ГЛАВА ПЯТАЯ
Пятница 16 февраля
Виктор припарковал велосипед у книжного магазина в тот самый момент, когда Жозеф отпирал дверь.
— Вижу, вы спешили как на пожар. Не стоило. Я должен тут еще подмести и вытереть пыль. Обычно этим занимается мама, но после вчерашней «сцены у фонтана» она осталась в своей квартире на Висконти. Некоторым везет — могут уединиться, когда пожелают.
— Вам тоже никто не мешает оставаться дома! — бросил Виктор. Он поставил велосипед в кладовку и теперь что-то искал на полках и столах.
— Спасибо за совет, сам бы я ни за что не догадался. Вы что-то потеряли?
— Одну бумажку. Должно быть, выронил, когда записывал адреса книжных магазинов.
— Это, случайно, не страница «Энтрансижан»? Она лежит под Четвертым томом «Истории Франции» Анкетиля.
— Как, черт возьми… Это вы…
— Да. И, к вашему сведению, я ее прочел. Итак, дорогой шурин, наслаждаемся описанием гнусных преступлений? Или… — Жозеф сделал многозначительную паузу, делая вид, что сосредоточился на изучении своей метелки, — или вы уже ведете расследование, а меня решили в игру не брать?!
— Откуда такие мысли?
— Я не вчера родился! Вы записали на полях имена…
— Имена друзей, которым я собираюсь нанести визит.
— Морис Ломье — ваш друг? Да неужели? Вы мне…
Жозеф не договорил — раздался звонок телефона.
— Это меня! — крикнул со второго этажа Кэндзи.
Он прямо в халате сбежал по ступеням вниз, схватил трубку и тут же заулыбался.
— Замечательно, дорогая, до вечера, — сказал он, повесил трубку и насвистывая пошел наверх, не замечая иронических ухмылок Жозефа и Виктора. На середине лестницы он остановился и сообщил нарочито безразличным тоном:
— Я снял в городе кабинет, чтобы при необходимости иметь возможность поработать в тишине и покое. Ничего особенного, маленькая комнатушка, спартанские условия — стол, стул и койка. Само собой разумеется, когда я буду там работать, одному из вас придется заменять меня здесь. — И Кэндзи легкой походкой проплыл в туалетную комнату, пробормотав себе под нос старинную японскую пословицу: «Самый плохой чай сладок, если заварен из свежих листочков».
Жозеф и Виктор были так ошеломлены, что отреагировали не сразу, а потом Виктор расхохотался.
— Чертов Кэндзи! «Замечательно, дорогая, до вечера»! Должно быть, снова объявилась его танцовщица.
— Кабинет, как же! Не кабинет, а гарсоньерка с двухспальной кроватью и всем прочим!
— Нашему другу, Жожо, пришла в голову та же идея, что и вам, но он вас опередил.
— Не называйте его больше уменьшительной кличкой, это непочтительно, — произнес недовольный голос.
Мужчины расступились, пропуская Эфросинью. Облаченная в кроличье манто и шляпу с перьями, достойная матрона напоминала могиканина, вышедшего на тропу войны. В обеих руках у нее было по тяжелой кошелке с капустой, тыквами разной формы и топинамбуром.
— Как раз наоборот, мадам Пиньо, — не согласился Виктор, — такое обращение говорит, что ваш сын — член нашей семьи. И вы тоже, — поспешно добавил он. — Вы сегодня на редкость элегантны.
— Гм… Не пытайтесь меня умаслить. Я притащила в этот дом столько овощей, что вы можете переименовать свою книжную лавку в зеленную! Посторонитесь!
Появился одетый с иголочки, благоухающий лавандовой водой Кэндзи.
— Даже монахи нуждаются в независимости, — пробормотал он, устраиваясь за столом.
— Не всяк монах, на ком клобук, — тихо парировал Жозеф и продолжил, повысив голос: — Мсье Мори, мсье Легри хочет послать меня оценить библиотеку в Вожирар, что очень некстати — у меня много работы, а это займет три или даже четыре часа. Будьте так добры, предупредите Айрис.
