6

Кем был Джон Слейд? Чем он был для Изабели Уайт, и какими были его намерения относительно меня? Ответы на эти вопросы станут ясны в свое время. А пока я вернусь к моей собственной истории.

В нашей комнате в «Кофейне Капитула» меня стошнило в тазик — в четвертый раз после смерти Изабели. Энн поддерживала мою голову, разрываемую нестерпимой болью. Наконец я легла, измученная невыносимыми испытаниями двух последних дней.

— Бедная Шарлотта, — сказала Энн, нежно обтирая мое лицо мокрой тряпицей. — Мне грустно, что ты так сильно страдаешь.

За окнами тлели желтоватые сумерки. В комнате было жарко и душно. Когда-то «Кофейня Капитула» была излюбленным приютом книготорговцев, издателей, писателей и критиков. Позднее она стала гостиницей, где предпочитали останавливаться университетские ученые и деревенские священнослужители, зачем-либо приезжавшие в Лондон. Мой отец проживал тут, когда был студентом богословия, и привез сюда Эмили и меня, когда сопровождал нас в бельгийскую школу. Но в это утро нашего приезда хозяин сообщил нам, что в настоящее время «Кофейня Капитула» редко принимает приезжих на ночь. Увидев, как мы расстроились, он любезно позволил нам остаться и отвел в эту комнатушку наверху. Гостиница выглядела пустой и унылой.

— Мои страдания — ничто в сравнении с тем, что пришлось претерпеть Изабели Уайт, — сказала я, лихорадочно ворочаясь с боку на бок. — Такое прекрасное создание, и погибнуть в самом расцвете!

— Теперь она обрела покой у Бога, — сказала Энн.

Вера поддерживала нашу семью во многих бедах, но сейчас послужила мне слабым утешением.

— Изабель Уайт оказалась на Патерностер-роу, потому что хотела повидать меня!

Когда я вернулась в гостиницу после разговора с констеблем, хозяин сказал мне, что Изабель спрашивала меня чуть раньше. Она как будто расстроилась, услышав, что меня нет, сказал он. И торопливо ушла. Видимо, убийца тогда же и напал на нее.

— Я знала, что она в беде, и сказала ей, где меня найти, если ей понадобится моя помощь… — Я поморщилась от нестерпимой мигрени. — Это моя вина, что она встретила свою смерть здесь.

— Ах, Шарлотта, ты не должна винить себя, — сказала Энн, омывая мое лицо прохладной водой. — Ты хотела лишь добра. Вина лежит только на злом человеке, убившем мисс Уайт.

Хотя я признавала мудрость слов моей сестры, снять с меня вину она не могла.

— Я убеждена, полиция ничего не предпримет для того, чтобы отыскать убийцу. Вероятно, они считают, что это не стоит их усилий.

— Может быть, убийца — ловкач-франт, как предположил констебль, — сказала Энн. — Может быть, полиция поймает его после какого-то следующего преступления, и он будет наказан тогда.

— Не могу поверить, что это убийство было всего лишь прихотью судьбы. И я не в силах просто ждать и надеяться, что правосудие свершится благодаря еще одной ее прихоти! — вскричала я вне себя. — Нет! Я должна попытаться выяснить, кто убил Изабель Уайт.

— Ты? — Энн была поражена. — Моя милая Шарлотта!

— Это самое меньшее, что я могу сделать для мисс Уайт.

— Но это же дело полиции, а не твое. У тебя нет ни права, ни возможностей расследовать убийство. Ну что ты можешь сделать?

— Не знаю, — созналась я. — Но я должна узнать подлинную историю того, что произошло с Изабелью. Не будь мне так плохо, возможно, я сумела бы придумать план.

С непривычной для нее едкостью Энн сказала:

— Мне начинает казаться, что твое недомогание повлияло на твой рассудок.

— Мой рассудок в полном здравии. — Я села, выпрямившись, уязвленная ее предположением.

— Что, кроме умственного помешательства, может объяснить такие ни с чем не сообразные намерения? — Энн встала, ломая руки в волнении, но с редкой искрой вызова в глазах.

— Тебе, может быть, достаточно терпеливо ждать, пока все не уладится, но не мне, — огрызнулась я. Хотя я понимала, что мое желание отыскать убийцу Изабели Уайт правда выглядит неразумным, но меня возмутило, что младшая сестра мне перечит. — Да ведь если бы я не решила продать наши произведения и не убедила бы тебя и Эмили вместе со мной послать наши рукописи издателям, мы ничего не опубликовали бы.

— Излишняя предприимчивость так же вредна, как и ее недостаток. — Голос Энн прервался, она ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть, но ее взгляд был упорно устремлен на меня. — Думается, не только убийство подействовало на твой здравый смысл. Возможно, твой литературный успех придал тебе глупую смелость.

