15

Доктор Дюбуа проклинает все на свете, идя с кладбища. Он забыл зонтик в больнице и может не успеть дойти до площади Клиши, где можно прыгнуть в фиакр до того, как моросящий дождь превратится в ливень. Он убыстряет шаг. Он должен встретиться с Перуном и сообщить ему о Нелли Блай, прежде чем это сделает кто-то другой. При мысли о Перуне мизинец на правой руке начал гореть. Полпальца ему отрезал Перун.

Дойдя до площади, он останавливает фиакр.

— На левый берег через мост Сен-Мишель, — говорит он извозчику, садясь в экипаж. Дюбуа знает, что его просьба не удивит извозчика, несмотря на то что он одет по старинке и по его ридикюлю сразу видно, что это врач. Даже для человека его профессии нет ничего необычного приехать на набережную Сены после полуночи, чтобы подхватить работающую там проститутку.

Он откидывается на спинку сиденья и прислушивается к мерному топоту копыт, давая отдых телу и мыслям. Кажется, что уже многие годы прошли с тех пор, как он был глупым молодым кафешным революционером, благовоспитанным студентом, просиживавшим вечер с друзьями, попивая абсент и потягивая трубку за разговорами о том, как они сбросят правительство во имя торжества справедливости для бедных.

Это была пустая болтовня, пока год назад к их столику не подошел Перун и не предложил ему участвовать в борьбе против угнетения. Он счел это за честь, а друзья завидовали ему. В мире политического анархизма личность Перуна была окутана тайной. Его скорее знали понаслышке, чем в лицо, он приобрел репутацию человека дела — того, кто устраивает «кровопускание».

Он никогда не задавался вопросом, почему Перун выбрал его. Ему нравилось думать, что это случилось потому, что не многие врачи интересуются политической анархией и биологической химией, но в глубине души он считал иначе: он тот, кем Перун может повелевать.

Правый мизинец снова ноет. Он крепко сжимает его, но боль не проходит, как и воспоминание о том, при каких обстоятельствах он лишился пальца. Он отказался выполнить первое задание, данное ему Перуном, — убить человека. Для Перуна не имело значения, что этим человеком был друг Дюбуа. Когда он спросил почему, Перун отказался говорить. Потом, когда он сказал Перуну, что не может убить друга, тот избил его до потери сознания.

— Товарищ должен отбросить свои личные чувства, — сказал он Дюбуа после наказания. Затем, дабы Дюбуа имел постоянное напоминание, что он должен беспрекословно подчиняться, Перун отрезал ему полмизинца. Как ни странно, это укрепило его преданность Перуну. Дюбуа даже считает, что ему повезло — он остался жив.

К тому времени как он вышел из фиакра, дождь прекратился. Туман даже гуще, чем на Холме, — сырой, тяжелый покров поверх ночи. В десятке шагов от того места, где он стоит, на высоком металлическом столбе два громадных газовых фонаря излучают слабое свечение. Он находит лестницу, ведущую к набережной, и спускается по поросшим мхом каменным ступеням.

— Мсье…

Дюбуа чуть не оступается от неожиданности.

— Господи!

Из углубления в стене появляется проститутка, он отмахивается от нее.

— Не сегодня.

— Не спеши, дружок. Какого цвета твой флаг?

Он понял. Перун всегда выставляет дозорных на подходе к речной барже. Проститутка — это удачная мысль. Дюбуа не сомневается: она не задумываясь убила бы его, если бы он ответил не так.

— Черный. — Цвет знамени анархистов.

Не сказав ни слова, она отступает, чтобы Дюбуа следовал дальше.

Внешне баржа ничем не отличается от деревянных шаланд, на которых по реке перевозят продукцию фермеров и всякую всячину. На палубе баржи размерами двадцать метров на семь только одна постройка — рулевая рубка. Никому и в голову не придет, что на борту находится лаборатория.

Он поднимается по трапу, пересекает палубу, проходя мимо рядов мокрых рогожных мешков с гниющей картошкой. Слабый огонек от сигареты светится в рулевой рубке. В ней стоит человек с острым ножом, поджидая незваных гостей. У него есть ружье, но оно пригодится, только если полиция попробует сунуться на баржу.

Дюбуа, постучав два раза, поднимает крышку люка. Он надеется, что Перун не изменил условный сигнал, с тех пор как виделся с ним в то утро. Он испытывает гордость, что ему позволено подняться на баржу. Не многие из тех, кто непосредственно работает над проектом, удостаиваются такой чести.

Лаборатория в трюме — это не чулан, как у них в больнице, а исследовательский центр, которому может позавидовать любой экспериментатор. Керосиновая лампа висит над длинным столом из нержавеющей стали, занимающим центральную часть помещения.