Кэндзи кивнул.
— Отправляйтесь. Слава богу, клиентов сейчас немного. Но не задерживайтесь, я должен буду уйти.
Жозеф надел клетчатый пиджак и кепи.
— Идемте, Виктор, это на другом конце города!
Виктор чертыхнулся, но подчинился.
— Вы совсем обезумели! — возмущенно воскликнул он, когда они вышли на улицу.
— Вовсе нет! Вы взяли след, и я тоже хочу участвовать в охоте. Пойдем, я сегодня добрый, угощу вас чашкой кофе в «Потерянном времени», и вы введете меня в курс дела. И помните, вы — будущий дядюшка моего ребенка.
Виктор бросил на него незаметный взгляд. Жозеф взрослеет, с ним придется считаться как с равным. Он предпринял последнюю попытку:
— Айрис Пиньо вряд ли понравится…
— Как и вашей супруге Таша Легри. Но мы вовсе не обязаны ставить их в известность. Поклянемся молчать, как доблестные рыцари, чтоб мне провалиться на этом месте.
Виктор сообщил Жозефу всю имевшуюся у него информацию, и они решили отправиться на улицу Абукир — до нее с улицы Сен-Пер было ближе, чем до улицы Шофурнье.
Фиакр высадил их на площади Побед с конной статуей Людовика XIV. Многочисленные вывески с крупными золотыми буквами портили величественный вид фасадов с аркадами, увенчанными ионическими пилястрами. На углу улицы Этьен-Марсель Виктор брезгливо отвернулся от двух новых зданий, выстроенных по соседству со старинным домом. Париж XIX века незаметно проникал в историческую часть города, и можно было не сомневаться, что со временем бесценный декор, столь дорогой сердцу иллюстратора Альбера Робида, исчезнет без следа, а его место займет шумный муравейник без души и сердца.
Они свернули к улице Абукир, где соседствовали магазины, торгующие дорогими тканями, шелками, кружевом и тюлем, и скромные пошивочные ателье. Между фабрикой искусственных цветов и лавкой модистки стоял шестиэтажный дом под номером 68. Виктор и Жозеф вошли в располагавшийся на первом этаже магазин.
Освещение было тусклым, в темную глубину зала уходила вереница столов с нагроможденными на них стопками одежды, стены были обтянуты серой тканью. Комиссионеры, поглаживая рулоны ткани, вели переговоры с приказчиками.
Виктор представился хозяину, забавному толстяку с родимыми пятнами на щеках.
— Мы с моим другом пишем книгу о моде и сочли нужным поинтересоваться ценами. Нас удивило, что изделия из прочного на вид драпа стоят так дешево: брюки — два с половиной франка, костюмы — девять. Как производителям удается держать такие цены?
Польщенный хозяин пригласил гостей на экскурсию по магазину.
— Все пять этажей забиты товаром, мы уже боимся, что тюки начнут падать нам на головы. В этом главное неудобство парижских помещений. Приходится двигаться вверх, а не вширь.
Они прошли по коридорам, поднялись по лестницам, то и дело уступая дорогу приказчикам, перетаскивающим с места на место тяжелые рулоны и отрезы, и попали в мастерские. Тут обстановка напоминала улей. Одни швеи строчили, другие занимались отделкой, третьи обметывали петли, четвертые трудились исключительно над фальцовкой.
— Эти женщины заняты монотоннейшим трудом, — высказал свое мнение Виктор. — И сколько же они получают?
— Три франка в день, и это совсем неплохо по нынешним временам. Нужно просто правильно распределять бюджет.
— И экономить на еде, нарядах и развлечениях, — прошептал стоявший поодаль Жозеф.
— Сколько часов длится их рабочий день? — спросил Виктор.
— Четырнадцать. И виноваты в этом не производители и не оптовики, а клиентура больших магазинов. Мы вынуждены все время понижать цены, что сказывается на жалованье служащих. К тому же лето — мертвый сезон.
