с насмешливым видом разглядывал его.
— Патрон, эту газету привезла мне мадемуазель Айрис, чтобы я мог читать по-английски, она ведь дает мне уроки… — Он прикусил язык. Глупая улыбка расплылась на его лице. — Кстати, а как переводится pebble?
— У вас ужасный акцент. Как это слово пишется?
— Р, е,двойное b, l, е.
— Камень, булыжник, галька. Закрывайте ставни, нам пора.
— A murder, патрон?
— Убивать, уничтожать. Все, хватит. Придумывайте свои криминальные загадки в свободное от работы время.
— Я не придумываю, патрон, а перевожу.
— Вы правы, Жозеф. Изучайте язык усерднее. Возможно, уроки мадемуазель Айрис принесут свои плоды.
Жозеф, расценив эти слова как поддержку, закрыл газету, но его радость сменилась беспокойством, когда Виктор, выходя, сурово добавил:
— Вот вам совет на прощанье: обучение языку должно быть последовательным.
В мастерской было пусто. Виктор бросил взгляд на мольберт, посмотрел на стол и увидел письмо.
Дорогой!
Я вернусь поздно: собрание в издательстве.
Не жди меня. Эфросинья приготовила отличное рагу, его нужно только разогреть.
Люблю, целую везде!
Таша
Фотографии детей просто чудесные!
За окном серое, нависшее небо. Скоро пойдет дождь.
Виктор рухнул на кровать. Напротив него мадам Пиньо, сжимая в руках зонт, разглядывала площадь Вогезов. Почти завершенная картина напоминала некоторые работы Берты Моризо.
Посреди ночи он резко сел в постели, разбуженный мыслью, которая внезапно пришла ему в голову во сне. Это было важно и, как ему казалось, связано с событиями, случившимися накануне. Он силился вспомнить, что это было, но тщетно.
Когда Таша вернулась — часа в три утра, — Виктор спал, так и не раздевшись, поверх стеганого одеяла.