Дюбуа знает по своему опыту лабораторной работы, что он выходит на поле битвы в войне, ведущейся с тех пор, как первые жизненные формы появились на Земле и начали бороться за существование, в незримой войне, идущей в каждый миг каждого дня, в конфликте между родом людским и существами, столь малыми, что большинство из них не видны даже под микроскопом. И тем не менее они способны убивать создания, в миллиарды раз больше их самих.

Борьба идет повсюду: в пищевых продуктах, воде, воздухе, земле и даже в самом теле человека или животного. Большинство безвредны, некоторые помогают людям — без них невозможно было бы готовить еду или переваривать пищу, разлагать отходы. Но некоторые из них — безжалостные убийцы, уносящие жизни миллионов людей ежегодно.

Перун сидит на деревянном табурете за столом, рассматривая образец под микроскопом. Он пользуется самым современным оптическим инструментом Карла Цейса, гораздо более совершенным, чем устаревший микроскоп в импровизированной лаборатории Дюбуа в больнице.

Увлеченность Перуна своей работой напоминает Дюбуа о том, что он читал о великом охотнике за микробами — Луи Пастере. Оба — фанатики в своей науке, но расходятся в своих целях. Задача Пастера — подавить вирулентность микроорганизмов, остановить их распространение и не дать им убивать людей. Перун — анархист, воюющий с правительством, и это отвлекает его от научной работы.

Цель анархизма — освободить народ от произвола и диктата правительства, создать свободное и мирное общество. Но путь к новому обществу лежит через насилие и террор.

Дюбуа молча стоит у стола и рассматривает батарею биохимической аппаратуры на нем: чашки Петри, горелки Бунзена, спиртовки для кипячения мензурок, стеклянные колбы, пробирки с пробками, пинцеты и пипетки. На полу под столом ящик из Китая, пропущенный таможней без досмотра, поскольку на нем стоит маркировка департамента здравоохранения. Дюбуа слегка вздыхает, видя превосходную научную аппаратуру. Если бы только великий человек позволил работать рядом с ним…

— Не желаешь ли отведать колбаски? — спрашивает Перун, не отрываясь от микроскопа.

«Колбаска» — это испорченная пища в стеклянном контейнере.

— Что это?

— Clostridium botulinum.

— А!

Clostridium botulinum — бактерия, вырабатывающая один из самых сильнодействующих ядов, известных как ботулин. Термин происходит от латинского названия колбасы: botulus. Он вошел в употребление, после того как жители Вильдбада в Германии отравились копченой колбасой домашнего приготовления. Понимая, что недоброкачественные продукты служат питательной средой для микробов, выделяющих смертельный токсин, тысячи людей потребляли их и умирали ежегодно от яда, обычно содержащегося в консервированных продуктах домашнего приготовления, не прошедших тщательной обработки.

Для разведения смертоносных микроорганизмов Перун создал точно такие же условия, какие были у немцев, когда они делали колбасу: он дал возможность продуктам испортиться при низком содержании атмосферного кислорода.

— На каком вы этапе? — спрашивает Дюбуа. Тон его голоса выдает зависть и восхищение, которые он испытывает к способностям Перуна как ученого.

— Я получил чистую культуру.

Это значит, что он вырастил ботулинус в лабораторных условиях, а не выделил из испортившихся продуктов питания. Дюбуа знает, что первые образцы, полученные из «колбасы», обязательно содержали бы много различных видов бактерий. Сначала Перуну нужно было отделить ботулинус от других бактерий. После того как он получил культуру чистого ботулинуса в питательной среде простого сахарного раствора или мясного бульона, либо в жидком виде, либо в затвердевшем — как агар, ему, вероятно, было несложно увеличить колонию, хорошо питая бактерии.

Пока Перун продолжает изучать бактерии, Дюбуа подходит к «инкубатору» и наблюдает за рабочим в нем. Если бы микроскопы и другое лабораторное оборудование на столе Перуна не показались чем-то необычным для сотрудников Пастера, то инкубаторы на барже были сооружениями уникальными. Не то чтобы уникальными, подумал Дюбуа, но странными и непонятными.

Инкубатор — это изолированная емкость, где устанавливаются определенная температура, влажность и другие параметры для размножения микробов. Но три инкубатора на барже по размерам не уступали холодильным камерам для мяса, куда мог поместиться человек.

Одна перегородка инкубатора из прозрачного стекла, и Перун из лаборатории может видеть своего сотрудника, работающего внутри. Другие перегородки деревянные, но они также покрыты листами стекла с резиновым уплотнителем. Он необходим для того, чтобы то, что находится внутри, внутри и оставалось.