Прозвучал звонок на обеденный перерыв. Девушки разошлись кто куда. Виктор и Жозеф откланялись и проследовали за стайкой юных мастериц до дома под номером 60, где располагалась дешевая столовая, открытая прихожанками протестантской церкви. За девяносто сантимов здесь подавали мясное блюдо, овощи и десерт плюс вино, пиво или молоко. Большинство девушек — швеи, закройщицы, портнихи, брючные мастерицы и жилетницы — довольствовались супом за пятнадцать сантимов и рагу за тридцать.
Жозеф приметил банкетку, на которой сидели рыжая веснушчатая болтушка и жеманная девица, которая то и дело смотрелась в висевшее на стене зеркало И поправляла свои светлые букольки. Он увлек за собой Виктора, и они устроились на свободных стульях напротив.
— Вы позволите, мадемуазель?
Рыжая хихикнула, а блондинка воскликнула:
— До чего галантные господа!
— Мы будем рады угостить вас, если вы, конечно, не против, — вступил в разговор Виктор.
Девушки молча переглянулись.
— Что тут такого, Петронилла? — визгливым голосом произнесла рыжая.
— Петронилла… Прелестное имя!
— Я — Жозеф, а он — Виктор.
— А я — Флорина. Гарсон, четыре комплексных обеда, хлеба и вина! Что на десерт?
— Воздушные пирожные с кремом! — гаркнул пробегавший мимо официант.
— Мы выпьем кофе. Согласны, господа?
— Конечно, — кивнул Жозеф. — Мы друзья Луизы Фонтан, вы ее знаете?
— Лулу? Она три недели как уволилась. Заявила, что с рабством покончено, что она сыта по горло и больше не будет обметывать подкладку и портить себе зрение. Я бы тоже хотела так поступить.
— Наверняка заарканила какого-нибудь богатея! — безапелляционным тоном объявила Флорина и принялась за салат из помидоров с петрушкой.
— Лулу повезло больше. Ее наняла подруга детства, та приехала из Америки и дала ей непыльную работенку — за хорошие деньги. Не бог весть что, конечно, зато прощай, проклейка! Чудесный салат, обожаю помидоры!
Виктор спросил:
— А как зовут эту подругу?
— Понятия не имею. Лулу послала куда подальше Лионеля — это наш мастер, мерзкий старикашка с шаловливыми ручонками. Да уж, она не упустила счастливый случай! Вот бы мне так повезло…
— А где она живет?
— Подруга из Америки? Ты не знаешь, Флорина?
Та покачала головой.
— Она мне не сказала.
— А Лулу где живет?
Виктор хотел пнуть Жозефа ногой под столом — Ломье уже дал ему адрес девушки, но наткнулся на туфельку Флорины, и она фыркнула.
— А говорили, что ее знакомые. Вы, часом, не сутенеры? Пытаетесь нас облапошить?
В этот момент гарсон принес вареную свинину с чечевицей, и девушка смягчилась. Жозеф поспешил ее успокоить.
— Я молочный брат Лулу, мы вместе росли в Шаранте.
— А она говорила, что в детстве жила в квартале Фландр, — бросила Петронилла, с вожделением косившаяся на тарелку Виктора.
— Позже, после того как ее мать переехала в Париж, — подтвердил Жозеф.
— Невкусно, мсье Виктор?
— Просто нет аппетита. Если хотите…
Петронилла не заставила себя уговаривать. Ее аппетит говорил о полной лишений и вечно голодной жизни.
Обольстительная улыбка Жозефа и щедрость Виктора прогнали последние сомнения рыжеволосой швеи.
— Лулу живет на улице Шофурнье, 8, в меблирашках. Я была там всего раз и больше не пойду ни за какие коврижки! Видели бы вы, какая там грязь! А соседи…
Виктор понял, что вытянул из девушек все что возможно, и встал из-за стола.
— Нам пора, Жозеф.
— Как, уже? — воскликнула Флорина. — А десерт? А кофе?
— Я заплачу по счету и попрошу, чтобы вам принесли наши порции.
— Ну же, останьтесь, нам с вами весело, вы такие приличные господа! — Флорина мяла в руках салфетку, взволнованная знаком, который Виктор, как она решила, подал ей под столом.