Заикаясь от изумления, я ошеломленно сказала:

— Может быть, ты завидуешь моему успеху и хотела бы, чтобы впредь я влачила жизнь в пассивной скучной безвестности, но вспомни: если бы не моя глупая смелость, мы не были бы в таком положении, как теперь!

В глазах Энн заблестели слезы. Отвернув лицо, она сказала:

— Как бы я этого хотела!

Теперь меня охватил стыд, потому что я обидела Энн. Убийство ведь, наверное, ошеломило ее не меньше, чем меня, но когда я совсем обессилела, она ухаживала за мной. Кроме того, она преданно поддерживала меня во время нашего посещения «Смита, Элдера и Компании». Я ощутила себя виноватой из-за того, что часто бывала нетерпелива с Энн, поскольку она никогда не была моей самой любимой сестрой. Разумеется, я нежно любила Энн, но рядом с блестящим умом и оригинальностью Эмили Энн выглядела скучной посредственностью. Я ужаснулась тому, как мы внезапно набросились друг на друга. Пропасть между мной и моей сестрой ширилась. Я слезла с кровати и проковыляла к Энн, которая, понурив голову, стояла у окна.

— Я так сожалею, — сказала я, беря ее руку. — Мне не следовало говорить так. Можешь ты простить меня?

Энн хлюпнула носом, сумела трепетно улыбнуться и кивнула.

— Если ты простишь, что я так бессердечно говорила с тобой.

Мы обнялись к нашему взаимному облегчению. Тем не менее потребность узнать правду об убийстве Изабели Уайт во мне не угасла. Неуемное любопытство томило мое сознание, будто я читала увлекательную книгу, но ее отняли у меня прежде, чем я успела узнать конец. И я хотела добиться справедливости для незнакомки, которая вызвала у меня интерес и симпатию. Оставалось только надеяться, что каким-то образом мне представится желанный случай.

— Вскоре должны приехать мистер Смит и его сестры, — сказала я. — Нам лучше привести себя в порядок.

Отдохнув еще час, мы умылись и переоделись во все чистое. Моя тошнота почти улеглась. Когда я посмотрела в зеркало, лицо у меня было такое, будто я постарела на десять лет. Отвернувшись от моего жуткого отражения, я спустилась с Энн вниз встретить Джорджа Смита и двух молоденьких барышень, которых он представил как своих сестер. Обеих отличали те же каштановые волосы, светлый цвет лица и живость, что и его самого. Обе были одеты в элегантные платья из белого шелка.

— Счастлив представить мисс Шарлотту Браун и мисс Энн Браун, моих йоркширских друзей, — сказал Джордж Смит, сдержав свое обещание не выдать, кто мы такие.

Он выглядел истинным красавцем и очень импозантным в сюртуке и белых перчатках. В руке он держал черный цилиндр. Я ощутила пробуждение давно подавленного чувства: миновали годы и годы с тех пор, когда я позволяла себе восхищаться мужской внешностью.

— Но нам следует поторопиться, — сказал мистер Смит. — Опера скоро начнется.

— Опера? — Я как-то не поняла, что мы согласились поехать в оперу, хотя это объясняло, почему Смиты были одеты столь официально. Меня охватила паника, ведь мы с Энн были одеты неподходящим образом. Но, откажись мы поехать, Смиты были бы разочарованы и обижены.

Заставив себя улыбнуться, я сказала:

— Да, поторопимся.

В карете я сидела между мистером Смитом и Энн на сиденье лицом к лошадям. Пока мы громыхали по темной улице, меня охватило радостное волнение вопреки моему недомоганию и стыду за мою убогую внешность. Разве вечерние лондонские увеселения не были одним из приключений, которых я жаждала? Присутствие Джорджа Смита совсем рядом, так что я ощущала чистый мужской аромат мыла для бритья, усугубляло мое волнение. Против моей воли во мне пробудилось былое томление. В прошлом я дважды влюблялась. Первым предметом моих чувств был Уильям Уэйтмен, помощник моего отца девять лет назад. Приятной внешности и обаятельный, он флиртовал со мной, но затем я поняла, что он флиртует со всеми барышнями, свободными от каких-либо уз, предпочитая более миловидных, чем я. Ну, а вторая моя любовь… так непростительно унизиться! Теперь я приказала моему сердцу утишить его убыстряющиеся биения.

— Как вы провели ваш день в столице? — спросил мистер Смит.

— Боюсь, мне выпало тяжкое испытание, — сказала я.

Когда я рассказала про убийство Изабели Уайт, его сестры ахнули от ужаса. Мистер Смит сказал:

— Сожалею, что не уговорил вас остановиться в моем доме! Тогда бы вы не стали свидетельницей столь ужасного преступления. Вам с Энн не следует возвращаться на Патерностер-роу. Вы должны поехать ко мне.