Перун утверждает, что больше ни у кого в мире нет такой колонии смертоносных микробов. Дюбуа в этом не сомневается.

Атмосфера в инкубаторах потенциально настолько токсична, что туда входят только в водолазных костюмах. Перун выбрал их, потому что материал, не пропускающий воду на океанском дне, непроницаем и для микробов. Воздух для дыхания подается в костюмы по резиновым шлангам. Лица рабочих видны через стеклянные иллюминаторы на большом металлическом шлеме. Из инкубатора рабочие выходят через заднюю дверь. Их сразу же поливают водой из шланга, только после этого они снимают водолазные костюмы.

Это опасная работа. Они все единомышленники-анархисты. Иногда Перун теряет одного из своих микроскопических существ, которых они вскармливают.

— Никогда не забывайте, что они голодны, а вы — их корм, — говорит Перун своим сотрудникам.

Те, кто работает в инкубаторе, напоминают Дюбуа собирающих урожай на дне моря водолазов, изображенных на рисунках в книге Жюля Верна, которую он читал в юношеские годы.

— Я хочу проверить токсичность, — говорит Перун.

Дюбуа подходит к лабораторному столу, а Перун набирает в шприц жидкости из культуры ботулинуса. Экстрактором для пуль — биологи называют его «мышиными щипцами» — он достает из клетки крысу и, сделав инъекцию, сажает обратно.

Перун бросает взгляд на Дюбуа, убирая свое рабочее место.

— Ботулин действует медленнее, если попадает в организм вместе с пищей. При введении непосредственно в кровь он действует быстрее. С током крови он проникает в нервные окончания и вызывает спазмы мышц. В итоге наступает паралич и смерть. — Он косо улыбается Дюбуа. — Ты точно не хочешь попробовать колбаски?

Дюбуа потирает начавший гореть мизинец.

Сардоническая улыбка сходит с лица Перуна.

— Так почему ты решил оторвать меня от работы ночью?

— У нас возникла серьезная проблема, не терпящая отлагательства.

— Что еще за проблема?

— В Париже объявилась репортерша из Америки. Она знает про вас и сообщила полиции.

Перун разражается хохотом.

Дюбуа охватывает страх. Он не знает, как реагировать на перемену настроения у Перуна.

— Она знает, кто вы. Она решительно настроена разыскать вас. Ее нужно остановить, иначе она все погубит.

— Нет. Оставь Нелли Блай в покое.

— Вы… вы знаете ее?

— Она гоняется за тенями.

— Но инспектор Люссак сказал, что главный инспектор службы безопасности наведается ко мне завтра, чтобы расспросить о девушке, которую вы убили сегодня ночью.

Перун вскакивает, чуть не опрокинув табурет, и подходит почти вплотную к Дюбуа.

— Ты говоришь о девке, которая умерла от гриппа, не так ли?

— Да. — Дюбуа в страхе опускает глаза. — Да, я это имею в виду.

— Отлично. Тогда не о чем беспокоиться. Так?

— Да, но она задавала вопросы, и их будут задавать мне. Вопросы, которые никогда бы не возникли.

— Ты врач. Наговори им какой-нибудь профессиональной чуши, и пусть они думают, что все идет как надо. — Перун делает паузу. — Ну, ты справишься с такой простой задачей.

— Да, конечно. Просто я подумал…

— Позволь мне думать самому. — Перун начинает расхаживать по лаборатории. — Пока все очень хорошо. Я бы даже сказал, отлично. У тебя есть возможность убедить главного инспектора в необходимости направлять всех умерших от гриппа тебе на исследование.

— Но это входит в обязанности моего начальника, доктора…

— Скажи ему, что ты готов избавить его от этого занятия.

Дюбуа знает, что у него нет выбора. Ему не хочется думать, что будет, если он не подчинится приказу Перуна.

— Да, все очень хорошо. — Перун берет со стола скальпель и плашмя постукивает им по своей ладони. — Когда все будет закончено, я должен буду поблагодарить ее за помощь. — Он приставляет острие скальпеля к подбородку Дюбуа. — Ты согласен со мной, доктор?

— Да.

Дюбуа задерживает дыхание.

Перун улыбается и тупой стороной скальпеля проводит по шее Дюбуа взад и вперед.

— Мне доставит величайшее удовольствие выразить ей признательность, когда я буду убивать ее. — Потом он кладет скальпель на место, словно ему надоела эта игра, и возвращается к микроскопу.

— Уходи. Мне нужно закончить работу.

Когда Дюбуа оказывается на улице, ведущей к набережной, он в изнеможении садится на скамейку. Руки у него дрожат. Он дотрагивается до шеи. Крови нет, но холодок стали на горле все еще чувствуется.