Жозеф догнал Виктора у кассы.
— Приходите завтра! — крикнула им вслед Петронилла.
Мужчины вышли из столовой и остановились на тротуаре. Секретарши, модисточки, телефонистки возвращались на свои рабочие места. Виктор принял решение, как действовать дальше.
— Езжайте в магазин, Жозеф, а я отправлюсь к Лулу и присоединюсь к вам позже.
— А почему не наоборот?
— Таша проведет весь день в «Ревю бланш». А вас ждет Айрис, — объяснил Виктор и огляделся в поисках фиакра.
Улица Шофурнье примыкала к улице Боливар и поднималась к заросшим кустарником контрфорсам холмов Шомон, где и заканчивалась подковообразным тупиком. В сточной канаве плескалась грязная жирная вода, в воздухе стояли резкие запахи — кислые и сладковатые винные пары отравляли атмосферу. Здесь навеки поселились скорбь и отчаяние. Мальчишки залезали в поломанные коляски, разгонялись, на полном ходу неслись мимо облезлых фасадов и тормозили у кабачка мистера Смита, а потом поднимались обратно пешком, таща свой транспорт на вытянутых руках.
Появление фиакра привлекло внимание завсегдатаев бара. Любопытные потянулись к ветхому зданию, где располагалась лавка ростовщика, — местные проститутки закладывали здесь за два су всякий хлам. Булочник, прачка, торговец железным ломом, их детишки и соседи окружили Виктора.
У дома номер 8, меблированного пансиона, сулившего постояльцам все современные удобства, крепкая тетка со щетинистым подбородком сообщила Виктору нужные сведения.
— Лулу? Она внесла плату три недели назад. Эта девушка не из тех, что сбегают тайком. Я не пускаю одиноких, но о ней ничего дурного не скажу. Ей покровительствовал отец Бонифас, так что волноваться было не о чем!
— Где она теперь поселилась?
— Она не сказала, а я с расспросами не лезла.
— А отец Бонифас может знать адрес?
— Наверное, ведь он ей помогал. Раньше Лулу жила в общежитии для швей у сестер-благотворительниц, на улице Мобёж. Ей надоело спать в дортуаре, она мечтала снять дешевую комнатку, франков за десять в месяц, вот и обратилась к отцу Бонифасу. Он защищает бедняков, помогает им, чем может.
— Где мне его найти?
— Плевое дело. Пойдете по улице Аслен, только поторопитесь, это опасное местечко, попадете на улицу Бюрнуф, а там идите в диспансер рядом с бульваром Ла Виллетт.
Виктор углубился в грязный, узкий, не больше метра в ширину, проход. Справа был палисадник со сгнившим заборчиком, слева — мрачные лачуги без окон и дверей с грудами мусора вокруг.
На пересечении улиц Аслен и Монжоль «Отель дю Бель Эр» предлагал комнаты любителям женской ласки, пожелавшим воспользоваться услугами местных Венер.
Над лестницей Аслен стояли два здания примерно одинакового вида — «Отель де Бухарест» и «56 ступеней», нависавших над земляной площадкой. Какой-то безумец нагромоздил тут кучу лачуг, грязных и трухлявых домов, вряд ли спасавших своих обитателей от ветров и непогоды. Тупики и немощеные улочки захлебывались в грязи и нечистотах. В этой клоаке в ужасной тесноте жили бледные дети, голодные псы, публичные девки, сутенеры, безработные, старики, старухи и клошары.
Виктор прошел мимо выводка проституток: все они — тучные, с дряблыми телами, и худые, как сама смерть, — были в пеньюарах, не скрывавших их сомнительные прелести.
— Привет, красавчик-брюнет, пойдешь со мной? Я в минуту тебя ублажу, увидишь небо в алмазах! Оставайся, за двадцать су и полштофа получишь все, что захочешь!
Виктор повернул обратно. Вслед ему раздавались сальные шуточки, но он не реагировал и уже решил было, что опасность миновала, когда дорогу ему заступил апаш в красном шейном платке и картузе.