Его заботливость тронула меня, а приглашение, сулившее возможность узнать его получше, выглядело очень соблазнительным вопреки моему отвращению к пребыванию среди посторонних людей. Но я знала, что уступки таким соблазнам всегда оборачиваются для меня горестями.

— Вы очень добры, — сказала я наконец, — но я должна отклонить ваше приглашение, поскольку вам нет нужды оберегать меня. Я не думаю, что мне надо чего-либо опасаться.

Я объяснила, что убийца, как я поняла, знал Изабель и последовал за ней в Лондон. Приведя свои доводы, я сказала:

— Боюсь, я не успокоюсь, пока не сделаю всего, что в моих силах, чтобы отыскать того, кто совершил это убийство.

— Ваша готовность прилагать столько усилий ради едва знакомой дамы достойна всяческих похвал, — сказал мистер Смит. Наклонившись поближе, он прошептал: — Она отражает тот чудесный благородный дух, который я заметил в авторе «Джейн Эйр» даже до того, как познакомился с ней.

Его комплимент согрел меня; я страшилась взглянуть на него. Были ли упомянутые им качества тем, что он ценил в женщине? Смела ли я подумать, что он ценит их выше юности, красоты или очарования? Я сказала робко:

— Не посоветуете ли вы мне, как мне убедить власти заняться расследованием этого убийства?

Он призадумался, потом сказал:

— Я шапочно знаком с полицейским комиссаром. Если хотите, я попрошу, чтобы он рассмотрел собранные вами факты.

— Да! От всего сердца благодарю вас. — Благодарность только усилила мое расположение к Джорджу Смиту.

Наша карета свернула на широкую оживленную улицу. Экипажи громыхали мимо прогуливающихся толп, и уличные лоточники продавали театральные программки. Питейные заведения были полны гуляк, а вульгарно одетые женщины топтались на месте, выкрикивая непристойные приглашения проходящим мужчинам. Газовые фонари, яркость которых тускнела от дыма, придавали всей сцене фантастичность, одновременно и пугающую, и пьянящую.

Сестры мистера Смита смотрели в окошко и болтали друг с другом.

— А эта карета следует за нами от Патерностер-роу.

— Да, и так близко!

Меня охватила тревога. Оглянувшись, я прищурилась в окошко и увидела закрытый черный экипаж, запряженный черными конями, с кучером на козлах. Сердце мое сжалось от жуткой мысли. Кто-то выслеживает меня? Не тот ли человек, который выслеживал Изабель Уайт?

Я поскорей отодвинулась от окошка. Мистер Смит сказал мне:

— Вы дрожите. Вы озябли? Могу ли я подать вам плед?

— Нет, благодарю вас. Мне ничуть не холодно, — ответила я, решив, что у меня разыгралось воображение.

Мы въехали в Ковент-Гарден и покатили вдоль изящных оштукатуренных домов. Мужчины толпились перед входами в музыкальные салоны и кабинеты для ужина или сопровождали дам. Хотя июль означал завершение лондонского сезона, театральный квартал был заполнен экипажами. Оглядев их, я почувствовала облегчение — странной черной кареты между ними не было. Экипажи направлялись к сверкающему огнями Королевскому оперному театру.

Когда наше общество вышло из кареты, мистер Смит предложил мне руку. Его серьезный прямой взгляд придал этому вежливому жесту интимность, от которой мой пульс забился чаще. Я вступила в театр, почти забыв про Энн по другую его руку и мисс Смит, идущих сзади нас. Фойе переполняли мужчины в строгих вечерних костюмах, и женщины в платьях ярчайших расцветок красовались обнаженными плечами и бюстами в сверкающих драгоценностях. Они придирчиво разглядывали мою провинциальную одежду. Слышался благовоспитанный смех.

Моя голова все еще разламывалась, и меня поташнивало, но пьянящее предвкушение пересиливало недомогание. Невольно я сжала локоть Джорджа Смита, и он обернулся ко мне.

— Вы ведь знаете, я к подобному не привыкла, — сказала я, запинаясь.

Он засмеялся, будто общей шутке. Я смаковала наше восхождение по устланной малиновым ковром лестнице. Мистер Смит здоровался со знакомыми и представлял меня как «мисс Браун, своего дорогого друга». Он улыбался мне, будто наш секрет объединял нас в дерзком заговоре. Краснея, признаюсь, что мне казалось, будто я ему нравлюсь.

Вскоре мы уже сидели в ложе первого яруса. Еще пять ярусов, украшенных золотыми цветами, разделенных золотыми колонками и заполненных публикой, поднимались к куполу потолка. Колоссальная хрустальная люстра излучала сверкающий газовый свет. Дамские веера трепетали, спасая от жары под гул разговоров. Ложа обеспечивала мне желанную меру укромности, и все-таки меня покалывало ощущение, что за мной наблюдает бдительный, сосредоточенный на мне взгляд.