— Мне нужен карточный партнер. Решай сам, милорд. Либо играешь со мной, либо уважишь одну из этих дам. Рекомендую выбрать Марго — ее прозвище Депозитная Касса. Хотя резвушка Жижи ничуть не хуже. Товар хорош, так что раскошеливайся!
— Вы очень любезны, но я ни в чем не нуждаюсь, — спокойно отвечал Виктор.
Негодяй замер, перенеся вес тела назад, в ладони блеснуло лезвие ножа, но тут в грудь ему уперся чей-то кулак.
— Спрячь-ка нож, Малыш Луи, и думай, что говоришь. Высланному реклама не нужна. Будь тише воды, ниже травы и пойди сосни часок! А этот нож я заберу.
Эту тираду произнес здоровяк с тонзурой и веселым загорелым лицом. Под белой, знававшей лучшие времена сутаной на нем было латаное-перелатаное пальто, оттопыривавшееся на солидном животе. Он взял Виктора за плечо и отвел в сторонку.
— Послушайтесь доброго совета, мсье, избегайте наших мест: вы слишком хорошо одеты, это вызывает зависть. Здесь живет не только шпана, но временами люди приходят в возбуждение, и тогда случаются прискорбные инциденты.
— Отец Бонифас?
— Верно, друг мой, я — отец Бонифас.
— Спасибо, что вмешались, я… А что такое «высланный»?
— Тот, кому запрещено жить в столице. Малыш Луи далеко не ангел, но сердце у него доброе. В прошлом году он спас лошадь, тонувшую в канале Сен-Мартен. Прыгнул в воду и с помощью веревки вытянул ее на берег. Но потом он пырнул ножом соперника и стал парией.
— Вы дали ему убежище?
— Так велит моя вера. Меня здесь побаиваются, потому что я умею урезонивать упрямцев.
Он показал Виктору огромные кулаки.
— Не беспокойтесь, я редко пускаю их в ход. Предпочитаю лечить себе подобных — в юности я изучал медицину. Что до морали, то ее я оставляю имущим, они любят о ней поговорить, а здесь людям не до нее — они редко когда едят досыта. Мы пришли, вот мои владения, мой диспансер.
Они вошли в чистенькую комнату с побеленными известью стенами. Своей очереди ждали три пациентки. У одной был подбит глаз, другая кормила грудью тщедушного младенца, третья, голубоглазая девочка, укачивала одноногую куклу.
Отец Бонифас вздохнул.
— Года через два этот выросший на навозной куче цветок станет одной из ста тысяч проституток, удовлетворяющих животную страсть мужчин всех сословий.
Священник сделал женщинам знак подождать и провел Виктора в тесную смотровую.
— Здесь я практикую и по мере скромных сил пытаюсь утишать несчастья и боль моих пациентов. Из лекарств у меня мало что есть.
Виктор подошел к застекленному шкафчику. Огуречник, сухая горчица, настойка йода, перекись водорода, банки, вата, бинты, борный спирт и арника составляли арсенал, с помощью которого отец Бонифас боролся с туберкулезом, недоеданием, язвой и прочими недугами бедняков.
— Ну и как прикажете лечить сифилис и принимать преждевременные роды? Я выслушиваю несчастных женщин и делаю, что могу.
— Они могли бы выбрать более почтенную профессию.
— Друг мой, с какой планеты вы свалились? Законы писаны для богачей. Гражданский кодекс запрещает девушке выходить замуж до пятнадцати лет, зато уголовный дозволяет выйти на панель в тринадцать! Женщина из народа впадает в нужду, если ее бросает муж, но развестись с ним не может. А дети — легкая добыча, любой негодяй легко подчинит их своей воле. Когда рождается первенец, муж начинает поколачивать жену, а после рождения второго ребенка уходит из семьи.
— И тогда его место занимает сутенер. Но почему женщина идет на это?
— Ей же надо на что-то жить! Вот вам пример. Одна из моих пациенток добилась предписания суда на содержание для дочери, но у той нет отца, и мать ничего не получит.
— Я не понимаю.
— Фактический отец не есть отец юридический: гражданский кодекс запрещает устанавливать отцовство.
Отец Бонифас пожал плечами, взял флакон арники и вышел в предбанник.
— Итак, Фернанда, ты снова ударилась об дверцу буфета? Хорошенький же у тебя синяк! — Он говорил мягко, его слова звучали успокаивающе.
Фернанда только моргнула в ответ.
— Держи, сестрица, будешь делать примочки три раза в день. Только помни, настойка щиплется, так что покрепче закрывай глаз. Посиди тут, я сейчас вернусь.
Он улыбнулся и едва заметно нахмурился, но, когда вернулся к столу, снова был сама невозмутимость. Виктор знал этот обычай: военный вождь никогда не показывает истинных чувств своим людям и все переживает в одиночку, укрывшись в стенах палатки.
— Вы принадлежите к миссионерскому ордену?
— Когда-то давно я жил в Африке. Работал в больнице. Теперь служу сирым и бедным, пытаюсь облегчить страдания тех, кого отвергло общество, и… Впрочем, историю своей жизни я вам пересказывать не стану! Чем могу быть полезен, мсье…
— Виктор Легри.
— Вы хотите пожертвовать денег на мою деятельность?
— Как раз собирался предложить, — откликнулся Виктор, доставая бумажник.
— Очень великодушно. Думаю, вас привел сюда не только альтруистический порыв?
— Вы правы. Мне назвали ваше имя, когда я наводил справки о кузине одной моей хорошей знакомой, Луизе Фонтан.
— Лулу? Она прелесть. Серьезная, работящая. Я забочусь о ней с тех пор, как ей стукнуло двенадцать лет.
— Три недели назад она…
Скрипнула дверь, и на пороге возникла женщина с ребенком на руках.
— Минутку, Марион.
Отец Бонифас повесил на шею стетоскоп.
— Продолжайте, мсье.
— Лулу переехала.
— Знаю, она меня предупредила. Надеюсь вскоре ее увидеть, она собирает для меня лекарственные травы.
— Больше на нее не рассчитывайте… Лулу задушили у таможни Ла Виллетт.
Несколько секунд отец Бонифас стоял, склонившись над хромированным подносом с пузырьками, а когда повернулся к Виктору, лицо у него было до крайности расстроенное.
— Вы уверены?
— Да. Ее кузина официально опознала тело в морге. Хотя Луиза Фонтан выкрасила волосы в черный цвет.
— Многие мои пациенты умирают, хотя я мог бы их спасти. Большинство из них уходят тихо, просто не хотят больше жить. Но Луиза… Лулу…
Его голос дрожал, в глазах стояли слезы. Виктор удивился такой чувствительности в жестком, больше похожем на грузчика с рынка, чем на священника, человеке.
— Да покоится она с миром, и свет Господень пребудет над ней вечно, — прошептал отец Бонифас и перекрестился. А потом пристально посмотрел на Виктора. — Мсье Легри, мне кажется, вы не были со мной полностью откровенны. Что вам от меня нужно?
— У вас есть адрес последнего места жительства Лулу? — спросил Виктор.
— Нет… Какое несчастье! Она была хорошей девочкой!
В комнате повисла гнетущая тишина. Секунд тридцать отец Бонифас стоял неподвижно и молча смотрел на Виктора.
— Нет, мсье, — твердо повторил он. — Лулу ничего не рассказала мне о своих планах, а я не расспрашивал, хотя, наверное, должен был. Она казалась очень счастливой.
— Сожалею, что принес дурную весть, — тихо произнес Виктор. — Не буду вам больше мешать.
У выхода он столкнулся с Марион. Она схватила его за руку.
— Я слышала ваш разговор. Кое-кто может быть в курсе насчет Лулу. Элиана Борель, она живет на улице Монжоль, все называют ее Моминетта. Вы найдете Элиану у кафе «Под вывеской л’Элизе», сошлетесь на меня.