— Сегодня дают «Севильского цирюльника», — сказал мистер Смит рядом со мной.

Я обратила внимание на мужчину, стоящего шагах в пятидесяти на краю партера у сцены. Он смотрел прямо на меня. Мое скверное зрение еле позволило мне разглядеть, что волосы у него темные, как и одежда, и я ощутила в нем угрозу.

— Энн, — прошептала я, толкнув локтем мою сестру, — видишь того человека?

— Какого? — В голосе Энн было недоумение.

Увы, в этот миг его от нас заслонили другие люди, а когда они прошли, его уже не было.

— Не важно.

Но я думала о черной карете. Она доставила этого человека сюда следить за мной? Связан ли он с убийством Изабели Уайт? Я тревожно вглядывалась в зрителей, ища его. Он казался бестелесной угрозой, рассеянной среди публики. Люди смотрели в театральные бинокли, и всякий раз, когда я замечала бинокль, направленный в мою сторону, меня пробирала дрожь.

Свет потускнел, и тишина окутала зал. Оркестр сыграл увертюру, и занавес поднялся, открыв средневековую длинную сцену. Актер в плаще и широкополой шляпе стремительным шагом вышел на подмостки. Вокруг него встали музыканты, и он запел серенаду. Было это великолепно, но так как опера исполнялась по-итальянски, я не понимала ни слова. Мое ощущение, что где-то рядом зловещие наблюдатели, все росло. Теплый воздух театра был испорчен испарениями газа, усилившими мою мигрень. Драма на подмостках развертывалась, певица исполнила арию, высокие пронзительные ноты напомнили мне крики Изабели Уайт. Я сглотнула тошнотный комок.

— Прошу извинить меня, — шепнула я Джорджу Смиту. Я страшилась выйти из ложи одна, но это казалось предпочтительней, чем если бы меня стошнило перед ним.

Я встала и, спотыкаясь, вышла за дверь ложи. Длинный коридор был пуст. Я почти побежала по нему и услышала за спиной крадущиеся шаги. Страшась оглянуться, я пошла быстрее. Из зала доносилась жизнерадостная музыка. Шаги убыстрились, будто эхо повторяя стук моего сердца. Лестница! Я побежала вниз по железным ступенькам. Я услышала металлический лязг — мой преследователь спускался следом за мной. В отчаянии, задыхаясь, изнемогая от тошноты, я выскочила из двери в другой коридор.

Прямо передо мной распахнулась дверь, из нее вырвалось громкое оглушающее пение. Из ложи вышли несколько дам. Я последовала за ними по парадной лестнице, полная признательности за их защиту, о которой они и не подозревали. Снаружи я наконец облегчила свою тошноту. Мой преследователь исчез.

Когда я возвращалась в свою ложу, Джордж Смит встретил меня перед дверью.

— Я искал вас, — сказал он. — Вы плохо себя чувствуете?

— Нет, благодарю вас, — сказала я.

Мы вернулись на свои места, но оперу я больше не слушала… Я не могла ни забыть пережитого испуга, ни перестать думать о смысле происшедшего.

Шел уже второй час ночи воскресенья, когда мы с Энн вернулись в «Кофейню Капитула». В гостинице царила тишина. Патерностер-роу был погружен в дремоту. Пока мы поднимались в нашу комнату, я рассказала Энн, что случилось, пока звучала опера.

— Милая Шарлотта, а ты уверена, что за тобой кто-то гнался? — спросила Энн скептически.

— Совершенно уверена, — сказала я.

— Но даже будь это тот, кто убил Изабель Уайт, что ему может быть нужно от тебя?

— Возможно, он верит, будто я могу опознать его перед полицией, и хочет помешать мне.

— Но ведь ты же не рассмотрела его лица.

— Он этого не знает, — возразила я.

— Почему ты ничего не сказала про это мистеру Смиту? В антракте было достаточно времени, чтобы он мог попросить кого-нибудь поискать того, кто гнался за тобой.

Я вздохнула.

— Боялась, что он мне не поверит.

По выражению ее лица я поняла, что Энн мне тоже не верит. Но это не было плодом моего воображения. Меня кто-то преследовал.

Перед нашей комнатой стоял стол со свечами. Я зажгла одну и открыла дверь. Прохладный воздух вырвался наружу, пламя свечи заколебалось. Войдя внутрь, мы с Энн обе вскрикнули от неожиданности. Наш кофр был открыт, наши вещи расшвыряны вокруг, а ящики комода выдвинуты. Одеяла и простыни были сорваны с матраса, а сам он стянут на пол. Осколки стекла усеивали пол под окном, в котором зияла дыра. Сквозняк теребил занавески.