Виктору очень не хотелось возвращаться на улицу Монжоль. Это место напоминало ему населенные хищниками джунгли. По небу плыли разноцветные облака, за треснувшими во многих местах стеклами зажигались керосиновые лампы. В воздухе звучала мелодия:
Когда все возрождается для надежды,
И зима уходит далеко-далеко…
Виктор заметил кабачок на углу и вошел. Головы посетителей повернулись к нему, и он не на шутку испугался, но все тут же вернулись к своим разговорам.
— Да пошла ты, он отказался платить за ночь!
— …Укокошила сенатора в этот самый момент… Аневризма… ее прозвали Жницей.
Здоровяк в вязаной фуфайке угощался у стойки дешевым красным вином.
— Не скажете, где живет Моминетта? — спросил у него Виктор.
Любитель пикета дважды сплюнул и ответил со смешком:
— Мсье знаток! Напротив, на шестом, справа.
Я снова увижу Нормандию!
Этот край дал мне жизнь.
Коридор дома напоминал то ли пещеру, то ли вход в подземелье. Виктору пришла в голову мысль о Дворе чудес из «Собора Парижской Богоматери» Виктора Гюго. Отхожие места были устроены прямо на лестничных клетках и издавали ужасающее зловоние. Виктор задыхался и шагал через две ступени, торопясь добраться до шестого этажа. Наверху вонь оказалась еще сильнее — тут пахло еще и из выставленных к лестнице помойных ведер. На шестом этаже Виктора едва не сбил с ног полуголый, весь покрытый татуировками верзила. Виктор постучал в дверь.
— Входите, свободно.
В первый момент ему показалось, что он ударится головой о низкий потолок. Унылый полумрак зимнего вечера просачивался через окно в грязное помещение, воздух был тяжелым, атмосфера удушающей. Виктор разглядел грубую железную кровать со сбившимся в комок тюфяком, от простыней пахло ландышем, с балок свисали какие-то тряпки, на полу стоял таз. Обнаженная женщина поливала себя из кувшина с выщербленным носиком.
— Располагайся, сейчас закончу мыться и буду вся твоя.
Виктор замер. Близость этой девушки пробуждала давно забытые юношеские эмоции, у него зачастил пульс.
— Я пришел не за пустяками, мне нужно с вами поговорить.
Она была очень молода и, пожалуй, привлекательна, хоть и сильно накрашена.
— Вы только посмотрите на него! Ты ошибся адресом, здесь не исповедальня!
— Я вам заплачу.
— Деньги вперед, — мрачно потребовала она.
Виктор положил на кровать пять франков.
— Меня прислала Марион. Знаете, где обосновалась Луиза Фонтан?
— Лулу? Она верная товарка! Когда меня вышвырнули из мастерской, дала в долг, а на такое мало кто способен. Младенец Иисус вернул ей все сторицей, она теперь живет, как буржуазна, на улице Винегрие, у мадам Герен, сама мне сказала перед тем как уйти. — Она прикусила губу. — Черт, я же обещала хранить секрет… Вы ведь не сделаете ей ничего плохого?
Девушка подошла очень близко к Виктору, он вздрогнул от неожиданности, по телу прошел спазм. Она выглядела такой беззащитной. Он вдохнул ее запах, она прижалась к нему упругой грудью, и ее нежные плечи разбудили в нем желание.
— Я друг.
Девушка вгляделась в лицо Виктора.
— Да, я тебе верю, чувствую, какой ты романтичный. Уверен, что не хочешь меня? Это бесплатно…
Она подталкивала его к кровати. Хрупкая, соблазнительная… Внутренний голос увещевал: «Неужели ты не устоишь? Разве у тебя нет иных желаний, кроме плотских?»
— Я тебе не нравлюсь? — шепнула она.
— Нравитесь. — Он сделал над собой усилие и мягко высвободился. — Но я женат и влюблен в свою жену.
— Ты странный тип, но твоей жене повезло! Ладно, исчезни.
— Тысячу раз спасибо, мадемуазель, желаю вам удачи.
Виктор вышел за дверь, услышал плеск воды и вдруг понял, что вся его одежда пропиталась ароматом ландыша.
«Придется принять ванну».
Он подумал о Таша и почувствовал стыд.
